ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 25.07.2020

Просмотров: 3835

Скачиваний: 5

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

Известно старое изречение средневекового церковника: "Верю, потому что абсурдно". Современный человек говорит: "Верю, потому что отвечает разуму". Но - верю. Все равно - верю! Разум убивает слепую веру, но именно необходимость верить заставляет человека думать.

Кто меня враждебной властью

Из ничтожества воззвал,

Душу мне наполнил страстью,

Ум сомненьем взволновал?

Вера и сомнение волнуют душу и ум, как страсть. Со-мнение - два мнения, альтернатива. Сомнение требует выбора, успокоения - его дает знание и вера в него, убеждение; но вновь появляется сомнение... Внутренний мир словно пульсирует: вера - новое знание - сомнение - вера - сомнение - новое знание - сомнение - вера... - и так пока человек живет и развивается. Лишь только пульсация "вера - сомнение - знание" прекратилась, останавливается и развитие. Не случайно ведь любимым девизом Маркса было "подвергай все сомнению". Зачем? Чтобы укрепилась вера в знания, укрепились убеждения. Подвергай все сомнению не для того, чтобы во всем сомневаться, а для того, чтобы твердо верить в то, во что веришь, чтобы вера сохранилась, чтобы всегда мог ответить на вопрос: "Во что ты веришь?"

Так разум входит в самую сердцевину души. Не только по обычным нашим представлениям: мол, есть чувства и есть господствующий над ними ум; нет, и в самом истоке чувства тоже разум - составная часть веры. Верю или не верю - вот пресс разума на чувства.

27

Я расспрашивал людей об осени 1941 года. Одни говорят: "Мы верили в победу", другие: "Мы знали, что победим". Что же это было - знание или вера? И то и другое.

Знание - отражение жизни и вера - отражение жизни, и так они соединяются: знаю, потому что доказано, верю, потому что доказано, знаю, потому что верю, знаю и верю.

Знания не действуют на чувства, они из разных материй сотканы, знание - отражение, а чувства - волнения. Но есть вера, своего рода трансформатор, преобразующий умственную энергию в душевную и обратно. Разум действует на чувства не прямо, а через веру, поэтому и возможны расхождения разного рода: можно не знать, но верить или знать, но не верить. Ум и сердце - лед и пламень, их не соединить, и кажется, будто человек непременно должен конфликтовать сам с собой. Он и действительно конфликтует, как только теряет веру, как только ломается передаточный механизм между умом и сердцем и они превращаются в чистый лед и чистое пламя - все разваливается, сгорает, погибает. Человек становится бессильным, и можно точнее объяснить, почему.

В опытах доказано, что люди наиболее активны, когда вероятность успеха составляет примерно пятьдесят процентов. Человек всегда стремится именно к такой деятельности. Отчего бы это? Потому что деятельность, где "пятьдесят на пятьдесят", требует веры в успех и в то же время позволяет верить в него. Человек ищет такую деятельность, чтобы и для души был труд - труд веры, иначе работа становится механической, бездушной. Если вера не нужна (сто процентов успеха гарантировано) или она невозможна (ожидается сто процентов неудачи), то нет охоты работать, не происходит мобилизации внутренних сил, и человек действует не лучшим способом. Привяжите здоровую руку к телу - она отсохнет. Лишите человека возможности или необходимости верить - высохнет его душа, потому что вера - функция души, как и любовь, как и воля, как физическая работа - функция руки. Высохнет душа - нет веры, нет надежды, нет и добрых чувств - любви. Откуда же им взяться? Бревно бревном человек, не верящий ни во что. С ним не то что в разведку - и за стол лучше не садиться.


"Поверить - значит удесятерить свои силы", - сказал один французский психолог; и понятно, отчего так: чтобы появилось желание - надо поверить в возможность его исполнения.

Вера в правду, в людей, в жизнь соединяет, собирает внутренний мир человека. Нет - все распадается, и сразу появляется необходимость в механизмах принуждения, внутреннего и внешнего. Это знает каждый учитель, каждый руководитель предприятия, каждый, кому хоть раз в жизни приходилось побуждать к труду другого человека или хотя бы самого себя. Руководить - это прежде всего вселять веру в успех. Воспитывать - значит вселять в ребенка веру в успех.

