Файл: Кант-1.doc

Это правило, отнимая значение цели у всяких внешних пред­метов воли, оставляет как цель только самих субъектов нравствен­ного действия, которые тем самым получают безусловное досто­инство (Wiirde), в отличие от относительной цены (Preis), при­надлежащей внешним предметам, которые могут быть не целью, а средствами для нравственной деятельности. Отсюда вторая формула категорического императива: Действуй так, чтобы че­ловечество, как в твоем лице, так и в лице всякого другого, всегда употреблялось тобой как цель и никогда как только сред­ство. Таким образом, получается идея воли каждого разумного существа, как всеобщей законодательной воли. Это понятие каж­дого разумного существа, которое во всех правилах своей воли должно смотреть на себя как на дающее всеобщий закон, чтобы с этой точки зрения оценивать себя и свои действия, — ведет к новому, весьма плодотворному понятию: царства целей т. е. си­стематического соединения различных разумных существ, по­средством общих законов, определяющих их взаимодействие, как целей самих по себе. Отсюда третья формула категорического императива: Действуй по той идее, что все правила, в силу соб­ственного законодательства, должны согласоваться в одно возможное царство целей, которое в осуществлении явилось бы и царством природы. Полное осуществление нравственного принципа есть уже не обязанность, определяемая идеей добра, т. е. доброй или чистой воли, а постулат, определяемый идеей высочайшего блага (summum bonum, das hochste Gut). Чистая воля или добродетель должна быть безусловно независима от удовольствия и счастья или благополучия; но пребывающее про­тиворечие между добродетелью и счастьем несогласно с идеей высшего блага, которое в полноте своей должно заключать вся­кое добро, следовательно, и счастье, т. е. удовлетворенное жиз­ненное состояние, — не как условие или причину добродетели, а, напротив, как обусловленное ею следствие. Высшее благо есть единство добродетели и благополучия. По требованию разума высочайшее благо должно быть осуществлено. Из анализа это­го общего постулата мы получаем три частные: свободу воли, бес­смертие души и бытие Бога. “Осуществлять высочайшее благо

значит: 1) стремиться к нравственному совершенству, 2) достигать его и 3) делаясь через то достойным блаженства, пользо­ваться им как необходимым следствием совершенной доброде­тели”. Без свободы невозможно стремление к нравственному со­вершенству; достижение его возможно только в бесконечном су­ществовании и, следовательно, требует бессмертия души; нако­нец, согласие нравственного совершенства (внутреннего) с вне­шним благополучием предполагает, что идеал разума есть вмес­те с тем действительный владыка мирового порядка, или сущий Бог. Первая из этих идей — свобода — рассматривается Кантом не только как один из постулатов практического разума, но и как общее условие нравственности вообще. Возможность свободы основывается на различии эмпирического характера от умопос­тигаемого, т. е. на различии человеческой индивидуальности в порядке явлений от нее же, как вещи б себе. Принадлежа к миру явлений, наш эмпирический характер подлежит общему закону явлений или естественной необходимости; но, будучи вместе с тем вещью в себе, мы имеем независимый от закона явлений или свободный умопостигаемый характер (см. выше). Проявле­ние его в области психологического опыта, или суждение умопо­стигаемого характера об эмпирическом, есть совесть. В совести нравственный долг, а, следовательно, и свобода познаются нами с полной достоверностью, хотя и не составляют предмета теоре­тического познания, относящегося только к чувственным явлени­ям. Что касается бессмертия души и бытия Божьего, то эти идеи составляют предмет разумной веры: веры — так как они не под­лежать опыту, разумной — т. к. они с необходимостью утвержда­ются на требованиях разума”⁵.

---

“Отношение Канта к религии обусловлено его нравственной философией: он допускает только “моральную теологию”, отри­цая “теологическую мораль”, т. е., по его точке зрения, религия должна быть нравственной, или основанной на нравственности, а никак не обратно. Реальной основой религии Кант (согласно с библейским учением) признает “радикальное зло” в человечес­кой природе, т. е. противоречие между требованием разумно-нрав­ственного закона и беспорядочными стремлениями чувственной природы, не подчиняющимися высшему началу. Отсюда потреб­ность в избавлении или спасении — ив этом сущность религии. Факту радикального зла или греха противополагается идеал нрав­ственно-совершенного или безгрешного человека. Совершенная праведность, т. е. чистая или божественно-настроенная воля, об­наруживается в постоянном и решительном торжестве над все­ми искушениями злой природы; высшее выражение святости есть добровольно принятое страдание, во имя нравственного прин­ципа. Для грешного человека страдание есть необходимый мо­мент в процессе избавления от зла, оно есть неизбежное наказа­ние за грех; но страдание человека безгрешного (Сына Божьего), не будучи следствием собственного греха, может иметь замеща­ющую силу, или покрывать грехи человечества. Для истинной ре­лигии необходима практическая вера в нравственный идеал, т. е. в совершенно праведного человека или Сына Божьего, который есть разумное основание, цель и смысл (Логос) всего сущест­вующего. Признавать воплощение этого идеала фактически со­вершившимся в лице И. Христа не противоречит разуму, если только такую историческую веру подчинять моральной, т. е. от­носить ее исключительно к тому в жизни Христа, что имеет нрав­ственный смысл. И другие главные догматы христианства Кант толкует с нравственной точки зрения, включая их, таким обра­зом, в свою “религию в пределах одного разума”. Но к чудесам евангельским, равно как и к чудесам вообще, Кант относится впол­не отрицательно.”⁶

