Файл: Джон Рональд Руэл Толкин 01. 1892 09. 1973) писатель, поэт.pdf

иногда правая рука ползла по груди, хватая цепочку, и медленно опускалась
– пока что воля одолевала искушение.
Быстро смеркалось; Фродо сидел, склонив голову между колен, плечи обвисли, руки упирались в землю, и судорожно подергивались пальцы. Сэм горестно смотрел на него, покуда их не скрыла друг от друга непроглядная темнота. Слова на язык не шли, и он вернулся к своим невеселым мыслям.
Усталый, измученный страхом, из сил он, однако, не выбился. Конечно,
думал он, оба они давно протянули бы ноги, кабы не эльфийские хлебцы.
Есть-то, конечно, все равно хотелось – ох, не отказался бы Сэм от каравая хлеба на придачу к сковороде жаркого! – но, когда ешь одни путлибы, так оно, может, и лучше. И то сказать, они придавали духу, и окрепшее тело подчинялось власти, какой не дано смертным. Думалось же ему о том, что по дороге дальше идти нельзя – она уводила во мрак, – а Гора возвышалась справа, на юге; пора было сворачивать. Только путь до нее далекий, и все по голой, дымящейся, обгорелой земле.
– Воды надо, воды! – пробормотал Сэм. Он крепился, как мог; язык распух и, казалось, не помещался в пересохшем рту; но все равно воды оставалось немного, меньше половины фляги, а идти еще дня два-три.
Фляга давно бы опустела, если б они не отважились выйти на оркскую дорогу: там изредка попадались каменные водоскопы – затем, наверно,
чтобы войска не погибли от жажды среди выжженной равнины. В одном из них на дне была вода – затхлая, загаженная орками, но на худой конец сгодилась и такая. Однако с тех пор прошли сутки, и больше воды не сыщешь.
Наконец, ни до чего не додумавшись и отложив заботы на завтра, Сэм забылся прерывистым сном. Ему мерещились злобно мигающие огоньки,
какие-то ползучие тени, слышались звериные шорохи и мучительные крики; он вздрагивал, открывал глаза: никого и ничего, глухая темень.
Только один раз, когда он, дико озираясь, вскочил на ноги, уже вроде бы наяву привиделись бледные огоньки-глаза – мелькнули и тут же погасли.
Медленно, как бы нехотя отступила тревожная ночь. Тускло забрезжило утро; здесь, невдалеке от Горы, землю обволакивал дымный туман, тень завесы, которой окутался Властелин Черной Башни. Фродо неподвижно лежал на спине. Сэму очень не хотелось его будить, но он знал, что придется, что он-то и должен помочь хозяину собраться с силами.
Он склонился к Фродо, погладил его по лбу и сказал ему на ухо:
– Просыпайтесь, хозяин! Опять нам пора в путь.
И Фродо вскочил на ноги, будто колокол грянул над ним, поглядел на

юг, увидел Гору за пустошью и снова поник.
– Нет, Сэм, не дойду я, – сказал он. – Тяжело мне очень, ужас как тяжело.
Еще прежде чем рот раскрыть, Сэм знал, что скажет не то, что слова его зряшные, что лучше бы он смолчал, но уж очень было жалко хозяина.
– Давайте, сударь, я его немного понесу, – сказал он. – Понесу, сколько хватит сил, а вы пока отдохнете.
Глаза Фродо яростно сверкнули.
– Отойди! Не тронь меня! – крикнул он. – Оно мое, говорю тебе.
Прочь! – И рука его потянулась к кинжалу. Через миг он печально промолвил: – Нет, нет, Сэм. Ты пойми, ты должен понять. Это моя ноша, я не могу избавиться от нее, даже на время. Дорогой мой Сэм, ты раз мне помог, но больше это не выйдет. Я не могу отдать его тебе, я с ума сойду,
если ты его коснешься.
– Я понимаю, – кивнул Сэм. – Но я вот что надумал, сударь:
избавимся-ка мы от всякой лишней тяжести. Мы же теперь пойдем напрямик. – И он указал на Гору. – Что нам больше не нужно, можно здесь бросить.
Фродо снова взглянул на Гору.
– Да, – сказал он, – коли так, то нам почти ничего не нужно. Сейчас –
почти, а там и вовсе ничего.
Он отшвырнул оркский щит и шлем. Потом снял серый плащ,
отстегнул тяжелый пояс с тесаком, уронил его наземь и сорвал с себя черные лохмотья.
– Вот так, – сказал он, – побыл я орком, и хватит. И не хочу я никакого оружия, ни нашего, ни ихнего. Попадусь так попадусь.
Сэм тоже освободился от оркского доспеха и разобрал свою котомку.
Жалко было до слез – сколько он все это протащил и как все пригодилось!
Но когда дело дошло до кухонной утвари – тут уж полились слезы.
– Тушеного кролика помните, сударь? – всхлипнул он. – А тот пригорок, где нас нашел господин Фарамир и где я видел олифанта?
– Нет, Сэм, не помню, – сказал Фродо. – То есть я знаю, что все это было, но представить себе этого не могу. Я не помню вкуса яблок или воды,
не помню, как веет ветер, какие бывают деревья, цветы и травы, ни звезд,
ни луны не помню. Я голый, Сэм, в темноте, лишь огненное колесо передо мной. Его я вижу с открытыми и закрытыми глазами, а все остальное исчезло, будто стерлось.
Сэм подошел и поцеловал ему руку.
– Вот управимся с ним – и сразу потом отдохнете, – неловко

