Файл: Molchanov_Diplomatia_Petra_Pervogo-1.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 18.10.2020

Просмотров: 3112

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

Отношения Франции и России до этого отличались по меньшей мере отчужденностью, несмотря на отдельные двусмысленные авансы вроде миссии Балюза и т. д. Это объяснялось не чьими-то злыми кознями, а объективными обстоятельствами. Франции ока­залась той крупной державой Европы, которая больше других име­ла основании испытывать тревогу по поводу усиления и возвышения России. Смертельным врагом Франции была Австрия, вернее, правившая в ней династия Габсбургов, императоров Германской империи. В борьбе против нее Франция опиралась на союз с Тур­цией, которая была естественным врагом России. Многолет­ним союзником России оказывалась Австрия. Ведь, находясь в союзе с ней, Петр штурмовал Азов. Интересы Франции задева­лись Россией и в связи с Швецией, которая со времен Тридцати­летней воины являлась союзником Франции в борьбе с империей. Начав войну против Швеции с целью возвращения России выхода к Балтийскому морю, Петр лишал Францию шведской поддержки в испанской войне. Наконец, существовала Польша с системой вы­борных королей. Франция была заинтересована в установлении своего влияния в Польше, чтобы эта страна играла роль связую­щего звена между Турцией и Швецией в ее «восточном барьере». Поэтому, в частности, в самом конце XVII века она пыталась в противовес Августу II посадить на польский трон французского принца де Конти. Таким образом, из-за трех стран Франция всту­пала в конфликт с Россией. Вот почему в Стамбуле французский посол проводил самую враждебную России линию. В 1715 году Лю­довик XIV подписал новый союзный договор с Швецией, обязав­шись еще три года выплачивать ей крупные денежные субсидии. Но в сентябре 1715 года во Франции появился новый король — Людовик XV. Поскольку ему было тогда всего пять лет, начал пра­вить регент — герцог Филипп Орлеанский. Швеция, некогда самый сильный французский союзник на севере Европы, уже была обре­чена на окончательный разгром, и французские субсидии могли только затянуть ее неизбежный крах. Во Франции не могла не возникнуть мысль о том, чтобы заменить Швецию более сильным и надежным партнером, а им могла быть только петровская Россия. Французская дипломатия начинает зондировать почву насчет России через Пруссию. Затем, в январе 1717 года, посол Франции в Гааге маркиз Шатенеф получает приказ вступить в контакт с Б. И. Куракиным.

Однако, несмотря на эти дипломатические демарши, инициато­ром сближения была не Франция. Раньше и притом гораздо глуб­же увидел объективное совпадение интересов двух стран Петр. Разочаровавшись в англичанах и датчанах, он хотел отвлечь Фран­цию от союза с Швецией, Голландией и Англией, на котором строилась французская политика после испанской войны, и предложить ей альтернативу: союз с Россией, Польшей и Пруссией.

С этой целью Петр еще при жизни Людовика XIV выражал готов­ность отправиться в Париж. Но старый король отклонял встречу, ссылаясь на возраст и здоровье.


