ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3113
Скачиваний: 1
Утрехтский мир и другие соглашения и договоры, связанные с прекращением войны за испанское наследство, позволили Англии сделать большой шаг вперед к «английскому преобладанию» в мире. Она добилась исключительно благоприятных условий для своей всемирной морской и торговой гегемонии. Получив в Утрехте Гибралтар и остров Минорку, Англия имела теперь опору для господства в Средиземном море и на рынках стран этого района. Вынудив Францию согласиться на разрушение Дюнкерка, Англия приобрела аналогичное влияние в Северном море. Договор с Португалией открывал через Бразилию доступ в Южную Америку. Множества привилегий Англия добилась и в Северной Америке. Весьма выгодным для нее было право «асиенто» — право работорговли неграми.
Только бассейн Балтийского моря оказывался вне английского контроля. Более того, над ним ясно вырисовывалась гигантская тень петровской России с ее растущим морским могуществом. Взятый в 1715 году курс на союз с Россией был задуман в качестве средства контроля над ее влиянием и как противовес проискам якобитов, сторонников реставрации Стюартов, изгнанных из Англии после революции 1688 года. Россию можно также использовать в борьбе против попыток Карла XII парализовать балтийскую торговлю. Подымавшейся крупной английской буржуазии нужен русский рынок сбыта, а британское адмиралтейство остро нуждалось в русских кораблестроительных материалах. Но Россия, как показали ее действия в Мекленбурге, обнаружила стремление действовать совершенно самостоятельно, а опасность со стороны якобитов собирались нейтрализовать путем сближения с Францией.
К тому же в процессе подготовки к десанту в 1710 году англичане осознали всю реальность российского могущества. Десятидневное командование Петром соединенной армадой из флотов четырех стран оказалось чисто символическим. Но это был слишком страшный символ для тех, кто в Лондоне стремился господствовать на всех морях и океанах. Опасность превращения Балтики в «русское озеро» воочию представилась англичанам.
Такое положение решительно противоречило политике «английского преобладания» повсюду в мире. Поэтому и были сорваны русско-английские переговоры о союзе, а союз Англии и Ганновера явился не случайным следствием династических комбинаций. Он оказался просто находкой и удивительно удачно вписывался в политику всемирной британской гегемонии.
В «Дипломатической истории» Жака Дроза говорится: «Политика курфюрста Ганновера, стремившегося стать арбитром между странами Севера, сгруппировала вокруг него коалицию, которую Россия создала против Швеции. Таким образом, ось конфликта переместилась, и он стал русско-ганноверским. Не шла ли речь о том, что ганноверская дипломатия хочет сохранить Германию от гегемонистских амбиций Петра Великого? Несомненно, одна из заслуг Георга I и его ганноверского министра Бернсдорфа состояла в том, что они раскрыли английским министрам глаза на проявление русского экспансионизма. Но Георг I и его ганноверский министр Бернсдорф смотрели значительно дальше: Ганновер пытался установить свое господствующее влияние на берегах Северного и Балтийского морей... В Лондоне ганноверская политика встретила благоприятный отклик: нельзя ли добиться того, чтобы сделать ганноверские и датские порты в северных морях эквивалентом английских средиземноморских баз? Вот почему английское правительство было склонно оказать поддержку политике Ганновера». Таким образом, в то время когда Бернсдорф и другие подняли шум но поводу русской угрозы, в действительности на Балтике развертывалась безудержная английская экспансия. Беда России состояла в том, что Петр своей случайной дипломатической импровизацией с Мекленбургом дал Георгу I выгодный козырь в борьбе за разрушение Северного союза как детища русской политики. На первом этане своей истории, в дополтавский период. Северный союз был разрушен военными успехами Карла XII в войне с Данией и Саксонией. На втором этане существовании этого возрожденного союза он стал жертвой англо ганноверских махинаций, которые не сумела расстроить петровская дипломатия.
