Файл: Srednevekovij roman i povestj.pdf

Держаться строгого обета… Кейсенешаль, увидев это, Схватил красавицу за косу: «Такая честь молокососу?! Да это ж рыцарству позор!..»

Ивдруг молчальник Антанор, Тот, что связал себя обетом, Поклявшись перед целым светом, Вовек не раскрывать свои рот, Покуда смех не разберет Прелестнейшую Куневару, Подпрыгнув, словно от удара, Вскричал: «Запомни, сенешаль, Ты не уйдешь от страшной кары! Два брата есть у Куневары!

(Все это слышит Парцифаль.) Лаландер вместе с Леелином, Как должно истинным мужчинам, Тебе отплатят за сестру!..» «Я в порошок тебя сотру!»

Воскликнул Кей… Набравшись духу, Он Антанору оплеуху Влепил, нисколько не стыдясь

Свидетелей постыдной сцены… (Мы распознаем постепенно Разрозненных событий связь…)

. .

. .

Меж тем у городских ворот Ждет поединка Итер Красный, Еще не зная, сколь ужасный Вдруг дело примет оборот.

Не видно рыцарей покуда… Но что такое? Что за чудо? Взамен достойного бойца Того зеленого юнца Он замечает в отдаленье

Искрыть не может удивленья…

. .

И вот промолвил Парцифаль:

«Ах, славный рыцарь, мне вас жаль. Готов поклясться небесами:

Никто не смеет драться с вами, Возможно, за нехваткой сил. Я их уламывал, просил, Все говорил, что вы велели: Насчет злосчастного вина

Ичто не ваша в том вина, Что вы обидеть не хотели

Гиневру дерзостным поступком (Я рассказал про случай с кубком), Все тщетно… Отменен турнир. Артур предпочитает мир.

Притом отнюдь не для потехи Он ваши дарит мне доспехи. Как эти латы я надену, Так стану рыцарем мгновенно… Поторопитесь! Я спешу

Ивас покорнейше прошу

Отдать мне ваше снаряженье, Здесь неуместны возраженья!..» «Ах, вот о чем Артур хлопочет! Скажи, в придачу он не хочет Тебе и жизнь мою отдать?

Ивсе ж придется подождать. Оставь напрасную надежду

Ибереги свою одежду: Такой наряд как раз к лицу

Столь безрассудному глупцу!»

. .

Воскликнул Гамуретов сын: «Не ты ли злобный Леелин? Мне мать однажды говорила, Что наши земли разорила Рать беспощадная твоя.

А ну, меня попробуй тронька!..» Тогда тупым концом копья Князь дурачка толкнул легонько (Мальчишке не желая зла, А так, чтоб даром не хвалился)…

Наш дуралей с коня свалился, Из носа кровь ручьем текла…

Что стало дальше с глупым малым?.. Охвачен гневом небывалым, Он в тот же миг поднялся вновь, Рукою утирая кровь,

Идротик свой метнул столь метко, Что в глаз противнику попал.

Ирыцарь на землю упал,

Как с древа срезанная ветка.

. .

. .

Да, смертным холодом сковало Героя павшего уста…

Итак, сбылась твоя мечта! Сними с убитого забрало

Илаты красные его, Не опасаясь ничего.

Имеч возьми, и драгоценный Шлем с этой бедной головы: В нем не нуждается увы Кукумберландец убиенный.

Чего ж ты медлишь, Парцифаль? Ужель гнетет тебя печаль? Неужто, выиграв сраженье, Ты взять не хочешь снаряженье Тобой убитого бойца?

Или страшишься мертвеца Ты, славный отпрыск Гамурета? Иль навыка не приобрел?.. «Сильнейшего ты поборол! Раздался голос Иванета.

Здесь все тебе принадлежит: Его копье, и меч, и щит,

Иэтот конь, и эти латы!..»

Он обнял юношу, как брата,

Иснаряженье снял тотчас От наколенников до шлема С того, чей гордый дух угас

Ичьи уста навеки немы.

(Пусть безутешных женщин стон К нам долетит со всех сторон…)

. .

. .

«Теперь снимай свою хламиду! Промолвил юный Иванет.

Ты не порыцарски одет

Ипросто шут бродячий с виду!..» Наш мальчик не без огорченья Внимал словам нравоученья: «Одежду, что дала мне мать, Я и не думаю снимать! Доспехов мне любых дороже Пусть что угодно говорят Дурацкий, ветхий сей наряд

Итуфли из телячьей кожи!..»

ИПарцифаль надел впервые Стальные латы боевые, Сей символ доблести мужской, Поверх одежды шутовской. Затем уселся он картинно

На благородного коня (О, несравненная картина!)

Имолвил: «Выслушай меня, Друг Иванет. Сейчас свершилось

Все то, что мне сыздетства снилось: Долг рыцаря исполнен мной.

Но господи! какой ценой!.. Артуру доброму с приветом Вручи украшенный портретом Сей драгоценнейший бокал. Скажи: не славы я искал. Иные чувства честь и вера Мою обуревали грудь.

