Файл: Диссоциативные личности.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 02.11.2024

Просмотров: 34

Скачиваний: 0

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

Заключение.

В настоящей главе я обсудила историю понятия диссоциации и ее интигующего характерологического варианта, нарушения в виде множественной личности. В объяснении индивидуального развития диссоциации как ядерного процесса я отметила конституциональный талант к самогипнозу, часто сосуществующий с высоким интеллектом, креативностью и социофилией. Эти факторы могут предрасполагать индивида к ответу на травму диссоциативными защитами, невидимыми для окружающих. Обсуждалась BASK-модель диссоциации Брауна в качестве альтернативы концепции защит Фрейда. Объектные отношения диссоциативных людей объяснялись как укорененные в травматическом абъюзе в детстве, не облегченном помощью в эмоциональной переработке такой раны. Собственное “Я” индивида с диссоциативной идентичностью обрисовано не только как фрагментированное, но также как пропитанное парализующими страхами и самообвинительными когнитивными структурами.

Подчеркнута сила трансферных и контртрансферных реакций с диссоциативными пациентами. Особенно то обстоятельство, что они провоцируют фантазии о спасении, а также сверхвовлеченность терапевта. Лечебные рекомендации при данном диагонозе делают упор на интернализации чувства базальной безопасности и кооперации в терапевтических взаимоотношениях. Они включают обеспечение воспоминаний и эмоционального постижения диссоциированного опыта; последовательную поддержку всех частей личности; установку на то, чтобы быть “реальным” и теплым, строго придерживаясь профессиональных границ; анализирование патогенных верований; использование гипноза в качестве дополнения; уважение потребности клиента в достаточном количестве времени для допущения отреагирования и интеграции. Диссоциативная динамика отдифференцирована от шизофренических и биполярных психозов, пограничных состояний, истерической и психопатической дичностной организаций.

1Когда эта книга находилась в печати, шла речь о том, чтобы переименовать в DSM-IV Расстройство по типу множественной личности в Нарушение в виде дис­социированной идентичности. Существуют опасения, что "ярлык" множественной личности придает этому состоянию определенную сенсационность, подразумевая существование других личностей. В этой главе я использую оба термина как взаи­мозаменяемые.

2Конечно, ассоциированные с диссоциацией проявления перенапрягают спо­собность к доверию, и все же, кто может сказать, что люди с нарушением по типу множественной личности в чем-то более особенные, чем те, что морят себя голо­дом до смерти на основании ложного убеждения в своем ожирении. Или те, кто считает, что их действия контролируют какие-то машины; или те, что не выходят из дому, испытывая безымянные страхи, которые совершенно их обездвиживают. Может быть, именно талант развивать так много разных диссоциированных спо­собностей — в большей степени, чем какой-либо дефект диссоциированных инди­видов, — и вызывает тот скептицизм, с которым часто и оценивают их симптомы.


3Теперь страдающие от диссоциации обладают достаточной информацией о на­рушении по типу множественной личности — из телевизионных передач, газет, журналов, биографических сведений — и объединяются с себе подобными в груп­пах переживших насилие и группах "12 шагов" для того, чтобы выяснить свой ди­агноз. Но до 1980-х годов отдельные диссоциативные люди только и знали о себе, что они — особенные "психи", которых еще надо описывать. Соответственно, они таили в себе страх, что их обнаружат и заключат на всю жизнь в какой-нибудь зме­иной норе. Одна женщина шестидесяти лет, которую я лечила от такого расстрой­ства, сказала, что деинститутализация душевнобольных в 1970 г. вдохновила ее на рассказ о своих галлюцинаторных переживаниях и "потерянном времени".

4Целью этой главы не является изложение дебатов о существующих ритуальных и культовых формах насилия, но, наверное, следует высказать собственные убеж­дения по данному вопросу. Я встречала достаточно доказательств существования садистических субкультур — например, "сатанистов" и некоторых других — и счи­таю, как и многие мои коллеги, которым приходилось лечить диссоциативных па­циентов, что современная западная культура включает множество андеграундных групп и сект, использующих такие факторы, как диссоциация. Для всех деструк­тивных культов — наиболее известным в последние годы была секта под названием "Отпрыски Давидовы" Д. Кореша ("David Koresh's Branch Davidians") — установ­лено, что в них участвуют несколько человек, действующих в полной секретнос­ти. В эпоху, когда возможны преступления нацизма, Ку Клукс Клана, мафии и более изолированных групп типа семьи Мэнсонов, нельзя игнорировать свидетельств об организованной пропаганде насилия.

5Р. Клафт, пионер в исследовании и лечении диссоциации, является психо­аналитиком. Его сотрудник рассказывал мне, что одним из первых кейсов множе­ственной личности Р. Клафта была высокофункционирующая женщина, которая в течение нескольких лет проходила классический анализ. Однажды она вскочила и объявила, указывая на кушетку: "Может быть, она и верит в этот анализ, но не я!" Проявив замечательную проницательность, Клафт произнес: "Вернитесь на ку­шетку. Вы тоже проходите анализ".

6Фрейду было известно о феномене множественной личности, но, возмож­но, он считал, что никогда не встречался с такими случаями. В "Я и Оно" (1923), при обсуждении идентификации с объектами, он экспромтом отмечает, что, "воз­можно, секрет случаев, описанных как "множественная личность", состоит в том, что поочередно осознаются разные идентификации".


