ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 02.11.2020
Просмотров: 1335
Скачиваний: 3
Когда в суде двое из обвиняемых отказались от своих показаний, судья просмотрев видеозапись допросов, усомнился в правдивости их новых доводов, прокомментировав видеозапись фразой о том, что «никогда ранее не видел таких комфортных условий при допросах на предварительном следствии»1.
Свидетель может являться на допрос с адвокатом. В этом случае адвокат пользуется правами защитника подозреваемого/обвиняемого (ч. 5 ст. 189 УПК РФ). Как и конституционное право любого допрашиваемого не свидетельствовать против себя и своих близких родственников (о чем уже говорилось), это положение направлено на всемерное обеспечение прав и законных интересов свидетеля, ибо на практике нередки случаи, когда лица, фактически подозреваемые в совершении преступления, длительное время допрашиваются в качестве свидетелей, а потому не пользуются правами, предоставленными этим процессуальным участникам досудебного производства по уголовным делам.
Эту же цель, по мнению законодателя, преследует и положение, предусмотренное частью 4 ст. 173 УПК РФ, гласящее, что «повторный допрос обвиняемого по тому же обвинению в случае его отказа от дачи показаний на первом допросе может производиться только по просьбе самого обвиняемого».
Так же как и в отношении декларации о свободе следователя в выборе тактики допроса, не будем обсуждать обоснованность и корректность этого положения с криминалистических позиций. А потому ограничимся лишь рекомендацией о том, что такое волеизъявление обвиняемого должно быть отражено в его собственноручном заявлении или в самом протоколе повторного допроса (которое он в этом случае должен удостоверить своей подписью).
Показания допрашиваемого лица записываются от первого лица и по возможности дословно. Последняя часть данного требования носит значительную криминалистическую нагрузку. Дело в том, что протокол допроса всего есть результат «коллективного творчества» - следователя и допрашиваемого; практически всегда следователь, излагая в протоколе показания допрашиваемого, их «редактирует» с учетом своего жизненного опыта, образования, интеллектуального развития, и т.п. И если сообщаемые допрашиваемым сведения изложены в нем языком, который не свойственен личности допрашиваемого (а, тем более, если они изложены с использованием неизвестных ему юридических выражений и штампов), то в случае последующего отказа этого лица от своих показаний или их существенного изменения, обычные в этом случае объяснения что «следователь не так записал его показания», приобретают определенную убедительность.
В подписанном подозреваемым, имеющим семиклассное образование, протоколе, его показания были отражены следующим образом: «Я признаю себя виновным в том, что, действительно, действуя из хулиганских побуждений и проявляя явное неуважение к обществу, имея умысел на совершение убийства с особой жестокостью, совершил …».
Проанализировав этот протокол допроса, после того как подсудимый отказался от своих «признательных» показаний, суд исключил его из числа доказательств обвинения, указав в приговоре, что в нем показания допрашиваемого изложен, очевидно несвойственным подсудимому языком, а потому вызывают обоснованные сомнения в своей достоверности.
Но есть и другой аспект этой же лингвистической проблемы.
В следственной практике встречаются дела, допрашиваемые по которым лица для сообщения своих показаний пользуются ненормативной лексикой, либо дословно воспроизводят нецензурные выражения, звучавшие при событии, об обстоятельствах которого они дают показания, либо в силу своих личностных особенностей не умеют иными словами выразить свои мысли.
Давая «признательные» показания о совершении ряда убийств пожилых женщин, сопряженных с изнасилованиями, умственно отсталый Сопов эти показания давал примитивным языком, потерпевших называл «бабушками», привычными для него словами он называл половой акт, семяизвержение, половые органы.
«Все это, — пишет следователь, расследовавший данное уголовное дело, — нашло отражение в протоколе. Было ясно, что он говорит не под подсказке»1.
***
В ходе судебного разбирательства по уголовному делу по обвинению Нечаевой в совершении преступления, предусмотренного частью 1 ст. 130 УК РФ («Оскорбление»), потерпевшая Настина пояснила, что Нечаева публично грубо оскорбила ее. При этом, на вопрос мирового судьи, какие выражения при этом употребляла обвиняемая, Настина заявила, что по этическим соображением не может повторить их в зале суда. Тем не менее, судья настоял, чтобы Настина воспроизвела дословно то, что ей говорила Нечаева, разъяснив частному обвинителю юридическое значение этих сведений (согласно ч. 1 ст. 130 УК РФ, оскорблением признается унижение чести и достоинства лица, выраженное в неприличной форме). Ответ Настиной был точно зафиксирован в протоколе судебного заседания. Аналогичные показания по данному обстоятельству были получены впоследствии от свидетелей обвинения. Редактору !!! Перенесено со стр. 94 бумажного текста верстки
Вряд ли решение о дословном воспроизведении в протоколе показаний, излагаемых таким языком, является этически безупречным.