Но заклинаю: не забудь Злодейских козней лицемера! Да внемлет жалобе моей Светлейший среди королей,

Ине избегнет страшной кары Обидчик бедной Куневары. Поверь: ее внезапный смех Мне как бы предвещал успех. Зачем же царедворец дерзкий

Свершил поступок свой премерзкий? За что презренный этот пес Удар невинному нанес?

(Я разумею Антанора…)

Не знаю, скоро иль не скоро, По отомщение грядет. Всему на свете свой черед… Однако мне пора в дорогу.

Прощай. Господь тебя храни!..»

Ина прощание они

Смиренно помолились богу.

. .

Где Парцифаль? Простыл и след. Уже он скрылся за горою… А тело павшего героя Покрыл цветами Иванет,

Ипо законам здешних мест Соорудить решил он крест, Всем видимый издалека:

Злосчастный дротик Парцифаля

Ипоперечная доска

Сей скорбный крест изображали… Он в Нантес возвратился вскоре. Король Артур в великом горе Воспринял юноши доклад.

Рыдали дружно стар и млад,

Ивсех окутал мрак могильный… Господь, помилуй и прости!.. Артур велел перенести Убитого в свой склеп фамильный.

Исам, как говорит преданье, Присутствовал при отпеванье…

. .

Должно быть, Итеру назло,

Ивпрямь затмение нашло

На молодого Парцифаля. Иначе, думаю, едва ли

Ввязался б он в столь дикий спор, А Итер жил бы до сих пор.

. .

. .

Наш глупый мальчик в это время Стремится вдаль своим путем. Он не жалеет ни о чем.

Его не давит скорби бремя. Кастильский конь его удал, Испытан в зное он и в стуже, Необычайно резв к тому же… На третьи сутки увидал Наш дурень крепостные башни:

«Ужель на королевской пашне Такие крепости растут?

И для чего их сеют тут?..» Вопрос был глуп, смешон, наивен,

Но дивный град был вправду дивен: Там башни гордые росли, Казалось, прямо из земли.

Князь Гурнеманц{194} сим градом правил. Вершитель многих громких дел, Под сенью липы он сидел

Ивдаль суровый взгляд уставил. Вдруг видит: всадник перед ним, Весьма похожий на ребенка.

«Будь, старче, господом храним! Сей незнакомец крикнул звонко. Моя возлюбленная мать Мне старших привечать велела

Иради праведного дела

Советы их перенимать».

«Что ж, князь промолвил. В добрый час! Ты здесь желанный гость у нас.

В какое ни войдешь жилище

Ни в чем тебе отказа нет. Но, думаю, мужской совет

Тебе всего нужней, дружище!.. Притом, надеюсь, мой урок Ты не воспримешь как упрек…»

Ив тот же миг с его ладони Взмыл, колокольчиком трезвоня, Ученый сокол, устремясь В столицу, коей правил князь.

И, внемля дивному посланцу, Сбежались к князю Гурнеманцу Его покорные пажи.

«Князь! Что угодно, прикажи!»

Ислышат княжеское слово:

«Примите гостя дорогого. Его ко мне введите в дом, Где позаботятся о нем!..» Немедля к городским воротам Мальчишку глупого с почетом Сопроводил военный строй.

Так что ж он сделал, наш герой, Прибывши к месту назначенья? Не обошлось без приключенья… Ему стараются помочь Сойти с коня, а он им: «Прочь! Я, ставши рыцарем законным, Обязан оставаться конным.

С коня не смеет рыцарь слезть, Иначе он утратит честь… Но матушка моя велела

От всей души приветить вас…» (Толпа вокруг остолбенела: Где парень разум порастряс?) Но снять пора бы снаряженье… В ответ тотчас же возраженье:

«Нет! Я свой панцирь не сниму!» «Что с вами, рыцарь? Почему?» Когда ж его уговорили, Под красным панцирем открыли Шута бродячего наряд…

. .

Князь, воротясь в столичный град, Велел пришельца вымыть в бане. Э! Гостьто прямо с поля брани:

Кровоподтек, два синяка… И вот по приказанью князя Бинтом с целительною мазью

Перевязали бедняка… Однако же пора обедать. «Чего изволите отведать?..»

Тут гость за стол без споров сел: Он ведь с тех пор не пил, не ел, Как в доме рыбака скрывался.

Теперь он до еды дорвался. Ужасный голод утолял, А князь ему все подбавлял Вино да жирное жаркое…

«Друг, вы нуждаетесь в покое, Промолвил князь. Хотите спать?» «Моя возлюбленная мать, Сказал юнец опять некстати, Поди, давнымдавно в кровати». Князь усмехнулся: да, простак…

Имолвил: «Спите, коли так».

. .

. .

До полдня крепко спал наш соня, Затем протер глаза спросонья, Вскочил, увидел пред собой На дивной ткани голубой (Знак величайшего приятья) Подаренное князем платье:

То бишь, камзол расцветки алой, Пошитый с роскошью немалой, Штаны, а также пояс к ним С отливом краснозолотым

Ичудоплащ, снегов белей,

Сотделкою из соболей… Восстав с постели, гость умылся, В наряд свой новый облачился, Всех живших в крепости смутив: Он был воистину красив!

