ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3090
Скачиваний: 1
Случилось это в годы правления Софьи, когда главной заботой правительницы было обуревавшее ее желание любой ценой остаться у власти. Уже говорилось о том, как ей удалось узурпировать эту высшую власть с помощью интриг и кровавого заговора. Положение Софьи оставалось шатким не только потому, что Русь еще никак не могла признать женского правления. Подрастал Петр, и регентству близился конец. Она уже начала именоваться наравне с Иваном и Петром великой государыней и заказала гравюру, где ее изобразили в шапке Мономаха. Сама внешняя политика интересовала царевну только тем, насколько она может помочь достигнуть ее заветных чаяний. Здесь-то мы и встречаемся с князем Василием Васильевичем Голицыным, которого в какой-то мере можно считать одним из духовных предшественников Петра. Собственно, слово «предшественник» звучит, пожалуй, слишком сильно. Просто Голицын был одним из первых «западников», то есть людей, осознавших значительную отсталость России и необходимость поскорее перенимать достижения западной культуры и техники. Он знал латинский, немецкий и польский языки, обставил свой дворец в Охотном ряду европейской мебелью, увешал зеркалами и картинами, а главное предавался довольно смутным мечтаниям о преобразованиях, которые нам известны из сомнительных по достоверности рассказов иностранцев. Орудием осуществления своих замыслов он сделал интригу, притом любовную. Дело в том, что Софья без памяти влюбилась в щеголеватого князя Василия. Сам по себе он был человеком нерешительным, не обладал ни сильной волей, ни характером. Вся его карьера, неразрывно связанная с двусмысленным положением Софьи, была чистейшей авантюрой. Это значило, что если падет Софья, то и ему конец. Правда, он начал выдвигаться еще при царе Федоре, когда ему поручили дела по реорганизации армии, слабость, отсталость которой бросались в глаза. Но полководцем он оказался неудачливым. Зато как дипломата его и по сей день порой оценивают высоко, что, впрочем, довольно спорно. Деятельность В. Голицына полностью подчинялась прихотям Софьи, а для нее внешняя политика была в основном средством решения главной задачи: превратить временное и незаконное регентство-узурпацию в постоянное и надежное царствование. В октябре 1683 года Василий Голицын был назначен Софьей «царственные большие печати и государственных великих посольских дел сберегателем». Первым дипломатическим мероприятием стала поездка русских послов в Стокгольм, Варшаву, Копенгаген и Вену. Повсюду они объявили, что Москва подтверждает все существующие договоры, то есть признает законными грабительские захваты, оторвавшие от России огромные земли с многими миллионами православных жителей. Особенно порадовался шведский король Карл XI подтверждению Кардисского договора, отрезавшего Русь от Балтики. Это был отказ «сберегателя» от главных национальных внешнеполитических задач — от объединения русского православного населения, от возвращения исконных русских западных земель, от борьбы за выход к морю. «Западник» Голицын начал с того, что признал и закрепил пагубное отделение Московского государства от Западной Европы.
Понадобилось три года, чтобы Софья и Голицын дождались, наконец, дипломатического успеха, достигнутого не столько своими стараниями, сколько изменениями в Европе. Турция пытается сокрушить своих врагов — турки идут на Вену. Однако вступившие в союз Австрия и Польша побеждают. К ним присоединяется Венеция, и под покровительством папы римского возникает Священный союз против Турции, к которому решено было привлечь и Москву, чтобы она отвлекла на себя хотя бы крымского хана. Послы цесаря и польского короля начинают переговоры с Голицыным, но он решительно требует: Россия пойдет на Крым только при условии заключения «вечного мира» с Польшей, согласно которому Киев, полученный по Андрусовскому перемирию лишь на два года, должен окончательно перейти к России. Долгие сложные переговоры завершились уступкой поляков, терпевших поражения в войне с турками. «Вечный мир» был подписан 21 апреля 1686 года.
Как только Софья ни прославляла этот «славный вечный мир»! Еще бы, польский король Ян Собесский утвердил его даже со слезами на глазах, оплакивая потерю древнего Киева, будто это Варшава или Краков, а не «матерь городов русских». К тому же «вечный договор» так и не был ратифицирован сеймом. При тогдашних польских порядках это означало, что Речь Посполитая не обязана его соблюдать. Россия же должна была уплатить большую денежную компенсацию, пойти в поход на Крым, будучи совсем к этому не готовой. А главное «навечно» решалась не только судьба Киева. Столь же «вечным» явился и отказ от Правобережной Украины и Белоруссии.