Áóëãàêîâ: “Êàê ïëîä ïåðâîðîäíîãî ãðåõà… íðàâòñâåííîñòü …. íå ïðåäñòàâëÿåò ñîáîé âåðøèíû, àáñîëþòíîé ãðàíè, îíà ïðåîäîëèìà,è áî ñâÿòîñòü. õîòÿ â ñåáÿ è âêëþ÷àåò “äåëàíèå çàïîâåäåé”, íî ñàìà íàõîäèòñÿ óæå “ïî òó ñòîðîíó äîáðà è çëà”⁷.

Ñð.: “Ïðàâåäíèêó çàêîí íå ëåæèò”, “Ëþáè – è äåëàé, ÷òî õî÷åøü” (Áëæ. Àâãóñòèí - ?)

Ðåëèãèÿ íàõîäèòñÿ âûøå ìîðàëè è ïîýòîìó ñâîáîäíà îò íåå: íàïð., âîéíà âñåãäà àìîðàëüíà – å¸ ìîæíî îïðàâäàòü òîëüêî ðåëèãèîçíî. Ìîðàëüíî îïðàâäàòü è ïðèíÿòü âîéíó íåâîçìîæíî.

Ñð.: æåðòâà Àâðààìà ñâîåãî åäèíñòâåííîãî ñûíà – è ýòî ïî òðåáîâàíèþ Áîãà! Òàêæå äðóãèå ïðèìåðû: êðîâàâîå èñòðåáëåíèå öåëûõ íàðîäîâ, îáìàí, âîðîâñòâî, ïðåäàòåëüñòâî è ò.ä. Êîãäà âîëÿ Божия сталкивается с голосом человеческой нравственности, она в религиозном сознании ставится выше.

---

1803. Главное – быть человеком честным, порядочным, а к вере или религиозности это может не иметь никакого отношения. Вспомните хотя бы “Моральный кодекс строителей коммунизма”!

1804. Откуда же закон совести, одинаковый у всех?

1805. Одинаковый? У одних – строжайшая моногамия, у других – по 10 жен и 100 наложниц – и ничего, никаких угрызений совести!

1806. Однако есть и общие всем понятия: отношение к родителям, почитание старших, погребение усопших ((что еще???))

1807. Это или от человеческой природы, или, может, и Бог вложил. Но это не меняет сути дела: религиозность здесь ни при чем. Главное – быть порядочным человеком , верующий ли ты или нет здесь не имеет никакой разницы.

1808. Но для одного члеовека может казаться вполне нравственным то, что для другого является безнравственным: вспомним старуху и Раскольникова. Где найти критерий “правильности” нашего добра и нравственных положений?

1809. ???

1810. Нельзя отождествлять нравственность и религиозность. Могут быть люди релегиозные – даже святые – и безнравственные с точки зрения обычной морали. Прп. Антоний свою родную мать-старуху даже на порог своего монастыря не пустил! А прп. Мария Египетская, благоразумный разбойник ((не очень удачно – что еще можно???)). И, наоборот, можно встретить человека атеиста-безбожника и вполне порядочного и нравственного (Спиноза, многие рядовые коммунисты и т.д.). Главный критерий мирской морали – польза или вред обществу. Верующий же иногда сознательно должен идти против всего мира, когда это требует Христос.

Автономная нравственность никогда не ответит на вопрос: “Зачем нужна нравственность и какое отношение это имеет ко мне лично? Если все равно я умру, зачем мне мучить и ограничивать себя ради каких-то нравственных требований, полезных для общества, до которого мне и дела нет?!”

Кроме Высшего Авторитета – Бога – нельзя нигде найти опоры для нравственности. Человеческий нравственный закон всегда соответствует уровню развития человеческого сознания и самого общества. С точки зрения обычной нравственности притча о блудном сыне – безумна и безнравственна. В какой-то момент Бог может потребовать преступить, переступить через нравственный закон ради Законодателя: “Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником” (Лк. 14.26)

---