ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.11.2019
Просмотров: 450
Скачиваний: 1
того, что действия обусловлены сугубо собственной внутрен-
ней энергией ребенка, а не внешним принуждением.
Винникотт прямо говорит:
В ранний период развития человека, окружение, которое ве-
дет себя достаточно хорошо, делает возможным личност-
ный рост. Процессы в Я могут тогда сохранить свою актив-
ность, образуя непрерывную линию живого роста. Если ок-
ружение ведет себя недостаточно хорошо, тогда индивиду-
ум реагирует на удар, и процессы в Я прерываются. Если
ситуация достигает количественного предела, ядро самости
начинает защищаться; происходит задержка, Я не может за-
действовать новые процессы до тех пор, пока недостаточ-
ность окружения не корректируется. ... Наряду с истинным
Я, развивается ложное Я, основу которого составляет за-
щитная уступчивость, принятие реакции на удар. Развитие
ложного Я является самой успешной защитной структурой,
ограждающей ядро истинного Я и вызывающей ощущение
пустоты. (Winnicott, 1955, p. 25)
При концептуальном описании процессов в Я часто пред-
полагается существование континуума интернализаций, охва-
тывающего регистрацию, интроекцию и идентификацию, и
представляющего мнение аналитика о всё более сложных
уровнях объектных отношений. Обычно, в этих концептуали-
зациях рассматривается, похоже, состояние эго в целом, и не
учитывается в достаточной мере идея множественного Я, про-
стирающегося от Я-истинного до Я-ложного. Такая расширен-
ная концептуализация включает в себя очень важный, на мой
взгляд, параметр, характеризующий отношение человека к ин-
тернализациям. Винникотт отмечал: «Уступчивость дает не-
медленное Dы1074 вознаграждение и взрослые слишком легко путают
уступчивость рост. Процессы созревания могут обходиться
посредством серии идентификаций, в результате чего видимая
клиническая картина оказывается ложной, активное Я оказы-
вается всего лишь копией кого-то; при этом то, что можно на-
звать истинным или сущностным Я становится скрытым и ли-
шается жизненного опыта» (Winnicott, 1965, p. 102)
Именно в этом «жизненном опыте» заключается, на мой
взгляд, существенное различие между «истинным» и «лож-
ным» Я. Я считаю, что именно поэтому Винникотт настаивал
на «игре» с элементами в ходе психоанализа, потому что игра
– это живой опыт, отличный от предопределенной и кажущей-
ся мертвенной уступчивости. В живом или игровом опыте
психика и сома устанавливают связь и взаимодействуют друг с
другом наиболее символическим образом, тогда как в акте ус-
тупчивости психика и сома диссоциируются, при этом тело
часто ощущается психически сдавшимся другому, а разум и
тело общаются друг с другом, в основном, посредством кон-
кретных сигналов (Bach, 1994; Ghent, 1990; Goldberg, 1995).
Например, частые жалобы на скуку, пустоту, бессмысленность
и т.п. являются жалобами на неприсвоенный и не переживае-
мый спонтанно опыт, т.е. жалобами на преданную или еще не
найденную истинную сущность.
Мне кажется, что еще одним аспектом переживания ис-
тинного и ложного Я является то, что живое переживание «ис-
тинного Я» возникает в контексте продолжающейся непре-
рывной метаболизации или химеризации. Я имею в виду, что
жизненный опыт возникает в контексте попыток Я установить
непрерывное взаимодействие с другим, а не просто ригидно
использовать уже усвоенные паттерны отношения к себе и к
другим. В качестве пояснения того, что я имею в виду, приве-
ду случай из моего личного опыта, который произошел в пер-
вые годы моей практики, когда молодая пациентка пришла в
мой офис, волоча огромную картину в раме, написанную ее
отцом, и предложила ее мне. Поскольку меня учили распра-
шивать об отыгрываниях, и никогда не учили спокойно при-
нимать то, что мне приносили, я спросил ее об этом подарке,
после чего она швырнула картину в окно и едва не убила пе-
шеходов семью этажами ниже. Если бы я был живым, а не вел
себя как мертвый аналитик, я мог бы признать важность для
нее того, что я беру эту картину и оберегаю отца пациентки от
ее ярости.
Поскольку окружение, в том числе культурное окружение,
очень разнообразно и непрерывно меняется, психическая и фи-
зическая иммунные системы должны непрерывно адаптиро-
ваться, постоянно сортироваться, фильтроваться и метаболи-
зировать, чтобы оставаться в живых. Мне кажется, что одним
из самых ярких признаков психического и физического старе-
ния любого организма является замедление его способности
изменяться и адаптироваться, что с возрастом приводит ко всё
более стереотипным ответным реакциям, формируя неадап-
тивные нервные пути. Одним из наиболее очевидных культу-
ральных примеров является та сложность, с которой многие
пожилые люди приспосабливаются к искусству, музыке, лите-
ратуре и игровому поведению молодого поколения. Аналогич-
но, иммунная система пожилых людей испытывает большие
трудности в борьбе с новыми напастями, токсинами и вируса-
ми.