проговорил он, не зная, что сказать. «Словами делу не поможешь, – сказал он себе, собирая выброшенные вещи: не оставлять же здесь, на виду, мало ли кому они попадутся на глаза? – Вонючка-то, слышно, кольчугу подобрал, но уж меч ему шиш. Он и так, без меча, зверюга страшная. И
чтобы он, гадина, кастрюльки мои хоть пальцем тронул?»
Он оттащил весь тюк к дымящейся расселине и сбросил его вниз.
Загремели кастрюльки, и это уж, честное слово, было слишком – хоть сейчас умирай.
Он вернулся к Фродо, отрезал кусок эльфийской веревки на опояску хозяину – плащ тем более тоже эльфийский. Еще много осталось веревки,
он бережно ее свернул и положил обратно в котомку. Веревка, эльфийские хлебцы с крошевом да фляга. Терн висел у него на поясе, и еще в кармане рубашки были фиал Галадриэли и маленькая шкатулка, ему самому подаренная.
Наконец они обернулись лицом к Горе и тронулись в путь, уже не прячась – лишь бы дойти, а там посмотрим. Хоть здесь и следили все за всеми, но вряд ли бы кто их заметил – разве что вблизи. Из всех бесчисленных рабов Черного Властелина одни лишь назгулы могли бы учуять этих маленьких и неотступных врагов, пробравшихся в глубь запретной страны. Но назгулы на своих чернокрылых чудищах были далеко: Властелин послал их следить за ополчением Запада, и Око Барад-
Дура было обращено туда же.
Сэму в этот день показалось, что к хозяину пришло второе дыхание:
им, конечно, полегчало без оркских доспехов, но уж не настолько. Они сразу пошли куда быстрее, чем рассчитывал Сэм, а шли-то по непроходимой, неровной пустоши. Гора придвигалась как бы сама собой.
Но к концу дня – а тусклый свет стал меркнуть рано – Фродо снова ссутулился и что ни шаг спотыкался: похоже, растратил весь остаток сил.
На последнем привале он, едва опустившись наземь, выговорил:
«Пить хочу, Сэм» – и больше не сказал ни слова. Сэм дал ему воды;
последний глоток бултыхался во фляге. Сам он даже губы не смочил, и,
когда мордорская темень сгустилась, он только и думал что о воде.
Припоминались речки, ручьи, родники в солнечных крапинах, в зеленой ивовой тени, вода журчала и брызгала, а он изнемогал, глядя на нее ослепшими от темноты глазами. Ноги его вязли в прохладном иле на приреченском пруду, он был там с дружками Кроттонами – Джолли, Томом,
Нибсом и сестричкой их Розой. «Но это ведь давно было, – вздохнул он, – и далеко до них отсюда. Может, и вернусь назад, но сперва надо на Гору».
Ему не спалось, и затеялся спор с самим собой.

