ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.10.2020
Просмотров: 978
Скачиваний: 1
Относительно татов высказывается предположение, что «так тюрки называли представителей ираноязычных анклавов в своем окружении, и оно впоследствии стало и самоназванием последних. По форме это — редупликация звукоподражательной основы та-, возможно, указывающая на того, кто плохо владеет тюркским языком...»(С.81).
Однако, помимо исторических изысканий, автор в конце своей книги уделяет внимание и этнополитике, которая напрямую касается Исламской Республики Иран. Так, отмечено, что «в мае 2012 года в атмосфере антииранской истерии в одном из отелей Анкары участниками «Первого форума тюрков Южного Азербайджана» был создан так называемый «Национальный совет тюрков Южного Азербайджана»» (с. 88). Собственно, подобные проекты не должны удивлять, так как, например, в неоосманской и пантуранской идеях, инициируемых на протяжении многих лет Турцией, есть место и для российских территорий и народов. При этом есть различные версии их реализации — от «теплого ислама» Фетуллаха Гюлена до идеи пантюркского братства на языковой основе. Государствостроите-ли и нациократы из Вашингтона также довольно часто прикладывают руку к подобным теориям.
Судя по цитате из азербайджанской газеты «Зеракало» (несмотря на то, что издание русскоязычное, за ним стоят западники-либералы — Л.С.), которую приводит автор, некоторые политические силы этого и не скрывают: «...В современном глобальном мире любая национально-освободительная борьба только в одном случае может иметь шанс на успех , если будет поддержана со стороны сильных мира сего, а в данном конкретном случае Запада, и прежде всего США. Проще говоря, мы должны доказать, что создание независимого Южного Азербайджана никак не противоречит геополитическим интересам Запада, а наоборот.» (с. 90).
Рассматривая другие народности Ирана — белуджей, курдов и галанов,г. Асатрян обращает внимание на наличие этнотеррористической группировки «Джандалла», поддерживаемой США. Кроме того, наличие тенденций сепаратизма связано с дихотомией внутри ислама на суннитов и шиитов. «Отсутствие четкой политики иранского руководства в сфере урегулирования межконфессиональных противоречий, обусловленное, возможно, излишним упором на шиизм и попытками прозелитизма среди суннитов, в том числе в курдоязычном ареале, действительно создает иногда конфликтные ситуации и вызывает обоснованное недовольство населения», — говорится в данной главе (с. 95).
Касаясь курдов и гуранских племен, автор проводит экскурс в соседние регионы, касается тонкостей религиозных воззрений, этимологии, дает довольно исчерпывающую характеристику социального строя, а также взаимного влияния этих народов. Крайне интересно, что, как пишетг. Аса-трян, несмотря на то, что «гураны — крупная и своего рода уникальная этнографическая группа... как это ни странно, мало кто в
Иране о них знает»(С. 118). И гуранов, и авроманов принимают даже в самом Иране за курдов.
И, наконец, провинция Хузистан, которая «выступает как одна из наиболее важных провинций Ирана. Здесь сосредоточено более 80% всех запасов иранской нефти» (с. 120). Здесь выделяются арабы и мандейцы, представляющие особую этно-конфессиональную идентичность — гностики, говорящие на восточноарамейском диалекте. Также тесные контакты с арабским миром привели к феномену двуязычия (арабский и персидский) в этой провинции среди определенной части населения. Отмечены и попытки формирования исключительно хузистанского самосознания в 20 в. под лейблом «Арабистан», а также деятельность эмиссаров из «Аль-Каиды» и манипуляции, последовавшие с началом «арабской весны». У США также есть виды на этот регион (видимо, из-за его нефтеносных свойств), и Вашингтон даже запускал радио «Ахвазия» с целью разжигания сецессионистских тенденций. Впрочем, по мнению автора «все попытки искусственного инспирирования сепаратистских настроений в Хузистане вряд ли могут увенчаться успехом — и отнюдь не только из-за незначительности арабоязычного элемента в этом преимущественно ираноязычном ареале... недавнее исследование по проблеме идентичности арабов Ирана и их культурно-исторической аффилиации, основанное на масштабном анонимном социологическом опросе в регионе, наглядно продемонстрировало, что абсолютное большинство арабов Хузистана не мыслит себя вне иранской действительности» (с. 124).
Несмотря на небольшой объем работы (которая снабжена фотографиями), необходимо отметить ее важность и актуальность, как для иранистики в целом, так и для политической ситуации. Кроме того, она позволяет взглянуть на Иран еще и как на уникальное государство, где до сих пор сохранились уникальные самобытные традиции (включая языческие и сектантские), забытые и потерянные их носителями в других странах, но тщательно охраняемые и сберегаемые на родине Исламской Революции.
Сложная дорога к многополярности Дугин А. Г. Теория многополярного мира. М.: Евразийское движение, 2012. 533 с.