Летом 1687 года князь Василий Голицын во главе стотысячного войска выступил в поход на Крым. В пути к нему присоединились украинские казаки во главе с гетманом Самойловичем. Гетман долго отговаривал Москву от новой войны с турками, но под нажимом посланцев Софьи все же присоединился к походу. Однако его пришлось прервать, далеко не дойдя до Крыма: степь на огромных пространствах горела. Сначала говорили, что сухую траву подожгли татары, а потом пошли слухи, что это дело рук казаков. Голицын сместил Самойловича и провел избрание нового гетмана — Мазепы, получив от него за это 10 тысяч рублей. Хотя не произошло никаких сражений, войско Голицына потеряло от голода, болезней и пожаров 40 тысяч человек.
Однако в Москве Софья встретила своего возлюбленного как победителя. Она наградила его драгоценными подарками и поместьями с полутора тысячами крестьян. Но этим нельзя было скрыть жалкий конец похода, тем более что дошли вести о больших победах австрийцев, поляков и венецианцев над турками.
Крымский хан, соблазненный слабостью русской рати, в 1688 году возобновляет опустошительные набеги на Украину, угрожает Киеву. К тому же «союзники», приберегая свои силы, требовали выполнения условий «вечного мира». Софья же крайне нуждалась хотя бы в видимости успеха своего правления. И она приказывает готовиться к новому походу. Опьяненная любовью, она слепо верит в военный гений Василия Голицына. Ранней весной князь снова ведет войско на Крым, хотя мало кто разделяет надежды Софьи на победу. Осенью 1689 году он уже стоит перед укреплениями Перекопа. Однако, не решаясь на штурм, соглашается на переговоры с ханом, который предложил их, дабы выиграть время. Снова запаздывают обозы с продовольствием, стоит жара, нет пресной воды и солдаты мрут от голода и болезней. В письмах к Софье он уповает на божью милость и сообщает, что намерен вернуться от Перекопа. Но царевне и этого довольно, чтобы ликовать по причине воображаемой победы. «Свет мой батюшка, — пишет она князю, — надежда моя, здравствуй на многие лета! Зело мне сей день радостен... Батюшка ты мой, чем платить за такие твои труды неисчетные? Радость моя, свет очей моих! Мне не верится, сердце мое, чтобы тебя, свет мой, видеть. Велик бы мне день тот был, когда ты, душа моя, ко мне будешь... Как сам пишешь о ратных людях, так и учини». Кроме этого и подобных писем, в которых бездна любви и никаких военно-стратегических указаний, Голицыну по велению Софьи послали благодарственное послание еще и от имени двух государей, Ивана и Петра. Они поздравляли его с победой «никогда не слыханной», в результате которой враги «поражены и побеждены и прогнаны». В заключение этой царской грамоты Голицына поздравляли, «что ты со всеми ратными людьми к нашим границам с вышеописанными славными во всем свете победами возвратились в целости — милостиво и премилостиво похваляем».
А стотысячное войско Голицына, с трудом отражая набеги татарской конницы, не достигнув успехов, вернулось отнюдь не в целости: из стотысячной рати потеряно было убитыми 20 тысяч человек и 15 тысяч пленными. Плоды второго похода оказались еще плачевнее первого.
Люд московский недоумевал и роптал. Ведь в довершение всего изрядно потрепанная рать Голицына была встречена пышными триумфальными чествованиями. Звоном колоколов, громом пушек приветствовали «героя». Потоком наград осыпали «победителей». Голицын получил три тысячи рублей, золотой кубок, кафтан, шитый золотом и отделанный соболями, и деревни со множеством крепостных...
