ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.11.2019
Просмотров: 449
Скачиваний: 1
Bach S. (2011) «ХИМЕРЫ: ИММУНИТЕТ,
ВЗАИМОПРОНИКНОВЕНИЕ И ИСТИННОЕ Я. |Chimeras:
Immunity, Interpenetration, and the True Self.» The Psychoanalytic
Review, 98(1):39-56.
В греческой мифологии, Химера – это ужасное огнедыша-
щее чудище с головой льва, туловищем козла и хвостом змеи;
в медицине химера – это человек, клетки которого относятся к
двум генетически различным типам. Из увлекательной статьи
(Holloway, 2007) об иммунитете я узнал, что человеческие хи-
меры впервые были обнаружены, когда оказалось, что некото-
рые люди имеют более одной группы крови. Большинство из
них оказались «химерами по крови», то есть, неидентичными
близнецами, которые имели общее кровоснабжение в матке.
Остальные люди представляли собой микрохимеры и несли
меньшее число чужеродных клеток крови, которые могли пе-
редаться от матери через плаценту или сохраниться после пе-
реливания крови или экстракорпорального оплодотворения.
Когда пациентам требуется трансплантация нового сердца
или других органов, они ставятся пожизненно зависимыми от
препаратов, подавляющих иммунную систему, поскольку в
противном случае иммунная система отвергнет трансплантат
как чужеродный орган. Несмотря на то, что эти препараты де-
лают возможной трансплантацию и спасают жизнь, они также
имеют изнуряющие, а иногда и смертельные побочные эффек-
ты, потому что ослабленная иммунная система создает про-
блемы при борьбе с вирусами и раком.
Несколько лет назад известный хирург-трансплантолог по
имени Томас Штарцл (Thomas Starzl) сделал интересное от-
крытие. Он собрал многих своих прошлых пациентов, включая
тех, кого оперировал в начале 1960-х годов. Он обнаружил,
что некоторые из них давно перестали принимать иммуноде-
прессанты, при этом они всё еще имели очень хорошее здоро-
вье. Штарцл обследовал этих пациентов и обнаружил, что они
представляли собой микрохимеры, то есть разные ткани и
кровь у этих людей содержали чужие донорские клетки.
Для Штарцла, эти общие клетки являются ключом к пони-
манию переносимости имплантации, принятия пересадки хо-
зяином. По сути, его гипотеза состоит в том, что тело устанав-
ливает взаимное соглашение с «чужаком», путем установления
более тесных отношений (т.е. рассмотрения циркулирующих в
организме клеток донора как «Я») и движения по пути более
широкомасштабного принятия.
Надеюсь, вы простите мне этот экскурс в историю иммун-
ных реакций, поскольку теперь мы можем видеть, что хирур-
ги-трансплантологи имеют дело (по крайней мере, метафори-
чески) с вопросами, подобными тем, которые стоят перед на-
ми, аналитиками, имеющими дело с психикой наших пациен-
тов. Мы тоже сталкиваемся с загадкой: каким образом другие,
или некоторые части других, могут (или не могут) в конечном
итоге начать восприниматься как часть самости. В нашем язы-
ке мы говорим об идентификации, интроекции, идентичности
и так далее. Сопротивление мы понимаем как форму отказа
пациента от трансплантации чужеродных клеток или чужой
идентичности, а проекцию – как попытку пациента принести в
жертву собственные клетки, являющиеся чуждыми для нас, –
это жертва, которую мы, как правило, отвергаем, задействуя
все силы нарциссической защиты, какие только может собрать
наша иммунная система.
Но если в качестве психоаналитиков мы просто принимаем
проекции пациента и пытаемся метаболизировать их, пропус-
кая через себя, то мы также задействуем наш собственный
процесс химеризации, – процесс, о котором мы наверное знаем
также много или также мало, как и хирурги.
Мы знаем, например, что химеризация или обмен чужими
клетками иногда происходит между матерью и плодом. В на-
шей психической аналогии, этот процесс наиболее очевиден
между матерью и младенцем в ранней диаде, иногда мы даже
называем его взаимопроникновением, в частности, эмоцио-
нальным взаимопроникновением. Это также тот самый про-
цесс, который мы очень подробно изучали в случае нарцисси-
ческих расстройств, при которых иммунные реакции характе-
ризуются тем, что они либо чрезмерно сильны, либо слишком
слабы. При сильной иммунной реакции, пациент (которого я
назвал напыщенно нарциссичным) патологически отвергает
всё, что воспринимается им как чуждое; в случае же слабой
иммунной реакции, пациент (которого я назвал приниженно
нарциссичным) патологически принимает всё, что восприни-
мается им как чуждое.
Нам всем знакомы нарциссичные пациенты, которые, ка-
жется, отвергают всё, что бы мы ни сказали, а спустя недели
или месяцы, мы видим, как эти наши отвергнутые слова появ-
ляются вновь в виде идей, вызывающих восхищение, посколь-
ку за это время пациент стал способен озвучить их сам. Это
типичный пример химеризации в ее наиболее полезной форме,
и в случае разного рода селф-объектных переносов, этот про-
цесс происходит довольно естественно.