В таких случаях, как нам представляется, в протоколе допроса подобные выражения допрашиваемого следует «перевести» на нормативный русский язык, оговорив это обстоятельство в протоколе. Однако если сообщаемые таким языком сведения имеют повышенную значимость для расследования, то тактически целесообразно, чтобы допрос этого лица сопровождался аудио- или видеозаписью, сохраняя тем самым «оригинал» осуществленного в протоколе «перевода», который при необходимости может быть (а в ряде случаев, должен быть) воспроизведен в судебном заседании.
В любом случае, аудио — видеозаписи, являющиеся приложениями к протоколам соответствующих следственных действий, должны быть доступны для их восприятия участниками уголовного процесса, в том числе, разумеется, и для суда.
Ярославским областным судом в соответствии с вердиктом коллегии присяжных заседателей Новиков по обвинению в приготовлении к убийству Веденеева по найму оправдан за отсутствием события преступления. Как следует из обвинительного заключения, Новиков предложил совершить убийство Веденеева своему знакомому Мартемьянову за 5 тыс. долларов США, за отказ от совершения преступления угрожал последнему расправой над ним и его родственниками. Мартемьянов, не желая совершать преступление, сообщил Веденееву о преступных намерениях Новикова и заявил в правоохранительные органы.
Отменяя приговор, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ указала следующее. Как видно из материалов дела, не все представленные доказательства исследованы в судебном заседании. Так, вещественными доказательствами по делу были признаны аудиокассеты — носители информации устной речи Новикова и Мартемьянова, они исследовались при производстве фоноскопической экспертизы. Эти аудиокассеты из числа доказательств не исключались и признаны судом допустимыми доказательствами. Однако вопреки требованиям закона в судебном заседании они не прослушивались, содержащиеся в них записи по существу не исследовались. После обсуждения вопроса о прослушивании записей на аудиокассетах председательствующий вынес постановление об оглашении заключений фоноскопических экспертиз и об отказе в прослушивании аудиокассет, «поскольку они содержат большое количество нецензурных выражений». Между тем в законе не содержатся основания, исключающие возможность непосредственного исследования доказательств, признанных допустимыми. Отказ от прослушивания аудиокассет, т.е. от исследования приобщенных к материалам дела доказательств, повлиял на вынесение присяжными заседателями справедливого вердикта1.
Заметим, что в интересах обеспечения достоверности фиксации сообщаемых допрашиваемым сведений последнему может быть предоставлена возможность изложить их собственноручно. Однако следует учитывать некоторые негативные моменты, с риском наступления которых сопряжен такой порядок составления протокола допроса. «Такая запись может оказаться неполной, когда допрашиваемый слабо владеет пером и каждое лишнее слово означает для него дополнительную нагрузку, которой он невольно стремится избежать. В то же время человек, хорошо владеющий пером, в угоду логической завершенности изложения и красоте стиля, бывает склонен к непроизвольному отклонению от истины, украшательству и дополнению своего описания несуществующими деталями и оттенками»1.
Требования о том, чтобы в протоколе допроса вопросы и ответы на них записывались в той последовательности, которая имела место в ходе допроса, отражения в нем вопросов, которые были отведены следователем или на которые отказалось отвечать допрашиваемое лицо, а также фактов предъявления в ходе допроса вещественных доказательств и документов, оглашения протоколов других следственных действий и воспроизведения аудио — и (или) видеозаписей, киносъемки следственных действий (ч. 3, 4 ст. 190 УПК РФ) преследует цель предоставить возможность соответствующим лицам и органам (прокурору, суду) убедиться в том, что допрос осуществлялся корректно, носил объективный характер, и что при этом на допрашиваемое лицо не оказывалось психологическое насилие, и не применялись угрозы и иные незаконные меры.
Особенно важно соблюдение этого требования при допросе в суде, в ходе которого допрашиваемым лицам (как правило, по инициативе допрашивающего участника процесса — прокурора, адвоката) предъявляются вещественные доказательства и имеющиеся в материалах уголовного дела документы, оглашаются протоколы их показаний, данных на предварительном следствии и т.п. Все эти «тактические манипуляции» должны найти свою адекватное отражение в протоколе судебного заседания.
