Файл: Эгри. Искусство Драматургии.doc

Не все рассмотренные произведения обладают литературными достоинствами, но во всех есть ясная посылка, а это необходимо для хорошей литературы, поскольку хорошо сформулированная посылка содержит и определяет наисущественнейшие вещи: харак­теры, конфликт и развязку.

Нельзя забывать и вот о чем. Ни одна посылка не обязана быть универсальной истиной. Бедность не всегда ведет к преступлению, но если вы выбираете такую посылку, в вашем слу­чае это должно быть правильно. Посылка – это концепция пьесы. Посылка – это зерно, в котором уже содержится будущее расте­ние. Посылка не должна выпирать, превращая характеры в марио­неток, а противоборствующие силы – в механическую конструкцию. В хорошо построенной пьесе или новелле невозможно определить с точностью, где кончается посылка и начинается характер или сю­жет.

Великий французский скульптор Роден только что закончил статую Оноре де Бальзака, На фигуре длинное одеяние с просторными рукавами. Руки сложены впереди. Роден отходит назад, обессиленный, но торжествующий, и с удовлетворением глядит на свою работу. Это шедевр! Как и любому художнику, ему нужен кто-то, с кем можно было бы разделить эту радость. И хотя вре­мя – четыре часа ночи, он спешит разбудить одного из своих учеников, и напряженно ждет, что скажет юноша. Глаза ученика останавливаются на руках статуи. "Замечательно! – восклицает он. – Какие руки... Маэстро, я никогда не видел таких велико­лепных рук!" Лицо Родена мрачнеет. Приходят по его зову новые зрители, и все в один голос восхищаются именно руками, скульптор не выдерживает и с топором бросается к своей скульптуре. Студенты в ужасе: "Он сошел с ума! Он хочет уничтожить свой шедевр! Остановите его!"

Но Роден с нечеловеческой силой отбрасывает всех, кто хо­чет ему помешать, кидается к статуе и отрубает ей руки, вели­колепные руки. Со сверкающими глазами скульптор поворачивается к оцепеневшим ученикам. "Идиоты! – кричит он. – Я уничтожил эти руки, потому что они жили отдельной жизнью. Они не принадлежали целому. Запомните это хорошенько: ни одна часть не дол­жна быть важнее целого!" Вот почему статуя Бальзака стоит в Париже без рук. Кажется, будто они спрятаны широкими рукавами, но на самом деле Роден отсек их, потому что они казались важ­нее, чем вся фигура в целом.

Ни посылка, ни любая другая часть пьесы не должна вести отдельную жизнь. Все должно быть соединено в гармоничное це­лое.

Характер

1. Костяк

В предыдущей главе мы показали, почему посылка нужна как первый шаг в сочинении хорошей пьесы. В данной главе мы обсу­дим значение характера. Постараемся расчленить это понятие и обнаружить, из каких именно элементов состоит то существо, ко­торое зовется "человек". Характер – это основной материал, с которым нам приходится работать, так что мы должны знать его как можно подробнее.

Генрих Ибсен, рассказывая о своем творческом методе, ска­зал: "Когда я пишу, я должен быть один. Ведь если в драме, над которой я работаю, восемь персонажей, то это большое общество, и я должен учиться их пониманию. Процесс знакомства долог и мучителен. Как правило, я три раза переписываю свои пьесы. Когда я первый раз приступаю к материалу, я чувствую, как если бы я познакомился с моими персонажами в поезде – есть общее представление, немного поболтали о том, о сем. Когда я пере­писываю, я многое вижу гораздо яснее и знаю этих людей так, как если бы провел с ними месяц на водах. Я понял и их главные свойства и их мелкие особенности". Что видел Ибсен? Что он имел в виду, говоря: "Я понял их главные свойства"? Постара­емся обнаружить главные свойства не только в одном, но и во всех характерах.

У каждого предмета есть три измерения: глубина, высота, ширина. У человеческих существ есть еще три: физиология, соци­ология, психология. Не зная этих измерений, мы не можем постичь человека.

Изучая человека, мало знать, груб он или вежлив, религио­зен или безбожник, порядочен или низок. Нужно знать, почему он таков, почему его характер непрестанно меняется и почему эти изменения неизбежны независимо от того, желает их сам человек или нет.

Если располагать эти измерения в порядке возрастающей сложности, то первым будет физиологическое. Хромой, слепой, глухой, уродливый, красивый, высокий, низкорослый – каждый ви­дит мир не так, как другие. Больной считает здоровье высшим благом, а здоровый преуменьшает значение здоровья, если вообще о нем задумывается. Нет сомнений, что наш телесный, физический склад влияет на наше мировоззрение, отношение к жизни. Это влияние безгранично, оно делает нас робкими или наглыми, терпимыми или надменными. Оно определяет наш душевный облик, служит основой для комплекса превосходства или неполноценности. И это измерение – самое яркое и очевидное из всех.

