Добавлен: 23.05.2023
Просмотров: 172
Скачиваний: 5
Юридически значимыми признаками, необходимыми и достаточными для признания информации служебной и коммерческой тайной, являются:
1) действительная или потенциальная коммерческая ценность, обусловленная фактором неизвестности содержания сведений третьим лицам;
2) отсутствие свободного доступа к информации на законных к тому основаниях;
3) наличие мер, принимаемых обладателем информации к охране ее конфиденциальности.[12]
Обращаясь к первому признаку, подчеркнем, что обладатель информации (хранитель тайны), располагая ему одному известными сведениями, может не только использовать их в собственной сфере деятельности, но и предложить их выбранному им лицу, для которого данные сведения будут являться субъективно новыми в содержательном плане, т. е. неизвестными.
Субъективная новизна сведений будет в данном случае выступать своеобразным товаром, а в коммерческой сфере деятельности — и потенциальным источником получения прибыли. Факт приобретения информации (равнозначный доступу к составляющим ее сведениям) на предложенных ее обладателем условиях свидетельствует о ее действительной (реальной) ценности. [13]
Потенциальной коммерческой ценностью информация будет обладать в случае ее невостребованности возможными приобретателями в данный период времени (мертвая информация) в силу, например, недостаточности рекламных усилий обладателя закрытых сведений, направленных на пропаганду эффекта от их применения. Будучи востребованной, информация из разряда потенциально ценной перейдет в действительно ценную. При этом важна лишь коммерческая сторона ценности информации, отражающая ее свойство служить источником получения прибыли, а не иная, например научная, которая в сфере товарно-денежных отношений не является или очень редко является надлежащим показателем ценности. [14]
Отсутствие доступа к информации, за исключением легальной возможности осуществления подобного действия, выступает вторым признаком служебной и коммерческой тайны. Данный признак характеризует меру свободы получения сведений, обладатель которых притязает на их закрытость.
В связи с этим следует различать санкционированный и несанкционированный доступ к информации, составляющей служебную и коммерческую тайну. Санкционированный доступ характеризуется законными основаниями получения закрытых сведений, например, путем знакомства с ними в силу прямых служебных обязанностей.
Этот вид доступа не порочит конфиденциальности сведений и не снижает их коммерческой ценности. Несанкционированный доступ характеризуется незаконными действиями по сбору сведений, составляющих служебную и коммерческую тайну, например путем хищения документов, содержащих данные о потенциально патентоспособном техническом решении. [15]
Третьим признаком служебной и коммерческой тайны выступают действия ее хранителя, свидетельствующие о принятии им мер, направленных на охрану конфиденциальности сведений и пресечение несанкционированного доступа к ней. Характер данных мер может быть самым различным (организационные, технические, режимные, правовые), главное, чтобы они были превентивными.
Формально служебная и коммерческая тайна не отнесены к числу объектов интеллектуальной собственности, что в целом правильно, поскольку не информация является частью интеллектуальной продукции, а результаты интеллектуальной деятельности выступают одной из сторон проявления информации, причем не самой существенной. В научной литературе существуют различные точки зрения на отнесение информации, составляющей служебную и коммерческую тайну, к объектам исключительных прав (результатам интеллектуальной деятельности), в том числе такие, согласно которым служебная и коммерческая тайна рассматривается в качестве самостоятельного объекта интеллектуальной собственности. Последняя концепция внутренне противоречива, поскольку ставит знак равенства между монополией dejure (исключительным правом) и монополией de facto, пределы которой не устанавливаются законом, а определяются характером самостоятельных превентивных мер, принимаемых обладателем информации.[16]
Как правило, интересы обладателя информации, содержащей сведения об объекте интеллектуальной собственности, и интересы обладателя информации, содержащей сведения закрытого характера, противоположны. Первый из них заинтересован в распространении существа произведения, технического решения или обозначения своих товаров, а в ряде случаев просто обязан доводить сведения о них неопределенному кругу лиц (исключение составляют секретные изобретения), а второй заинтересован в принятии мер, препятствующих распространению соответствующих сведений, и обязан принимать эти меры. [17]
Интересы обладателя информации об объекте интеллектуальной собственности соблюдаются посредством возможности самостоятельного использования результата интеллектуальной деятельности и возможности устранения всех третьих лиц от подобного использования. Возможность устранения от использования известного и признанного результата интеллектуальной деятельности и запрет на подражание его автору являются ключевыми признаками исключительных прав (интеллектуальной собственности). Поэтому непременным условием установления режима исключительных прав будет выступать презумпция знания третьими лицами предмета того, что может быть ими использовано либо подвергнуто подражанию (копированию). Нет знания — нет основания для исключения, нет оригинала — нет копии. Иными словами, предмет использования — в данном случае результат интеллектуальной деятельности — должен быть верифицирован, т. е. доподлинно известен.
