Файл: Контрольная работа 1 по дисциплине Иностранный язык (английский язык) на тему Силаева К. С. Группа иб750611.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 26.10.2023
Просмотров: 25
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Минобрнауки России
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего образования
«Тульский государственный университет»
Интернет-институт ТулГУ
Кафедра иностранных языков
Контрольная работа № 1
по дисциплине «Иностранный язык (английский язык)»
на тему «…»
Выполнил: Силаева К.С.
Группа: ИБ750611
Профиль подготовки:
Бухгалтерский учет, экономический анализ и аудит
(в организациях реального сектора экономики)
Проверил: Исаева А.Ю.
канд. филол. наук,
доцент
Тула 2021 год
Bromley, D.W. Opening up is not showing up: human volition after the pandemic. Mind Soc 20, 195–199 (2021). https://doi.org/10.1007/s11299-020-00273-x
1 On going in
We have never done this before. Habituated protocols and heuristics for human action are of no value. Bayesian algorithms ofer no help. Ordinary risk assessment is of middling assistance. Uncertainty reigns. We are confused.
This novel mélange of decision points—motivated by a diferent sort of novelty—is layered and contested. Who may (must) decide when a private business should (must) close? Who must (may) decide what to do when that act is contested by others? How do those questions vary when the subject is not a private business but is a religious house, a municipal facility, or a local chess club? The menu of necessary or volitional actions in the face of an approaching threat of a completely unknown nature is a wonder to behold. When consideration is then paid to an individual perspective versus a collective perspective, clarity dissipates. We have never done this before.
But this is the easy part. After all, the above actions are motivated by a shared purpose to contain impending harm. There is a common enemy to be vanquished. Once all of the manifold considerations have been debated, weighed, reconsidered, disputed, and then fnally undertaken, a new constellation of actions descends—and the wait for deliverance begins. All participants in this imposed re-constitution of familiar social arrangements—of new habits—will hold an array of views regarding the multitude of necessary adjustments. Each of us, with little residual autonomy in a global pandemic, is pushed and pulled, with varying degrees of mental reservation (and some minor bouts of open resistance), into a rather harmonized corps. We become coerced comrades—conscripts—in the struggle. Very few individuals agreed to those new protocols—local and national ofcials were the authoritative agents in the closing down. But virtually everyone must come to agree with those protocols. After all, we have little choice.
Out of this social experiment, new habits will give rise to new shared norms of behavior. As John Dewey reminded us, we do not “take” new habits. We are our habits.
2 On coming out
The coming out part will be profoundly diferent from the going in part. The common enemy is now defeated—or we believe it to be in retreat. Now what? Notice that unlocking is not at all like locking down. There are three reasons for this diference.
The first is a product of the battle at hand. The going-in part—locking down—was driven by a plausible set of epidemiological models and empirical protocols concerning vector-host interactions and patterns, the wiliness and efcacy of the biological agent, the likely constellation and readiness of health-care facilities and stafng, and other factors pertinent to the behavior of similar agents. The purpose of locking down was to isolate the multitude of very attractive new hosts from the threatening proximity of the feared agent. And the locking down had the heavy hand of the state behind it.
However, the unlocking is not that way at all. The coming out is an act of ofcial permission rather than ofcial prohibition. And permission is not simply the converse of prohibition. Our individual and collective responses to permission will, therefore, be very diferent. Recalling the fundamental Hohfeldian legal correlates, rather than must and must not, we now face may and can [Bromley 2006]. But notice as well that the prohibitions (must and must not) remain as conditionals under the new dispensation. That is, newly accessible facilities (venues) must follow certain protocols, and they must not allow certain actions to occur. This constellation of new permissions cum proscriptions further confounds new felds of action—choice sets—and thus behaviors.
While the locking down entailed no scope for volition, the coming out part is nothing but volition—mediated by yet a new constellations of prohibitions on both sides of every interaction. It will be a volition dominated by two versions of indeterminacy—of may and can, but also of must and must not.
