Файл: Сосланд А. - Фундаментальная структура психотерапевтического метода.pdf

Другой контекст для пропорции

э м а н а т н в н о е / э р е м и т и ч е с к о е

 составляет ситуация

двойственности бойцовской позиции. С одной стороны, харизматичсский – всегда боец, с
другой, крайне желательно, чтобы при этом он был бы еще и жертвой. Всегда неплохо, когда
есть потребность сплотиться не только вокруг идей и проектов лидера, но и еще ради защиты
его от экзистенциального врага. Без эпизодов гонений и преследований в биографических
повествованиях, иначе говоря, без

п е р с е к у т о р н о й

 (persecutio –

л а т

. преследование)

части харизмы никак не обойдешься, если заботишься о завершенности и полноте
харизматической ситуации. В политической жизни это, конечно, вещи само собой
разумеющиеся: любая мало-мальски серьезная новаторская инициатива затрагивает чьи-то
интересы и сталкивается с серьезным противодействием (а разумный политик всячески
провоцирует и разжигает это дело).

В психотерапии, к сожалению, дело обстоит так далеко не всегда. Никому так не повезло, как
создателю психоанализа, в том смысле, что его школа формировалась в обстановке
агрессивной критики, а то и просто грубой диффамации. Никакое другое учение в
психотерапии не было предметом такой ожесточенной критики, причем одновременно как со
стороны медиков, в первую очередь клинических психиатров, так и со стороны
внемедицинской так называемой общественности (Э. Джонс, 1996, с. 248 – 258). Несомненно,
что значительной частью своего безусловно харизматического влияния Фрейд обязан именно
этому обстоятельству. Нарративы, повествующие о ситуации внутри венской
психоаналитической школы, полны свидетельств такого рода:

"Фрейд возводится в полубога или даже в целого Бога. Его слова не подлежат критике. У
Задгера мы читаем, что "Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie" – библия психоаналитиков. Я
заметил, что ученики Фрейда по мере возможности взаимно аннулируют свои работы. Они
признают только Фрейда, мало читают и почти никогда не цитируют друг друга. Более всех
цитирует их сам Фрейд. Все хотят быть вблизи Фрейда" (Ф. Виттельс, 1991, с. 118).

Чтобы больше не возвращаться к этому вопросу, скажем, что пассажи вроде этого можно
найти в жизнеописаниях любого заметного персонажа в истории психотерапии.
Биографические "апокрифы" создателей школ никогда не ограничиваются изложением
научной деятельности, а непременно повествуют в духе параллельных биографий Плутарха
об истории свершений и завоеваний, борьбы и бунтов, заговоров и предательств.
Психотерапевтический эфир переполнен потестарными флюидами, и это вызывает
интеллектуальное головокружение у всех, кто оказывается причастным к этому роду
деятельности.

Повествования о Фрейде полны всем этим, как никакие другие. Понятно, что Фрейд был
обязан своим авторитетом не столько своим театрально-ораторским качествам, сколько
эпатирующему влиянию своего учения, о чем сказано уже очень много. С другой стороны, тот
же Э. Джонс, не имевший, судя по всему, ни малейшего понятия о концепции харизмы,
прицельно выискивал именно харизматические признаки в образе учителя, отмечая, в
частности, что "Фрейд, несомненно, обладал огромной притягательностью для лиц обоих
полов, и это явно не может быть приписано одним лишь его очаровательным манерам или
любезности....Мужчины... как правило, были поражены его внешним видом, выражающим
полнейшую авторитетность, настоящим образом отца, его трансцендентальными знаниями и
его любезной терпимостью..." Э. Джонс, с. 311). Любой нарратив, посвященный
харизматическому влиянию, неизбежно включает в себя описания телесности: "Он (Фрейд. –

А . С

.) обладал удивительно красивой головой, густыми, черными, тщательно уложенными

волосами, красивыми усами и остроконечной бородкой... Фрейд обладал живыми и, возможно,
до некоторой степени беспокойными манерами, которые вместе с быстрыми, как молния,
глазами производили пронзительный эффект" (там же, с. 217). Описания телесности вместе с
эпизодами повествований о житейски-бытовых склонностях встраиваются в систему образа и
интерпретируются соответствующим образом. Из всех подобного рода дискурсов становится
ясно, что

т е л е с н о е   п р е д с т а в л я е т   с о б о й   о д и н   и з   в а ж н е й ш и х   к а н а л о в ,   п о

к о т о р о м у   о с у щ е с т в л я е т с я   х а р и з м а т и ч е с к о е   в о з д е й с т в и е

.