Можно сказать, что в ходе любого анализа иммунные сис-
темы пациента и аналитика интенсивно общаются между со-
бой. Под этим я подразумеваю, что взаимодействие нарцисси-
ческих защит пациента с нарциссическими защитами аналити-
ка направлено на то, чтобы справиться со странностями, не-
обычностями и инаковостью каждого, позволить этой инако-
вости проявиться, получить признание, подтверждение и (при
благоприятном стечении обстоятельств) каким-то образом по-
степенно метаболизироваться. Именно этот процесс опозна-
ния, взаимопроникновения, метаболизации и реинтеграции я
сравнил с химеризацией, которая также зависит от способно-
сти иммунной системы к изменению классификации тел, при-
нимаемых от других как инородных, или зависит от некоторо-
го изменения самого инородного тела или, что скорее всего, от
того и другого.
Размышления о процессе принятия инородного тела в себя
привели нас к идее о том, что такое принятие может происхо-
дить посредством взаимопроникновения и метаболизации, в
результате чего чуждое начинает восприниматься как часть
истинного Я; принятие может происходить посредством пси-
хической уступчивости, в результате которой чуждое начинает
восприниматься как часть ложного Я; или же путь принятия
может быть каким-то средним. Поскольку трансплантант како-
го-то конкретного органа либо полностью принимается орга-
низмом, либо полностью им отвергается, реакции иммунной
системы, как правило, рассматриваются как бинарные или ди-
хотомические, но мы видели, что эти реакции могут меняться с
течением времени. Кроме того, совершенно таинственной ос-
тается область аутоиммунных реакций и заболеваний, – в не-
которых случаях, как это не странно, иммунная реакция не
может рассматриваться ни как двоичная, ни как дискретная по
времени.
Теперь я хотел бы обсудить некоторые практические при-
менения этой точки зрения в работе с более сложными паци-
ентами. Давайте начнем с того, что умозрительно разделим все
виды трансферентных парадигм в психоанализе на две катего-
рии: самостные переносы и чуждые переносы. Теперь мы зна-
ем, что в анализе, перенос происходит в обоих направлениях,
т.е. я включаю в этот процесс аналитика и пациента, когда го-
ворю о том, что в самостном переносе другой человек ощуща-
ется преимущественно похожим на меня, а в чуждом переносе
другой человек ощущается преимущественно отличным от ме-
ня. В самостном переносе второй член диады воспринимается
как неким образом принадлежащий или находящийся в союзе
с самостью первого; можно сказать, что этот тип переноса
включает в себя некие позитивные идентификации, а также
различные виды нарциссических, идеализирующих, зеркаль-
ных и других сэлф-объектных переносов. Исходя из своего
опыта, я должен добавить, что на одном уровне человек может
восприниматься как реально обособленный другой человек,
при этом на другом уровне может сохраняться идентификация
с ним, идеализация или удержание его в сэлф-объектном пере-
носе.
В процессе, который я называю чуждым переносом, дру-
гой член диады воспринимается не как родственный или же-
ланным образом созвучный Я, а скорее, как пугающий, жуткий
и потенциально опасный чужак. Можно сказать, что чуждые
переносы включают в себя разного рода паранойяльные, про-
ективные, чуждые и сверхъестественные переносы наряду с
некоей негативной идентификацией или негативным аффек-
том. Очевидно, что это различие не может быть таким дихото-
мичным, как я его здесь описываю, и можно легко представить
себе континуум между самостным и чуждым переносами. Но
поскольку самый доскональный анализ явно колеблется или
циклирует между самостными и чуждыми переносами, инте-
ресно подумать о способах понимания и управления этими
трансферентными циклами.
Позвольте мне сразу заметить, что одним из самых важных
факторов этой цикличности я считаю ощущение диадного или
аналитического доверия (Ellman, 1998) как со стороны пациен-
та, так и со стороны аналитика. Это «доверие» я определил бы
как устойчивую веру в жизнеспособность диады, в ее способ-
ность регулировать поведение каждого члена диады, и в ко-
нечном итоге, символизировать их совместный опыт. Таким
образом, нарастание и убывание доверия к анализу как со сто-
роны пациента, так и со стороны аналитика является одной из
основных причин цикличных сдвигов между самостным и чу-
ждым переносами.