7Ятрогенная гипотеза никогда эмпирически не подтверждалась (Braun, 1984; Kluft, 1989; Ross, 1989a), и в литературе не существует ни одного документированного кейса ятрогенного нарушения по типу множественной личности. Однако, может быть вер­ным утверждение, что общее умонастроение способствует тому, что люди выража­ют посттравматические реакции одним психологическим способом скорее, чем дру­гим. По моему мнению, "выбор" симптома — например, амнезия, а не булимия и не конверсия — намного менее важен, чем сам факт появления любого симптома, свидетельствующего о страданиях человека. За исключением преступников, которые надеются на помилование по причине помешательства, люди не выбирают диссоци­ацию из-за вторичной выгоды — это слишком неудобный способ жизни. В после­днее время я наблюдала нескольких пациентов, которые имели ложное мнение, что у них "множественность". Примечательное изменение последних лет, так как рань­ше сказать человеку с типичной картиной данного нарушения, что у него диссоци­ация, означало вызвать сильнейшее беспокойство. Хотя защитная организация у этих как бы "множественных" личностей была недиссоциативной, они испытывали се­рьезные психологические трудности и нуждались в профессиональной помощи. Их боль была настоящей, хотя они и ошибались насчет ее природы.

8Одна из моих любимых (недоказуемых) идей состоит в том, что Мэрилин Монро была диссоциативной личностью. Ее магнетизм, исключительность и драматичес­кий талант соответствуют этому личностному профилю, так же как и ее травмати­ческая история — проблемам со временем и другой эксцентричности. Неправильное понимание Р. Гринсоном Мэрилин Монро как шизофренической и его эмоциональ­ная сверхвовлеченность в ее терапию, тенденциозно истолкованная и высмеянная в биографии, написанной Спото (Spoto, 1993), также согласуется с данной оценкой.

9Психолог, которого я супервизировала, лечил диссоциативную женщину, хо­дившую до этого в течение пяти лет к терапевту рационально-эмотивной ориента­ции. Поскольку он ей нравился, да и она сама соответствовала его интересам, то, опасаясь, что терапевт будет разочарован феноменом ее "множественности", жен­щина развила "рационально-эмотивную" часть личности, которая приходила регу­лярно на терапию и, казалось, заметно прогрессировала.

10Не вдаваясь в подробности, как память может быть нарушена одновременно и травмой, и трансом, вопрос часто ставится так: насколько правильно диссоциа­тивные клиенты вспоминают в терапии истории абъюзов. Клинический опыт сви детельствует: хотя специфические детали абъюза и могут быть конфабулированы, сам факт травмы несомненен. Несмотря на причуды памяти и неуловимость, ко­торых можно ожидать от людей, переживших в детстве абъюз или бывших его сви­детелями, попытки дать независимое фактическое подтверждение воспоминаниям жертв абъюза действительно давали его удивительно часто — более чем в 80% слу­чаев (Coons & Milstein, 1986; Herman & Schatzow, 1987).


11Многие психопаты в детстве также были подвержены абъюзу, но с противо­положным исходом. Возможно, у них нет такого конституционального преимуще­ства. Возможно, когда абъюз хаотический и происходит между прочим (в проти­воположность обдуманному, ритуализированному или совершаемому в измененном состоянии), ребенок чувствует себя ненавидимым, отвергаемым и, пытаясь защи­титься, становится хищником. Или, возможно (как отметил один мой диссоциа­тивный пациент, читавший набросок этой главы), что на терапию в ожидании помощи приходят только диссоциативные пациенты, имевшие хорошие ранние объекты и достаточный опыт любви.

12Если абъюзы начинаются в раннем детстве, правильнее будет сказать, что ин­теграция собственного "Я" пресекается в самой начальной точке.

13Некоторые ранние случаи терапии диссоциативных пациентов — в том числе, терапия Евы — терпели неудачу, когда терапевт отстаивал (перед другими) отвер­гающие или "уничтожающие" части, причиняющие беспокойство. Диссоциатив­ные люди боятся, что это и составляет цель терапевта — даже если уверены (как тому и следует быть), что ни одной из частей не будет пожертвовано.

14Тот, кто не работал близко с диссоциативными пациентами, может быть рас­строен тенденцией понимающих в диссоциации врачей присоединяться к привычке пациента повторно не определять диссоциированные части, но поступать в терапии по-другому — неэмпатично и неконгруэнтно его аффективному опыту. Фактически, терапия во многом похожа на семейную терапию, но только с одним клиентом, и этим клиентом является система, а не особые предпочитаемые ее члены.

15Путнам (Putnam, 1989) предложил 90-минутные сессии, возможно, отчасти благодаря данному феномену. Но большинство экспертов находит обычные 45— или 50-минутные встречи адекватными для диссоциативных клиентов — с возмож­ным исключением для превышений и предусмотренных отреагирований.

16Однако верно, что терапевтам, обучение которых предусматривает кратковре­менную клиническую практику, не следует браться за пациентов со значительными диссоциативными тенденциями. Последовательность приближение-отвержение вновь травмирует диссоциативных людей, что идет вразрез с принципом "Не навреди".

17В последнее время многие задаются вопросом, не относились ли некоторые из наиболее эффектных случаев лечения "шизофрении" (Sechehaye, 1951; Green, 1964) к пациентам, чья первичная динамика была в действительности диссоциа­тивной. Если это так, и если большинство эмпирических исследований шизофре­нии включало диссоциативных субъектов наряду с подлинными шизофрениками, нам следует переделать многие из данных исследований. Этот комментарий дела­ется не для того, чтобы поддержать позицию, что, в противоположность диссоци­ативному нарушению, "настоящая" шизофрения инкурабельна. Однако, сомни­тельно, что диссоциативно обусловленные галлюцинации, иллюзии и нарушения мышления проходят быстрее и предполагают лучший прогноз, чем сходные симп­томы, выражающие подлежащую психотическую дисорганизацию.