Файл: Джон Рональд Руэл Толкин 01. 1892 09. 1973) писатель, поэт.pdf

меньше остается. Недельки так на три их, может, и хватит, ежели затянуть пояса и держать зубы на полке. А то мы на них здорово подналегли.
– Я не знаю, сколько нам времени нужно за все про все, – сказал
Фродо. – Долгонько мы в горах проторчали. Но вот что я скажу тебе,
Сэммиум Скромби – дорогой мой хоббит Сэм, друг из друзей, – по-моему,
незачем нам и думать, что будет после, когда мы, как ты говоришь,
управимся. На это нечего и надеяться, но если это нам вдруг удастся, то уж какое там после! Представляешь: Кольцо Всевластья упадет в огонь, а мы тут рядышком! Ну посуди сам, до хлеба ли нам будет: нет, хлеб нам больше никогда не понадобится. Дотащимся как-нибудь до Роковой Горы, и дело с концом. Дотащиться бы – мне и это вряд ли по силам.
Сэм молча кивнул, взял хозяина за руку и склонился над ней: не поцеловал, только капнул слезами, отвернулся и утер нос рукавом. Потом встал, прошелся туда-сюда, якобы посвистывая, и выговорил сдавленным голосом:
– Да куда же этот лиходей подевался?
Горлум ждать себя не заставил: неслышно подобрался и, откуда ни возьмись, вырос перед ними. Руки его и лицо были перепачканы черным илом. Он что-то дожевывал и ронял слюну. Что он там жевал, они любопытствовать не стали.
«Жуков-червяков, а может, каких пиявок, – подумал Сэм. – Бррр! Ну,
оглоед, ну, бродяга!»
Горлум тоже помалкивал, покуда не напился и не умылся из ручья.
Потом подошел к ним, облизываясь.
– Заморил червячка, – сказал он. – Отдохнули? Пойдем дальше?
Добренькие хоббитцы крепенько поспали. Теперь верите Смеагорлу? Вот и хорошо, вот и очень хорошо.
Дальше было как раньше. Расселина становилась все площе и положе,
каменистое дно стало глинистым, а скаты превратились в береговые пригорочки; ручей петлял без конца. Ночь была на исходе, но облачная хмарь скрывала звезды и луну, лишь разлитый кругом сероватый отсвет возвестил утро.
В стылый предутренний час они прыгали по мшистым кочкам, а ручей забулькал на последней россыпи каменных обломков и канул в ржавое озерцо. Шелестели и перешептывались сухие камыши, хотя в воздухе не было ни дуновенья.
И впереди, и по обе руки простирались в тусклом свете неоглядные

топи и хляби. Тяжелые испарения стелились над темными смрадными мочажинами. Их удушливое зловоние стояло в холодном воздухе. Далеко впереди, на юге, высились утесистые стены Мордора, словно черный вал грозовых туч над туманным морем.
Хоббитам оставалось лишь целиком довериться Горлуму. Ведь им было невдогад, что у них за спиной, в двух шагах, прячется во мгле северная окраина болот. Будь им знакомы эти края, они могли бы, слегка задержавшись, вернуться немного назад, свернуть к востоку и выйти торными дорогами на голую равнину Дагорлада, поле древней битвы у
Ворот Мордора. Правда, там они вряд ли пробрались бы: на твердой каменистой равнине укрываться негде, а через нее днем и ночью маршируют туда-сюда орки и прочая солдатня Саурона. Лориэнские плащи и те бы их не спасли.
– Ну и как же мы пойдем, Смеагорл? – спросил Фродо. – Нам обязательно лезть в эти вонючие болота?
– Необязательно, вовсе необязательно, – сказал Горлум. – Хоббиты могут куда быстрее добраться до черных гор и предстать перед Тем.
Чуточку назад, немножечко обойти, – его жилистая рука махнула на север и на восток, – и попадете на большую, на жесткую, холодную дорогу, а там все дороги ведут прямо к Тому, да, да. И Тот туда все время смотрит, там он и заметил Смеагорла, давным-давно. – Горлум не сразу совладал с дрожью. – Но Смеагорл тоже с тех пор осмотрелся, да-да: и глаза у него недаром, и нос, и ноги пригодились. Я знаю другие пути. Потруднее,
подлиннее, зато безопаснее, если не хотите попасться Тому на глаза. Идите за Смеагорлом! Смеагорл проведет вас через болота в туманах, в густых,
хороших туманах. Следуйте за Смеагорлом – и, может быть, Тот еще не скоро, совсем не так уж скоро вас сцапает.
