Файл: Геополитика номер 16.pdf

81

www.geopolitika.ru

царстве пиратов, которые все дальше уводят свои корабли от суши, 

теряя органическую связь с землей и теллурическое сознание.

Это талассократическое отродье рождается без связи с сушей и 

неизбежно становится склонным разрывать эту связь у других. Именно в 

этом ключ к пониманию геополитики «потока», которой для покорения 

надо сначала размыть, растворить «теллурическое», континуальность 

в «текучем», подвижном и индифферентном. Англо-саксонская 

талассократия переносит европейскую судьбу морского господства по 

ту сторону океана. Гегель исследовал это грандиозное translatio imperii 

[перемещение власти], стоящее в основе зависимости власти и моря, 

моря и войны в его status nascendi [состояние зарождения]. Новый 

Свет, Америка, о которой мечтали все мореплаватели, лишена какого-

либо якоря и пространственной стабильности, это лишь несбыточная 

мечта, в которую многие поколения верили и продолжают верить 

сейчас. Англо-саксонская талассократия, олицетворенная в Америке 

и Англии, обнаруживает новую форму варварской жестокости — 

разрушение всякой формы ἔθος [обычай]  и οἰκουμένη [земля, мир]. Для 

Гегеля Америка представляет собой своего рода варварское обновление 

старого герметичного и теллурического мира, замкнутого на самом себе. 

Таким образом, талассократия не восторжествует, пока будет ставить 

сушу и море на одном уровне. Власть достанется тому, кто займет высшее 

положение. Метафорический полет моря должен стать реальным. 

«Веселая наука» Ницше свидетельствует о таком же разрушении 

суши, когда искореняется ἔθος [обычай] и νόμος [закон]. Распространение 

современного сознания на запад и в США как воплощение «крайнего 

запада» представляет собой наступление явления, которое Эрнст Юнгер 

определял термином totale Mobilmachung [тотальная мобилизация], 

а Ницше называл moderne Unruhe [современное беспокойство] и 

описал в книге «Человеческое, слишком человеческое» как потерю 

покоя современными людьми. Этнические различия, genius loci [духи 

местности], социальная самобытность и плюральные объединения 

будут поглощены и уравнены индифференциацией, подобной 

поверхности воды [aequor]. На такой поверхности развивается кочевая 

жизнь, которая положит начало новой смешанной расе, это будут люди, 

ненасытно упивающиеся материальным, готовые в любой момент 

сорваться с места, имеющие лишь краткосрочные привычки, лишенные 

веры [ἄπιστος δῆμος, неверующие люди]. Для Ницше современный 

дух нигилизма, неизлечимая болезнь Европы, происходит от быстро 

распространяющегося обезличивания, которое искажает и искореняет 

традиционные обычаи, уничтожает границы между народами и 

навязывает индифференциацию времени и пространства. Под строгим 

82

Геополитика

контролем неприкосновенного демократического принципа, во 

власти увлечения техническим творчеством и экспериментированием 

происходит становление индивидуальной свободы, противной 

всякой форме sodalitas (политическое объединение). Желание 

политической власти, не терпящее континентальных границ, 

порождает процесс демократизации. Этот процесс несет в себе зачатки 

разложения, гибельные для любой здоровой политики, которую 

воплощает ζῷον πολιτικόν [существо общественное, «политическое 

животное»] у Аристотеля. Этот процесс требует постоянного 

роста многочисленных требований и ожиданий и пропагандирует 

культурный и экзистенциальный номадизм, вместе с тем он гарантирует 

безмятежное обладание материальными благами и эгоистическую 

и индивидуалистическую независимость. Действие и исторический 

факт возведены в ранг идолов, а деятельность занимает место человека 

(для автора это идолопоклонство носит современное имя атеизма). 

Европейские ценности погрузились в сумерки от их искоренения и 

профанации, но Европа сама является Западом, который несет в себе 

сумерки внутренней энергии, воли, существовавшей реально в древней 

системе ценностей. Утрата ценностей смешивается с упадком воли к 

могуществу и геополитическому главенству. Общая тенденция нашей 

эпохи направлена на всеохватывающее единение, «полное единство» 

