ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 25.07.2020
Просмотров: 4004
Скачиваний: 5
Но и не образованием передается дух!
Ведь духовность не то что культура или образованность. Даже и неграмотные люди могут обладать высочайшей силой духа. Само по себе изучение наук или, скажем, чтение книг, слушание музыки, пусть даже и серьезной, не есть духовная жизнь. Духовная жизнь - это собственное стремление к правде, добру, красоте, переживание этого стремления. Духовная жизнь - события, а иной раз и приключения, драмы и трагедии духа. В зависимости от обстоятельств личной и общественной жизни человек то больше верит в правду и стремится к ней, то разочаровывается, то падает духом, то поднимается. В произведениях искусства и литературы, в общении с учителями, с духовно развитыми людьми человек ищет собеседника, союзника, ищет высшего духом. Искусство необходимо ему для поддержания собственного духа. Если же дух человека низок, то за книгой, в кино или в театре он лишь развлекается, убивает время. Больше того, можно быть ценителем искусства, прекрасно знать историю его - и быть совершенно бездуховным человеком. И само искусство может быть бездуховным, если в нем не видно, не проявляется стремление к правде и добру. В таком случае мы говорим, что перед нами не искусство, а подделка под него, потому что искусство всегда духоподъемно - в этом его назначение. Искусство - это прежде всего правда, в которой так нуждается духовно развитый человек.
Откуда же берется тяга к правде, составляющая основу духа, как она первоначально возникает в душе?
Она в природе ребенка, в генах его? Нет.
Она дается воспитанием? Нет.
Она незримым каким-то способом вливается в душу маленького ребенка? Нет!
Не чудом, не от природы и не от воспитания. А каким-то способом, доискаться до которого не так-то легко.
10
Начнем издалека. Начнем с вопроса, в чем состоит правда. Правда - мы уже говорили об этом - в возвеличивании достоинства человека. Поэтому понятие правды неотделимо от понятия добра и зла. Правда, добро и красота не рядышком живут, это не букет из трех цветков, а нечто цельное. Добро не "благо", не вещь, не состояние, не положение, не благо-состояние, а именно высокое достоинство, цена человека. Человек должен цениться как можно выше - в этом добро. В чем оно выражается конкретно, об этом люди спорят бесконечно, но для воспитателя, для нравственного, для духовно развитого человека важна одна истина, одна аксиома, которую нельзя ни опровергнуть, ни доказать, а именно: между добром и злом есть граница. Добро - это добро, зло - это зло, и между ними есть граница. Она и называется правдой. Все, что выше этой границы, - добро, возвеличивание человека. Все, что ниже ее, - зло, уничижение человеческого достоинства, уменьшение его цены.
Правда не добро и не зло, а граница между ними - тонкая, как лезвие бритвы. Правда в том, что граница между добром и злом есть:
ДОБРО
ПРАВДА
ЗЛО
"Представления о добре и зле так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, - писал Ф.Энгельс, - что часто противоречили одно другому". Это естественно. Ошибаться в том, что добро, а что зло, - свойственно людям, не все они мудрецы. Но многие из нас не только не знают, в чем добро и в чем зло, но и не придают этим словам никакого значения, выбирая поступки не по принципу "добро - зло", а по принципу "выгодно - невыгодно", "опасно - безопасно", "хочется - не хочется", "спокойнее - хлопотнее", "принято - не принято", "одобряется - не одобряется", "проще - сложнее", "доступнее - недоступнее", "должен - не должен". Правильная линия в рисунке всегда одна, отступлений от нее бесконечно много. Человеческая линия поведения одна: "добро - зло", отступлений же от этого принципа, как видим, невероятно много.
Но есть люди, которые не только не знают, что добро и что зло, не только не хотят знать этого, но и утверждают, что границы между добром и злом вообще нет. В различении добра и зла они не видят ни нужды, ни смысла. Как это ни странно, но такие взгляды на мир сегодня иногда поддерживаются искусством. В художественном произведении человек изображается во всей его полноте, в свете и тени, с добрым и злым. Поскольку в нашем веке почти вся литература художественная, то возникает представление, будто добро и зло равноправны, что лишь вместе они составляют основу "жизненности", и вообще не имеет значения, что добро и что зло, а поскольку все люди - люди, то зло простительно. Мы жалеем и Отелло, погубившего жену, и Онегина, убившего друга, мы понимаем их страдания - и зло начинает казаться приемлемым. Как будто оно и не зло вовсе.
А между тем неразличение добра и зла, нечаянное или принципиальное, - это самый распространенный и потому самый коварный, опасный вид оправдания зла. Не отличать зло от добра - значит оправдывать зло, примиряться с ним, выдавать одно за другое. Когда Пушкину нужно было одной строкой описать ужасные времена, он сказал:
Добро и зло, все стало тенью.