– Ну что ж, сказать не соврать, для начала неплохо, – утвердил он. –
Прошли чуть не полпути. Еще денек – и доберемся.
Больше сказать было нечего.
– Ты не дури, Сэм Скромби, – услышал он собственный голос. – Он если и встанет, так на четвереньки, а еще один день, как сегодня, – ты что?
Куда ты денешься, когда он допьет воду, когда ты скормишь ему все путлибы?
– Куда мне деваться, пойду куда надо.
– Куда это?
– На Гору, куда же еще.
– Ну а там, Сэм Скромби, а там что? Ну, ты дойдешь, а что будешь делать? Сам-то он ничего не сделает.
Сэм огорчился: он не знал, что делать, – ну то есть напрочь не знал.
Фродо не объяснил ему, и Сэм так примерно представлял, что Кольцо надо вроде бы бросить в огонь.
– Ага, в Роковую Расселину, – пробормотал он, припомнив слова
Гэндальфа, что ли. – Может, хозяин знает, как ее найти, я-то не знаю.
– То-то и оно-то! – ответил ему его собственный голос. – Чепуха это все, зря, сам же он говорит. А ты выходишь дурак дураком – чего-то надеешься, зачем-то тужишься. Был бы поумнее – давно бы лежал, спал и на все наплевал. Убьют тебя – это спасибо, как бы хуже не было. Ложись- ка, братец, спать, ну их в болото. До вершины все равно не доберешься.
– Доберусь, кости дотащу, а прочее так и ладно, – сказал Сэм. – И
господина Фродо, уж будьте уверены, до места доставлю, хоть тресну.
Кончай разговоры!
Но тут земля под ним задрожала от глубинного, подземного грохота.
Плеснул, озарив тучи, красный язык пламени. Гора тоже спала неспокойно.
* * *
Остаток пути до Ородруина был сплошной невыносимой пыткой. Тело разламывало, горло у Сэма так пересохло, что пришлось голодать – не глоталось. Шли в полутьме: Гора дымила, а к тому же, как видно,
собиралась страшная гроза, и на юго-востоке в темных небесах вспыхивали молнии. Воздух был чадный, дышать больно и трудно, голова кружилась,
мутилось в глазах. Они то и дело падали, из последних сил поднимались и брели дальше. Гора приближалась, и вот, с трудом подняв головы, они увидели нависшую над ними тяжкую громаду: груды пепла и шлака,

выжженные скалы. За откосами высилась, исчезая в тучах, крутобокая вершина. Прежде чем мутный сумрак сменился ночной темнотой, они добрались до самого подножия.
Фродо, задыхаясь, повалился наземь. Сэм уселся подле него. Он очень устал, но, как ни странно, ему полегчало и голова прояснилась. Больше не о чем было спорить с самим собой. Что бы там ни подсказывало отчаяние,
он сделал выбор – не на жизнь, а на смерть. Его даже в сон не клонило: не до сна, надо быть начеку. Все ужасы и опасности сошлись воедино, и завтра их судьбу решит последний рывок – к спасению или к гибели.
Только вот наступит ли завтра? Казалось, время замерло, и цепенел один и тот же глухой час. «Наверно, – подумал Сэм, – Тот снова наслал темноту, и теперь утра не жди». Он потрогал Фродо за руку, холодную и дрожащую. Озяб хозяин.
– Эх, зря я одеяло выкинул, – пробурчал Сэм. Он улегся рядом с
Фродо, покрепче прижал его к себе и все-таки уснул. И в обнимку спали они, когда занялся тусклый рассвет последнего дня их пути. Западный ветер стих накануне, крепчая, подул северный, и лучи незримого солнца просочились в тень, где лежали хоббиты.
– Ну что ж! Значит, последний рывок! – сказал Сэм, поднимаясь на ноги. Он склонился над Фродо и ласково разбудил его. Фродо застонал;
собрав все силы, он встал – и тут же повалился на колени. С трудом он поднял глаза, увидел сумрачные склоны Роковой горы и пополз на четвереньках.
Сэм глядел на хозяина, и сердце его обливалось кровью, но сухи были воспаленные глаза.
– Сказал же, что хоть тресну, на себе его понесу, пока ноги держат, –
пробормотал он, – и понесу!.. Вот что, сударь! – сказал он. – Нельзя мне нести его – это пусть, но вас-то вместе с ним можно? Ну-ка, садитесь!
Садитесь, дорогой хозяин! Сэм вас подвезет, вы только скажите куда!
Сэм усадил Фродо на закорки, выпрямился и очень удивился – было вовсе не так уж тяжело. Он думал, что и хозяина-то едва поднимет, а уж растреклятое Кольцо их обоих пригнет к земле. Нет, ничего подобного. То ли Фродо совсем исхудал от страданий, кинжальной раны, паучьего яда,
горестей, страха и жизни впроголодь, то ли сил у Сэма вдруг под конец прибавилось, но Фродо показался ему легче хоббитят, которых он, бывало,
катал на спине по свежескошенному лугу. Он глубоко вздохнул и пустился в путь.
Они подошли к подножию Горы с северо-запада: здесь ее серые,