3 The problematic volition
Consider what effects,…we conceive the object of our conception to have. Then, our conception of these effects is the whole of our conception of the object [Peirce 1992, p. 1].
A second problem concerns novel perceptions of the new decision space. Charles Sanders Peirce reminds us—in the above pragmatic maxim—that our perceptions of the world out there are simply the sum of our perceptions of the effects that world has on us. But, of course, those apprehended perceptions—those effects—are them- selves highly problematic. G.L.S. Shackle pointed out that when we begin to under- take a novel act, we are confronted with a difficult realization—we have never done that before. This brings us to an interesting pass. Simply put, “Outcomes of avail- able actions are not ascertained but created…An action which can still be chosen or rejected has no objective outcome. The only kind of outcome which it can have exists in the imagination of the decision-maker [Shackle 1961, p. 143].” (emphasis in original).
The exhilaration of reentering the new Covid-laden world is an act of volition that leaves each of us focused on the Peircean “effects” as the sum total of our per- ceptions of what that new world will be. And since we have no experience with that world, we are necessarily prisoners of our created imaginings about it. Dewey insisted that “…each conflicting habit and impulse takes its turn in projecting itself upon the screen of imagination [Dewey 1922, p. 190].” We can only imagine that world, and how we shall negotiate our way into it, and through it. We have never done this before.
4 W e are no longer who we were
Finally, the volitional agent, eager to re-engage the world, is no longer the same agent who was forced to endure the original imposition of must and must not. That is, the imposed lockdown constitutes a Deweyan trying. But, on coming out at the other end, the reluctant subjects of that imposed ruling are now the newly recre- ated—reconstituted—objects of Deweyan undergoing. As Dewey pointed out: The nature of experience can be understood only by noting that it includes an active and a passive element peculiarly combined. On the active hand, experience is trying—a meaning which is made explicit in the connected term experiment. On the passive, it is undergoing. When we experience something we act upon it, we do something with it; then we suffer or undergo the consequences. We do something to the thing and then it does something to us in return; such is the peculiar combina- tion. The connection of these two phases of experience measures the fruitfulness or value of the experience. Mere activity does not constitute experience. It is disper- sive, centrifugal, dissipating. Experience as trying involves change, but change is meaningless transition unless it is consciously connected with the return wave of consequences which flow from it. When an activity is continued into the undergoing of consequences, when the change made by action is reflected back into a changemade in us, the mere flux is loaded with significance. We learn something [Dewey 1916, p. 139].
We see here Dewey’s challenge to the standard psychological explanation of the reflex arc. In that 1896 paper, a young Dewey, just 37, offered what many experts believe to be his most significant contribution to psychology—a challenge to the stimulus–response model of human action. Dewey argued that a child, singed by a candle flame, quickly withdraws her hand. He insisted that the stimulus (heat) was separable from the response (withdrawal). Dewey understood that the process was not linear but circular—an important variety of learning was taking place. With that being the case, cause and effect are more difficult to disentangle. Of course the light of the candle was an attractant to the child. However, Dewey insisted that the real beginning was not the mental process of attraction to the flame. Rather it was the mere seeing. He insisted that it is the looking that matters, not the light that is then seen. The seeing and reaching are not distinct but are part of the above “coordina- tion problem.” Reaching and seeing—or seeing and reaching—help each other out.
The hand and the eye are part of the same internal act of sapience. Seeing is not just for seeing. Seeing is for reaching.
When a particular activity is continued into the undergoing of consequences a change that we have made is reflected back into a change made on us. We make choices and undertake actions that, when followed through, require that we undergo consequences. But those consequences are reflected back in the form of changes made on us. Those changes do not simply bounce off of us—they become part of us.
We learn something and we are therefore changed. Unlike the simple reflex arc, in which a child withdraws her hand and then moves on wiser but unchanged, the child is changed in a number of ways—not just in her aversion to a flame. She becomes a different person by experiencing the unpleasant consequences of her seeing.
5 Arriving at new beliefs—acquiring new habits
Belief does not make us act at once, but puts us into such a condition that we shall behave in some certain way, when the occasion arises. Doubt has not the least such active effect, but stimulates us to inquiry until it is destroyed [Peirce 1957, p. 11].