Друтие психотерапии, подвергшиеся критике только в своей профессиональной среде, очень
много в этом смысле

н е д о п о л у ч и л и .   Х а р и з м а   ж е р т в ы ,   и л и   п е р с е к у т о р н а я

часть харизмы, о которой уже шла речь выше, влияет в основном на коллегиальную часть
паствы, хотя нетрудно представить себе ситуацию, когда пациент знает, что его терапевт,
объект интенсивного переноса. подвергается нападкам и гонениям малоуспешных коллег и
выздоравливает еще лучше и скорее, чтобы успешным исходом лечения поддержать
любимого доктора в его борьбе против недоброжелателей.

Вторая пропорция, которая нам представляется интересной, –

ч у в с т в е н н о е / а с к е т и ч е с к о е

. В первой главе мы обсуждали значение гедонистического

фактора в истории психотерапии. Понятно, что в политическом и психотерапевтическом
контекстах гедонистическое, чувственное имеет разное употребление. Речь здесь идет
одновременно о содержании учения и о формировании облика. Политический лидер имеет
возможность лишь в ограниченных количествах являть свое чувственное начало миру. в
программе же своей он этой возможности чаще всего лишен. "Слуга народа" не имеет,
естественно, возможности открыто и неограниченно предаваться чувственным радостям
подобно заурядному представителю своей паствы. Не случайно сексуальные приключения в
анамнезе политика – традиционно самый компрометирующий аспект в условиях развитых
демократий и выборных состязаний. Любой знак, указывающий на наличие аскезы,
способствует вере в "специфически особые" свойства, ибо, вероятно, именно она справедливо
представляется обыденному сознанию делом совершенно неправдоподобным. Хотя наличия
только аскетических признаков для политической карьеры явно недостаточно и самым
благоприятным делом для усиления влияния, видимо, следует считать сочетание чувственной
привлекательности вкупе с аскетическим поведением.

В психотерапии, конечно, все по-другому. Психотерапевтическое дело чаще всего не ведет к
какой-либо цели, требующей самоотречения, ибо в процессе работы никаких новых ценностей
не создается. В огромном большинстве случаев аскеза, самоотречение само по себе
признается однозначно вредоносным для здоровья фактором и стратегия работы с пациентом
практически во всех психотерапиях направлена на то, чтобы ослабить, а то и вовсе сломать
аскетические установки. В самом деле, здесь мы очень нечасто имеем дело с подлинно
аскетической идеологией, все скорее склонны идти путем попустительства и нестеснения.
Видимо, очень часто сочетание такой тактики с тем обстоятельством, что чувственные
влечения тут же, на месте, где проводится терапевтическая процедура, реализовать
невозможно, создает напряжение, подпитывающее харизму. Запрет на злоупотребление
"контрпереносом" важен, таким образом, не только с точки зрения традиционной морали или
терапевтической целесообразности, но и с точки зрения сохранения восприятия пациентом
терапевта как носителя особых свойств. Это восприятие сохраняется, разумеется, только в
условной ситуации терапевтического ритуала, предполагающего известную дистанцию между
его участниками.

Другая важная пропорция может быть обозначена как

э з о т е р и ч е с к о е / э к з о т е р и ч е с к о е

. Элементы тайного знания, быть может даже

магического толка, присущи многим методам и школам. Достаточно вспомнить здесь об
аналитической психологии К.Г Юнга, трансперсональной терапии С. Грофа, да и просто о
множестве самостоятельных терапевтов, которые любят обставлять свои суггестивные
воздействия или групповые игрища всякого рода магическим антуражем. В рамках
терапевтического ритуала они представляются колдунами или шаманами, а психотерапия
соответственно – свершением магического таинства. Как бы кто к этому ни относился,
приходится мириться с тем, что все это в психотерапевтическом обиходе было, есть и будет.