растрескавшиеся откосы были довольно пологими. Фродо не сказал, куда идти, а Сэм допытываться не стал – решил подняться как можно выше,
брести, пока не свалится. Он поднимался и поднимался, огибая кручи,
падал ничком, вставал, наконец полз, как улитка с тяжелой раковиной на спине. Когда упорство иссякло, а руки и ноги перестали слушаться, он бережно уложил хозяина на землю.
Фродо открыл глаза и перевел дыхание. На высоте дышать было легче:
чадные туманы остались у подножия.
– Спасибо тебе, Сэм, – хрипло прошептал он. – Нам еще далеко?
– Не знаю, – сказал Сэм, – я ведь не знаю, куда нам.
Он оглянулся, потом посмотрел наверх: однако они уже высоко забрались. Издали одинокая и грозная Гора казалась выше, а на самом деле была гораздо ниже, чем перевал Эфель-Дуата. Неровное угорье тысячи на три футов громоздилось над широкой подошвой, и еще на полстолько возвышался срединный конус, точно огромная труба с обломанным верхом
– зубчатым кратером. Но Сэм одолел больше половины угорья, и далеко внизу дымилась сумрачная равнина Горгорота. Он снова поднял глаза – и вскрикнул бы, если б не пересохшая глотка: наверху, за обломками скал и буграми застывшей лавы, ясно была видна не то тропа, не то дорога. Она подымалась с запада и обвивала Гору, восходя к восточному подножию конуса.
Сэм не видел, как к ней пройти, он стоял под обрывом, но понятно было, что если вскарабкаться наверх, то ее не минуешь. И снова затеплилась надежда. «А что, – подумал он, – на Гору-то, пожалуй, и взлезем. Прямо как нарочно для меня ее проложили! – сказал он сам себе. –
Не было бы ее здесь, я бы, чего доброго, под конец сдал».
Проложили ее, конечно, вовсе не для Сэма. Ему и невдомек было, что он смотрит на Сауронову дорогу от Барад-Дура к Саммат-Науру,
Негасимым Горнилам. От огромных западных ворот Черной Башни она вела по исполинскому железному мосту, протянувшемуся через глубокий ров и на целую лигу над равниной, между двумя клубящимися безднами, а потом по насыпи к восточному склону Горы. Охватив ее во всю ширину с юга на север, дорога поднималась к верхнему конусу, посредине которого были черные двери, обращенные на восток, прямо напротив Зрячего Окна сумрачной твердыни Саурона. Дорогу то и дело сметали огненные потоки и загромождала застывшая лава, но бесчисленные орки отстраивали ее и расчищали.
Сэм печально вздохнул. Дорога-то вон она, да как до нее добраться по этим кручам: спину он, похоже, перетрудил. Он растянулся на земле рядом

с Фродо. Оба молчали. Понемногу становилось светлее. И вдруг непонятное беспокойство охватило Сэма, словно его позвали: «Скорей,
скорей, а то будет поздно!» Он кое-как поднялся на ноги. Наверно, зов услышал и Фродо, который перевернулся и подтянул колени.
– Я поползу, Сэм, – выдохнул он.
Фут за футом ползли они вверх по обрыву, как два серых жучка, и наконец очутились на дороге – широкой, утоптанной, усыпанной щебенкой и золой. Фродо выкарабкался на нее и медленно обернулся к востоку.
Вдалеке черным пологом от небес до земли висела тьма; может, налетел ветер, а может, что-то встревожило Саурона, но завеса всколыхнулась и на миг приоткрыла чернейшую громаду верхней башни Барад-Дура с витыми шпилями и железной короной. Сверкнуло окно в поднебесье, метнулся на север красный луч – Огненное Око пронизывало мрак; потом завеса сомкнулась, и жуткое видение исчезло. Око не их искало, оно было обращено туда, где стояли у ворот ополченцы Запада, где им была уготована жестокая гибель; но в этот страшный миг и Фродо заглянул смерти в лицо. Рука его судорожно искала цепочку.
Сэм опустился возле него на колени. Фродо едва слышно прошептал:
– Помоги мне, Сэм! Сэм, помоги! Удержи мою руку, у меня нету сил.
Сэм сложил руки хозяина ладонь к ладони, поцеловал их и бережно сжал. Ему вдруг подумалось: «Выследил. Ну все, теперь держись. Попался наш Сэммиум Скромби».
Но он упрямо поднял Фродо, взвалил его на спину, ухватив за руки,
склонил голову и побрел вверх по дороге. Идти было труднее, чем казалось снизу. К счастью, огненные потоки, которые Гора извергала, когда Сэм глядел на нее с Кирит-Унгола, сбежали по южному и западному склонам,
на северо-востоке дорога уцелела, хотя кое-где осыпалась и растрескалась.
Она поднималась косогором к востоку, потом круто сворачивала назад, на излучине прорезая огромный камень, некогда извергнутый вулканом.
Пыхтя под ношей, Сэм выбрался из ущелины и краем глаза увидел, что сверху, со скалы, на него падает черный обломок.
Он не успел увернуться, упал ничком и ободрал себе руки, не выпуская рук хозяина. Тут он понял, что случилось; над его головой послышался ненавистный голос.
– Сскверный хозяин! – просипел он. – Сскверный хозяин насс обманул, обманул Смеагорла, горлум. Нельзя ссюда идти. Нельзя обижать
Прелессть. Отдайте ее нам, пуссть она будет у Смеагорла, у насс!
Сэм разом поднялся и обнажил меч, но от меча толку не было. Горлум и Фродо катались по земле. Горлум рвал хозяина когтями, добираясь до