Файл: Теории возникновения государства. Исследование понятия и механизма государства.pdf
Добавлен: 05.04.2023
Просмотров: 100
Скачиваний: 2
Известный французский философ Жан-Жак Руссо (1712—1778) несколько видоизменяет этот вариант договорной теории. Человек по природе своей добр и миролюбив — в этом Руссо согласен с Локком. Но если такова природа человека, то, стало быть, ему нечего опасаться себе подобных: страх перед сотоварищами чужд первобытному человеку, который живет в полной гармонии с природой и с собратьями, и который в изобилии берет от природы все, что ему нужно. Руссо уверен, что в «естественном состоянии всякий свободен от ярма, и право сильного ни в чем не найдет себе опоры». Следовательно, причину образования государства и власти в целом нужно искать не в страхе за нарушение мира — ведь государство также может нарушить мир как в отношениях с другими государствами, так и внутри страны, неправедно преследуя своих граждан. И вообще, вопрос о создании общества (т.е. о заключении общественного договора, согласно которому люди договариваются соединить свои силы и действовать сообща) и вопрос о создании государства — это вопросы, которые нужно тщательно разделять. У Руссо, как кажется, есть сильный аргумент, не учтенный Локком: есть много организованных обществ, где налажен и обеспечен мирный порядок общения, но в которых нет государства: если люди, к примеру, подчиняются религиозным властям из страха загробного воздаяния. Поэтому общество (договор о создании общества, мирного порядка общения — общественный договор) предшествует государству (договору о создании суверена) [30 с. 78].
Государство, по Руссо, возникает только по одной причине — нужно гарантировать неприкосновенность собственности. Кто-то из людей придумывает называть вещи своими, присваивает себе то, что раньше принадлежало всем. Чтобы защитить свое владение, эти ловкие люди придумывают государство, которое создает организованную защиту собственности; при этом, основатели государства внушают всем остальным, что оно создается на благо всех, для защиты их прав, для обеспечения мира. Но реальность совершенно противоположна — государство всегда защищает интересы имущих против неимущих, оно устанавливает порядок владения и гарантирует его. Эта теория потом ляжет в основу марксистской критики государства, считает С. А. Комаров [7 с. 81].
Если оценивать договорную теорию в ее классическом выражении (в описании трех вышеупомянутых авторов), то первое, что бросается в глаза — ее антиисторизм. Очень редко можно встретить исторические сведения о каких-либо политических договорах между людьми в первобытных и древних обществах. Но даже если допустить гипотетическую возможность такого договора, трудно представить себе механизм реализации этой возможности. Ведь до заключения общественного договора у людей должно быть, во-первых, представление о том типе государственного союза, который они предполагают создать. И, во-вторых, представление об обязывающей силе соглашения. Появление таких представлений договорная теория может объяснить путем апелляции к естественному праву, т.е. к праву, вытекающему из разумной и общежительной природы человека, который в своем разуме непосредственно находит такие правила, как pacta sunt servanda (лат. — следует соблюдать договоры). Так считал голландский мыслитель XVII в. Гуго Гроций (1583—1645). Но такие предположения опровергаются данными антропологии, которая находит идею обязательства только в достаточно развитых цивилизациях и, как правило, там, где уже есть государство. Для дикарей, даже если предположить, что договор был заключен, он не имел бы никакого значения, считает Н. М. Коркунов [8 с. 54].
В-третьих, должен существовать правовой механизм принятия и исполнения общих решений — а появление такого механизма нужно объяснить иначе, чем через договор, поскольку процедура заключения этого общественного договора логически предшествует наделению его обязывающей силой по отношению к членам общества. Это же касается и порядка владения — он должен возникнуть до того, как в обществе появится деление на бедных и богатых [5 с. 69].
И, в-четвертых, изолированный индивид, в своем интересе принимающий рациональные решения, есть скорее фантазия философов эпохи Просвещения, чем историческая реалия — ранняя история находит человека нераздельно включенным в семью, группу, племя, род; первобытное общество не знает индивидуальности, а знает только коллектив, общину, безраздельно захватывающую человека, который не умеет отличать своего личного интереса от интереса той группы, к которой он принадлежит.
Но эти трудности не кажутся непреодолимыми — договорная теория до настоящего времени имеет своих представителей. Одним из наиболее значимых ее представителей являлся американский правовед Джон Ролз (1921—2002), который отказался от претензий на историческую истинность договорной теории и пытался переосмыслить ее в перспективе необходимых условий существования человека как свободного существа. Ролз согласен с Гоббсом в том, что в первобытном состоянии человек лишен возможности свободно обсуждать и выбирать условия, на которых он готов ограничить свою свободу. Эту ситуацию Ролз называет «занавесом неведения» — не зная в точности мнения и намерения других людей, человек должен исходить из разумных ожиданий в отношении их будущего поведения. В этом плане человек предполагает разумные условия, на которых и он, и другие люди будут согласны на ограничение своей свободы и на создание власти, которой люди подчинят себя. Эти разумные условия не могут быть такими, какими их предполагал Гоббс — полный и безоговорочный отказ от своих прав. Человек не может согласиться на добровольное рабство у власти и, как существо разумное, он, соглашаясь на создание власти, одновременно (по меньшей мере, применительно к логической последовательности) устанавливает границы этой власти. По Ролзу, люди в такой ситуации выбирают порядок, который максимально гарантирует права наименее защищенных членов общества, поскольку на их месте потенциально может оказаться любой [15].