Широкое распространение мистически-эзотерических элементов в психотерапии обусловлено
несомненным наличием серьезного спроса на них, причем это спрос того же порядка, что и
спрос на "особые свойства" психотерапевта, иначе говоря, на его харизму. Персонаж,
отправляющий магический ритуал (понятно, если принимать эту условность) наделен
сверхъестественными качествами по определению, они-то, собственно, и должны оказывать,

по задуманному сюжету, эффективное благотворное воздействие. Трудность здесь, однако, в
том, что эти сверхъестественные качества надо постоянно очень серьезно подтверждать,
находясь под неусыпным наблюдением недоброжелательной чаще всего критики, с
подозрением и брезгливостью третирующей "шарлатанов". Повсеместная диффамация
мистически ориентированных терапевтов, помимо всего прочего, формирует сильную
персекуторную составляющую их харизматического образа. Впечатление обладания особыми
свойствами также усиливается через charisma of hoax, а именно благодаря богатой
символической сценографии и атрибутике. Деятельность эзотерического терапевта покоится
на противопоставлении сакрального и профанного, и таким образом формируется
одновременно и незаурядная обстановка, обеспечивающая "особость" терапевтического
воздействия, и объект агрессии, против которого занимается бойцовская позиция. Профанное,
рациональное, разумеется, – постоянный объект приложения харизматически-бойцовского
жеста в этой, весьма распространенной, полемически-идеологической ситуации.

Однако, окинув мысленным взором все многообразие психотерапевтической жизни, мы
обнаруживаем, что среди всех терапий откровенно эзотерические все же в явном
меньшинстве. Как бы ни был велик спрос на "магический" антураж, дело обстоит таким
образом, что играть незаурядную роль, поддерживать образ обладателя магических, а значит,
безусловно эффективно действующих сил очень трудно, а порой длительное время – просто
невозможно. Да, собственно, в большинстве случаев вопрос так и не стоит.
Психотерапевтическая практика складывалась в большой степени как продолжение
медицински-рационалистической традиции, эзотерика составляла всегда не самую
значительную ее часть. Иррациональное усматривалось в основном в состоянии и действиях
пациентов, но не связывалось чаще всего с образом или действиями терапевта.

Экзотерическое, то есть лишенное магически-сакральных элементов, будучи с одной стороны
чем-то вполне рациональным, с другой – предполагает известный терапевтический
"демократизм", то есть относительно равноправные отношения в процессе терапии. В самом
деле, магически-эзотерический терапевт возвышается над пациентом, он обладатель знания и
умения, недоступного другим и оттого – достойного преклонения. Экзотерический терапевт в
некоторых случаях выступает в роли "специалиста", профессионала, что делает
формирование его харизмы делом проблематичным. В других случаях, когда мы имеем дело с
большинством современных групповых или телесно ориентированных терапий, терапевт
может выступать в относительно равноправной по отношению к пациенту роли или хотя бы
создавать иллюзию такого равноправия. Однако само по себе "экзотерически-
демократическое" отношение к делу не отрезает пути к формированию харизмы. Тут можно
заметить, что

г р у п п о в а я   с и т у а ц и я

 –

к у д а   б о л е е   с п о д р у ч н о е   д е л о   в   с м ы с л е

р а з в и т и я   х а р и з м ы ,   ч е м   и н д и в и д у а л ь н а я   т е р а п и я

. Основным каналом, по

которому протекают харизмообразующие токи является измененное состояние сознания,
нетривиальное эмоциональное состояние, что, в сущности, одно и то же. Очень важна в таких
случаях либеральная, освобождающая идеология, под которую терапевт и подстраивает,
собственно, свою тактику равноправных отношений с пациентом. Темой для отдельного
исследования может стать взаимопроникновение эзотерических и экзотерических идеологий,
что приходится видеть достаточно часто.

