Файл: Михаил Болтунов - «Альфа» - Смерть террору (Командос) - 2003.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 11.11.2020

Просмотров: 2226

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
background image

автомашина «ЗИЛ-130», и группа В. Демидкина из кузова машины ворвалась в автобус.

Террорист  открыл  огонь  из  пистолета.  В  перестрелке  он  был  убит.  Заложники

эвакуированы. Деньги возвращены.

Южная Корея ликовала. По телевидению, на всех программах, показывали московский

сюжет:  группа «Альфа» штурмует  автобус.  Популярность  нашего  спецподразделения  была
столь  велика,  что  через  несколько  месяцев  в  Корее  их  узнавали  на  улицах  и  восторженно
кричали: «Альфа!», «Альфа!».

Своими впечатлениями от поездки в Южную Корею делится Василий Верещак:
- Признаться,  мы  не  ожидали,  насколько  мощная  пропагандистская  кампания  была

развернута. Какое важное значение они придавали тому, что мы рисковали жизнями, спасая
корейских  рабочих.  Насколько  внимательно  они  относились  к  этой  операции.  Сюжеты  по
телевидению,  статьи  в  прессе,  теплый  прием,  восторг  при  встречах  на  улице.  Это,
признаться, приятно.

Ну а культурная программа вообще потрясающая!…
Однако корейцы организовали нашим спецназовцам не только культурную программу

и  отдых,  но  и  впервые  допустили  на  свою  базу,  где  размещается  корпус  быстрого
реагирования.  В  состав  корпуса входит  полк  специального  назначения.  А  в  полку - отряд
«47». Это и есть южнокорейская «Альфа».

В истории «сорок седьмого» отряда не было ничего подобного московской операции, и

потому бойцы корейского спецназа с уважением смотрели на своих российских коллег.

В  свою  очередь,  учебно-тренировочный  комплекс  корейцев  потряс  наших  ребят.

Несмотря  на  то  что  они  стеснены  океаном,  на  учете  каждый  метр  земли,  государство
построило  своим  спецназовцам  прекрасный  полигон. «Там  есть  все, - говорили  мне
«альфовцы», стадион, беговые дорожки, бассейн. Тут же стоят самолеты, вагоны, автобусы,
автомобили. Их штурмуют, отрабатывают приемы.

Рядом  поля  для  минновзрывной  подготовки,  горный  полигон,  где  совершенствуются

альпинисты.

А многоуровневое стрельбище, с большой глубиной. Ведь у нас стрельбища короткие,

а там… Раздолье для снайперов.

Тут  же  вертолетные  площадки.  Спецназ  отсюда  улетает  на  задание,  сюда  же

возвращается. Даже в административном здании и то идет боевая учеба.

Внизу

-

тир.  Три  направления  стрельбы.  Программно  обеспечивается,  идет

автоматическая обработка результатов, сразу же ясна эффективность огня.

Это нас потрясло. Было горько и обидно. Ничего подобного мы и близко не имеем.
Понимаю горечь наших ребят. «Альфе» четверть века, за спиной труднейшие операции,

победы,  награды,  а  хорошей  учебно-материальной  базы  нет.  Приходится  ютиться  в
маленьком спортзале, крохотном тире, в кабинетах на троих.

И все-таки в той корейской поездке была светлая страница. Какая, спросите вы? О ней

мне рассказали сами сотрудники «Альфы». Операцию группы «А» на Васильевском спуске в
Москве  бойцы  корейского  отряда «47» изучают  в  записи  по  секундам,  по  жестам,  по
движениям. Изучают тщательно и кропотливо. Думаю, им есть чему поучиться!

«ДЕТОНАТОРЫ МИРОВОЙ ВОЙНЫ…»

Афганская  война, «горячие  точки» на  территории  Советского  Союза  и,  наконец,

чеченская  бойня - во  всех  этих  местах  приходилось  быть  группе  антитеррора «Альфа».
Словом, навоевались бойцы спецподразделения вдоволь. И поэтому, прежде чем рассказать
об  их  участии  в  последней  войне,  хотелось  бы  сказать  несколько  слов  о  так  называемых
«конфликтах  малой  интенсивности» вообще.  Ибо  после  Второй  мировой  человечество
«завязло» в подобных конфликтах. Весьма опасных и острых.

И поэтому мы начнем с того, что операция, проводимая федеральными силами в Чечне,


background image

не что иное, как «военно-полицейская операция» локального масштаба.