We see three aspects of this exercise in imposed social isolation. First, the experi- ence of going into such isolation is profoundly different from the experience of coming out. Second, once the isolation has been lifted, and the newly liberated agent is able to re-engage the world, requisite behavioral heuristics and protocols will have been stripped of their relevance for the post-lockdown world. Since the agent’s perceptions of the world to be reengaged are necessarily limited to the novel impressions of the array of effects of that world back on the agent, it will take time to apprehend and process those novel effects. Finally, and most importantly, recipients of those novel effects—the newly liberated agent—will be confused about the nature and meaning of those effects because the agent is now cognitively distinct from the agent upon whom the imposed trying created its unwitting undergoing.
The more interesting implication of this imposed undergoing is that it sets the stage for a quite novel reassessment of what is normal, customary, and therefore right [Bromley 2019]. New collective rules to live by are ordinarily the result of long bouts of frustration, discord, contestation, political back-and-forth, and bitterness.
Think climate change, the fight over genetically modified organisms, and the provi- sion of public health programs. The mental vortex of imposed institutional change— a lockdown—compresses this process by the obligation to try something new, and that trying forces an undergoing. With the inertia of many customary mental frames shattered, much brush has been cleared away. New seeds can now more easily take root. However, we remain unsure as to what might flower.
Бромли, Д. Открытость не проявляется: человеческая воля после пандемии. Mind Soc 20, 195–199 (2021). https://doi.org/10.1007/s11299-020-00273-x
1 При входе
Мы никогда раньше этого не делали. Привычные протоколы и эвристики для действий человека не представляют никакой ценности. Байесовские алгоритмы бесполезны. Обычная оценка риска - это средняя помощь. Царит неопределенность. Мы сбиты с толку.
Эта новая смесь точек принятия решений, мотивированная новизной иного рода, многослойна и оспаривается. Кто может (должен) решать, когда частный бизнес должен (должен) закрыться? Кто должен (может) решать, что делать, если это действие оспаривается другими? Как эти вопросы меняются, если речь идет не о частном бизнесе, а о религиозном доме, муниципальном учреждении или местном шахматном клубе? Меню необходимых или волевых действий перед лицом надвигающейся угрозы совершенно неизвестного характера - это чудо. Когда затем внимание уделяется индивидуальной точке зрения, а не коллективной, ясность рассеивается. Мы никогда раньше этого не делали.
Но это легкая часть. В конце концов, вышеупомянутые действия мотивированы общей целью сдержать нависший вред. Есть общий враг, которого нужно победить. После того, как все многочисленные соображения были обсуждены, взвешены, пересмотрены, оспорены и затем окончательно предприняты, спускается новое созвездие действий - и начинается ожидание избавления. Все участники этого навязанного воссоздания привычного социального устройства - новых привычек - будут придерживаться множества взглядов относительно множества необходимых приспособлений.Каждого из нас, с небольшой остаточной автономией в условиях глобальной пандемии, толкают и втягивают с разной степенью психологической сдержанности (и некоторыми незначительными приступами открытого сопротивления) в довольно слаженный корпус. Мы становимся товарищами по принуждению - призывниками - в борьбе. Очень немногие люди согласились с этими новыми протоколами - местные и национальные чиновники были авторитетными агентами при закрытии. Но практически каждый должен согласиться с этими протоколами. В конце концов, у нас мало выбора.
В результате этого социального эксперимента новые привычки приведут к новым общим нормам поведения. Как напомнил нам Джон Дьюи, мы не «берем» новые привычки. Мы - наши привычки.
2 По выходе
Выходная часть будет сильно отличаться от исходной части. Общий враг побежден - или мы считаем, что он отступает. Что теперь? Обратите внимание, что разблокировка - это совсем не блокировка. Это различие объясняется тремя причинами.