И вот здесь-то на московскую сцену выступает Петр. В январе 1689 года царица Наталья Кирилловна женила его на Евдокии Лопухиной. А по тогдашним обычаям женитьба означала возмужание, когда юный царь уже не нуждался в регентстве старшей сестры. Еще до этого, весной 1688 года, в Москве толковали о переходе власти к Петру. 16 марта того же года Петр посетил и осмотрел Посольский приказ, находившийся в Кремле. Этим, как и новыми требованиями оружия для «потешных» отрядов Петра, был очень недоволен князь Василий Голицын. 8 июля 1689 года произошел первый публичный скандал. Во время крестного хода царевна Софья пошла со святой иконой вместе с двумя государями, что было неслыханным делом. Петр потребовал, чтобы царевна не выступала наравне с царями. Софья наотрез отказалась, Петр гневно покинул церемонию и уехал в Коломенское.
Назревала решающая схватка в борьбе за власть, и произошла она по внешнеполитическому поводу, Петр отказался подписать манифест о наградах за злополучный второй крымский поход. С большим трудом, после многочисленных просьб, все же удалось уговорить его утвердить манифест. Но когда Голицын и его приближенные явились в Преображенское благодарить за награды, то Петр отказался принять их. Атмосфера накалилась до предела, Софья была вне себя от ярости и от вожделения овладеть всей самодержавной властью. Но для этого надо было устранить Петра. Как это сделать? Семь лет се правления дали неутешительный итог. Авторитета и славы она не приобрела. Попытки же выдать провалы за победы лишь опозорили ее.
Дипломатия ее фаворита князя Голицына не укрепила международных позиций Московского государства. Очередной дипломатической «победой» был объявлен Нерчинский договор 1689 года с Китаем, вернее с правившей там маньчжурской династией Цинь. До этого русские люди уже освоили территории по берегам Амура, вышли к Тихому океану. Но московское правительство не располагало силами, чтобы поддержать инициативу русских землепроходцев, прежде всего казаков. А Цинская династия выдвинула агрессивные притязания и на все земли за Байкалом, которые никогда не были китайскими. Переговоры в Нерчинске, к которому подошло 17-тысячное китайское войско, были ультимативными, и русские вынуждены были отказаться от обширных земель Приамурья (от зааргуньской части Албазинского воеводства; все остальное оставили без разграничения) и надолго ликвидировать существовавшие там русские поселения. Правда, началась торговля с китайцами, и русские постепенно научились и полюбили пить чай...
Но если эту неудачу еще как-то можно понять и объяснить крайней отдаленностью русского Дальнего Востока, то неудачи главы Посольского приказа В. Голицына в Европе понять труднее, учитывая его репутацию хорошего дипломата, к тому же «западника». Много написано о том, что он преклонялся перед Западной Европой, что его кумиром и идеалом был Людовик XIV. Но именно в связи с этим королем произошел казус, когда обнаружилась поразительная некомпетентность Голицына-дипломата.
А дело было так. Заключив упоминавшийся «вечный мир» с Польшей и обязавшись за это воевать с турками, Голицын решил привлечь к войне против басурманов еще и Францию. Поэтому в 1687 году князей Якова Долгорукого и Якова Мышецкого направили в Париж. Неприятности начались уже в Дюнкерке, где возник скандал из-за отказа послов показать свою поклажу в таможне. Дело в том, что русские дипломаты еще и приторговывали «мягкой рухлядью», то есть везли с собой соболей и другие меха. А платить пошлину они не хотели. Потом началась сложная перебранка из-за того, что послы хотели иметь дело лично с самим королем. Протокольные распри продолжались несколько недель. Но к этим обычаям старой русской дипломатии на Западе уже привыкли. Главное же заключалось в том, что послы предложили Франции вступить в союз с Россией и Австрией и начать войну против Турции. Они обосновывали свое предложение цитатами из... Евангелия. Иначе говоря, Францию просили оказать помощь ее исконному врагу — австрийским Габсбургам и объявить войну ее давнему традиционному союзнику — Турции! Как видно, Голицын и возглавляемый им Посольский приказ имели довольно туманные представления о внешней политике крупнейших европейских держав. Дело кончилось тем, что московских послов просто-напросто выслали из Франции...
Уже сказано, как смотрел Петр на внешнеполитические и воинские «успехи» Софьи и ее «таланта» Василия Голицына. Видел он и наглые притязания Софьи на власть, чувствовал страшную опасность от ее головорезов вроде Федора Шакловитого. Он слишком хорошо помнил резню 1682 года и знал, что не только царствование, но и сама его жизнь висят на волоске. Однако теперь это уже другой Петр, а не тот десятилетний ребенок, на глазах которого убивали его близких. Царь, который стал двухметровым богатырем, зря времени не терял.