Тут вышел князь. «Ну, как вы спали? Я видел, вы вчера устали.

Однако нам пора пойти Молитву богу вознести».

И князь в часовню с гостем входит, Где очи к небесам возводит Служитель божий капеллан…

Стех пор молитвы христиан

И христианские обряды Герой усвоил навсегда, О чем мы вам поведать рады… Меж тем роскошная еда

Идорогие вина ждали Прибывшего в дубовом зале…

. .

Во время трапезы старик Спросил мальчишку напрямик, Кто он таков, откуда родом, Каким владеет он доходом.

ИПарцифаль ему, конечно, Все рассказал чистосердечно: О Герцелойде и родной Далекой стороне лесной.

Не позабыл и той минуты, Когда он взял кольцо Ешуты, Сигуну вспомнил, а потом, Как он за Круглым был столом У короля Артура в Нанте,

Ипод конец не умолчал

Овоинском своем таланте:

Отом, как Красный Итер пал… И князь при этом прослезился. Он гостя в сторону отвел И рек: «Столь дивно ты расцвел,

Сколь и чудесно ты родился! Ты славным рыцарем растешь Под знаком божьей благодати, Но иногда ты, рыцарь, все ж Глупее малого дитяти.

Чти память матери, но, боже, Мужчине, рыцарю, негоже На каждом слове вспоминать, Чему его учила мать.

Нет, до своих последних дней Ты думай с трепетом о ней, Но этот трепет спрячь глубоко, Иначе высмеет жестоко Тебя презренная толпа, Что беспощадна и тупа…»

И мальчик понял: старец прав. А тот, немного переждав, Свою продолжил дальше речь:

«Стремись священный стыд сберечь, Знай: без священного стыда Душа как птица без гнезда, Лишенная к тому же крыл…» И далее проговорил:

«Будь милосерд и справедлив, К чужим ошибкам терпелив

Ипомни всюду и везде: Не оставляй людей в беде.

Спеши, спеши на помощь к ним, К тем, кто обижен и гоним,

Навек спознавшись с состраданьем, Как с первым рыцарским даяньем… Господне ждет благодаренье, Кто воспитал в себе смиренье!.. Умерен будь! Сколь славен тот, Кто и не скряга и не мот!..

С вопросами соваться бойся, А вопрошающим откройся. При этом никогда не ври:

Спросили правду говори!.. Вступая в бой, сомкни, мой милый, Великодушье с твердой силой!.. Не смей, коль совесть дорога, Топтать лежачего врага,

Иесли он тебе сдается,

То и живым пусть остается! Ему поверив на слово, Ты отпусти несчастного!..

Поверженных не обижай!.. Чужие нравы уважай!

Учись, мой рыцарь, с юных лет Блюсти дворцовый этикет,

Атакже рыцарский устав!.. Вернувшись с боя, панцирь сняв, Умойся с тщанием, чтоб грязь От ржавчины не завелась!.. Прекрасным женщинам служи!.. Любя, в любви убойся лжи!..» С волненьем Парцифаль внимал И молча, молча вспоминал Мать, о которой на чужбине Вслух говорить не мог отныне!..

. .

Затем отвесил старцу он В знак благодарности поклон:

Урок был добрый им получен… Рек Гурнеманц: «Ты неразлучен, Сдается мне, с копьем своим?

Но как же ты владеешь им?

Ащит как держишь? Нет, по мне, Висел бы он лучше на стене!» И старый князь воскликнул: «Нука!

Сейчас поймешь ты, что есть наука!

На плац! За мной! Сзывайте всех! Вперед! Борись за свой успех!..»

. .

Наш Парцифаль сражался браво: Колол налево и направо.

В нем, чья рука копье метала, Кровь Гамурета всклокотала,

Ипризнан был в конце концов Он самым сильным среди бойцов.

. .

Илюди на него глядели.

Ивот уже в толпе галдели,

Что рыцарь, посетивший их, И есть желаннейший жених… Заметим: дочь была у старца. Сия жемчужина Грагарца,

Как майский день, нежна была. Увы! Одна она росла.

Ее три брата в битвах пали.{195} Красавицу Лиасой звали…

. .

ВГрагарце славном, в самом деле, Наш странник прожил две недели. Как бедную Лиасу жаль!

Ее любимый Парцифаль

ВГрагарце с нею не останется, Он к новым похожденьям тянется, К неведомым событьям. Супругами не быть им!

Он ощущает странный зов, Идущий прямо с облаков, Зов, полный обещанья… Так пробил час прощанья.

. .

. .

О, горемычная судьбина!

И Гурнеманц, свой рок кляня, Воскликнул: «Знай, сегодня я Четвертого теряю сына!..»

. .

Но Парцифаль сказал: «Лиаса, Не плачь и жди иного часа, И коль того захочет рок,

Я вновь вступлю на сей порог, Но не с поникшей головою, А рыцарства всего главою!

Я имя господа прославлю,