ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.11.2020
Просмотров: 220
Скачиваний: 2
Обоснованию преимущества закона перед судейским усмотрением Аристотель посвящает немало аргументов. «Во-первых, — пишет он, — …легче найти одного или немногих, чем многих таких людей, которые имеют правильный образ мыслей и способны создавать законы и изрекать приговоры. Кроме того, законы составляются людьми на основании долговременных размышлений, судебные же приговоры произносятся на скорую руку, так что трудно людям, отправляющим правосудие, хорошо различать справедливое и полезное. Самая же главная причина заключается в том, что решение законодателя не относится к отдельным случаям, но касается будущего и имеет характер всеобщности, между тем как присяжные и судьи изрекают приговоры относительно настоящего, относительно отдельных случаев, с которыми часто находится в связи чувство любви или ненависти и сознание собственной пользы, так что они [судьи и присяжные] не могут с достаточной ясностью видеть истину: соображения своего собственного удовольствия и неудовольствия мешают правильному решению дела». Судье нужно предоставить решение вопроса о том, совершился ли известный факт, или нет, во всем остальном судье нужно предоставлять как можно меньше простора (Rhet. 1354b).
Что представляет собой закон — порядок долженствования или выражение порядка существования? Аристотелева формула «порядок и есть закон» (Pol. 1287а 15) позволяет в какой-то мере понять позицию автора. Как видно, под законом понимается не только должное, но и сам уже существующий порядок, сама закономерная взаимосвязь вещей. В первую очередь это относится к естественному закону. Мы видели, что Аристотель в «Никомаховой этике» не использует термин «закон» применительно к «природному». Это может быть связано и с тем, что закон имеет, в понимании философа, слишком человеческое происхождение и к тому же более относим к сфере должного, чем «природное».
Закон, в учении Аристотеля, непосредственно связывается с разумом. В труде «Политика» он пишет: «…кто требует, чтобы властвовал закон, по-видимому, требует, чтобы властвовало только божество и разум, а кто требует, чтобы властвовал человек, привносит в это и животное начало, ибо страсть есть нечто животное и гнев совращает с истинного пути правителей, хотя бы они были и наилучшими людьми; напротив, закон — это свободный от безотчетных позывов разум» (Pol. 1287а 30). В данном отрывке речь идет именно о полисных законах. Сама по себе природа, в философии Аристотеля, хотя и действует целесообразно, однако не сознает самой цели.[11] Она не может трактоваться как наделенная разумом. Но человек, как существо причастное благодаря разумной части своей души к божественному, может действовать не только подчиняясь страстям, но, наоборот, направляя страсти в нужное, правильное русло — действуя разумно в достижении истинной цели — добродетельной жизни. Естественные законы, обычаи и писаные законы полиса и определяют правила добродетельной жизни.
В «Никомаховой этике» Аристотель определяет и сферу действия законов — «законы говорят обо всем вместе…» (EN 1129b 15). И ниже дается пример и пояснение: «Закон… предписывает как дела мужественного (например, не оставлять строя, не обращаться в бегство и не бросать оружия), так и благоразумного (например, не блудить, не насильничать), а также ровного (например, не бить и не бранить); соответственно с другими добродетелями и пороками: в одном он наставляет, а другое воспрещает, причем если правильно составлен, то правильно, и хуже, если составлен небрежно» (EN 1129b 20). В «Примечаниях» к тексту «Никомаховой этики» говорится о том, что сферой действия законов являются «все области жизни, в отличие от сферы действия "права”, регулирующего отношения "больше — меньше” путем пропорционального уравнивания сторон».[12] Действительно, здесь мы не видим какого-либо ограничения сферы применения законов. Однако выше было отмечено, что в «Риторике» Аристотель подчинил сферу морали (в современном понимании) отдельной группе естественных, но не полисных законов. Нельзя требовать героизма, но можно требовать исполнения воинского долга, нельзя требовать признательности, но можно требовать исполнения обязательств по договору и т. д. Следовательно, если законы и регулируют все области жизни, то не всякого рода отношения в рамках этих областей. Комментируемая фраза означает, что законом регулируются отношения, не только связанные с материальными благами (а также связанные с ними), но и другие — те, которые не могут быть к ним сведены.
Важнейшей категорией этики Аристотеля является «дикайосине». В качестве русского эквивалента этому термину Н. В. Брагинская использует слово «правосудность», отмечая, что под правосудностью понимается прежде всего внутреннее качество человека. В других переводах «Этики», а также «Политики» и «Риторики» обычно используется термин «справедливость». П. Г. Редкин использовал составной термин «правда и справедливость».[13] Трудность перевода термина «дикайосине» обусловлена тем, что, как указывал сам Аристотель, «у "правосудности” и "неправосудности” много значений, но из-за их близости» не так заметно, что мы имеем дело не с одним и тем же, а с «соименностью», с одинаковыми словами, обозначающими разные понятия (EN 1129а 25–30). Мы следуем за переводом Н. В. Брагинской, поскольку за термином «справедливость», как можно будет видеть ниже, в учении Аристотеля закрепилось более узкое значение. Возможно, лучше было бы применять понятие «праведность». Именно термин «праведность» мог бы характеризовать полную и совершенную добродетель. Однако данное понятие благодаря христианству приобрело специфический характер и вряд ли может соответствовать древнегреческому пониманию добродетельного человека.