Здесь самое время обсудить также и другую пропорцию, а именно

а в т о р и т а р н о е / л и б е р а л ь н о е

. В политическом контексте харизматическую личность

чаще всего соотносят с авторитарным, даже тоталитарным правлением. Авторитет крупной
политической харизмы предполагает безусловное подчинение, неоспариваемое право казнить
или миловать. Либеральная идеология ставит претендующего на господство в заранее
невыгодное положение, когда каждый может высказать сомнение в наличии у него особых
качеств, а то и запросто может проложить путь другому харизматическому. Психотерапия,
казалось, пошла вначале тоже по пути, аналогичному пути авторитарного господства в
политике. Как уже говорилось, первые получившие широкое распространение школы,
классический гипноз и рациональная психотерапия, исходили из соображений безусловного
подчинения пациента влиянию терапевта. Вся дальнейшая история психотерапии развивалась

под знаком преодоления такого положения дел, все больше и больше как бы уравнивая в
рамках терапевтической процедуры ее участников. Пациент исподволь получал все больше
возможностей не соглашаться, возражать, проявлять неповиновение, критиковать терапевта,
выказывать агрессию в его адрес. Как понятно из вышеприведенных построений, такое
уравнивание в правах, такая либерализация шла параллельно процессу, так сказать,
дезэзотеризации психотерапии.

Либеральные практики, однако, требуют всегда некоторых элементов принуждения.
Внимательный наблюдатель, принимавший участие в работе самых что ни на есть
либеральных групп встреч (не говоря уж о гештальттерапии), конечно, обращал внимание на
то, что почти всегда там имеют место элементы несомненного давления со стороны
терапевта, доводящего до сознания участников, например, идеи безусловного принятия и
открытости в проявлениях чувств. Правила этики такой психотерапевтической процедуры,
заключающиеся, например, в запрете на интерпретирование поведения участников группы, в
запрете на разговоры, не имеющие отношения к "здесь и сейчас", конечно, требуют
определенной жесткости. Харизматическому носителю идеологии такой терапии, скорее всего,
будет очень трудно избежать твердости и настойчивости в формировании запретов, то есть
придется проявить отчасти авторитарные черты в том, чтобы донести свои принципы до
аудитории. Донеся же, он неизбежно возьмет на себя роль их хранителя, обрушивая на всех
остальных

" л и б е р а л ь н ы й   т е р р о р "

;, требуя постоянно соблюдения равных позиций,

жестко расправляясь с "антиавторитаризмом". Конечно, не обязательно дело будет обстоять
именно таким образом, но и такое развитие событий очень трудно исключить.

Видимо, не будет неправдоподобным предположение, что для лучших харизматических
показателей неплохо бы располагать одновременным сочетанием разнонаправленных
тенденций. Полная определенность в поведении и идеологии ведет к тому, что идеи,
отстаиваемые в борьбе, банализируются, пропаганда их становится однообразной,
пространство для идеологического маневра суживается, возможности утилизации резко
ограничиваются. Самые толковые из харизматических стремятся сочетать в своей
деятельности агрессивно-центробежное и умудренно-центростремительное, магически-
эзотерическое и демократически-экзотерическое, авторитарно-волевое и либерально-
попустительское начала.

Более того, другая, очень правдоподобная, гипотеза могла бы быть сформулирована,
например, так:

ч е м   б о л ь ш е   в ы р а ж е н ы   п р и с у т с т в у ю щ и е   о д н о в р е м е н н о

в з а и м н о   п р о т и в о п о л о ж н ы е   с в о й с т в а   п о   к а ж д о й   о т д е л ь н о й   и з   ш к а л ,
т е м   б о л е е   с и л ь н ы м   б у д е т   х а р и з м а т и ч е с к о е   в о з д е й с т в и е   ч е л о в е к а ,   и х
в   с е б е   с о ч е т а ю щ е г о

. Обстоятельство, которое приводит нас к этому выводу,

общеизвестно. Харизматическое влияние предполагает у тех, кто его воспринимает, наличие
хотя бы каких-либо элементов так называемого

и з м е н е н н о г о   с о с т о я н и я   с о з н а н и я

.

Наличие противоречивых, парадоксальных черт в образе харизматического или в его
пропагандистской деятельности безусловно намного больше работает на такое изменение
сознания, подобно тому как парадоксы, внутренние противоречия оказываются действенными
факторами наведения транса, например в известной технике "запутывания" в эриксонианском
гипнозе. Не надо бояться быть противоречивым, надо только уметь убедительно объяснять
такие противоречия. Такое умение, без сомнения, легко могло бы стать предметом
специального тренинга. Список же пропорций, определяющих свойства харизмы, остается
открытым, и нет никакого сомнения в том, что он может быть дополнен новыми интересными
соображениями.

