ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 21.09.2024
Просмотров: 33
Скачиваний: 0
В.И.Аннушкин
Русская духовная литература о языке – речи – слове
Тема языка – речи – слова в духовной литературе не имеет последовательного и систематического описания. Между тем, этой темы касаются вскользь многие ученые-филологи и богословы, практики-священники и просто популяризаторы языка, поднимающие вопросы хорошей и правильной речи. И действительно: кто только не скажет о «важности слова», интуитивно ощущая связь человеческого слова со Словом Божиим, которое нашло отражение в единственном словесном создании Творца – человеке. Систематизация этих суждений требует и глубокого осмысления феномена Слова: что есть Слово? Какие пласты смысла срываются за этим философским, филологическим, лексикологическим термином?
Слово Божие лежит в основе всего сущего. Словом Господь творит мир. Идея Слова, которое «в начале было» - основная европейская философско- филологическая идея, сформулированная в Евангелии от Иоанна. Слово является синонимом имени Бога («И Слово бе Бог, и Бог бе Слово»).
В Книге Бытия Господь Словом творит мир: «И сказал Бог: да будет свет! И бысть тако». И увидел Бог, что «се есть добро». Слово-Логос воплотило Божественный замысел через его реализацию в Слове, а затем осуществилось в действительности. Так закрепилась важнейшая максима народной и религиозной философии: соответствие мысли, слова и дела.
Человек, созданный по образу и подобию Божию, соответствует своему Создателю прежде всего в том, что он существо «словесное». Однако с первородным грехом цельность человека нарушена, и человек не может соответствовать во всем совершенному Образу Божию, несовершенным же является прежде всего его слово (речь, язык).
Святитель Игнатий Брянчанинов пишет: «Слово человеческое подобно Слову Божию». Очевидно, что он пытается в своем суждении поддержать нашу греховную природу и направить её к добру, призывая нас соответствовать своему высокому предназначению. Но это только призыв: как фольклор говорит о том, что «все беды человека от его языка», так и большинство грехов человеческих порождены словом.
Раскрыв «Молитвослов», увидим, что грехи имеют, как правило, словесную природу, ибо каждое из согрешений либо прямо указывает на «слово» (злословие, прекословие), либо связано с речевым действием (как осуждение, оклеветание, укорение, пересуды, споры, нежелание уступить и услужить ближнему, злорадство, зложелательство, оскорбление и т.д. ), либо через недолжные страсти соединено со словом (каковы гнев, ненависть, злорадство, раздражение, соблазнительное желание нравиться и прельщать других и т.д.).
Для филолога встает существенный вопрос: можно ли систематизировать материал нашей духовной литературы, касающийся «слова - языка – речи – уст», того, что называется правилами словесно-речевого поведения? Можно ли придать ему классификационную стройность и педагогическую направленность?
Прежде всего, приходится сказать о том, что термины язык, речь, слово, уста употребляются в духовной литературе нередко как синонимы. Во всяком случае, в духовной литературе язык, слово, речь, уста обычно понимаются в значении инструмента (орудия) человеческого общения, передающего мысли и связующего нас друг с другом ради взаимных контактов. Человеческое слово – инструмент для создания единомыслия и единосердечия.
Если Слово Божие есть инструмент творения мира, то слово человеческое есть инструмент организации любой совместной деятельности. Очевидно, что наша жизнь приобретает либо божественную, либо греховную окраску в зависимости от того, каким становится наше слово (язык, речь, уста). Архиепископ Сергий Пражский пишет: «Наше слово ослабляется нашей греховностью и не приходит в жизнь полным звуком. Только отсеянное от греха слово является в полной силе, так как оно соединено тогда со Словом, сотворившим мир. Наше слово, исходя из тайников нашей души, неослабленное в своем исхождении греховностью, в силе потенциального добра, находящегося в нас, попадая во вне, несет в себе добро и свет, поскольку оно соединено с источником света Богом-Словом. Оно воплощается».1
Где же искать модели словесного поведения в духовной литературе? Они рассыпаны как драгоценные камни то на одной, то на другой странице священных книг. Причем, можно ясно различить сияние одинаковых камней: вот засверкала идея «молчания» и «безмолвия», вот сверкает идея «приветливости», вот идея «не-восхваления», вот идея «слушания», вот идея «немногоглаглания», вот идея «общительности».