Если же предмет (для интересующего нас случая — сведения, составляющие служебную и коммерческую тайну) находится «за семью печатями», или неверифицирован, то в высшей степени абсурдно запрещать использование того, что неизвестно, путем установления режима исключительных прав. Поэтому в случае с информацией, составляющей служебную и коммерческую тайну, юридический механизм охраны интересов ее обладателя основывается не на запрете использования результата интеллектуальной деятельности
третьими лицами, а на запрете на доступ к сведениям третьих лиц, понимаемом как блокирование техническими и иными средствами действий по «снятию» информации, осуществляемое фактическим ее обладанием. Здесь налицо альтернативный исключительному праву вариант механизма охраны информации от ее несанкционированного использования, именуемый обычно фактической монополией.
Признаки служебной и коммерческой тайны сами по себе еще не дают ответа на вопрос, что такое тайна вообще. Информация, точнее сведения, посредством которых строится юридическая модель тайны, видимо, не единственный объективный эквивалент, которым может оперировать правовая наука, определяя существо служебной и коммерческой тайны. Специфика отношений, которые складываются в обществе по поводу информации, лежащей в основе гражданско-правового понятия тайны, отражает универсальные закономерности, открытые в иных областях научных знаний, в частности в теории информации. Зададим в связи с этим вопрос, дает ли неизвестная третьим лицам информация какие-либо реальные сведения для них? Строго говоря, такие сведения являются информацией только для их обладателя. Данное утверждение будет тем более справедливо, если рассматривать информацию, составляющую служебную или коммерческую тайну как знание, как меру устранения неопределенности представления о чем-либо. [18]
Следовательно, неизвестность (незнание) — это не информация, а нечто ей противоположное. В теории информации (синтаксический аспект) — это нечто обозначается как мера неопределенности сведений и именуется энтропией. Таким образом, логично предположить, что любая тайна, в том числе служебная и коммерческая, выступает в качестве информации для ее обладателя, но для третьих лиц до момента получения соответствующих сведений такая тайна будет выступать в качестве «энтропии». В этом проявляется диалектика феномена тайны, ее двойственный, полярный характер.
И вот эта сторона служебной и коммерческой тайны, характеризующая ее как меру неопределенности, выступает препятствием для регламентации отношений, возникающих по поводу данного объекта гражданских прав, нормативными средствами, аналогичными тем, которые используются применительно к вещам, объектам интеллектуальной собственности и иным объектам. Сегодня не существует удовлетворительно отработанных юридической наукой путей формализации объективных границ коммерческой и служебной тайны (кроме закрытия сведений), поскольку ее характер не позволяет установить самого содержания информации в качестве объекта охраны, т. е. идентифицировать его без угрозы раскрытия. В этом случае нельзя нормативно определить меру возможного поведения обладателя информации, кроме общего правила об установлении этой меры им самим. [19]
Широко употребляемые термины «секрет промысла», «ноу-хау», «коммерческая тайна» и иные, в основу которых положены слова «тайна» и «секрет», не могут, строго говоря, обозначать объекты правовой охраны и гражданских прав. Это режимы отдельных блоков сведений. Информация не может составлять тайны, как это зафиксировано в п. 1 ст. 139 ГК, она может находиться в тайне, т. е. особом правовом режиме. Тайна — это не объект права, а правовой режим объекта. Кроме того, мера неопределенности сведений характеризует такой существенный их параметр, как достоверность. Достоверность информации, являясь юридически безразличным показателем совокупности сведений, между тем далеко не безразлична для их приобретателя и наряду с субъективной новизной информации оказывает прямое влияние на ее товарную ценность. [20]
1.2 Правовые режимы информации
Возможность и целесообразность иных механизмов правовой охраны интересов обладателей информации зависит от определения той части спектра информационной продукции и содержания общественных отношений, возникающих по ее поводу, которые еще не урегулированы или урегулированы ненадлежащим образом нормами гражданского законодательства. По мнению В. А. Дозорцева, новый этап развития общества «определяется товаризацией информационных отношений, содержанием которых является ознакомление с какими-то сведениями, их познание, которое в процессе углубляющегося разделения труда выделилось в самостоятельную стадию. Это в свою очередь обусловило следующий этап развития системы прав на интеллектуальный продукт». Данный этап должен венчаться формированием трех одновременно существующих механизмов, а именно, традиционных исключительных прав, имеющих абсолютный характер, квазиабсолютных исключительных прав и прав, основанных на сочетании ослабленных исключительных прав с обязательственными отношениями.[21]