Категорически недопустима (к сожалению, все чаще встречающаяся) практика использования следователем для «облегчения» своей работы «перекидывания» текстов одного протокола допроса в повторный или дополнительный допрос этого лица с использованием для того компьютерной техники.
А тем более это недопустимо, когда текст допроса одного лица практически без изменений перекидывается, с помощью компьютера воспроизводится в протоколе другого допрашиваемого. В таких случаях это лицо фактически не допрошено, что не только ставит под обоснованные сомнения допустимость таких протоколов допроса в качестве доказательств по уголовному делу, но и качество проводимого расследования в целом.
Спустя несколько часов после задержания за нецензурную брань в общественном месте, Л. из камеры для задержанных РОВД был доставлен в кабинет ОУР, расположенный на четвертом этаже этого же здания. Через некоторое время на глазах производивших с ним беседу троих оперативных сотрудников УР (согласно протоколам допросов этих лиц) Л. внезапно вскочил на стол и, крикнув, что ему все надоело, неожиданно для них выбросился из окна этого кабинета и в тот же день от полученных телесных повреждений скончался.
Изучение уголовного дела, возбужденного по данному факту, показало, что следователь допросил в качестве свидетеля одного из этих сотрудников, а затем … полностью, дословно перенес его показания в протоколы «допросов» других оперативных сотрудников, лишь изменив фамилии лиц участвовавших в проводимой с Л. беседе, повлекшей указанные выше последствия.
В результате такого «расследования» данное уголовное дело было приостановлено в связи с тем, что установить лиц «в результате чьих умышленных действий Левшин покончил жизнь самоубийством не представилось возможным».
Допрашиваемым лицом в ходе допроса могут быть изготовлены схемы, чертежи, рисунки, диаграммы, которые приобщаются к протоколу, о чем в нем делается соответствующая запись (ч. 5 ст. 190 УПК РФ). Тактическая необходимость в этом может быть обусловлена ситуацией получения признательных показаний, от которых по тем или иным причинам признающееся лицо в дальнейшем может отказаться.
Так, признавшемуся в совершении серии убийств Махинову следователем в ходе допроса по обстоятельствам содеянного было предложено собственноручно составить схемы мест происшествий по всем эпизодам, сделать рисунки орудий преступления с указанием их примерных размеров. На всех схемах и рисунках им были проставлены дата и время их выполнения. Сделано это было в целях предупреждения возможных в последующем заявлений Махинова о том, что детали обстановки ему стали известны в связи с его участием в дополнительных осмотрах указанных мест, которые последовали после окончания допроса, а сами схемы и рисунки оформлены им после этих следственных действий1
Составленные допрашиваемым схемы, планы и чертежи могут использоваться и для оценки объективности сообщаемых им сведений.
Б. на следствии и в суде показал, что в качестве взятки чиновнику П. он по его требованию построил ему дачу и гараж, для чего за свой счет приобретал строительные материалы, оплачивал работу нанятых им строителей. Подсудимый П. данные факты опровергал, утверждая, что дачу он строил сам, сам приобретал строительные материалы, нанимал рабочих и оплачивл их работу.
В суде строители Нестеров, Мокшин, Сейнов, Маркин, Богомолов и др. полностью подтвердили показания Б., причем в ходе их допроса им предлагалось составить общий план построенного ими объектов.
В обвинительном приговоре суда при анализе показаний данных свидетелей это обстоятельство было отражено следующим образом:
«В судебном заседании свидетелям Нестерову, Мокшину, Сейнову было предложено нарисовать общий план дома и гаража, на строительстве которых они работали.
При обозрении фототаблиц судом было установлено полное соответствие строительного объекта, изображенного на фотографиях с объектами, которые были нарисованы допрошенными свидетелями.
При этом свидетели конкретно указали, что именно этот дом и гараж они строили по просьбе Б.»1.
Очная ставка представляет собой одновременный допрос ранее допрошенных лиц, в показаниях которых имеются существенные противоречия. Производство очной ставки не обязанность, а право следователя (ст. 192 УПК РФ). Данная разновидность допроса характеризуется повышенным тактическим риском, ибо не исключено, что одним из допрашиваемых она будет использоваться на оказания воздействия на второго допрашиваемого с целью изменения им показаний в своих интересах. И потому следователю всегда необходимо обдумать целесообразность ее проведения с точки зрения возможности устранения имеющихся в показаниях этих лиц иным способом (например, воспроизведением при допросе одного лица аудио или видеозаписи показаний второго лица, и т.п.).