Договор о создании государства в понимании Ролза не означает того, что такое событие когда-либо имело место — это чистая гипотеза, которая исходит из человеческой рациональности и ценности для человека его индивидуальной свободы. Такая гипотеза нужна не для исторического объяснения возникновения государства, а для обоснования необходимости демократического устройства государства и механизма защиты индивидуальных свобод. Ролза интересовало, какими могли бы и должны были быть те условия, при которых разумный человек мог согласиться на создание государства, сохранив при этом свою свободу. Эти условия он, как и мыслители эпохи Просвещения, понимает с точки зрения абстрактного человека, рассуждавшего о своей выгоде и способного мыслить рационально. На наш взгляд, совершенно очевидно, что эта теория очевидно не применима как историческое объяснения процесса политогенеза (происхождения государства). В этом плане договорная теория уже прекращает быть теорией происхождения государства и становится теорией обоснования демократии и либерализма.
1.4. Теория насилия
Если договорная теория исходит из идеализированного представления о человеке как об автономном индивиде, мыслящем и принимающем решения преимущественно рационально, то теория насилия исходит из обратной посылки. Люди и человеческие коллективы живут не столько разумом, сколько эмоциями и своекорыстными интересами, поэтому нельзя ожидать от них твердых и осознанных решений. В природе мы находим борьбу за существование, и нет никаких очевидных обстоятельств, препятствующих видеть ту же самую борьбу за существование и в человеческих обществах. Сильные индивиды подчиняют себе слабых, выживают более приспособленные индивиды, более мощные и спаянные коллективы завоевывают и подчиняют себе слабые, разобщенные группы. Такое перенесение закономерностей развития биологических организмов на развитие общества было непререкаемой истиной в XIX в., когда в науке об обществе господствовал дарвинизм, учение о выживании наиболее приспособленных. Разумеется, подобного рода идеи о том, что сильные создают государства, чтобы властвовать над слабыми, достаточно часто высказывались еще в античности и Средневековье, но до уровня научной теории они доросли только в XIX в., пишет В. К. Бабаев [28 с. 116].
Основатели теории насилия, Людвиг Гумплович (1838—1909) и Карл Каутский (1854—1938), проводили кажущиеся им самоочевидными параллели между существованием стаи животных и человеческого общества. И там, и здесь более сильный и смекалистый подчиняет себе сотоварищей. Но государство еще пока не нужно — господство и подчинение внутри группы не требует создания особых властных структур. Такая необходимость появляется, когда одна группа завоевывает другую группу, один народ подчиняет себе другой народ. В этом случае уже не индивид подчиняется другому индивиду, а один коллектив подчиняет себе другой. Поэтому силы отдельных личностей уже недостаточно, нужна организованная сила коллектива, которая позволит, во-первых, создать сильную армию и, во-вторых, систематически подчинять завоеванное население. Собственно, на потребности в организации военной силы и управленческих ресурсов для контроля над завоеванными людьми и зиждется любой политический союз в обществе, как считает Гумплович, приводя в пользу своего мнения многочисленные исторические примеры возникновения государств из военных союзов, из так называемых военных демократий (например, германские варварские государства). Насилие есть «повивальная бабка государства», подытоживает основной принцип своей теории Гумплович, указывая на решающую роль завоевания в формировании первых государств. «История не предоставляет нам, — пишет он, — ни одного примера, где бы государство возникло не при помощи акта насилия, а как-нибудь иначе. Государство всегда являлось в результате насилия одного племени над другим; оно выражалось в завоевании и порабощении более сильным чужим племенем более слабого уже оседлого населения». В этом тезисе отражен основной посыл рассматриваемой теории, пишет М. В. Антонов [3 с. 86].
Завоевание одного народа (племени) другим может иметь три следствия: либо побежденные истребляются, либо изгоняются с завоеванной территории, в том числе путем продажи в рабство, либо остаются проживать на ней, но подчиняясь завоевателям. Для того чтобы реализовать эту третью возможность, необходимо организованное коллективное принуждение народа-завоевателя — именно потребность в организации такого принуждения и вызывает появление государства. Эту концепцию отстаивал Карл Каутский, с которым спорил Фридрих Энгельс (1820—1895), настаивая на первичности классового разделения общества. Государства образуются из племен, спаянных вместе актом завоевания, процесс создания государства можно распознать по началу выделения классов. Если мы видим достаточно четкое разделение властвующих и подвластных, имущих и неимущих, то мы имеем дело с государством, убежден Каутский. Причем, это деление может наслаиваться на другие существующие социальные деления: между земледельцами и скотоводами, между воинами и гражданскими лицами и т.п.