Можно  было  сочинить  какое-либо  другое  более  благозвучное  название,  ну,  например,

просто «локальный конфликт» или «операция против нерегулярных сил», но, думаю, суть от
этого не меняется. Ясно и четко просматриваются две черты - локальный характер войны и
ее сугубо полицейские цели. Наверное, для нашего читателя подобные термины могут нести
отрицательную нагрузку. Что ж, война исходно несет в себе крайне мало положительного, и
нам пора привыкать к подобным терминам. Что случилось, то случилось.

Вообще  для  мировой  практики  и  истории  военного  искусства  такие  операции  не  в

новинку.  К  ним  можно  отнести  операции «Мир  Галилее»,  проведенную  израильскими
регулярными  войсками  в  1982  году  по  разгрому  и  вытеснению  из  Ливана  военных
формирований  палестинского  движения  сопротивления, «Эрджент  фьюри»,  («Срочное
неистовство»)  высадка  американцев  на  Гренаду  в  1983  году,  смена  правящего  режима  и,
таким  образом,  устранение  кубинского  и  советского  влияния  в  регионе, «Джаст  Коз»
(«Правое  дело») - десантирование  частей  18-го  воздушно-десантного  корпуса  США  и
подразделений ВВС в Панаму с целью ареста Мануэля Норьеги и укрепления американских
позиций в зоне Панамского канала.

Эти  полицейские  операции  были  проведены  успешно  и  цели  полностью  достигнуты.

Иначе дело обстоит в Турции. Она ведет решительные боевые действия по разгрому военных
формирований рабочей партии Курдистана. Последняя карательная операция «Заря» прошла
в 1995 году в северных районах Ирака.

В этом ряду стоит теперь и Россия со своим локальным чеченским конфликтом.
Вообще,  начиная  искать  причины  неудач  первой  войны  в  Чечне  в  сегодняшнем,  как

минимум во вчерашнем дне, мы рискуем заплутать в двух соснах. Думается, эти причины во
многом кроются в гигантизме и масштабности военной политики Советского Союза, а потом
и  России.  Да,  мы  победили  в  страшной  мировой  войне.  Одержали  невиданную  доселе
победу.  И  напряженно  готовились  к  новой,  может,  более значительной  войне.  А  мир  жил
десятками  малых,  локальных  войн.  За  границей  их  называли «конфликтами  малой
интенсивности».

Кстати  говоря,  этими

«малыми  войнами»

начинался  ХХ  век.  Вспомните,

испано-американская  война  1898  года,  русско-японская  1904-1905  годов,  итало-турецкая
1911-1912 годов.

Целый ряд локальных войн предшествовал Второй мировой войне: вторжение Японии

в  Китай  и  захват  Маньчжурии  в  1931  году,  итало-эфиопская  война  1935 - 1936  годов,
германо-итальянская интервенция в Испании в 1936-1939 годах.

Особенно широкое распространение получили локальные войны в послевоенное время,

в  50-60-е  годы,  да  и  значительно  позже.  Накал «конфликтов  низкой  интенсивности» не
спадает в мире и до сегодняшнего дня. Так, по данным военных ученых, только в 1988 году в
мире велось больше войн, чем в какой-либо другой год истории человечества.

Однако нам удавалось «не замечать» эти «малые войны». Мы, как и десятилетия назад,

отрабатывали планы стратегического броска через всю Европу с выходом к Ла-Маншу. В это
время  в  США  аналитики  тщательно  и  упорно «перелопачивали» опыт  Кореи  и  Вьетнама,
арабо-израильских  войн,  обсуждали  и  апробировали  концепцию «конфликта  низкой
эффективности»,  заблаговременно,  до  мелочей  просчитывали  развертывание  войск  в
регионах своих жизненных интересов.

Увы,  наши  стратеги «лопатили» и  просчитывали  совсем  другое.  Начиная  с  1987  года,

советские  войска  то  и  дело  участвовали  в  межнациональных  конфликтах  на  территории
страны.  И  несмотря  на  Сумгаит,  Тбилиси,  Вильнюс,  Абхазию,  другие «горячие  точки»,  на
научно-практической  конференции  в  мае  1992  года,  посвященной  созданию  Вооруженных
сил  Российской  Федерации,  практически  никто  из  докладчиков  не  коснулся  проблем
использования армии в локальных конфликтах.

А  ведь  мы  не  стояли  в  стороне  от  этих  конфликтов.  Была  и Корея,  был  и  Вьетнам,  и

участие  в  многочисленных  войнах  Ближнего  Востока,  не  говоря  уже  об  Афганистане,  где


background image

воевали  долгих  девять  лет.  К  несчастью,  следует  признать,  что  весь  богатый  опыт,
обретенный  и  оплаченный  кровью  как  в  своей,  так  и  в  чужих  странах, пошел  прахом.
Попытайтесь  в  штабах  и  управлениях,  на  кафедрах  и  в  библиотеках  сыскать  толковые
разработки, обобщение опыта локальных войн. Поверьте, вас ждет разочарование. Я пытался
это сделать. Этих разработок крайне мало.