Правосудностью принято считать «такой склад души, при котором люди склонны к правосудным поступкам, совершают правосудные дела и желают правосудного» (EN 1129а 5). Аристотель специально подчеркивает, что «поступки, совершаемые сообразно добродетели, не тогда правосудны или благоразумны, когда они обладают этими качествами, но когда [само] совершение этих поступков имеет известное качество — во-первых, оно сознательно (eidos), во-вторых, избрано преднамеренно (proairoymenos) и ради самого [поступка] и, в-третьих, оно уверенно и устойчиво» (EN 1105а 25–30). По убеждению философа, «[обладание правосудностью и благоразумием] рождается при частом повторении правосудных и благоразумных поступков», а не благодаря занятиям философией и т. п.
Здесь нет тавтологии, но нет еще и ответа на вопрос о характере самого поступка. Диалектический метод исследования правосудности, избранный Аристотелем, предполагает сопоставление и анализ понятий. Философ определяет суть правосудности путем противопоставления ее неправосудности. Как он пишет, правосудность можно рассматривать с двух сторон. Взятая безусловно, правосудность — это полная добродетель, добродетель вообще, которая заключает в себе все добродетели. Из сравнения с общей неправосудностью, которая есть нарушение закона, своекорыстие и несправедливость, становится ясно, что «правосудный — это законопослушный (nominos) и справедливый (isos). Стало быть, правосудие, [или право], — это законное и справедливое» (EN 1129а 30).
Добродетель, реализуемая в отношении других, называется правосудностью. В отношении себя нельзя быть неправосудным (см. EN 1134b 10). Поэтому «правосудность единственную из добродетелей почитают "чужим благом” затем, что она существует в отношении к другому. Действительно, [правосудный] приносит пользу другому». С одной стороны, пишет Аристотель, правосудность и добродетель «тождественны, а с другой — это разные понятия, а именно: поскольку речь идет об отношении к другому, постольку перед нами правосудность, а поскольку о соответствующем душевном складе, взятом безусловно, постольку о добродетели» (EN 1129b 30–1130а 10). В «Риторике» мыслитель дает еще одну интересную формулу: «Справедливость (dicaiosyne) — такая добродетель, в силу которой каждый владеет тем, что ему принадлежит, и так, как повелевает закон» (Rhet. 1366b 5).
В книге V «Никомаховой этики» Аристотель из общей правосудности (добродетели в целом) выделяет частную правосудность, противопоставляя ее неправосудности. «Неправосудность [в узком смысле] обращена на почесть, имущество, безопасность или на то, что (будь у нас одно слово) охватывает это все и что [возникает] при удовольствии от наживы, а другая [неправосудность] обращена на все, с чем имеет дело добропорядочный» (EN 1130b).
Именно частную правосудность Аристотель подразделяет на две разновидности. «Один вид частной правосудности и соответствующего права (to dikaion) связан с распределением почестей, имущества и всего прочего, что может быть поделено между согражданами… Другой [вид] — направительное право при взаимном обмене. Оно состоит из двух частей; дело в том, что обмен бывает произвольный и непроизвольный, а именно: произволен такой, как купля, продажа, ссуда, залог, заем, задаток, платеж… а непроизвольный обмен осуществляется тайком — скажем, кража… или подневольно — скажем, посрамление, пленение, умерщвление, ограбление, увечение, брань, унижение» (EN 1131a).
Частная правосудность состоит в следовании закону и имеет место только между гражданами полиса.[14] Как указывает Аристотель, государственное право(судие) «основано на законе и бывает у тех, кому по природе присуще иметь закон» (см. EN 1134b 10). Известна и другая формула Аристотеля — «все законное в известном смысле правосудно».[15] В самом деле, что определено законодательным [искусством], законно, а каждое из этих [определений] мы признаем правосудным, [т. е. правом]» (EN 1129b 10). Здесь как будто бы есть противоречие. Полисное право(судие) состоит в соответствии закону. Закон выступает как критерий право(судия). Вместе с тем, поскольку «все законное в известном смысле правосудно», правосудность (право) является критерием оценки закона.[16] И то, и другое верно. Но что же первично? Это противоречие оказывается разрешимым благодаря обращению к общему закону и нахождению на его основе правды, соответствующей природе.