Мы также знаем, как создать или, скорее, способствовать
установлению сэлф-объектного переноса. Для этого мы ис-
пользуем эмпатию и идентификацию, сводя таким образом к
минимуму различия между пациентом и собой, а также избега-
ем любых интервенций, которые могли бы быть восприняты
пациентом как объективизация и которые в переносе побужда-
ли бы пациента воспринимать аналитика как соперника или
как инородное тело.
Мы знаем, что сэлф-объектные переносы, в которых зерка-
лирование, идеализация, эмпатия и понимание сводят к мини-
муму различия между пациентом и аналитиком, являются наи-
более плодородной почвой для химеризации. В качестве про-
стого примера я привел пациента, который отвергал коммен-
тарии аналитика, но позже принял их как свои собственные, –
мы стали свидетелями процесса химеризации in vitro, или пре-
вращения чужого в своё.
Что еще мы знаем об этом процессе? Ну, как я уже гово-
рил, мы знаем, что он протекает лучше всего, когда различия
между Я и объектом сведены к минимуму, но – только в опре-
деленных пределах. Этот диапазон Гергели охарактеризовал
(Gergely, 2000) как «высокую, но неидеальную степень отзыв-
чивости (response-contingency)» (p. 1205), то есть объект дол-
жен восприниматься похожим, но не идентичным.
В парадигме Гергели, младенец ищет идеальный отклик
лишь в самый ранний период, когда он пытается сформировать
чувство первичной идентичности или абсолютную Я-идентич-
ность. После того, как первичная идентичность сформируется,
младенца начинают интересовать больше новые объекты, де-
монстрирующие сходство, но не тождественность, и пригод-
ные для идеализации, проекции и идентификации. Когда объ-
ект воспринимается тождественным самости, у взрослого че-
ловека это обычно вызывает не идентификацию и химериза-
цию, а скорее испуг, ужас или ощущение ужаса. Мы можем
вспомнить инцидент в поезде, когда Фрейд увидел собствен-
ное отражение в зеркале купе и принял его за грязного стари-
ка, от которого сразу же захотел избавиться. Как правило,
идентичный сэлф-объект часто рассматривается как символ
смерти или каких-то других неприятностей. Самым большим
известным мне исключением из этого является психология
идентичных близнецов, которая, как мы знаем, необычна во
многих отношениях.
Хотя о том, кто влюбляется в собственное отражение, по-
вествует древний миф о Нарциссе, мы, как правило, тоже
ищем в другом человеке аспекты, в которых он похож на нас,
но не идентичен. Фрейд предположил, что определенные типы
нарциссического выбора побуждают нас искать кого-то, кто
напоминал бы нам о том, кто мы на самом деле, или о том, кем
мы когда-то были, или о том, кем мы хотели бы стать, или о
том, кто когда-то был частью нас самих, как ребенок для мате-
ри или идентичные близнецы друг для друга.
Фрейд также предположил, что поиск анаклитического
объекта – это всегда повторное нахождение исходного объек-
та. Таким образом, тот, кого человек ищет, всегда похож на его
мать, однако если сходство становятся слишком большим, то
это может вызывать ужас перед инцестом.
Аналогичным образом мы любим своих детей и не отвер-
гаем их, поскольку они изначально воспринимаются как часть
нас самих. В тех случаях, когда мать отказывается от ребенка
по причине того, что он действительно дефективен или вос-
принимается как дефектный (например, «Ты такой же как и
вся негодная семья твоего отца»), мы, как правило, диагности-
руем патологический нарциссизм, то есть чрезмерную реак-
цию нарциссической системы защит. Крайним проявлением
этого синдрома может быть послеродовая депрессия, при ко-
торой некоторые матери пытаются реально убить своего ре-
бенка. Но это исключения, в целом же дети признаются нашей
нарциссической системой как часть нашей самости, и все за-
вышенные оценки, эмоциональные награды и критицизм, ко-
торые мы обычно оставляем себе и нашим достижениям, дос-
таются им.
Мы видели, что сведение различий к минимуму (как в
сэлф-объектном переносе) обычно способствует превращению
другого в часть нашей самости. Кохут приводит (Kohut, 1971)
известный пример католической пациентки, которая искала
идеализированной трансферентной любви похожей на ту, что в
молодости она питала к своему священнику. Когда аналитик
указал ей на то, что он не был католиком, лечение зашло в ту-
пик и возникла необходимость в консультации. Аналитик не
смог облачиться в костюм, который пациентка ему купила, и –
в силу собственных причин – чувствовал себя обязанным сде-
лать уточнение, о котором пациентка не просила и не хотела
слышать.