Государство есть организация, призванная завоевывать другие народы и держать в подчинении свой народ, — в этом основная посылка рассматриваемой теории (поэтому ее другое название — «завоевательная» теория). Ее слабостью является описание факторов, сопровождающих появление государства, в качестве причин. То, что потребность управления завоеванными народами служит важным стимулом для создания управленческого механизма государства, наверное, бесспорно. Но эта потребность сама по себе еще не объясняет то, почему люди организуют политический союз определенным образом и почему это происходит в тот или другой период истории. Если некое племя длительное время ведет войны, если в нем есть социальное разделение (воины, ремесленники, торговцы и т.п.), то само по себе это не является достаточным условием для возникновения государства. Поэтому провести корреляцию между «актом завоевания» и возникновением государства можно далеко не всегда [18 с. 86].
На наш взгляд, совершенно очевидно, что сторонники этой теории будут видеть государство в любой организованной и вооруженной орде завоевателей, не замечая тех случаев, когда государство возникает, к примеру, из оборонительного или торгового союза. Кроме того, между фактическим принуждением, которое встречается в природе и которое может быть объяснено через законы природы, и социальным принуждением, которое основано на правилах и осуществляется только через особые институты, лежит большое расстояние. Причины такого различия могли бы объяснить суть особого принудительного социального института, называемого государством. Но для этого нужно выйти за пределы собственно проблематики насилия, завоевания и принуждения.
1.5. Марксистская (классовая) теория
Соглашаясь видеть в государстве механизм социального принуждения, К. Маркс и его последователи утверждают, что социальная организация возникает не на пустом месте — ей должна предшествовать социальная дифференциация: разделение членов общества на воинов, правителей, земледельцев и проч. Поэтому основной вопрос происхождения государства не в том, почему одни люди подчиняют или завоевывают других людей, и не в том, как они это делают. В любом случае, для завоевания, обороны и выполнения других социальных функций социальный коллектив должен быть разделен на группы — эта потребность социальной дифференциации как условия общественной жизни воспринималась как самоочевидная в философии XIX в. Без разделения труда не существует и общество как таковое. Если возникает потребность в ведении войны или управлении завоеванными народами, в организованном социальном коллективе выделяются воины, управленцы, судьи, сборщики налогов и другие чиновники, с существованием которых обычно ассоциируется государство. Вопрос заключается в том, по каким причинам происходит разделение общества на властвующих и подвластных.
На этот вопрос марксисты дают достаточно однозначный ответ. В тандеме двух мыслителей, Маркса и Энгельса, именно последний наиболее полно развил теорию политогенеза, которая потом получит наименование «марксистской». Основным теоретиком происхождения государства был Фридрих Энгельс, который сформулировал ответ в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Само название указывает на то, что этот мыслитель ассоциирует появление государства с возникновением собственности. Энгельс считает, что развитие общества связано с изменением экономических формаций: то, как люди производят, добывают средства своего существования, необходимым образом отражается на том, каким образом они организуются в союзы, как они мыслят, объясняют окружающий их мир. Если в первобытном обществе люди не знают частой собственности, поскольку все принадлежит всем, то совместное существование людей в этой «экономической формации» не требует организации постоянной власти — время от времени люди могут выбирать военного вождя для организации завоевания или обороны, сходиться вместе для принятия общих решений. Но все это протекает эпизодически и не вызвано какой-либо «объективной закономерностью», пишет М. Сулейменов [25].
Ситуация меняется в тот момент, когда коллективная собственность на средства производства (т.е. на то, за счет чего получается «прибавочный продукт», позволяющий обществу богатеть и развиваться: земли, стада, рабы и т.п.) начинает делиться между индивидами, группами индивидову т.е. когда возникают семьи с самостоятельными имущественными интересами. Люди начинают строить свои отношения как собственники: они уже не отождествляют свой интерес с интересом коллектива. В такой ситуации возникает опасность распада общества на множество отдельных групп, каждая из которых будет непрестанно воевать с другими, защищая свое имущество. Но такому распаду препятствует складывающаяся в обществе классовая структура, объединяющая по классовому признаку группы людей, связанные определенным отношением к средствам производства. Эта структура призвана гарантировать стабильность владения имуществом и закрепить сложившееся в обществе разделение на классы. Такая структура основывается на общем интересе имущих защитить свою собственность от неимущих. Этот интерес материализуется в том, что имущие выделяют из своей среды тех лиц, которые профессионально занимаются военным делом, управлением, правотворчеством и т.п. Такая структура может позволить главенствующему классу стабильно осуществлять организованное принуждение в течение длительного времени, вести войны, завоевывать другие народы — это уже вторичные явления. Именно так, согласно Энгельсу, должен объясняться процесс возникновения государства (здесь мы не рассматриваем восточный Путь становления государства, который также обсуждается Энгельсом). С похожей концепцией мы встречались в теории Руссо. Но если там речь шла о выдумке хитрых богачей, то у Энгельса речь идет о закономерности общественного развития, отражающей необходимую взаимосвязь между процессами производства, распределением общественного богатства (базис) и мышлением, культурой, социальной организацией (надстройка) [19 с. 48].