Утро было хмурое и безветренное, болотные испарения лежали недвижными пластами, небо плотно застлали низкие тучи. Горлум радовался, что солнца нет как нет, и торопил их. Едва передохнув, они пустились в путь – и с первых шагов утонули в туманной глуши: позади скрылось из виду Привражье, впереди – хребты Мордора. Они шли гуськом: Горлум, Сэм, Фродо.
Фродо был самый усталый, и, как ни медленно они шли, он все время отставал. Сплошная топь оказалась вблизи ячеистой: окна, заводи, озерца,
раскисшие русла речонок. Наметанным глазом можно было прикинуть, а привычной ногой нащупать неверную, петлястую тропу. Уж на что сноровист по этой части был Горлум, но и ему понадобилась вся его

сноровка. Голова его на длинной шее вертелась туда-сюда, он принюхивался и бормотал себе под нос. Иногда он поднимал руку:
погодите, мол, дальше не суйтесь, – а сам продвигался на четвереньках,
осторожно пробуя зыбун руками и ногами, а то и приникая ухом к земле.
Это было нудно и утомительно. Зима с ее мертвенным, цепким холодом еще не отступилась от здешнего захолустья. Никакой зелени и в помине не было, разве что синеватая, пенистая ряска на маслянисто-черных заводях. Сухие травы и сгнившие на корню камыши казались в тумане убогими призраками невозвратного лета.
Посветлело, туман поднялся и поредел. Высоко над гнилостными испареньями, в ясной небесной лазури сияло золотистое солнце, однако свет его едва-едва пробивался сквозь густую волнистую пелену: над головой появилось блеклое пятно. Теплее не стало, мертвенный болотный мир ничуть не ожил, но Горлум все равно ежился, вздрагивал, глухо ворчал и наконец заявил, что идти нельзя. Точно загнанные зверьки, скорчились они на краю буроватых плавней. Стояла глубокая тишина, лишь шелестели жухлые стебли да трепетали невесть отчего сломанные былинки.
– Ну хоть бы одна пташка! – печально проговорил Сэм.
– Нет, птичек здесь нету, – сказал Горлум. – Вкусненькие птички! – Он облизнулся. – Змейсы есть, пиявсы, ползучая и плавучая, совсем невкусная гадость. А птичек нет, – вздохнул он.
Сэм на него брезгливо покосился.
* * *
Тянулись третьи сутки их путешествия с Горлумом. В иных,
счастливых и светлых краях мягко легли вечерние тени, а они были снова в пути, и редко случалось им присесть, да и то не для отдыха, а из-за
Горлума: он продвигался очень-очень осторожно и не слишком уверенно.
Они забрели в самую глубь Гиблых, или Мертвецких, Болот, и было уже темновато.
Продвигались медленно, согнувшись в три погибели, держась поближе друг к другу, в точности повторяя движения Горлума. Мшистые ходуны стали широкими водяными окнами, и все труднее было выбирать места потверже, где нога не тонула в булькающей жиже. Легонькие хоббиты шли налегке, а то вряд ли бы и выбрались.
Вскоре совсем стемнело, в плотной черноте, казалось, не продохнуть.
Когда кругом замелькали огоньки, Сэм даже протер глаза: подумал, что

малость свихнулся. Сперва вспыхнул огонек где-то слева, бледненький и тусклый, вот-вот погаснет, но тут же явились еще и еще – одни точно светлые струйки дыма, другие как мутные язычки пламени, плясавшие над невидимыми свечами, и множество их возникло, точно призрачное шествие. А оба спутника воды, что ли, в рот набрали. И наконец Сэм не выдержал.
– Что это такое творится, Горлум? – шепотом спросил он. – Что это за огоньки? Кругом же обступили – чего мы им дались? Они откуда?
Горлум поднял голову, он полз на четвереньках, прощупывая и обнюхивая черную лужу.
– Обступили, да, – прошептал он в ответ. – Заманивают нас к мертвецам, да, да, шаг в сторону – и засосет. А тебе-то что? Ты на них не гляди! Пусть себе пляшут! Где хозяин?