Свою непосредственную задачу, то есть высадку десанта с помощью союзников на территорию Швеции, ей решить не удалось. Но это не означало, что вся балтийская политика Петра целиком была ошибочной. Напротив, с точки зрения ее главных стратегических целей именно она обеспечила конечное торжество петровской дипломатии. Щедро раздавая куски отвоеванных у шведов владений в Германии, города и крепости своим союзникам, Петр прочно связал их заботами по сохранению этих приобретений. Особенно удачной оказалась передача Бремена и Вердена Георгу Т. Она на время подчинила Англию ганноверским интересам ее короля. Всем этим странам, получившим бывшие шведские территории, трудно стало возражать против гораздо более крупных территориальных приобретений Петра в Восточной Прибалтике. Правда, через несколько лет положение изменится, и Англии удастся к 1720 году в какой-то мере изолировать Россию и на время сколотить антирусский общеевропейский блок. Лишь тогда она попытается пустить в ход свой флот против России. Но будет уже поздно. За то время, которое потребовалось Англии и бывшим союзникам Петра для закрепления приобретенных ими владений, Россия уже создаст свой могучий флот, который обеспечит защиту новых русских прибалтийских владений, так же как и заключение мира с Швецией. Именно балтийская политика Петра сделает это в будущем возможным.
АЛАНДСКИЙ КОНГРЕСС
Петр болезненно переживал срыв западными участниками Северного союза операции по высадке десанта в Сконе. Он не питал иллюзий: хотя Северный союз формально сохранялся, фактически вся система балтийской политики, ради которой пришлось затратить на протяжении более пяти лет столько усилий и материальных ресурсов, казалась разрушенной. Петр писал фельдмаршалу Шереметеву: «Понеже десант (и Шонию) от вас и некоторых генералов удержан и оставлен, от чего какие худые следствия ныне происходят..! и тако со стыдом домой пойдем. К тому же, что ежели б десант был, уже бы мир был».
Перспектива близкого мира сменилась тревожной неизвестностью. Но, как всегда перед лицом неожиданных событий, Петр немедленно приступает к реконверсии русской военной стратегии и дипломатии. Неудача в достижении прямой цели Северного союза — соединенного удара союзников по Швеции для принуждения ее к миру отнюдь не означала безрезультатности в решении его косвенных, не менее важных задач. Некоторые западные историки изображают Петра в этот момент в роли какого-то одураченного простака. Русскими силами были отвоеваны все германские владения Швеции, их расхватали союзники, а не получивший ничего русский царь вынужден уйти ни с чем. Но дело обстояло не так просто. Дания, Ганновер, Пруссия действительно получили вожделенные земли, города и крепости. Но как их сохранить, вот в чем вопрос? Кто защитит их от неукротимого Карла ХП, раз русские уходят? Щедро раздавая союзникам померанскую добычу, Петр связал их по рукам и ногам. Вот почему они вынуждены вести двусмысленную игру и сохранять с Петром видимость добрых отношений, истерично требуя в то же время вывода русских войск из Мекленбурга, где они и сами не думали оставаться. Ну что ж, Петр принимает правила игры дипломатического лицемерия.
Когда царь уезжал из Дании, явившейся ареной фарса, разыгранного союзниками, посол Долгорукий был у короля Фредерика 1V с «комплиментом от царского величества, благодарил от имени царя за удовольствия, испытанные последним в бытность его в Копенгагене, уверял в постоянной дружбе своего государя». Князь Долгорукий в своем донесении сообщал, что король со своей стороны жалел, что не мог доставить царскому величеству еще больших удовольствий...
Зато Георг 1, король Англии и курфюрст Ганновера, пытался доставить Петру такие «удовольствия». Он требует от короля Дании предоставить свои войска, чтобы они, соединившись с ганноверскими, силой изгнали царя из Мекленбурга. С аналогичным требованием он обратился и к Фридриху-Вильгельму, королю Пруссии. Оба короля отказали, и особенно категорически — король Пруссии. Ведь Фридрих-Вильгельм получил Штеттин с округом и хорошо понимал, что в случае попытки Карла XII вернуть его никто не поможет ему, кроме Петра. Поэтому, кстати, Пруссия оказалась единственным государством Северного союза, которое не только не требовало вывода русских войск из Мекленбурга, но даже просило увеличить их вдвое.