Пока ребенок маленький, я не могу действовать на его ум, потому что ума еще нет. Но я могу своим умом действовать на его веру в мир, в справедливость, доброту, надежность. Ведь ребенок приходит в мир, ни в чем не сомневаясь, приходит не знающим, а верящим, доверчивым существом: "Доверчив, как ребенок..." Насколько проще путь укрепления веры, чем тот, которым мы идем: сначала мы сами веру подрываем, потом начинаем развращенного нами ребенка "воспитывать".

И как же он негодует, маленький, как морщится, как злится, как орет, когда мы в первый раз суем ему, голодному, пустышку в рот! Как он ее выплевывает - в другой конец комнаты летит! От голода он кричит не так, это он от возмущения, и если бы он мог подняться в кроватке и сказать все, что он думает, то он встал бы и с пафосом воскликнул:

- Что же вы делаете? Всю мою веру в жизнь растоптали!

У Вальтера Скотта в знаменитом его романе "Квентин Дорвард" есть такая сцена: юный Дорвард встречается с цыганом и спрашивает, какой веры тот придерживается. "У меня нет религии", - ответил цыган. "Дорвард отшатнулся, - пишет Вальтер Скотт. - Он слышал о сарацинах и об идолопоклонниках, но ему никогда и в голову не приходило, что может существовать целое племя, не исповедующее никакой веры".

Позже оказалось, что у цыгана есть вера такой силы, какая и не снилась юноше-католику: цыган верит в свободу, он даже в тюрьме свободен, верит, что душа свободна, и готов ради этой своей веры на смерть и на мучения.

Но наивный Дорвард совершенно прав в своем изумлении! "Племени", которое ни во что не верит, действительно не может существовать, потому что и в прежние времена, и до прежних, и во все времена душа без веры мертва, воспитание без веры невозможно, как невозможна победа на войне без веры в победу. Кстати сказать, война, в которой победа очевидна, то есть война с заведомо слабым противником, несправедливая война деморализует солдат. Вот же знают, что победят, - а упадок морали, потому что мораль тесно связана с верой. Всюду, где одно только знание, где вера потесняется, там падает мораль. Моральный уровень человека прямо пропорционален его вере в высшие человеческие ценности, в правоту и победу своего дела.


...Для сердца нужно верить.

Душе человеческой необходимо верить, как сердцу - биться.

28

"Для сердца нужно верить!"

Но мы и слова такого не вводим в сознание наших детей - "вера", мы пытаемся все построить на доказательствах, будто жизнь - математические теоремы: "Докажи!" - пойди докажи, что людям надо сочувствовать! Если все "докажи", если чего не докажешь, того и нет, то ничего нет - ни правды, ни любви, ни совести, ни жалости. Одни теоремы.

К тому же мы и альтернативные знания подаем как абсолютные. Нет спора, нет момента победы, нет и убеждения - и нужды в убеждениях.

Человек мыслит в категориях, и когда в его сознании нет категории веры, то он не придает значения своей вере, не прилагает сознательных усилий для укрепления своих убеждений. А ведь надо научить маленького человека трудом души поддерживать веру, не впадать в безверие, не падать духом.

Мы знаем, а вскоре и наши дети узнают, что в действительности добро вовсе не всегда и не сразу побеждает зло. Вера живет в нас вопреки ближайшей очевидности. Если бы добро всегда и на глазах побеждало, оно и не называлось бы добром. Но вера не дается легко, она требует постоянной затраты душевной энергии, она сама есть непрерывный труд.

Вот какая сказочная история произошла со сказкой о Красной Шапочке. Французский писатель Шарль Перро сочинил ее вовсе не для детей, а в назидание молодым девицам - не доверяйте, мол, мужчинам, и кончалась сказка трагично: волк съедал и бабушку, и Красную Шапочку. Но сказка понравилась, стала народной, ее рассказывали детям - и сам собою появился новый конец: прибежали охотники, убили волка, разрезали ему брюхо, и бабушка с внучкой выходят на свет живые и невредимые, даже шапочка не потерялась.