Второе измерение, которое необходимо знать, – это социологическое. Если вы родились в подвале и играли в уличной грязи, ваше поведение будет отличаться от поведения мальчика, ко­торый родился в особняке и играл чистыми и красивыми игрушка­ми. Но точный анализ ваших различий невозможен, пока мы не уз­наем достаточно о вас обоих. Кто были ваши родители? Были они больны или здоровы? Где работали? С кем вы дружили? Как вы и ваши друзья влияли друг на друга? Что вы предпочитаете из одежды? Какие книги вы читаете? Ходите ли вы в церковь? Что вы едите, думаете, любите, ненавидите? Кто вы такой в социальном смысле?

Третье измерение, психологическое, – это продукт двух первых. Их совместное воздействие порождает темперамент, комп­лексы, душевные свойства, надежды и т.д. Таким образом, психо­логия завершает трехмерную схему человека.

Если мы хотим понять чьи-либо поступки, мы должны увидеть мотивы, заставляющие человека поступать именно так. Взглянем сначала на его физический облик. Болен ли он? Может у него есть какая-нибудь скрытная болезнь, о которой он сам ничего не знает, но о которой обязан знать автор, потому что только так он может понять этот характер? Эта болезнь влияет на отношение человека к окружающему миру. Ведь мы ведем себя совершенно по-разному, будучи больными, выздоравливающими или здоровыми. Может у этого человека большие уши, глаза навыкате или длинные волосатые руки? Все это способно повлиять на его взгляды, а они, в свою очередь, проявляются в каждом его поступке. Он не­навидит разговоры о сломанных носах, толстых губах, больших носах? Может из-за того, что один из этих недостатков есть у него. Один человек спокойно относится к своим физическим недостаткам, другой сам готов над ними посмеяться, третий злится из-за них. Ясно одно – никто не может быть вполне свободен от воздействия такого рода телесных особенностей.

Каким бы важным ни было физическое измерение, оно – всего лишь часть целого. Не забывайте и о социальном происхождении. Эти два измерения дополнят друг друга и породят третье – ду­шевный склад. Если мы понимаем, что эти три измерения обуслав­ливают каждый момент человеческого поведения, то нам легко писать о любом характере и понимать как его мотивы, так и их источники. Возьмите любое произведение, выдержавшее испытание временем, и увидите, что оно выжило, потому что обладало всеми тремя измерениями. Уберите хотя бы одно из них, и настоящего литературного достижения уже не будет. Когда вы читаете в га­зетах театральную критику, вы постоянно встречаете такие выра­жения: скучно, неубедительно, шаблонные характеры, банальные ситуации и т.д. Все это относится к одной ошибке – к отсутствию трехмерных характеров. Если вашу пьесу обозвали ба­нальной, не пускайтесь в поиски фантастических ситуаций. Сделайте ваши характеры трехмерными, и выйдет увлекательнейшая пь­еса.

В литературе много трехмерных характеров. Гамлет, напри­мер. Мы не только знаем его возраст, внешний вид, состояние здоровья, мы знаем особенности его характера, его социальное происхождение и положение, которые и дают толчок. Мы знаем по­литическую ситуацию того времени, события, которые произошли раньше, и воздействие, которое они оказали на него. Мы знаем его намерения и мотивы. Мы знаем его психологию и ясно увидим, как она вытекает из его телесного и социального облика. Короче говоря, мы знаем Гамлета так, как и не надеемся узнать самих себя.

"Медея" Еврипида – это классический пример пьесы, выросшей из характера. Автор не нуждается в Афродите, чтобы заставить Медею полюбить Ясона. Обычаем того времени было изображать вмешательство божеств, но поведение персонажей ло­гично и само по себе. Медея, как и любая другая, полюбит человека, который привлекает ее, и принесет для него самые неверо­ятные жертвы. Медея ради любимого убила своего брата. Недавно в Нью-Йорке женщина увела двух своих детей в лес, перерезала им горло, облила трупы керосином и подожгла – из-за любви. Здесь нет ничего сверхъестественного, это всего лишь старый, добрый брачный инстинкт, жажда соития. Если мы знаем происхож­дение и телесный склад этой современной Медеи, ее ужасный поступок становится понятным.

Вот примерная схема, костяк, остов трехмерного изображе­ния характера.

ФИЗИОЛОГИЯ

1. Пол.

2. Возраст.

3. Рост и вес.

4. Цвет волос, глаз, кожи.

5. Телосложение, комплекция, излюбленные позы.

6. Внешность: приятная, опрятная, неопрятная и т. д. Полнота, худоба, форма головы, лица, членов.

7. Дефекты: уродства, родимые пятна и т. д. Болезни.

8. Наследственность.

СОЦИОЛОГИЯ

1. Класс: нижний, средний, высший.

2. Занятия: род работы, время работы, доход, условия тру­да, есть профсоюз или нет, степень организованности труда, способности к этой работе.

3. Образование: сколько классов, какая школа, оценки, лю­бимые предметы, нелюбимые предметы, склонности, увлечения.

4. Домашняя жизнь: образ жизни родителей, заработок, сиротство, родители в разводе, привычки родителей, интеллекту­альное развитие родителей, их пороки, пренебрежение, невнимание (к ребенку). Семейное положение персонажа.

