ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3092
Скачиваний: 1
Это касалось прежде всего огромного по численности православного населения Польши. Во время Северной войны Россия, естественно, вынуждена была до поры до времени мириться с тем, что оно подвергалось непрерывным гонениям, насилиям; самыми жестокими методами его принуждали переходить в католичество или в унию. Оно было совершенно лишено всех прав и являлось самой обездоленной и эксплуатируемой частью крестьянства. Теперь, после Ништадтского мира, Россия выступает в защиту украинского и белорусского населения Польши.
Уже в начале 1723 года Петр требует от Августа II выполнять условия прежних договоров о защите прав православного населения Польши. В случае отказа, заявляет Петр, Россия сама обеспечит его защиту. Король вынужден издать указ о возвращении монастырей и церквей, отобранных у православных. Русский посол С. Г. Долгорукий, а также специальный представитель контролируют выполнение этого указа. Чтобы обуздать ярость и фанатизм польского католического духовенства, русская дипломатия предпринимает демарши в Ватикане, давая понять папе, что права, предоставленные Петром в России католикам, могут быть и ликвидированы.
Приходится противостоять и другим интригам бывшего «союзника». Он по-прежнему хочет утвердить самодержавную наследственную власть в Польше и навязать полякам немецкое господство. Пытается использовать для этого поддержку Пруссии и Австрии, соблазняя их планами передачи им польских земель, то есть разделом Польши. Крупными взятками он привлекает на свою сторону польских магнатов и побуждает их противодействовать Петру. Особенно рьяно он добивается отказа от признания нового императорского титула Петра. Польские сенаторы заявляют русскому послу, что Речь Посполитая согласна на признание, но опасаются, «не даст ли этот титул будущим государям русским право претензий на русские области, находящиеся под польским владычеством».
Использованный поляками термин «русские области» сам по себе служил признанием неправомерности захвата Польшей части Украины и Белоруссии. Это было тяжелым наследием, которое Петр получил от предшественников. Но решить задачу объединения всей русской территории и населения до конца Петр не успеет и оставит ее потомкам. Однако петровская дипломатия пассивной в Польше не была. В это время Август II пытался навязать Речи Посполитой «оборонительный договор» с Австрией. Петр направляет в Польшу в помощь С. Г. Долгорукому его более опытного родственника — князя В. Л. Долгорукого, отозванного для этого из Парижа. Вдвоем они успешно противостояли как претензиям короля Августа II, так и «придворной партии» магнатов, выдвигавшей требование передачи Польше Курляндии, Лифляндии, даже выплаты крупных денежных субсидий по прежним союзническим договорам, которые и во время войны Польша совершенно не выполняла, а теперь, когда Польша все больше увязала во внутренних распрях и обнаруживала свое внешнеполитическое бессилие, такие претензии выглядели комично. Если бы не петровская дипломатия, то соседняя страна легко сделалась бы добычей германских государств.
Объективно петровская Россия служила оплотом независимости Польши, несмотря на противоречия между ней и влиятельными польскими магнатами. Об этом убедительно свидетельствует отношение Петра к новой, небывало серьезной попытке раздела Польши, предпринятой в момент заключения Ништадтского мира. Ее закулисным инициатором явился, как всегда, король Август. Пребывание на польском троне саксонский курфюрст давно уже рассматривал в качестве средства ликвидации независимости Польши путем превращения своей номинальной и временной королевской власти в наследственную и самодержавную. Преобразование избирательной монархии, то есть замена временного пребывания на польском троне в постоянное право саксонских курфюрстов царствовать в Польше, означало бы ее простое присоединение к Саксонии. Неоднократные попытки Августа добиться этого неизменно терпели крах из-за противодействия Петра. Но весной 1721 года Август II решил, что победоносное завершение Северной войны — величайшее торжество внешней политики России сделает русского царя сговорчивее. Почему бы не использовать состояние торжественной эйфории Петра, добившегося присоединения Прибалтики, предложив ему новые обширные территории за простое согласие с замыслами Августа? Тем более что о польских землях мечтал прусский король Фридрих-Вильгельм, на них с вожделением взирали и в Вене. Император и король Пруссии несомненно помогут Августу. Чтобы провести в жизнь давно вынашиваемый замысел, решено было использовать помощь людей, особенно изощренных в темных комбинациях всякого рода,— банкиров Лемана и Мейера, давно уже помогавших Августу в финансовых аферах. Ловкость, богатство, связи этих дельцов, действовавших в масштабах многих стран, не зря создали им репутацию некоронованных властителей, способных влиять на государства эффективнее, чем короли официальные. Сами финансисты охотно взялись за эту аферу, сулившую им новые сказочные барыши. Леман, в частности, рассчитывал путем раздела Польши заставить многих польских магнатов, задолжавших ему огромные суммы, но не желавших платить даже проценты, расплатиться с ним. Август и Фридрих-Вильгельм обязаны будут заставить их раскошелиться в обмен за услуги Лемана и Мейера.