Не только страха ради без устали занимался он «марсовыми потехами». Из «потешных» постепенно формировались два отличных боевых полка — Преображенский и Семеновский. А село Преображенское превратилось в укрепленный воинский гарнизон. Петр не давал отдыха от «экзерциций» ни своим «потешным», ни самому себе. Он проходил солдатскую науку с самых азов, начиная с барабанщика. Позже, уже будучи императором Петром Великим, он, порой забавляясь, виртуозно бил в барабан, вызывая зависть профессионалов. И предпочитал этот музыкальный инструмент всем другим: ведь барабан никогда не фальшивит...
Главное, что побуждало его к воинским делам, было рано проснувшееся осознание факта международной беззащитности, слабости России. Он видел, каково московское войско: стрельцы, на которых нельзя положиться, дворянское ополчение — порой беспорядочная толпа, воеводы тоже храбростью не отличались. Современник Петра, сторонник его преобразований Иван Посошков так описывал русское воинство: «У пехоты ружье было плохо, и владеть им не умели, только боронились ручным боем, копьями и бердышами, и то тупыми, и на боях меняли своих голов по три, по четыре и больше на одну неприятельскую голову. На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодежны, ружьем владеть не умеют; иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не только что выстрелить в цель; убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили — ничего! Нет попечения о том, чтоб неприятеля убить, одна забота — как бы домой поскорей. Молятся: дай, боже, рану нажить легкую, чтоб немного от нее поболеть и от великого государя получить за нее пожалование. Во время боя того и смотрят, где бы за кустом спрятаться; иные целыми ротами прячутся в лесу или в долине, выжидают, как пойдут ратные люди с бою, и они с ними, будто также с бою едут в стан. Многие говорили: дай, бог, великому государю служить, а саблю из ножен не вынимать!»
Но рано осознанная Петром потребность в современном сухопутном войске — это не диво. Такая крайняя нужда давно всем умным людям была ясна, как божий день: иначе Руси погибель! Любопытней другое — его стремление к энергичному освоению новейших технических западных достижений, а также рано пробудившийся интерес уроженца сугубо сухопутной страны к морю, к флоту. Когда князь Яков Долгорукий собирался по указу Василия Голицына в свое злополучное посольство к французскому королю, он рассказал четырнадцатилетнему Петру, что имел занятный инструмент, которым можно измерять расстояние до места, не доходя до него. «Купи мне инструмент во Франции», — сразу потребовал Петр. Князь и привез ему астролябию. Это, кажется, был единственный положительный результат его посольства.
Но как пользоваться чудесным инструментом? Нашелся в Москве знающий голландец Франц Тиммерман и научил. Петр» потребовал, чтобы этот иностранец учил его и всему другому, что знал. Так начал юный царь по своей охоте изучать математику, геометрию, фортификацию, артиллерию. Никогда ни один из русских царей и не помышлял о таких науках. Немало нужного узнал Петр от иностранных офицеров, которые потребовались для организации и обучения петровских «потешных». Все они жили в Немецкой слободе — странном кусочке европейского мира, расположенном на Яузе.
Сначала в слободе на Яузе стали селиться немцы-протестанты. Потом приехало много голландцев, англичан. Шотландцы — роялисты и католики, бежавшие от Кромвеля, тоже получили здесь убежище. После отмены во Франции Нантского эдикта появились здесь и французы-гугеноты. Жили в слободе датчане, шведы, итальянцы. Общая судьба эмигрантов объединяла их вопреки различиям языка и веры. В основном это были люди, владевшее мастерством, еще редко доступным русским: врачи, аптекари, ювелиры, инженеры; особенно много было наемных офицеров. Слобода резко отличалась от остальной в основном полудеревенской Москвы аккуратными, часто каменными, домами, шпалерами деревьев, цветниками. Всего в слободе проживало в годы юности Петра около трех тысяч иностранцев. Они поддерживали связь с родными странами. Голландский резидент Ван Келлер принимал каждую неделю курьера из Гааги, доставлявшего новости из-за границы. Здесь о мировых событиях узнавали раньше, чем в Кремле. В Немецкой слободе Петр и нашел своих учителей, таких как Франц Тиммерман.