по Бодрийяру. Дуальность вчерашней холодной войны была лишь 

переходным этапом на пути к этому единению, от периода радикальной 

идеологической оппозиции (Пражская весна 1968 года, которая 

привела к «зиме», маккартизм) до разрешения этого конфликта в пользу 

контроля мирового рынка. Эта тенденция к глобальной унификации и 

является современной формой европейского нигилизма. Защитники 

этого нигилизма оправдывают его основанием новой формы идеального 

«Левиафана», способного нейтрализовать варварство идеологических 

конфликтов и приступившего к уравниванию ценностей и сокращению 

политических угроз посредством административных декретов. Но 

никогда раньше тирания обезличивания не была такой сильной. Логика 

этой тирании в том, чтобы сделать относительным все, кроме высшей 

цели, которой является глобальная нейтрализация ценностей. Проект 

«вечного мира», разработанный Эрнстом Юнгером в труде «Мир», 

мистическое и эсхатологическое учение Николая Кузанского («De pace 

fidei», о согласии веры) — это лишь иносказательная постановка вопроса 

о становлении Европы. Если принять за основу, что Евразия всегда 

была Землей вечного поиска (aeterna inquisitio), тогда для исцеления ей 

необходимо строить себя на принципах сообщества, основанного на любви 

к различиям, разнообразия исторического опыта и экзистенциального 

83

www.geopolitika.ru

становления. Массимо Каччари в книге «Геофилософия Европы» 

использует метафору «захода солнца» как символ искупления для 

Евразии. Этот «заход» означает не уход от самого себя, а, наоборот, 

обращение вглубь себя, где можно услышать и последовать речи высшей 

бесконечности, на основании которой множественные элементы 

признают необходимость подлинной и постоянной постановки вопроса 

в качестве основы для размышления. Даже если подобный «заход 

солнца» кажется недоступным для Евразии, этот недоступный абсолют, 

вечная постановка вопросов о «смысле» — метаполитическом и 

геополитическом, — и станет единственным путем становления Европы. 

Евразийская геополитика будет заключаться в динамике 

«смысла» онтологической территориализации (концепция Жиля 

Делёза и Феликса Гваттари): это «ровное пространство»  необходимо 

заново покорить и приспособить. Открытие нового евразийского 

различия возможно только с помощью диалектики освобождения и 

детерриториализации, о которой писал Ришар Мариенштрас: «Удаляться 

от того, что близко, и приближаться к тому, что далеко, противоречит 

привычной связи человека с его социальной и естественной средой»

2

. 

Речь идет о парадигматическом русском образе «ближнего» и 

«дальнего» зарубежья, о восприятии других стран как неопределимые 

«чужие края» в противоположность преходящему «здесь». 

Новое осознанное геополитическое пространство

Что общего у Хаусхофера и Делёза? Между полемологической 

геополитикой и геофилософскими рассуждениями Отто Поггелера, 

Жака Деррида, Жан-Люка Нанси, Франсуа Маковски и итальянских 

философов Луизы Бонезио, Алессандро Марчерано, Катерины Реста 

и Виченцо Виттелио? Это определенное «осознание» пространства. 

Хаусхофер осмыслял пространство в категориях власти, Делёз — 

в категориях смысла и становления. Они оба смогли вырваться из 

традиционной западной временной и исторической схемы, которая 

привела к гомогенизации реальности, к отрицанию различий. В 

этом плане, Делёз и Гваттари смогли преодолеть распространенную 

точку зрения, поставив во главу угла понятие пространства и 

осмысляя различие без его сведения к подобному, гомогенному, к 

постоянству или к простой дискретности. Геополитическая трактовка 

мировых событий сторонником исторического подхода Йордисом 

фон Лохаузеном подкрепляется этим геофилософским выходом за 

пределы исторического, что позволяет лучше осмыслить Событие и 

2 

 Richard Marienstras, Le proche et le lointain. Sur Shakespeare, le drame elisabethain et l’ideologie anglaise 

aux XVIe et XVIIe siecles, Paris, Les Editions de Minuit, 1981

84

Геополитика

Становление, отдаляя их от исторической точки зрения и вовлекая 

в них изменение и перестройку. Таким образом, получается лучше 

осмыслить всю историю в целом и нашу современную историю в 

частности, справедливо характеризуемую преобладанием сложного, 

гетерогенного, мимолетного и дискретного. Геофилософия Делёза 

и Гваттари позволяет вписать мысль в пространство. Речь идет не об 

отказе от истории и от времени, но об особом взгляде, который вводит 

различие в историю и во время, создавая новую логику отношений. В 

этом плане, геофилософский метод точно вписывается в концепцию 

спектрального анализа Германа Кайзерлинга

3

. Это новое осознание 

пространства, «Raumsinn» [объемное восприятие] по Хаусхоферу 

есть не что иное, как онтологический поворот мысли к земле. Вероятно, 

мысль всегда была организована согласно пространственным и 

теллурическим схемам. Мысль направлена на истину, и каждое 

свойство имеет свою территорию, трудности заключаются в путях 

(метод), границах и их преодолении или закрытии (отношения 

между свойствами), разграничении, стратегиях для сохранения или 

подчинении территорий. Не случайно географ Иммануил Кант задал 

вопрос: «Что значит ориентироваться в мышлении?» Философия всегда 

была глубоко озабочена определением своей территории и ее границ, 

разделением своей географии на участки, возможным движением 

внутри этого разделения. Из-за своих застав и пунктов контроля 

она всегда интересовалась чужими краями, всем не-философским 

(и даже антифилософским), которое волнуется и копошится за ее 

пределами. Введение пространства в мышление именно таким способом 

позволяет определить через необходимость связи с внешним миром. 