Таким образом, информация как объект гражданских прав (с учетом того, что результаты интеллектуальной деятельности согласно ст. 128 ГК терминологически выведены за «пределы информации») оказывается, с одной стороны, формально «задействована» в чрезвычайно узком спектре своих многочисленных значений, а с другой — без введения ограничений по материальным носителям — в весьма широком. Уходя от прямого установления правового режима информации, законодатель оперирует терминами «документированная информация», «информационные ресурсы», придавая им статус объекта права собственности, хозяйственного ведения и оперативного управления (ст. 6 Федерального закона «Об информации, информатизации и защите информации»). Здесь, как и в упоминавшемся Законе РФ «О недрах», решение вопроса о правовом режиме информации дальше вещных прав и, так сказать, передовых методов документалистики не продвинулось ни на шаг. Более того, благодаря названным и другим законам, касающимся информационной сферы, сформировалась своего рода «проприетарная» концепция информации, имеющая, правда, свою ахиллесову пяту: для признания этой концепции жизнеспособной необходимо или отождествить информацию с вещью, или доказать, что право собственности является не только вещным правом.[22]
Отождествление практически и произведено, но оно выполняет скорее административные функции по управлению потоками документированной информации, не создавая должных предпосылок ее гражданского и тем более коммерческого оборота. «Упаковав» информацию в материальный носитель и тем самым фактически обособив отдельные ее блоки друг от друга, законодатель решил задачу, аналогичную по существу варианту закрытия информации, «подменив» фактическую монополию механизмом вещных прав. [23]
Каковы последствия такой подмены, делают ли они данный вариант оптимальным по сравнению с режимом фактической монополии? Право собственности на документированную информацию и все те юридические возможности, которые вытекают из этого права, как-то: передача в хозяйственное ведение, оперативное управление, аренду, доверительное управление, залог, дарение, наследование и т. п., не могут обеспечить информации той товарной ценности, какую придает фактор ее неизвестности третьим лицам. Вещные права не являются и не могут являться юридическим инструментом, обеспечивающим надлежащую правовую охрану и режим сведений как содержательной стороны информации (формальная сторона охраняется нормами авторского права), поскольку содержанием нельзя ни владеть, ни пользоваться, ни распоряжаться. Фиксация сведений на конкретном носителе ничего не меняет, ибо одни и те же сведения могут циркулировать по разным носителям. Сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и процессах юридически безразличны к названным возможностям собственника и иного титульного владельца.
Поэтому меры, принимаемые самим обладателем информации к охране ее конфиденциальности, не только эффективнее мер по наделению его титулом собственника, но и служат самым подходящим из двух возможных способов обеспечения охраны содержательной стороны информации (второй способ предусмотрен нормами патентного законодательства через механизм исключительного права).
Третьего полезного варианта правового режима информации, за исключением режима общественного достояния, просто не существует, точнее, его невозможно сконструировать в силу известного эффекта регенерации информации при пуске ее в оборот. Информация воспроизводится актом своей передачи, и этот эффект неустраним использованием материального носителя и появлением фигуры его собственника.[24]
Таким образом, существуют три базовых правовых режима информации, отвечающих ее природе как блага особого рода. Первый из них заключается в применении механизма запрета использования преднамеренно открытых сведений, в основу которого положен институт исключительных прав. Второй состоит в применении механизма запрета на доступ к преднамеренно закрытым сведениям, в основу которого положен институт тайны. Третий реализуется через механизм общего дозволения на равный доступ к преднамеренно открытым сведениям, в основу которого положен институт общественного достояния. При этом изменение правовых режимов информации может осуществляться только в направлении от режима тайны к режимам исключительных прав или общественного достояния. Обратный процесс невозможен. Эти режимы характеризуют статику информационных отношений, объектом которых являются сведения. Динамика информационных отношений лежит в сфере обязательственного права.