Высшим объективным критерием правосудности человека является не частный закон, а природа, общий закон. Как указывает Аристотель, «если в неведении [тех или иных обстоятельств] человек [кого-то] осудил, он не поступает неправосудно с точки зрения узаконенного правосудия и суд его не неправосудный, но в каком-то ином смысле этот человек все же неправосудный, ибо законное правосудие и первичное — разные вещи» (EN 1136b 30).
Правосудностью, основанной на законах, не исчерпываются отношения между гражданами полиса. Несмотря на признание за законом широких возможностей по воспитанию добродетельного гражданина, Аристотель все же выделяет некоторые области отношений между гражданами, которые не нуждаются в законодательном оформлении и основаны на других принципах. Так, дружественность (одна из добродетелей) не совпадает с правосудностью. Аристотель указывает: «…когда [граждане] дружественны, они не нуждаются в правосудности, в то время как, будучи правосудными, они все же нуждаются еще и в дружественности; из правосудных же [отношений] наиболее правосудное считается дружеским» (EN 1155а 25). Но это не все. В этой же книге VIII «Никомаховой этики» говорится, что «подобно тому как правосудие бывает двух видов — одно неписаное, а другое по закону, так и в дружбе ради пользы различаются дружба на нравственной и на законной [основе]…
[Отношения] на основе закона — это [отношения] на оговоренных условиях, причем или чисто торгашеские — "из рук в руки”, или более свободные с точки зрения сроков, но при соглашении, кому что [причитается].
В этой [разновидности] обязательства ясны и не являются предметом разногласий, отсрочка же делается по-дружески. Поэтому кое у кого такие случаи не относятся к ведению правосудия, напротив, люди уверены, что, заключив сделку на доверии, нужно примириться [с последствиями]» (EN 1162b 20–30).
Различие существует и в применении принципа равенства (справедливости) в дружбе и в сфере правосудия. «[Справедливое] равенство (to ison), по-видимому, имеет не один и тот же смысл в том, что касается правосудия (ta dikaia) и в дружбе: для правосудия равенство — это прежде всего [справедливость], учитывающая достоинство, а уже во вторую очередь учитывается количество, в дружбе же, наоборот, в первую очередь — [равенство] по количеству, а во вторую — по достоинству. Это делается ясным, когда люди значительно отстоят [друг от друга] по добродетели, порочности, достатку или чему-то еще. Ведь [тогда] они уже не друзья; напротив, они не считают [себя или другого] достойными дружбы» (EN 1158b 25–35).
Итак, различение сферы юридической от других связано с характером отношений и целями, преследуемыми сторонами (торгашеские или дружеские отношения), что предполагает специфические принципы взаимодействия индивидов. Формы выражения указанных принципов и средства их обеспечения также неодинаковы. Для юридической сферы характерны писаные законы, для моральной — неписаные обычаи и т. п. Писаные законы обеспечены государственным принуждением, моральные — общественным порицанием и т. п.
С проблемой правосудности непосредственно смыкается вопрос о так называемом праве. Ирония ситуации заключается в том, что исследователи подходят к проблеме, опираясь на устоявшуюся традицию правопонимания, сводящую право к совокупности нормативных предписаний. «Право» же, обнаруживаемое благодаря переводчикам[17] в текстах Аристотеля, не укладывается в известную схему. Поэтому начинается поиск определений права (справедливость, равенство и т. п.), которые не сводили бы его к законам, но тем не менее рассматривали право как некую нормативную систему.
Между тем суть концепции Аристотеля может быть выражена в упрощенной форме следующим образом:
1) правосудность — это склад души (добродетель), выражающийся в сознательно избираемом и систематически повторяемом законосообразном поведении, которое к тому же приносит моральное удовлетворение субъекту данного поведения;
2) правосудие есть деятельность судьи, основанная на частном (полисном) и, по мере необходимости, на общем (естественном) законе. «Правосудие бывает двух видов — одно неписаное, а другое по закону» (EN 1162b 20). Правосудие, основанное только на полисном законе, вторично. Первичными являются «природное» (закон природы) и основанное на нем правосудие;
3) право обозначает в таком случае соответствие законам, состояние законности. Право выражает правильный, «правый», характер отношений между людьми, правильное соотношение притязаний субъектов отношений. Это качество («правое») либо достигается самими индивидами в их поведении, либо, при наличии спора, обеспечивается решением суды (лучше всего — третейского). К аристотелевскому пониманию права вполне применимо «превосходное определение Цельса», приводимое Ульпианом: «…право есть искусство доброго и справедливого».[18] Другими словами, термин право (правда, правое) выражает определенный характер отношений, их качественное состояние, устанавливаемое на основании полисного и, что очень важно, естественного закона (природы). В этих условиях чрезвычайное значение приобретает деятельность суда, поскольку естественный (неписаный) закон дает лишь самые общие установки, принципы, которые должны быть реализованы в разрешении конкретных ситуаций путем вынесения приговора;
4) право, таким образом, производно от полисного закона, но первичным правом является то, которое основано на природе.