Сэм обернулся: Фродо снова отстал, его даже и видно не было. Сэм прошел немного назад, оступаясь на каждом шагу и призывая хозяина тихим, сиплым шепотом. И наткнулся на Фродо, который стоял задумавшись, глядя на бледные огоньки. Руки его беспомощно повисли, с них капала вода и стекала слизь.
– Пойдемте, сударь! – сказал Сэм. – Вы на них не глядите! И Горлум то же говорит: чего глядеть? Пес с ними, давайте выберемся поскорее из этих гиблых мест – уж постараемся!
– Хорошо, – сказал Фродо, как бы очнувшись. – Иду. Не задерживайтесь!
Сэм поспешил обратно, запнулся за корень не то за кочку, увязил руки в илистой жиже и чуть не утопил в ней лицо. Послышалось шипенье, его обдало смрадом, огоньки замигали-заплясали, сближаясь. Черная влага перед его глазами вдруг стала темным окном, в которое он заглянул, и, кое- как выдернув руки, он отпрянул назад.
– Там же могила! – вскрикнул он, еле очнувшись от ужаса. – Полным- полно мертвецов, и все глядят!
– Мертвецкие Болота, да, да, так они и называются, – гадко хихикнул
Горлум. – Не гляди в воду, когда свечки горят!
– Кто они такие? Откуда взялись? – вздрагивая, спрашивал Сэм у
Фродо, который их нагнал.
– Не знаю, кто они, – сказал Фродо дремотным голосом. – Но я их тоже видел: в заводях, когда засветились свечки. Они лежат в черной глубине и глядят мертвыми глазами. Злобные, страшные хари, а рядом –
скорбные и величавые, гордые и прекрасные лики, и водоросли оплели их серебристые кудри. И все мертвые, сплошь гнилые трупы, и свет от них

замогильный. – Фродо провел ладонями по лицу. – Не знаю, кто они такие и откуда: кажется, я видел эльфов, людей – и орков подле них.
– Да, да, – сказал Горлум. – Все мертвые, все сгнили – эльфы, люди,
орки. Потому болота и Мертвецкие. Здесь была великая битва, маленькому
Смеагорлу об этом рассказывали, мне бабушка рассказывала, когда еще
Прелесть не нашлась. Великая битва, которой не видно было конца. Бились высокие люди с длинными мечами, и страшные эльфы, и орки голосили без умолку. Они бились на равнине у Черных Ворот много дней, много месяцев. А потом наползли, наползли болота – проглотили могилы.
– Но это же все было я не знаю сколько тысяч лет назад, – сказал
Сэм. – Не может там быть мертвецов! Волшебство, что ли, какое лиходейское?
– Не знаю, не знаю, Смеагорл не знает, – отвечал Горлум. – До них нельзя дорыться, не доберешься до них. Мы пробовали однажды, да, моя прелесть? – нет, не добрались. Глаз их видит, а зуб неймет, никак, моя прелесть! Они мертвые, их нет.
Сэм угрюмо посмотрел на него и, передернувшись, догадался, зачем
Смеагорл хотел до них дорыться.
– Ну, с меня мертвецов хватит! – сказал он. – Как бы нам поскорее отсюда слинять?
– Посскорее, да, да посскорее, – сказал Горлум. – Посскорее и пооссторожнее, а то как бы нашим хоббитам не провалиться к мертвецам и не засветить еще по свечечке. Ступайте след в след за Смеагорлом! Не смотрите на огоньки!
Он пополз куда-то вправо, в обход трясины, они старались не отставать от него и тоже поневоле опустились на карачки. «Еще малость поползаем – и будет не одна, а целых три препакостных горлумских прелести, как на подбор!» – подумал Сэм.
Тропа кое-как отыскалась, и они двинулись через топь – то ползком, то прыгая с зыбкой кочки на кочку: оступались, оскользались, шлепались в черную смрадную жижу. Перемазались с головы до ног, и воняло от всех троих, как из выгребной ямы.
В глухой ночной час они наконец миновали трясину и ступили на твердую, хотя и не очень-то твердую, землю. Горлум шипел и шептался сам с собой: видать, он был доволен. Верхнее чутье, особый нюх и необычайная памятливость на очертания помогли ему выбраться к нужному месту, а дальше он знал, как идти.
– Ну вот и пойдемчики! – сказал он. – Умнички хоббитцы!

Храбренькие хоббитцы! Совсем-совсем устали, конечно, мы тоже, моя прелесть, мы тоже. Но надо скорее увести хозяина подальше от мертвецких свечечек, да, да, подальше.