Подумать только - что за нелепость! Разрезали живот и вытащили живую бабушку. Но люди не особенно утруждали себя выдумкой - лишь бы добро победило, иначе рассказывать сказку детям нельзя. Иным детям и волка жаль, тогда мама рассказывает, что пришел доктор и зашил ему живот.

У одного маленького мальчика, ученика Павлышской школы, арестовали отца. На следующий день дети стали дразнить мальчика. Его учитель, Василий Александрович Сухомлинский, писал потом, что лишь мгновение было дано ему, но он нашел выход:

- Кто у Петрика папа? - спросил он. - Стекольщик! А в тюрьме тоже есть окна! Вот папу Петрика и повезли вставлять стекла в тюрьме.

Мальчик с благодарностью посмотрел на учителя.

Когда рассказываешь эту историю, ее обычно встречают с одобрением, но каждый раз находятся и возмущенные: "Разве можно обманывать детей? Детям надо говорить всю правду!"

Есть родители, которые чуть ли не с колыбели стараются не упустить случая указать сыну: "Вот видишь, как дурно люди поступают? Видишь, какие негодяи? Видишь, что творится?"

Под словом "вся правда" иногда понимают лишь дурное о мире, о жизни. Ребенок постепенно привыкает к мысли, что "правда" - это что-то несправедливое. Та правда, которую мы, взрослые, добываем в тяжелых душевных трудах, в жизненном опыте, в борьбе, совершенно не по силам ребенку, потому что сама наша борьба входит в понятие правды, а ребенок на нее не способен. Гаврош знал всю правду, но он мог сражаться на баррикадах, и много мальчиков и девочек совершили изумительные подвиги в Гражданскую войну и в Отечественную, когда они могли не только знать тяжелую правду, но и бороться за нее. Если же "правда" на уровне разговоров, то вырастают невыносимые дети, у них в голове полный хаос, соединенный с пустым самомнением.


Как надо не любить ребенка, не чувствовать его души, чтобы хоть словом, хоть движением поколебать слабую еще веру в красоту мира, в добро!

Укрепить веру ребенка в силу добра и правды не так легко, как кажется. Приходится тщательно оберегать его от многих разговоров, естественных в среде взрослых: дети слишком восприимчивы и принимают все близко к сердцу. Мать с пятилетним сыном пошла к приятельнице, в разговоре взрослых промелькнуло слово "война", и у мамы при этом было озабоченное лицо. Просто обсуждали сегодняшние газеты, а мальчик в страхе, мальчик не может уснуть, он боится войны.

Представим себе: вот зло, вот родители, вот ребенок. Родители не могут представлять зло как добро, не могут и скрывать зло. Они могут лишь одно: быть источниками добра, источниками доброго взгляда на мир. Насколько это им удастся, настолько и будут их дети добрыми. Чем больше зла окружает ребенка, тем больше душевных сил приходится тратить, чтобы противопоставить ему добро.

От всего ребенка не оградишь, но будем хотя бы внимательны!

Я пришел в гости, рассказываю товарищу о неприятностях в своих делах, кого-то ругаю. Хозяин выпроваживает шестилетнего сына и осторожно говорит мне: "Слишком много отрицательной информации..." И мне стало стыдно за то, что я так дурно вел себя при ребенке.

29

Когда ребенок вырастает, он идеализирует жизнь, он судит ее по высшим мерам справедливости; и вера в добро, внушенная в детстве, претерпевает серьезные испытания в раннем юношеском возрасте.

Примем этот кризис по возможности спокойно - он не вечно будет продолжаться. Вернется и здоровье. Не бывает так: прожил жизнь и не чихнул. И духовное развитие не может быть совсем безболезненным. Но чем больше подростка питали в его детстве любовью, чем больше вокруг него ценили правду, человеческий труд, тем легче справляется он с кризисом, и вера его в добро, быть может и пошатнувшаяся, укрепляется, укореняется в душе и становится мировоззрением. Но одно дело, когда новые знания, новое видение мира приходит к человеку, способному верить, а другое - когда новые впечатления ложатся на пустоту, когда душа мертва. Как же ей справиться с кризисом? Скепсис, сомнения необходимы, но вопрос в том, на что они ложатся - на веру, на способность верить или на пустоту?