Первый - продукт предстоящей битвы. Начальная часть - блокировка - была вызвана правдоподобным набором эпидемиологических моделей и эмпирических протоколов, касающихся взаимодействий и моделей вектор-хозяин, хитрости и эффективности биологического агента, вероятного созвездия и готовности медицинских учреждений и персонала. , и другие факторы, относящиеся к поведению подобных агентов. Целью блокировки было изолировать множество очень привлекательных новых хостов от угрожающей близости опасного агента. И за блокировкой стояла тяжелая рука государства.
Однако разблокировка совсем не такая.Откровение - это скорее акт официального разрешения, чем официального запрета. И разрешение - это не просто противоположность запрету. Поэтому наши индивидуальные и коллективные ответы на разрешение будут очень разными. Вспоминая фундаментальные правовые корреляты Хофельда, а не «должно и не должно», мы теперь сталкиваемся с «может и может» [Bromley 2006]. Но заметьте также, что запреты (должны и не должны) оставаться условными при новом устроении. То есть, вновь доступные объекты (объекты) должны соответствовать определенным протоколам, и они не должны допускать выполнения определенных действий. Это созвездие новых разрешений и запретов еще больше сбивает с толку новые области действия - наборы выбора - и, следовательно, поведения.
В то время как блокирование не повлекло за собой возможности для воли, выходящая часть - не что иное, как воля, опосредованная еще новыми совокупностями запретов с обеих сторон каждого взаимодействия. Это будет воля, в которой будут доминировать две версии неопределенности - «может» и «можно», но также «должен» и «не должен».
3 Проблемное волеизъявление
Подумайте, какие эффекты… мы представляем, что объект нашего зачатия должен иметь. Тогда наша концепция этих эффектов составляет всю нашу концепцию объекта [Peirce 1992, p. 1].
Вторая проблема касается нового восприятия нового пространства принятия решений. Чарльз Сандерс Пирс напоминает нам - в приведенном выше прагматическом изречении - что наше восприятие окружающего мира - это просто сумма наших восприятий воздействий, которые мир оказывает на нас. Но, конечно, эти осознанные восприятия - эти эффекты - сами по себе весьма проблематичны. G.L.S. Шекл указал, что, когда мы начинаем действовать по-новому, мы сталкиваемся с трудным осознанием - мы никогда не делали этого раньше. Это подводит нас к интересному проходу. Проще говоря, «Результаты имеющихся действий не устанавливаются, а создаются… Действие, которое все еще может быть выбрано или отклонено, не имеет объективного результата. Единственный возможный результат существует в воображении лица, принимающего решения [Shackle 1961, p. 143] ». (курсив в оригинале).
Восторг от повторного вхождения в новый мир, нагруженный Ковидом, - это акт воли, который заставляет каждого из нас сосредоточиться на пирсийских «эффектах» как совокупности наших представлений о том, что это новый мир будет. А поскольку у нас нет опыта общения с этим миром, мы неизбежно являемся пленниками созданных нами представлений о нем. Дьюи настаивал на том, что «… каждая конфликтующая привычка и импульс по очереди проецируются на экран воображения [Dewey 1922, p. 190] ». Мы можем только представить этот мир и то, как мы сможем проложить себе путь в него и через него. Мы никогда раньше этого не делали.
4 Мы больше не те, кем мы были
Наконец, волевой агент, стремящийся снова вовлечь мир, больше не тот агент, который был вынужден терпеть первоначальное навязывание обязательного и не должен. Таким образом, введенная изоляция представляет собой попытку Дьюиана. Но, выйдя на другой конец, сопротивляющиеся субъекты этого навязанного управления теперь являются вновь воссозданными - реконструированными - объектами, которым подвергается Дьюиан. Как указывал Дьюи: «Природу опыта можно понять, только отметив, что он включает в себя особым образом объединенные активный и пассивный элементы. С активной стороны, опыт пытается - значение, которое явным образом раскрывается в связанном термине эксперимент. На пассиве это переживается. Когда мы переживаем что-то, мы действуем на это, мы что-то делаем с этим; тогда мы страдаем или переживаем последствия. Мы что-то делаем с вещью, а она что-то