5. Религия.

6. Раса, национальность.

7. Групповое положение: лидер среди друзей, в клубе, в спорте.

8. Политические симпатии.

9. Развлечения, хобби: книги, журналы, газеты, которые он читает.

ПСИХОЛОГИЯ

1. Половая жизнь, моральные правила.

2. Личные цели, устремления.

3. Поражения, разочарования, неудачи.

4. Темперамент: холерический, беспечный, пессимисти­ческий, оптимистический.

5. Отношение к жизни: покорное, активное, пораженческое.

6. Комплексы: навязчивые идеи, вытесненные образы, пред­рассудки, фобии.

7. Экстраверт, интроверт, средний тип.

8. Способности: знание языков, особые таланты.

9. Качества: воображение, рассудительность, вкус, уравновешенность.

10. Уровень умственного развития.

Вот, так сказать, костяк характера, который автор должен знать досконально и на котором он должен строить образ.

ВОПРОС: Как объединить эти три измерения в нечто целост­ное?

ОТВЕТ: Возьмем для примера ребят из "Тупика" Кингсли. Все, кроме одного, здоровы. Очевидно, никаких серьезных комп­лексов, причиной которых были бы физические недостатки, нет. Следовательно, в их жизни решающим фактором будет среда. Кумиры, нехватка образования, одежды, присмотра и сверх всего – постоянное наличие бедности и голода – вот что сформирует их мировоззрение и, как следствие, поведение по отношению к обществу. Это результат сочетания трех, измерений.

ВОПРОС: Вызовет ли одна и та же среда одну и ту же реак­цию у разных детей или они будут реагировать по-разному?

ОТВЕТ: Никакие два человека не будут реагировать одинако­во, поскольку нет двух одинаковых людей. Один мальчик может смотреть на свои проделки как на подготовку к блестящей карь­ере гангстера, другой участвует в грязных делишках из чувства коллективизма или из страха, или чтобы выглядеть храбрецом. Третий понимает опасность таких занятий, но не видит 'другого избавления от бедности. Физические и психические различия между людьми будут сказываться на их реакциях на одну и ту же со­циальную среду. Наука вам скажет, что не бывает даже двух оди­наковых снежинок, поскольку на их форму влияют мельчайшие фак­торы среды, и поэтому разнообразие бесконечно. То же самое с нами. Чей-нибудь отец может быть всегда добр – от случая к случаю – однажды – никогда. И это неизбежно скажется на сыне.

ВОПРОС: Есть такие человеческие проявления, которые, ка­жется, не попадают ни в одну из трех категорий. Я замечал за собой депрессии или периоды возбужденности, которые казались совершенно беспричинными. Я наблюдателен и старался проследить истоки этих таинственных смятений, но безуспешно. Я могу ут­верждать, что такие периоды случались, когда и в материальном и в душевном смысле у меня все было в порядке. Почему вы смее­тесь?

ОТВЕТ: Вы напомнили мне моего друга – писателя, который рассказывал мне странную историю о себе. Это случилось, когда ему было тридцать лет. Он был здоров, его произведения при­несли ему признание, у него было больше денег, чем он мог ист­ратить, он был женат и очень любил и жену и двоих детей. Од­нажды, к своему глубочайшему удивлению, он почувствовал, что ему совершенно наплевать и на семью, и на карьеру, и на всю свою жизнь. Ему все опротивело. Ничто его не интересовало. Он зара­нее знал все, что его друзья сделают или скажут. Он не мог вы­носить эту ужасную монотонность жизни: та же женщина, та же еда, те же друзья, те же сообщения об убийствах в газетах. Он почти тронулся. Это было так же непонятно, как и в вашем слу­чае. Может, он разлюбил жену? Он думал об этом и в отчаяньи даже решился на проверку своих чувств. Никакой перемены в своей любви он не нашел. Он честно и добросовестно устал от жизни. Он перестал писать, перестал видеться с друзьями, и наконец решил, что лучше бы ему умереть. Эта мысль пришла не в минуту отчаянья. Он обдумал ее без спешки и волнения. Земля существо­вала миллионы лет до моего рождения, размышлял он, и будет существовать после меня. Что изменится, если он исчезнет немного раньше назначенного срока? Итак, он отослал свою семью к друзьям и сел писать предсмертную записку жене, чтобы объ­яснить свой шаг. Писать было нелегко. Выходило неубедительно, и он потел над этим письмом больше, чем над любой из своих пь­ес вдруг он ощутил сильную резь в животе. Это была мучитель­ная боль, он оказался в странном положении – нелепо кончать с собой, когда у тебя болит живот. Кроме того, нужно было допи­сать письмо. Он принял таблетку, и боль уменьшилась. Он вер­нулся к столу, чтобы кончить письмо, и оказалось, что писать его стало еще трудней. Причины, которые он излагал, теперь ка­зались ему фантастическими – даже глупыми. Он вдруг заметил лучи солнца на своем столе, игру света на стенах домов за ок­ном. Деревья никогда не казались ему такими зелеными, Жизнь – такой желанной. Он хотел видеть, слышать, ходить...