Александр Бовдунов
ТЕОРИЯ
МНОГОПОЛЯРНОГО МИРА
Понятие «многополярного мира» является, пожалуй, одним из наиболее часто употребляемых в современном российском внешнеполитическом дискурсе. Высшие чины МИДа, послы и заместители министра, да и сам глава российского внешнеполитического ведомства Игорь Лавров, секретари Совбеза, президент Путин вот уже на протяжении почти 12 лет на все лады склоняют концепт многополярного мира, говорит и мидовская внешнеполитическая доктрина и стратегия национальной безопасности России до 2о2о года. Признается, что его построение — один из главных приоритетов нашей страны, с многополярным миром связывается не просто величие, особая роль в мире, но безопасность и само существование России как государства. Дипломаты и политики клянутся в верности принципам многополярного мира. Кажется, что в такой ситуации задавать вопрос, так что же такое «многополярный мир»? Не имеет смысла. Раз концепт так часто употребляется, то значит его значение настолько общеизвестно, что его может растолковать даже школьник. Однако на поверку, оказывается, что все строго наоборот. Парадоксально, но ключевое понятие для будущего нашей страны, не приобретает четкого смыслового наполнения. Под многополярным миром можно понимать слишком многое, а значит — и ничего конкретного. Есть концепт, но нет концепции. И чем дальше такое положение дел затягивается, тем сильнее опасность выхолащивания, превращения в пустой штамп отнюдь совсем не случайно оформившегося на рубеже 90-х и 2000-х в российском дипломатическом дискурсе термина.
Вспомним, что тогда происходило в российской внешней политике. После катастрофического периода козыревщины и примаковской ремиссии, она медленно, но уверенно шла к чему-то иному. Инерциально и в свете
исторической традиции это воспринималось как возвращение к традиционной позиции сильной, стремящейся играть особую роль если не во всем мире, то на евразийском континенте уж точно, державы. Так оно, в общем-то, и было. Однако ситуация в мире, международная система изменились. Запад не просто как во времена царской России или советского Союза доминировал в культурно-ценностной сфере, не только был главным оппонентом, он объявил о своей победе в Холодной Войне и об установлении однопо-лярного или «Безполярного» глобалисткого миропорядка, где ни суверенной державе РФ, ни русской цивилизации не было места. В этот-то момент и был взят на вооружение термин «многополярность», как ответ в первую очередь на концепт «однополярности», на односторонние и угрожающие суверенитету России действия США. Это смутное опротестовывание, несогласие, которое, однако, не несло в себе цельного альтернативного предложения, было ахиллесовой пятой российской внешнеполитической концепции.
Попыткой уврачевать этот изъян, впервые предложить цельную, детально проработанную, теоретически обоснованную концепцию многополярного мира и стал труд Александра Гельевича Дугина «Теория многополярного мира». Стоит отметить, что эта работа уникальная по своей обоснованности, фундаментальности подхода, глубине затрагиваемых не только международно-политических, но и философских и социологических проблем и не имеет аналогов и в мировой практике. Единственное крупное исследование по многополярности на Западе, вышедшее из-под руки Фабио Петито, оказалось очень полезным, но вряд ли сравнимо по масштабности поставленной задачи с той, что поставил Дугин. Александр Гельевич впервые осмысляет многополярность, а за ней и довольно сухую саму по себе теорию международных отношений в философских категориях, начинает именно со схватывания всей проблематики современного мира на макроуровне, а затем движется к конкретике возможной реализации доктрины многополярности в современном мире.
В первой части своей работы профессор Дугин пытается идти от обратного, построив некий концептуальный каркас, ограничить поле поиска подходящего определения понятия «многополяность», определив, чем многополярность не является. Итак, многополярность — это не национальная модель организации мира по логике Вестфальской системы. За отдельным национальным государством (а их в мире более 200) тяжело признать роль полюса, подавляющее большинство этих государств не могут даже сами обеспечить своей безопасности, являются зависимыми и не могут выступать в
качестве носителей самостоятельной и суверенной воли в международных отношениях. Многополярный мир не является и воссозданием старой биполярной модели, ни одно государство мира не может сейчас в одиночку противостоять США и в ближайшей перспективе такое невозможно, к этому нет ни теоретических, ни практических предпосылок. Конечно, говорит Дугин, это и не однополярный или безполярный мир. Последний предлагает в принципе ту же гегемонию Запада, но уже в планетарном масштабе, Запада как единственной планетарной ценностной системы. Многополярность, наконец, не является многосторонностью, с которой ее не просто часто путают, но и очень рады путать либералы и сторонники американских интересов. Фактически, концепт многосторонности предполагает подключение к системе глобального управления разных стран или разных по географической локализации элит, но в рамках одной и той же американоцентричной или глобальной либеральной ценностной системы.
Что же тогда многополярность? Это не только совершенно новая модель мироустройства, но и новая модель осмысления международных отношений, в центре которой стоит понятие цивилизации. Если угодно, это целостный философский концепт, который может быть использован где угодно — в социологии, философии, политологии, в том числе в построении Четвертой политической теории. Теория многополярного мира может предстать и как ее внешнеполитическое продолжение и как важная философская и политологическая основа. Действительно, данное Александром Гельевичем осмысление концепта цивилизации, войны и мира, и фигуры властителя в ТММ, соотношения элит и масс и многих других общеполитологических вещей позволяет вывести на новый уровень Четвертую политическую теорию, как основную и неизбежную идеологическую альтернативу современному миру.
Достоинство этой книги не только в рассмотрении практических аспектов многополярности: воплощения, осмысления, бытования понятия в политическом дискурсе. И не только в детальном рассмотрении геополитики многополярного мира. Ее преимущество в том, что наряду с этими двумя важными составляющими, есть и нечто третье. Сделан первый шаг к построению теоретической, описанной на языке теории международных отношений политологической системы. Это новая теория в международных отношениях, она нуждается в развитии, но она есть, пролегомены к ней заданы. А это значит, что альтернатива современному миропорядку, проект будущего мира получает шанс на воплощение. Пока в сфере идей, затем — в сфере материи.