Иные родители до того боятся будущих разочарований, что не дают своим детям и вовсе почувствовать очарование мира, очарование жизни на этой земле, да еще при этом они уверены, будто действуют в интересах ребенка: "А иначе он испытает разочарование". Называется - уберегли... А что уберегли? Ничего!

Естественный путь воспитания: от детской слепой веры в добро, внушенной родителями и воспринимаемой как нечто бесспорное, - через кризис, через сомнения, через споры, через собственные поиски правды в людях, в жизни, в книгах - к научному мировоззрению, глубоким и стойким убеждениям.


Мы не всегда в состоянии помочь нашему ребенку, не на все его вопросы ответишь сразу. Как не можем мы пойти работать вместо выросшего дитяти или пойти вместо него служить в армию, так не можем мы пройти вместо него трудный путь духовной эволюции, духовного развития. Наследством, которое мы ему оставляем, пусть распорядится сам; но нас будет утешать мысль, что мы все-таки оставили ему это наследство, снабдили его всем необходимым в дорогу и главное - верой в правду и добро.

В идеале юноша должен выйти из критической поры своего развития с убеждением, что он для того и идет в жизнь, чтобы сделать ее лучше. И не свою жизнь сделать лучше, а жизнь своего народа! Он должен выйти в жизнь с высокой общественной целью - не имея ее, человек рано или поздно погибает душой.

Только силы веры, любви и надежды бесконечны, все другие силы рано или поздно иссякают. И только в детстве можно дать ребенку эти бесконечные силы.

30

Я иду с Матвеем из детского сада, и он спрашивает о старшем своем брате:

- А может быть, мы его сейчас встретим?

Он очень любит его. Он хочет увидеть его сейчас же, на улице.

- Нет, он не встретится, он дома. Я уходил, он дома был, - говорю я.

Матвей останавливается и смотрит на меня с изумлением. Он ораторски протягивает руку ладошкой вверх и трясет ею, объясняя мне, глупому, такую простую вещь:

- Ну я же сказал "мо-ожет быть"!

Когда я поумнею? Даже маленький мальчик понимает, что такое надежда, а я?

Надежда - стойкость сердца. Как придет она к ребенку? Как научить его надеяться на лучшее, ждать лучшего и в любых несчастьях не отчаиваться? Надежда - добродетель; отчаяние всегда считалось не бедой, а грехом. Не смей терять надежду!

Надежда связана с бодростью и весельем. Ее порождает бодрый и энергичный, веселый тон домашней жизни.

- Во что ты веришь? - строго спрашивает человека мир.

- На что я могу надеяться? - тихо спрашивает человек у мира.

Вырастая, человек сначала надеется на родных, на свой дом, потом постепенно он начинает надеяться и на свои силы, потом - только на свои силы. Но всегда обращается он с надеждой к гармонии мира, к красоте, всегда надеется, что мир не будет жесток к нему. Надежда на что-то, на "авось" считается легкомысленным свойством. Но как вынес бы человек все страдания, если бы не было у него надежды на лучшее, пусть даже случайное лучшее - надежды на "авось"?

Никогда не будем оставлять детей одних! Особенно если им трудно, если они запутались. Неприятности в школе, ссора с учителем, ссоры с товарищами, денежные затруднения подростка, любовные неприятности, сердечные мучения - не оставим детей одних, не будем переходить на сторону их противников, даже если дети не правы. Не будем пользоваться моментом, чтобы произнести торжествующе: "Я же тебе говорил? А кому я говорил? Я тебя предупреждал?!" Пусть дети надеются на нас, пусть не отчаиваются. Дети склонны к надежде, чувство безопасности подводит их, а мы, взрослые, склонны эти надежды разрушать: "На что же ты надеялся?" - говорим мы скептически запутавшемуся в школьных делах сыну.