Детерриториалицазия неразрывно связана с территорией и, наоборот, 

территория появляется внутри движения детерриториализации и 

определяется этим движением, которое заставляет ее изменяться. 

«Rimland» Маккиндера, «зоны соприкосновения» Коэна являются 

детерриториализованным периферическим продолжением 

«Hinterland» и позволяют лучше понять континентальную динамику. 

Делёз в книге «Различие и повторение» показал, что репрезентация, 

как доминантная форма философии, предполагает определенный 

тип отношений с внешним миром.   В геополитическом плане это  — 

взаимодействие символических и дискурсивных репрезентаций 

личности и территории, предпосылок Парето, «ухронии» Франсуа 

3 

 Граф Герман Кайзерлинг является одним из создателей антропоморфической концепции. Его 

виталистский замысел уподобляет континенты и цивилизации организмам, находящимся на разных 

стадиях развития. Он считает, что тело Европы было поражено и что ее раны, как раны любого живого 

существа, надо прижечь, чтобы избежать заражения и гниения. Ей нужно обновиться с помощью «вну-

тренней трансформации своих составляющих», но «обновиться, не отказываясь от прошлого», создав 

«новый космос на руинах после извержения вулкана».

85

www.geopolitika.ru

Тюаля или герменевтических «предрассудков» Гадамера. Делёз 

подчеркивает, что мышление предполагает, что есть изначально образ 

того, что осмысливается, и того, что можно помыслить. Он предлагает 

выйти за строгое соответствие репрезентации, утверждать внешнее, 

развивать линии (ризомы) дифференциальной логики. Гваттари и Делёз 

исследуют возможность мысли, их цель — новый способ мышления. 

Динамика детерриториализации и ретерриториализации позволяет 

обнаружить новую специфику. Осмысление современной Европы в 

геофилософских терминах предполагает констатацию того, что духовной 

сущности Европы больше не существует, что она была «конфискована», 

«колонизована» американоцентричным «Дальним Западом», где 

царят меркантилизм, финансизм и свободный рынок. Современная 

Европа пережила не «успение», как пишет Раймон Абеллио (книга 

«Успение Европы»/Assomption de l’Europe), а настоящее поглощение 

«низменными сущностями» «Дальнего Запада». Однако Абеллио 

был прав, когда пророчил образование Евразии, которое позволит 

миру войти в период «реинтеграции», подготовленный самыми 

значительными и «конвульсивными» конфликтами истории. В этом 

процессе реинтеграции Европа лишится своей исконной сущности, 

сохраняя при этом свою «парализованную» территорию, подобно 

трупу без души и жизни. Несомненно, Европа «детерриториализована», 

ее духовная сущность и ее самобытность «в другом месте». Настоящий 

вызов для Европы — принять свое «ризомическое» будущее и следовать 

своему течения. Ее платой за обретение своей духовной территории 

будет геополитический и онтологический траур по переодетому 

понятию «запада», после которого Европа обнаружит свое истинное 

«евразийское» призвание. Европа, расколотая постоянной «инверсией 

инверсии» эллинских и иудейских гнозисов в христианстве и появлением 

универсалистского рационализма и национализма, никогда не сможет 

стать для себя «полем объединения», ведь «сила сегодня объединяется 

в масштабах целых континентов, а не отдельных наций», — считает 

Абеллио. То, что он называет «успением Европы», является ее смертью 

в «кризисе единения» цивилизации и появлением гностического 

Запада, «Европы как полюса инверсии [отмеченного «фашистским» 

моментом] между США и Россией» при «оксидентализации северного 

полушария» посредством «расширения и усиления бывшей среды 

Северная Америка  — Европа — Россия в новую среду, растянувшуюся 

на все северное полушарие и представленную   Восток — Западная 

Европа — Запад, замыкающуюся китайским и калифорнийским 

концами на Японии». Однако схема Абеллио будет неполной, если ее 

не дополнить пагубными эффектами «горизонтальной» метастазы