Цель данного доклада – лишь систематизация литературного материала с краткими иллюстрациями. Своеобразной прелюдией к этому материалу являются фольклорные правила речи, которые как бы предшествуют письменной книжной речи. Этот материал является «языческим провозвестником» будущих правил духовной этики речи. Первоначальные дохристианские оценки языка и слова имеются в фольклоре как форме культурно-ценностных высказываний - народная память сохраняет их как ценностное руководство к действию.
Так, в десятках образных выражений народная мораль фиксирует антонимичность оценок языка. С одной стороны, язык опасен (“язык мой - враг мой”, “с коротким языком жизнь длиннее”), неумеющий им пользоваться попадает в сложные ситуации (“лучше захромать на ногу, чем на язык”); с другой стороны, именно владение языком обеспечивает в жизни практический успех: “язык - стяг, дружины водит”, “языком - что рычагом”, “язык до Киева доведет” и т.д.
Пример фольклорных правил: «сначала думай, потом говори» (речь рекомендуется готовить); «сказано – сделано», «говорит налево, а глядит направо» (слово должно соответствовать делам); «речь красна слушанием» (правило предпочтения слушания перед говорением) и мн. др. Однако фольклорная мораль в некотором смысле противопоставлена религиозной: в фольклоре речь идет о достижении практического (обычно личного) успеха, в религиозной морали речь идет о достижении духовного единства людей. Фольклорные правила речи систематизированы по данным пословиц и поговорок Ю.В.Рождественским.2
Основная задача, которая ставится в данном исследовании – контуры систематизации правил и суждений о слове – языке - речи, зафиксированных в текстах духовной православной литературы. Предлагаемый анализ правил речи считаем возможным назвать религиозной этикой речи, поскольку духовная мораль, выраженная в этих текстах, будет говорить о нормах и рекомендациях в обращении с языком.
Религиозная этика речи создает свои построения не на основе практической морали, радеющей об интересах личного успеха, а на основе духовной морали, которая предполагает организацию духовного единства всех людей, установления мира, любви, прощения, терпения, великодушия. Взгляды на мир и поведение человека оказываются принципиально иными, ценностными становятся другие категории, которые, может быть, и звучали в практической морали, но были только “лично” выгодны. В религиозной морали все направлено на личность другого человека – «ближнего твоего», которого необходимо чувствовать “как самого себя” в неложном стремлении к всеобщему союзу любви и всепрощения, единомыслия и единочувствования.
Этот анализ целесообразно начать с текста Святого Евангелия, где Словом Божиим выстраивается новый образ человека и его словесного поведения (особенно в сравнении с дохристианской культурой). При этом феномены слова – речи – языка подчас скрыты или выражены неявно, однако очевидно, что все, сказанное Господом, есть Слово Божие, обращенное к «словесной» сущности человека.
Возьмем для анализа фрагмент одного из основных мест Евангелия – Заповеди блаженства (Матф., 5, 3-16). Кажется, что здесь ничего не говорится о языке или слове, но в некотором смысле дается большее, ибо предлагается этическая основа для действия языком – речью – словом. Иначе говоря, там предлагается новый образ «словесного» человека. Для всей предшествующей истории человечества, как впрочем, и для современного «мира», этот образ будет слишком неожидан и нов, он перевернет все представления о правилах поведения, в том числе, речевого: то, что было лишь намечено античными философами – «стихийными христианами», теперь обретает глубокое и простое выражение через Слово Божье. Именно неожиданная глубина и простота, внушаемость кратких и вечных истин определяют существо сказанного, требуя от воспринимающих правильности истолкования.
Мы слышим: «Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие…» Оказывается, блаженны не гордые, веселящиеся и наглые, а смиренные и скромные – они получают в награду и «царствие небесное», и «наследуют землю». Эти парадоксальные мысли кардинально изменили духовную жизнь человечества – при отсутствии «фактов и логики доказательств» (чего требуют десять академиков, написавших открытое письмо президенту РФ).