Ведь Август II станет наследственным владельцем Польши и ее неограниченным, абсолютным монархом. Правда, придется расчленить Речь Посполитую. Но тем легче ему будет господствовать в ослабленной и урезанной стране. Фридрих-Вильгельм получит так называемую Польскую Пруссию и Вармию, император приобретет польские земли, граничащие с Венгрией и Силезией, входивших тогда в состав империи. Ну, а Петр должен будет согласиться на это, поскольку ему отойдет вся Литва вместе с огромной Белоруссией. При этом ему не придется затратить и ничтожной доли тех усилий, которые он приложил для приобретения Прибалтики. Расчет авторов этого плана казался безошибочным; в самом деле, какой монарх в состоянии удержаться от соблазна легко приобрести такую огромную территорию?
Этот план Лемана и Мейера привел в восторг Августа и Фридриха-Вильгельма, и они начали действовать. Самую щекотливую миссию взял на себя прусский король, обладавший огромным опытом в приобретении чужих земель с помощью вымогательства. Сохраняя видимость своей незаинтересованности, он лишь сообщил Петру, что-де существует любопытный план Лемана и Мейера, к которому он сам отношения не имеет. Фридрих-Вильгельм как бы просто информировал и просил совета.
Реакция Петра была незамедлительной и резкой. Он сразу понял, что затея исходит от Августа. Петр посоветовал Фридриху-Вильгельму не поддерживать «эти планы польского короля, ибо они противны богу, совести и верности и надобно опасаться от них дурных последствий». Сам же он «...не только никогда не вступит в подобные планы, но и будет помогать Речи Посполитой против всех, кто войдет в виды короля Августа».
Петр сделал внушение и Августу, пытавшемуся скрыться за спиной своих доверенных лиц, Лемана и Мейера. Царь писал ему по поводу раздела Польши, что «...никто этого не может почесть за вымысел таких бездельных людей, которые, кроме торгу, ничего не привыкли предпринимать. Никто этому не поверит». Если же это действительно их затея, как уверяет Август, то он и должен сурово наказать их, чтобы никто не смел впредь играть судьбами государств и «...нас с соседними государствами, особенно же с Речью Посполитой, ссорить не отваживались». Кроме того, Петр приказал сообщить польским вельможам о махинациях их короля, дабы они впредь остерегались его.
Благодаря твердой позиции Петра план раздела Польши, рассчитанный столь хитро, с треском провалился. Пройдет полвека, прежде чем правители германских государств осмелятся вновь начать осуществление своих экспансионистских замыслов в отношении Польши.
Все это, по выражению С. М. Соловьева, «любопытное происшествие» лишний раз обнаружило важные особенности петровской дипломатии, способность Петра подниматься выше соображений непосредственной прямой выгоды и мыслить в широких исторических масштабах. Конечно, расширение русской территории было бы выгодно России, тем более что речь шла о воссоединении с важной частью древней русской народности, связанной с Россией религиозно-этническими узами,— с Белоруссией. Однако за это надо было дать согласие на дальнейшее германское продвижение к востоку, происходившее на протяжении многих веков путем захвата исконных славянских земель. Петр глубоко понимал смысл не только текущих событий, но и их причины и широкие исторические последствия. Он считал также, что поглощение Польши — одного из крупнейших славянских государств германскими захватчиками лишь ослабит в последнем счете позиции России в Европе, опасно нарушит равновесие сил в пользу Германии.
Новое международное положение России проявлялось на каждом шагу. Оно сказывалось в том напряженном внимании, с которым повсюду в Европе следили за всем, что происходило в стране, но особенно за ее внешнеполитическими действиями. Успешное окончание серии военных и дипломатических мероприятий России на востоке еще больше укрепляет ее влияние и авторитет. Теперь внешние дела уже не доставляют русской дипломатии таких напряженных, часто драматических, забот, как раньше. Внешние сношения России после Ништадтского мира проходят процесс неуклонной стабилизации ее влияния и авторитета, поддерживаемых нормальной активностью зарубежных русских представителей, действовавших как никогда спокойно и уверенно. Решается задача упрочения достигнутого, исправляется упущенное, предотвращается нежелательное.
Характерным примером этой новой по своему стилю деятельности петровской дипломатии могут служить русско-шведские отношения.