И вот теперь регент Франции не только приглашал Петра посе­тить Париж, но и сам настойчиво напрашивался в союзники. Еще на стадии предварительных переговоров послов Петр поручил выяснить, чего хочет Франция и что она предлагает России. Кро­ме заключения торгового договора Франция стремилась для сохра­нения своего влияния на севере выступить посредником в перегово­рах между Россией и Швецией. Она желала получить от России гарантию Утрехтского и Баденского договоров и соглашалась пре­доставить России свои гарантии возможного в будущем мирного урегулирования с Швецией. Она хотела также, чтобы русские вой­ска не только не выводились из германских государств, то есть из империи, но оставались там постоянно. Таким образом, если бы Петр действительно хотел укрепиться в Германии (это намерение приписывали ему Георг 1 и другие противники России), то он дол­жен был бы просто ухватиться за поддержку Франции. Но Петр поручил А. Головкину объявить на предварительных переговорах, что «царь находит невозможным для себя утвердиться в Германии и держать в ней постоянно русское войско, как Франция этого же­лает». Петр, конечно, разгадал смысл этого французского жела­ния: в Париже хотели столкнуть Россию и империю в остром кон­фликте, что облегчило бы Франции борьбу против Габсбургов. Там поверили в домыслы англо-ганноверской дипломатии о захватниче­ских намерениях Петра в связи с «мекленбургским делом». Дву­смысленность французских намерений по отношению к России яв­но бросалась в глаза. Желая союза с Россией, она одновременно хотела сохранить союзнические отношения с ее противниками. Регент требовал от своих дипломатов, чтобы они при выработке со­глашения с Россией ни в коем случае не вступали в противоречие с союзным договором Франции и Швеции 1715 года и, особенно, с договором Франции с Англией и Голландией, который она подпи­сала 4 января 1717 года, в момент, когда обнаружилось обострение англо-русских отношений. Союз с недавним противником понадобился регенту из-за конфликта с Испанией. Испанский король Филипп IV, внук Людовика XIV, выступил претендентом на французскую корону после смерти «короля-солнца». Французская внешняя политика оказалась под воздействием двух противополож­ных тенденций. Одну, направленную на тесный союз с Англией, выражал влиятельный советник регента — аббат Дюбуа, другую, рассчитанную на замену союза с Швецией союзом с Россией, от­стаивал маршал д'Юкселль.

Дюбуа писал регенту: «Если вы не сохраните согласия с его британским величеством, вы попадете из одной беды в другую». Д'Юкселль, выступая за сближение с Россией, придерживался иной позиции и утверждал, что «было бы безрассудством, зная неустой­чивость англичан, полагаться полностью на эту опору и не поддер­живать добрые отношения с другими державами». Французской дипломатии, таким образом, предстояло примирить непримиримое.


И все же переговоры имели смысл, ибо давали шанс устано­вить, наконец, контакт с Швецией. Петр считал, что нельзя ничем пренебрегать ради достижения мира. Главным образом поэтому он решил ехать во Францию. Определенную роль в принятии этого решения имело желание Петра познакомиться и с этой страной в интересах продолжения своей преобразовательной деятельности. Именно теперь он приходит к мысли о том, чтобы усилить процесс модернизации Российского государства, и жадно изучает опыт ев­ропейских стран в развитии экономики и государственного управ­ления. До сих пор он знакомился почти исключительно с проте­стантскими странами, с их особой, специфической культурой: с Англией, Голландией, Германией. Но его интересовала и като­лическая Франция — страна классической абсолютной монархии, он давно мечтал познакомиться воочию с ее прославленными до­стижениями, еще недавно сделавшими ее самым могущественным государством тогдашнего мира.

Франко-русские переговоры оказались длительными и сложны­ми. Петр находился в Париже с 7 мая по 20 июня 1717 года, по­сле чего уехал на отдых и лечение водами в Спа. Переговоры про­должались и после его отъезда, а завершивший их договор России, Франции и Пруссии подписали только 4 августа в Амстердаме. Русские знали, что им предстоит иметь дело с опытной и искусной дипломатией. Переговоры вели кроме самого Петра наиболее спо­собные из его дипломатов: П. П. Шафиров и В. И. Куракин. Канц­лера Г. И. Головкина в Париж Петр не взял, учитывая, видимо, его репутацию сторонника венского двора, а также тяжеловесность, неповоротливость его манер и мышления. Французские дипломаты д'Юкселль, Тессе, Дюбуа не завоевали особого уважения русских. Это и неудивительно, ибо, выполняя указание уклоняться, как только возможно, от конкретных обязательств, они неоправданно затягивали переговоры, намеренно вносили путаницу и т. п. Дело дошло до того, что содержание доверительных бесед регент Фран­ции немедленно сообщал английскому королю. Французы оказа­лись не на высоте традиций Ришелье и Мазарини. Впрочем, это как-то оправдывалось противоречивостью самой сущности полити­ки герцога Орлеанского.