* * *

Весьма важный аспект – временная и пространственная избирательность харизмы. Почти
всегда на лидерскую роль есть большое количество претендентов, из которых так или иначе
отбираются немногие. К сожалению,

н е л ь з я   б ы т ъ   х а р и з м а т и ч е с к и м   в с е г д а   и

д л я   в с е х

. Существует нечто такое, что можно обозначить метафорой

х а р и з м а т и ч е с к а я   в о л н а

, на которую потенциальный последователь может

настроиться, но может этого и не сделать. Без определенного созвучия носителя
харизматических черт и его возможного последователя все разговоры о каком-либо влиянии
становятся невозможными.

Очень непросто предсказать, какой именно человек окажется в поле действия той или иной
харизмы. Здесь возможны только очень грубые прикидки, устанавливающие параллели между
своеобразием образа лидера и приблизительным психологическим портретом возможного
адепта. С одной стороны, здесь можно исходить из соображений идентификации с пастырем,
то есть предполагать, что член будущей корпорации будет продвигать кого-либо на
иерархическую вершину, руководствуясь признаками, ему самому свойственными. С другой же
стороны, выбор в этом деле может осуществляться по комплементарному сценарию, то есть
лидер выбирается по свойствам, недостающим отдельному индивиду, каковой считает их если
не совсем идеальными, то, во всяком случае, в высшей степени желательными и сожалеет об
отсутствии их у себя самого.

Другую метафору, которая могла бы кое-что прояснить, можно обозначить

к а к

х а р и з м а т и ч е с к а я   н и ш а

. Как идеология, так и образ нового лидера должен отвечать

на определенный вызов времени, предлагая решение актуальных задач. Потенциально
харизматические свойства и идеи, жадно воспринимаемые в какой-либо одной исторической
или корпоративной ситуации, могут оказаться совершенно невостребованными в другой.
Неограниченный авторский произвол здесь, разумеется, невозможен. Выбор идей и стратегий
точно так же ограничен конкретной ситуацией, как выбор маски, имиджа – своеобразием
конкретной личности. Границы ниши очерчены порой достаточно жестко, и многое зависит от
умения хорошо в них вписаться.

Итак,

в о л н а

 и

н и ш а

 – это метафоры, определяющие довольно приблизительно

пространственные и временные рамки функционирования харизмы. Надо ясно понимать, что,
как бы мы ни желали противоположного, харизма – это не навсегда и не навечно. В сущности,
харизматический – это тот, который смог оказать ограниченное влияние на некую
ограниченную группу людей в определенный ограниченный отрезок времени, и не более того.

Другое небезынтересное дело – исчисление харизмы. Для этого можно ввести понятие

х а р и з м а т и ч е с к и й   о х в а т

. Он может быть, если угодно, микросоциальным и

макросоциальным. Иначе говоря, лидер может вести за собой большую группу
последователей, скажем, в государственном масштабе – целую нацию, но, без сомнения,
также можно считать харизматическим человека, признаваемого исключительно одаренным
небольшой по размерам группой, к примеру религиозной сектой или же террористической
группировкой. В психотерапии крупным лидером может считаться основатель и создатель
большой психотерапевтической империи, персонаж вроде Фрейда или Роджерса, а мелким –
практикующий в небольшой деревушке целитель, то ли врач, то ли маг, собирающий, к
примеру, в черной сельской бане всех окрестных истеричек, которые моют ему ноги, пьют
(буквально!) с этого воду и избавляются таким образом от всех своих симптомов (пример взят
из устного сообщения одного из коллег). В обоих случаях имеет место вера в особые свойства,
присущие каждому из терапевтов, оба могут быть признаны в той или иной степени
харизматиками в нашем, разумном и взвешенном понимании. Разница в том, что за плечами
"транснационального императора" – серьезно обоснованная концепция, разработанная и
систематизированная техника, в то время как у бедняги "банщика" – ничего этого нет, а только