Конечно, кое-что разрабатывалось в прежние «застойные» годы. Но это кое-что теперь

осталось либо за границей, либо попросту  уничтожено за ненадобностью. Остается хрупкая
надежда,  что  наши  стратегия  и  тактика  повернутся  еще  к  проблематике  локальных  войн.  В
феврале  1995  года  на  совещании руководящего  состава  Вооруженных  сил,  когда
подводились  первые  итоги  чеченской  войны,  министр  обороны  обратил  внимание
присутствующих на эти проблемы.

Каковы  же  они,  эти  проблемы?  Их  целый  комплекс.  А  начать  хотелось  бы,  на  мой

взгляд,  с  важнейшей - локальные  войны  таят в  себе  угрозу  перерастания  в  мировую  войну.
Еще Ф. Энгельс говорил о малых войнах как о «детонаторах всеобщей мировой войны».

В  современных  условиях  международная  обстановка  остается  неизменно  острой,  а

взаимосвязь  между  различными  районами мира  настолько  тесна,  что  любой  локальный
пожар  может  вырасти  во  всеобщий.  Эта  угроза  обусловливается  тем,  что  локальные  войны
носят,  как  правило,  коалиционный  характер,  к  ведению  боевых  действий  привлекаются
огромные 

людские, 

материально-технические 

и 

финансовые 

ресурсы, 

постоянно

присутствует опасность применения ядерного оружия.

Ныне  государства,  вступающие  в  войну,  стараются  снять  с  себя  единоличную

ответственность за развязывание боевых действий, а также переложить часть военных забот
на  союзников.  Примером  тому - война  в  Корее,  когда  под  флагом  ООН  вместе  с  США  и
Южной Кореей участие в войне принимали Англия, Австралия, Бельгия, Голландия, Греция,
Канада,  Колумбия,  Люксембург,  Новая  Зеландия,  Таиланд  и  другие  государства.  В  свою
очередь,  и  противоборствующая  сторона  старается  привлечь  союзников.  Так,  в  1973  году
против  Израиля  вместе  с  египтянами  и  сирийцами  выступили  Ирак,  Иордания,  Саудовская
Аравия, Алжир и Кувейт.

Еще  более  яркое  и  наглядное  представление  о  коалиционном  характере  современных

локальных  войн  дают  события  в  зоне  Персидского  залива  в  1990-1991  годах.  Для
освобождения  Кувейта  в  состав  многонациональных  сил  свои  войска  направили  20
государств,  а  всего  в  антииракскую  коалицию  входило  34  страны.  С.  Хусейн  тоже  нашел
поддержку  у  нескольких  государств  и  среди  них - Судан,  Йемен,  Алжир,  Мавритания  и
другие. Таким образом, общее количество стран, прямо или косвенно втянутых в конфликт,
превысило  цифру  40.  Теперь  же  для  сравнения  вспомним - в  Первой  мировой  войне
участвовали  38  государств.  Вот  вам  и  локальная  война.  Вот  и «конфликт  низкой
интенсивности».

Опасность  перерастания  региональных  конфликтов  в  мировую  войну  напрямую

связана  и  с  наращиванием  вооруженных  сил  и  средств  на  театре  военных  действий.  Так,  в
войне в Корее вооруженные силы США и Южной Кореи насчитывали более 1 млн. человек,
около  1000  танков,  1600  самолетов.  Во  Вьетнаме  американские  и  сайгонские  войска  имели
уже 1, 4 млн. человек, свыше 4500 орудий, 4100 самолетов и вертолетов.

В  войне  на  Ближнем  Востоке  с  обеих  сторон  участвовало 1,  7  млн.  человек,  6000

танков, 1800 боевых самолетов.

Абсолютный  рекорд  концентрации  личного  состава  и  техники  принадлежит  войне  в

Персидском  заливе.  В  1991  году  с  обеих  сторон  здесь  было  задействовано  почти  1,  5  млн.
человек, 10 440 танков, свыше 12 300 артиллерийских систем, около 3000 самолетов, более
200 боевых кораблей и катеров.

Что  и  говорить,  крайне  опасная  тенденция.  Однако  решающая  роль,  на  мой  взгляд,

принадлежит  опасности  применения  ядерного  оружия.  Тем  самым  обычная  война
локального характера перерастает в ядерную и ставит человечество на грань катастрофы.