Петр стремился внести в переговоры предельную ясность. Со­гласно французским записям, он заявил: «Поставьте меня на ме­сто Швеции. Система Европы изменилась, но основой всех ваших договоров остается Вестфальский мир. Почему в свое время Фран­ция объединилась с Швецией? Потому что тогда король Швеции владел землями в Германии, и силами Швеции и ваших союзников в Германии этот союз мог уравновесить могущество австрийской империи. Теперь это положение изменилось: Франция потеряла союзников в Германии; Швеция, почти уничтоженная, не может оказать вам никакой помощи. Сила русской империи бесконечно возросла, и я, царь, предлагаю вам себя на место Швеции. Я ви­жу, что огромная мощь австрийского дома должна вас тревожить, а я для вас не только займу место Швеции, но и приведу с собой Пруссию».


Речь шла о настоящем военном и политическом союзе. Естест­венно, он был бы несовместим, например, с одновременным союзом с Англией, проводившей столь враждебную Петру политику. Он также требовал четкой французской позиции в отношении Швеции и Турции. Во всяком случае если бы две крупнейшие державы Европы — Россия и Франция — объединились, то они приобрели бы господствующее влияние. Такой союз был возможен по мнению самих французов, например такого авторитетного и известного современника Петра, лично познакомившегося с царем в Париже, как герцог Сен-Симон, автор знаменитых многотомных мемуаров. Этот поборник традиции политики Людовика XIV писал: «Царь имел страстное желание заключить союз с Францией. Не было ни­чего более выгодного для нашей торговли, нашего положения на севере, в Германии и во всей Европе. Этот государь держал Анг­лию в узде при помощи торговли, а короля Георга в страхе за его германские владения. Он внушал Голландии величайшее уваже­ние, а императора заставлял соблюдать величайшую сдержанность. Нельзя отрицать, что он занимал большое положение в Европе и Азии и что Франция бесконечно выиграла бы от тесного союза с ним... С тех пор пришлось длительно раскаиваться в уступке ро­ковым соблазнам со стороны Англии и в безумном презрении, про­явленном к России».

Взгляды герцога Сен-Симона отражали внешнеполитические идеи последних лет царствования Людовика XIV. Но политика регента была разрывом с традиционной французской дипломатией. Она строилась не на интересах Франции, а на династических на­деждах герцогов Орлеанских, мечтавших о королевской короне. Поэтому им нужен был союз с Англией, ради которого отвергалась идея союза с Россией. Это четко отразилось в окончательном тек­сте договора, согласованного в Париже, но именовавшегося по ме­сту подписания Амстердамским. В нем четко оговаривалось, что Франция отдает приоритет гаагскому договору с Англией от 4 ян­варя 1717 года. Остается в силе также союзный договор с Шве­цией до истечения срока его действия, в апреле 1718 года. Фран­ция отвергла претензии русских на получение денежных субсидий, предназначенных шведам. Столь же решительно русские отказа­лись дать обязательство предпринять «диверсию», то есть нападе­ние на империю в случае необходимости этого для Франции.

Россия по договору гарантировала соблюдение Утрехтского и Баденского договоров. Франция, отказавшись признать завоева­ния Петра в Восточной Прибалтике, гарантировала будущий мир­ный договор между Россией и Швецией. Она обязалась выступить беспристрастным посредником в переговорах о заключении такого договора. В дальнейшем намечалось также заключить русско-французский торговый договор.

Франция и Россия вступали в отношении «дружбы», они обя­зались добиваться «генеральной тишины и Европе». На современном языке это можно назвать соглашением об обеспечении европейской безопасности. Однако такая дипломатическая риторика лишь маскировала тот факт, чти о подлинном военном и политическом союзе не договорились. Русские дипломаты не преувеличивали значения французских гарантий будущего мирного урегулиро­вания. Когда представитель Франции стал превозносить их зна­чение, то, как с обидой писал Тессе, «эти господа смеются мне в лицо и отвечают, что вовсе не нуждаются в нас для этой гарантии, что они меня благодарят и что они достаточно сильны для того, чтобы самим гарантировать себе то, что будет предоставлено им северным миром».