Переворот, преосуществление духа и плоти состояли в изменении внутреннего настроя на бытие, а это - основа для предстоящего человеку вступления в общение с его «ближними». Эта основа – в «чистоте сердца» и «милости», т.е. прежде чем не очистишь сердце своё, не вступай в языковой контакт: «пойди, прежде примирись с братом твоим…» (24). Мысль о сердечной чистоте и миротворении будет неоднократно проговорена духовными писателями: «в момент рождения слова надо призывать Бога…» (архиепископ Сергий Пражский). Лицезрение Бога, стояние пред Божьими очами, когда очи «Бога узрят», и есть должное внутреннее устремление, предречевой духовный настрой.
После утверждения образа человека начинается образ его речи. Выход в речь – язык, видимо, начинается там, где появляются глаголы речевого действия: «блаженны изгнанные правды ради…» (изгоняют не столько плетью, сколько речью); «блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески неправедно злословить за Меня» (Матф., 5, 10-11). Это уже вступление в языковое общение с миром, где Господь не обещает мира, покоя и тишины, развлечения и удовольствия, но предупреждает: мир будет «злословить вас».
Всё парадоксально в этих новых этических правилах, готовящих образ общения с миром и людьми: вас будут «изгонять», но вы «блаженны», вас будут «поносить и злословить», а вы «радуйтесь и веселитесь» - не в буквальном смысле, но в смысле стойко-стержневого душевного настроя.
Люди, принявшие этот образ, суть «соль земли» (13): не богатые и гордые, изнемогающие от материальной сытости «олигархи», а «нищие духом»; не смехотворцы из Comedy Club и «куршевельцы», а «плачущие» и «милостивые»; не гордые и наглые, последовательно истребляющие друг друга (их сверкающими памятниками уставлены наши кладбища), а «кроткие», наследующие эту землю ещё в этой жизни; не манипуляторы сознания, по всем средствам массовой и личной информации советующие, как незаметно и «благородно» обхитрить, одурачить, облапошить ближнего своего, а «алчущие и жаждущие правды», причем, предрекается, что первые так и будут продолжать «гнать ложь» в суетной ненасытности, а вторые – «насытятся».
Парадоксально, но именно этот образ человека – «кроткого, плачущего, алчущего правды, милостивого, гонимого за правду» и одновременно «радующегося и веселящегося», делает жизнь к чему-либо «годною», «освещая» этот мир и «светя всем в доме». Противоположный образ бытия делает жизнь «негодною – как разве выбросить её вон на попрание людям» (13-15).
Далее Господь призывает к общению: «Так да светит свет ваш пред людьми» (16). Это может быть даже не прямое речевое общение, а незримый, духовный «словесный» свет, который безмолвно и молчаливо (но не безгласно и «бессловесно, то есть скотски») излучается от всякого, кто духовной работой, молитвой за мир чудесным образом преображает его. «Да не будет слово твоё праздно, да не будет молчание твоё бессловесно» (Филарет Дроздов, митр. Московский). Уметь через слово – язык – речь организовать жизнь – священный долг и обязанность каждого человека, ощущающего свою ответственность перед Богом и людьми.
Чтобы понять эволюцию в учениях о речи, совершенную с приходом христианства, возможно сопоставить два текста: рассуждение о счастье и благе у Аристотеля в «Риторике» и Заповеди блаженства. Аристотель называет счастье «целью» всякого человека, и поэтому все разговоры, речи, «уговаривания или отговаривания касаются счастья». Выразительна его формула счастья: «Определим счастье как благосостояние, соединенное с добродетелью, или как довольство своей жизнью, или как приятнейший образ жизни…».3 Аристотелем описаны (именно в риторике как учении об убедительной речи) виды благ, дано определение понятий и видов добродетелей. Любопытен их перечень, соотносимый с категорией прекрасного в человеке: справедливость, мужество, благоразумие, щедрость, великодушие, бескорыстие, кротость, рассудительность, мудрость.4