Добро и зло смешались! Ничего страшнее не бывает. И какое сильное здесь слово "тень"! Именно так: серое равенство добра и зла, как тень, опускается на землю, как будто солнечное затмение наступает - затмение сердец. Тень. Все стало нравственной тенью. Люди не только "добру и злу внимают равнодушно", но равнодушны ко всему, что делается, - добро ли, зло, им безразлично, как оно называется и, следовательно, как к нему относиться.
У шекспировских ведьм из "Макбета" был такой боевой клич:
Зло есть добро, добро есть зло,
Летим, вскочив на помело!
Когда нам начинает казаться, будто все это философия, будто не так уж и важно, что как называется, оглянемся - в каком-то из углов уже притаилось дьявольское, ведьминское помело.
Все что угодно, но только не смешивать добро и зло, знать, что между ними есть, есть, есть граница, называемая правдой, - верить, что правда есть на земле.
Признание правды - границы между добром и злом - единственная, повторюсь, аксиома духовности, нравственности, педагогики. На ней держится все человеческое в человеке. Если я верю в то, что такая граница есть, то все остальные положения нравственности и духовности могут быть доказаны; если я эту аксиому не принимаю, то, увы, все рассуждения и доказательства бесполезны: всё тень.
Но будем верить в правду!
В школе мы учили слова Горького: "Правда - бог свободного человека". Правда живет в людях, живет в нашем сознании. Мы говорим: найти правду, знать правду, утверждать правду, выражать правду, нести правду. Мы спорим, в чем правда, но важно, что она есть.
Точно так же, как главное свойство материи состоит в том, что она существует вне нас, так и главное свойство правды в том, что она есть. Есть истинная цена человека, каждого в отдельности и человека вообще. Есть граница между добром и злом, между возвышением человека и уничижением его. Существование правды так же важно для духовного мира, как существование материи - для мира материального, и старинное понятие "природосообразное воспитание" можно дополнить понятием "правдосообразное воспитание" - воспитание, построенное на стремлении к правде, на вере в правду, на правде. Воспитание ребенка - это питание его личности, его духа правдой.
11
...Матвею семь лет, он пошел в первый класс, и у него очередной кризис. Он стал невыносим. Он буквально помешан на правде. Он на каждом шагу кричит: "Вы меня обманываете!"
Мы отправляемся на прогулку, у нас обширная программа, но только мы вышли из дому, как вдруг мой Матвей выпростал свою руку из моей, и - через сугроб вдоль тротуара, к стоящей чьей-то черной "Волге". Не успел я и сообразить, в чем дело, как он приподнял какой-то маленький щиток над задним колесом, так что открылась горловина бензобака, и, победно на меня оглядываясь, намерился отвинтить там крышку.
Ну что ты будешь делать с этим дурачком? Среди мальчишек во дворе или в классе это, видимо, считается геройством, но те-то отвинчивают крышки тайно, оглядываясь. Понимая, что их ждет, если их поймают, а этот? Дурачок.
Но это я все понял позже. Первая моя реакция - ярость. Я взъярился! Я схватил его за руку, потащил через сугроб, я снова забылся от гнева. Я заорал, что никуда с ним не пойду, мы немедленно возвращаемся домой.
Он заплакал, но мне даже и не жалко было его. Одно только прикосновение к чужому кажется мне ужасным преступлением, я не могу совладать с собой. Домой! И без разговоров!
И тогда он, плача, сказал мне:
- Ты обманщик! Ты меня обманул! Ты обещал идти гулять, а теперь не идешь. Обманщик, обманщик! - горько повторял Матвей с такой убежденностью и с таким горем в голосе, что я застыл на месте.
Ведь он прав. Я действительно обманщик. Какое отношение имеет крышка от бензобака к нашей прогулке?
Я вздохнул, успокоился, взял его за руку и пошел с ним гулять. Но это слово "обманщик, обманщик!" так и стоит у меня в ушах.
Интересно, что сами мы никогда не обвиняли Матвея в обмане или обманах - и речи не было! - но откуда-то взял он идею, что обманывать дурно, позорно.
12
Разлитая в мире правда - эта основа человеческого духа, это утверждение о достоинстве человека, утверждение границы между добром и злом, - живет в людях в виде совести. Миллионы людей тысячи лет искали правду, добивались ее, и так постепенно сложилось общее знание, общая весть о правде - со-весть. Во многих языках это слово сконструировано так же, как и в русском. Например, в немецком Wissen - знание, Gewissen - совесть.
Совесть - общее, единое на всех знание о том, что добро и что зло для человечества. Не для человека, не для времени его, не для группы людей, а для человечества в целом. Правда - одна и совесть - одна на всех. Когда мы укоряем человека, что он бессовестный (и даже про империалистов говорят: "ни стыда ни совести!"), мы предполагаем, что у всех должна быть такая же совесть, как и у нас. Совесть - правда о человеке, живущая в человеке, в каждом своя и для всех общая, - как язык.