С этими словами он пустился чуть не вприпрыжку по длинной прогалине в камышах, а они, спотыкаясь, побежали следом. Внезапно он остановился, снова присел на четвереньки и потянул носом, зашипев не то встревоженно, не то недовольно.
– В чем дело-то? – проворчал подбежавший Сэм, которому почудилось, будто Горлум брезгливо фыркает. – Чего носом водить? Я нос зажимаю, и то у меня глаза на лоб лезут. И ты смердишь, и хозяин смердит
– кругом от вони не продохнешь.
– Да, да, и Сэм смердит! – отозвался Горлум. – Бедняжечке Смеагорлу противно нюхать, но послушный Смеагорл терпит, помогает добренькому хозяину. Пуссть воняет! Нет, нет, в воздухе что-то неладное, и Смеагорлу это очень не нравится.
Он побрел дальше, однако становился все беспокойнее, то и дело выпрямляясь, изгибая шею и обращаясь ухом к юго-востоку. Поначалу хоббиты никак не могли взять в толк, что его тревожит. И вдруг все трое разом насторожились. Фродо и Сэму послышался вдалеке протяжный и неистово-злобный леденящий вой. Они вздрогнули и в тот же миг ощутили,
как повеяло стужей и колеблется воздух. Потом донесся шум налетающего ветра. Огоньки трепетали, блекли, гасли.
Горлум не двигался. Он стоял, сотрясаясь, и что-то лепетал; ветер с ревом и свистом обрушился на болота, расшвыривая клочья тумана, и высоко в небе показались рваные облака, а между ними заблистала луна.
На мгновение хоббиты обрадовались, но Горлум прижался к земле,
ругмя ругая Белую Морду. Фродо и Сэм глядели в небо, вдыхали полной грудью свежий воздух – и увидели облачко, мчащееся от проклятых гор,
черную тень, которую изрыгнул Мордор, огромную и жуткую крылатую тварь. Терзая слух смертоносным воем, она затмила месяц и, обгоняя ветер,
унеслась на запад.
Они упали ничком, как подкошенные, беспомощно корчась на холодной земле. А призрачный замогильный ужас возвратился и пронесся ниже, прямо над ними, разметая крылами зловонные испарения. Пронесся и умчался обратно в Мордор, куда призывал его гнев Саурона, следом за ним бушующий ветер сорвал остатки туманной пелены с Мертвецких
Болот. Впереди, сколько видел глаз, до подножий сумрачных гор простерлась голая пустыня в пятнах лунного света.
Фродо и Сэм привстали, протирая глаза, словно дети, очнувшиеся от

дурного сна в обыкновенной темноте. Но Горлум лежал на земле как пришибленный. Они с трудом растолкали его, и все равно он не поднимал головы, стоя на карачках, уткнув локти в землю и прикрывая затылок широкими ладонями.
– Призраки! – стенал он. – Крылатые призраки! Прислужники
Прелести! Они все видят, все. От них не спрячешься. Ненависстная Белая
Морда! Они все расскажут Тому, и он увидит нас, он нас узнает, аххх,
горлум, горлум, горлум!
И лишь когда луна закатилась далеко на западе за вершины Тол-
Брандира, они продолжили путь.
С этих пор Сэм стал замечать, что Горлум снова переменился. Он угодничал и подлизывался пуще прежнего, но в глазах его мелькало странное выражение, особенно когда он поглядывал на Фродо, и говорил он все больше по-горлумски, на старый манер. Но еще тревожнее было то, что
Фродо, видимо, совсем изнемог. Он не жаловался, он и вообще-то почти не раскрывал рта, но брел согнувшись, как под непосильным грузом, тащился еле-еле – Сэм то и дело просил Горлума подождать хозяина.
Между тем с каждым шагом к Воротам Мордора Кольцо на шее Фродо все тяжелее оттягивало цепочку и точно пригнетало его к земле. Но куда мучительнее донимало его Око: это из-за него, не из-за Кольца Фродо втягивал голову в плечи и робко сутулился. Оком он называл про себя жуткое, обессиливающее чувство могучей и враждебной воли, которой нипочем земные преграды и воздушные заслоны, которая вот-вот отыщет,
обнажит, пригвоздит мертвящим взором. Укрыться от него негде,
последние покровы тонки и ненадежны. Фродо в точности знал, откуда исходит этот смертоносный луч, – так же как сквозь закрытые глаза знаешь,
где пламенеет жгучее и беспощадное солнце. Луч палил ему лицо, поэтому он и опускал голову.