В силу многих причин важно было позволить пациентке
следовать необходимому ей в тот момент переносу, не нару-
шая его конфронтацией с реальностью или контрпереносным
отрицанием. Это легче сказать, чем сделать, поскольку строгие
трансферентные требования, будь то положительные и идеали-
зирующие или отрицательные и демонизирующие, оказывают
исключительное бессознательное давление на аналитика, про-
тивиться которому в полной мере, никто – согласно моему
опыту – не в состоянии.
Если же нам удается позволить развернуться переносу па-
циента в полной мере, не слишком его нарушая, тогда резуль-
таты могут быть огромны. С одной стороны, это позволяет из-
бежать тупиковых ситуаций и бесконечной садомазохистиче-
ской борьбы, но еще более важно то, что это укрепляет им-
мунную систему пациента и способствует формированию лич-
ности. Когда обычный нарциссичный пациент, полгода отвер-
гавший все ваши комментарии, теперь «открывает» их для се-
бя и выдает за свои, ожидая вашего восхищения, он этим са-
мым демонстрирует часть проделанной метаболической рабо-
ты, похожей на работу, выполняемую аналитиком, когда он
принимает от пациента невыносимые проекции, метаболизи-
рует их и возвращает в некоторой удобоваримой форме. Паци-
ент принимает часть вас, часть чего-то чуждого, которую пер-
воначально отклонял, поскольку воспринимал ее как посяга-
тельство на собственное Я, но посредством химеризации или
психической метаболизации, преобразовал ее в удобную фор-
му, присвоил и укрепил свое ощущение самости. Как только
этот процесс набирет силу, пациент обычно становится все бо-
лее и более способным слышать ваши комментарии, прини-
мать или отклонять их в менее аллергической или дихотомич-
ной манере. Можно сказать, что поскольку он ощущает свою
иммунную систему или идентичность более прочной, чуждое
воспринимается менее угрожающим.
Однако, процесс химеризации, или превращение части
другого в часть себя, имеет также и другие аспекты. Давайте
представим себе ситуацию, когда аналитик делает интерпрета-
цию, и нарциссический пациент отвергает ее, но аналитик
продолжает настаивать на своей интерпретации и анализирует
то, почему пациенту нужно ее отвергать. Если этот сценарий
сохраняется длительное время, то одни нарциссические паци-
енты могут отказаться от лечения, т.е. усилить свои защиты и
отказаться от другого, в то время как другие могут мазохисти-
чески сдаться, принять интерпретацию и тем самым отказаться
от собственного Я.
Но эта часть другого, принятая посредством капитуляции,
а не метаболизации, не будет иметь тот же статус, что и внут-
ренняя часть другого впитанная внутрь себя посредством хи-
меризации. Я считаю, что она останется изолированной от все-
го того, что воспринимается как истинное Я, и будет сущест-
вовать как отдельный, непереваренный интроект в отдельном
состоянии Я или как часть ложного Я. Она не будет принадле-
жать истинному Я так, как принадлежала бы, если бы пациент
переработал ее спонтанно.
Обнаружение в себе частей другого и восприятие их как
своих собственных, или обладание частями другого, навязан-
ными извне, – это, конечно, крайние полюса континуума; про-
межуточные варианты могут привести к другим возможным
результатам. Но мне кажется, что по крайней мере в этом
крайнем случае, более мудро было бы реагировать на «Нет!»
пациента точно так же, как мы реагируем на ребенка, который,
в процессе формирования своей личности, проходит период,
когда он говорит «Нет!» на всё, – даже на то, чего сам может
очень сильно желать. Как отмечал Винникотт: «Отказ от него
(хорошего объекта) является частью процесса его создания»
(Winnicott, 1955, p. 182).
Большой интерес представляют так называемые промежу-
точные ситуации между полным принятием отказа пациента от
вашего комментария и настаиванием на том, чтобы он принял
ваш комментарий. Фрейд советовал ждать, прежде чем интер-
претировать, пока нечто не станет почти осознанным, но мне
всегда было непонятно, почему в таком случае не дождаться
момента, когда это нечто станет сознательным в полной мере.
Эллман характеризовал (Ellman, 2000) этот континуум с прак-
тической точки зрения: То есть, мы откладываем интерпрета-
цию до тех пор, пока не почувствуем, что пациент сможет вос-
пользоваться ею, не отвергая, таков подход, ориентированный
на пациента. На мой взгляд, более важным является не то,
примет пациент интерпретацию аналитика или отвергнет ее, а
то, как сам пациент воспринимает это принятие или отклоне-
ние. Я думаю, есть принципиальная разница в том, может ли
интерпретация быть метаболизирована и воспринята как часть
истинного Я, или она по-прежнему будет восприниматься как
вторжение, как интроект другого, который никогда не сможет
стать частью истинного Я, – будет ли она воспринята лишь как
результат уступки и вследствие чего станет частью ложного
состояния или системы самости. С точки зрения развития, ре-
шающее для ребенка значение, по-видимому, имеет ощущение