Англо-ганноверская дипломатия, развалившая Северный союз, судорожно ищет новую опору для своей политики на Балтике. А почему бы не опереться на Швецию? В отличие от поднимающейся России, идущая к упадку Швеция не сможет помешать английской гегемонии на Балтике. Хотя с ней продолжалась борьба из-за балтийской торговли, англичане по различным каналам зондируют почву на предмет заключения с ней мира. Перспектива англо-шведского альянса в момент и без того серьезного кризиса, в котором оказалась русская дипломатия, таила в себе грозную опасность для интересов России.
Однако ей снова помог... шведский король с его дикой внешней политикой, которая приобрела особенно авантюристический характер под влиянием голштинского барона Герца. Этот дипломат-авантюрист типа известного Паткуля увлек Карла XII блистательной перспективой восстановления величин вконец истощенной Швеции путем разных фантастических авантюр. Одной из них стала идея свержения ганноверской династии с английского трона и восстановления с помощью английских якобитов и европейских держав династии Стюартов. А она в благодарность за это даст Карлу XII все необходимое для реванша в борьбе с Петром и другими врагами. В начале февраля 1717 года Петр получил сенсационное донесение от резидента в Лондоне Веселовского. Здесь был арестован шведский посол Гилленборг и захвачены его бумаги. Из них выяснилось, что в начале марта в Шотландии должна была высадиться 10-тысячная шведская армия, чтобы соединиться с якобитами, свергнуть Георга I, посадить на трон Якова III Стюарта. Большая английская эскадра вышла в море, Георг I запретил торговлю с Швецией. В Стокгольме арестовали английского посла Джексона. Дело шло к войне. Петр писал адмиралу Апраксину о Карле XII: «Ныне не правда ль моя, что всегда я за здоровье сего начинателя пил? Ибо сего никакою ценою не купишь, что сам сделал». Царь поручил Веселовскому срочно узнать, действительно ли Англия намерена объявить воину Швеции, и подтвердить готовность России вступить в союз с Англией. Учитывая претензии Георга I, он приказал также сообщить о начале вывода русских войск из Меклепбурга.
Однако изменений в английской политике по отношению к России не произошло, ибо именно она являлась главным препятствием для установления английского господства на Балтике. Поэтому приходилось по-прежнему искать альтернативу распадавшемуся Северному союзу. Вообще, Петр не впервые сталкивался с изменой союзников. Вспомним его пребывание в Вене в конце Великого посольства и Карловицкий конгресс. Ведь даже тогда Россия не только вышла из положения изоляции, но и придала своей внешней политике гораздо более целеустремленное направление. Интересно продолжить это сравнение, ибо оно показывает прежде всего резкое возрастание активности петровской дипломатии. В отличие от прошлого, Петр действует, не дожидаясь формальной ликвидации Северного союза, и предпринимает превентивные действия. Но различие двух внешне сходных ситуаций еще и в том, что произошло колоссальное укрепление международных позиции России, ее влияния и авторитета. Правда, появился отрицательный фактор страха перед ростом российского могущества. Зато выросла в небывалой степени способность русской дипломатии к действиям, точнее говоря, возникла сама русская дипломатия, как таковая, достойная этого имени.