Горлуму, может статься, было немногим легче. Но что творилось в его иссохшем сердце, что его больше мучило – ищущее ли Око, алчная ли тоска по Кольцу, до которого только руку протянуть, или унизительное обещание, наполовину исторгнутое страхом перед холодной сталью, –
этого хоббитам знать было не дано. Да Фродо об этом и не думал, а Сэм большей частью думал о хозяине, своих грызущих страхов почти не замечая. Он теперь шел позади Фродо и ни на миг не терял его из виду:
поддерживал, когда тот спотыкался, и старался подбодрить неуклюжими шутками.

Когда наконец рассвело, хоббиты с изумленьем увидели, насколько придвинулись угрюмые кручи. В холодном и ясном утреннем свете все же еще далекие стены-утесы Мордора не нависали угрозой на небосклоне, а исполинскими черными башнями сумрачно взирали окрест. Болота кончились, дальше тянулись торфяники и короста растрескавшейся грязи.
К мерзости запустения у Сауроновых Ворот вели длинные, голые, пологие склоны.
Покуда серо-стальной день не угас, они ютились, как черви, под огромным камнем, хоронились от крылатого ужаса, от жестоких пронзительных мертвых глаз. Страх опустошил память этих дней и тех двух ночей, когда они пробирались по унылому бездорожью. Воздух здесь был какой-то колкий, напитанный горечью, от него першило в пересохшем горле.
Наконец на пятое утро путешествия с Горлумом они снова остановились. Перед ними высились в серой мгле огромные утесы;
вершины их скрывали дымные тучи, а подножия были укреплены мощными устоями и загромождены скалами, до ближней из них оставалось не более двенадцати миль. Фродо огляделся, и ему стало жутко. Отвратны были Мертвецкие Болота и пересохшая пустошь, но во сто крат чудовищнее то, что теперь открывал его запавшим глазам ползучий рассвет.
Даже Могильные Топи весна еще подернет зеленоватой пеленой, но здесь не могло быть ни весны, ни лета. Здесь не было ничего живого, не было даже трупного тлена. Зияли ямины, засыпанные золой, загаженные белесовато-серой грязью, точно блевотиной горных недр. Бесконечными рядами возвышались груды каменного крошева и кучи обожженной,
изъязвленной земли, – дневной свет как бы нехотя озарял изнанку смерти,
кладбище без мертвецов.
Это была поистине мордорская пустыня, памятник на вечные времена непосильному труду рабских полчищ – цели трудов забудутся, но след их пребудет: опоганенная, неисцелимо изуродованная земля, разве что волны
Великого Моря сокроют ее от глаз.
– Сейчас меня вывернет, – сказал Сэм.
Фродо промолчал. Они помедлили как бы на краю неминучего бредового сновидения, которое надо претерпеть, нырнуть во мрак, чтобы пробудиться утром. Между тем светлело – жестоко и безысходно. Провалы и язвы прокаженной земли виднелись с ужасающей четкостью. Между тучами и клоками дыма проглянуло солнце, но и солнечные лучи были осквернены. Хоббиты не обрадовались солнцу: оно, казалось, служило
Врагу, высвечивая их во всей беспомощности – крохотные писклявые

существа, копошащиеся на мусорной свалке Черного Властелина.
Идти дальше им было невмочь, поискали, где бы отдохнуть. Присели за горой шлака, но она источала удушливый дым, и все трое начали кашлять и задыхаться. Первым встал Горлум; отплевываясь, бранясь и даже не взглянув на хоббитов, он уполз на четвереньках. Фродо и Сэм последовали за ним, и вскоре выискалась большая круглая яма, закрытая с запада насыпью. Там было, как и везде, холодно и гадко, на дне радужно лоснилась маслянистая лужа. Там они и приткнулись, в надежде хоть как- то укрыться от всевидящего Ока.
День тянулся медленно. Нестерпимо хотелось пить, но они лишь смочили губы водой из фляжек, наполненных в ручье – и он, и каменная расселина казались им теперь прекрасным виденьем. Хоббиты караулили по очереди. Сперва, несмотря на усталость, ни один из них уснуть не мог,
но, когда солнце утонуло в тяжелой туче, Сэм задремал. Бодрствовать был черед Фродо: он разлегся на спине, но легче ему ничуть не стало, ноша давила все так же. Глядя в дымное небо, он видел странные тени, мчались темные конники, чудились полузабытые лица. Он потерял счет времени,
явь смешалась с дремой, и наконец он забылся.