Казалось бы, России больше нечего желать после заключения Ништадтского мира с Швецией. Однако дальновидная политика должна была позаботиться о дальнейшем улучшении отношений с этой страной, в частности исключить возможность возникновения реваншистских тенденций со стороны Швеции, особенно опасность использования Швеции против России третьими державами. Такая вероятность возникла из-за того, что король Фредерик I главную свою цель видел в восстановлении самодержавия, ценой отказа от которого его супруга после смерти Карла XII обеспечила себе корону. Это стремление короля не находило поддержки внутри страны, и он искал ее за границей. Большие, но призрачные надежды возлагал он одно время на проект союза Швеции с Данией и Англией. Такое поведение короля не могло не вызывать опасений относительно прочности русско-шведских мирных отношений. Тем более что Фредерика I тревожили планы женитьбы герцога Голштинского на старшей дочери русского императора. Ведь герцог имел некоторые права на шведскую корону. Все это создавало состояние неопределенности, неустойчивости.
В январе 1723 года начались заседания шведского сословного риксдага, где развернулась борьба между сторонниками существующего ограничения королевской власти и теми, кто выступал за восстановление самодержавия. Именно в это время русский резидент Бестужев по повелению Петра заявил президенту Иностранной коллегии графу Горну: «Так как к его императорскому величеству приходят известия, будто король старается ниспровергнуть настоящую форму правления и сделаться самодержавным, то его императорское величество приказал мне наисильнейшим образом обнадежить всех добрых патриотов, что он по обязательству мирного трактата не оставит их своей помощью и переменить настоящую форму правления не допустит».
Подавляющее большинство членов риксдага встречает это заявление с восторгом. Оно действительно соответствует седьмому параграфу Ништадтского договора, и Россия лишь выполняет свои обязательства. Риксдаг голосует за признание нового императорского титула русского государя, а Бестужев предлагает заключить оборонительный союз России и Швеции. Послы Англии и Дании пытаются противодействовать принятию этого предложения, но в Швеции помнят вероломство английских союзников. Риксдаг дает указание сенату заключить договор, и уже 22 февраля 1724 года он был подписан. Договор предусматривал обязательство взаимной военной помощи в случае нападения на одну из стран. Швеция и Россия не могут иметь договоров, противоречащих данному союзу, заключенному на 12 лет. Новый союз укреплял безопасность России, ее положение самой влиятельной державы на Балтике. Он отвечал также интересам Швеции, жестоко пострадавшей от недавней войны. Она получала право ввозить из России беспошлинно товаров на 100 тысяч рублей.
Вскоре после заключения союза с Россией шведские министры предложили английскому послу свое посредничество для примирения Георга I с русским императором. Напомним, что дипломатические отношения между Англией и Россией были неосмотрительно расторгнуты английским королем, а Петр с полным основанием не хотел предлагать примирение первым. Однако в Лондоне шведам ответили, что посредничеством уже занимается Франция. Вообще, для России важность имело не примирение с Англией, а нечто другое. Дело в том, что в те времена мирные договоры, завершавшие какую-либо войну, принято было закреплять гарантиями этих договоров, желательно наиболее сильными державами. Например, Россия была одним из гарантов Утрехтского и Баденского договоров, прекративших войну за испанское наследство. Однако Ништадтский мир пока не был гарантирован. В сущности, Россия была достаточно сильна, чтобы обойтись без всяких гарантий. Но они во всяком случае не помешали бы дальнейшему упрочению ее международного положения.
Поэтому когда посол в Париже В. Л. Долгорукий по поручению Петра благодарил Дюбуа за французское посредничество в заключении Ништадтского мира, то он с удовлетворением услышал от французского министра: «Теперь пора приступить к главному делу между Россией и Францией. Для утверждения такого славного и полезного мира, какой получила Россия, нужны гарантии, нужна гарантия королей французского и испанского; но если
Россия вступит в союз с Франциею и Испаниею, то нужно включать в него и короля английского.., я знаю, что король английский хочет помириться с вашим государем».
Между тем в 1722 году Долгорукого Петр направил в Варшаву, а на его место послом в Париж назначил камер-юнкера Александра Куракина, сына известного нам князя Б. И. Куракина. Чтобы представить молодого посла французскому двору, в Париж поехал его отец, который пользовался известностью и уважением во всех европейских столицах. К тому же старик стал жаловаться на здоровье и хотел посоветоваться с искусными французскими врачами. Но, как известно, болезни дипломатов не зря часто фигурируют в учебниках не по медицине, а по дипломатической истории. Б. И. Куракин к этому времени по праву занял особое положение в заграничной дипломатической службе России. Ему направляли донесения другие послы, и он координировал их деятельность подчас более эффективно, чем это делали в Петербурге. Хотя в Париже князь Куракин сразу подчеркнуто заявил, что не имеет никакой официальной миссии, Дюбуа вступил с ним на правах «старого знакомого и приятеля» в весьма серьезные переговоры.