Правда-совесть попадает в человека не от генов, повторим, и не от воспитания: если бы совесть зависела от воспитания, то огромное число людей и понятия бы не имело о ней.
Так перед нами возникает знаменитый вопрос Канта - перепишем из "Критики практического разума", из последней главы этой великой книги, которой на старости лет зачитывался Лев Толстой, перепишем тысячи раз цитированный абзац:
"Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне".
Оставим удивительное звездное небо астрономам и астронавтам.
Но моральный закон внутри человека, но совесть, но правда в душе каждого из нас - откуда? Нам трудно воспитывать детей, если мы не знаем, как появляется совесть в ребенке. Мы не сделаем чего-то важного или, наоборот, возьмем на себя слишком много. Не понимая, откуда совесть в ребенке, мы можем нечаянно и затоптать ее.
Ведь она на самом деле есть у всех! Прислушаемся к нашей речи:
- Где же твоя совесть?
- Совсем совесть потерял!
- Наконец-то в тебе совесть проснулась!
- Ты что же, совесть в карман спрятал?
- На что же ты совесть свою променял?
И даже говорят: "продал совесть".
Таким образом, утверждается, что совесть у человека есть или была, но - потерялась, спит.
Байрон пишет о своем восемнадцатилетнем Чайльд-Гарольде:
Он рвется вдаль, неутомим, как птица.
Иль совесть в нем впервые шевелится?
Значит, она была в нем? Откуда? Что такое есть в человеческом сообществе, чем владеют все и что могло бы быть носителем общего знания о добре и зле, о правде?
Это общее - язык. Ответ о происхождении совести в отдельном человеке может быть, на мой взгляд, только таким: человек получает моральный закон, то есть совесть, с родным языком. Его сознание, его самосознание, его душа формируются по мере овладения речью, его сознание и его речь - практически одно и то же. Но в речи, но в языке содержатся все важнейшие представления о добре и зле, содержится понятие правды, так же как и понятие закона; эти представления и понятия становятся собственным сознанием ребенка точно так же, как и язык. Ведь его язык - это его собственный язык, и законы, в языке содержащиеся, становятся его собственными законами - совестью.
В самом деле: вот дерзкий мальчишка, который никому не подчиняется. Но даже и он не говорит "большая стол" или "машина поехал". Он подчиняется законам языка, его логике, и это, может быть, первый закон, который он воспринимает, принимает как свой закон. Его никто не обязывает говорить "большой стол", но ему самому неудобно и смешно сказать "большая стол". Постепенно "так не говорят" и "так не поступают" связывается в сознании ребенка. Ведь все слова, имеющие отношение к нравственности, окрашены в языке одобрением или неодобрением. Не думаю, чтобы в мире был язык, в котором слова "трус", "предатель", "убийца" звучали одобрительно или хотя бы нейтрально, и в каждом языке наверняка есть слова "хорошо" и "плохо". Язык не говорит, как надо относиться к матери, но в русской речи, например, есть слова "мать", "мамаша", "мачеха", "матушка", "маман", "мама", "маменька", "мамочка", "мамуля", "мамулечка" - это же целая проповедь о матери. Никем не произнесенная и никем не выслушанная, она находится в сознании каждого говорящего на русском языке - и того, кто уважает свою маму, и того, кто "подлец", "совсем совесть потерял", "мать родную ни во что не ставит".
Обучаясь речи, ее живым оборотам, ее поговоркам и пословицам, приобщаясь к фольклору, искусству и литературе своего народа, ребенок и впитывает общую весть о добре и зле, совесть, причем так, что и сам не замечает этого, и ему кажется, что совесть возникла каким-то образом.
Ребенок, окунаясь в нравственную атмосферу языка и культуры, вбирает в себя капли океана общественного сознания, и лишь гении огромным трудом жизни поднимаются до таких высот правды, что их, этих величайших людей, называют совестью человечества. Но двухлетний ребенок, впервые испытавший что-то вроде чувства вины, и всемирно известный писатель, хранитель человеческой совести, припадают к одному и тому же источнику общечеловеческого знания правды.
Ребенок получает совесть не с молоком матери, а с языком матери. И всякий, кто говорит хоть на каком-нибудь языке, обладает совестью. На земле нет ни одного человека без совести, как нет ни одного живого без сердца. Если же нам кажется, будто у ребенка, которого мы воспитываем, нет совести, мы ошибаемся, и притом опасно. Действительно бессовестный ребенок - слишком большое и потому крайне редкое несчастье, это тяжелейшая болезнь, полный распад личности, при котором требуется больничное лечение. Не подозреваете же вы своего сына в такой болезни?