Ведь  еще  в  ходе  войны  в  Корее  в  1950  году  американцы  планировали  применение


background image

атомных  бомб.  По  подсчетам  стратегов  США,  всего  шесть  40-килотонных  бомб
понадобилось бы для уничтожения почти 100-тысячного контингента из состава китайских и
северокорейских войск в районе Пхенган, Чхорван, Кынхва.

В 1973 году Израиль был готов нанести ядерные удары.
По  данным  американского  журнала «Тайм»,  13  израильских  атомных  бомб  были

доставлены  из  ядерного  центра  в  Димона  и  за  трое  суток  собраны  в  тайном  подземном
тоннеле.  И  только  благодаря повороту  военных  действий  в  пользу  Израиля  они  оказались
невостребованными. Иными словами, в октябрьских боях 1973 года Ближний Восток был на
грани ядерной войны.

Позже,  в  1982  году,  в  англо-аргентинском  конфликте  из-за  Фолклендских

(Мальвинских)  островов Англия  на  кораблях  ВМС  имела  готовое  к  применению  ядерное
оружие.

Перед  началом  активных  действий  в  ходе  операции «Буря  в  пустыне» командующий

вооруженными силами США на Ближнем Востоке генерал Норман Шварцкопф запрашивал
санкцию  на  проведение  взрыва  ядерного  устройства  над  территорией  Ирака  для  выведения
из строя электронного оборудования противника.

Таковы  современные  локальные  войны.  А  что  же  в  итоге?  Отбросив  политические

цели,  смену  режимов,  ослабление  влияния  тех  или  иных  держав  в  регионе,  приходится с
горечью  констатировать - ярко  выраженной,  доминирующей  чертой  этих  конфликтов
является  исключительная  жестокость  и  бесчеловечность  средств  и  методов  их  ведения,
попрание норм международного права и, как результат, массовые человеческие жертвы.

Только  в  1988  году  на  Земле  бушевало  25  локальных  войн  и  конфликтов,  в  которых

погибло  3  млн.  человек,  причем  преимущественно  гражданского  населения.  Эти  тенденции
прослеживаются  и  в  последние  десятилетия.  Для  сравнения  приведем  следующие  цифры.
Гражданские  лица  в  годы  Второй  мировой  войны  составляли  примерно  50%  от  всех
пострадавших.  В  ходе  американской  агрессии  во  Вьетнаме  их  было  уже  70%,  а  во  время
вторжения Израиля в Ливан в 1982 году этот показатель вырос до 90%.

Трудно  проверить  достоверность  последней  цифры. Во  всяком  случае,  ее  называл

журнал «Зарубежное  военное  обозрение» в  1990  году  со  ссылкой  на  авторитетные
иностранные  источники.  Но  даже  если  она  на  самом  деле  окажется  несколько  ниже,  все
равно - тенденция однозначно сохраняется.

И  как  ни  парадоксально,  следует  признать:  в  условиях  роста  избирательности

современного  оружия  удельный  вес  потерь  гражданского  населения  неизменно
увеличивается. По оценкам зарубежных аналитиков последних лет, для «конфликтов низкой
интенсивности» характерно  такое  соотношение,  когда  число  убитых  военных,  или  иначе
комбатантов, на порядок меньше числа погибших гражданских лиц.

Примерно  такое  соотношение  было  характерно  для  операций  в  Панаме.  Каковы

истинные  цифры  потерь  для  Чечни,  еще  предстоит  подсчитать.  Но  некоторые  наши
аналитики  уже  сегодня соглашаются с  мнением своих зарубежных коллег. На  сей раз дело,
видимо, не в преклонении перед Западом, но в преклонении перед истиной.

Увы,  сдается  мне,  огромные  цифры  людских  потерь  в  ходе  локальных  войн  не

шокируют  человечество.  Оно  по-прежнему  воюет.  И  потому  оставим  за  рамками
повествования  проблемы  закона,  морали  и  нравственности  (об  этом  много  сказано  в
предыдущих главах) и попытаемся взглянуть на конфликты «низкой интенсивности» глазами
сугубо военного человека.

Практически  все  локальные  конфликты  послевоенной  поры  имеют  единую

характерную особенность - здесь одна сторона существенно сильнее другой. Но речь идет не
о  превосходстве  в  традиционном  смысле  слова.  Ныне  способы  превосходства  могут  быть
совершенно  различными.  Так,  если  в  1950 году  во  время  войны  в  Корее  американцы  в
наступательных операциях создавали превосходство (по личному составу - 3: 1, по танкам -
12, 5: 1, по артиллерии - 2: 1, по авиации абсолютное), то в 1991 году в Персидском заливе,
наоборот, у Ирака было больше солдат, танков, пушек. Но он проиграл.


background image

Да,  в  истории  есть  примеры  побед  над  превосходящим  противником.  Что  же  тогда

было на первом месте? Удача? Гений полководца? Изобретение новых тактических приемов?
Мужество и выучка войск?