В острые, кризисные внешнеполитические моменты особенно важное значение приобретает качество работы петровских дипломатов, в первую очередь послов. Исключительную роль в это время имеет их информационная миссия. Ведь тогда не существовало ничего подобного нынешним средствам массовой информации, не было газет, которые систематически давали бы высококомпетентные сведения о политике тех или иных стран. Крайне несовершенная почтовая связь, пересылка курьеров требовали огромного времени. Часто проходило больше месяца, прежде чем сообщение о важном событии достигало центра принятия решений, то есть лично Петра. В этих условиях важное значение приобретало то обстоятельство, что Петр не только предоставлял послам огромную самостоятельность, он энергично требовал такой самостоятельности. Его письма послам пестрят постоянными ремарками типа «сие оставляю на ваше разумение». Отсутствие такого «разумения» вызывало гнев царя. Он также запрещал послам в своих донесениях скрывать какие-либо факты, события, характеристики, противоречившие его взглядам, о которых послы, конечно, знали. Даже информация, носившая оскорбительный, клеветнический характер в отношении личности самого государя, должна быть ему доложена. Он требовал правды, как бы неприятна она ни была. Всякое проявление угодничества, подтасовка фактов и событий под вкусы Петра вызывали его раздражение. Послы имели широкий диапазон в принятии самостоятельных решений. Это касалось не только распределения по усмотрению посла крупных средств и ценностей для подарков, взяток и подкупа. Посол мог и обязан был принимать самостоятельные решения политического значения. Подчас удачная инициатива посла влекла за собой рациональное изменение внешнеполитического курса в отношении великих держав. Активность, находчивость, предвидение, терпение — далеко не полный перечень качеств, которых ожидал Петр от своих дипломатов. Посол ни в коем случае не должен был служить только простой технической передаточной инстанцией, но самостоятельным политиком. В 1716 — 1720 годах сложного дипломатического маневрирования, реконверсии внешней политики все это приобретало огромное значение.
Правда, главную роль в дипломатии России продолжают играть контакты, переговоры и решения на высшем уровне, личная дипломатическая деятельность Петра. Его непосредственное участие в переговорах особенно учащается во время второго большого заграничного путешествия 1710 — 1717 годов. В отличие от Великого посольства, эта поездка не освещается специально, хотя она продолжалась по времени дольше первой. Характер ее был иным. С. одной стороны, она уже не имела такого значения для определения главного направления всего царствования Петра, как это было в Великом посольстве, когда юный царь, находясь в Голландии, Англии, Австрии и в других странах, окончательно принимал решение о преобразовании России. Но, с другой стороны, во втором путешествии царь неизмеримо больше времени и внимания уделяет чисто дипломатической деятельности. Теперь уже в ней нет былой наивности, неопытности и неосведомленности. Петр хорошо знает Европу, да и Европа начинает кое-как понимать, с кем она имеет дело. Петр уже не тратит столь много времени на изучение кораблестроения, он уже не плотник амстердамской верфи. И тем не менее неистощимая любознательность царя, его необычайная страсть к науке, технике проявляется и здесь. К сожалению, на этот раз придется опустить множество интереснейших фактов такого рода, ибо слишком уж велик объем дипломатических документов послеполтавского периода, которые и без того приходится использовать после тщательного отбора, упоминая лишь наиболее важные.
Первой крупной личной акцией Петра после провала десантной операции в Сконе, обнаружившей тенденцию к фактическому распаду Северного союза, явилась его встреча с королем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом. Он был единственным участником Северного союза, сохранившим пока верность союзу с Россией. Разумеется. Петр не переоценивал надежность этого последнего своего союзника. Наряду со стремлением прусского короля сохранить то, что ему удалось урвать из шведских владений в Померании, он пытался использовать Петра для борьбы против императора, с которым Берлин начинает соперничать все более открыто. Его вдохновляла также старая вражда к Ганноверу и его курфюрсту — английскому королю Георгу I, который, кстати, приходился Фридриху-Вильгельму тестем. Петр уже хорошо изучил хищническую и коварную природу Гогенцоллернов, и хотя обликом, манерами, нравами и вкусами Фридрих-Вильгельм серьезно отличался от своего отца — Фридриха I, приходилось иметь дело все с той же Пруссией, уже рвавшейся к господству в Германии. Личное свидание двух монархов состоялось в Гевельберге — в одном из западногерманских владении Пруссии. Были приняты две декларации: первая говорила о подтверждении прежнего союза и о взаимных гарантиях приобретенных у шведов территорий, об оказании взаимной военной помощи для этой цели. Но второй прусский король обещал возобновить договор о дружбе с герцогом Мекленбургским. Встреча была заполнена церемониями и празднествами. Петру был подарен знаменитый янтарный кабинет, некогда украшавший дворец в Петергофе. Между тостами шли и серьезные разговоры; Петр умел пить много, но пьянел мало, возникла проблема отношений с Францией, видимо, как результат того, что двумя месяцами раньше Пруссия заключила с ней секретный трактат о гарантии Утрехтского договора.