Действительно, прямые последствия Амстердамского договора были ничтожны. Но косвенно он во многом способствовал укреп­лению международных позиций России, притом в очень ответст­венный, критический момент. Главное состояло в том, что с этим договором Россия все глубже входила в европейскую систему меж­дународных отношений. Она получила основание для официаль­ных контактов с Швецией с целью заключения мира. Регент устно обещал русским не выплачивать новых субсидий Карлу XII. По­ложительным сам по себе был факт учреждения постоянного ди­пломатического представительства России в Париже. Обязатель­ство Франции о посредничестве затрудняло ее дальнейшее участие в подготовке сепаратных мирных договоров Швеции с Данией и Ганновером. В это время происходит своеобразное дипломатиче­ское соревнование: кто первый сумеет использовать неожиданную готовность Карла ХН вести мирные переговоры. Россия в этом, как мы увидим дальше, сначала обгоняет своих «союзников»-соперников.

Интересно, как оценивает переговоры Петра в Париже в 1717 году современный французский историк Роже Порталь: «Не­важно, что эти переговоры не достигли цели. Важнее тот факт, что в момент окончательного упадка Швеции Россия могла пред­лагать союз, имевший ценность, и выступать в роли фактора рав­новесия в европейской политике. Ясно в свете этого факта, какой большой путь был пройден ею с начала Северной войны!»

Пребывание Петра во Франции имело не только дипломатическое назначение. Оно оказалось важной частью второго большого заграничного путешествия Петра, которое он (как и первое в кон­це XVII века) предпринял для дальнейшего изучения культурных, научных и технических достижений Западной Европы и их освоения Россией. Теперь это происходит иначе, чем 18 лет назад. До приезда во Францию, где он был в первый раз, Петр осмотрел в Гол­ландии места, в которых он жил и работал корабельным плотни­ком, встретился с мастерами, у которых учился, посетил в Амстер­даме старого друга, бургомистра Нитзена. За топор он уже не брался, но страсть к мастерским и музеям не остыла. Поскольку в Гол­ландии было множество таких производств, которых Россия еще не знала, Петр снова имел возможность удовлетворить свою нена­сытную любознательность.

Пребывание во Франции знаменательно тем, что здесь особен­но ярко проявился тогдашний круг интересом Петра в отношении европейской культуры. В Париже хотели поразить его тем, чем больше всего гордились при дворе: богатством, роскошью, помпез­ностью придворного обихода. Вместо того чтобы, как подобает «воспитанному» гостю, восхищаться тем, что предлагают с гор­достью хозяева, Петр ведет себя совершенно иначе. Все началось с того, что, осмотрев приготовленную для него роскошную резиден­цию в Лувре, царь отвергает ее. Ему предлагают помещение скром­нее, но и это его не устраивает, и он приказывает установить в ма­ленькой комнате свою походную кровать. А французы пригото­вили для него самую дорогую вещь в мире, как они утверждали,— кровать, заказанную Людовиком XIV для своей возлюбленной мадам Ментенон... Полное равнодушие проявил Петр и к пока­занной ему королевской коллекции драгоценностей, небрежно за­метив при этом, что для денег можно найти лучшее применение. Регент пригласил его в королевскую ложу оперы. Борясь со сном, Петр досидел с трудом до третьего акта, а с четвертого ушел. Охо­та на оленей, устроенная около Фонтенбло, вызывала у него скуку. Блестящие балы, где собирались разодетые дамы, не заинтересо­вали его; он не удостоил и взглядом аристократических красавиц, изо всех сил пытавшихся обратить на себя внимание прославлен­ного гостя. К тому же Петр откровенно пренебрегал этикетом и галантностью, отнюдь не стесняясь своих привычек и манер. Глав­ный противник русских дипломатов на переговорах в Париже аббат Дюбуа раздраженно говорил: «Царь всего лишь сумасброд, пригодный самое большее на то, чтобы быть боцманом на голланд­ском корабле».