Должен также отметить, что, хотя пациент и аналитик мо-
гут одновременно находиться во власти самостного или чуж-
дого переноса, т.е. они могут одновременно воспринимать
друг друга либо как похожими, либо как отличными, другие
комбинации тоже возможны. Например, пациент может пере-
живать самостный перенос на аналитика, при этом аналитик
может переживать чуждый перенос на пациента, то есть паци-
ент может воспринимать аналитика похожим на него, в то
время как аналитик может воспринимать пациента отличным
от него. Это могло бы быть примером того, что мы обычно на-
зываем контрпереносом со стороны аналитика, и ниже я пред-
ставлю несколько иллюстраций.
В литературе по наблюдению за младенцами часто гово-
рится о разрушении и затем восстановлении диадной регуля-
ции. Эти циклы разрушения и восстановления регулярно про-
исходят в обычном достаточно хорошем материнстве, и только
тогда, когда кажется, что разрыв в диаде стал непоправимым,
возникает сомнение в способности данной конкретной матери
и данного конкретного ребенка регулировать себя и друг дру-
га. В той мере, в какой эти наблюдения относятся к взрослой
аналитической диаде (Beebe & Lach-mann, 2005), такой, кажу-
щийся непоправимым разрыв может вызывать очень сильные
чувства гнева, безнадежности и отчаяния как у пациента, так и
у аналитика.
Я считаю, что именно эти кажущиеся непоправимыми
срывы в диадном регулировании могут трансформировать по-
ложительный самостный перенос пациента или аналитика в
отрицательный чуждый перенос. Именно тогда, когда либо па-
циент, либо аналитик, либо тот и другой вместе теряют надеж-
ду в жизнеспособность диады, в способность саморегулиро-
ваться и символизировать свой совместный опыт, партнер в
диаде превращается в злобного чужака. Кроме того, именно
тогда, когда оба члена диады восстанавливают веру в ее жиз-
неспособности, саморегуляцию и способность символизиро-
вать, трансферентная парадигма смещается от парадигмы дру-
гого к некоторому варианту парадигмы самости.
Часто переход от самостного переноса к чуждому переносу
происходит в случае, если в детстве пациента или аналитика
произошел некоторый травматичный сбой, или если оба сбоя
реактивируются в переносе. Часто это сопровождается каки-
ми-то реальными повторяющимися неудачами со стороны па-
циента или аналитика в ситуации здесь и сейчас. Тогда анали-
тическая репарация этой травмы может трансформировать не-
доброжелательный чуждый перенос обратно в положительный
самостный перенос.
Конечно, пациенты и аналитики могут с самого начала
приходить с заранее сформированным переносом того или
иного рода, равно как и относительно неподготовленный па-
циент в один прекрасный день внимательно рассмотрев мои
книжные полки, может повернуться ко мне и воинственно
спросить: «Почему у вас здесь одни только иностранные кни-
ги, а не обычные?» Это было существенным дополнением, по-
скольку спрашивающий был культурным и образованным че-
ловеком. Когда я предположил, что, возможно, эти книги по-
казались ему чуждыми, он согласился и добавил: «Мне кажет-
ся, что Вы какой-то совершенно отличный от меня человек,
наблюдающий за мной со стороны, и всё время неодобритель-
но.» С течением времени этот чуждый перенос становились
все более более беспокоящим, и прошло много лет, прежде
чем мы смогли перейти к более мягкому варианту самостного
зеркального переноса.
Поскольку я полагаю, что такого рода взаимодействие по-
стоянно действует по обе стороны кушетки, позвольте мне
представить еще один пример из длительных консультаций с
аналитиком, который принес случай, с которым у него «были
проблемы». Этому компетентному и опытному аналитику по-
требовалось несколько интервью, пока, наконец, он не преодо-
лел смущение и не признался мне в своем отвращении к паци-
енту, ухода которого из кабинета он всякий раз дожидался с
огромным трудом, это физическое отвращение было настолько
велико, что именно для этого пациента он использовал специ-
альную подушку, чтобы он не «пачкал» обычную. Убедившись
в том, что на самом деле пациент был опрятным и внешне ни-
чем не вызывал отвращение, мы, наконец, смогли признать,
что он олицетворял собой какие-то специфические проблемы
самого аналитика, который с моей небольшой помощью обра-
тился к серьезному исследованию своих чувств. Постепенно
стало ясно, что эгоцентризм пациента полностью вытеснил
аналитика, пациент был настолько поглощен своей едой, сном,
выделениями и внешним видом, что аналитику оставалось со-
всем мало места. Пациент так сильно интересовался своей
внешностью, что, как это ни парадоксально, его появление оп-
ротивело аналитику; он был так увлечен своими выделениями,
что аналитик стал относиться к нему как к экскрементам. Та-
ким образом, самостный перенос пациента, зеркальный пере-
нос в данном случае, столкнулся с чуждым переносом анали-
тика (истинной контрпереносной реакцией), основу которого
составлял детский страх аналитика вляпаться.