Сэм открыл глаза: ему показалось, будто хозяин зовет его. Но Фродо спал, съехав по скату на дно ямы. Возле него присел Горлум. Сэм было подумал, что он хочет разбудить Фродо, но нет, Горлум разговаривал сам с собой. Смеагорл спорил с кем-то, кто говорил его голосом, сипя и пришепетывая. И глаза его мерцали то бледным, то зеленым огнем.
– Смеагорл дал обещанье, – говорил первый.
– Да, да, моя прелесть, – отвечал другой, – мы обещались сберечь нашу Прелесть, не отдать ее Тому – нет, никогда. Но что ни шаг, мы к Тому все ближе. Что хочет хоббит сделать с нашей Прелестью, интерессненько,
да, нам интерессненько.
– Не знаю. Тут уж ничего не поделаешь. Она у хозяина. Смеагорл обещал помогать хозяину.
– Да, да, помогать хозяину нашей Прелести. А если мы сстанем хозяином, то будем помогать себе и ссдержим обещание.
– Но Смеагорл обещал быть очень-очень послушным. Добренький хоббит! Он снял жестокую петлю с ноги Смеагорла. Он ласково говорит со мной.
– Очень-очень посслушным, да, моя прелесть? Давай будем посслушным и сскользким, как рыбка: будем, сладенький мой, сслушаться

самого себя! Но мы не ссделаем худа добренькому хоббиту, нет, совсем нет.
– Я же поклялся Прелестью, – возражал голос Смеагорла.
– Так возьми ее себе, – отвечал другой, – и ссдержи клятву! Сстань сам хозяином Прелести, горлум! Тогда другой хоббит, сердитый, неласковый,
подозрительный хоббит, он у нас поползает в ногах, горлум!
– А добренького хоббита трогать не будем?
– Нет, не будем, если не понадобится. Он ведь все-таки Торбинс, моя прелесть, да, да, он Торбинс. Торбинс стащил у нас Прелесть. Он нашел ее и ничего нам не ссказал. Ненависстные Торбинсы!
– Но это же не тот Торбинс!
– Все Торбинсы ненависстные. Все, у кого наша Прелесть. Она нам самим нужна!
– Но Тот увидит, Тот узнает. Он отберет ее у нас!
– Тот все видит, все знает. Тот сслышал наше безрассудное обещание –
мы нарушили его приказ-сс. Надо ее забрать. Призраки всюду рыскают.
Забрать ее надо!
– Но Тому не отдавать!
– Нет, ссладенький. Суди сам, моя прелессть: когда она будет у нас, что нам сстоит с ней сскрыться, а? А может, мы сстанем сильные-сильные,
сильнее призраков. Властелин Смеагорл? Несравненный Горлум! Горлум из
Горлумов! Будем есть рыбку каждый день, три раза в день, свеженькую,
вкусненькую, с моря. Самый Прелесстный Горлум! Ее надо забрать.
Сскорее, сскорее, сскорее!
– Но их же двое. Они быстро проснутся и нас убьют, – заскулил
Смеагорл, сдаваясь. – Не сейчас. Еще рано. Потерпим.
– Сскорее, мы сстосковались! Но сскажем… – И другой замолчал,
должно быть раздумывая. – Сскажем – не сейчас? Пусть не сейчас. Она поможет нам. Она поможет, да.
– Нет, нет! Так нельзя! – заныл Смеагорл.
– Да! Нет у нас сил терпеть! Нет сил!
И каждый раз, когда говорил другой, длинная рука Горлума медленно ползла к Фродо – и отдергивалась со словами Смеагорла. Наконец обе скрюченные руки с дрожащими пальцами подобрались к горлу Фродо.
Сэм тихо лежал и внимательно слушал, следя за каждым движением
Горлума из-под полуприкрытых век. Раньше он в простоте своей думал, что
Горлум – тварь голодная и потому опасная – того и гляди, сожрет, не успеешь чухнуться. Теперь ему стало понятно, что все куда страшнее.
Горлума неодолимо притягивало Кольцо. Тот – это, конечно, Черный