Теперь  же  военно-техническая  революция  конца  ХХ  века  родила  на  свет  совершенно

новые, невиданные доселе технологии создания таких вооруженных сил, которые с большой
вероятностью  способны  одержать  победу  над  противником  за  счет  высокой  организации
военно-государственной машины.

Генерал  Шварцкопф,  безусловно,  талантливый  военачальник,  но  в  основе  победы  в

Персидском  заливе,  на  мой  взгляд,  лежали  иные  параметры  высота  и  технологичность
военно-научной мысли в сплаве с прекрасно отлаженным государственным механизмом. Ну
и,  конечно  же,  не  следует  забывать:  для  достижения победы  США использовали  всю  мощь
страны.

В одном из американских источников было дословно записано: «Имело преимущество

время  проведения  операции,  которая  проводилась  в  уникальный  момент,  когда  мы  все  еще
сохранили вооруженные силы, построенные во время «холодной войны».

Ничем  подобным  не  могла  похвалиться  ни  наша  страна,  ни  наша  армия  накануне

первой да и второй чеченской войны. Все, что сохранили и чем гордились американцы, мы
разрушили  и  попрали.  А  уж  самое  лучшее  и  передовое, но  созданное  во  время «холодной
войны», было предано анафеме и проклятью и брошено под гусеницы безумной конверсии.

Операция  в  Чечне  лишь  подтвердила  решающую  роль  современного  оружия  для

долгожданной  победы.  Еще  более  очевидным  стал  вывод  о  том,  что  никакое,  даже
значительное  превосходство  в  технике  и  вооружении  устаревших  образцов  в  современных
операциях  не  приводит  к  успеху.  Отставание  в  качестве  современных  боевых  систем  и
средств 

невозможно 

компенсировать 

ни 

искусством 

командиров, 

ни 

хорошей

профессиональной подготовкой солдат.

Накануне проведения операции «Буря в пустыне» ни у кого не возникало сомнения, что

офицерский состав иракской армии имеет богатый боевой опыт и прекрасные практические
навыки.  Саддам  Хусейн  обладал  четвертой  армией  в  мире.  Он  имел  высококачественную
артиллерию,  современные  танки «Т-72»,  самолеты «Миг-29» и «Мираж  F»,  баллистические
ракеты.  Его  инженерные  войска  были,  без  сомнения,  лучшими  в  мире.  Они  имели
многолетний опыт постройки оборонительных сооружений.

Однако  с  началом  боевых  действий  коалиция  многонациональных  сил  доминировала

практически во всех категориях военных действий.

США  никогда  ранее,  даже  в  практике  оперативной  подготовки  войск,  не  применяли

такие новые формы, как воздушная кампания, радиоэлектронная операция и другие.

Для  разгрома  сильной,  хорошо  вооруженной  иракской  группировки,  имевшей  за

плечами  семилетний  опыт  боев,  многонациональными  силами  были  использованы  новые
способы ведения войны.

Огромен  объем  работы  по  оперативной  маскировке,  по  материально-техническому

обеспечению, когда был создан 4-кратный (!) запас материальных средств.

И,  конечно  же,  беспрецедентен  опыт  использования  МНС  новых,  я  бы  сказал,

сверхновых образцов оружия, военной техники, космических и компьютерных систем.

Приведу  весьма  интересные  цифры.  Если  общее  соотношение  по  танкам  у  США  и

Ирака было примерно 1: 1, то по современным танкам 4, 3: 1 в пользу МНС, по самолетам -
3: 1, по современным образцам 13: 1, по вертолетам - 16: 1.

Исход  боевых  действий  в  пользу  многонациональных  сил  во  многом  был

предопределен 

большим 

количеством 

высокоточного 

оружия, 

находившегося 

в

распоряжении  коалиции.  Тут  и  управляемые  ракеты  с  тепловизионными  и  телевизионными
системами  наведения,  применяемые  для  уничтожения  малоразмерных  целей,  ПТУРы  и
управляемые  авиационные  бомбы  с  лазерными  системами  наведения,  крылатые  ракеты  и
новые  управляемые  ракеты  с  тепловизионными  системами  наведения  на  цель  на  конечном
участке траектории.