Файл: Рождение женщины.pdf

34
Берегите в своем сердце свет маленькой души, приходившей к вам в гости.
Она приходила, чтобы дать вам счастье, пусть даже короткое. Эта душа оставила свой след на Земле. Храните его с любовью, а не с горечью и тоской.
Я убеждена, что каждый ребенок, прибывший на Землю ненадолго — это самый настоящий ангел. К вам приходил ваш ангел-хранитель. Он был с вами рядом, жил во плоти сколько-то лет. А теперь ушел обратно к себе на небо, как и положено ангелу. Он ушел в свой прекрасный мир, и поверьте, там ему хорошо.
Но при этом он навсегда остался с вами — он защищает вас и бережет, подсказывает вам верные решения, дает советы. Он всегда с вами. Только вслушайтесь, вчувствуйтесь в окружающее пространство — и вы обязательно ощутите легкое-легкое, нежное, трепетное и полное любви прикосновение ангельского крыла…
ИСТОРИЯ ПЯТАЯ. О Великом Изгое. Для тех, кто
мучается от одиночества и непонимания окружающих
— Агния, как ты считаешь, одиночество — это плохо? Ведь именно так полагают люди. Да и специалисты, врачи, психологи тоже пугают: одиночество вредно для здоровья душевного, да и физического тоже. Значит, из него нужно как можно скорее искать выход?
— Не всегда надо слушать, что говорят. Даже если так мыслит большинство или утверждают специалисты. Они далеко не всегда правы. Ты разве не знаешь, что одиночество никогда не приходит в нашу жизнь просто так, без причины? Если уж оно нагрянуло — значит, это нам для чего-то необходимо. Вот именно здесь и сейчас, в этой точке пространства и времени нам нужно остаться в одиночестве. И чем больше мы сопротивляемся этому факту, чем больше пытаемся вырваться любой ценой — тем дольше мы будем вынуждены оставаться в одиночестве. Потому что оно несет в себе какой-то дар. Что-то мы должны откопать в самих себе, будучи один на один с собой. Что- то ценное, забытое, скрытое, как античная ваза в глубинах земли. Так что затянувшееся одиночество — сигнал, что давно пора начинать археологические раскопки. Так-то.
— Да, я, конечно, понимаю, что это бывает даже необходимо. Но ведь одиночество одиночеству рознь. Я тут, кстати, вспомнила фразу Михаила Жванецкого, которая звучит, кажется, так: «Не мешайте моему одиночеству и не оставляйте меня одного». Очень точное и остроумное определение того двойственного состояния, в котором многие из нас живут. Но ведь дело в том, что мужчина еще может как-то ухитриться жить по такому принципу, а вот женщина — никогда. Потому что мужчина способен найти женщину, которая будет к нему приспосабливаться. И когда ему нужно, она не станет мешать его одиночеству, и, опять же, когда ему потребуется, не оставит его одного. А вот если ты женщина, попробуй только произнести эту фразу: не мешайте, мол, моему одиночеству… И все, даже продолжить не успеешь, как все вмиг разбегутся и никогда в жизни больше твоему одиночеству не помешают. И никому не интересно будет узнать, что ты все-таки не хочешь остаться одна.
— Ну, не совсем так. На самом деле, и женщина при желании вполне может устроить свою жизнь так, чтобы оставаться в одиночестве, когда ей нужно, и не быть одной, когда ей этого не хочется. Другое дело, что многие женщины, особенно если у них

35 есть семья, просто не решаются заявить о своем праве хотя бы изредка побыть наедине с собой. Именно потому, что боятся: а вдруг тогда меня вообще бросят? А может, стоит вопреки этим страхам решиться и попробовать? А вдруг не бросят, а наоборот, больше уважать станут? Ну, а если уж так получилось, что все-таки все бросили… И совсем одна осталась, и ни одной родной души рядом… Это значит, перед твоей душой такие грандиозные задачи назрели, что иначе их никак не решить. И сделать это можно, только загнав тебя в настоящее, глубокое, тяжелое и продолжительное одиночество. И чем больше ты суетишься и мечешься, ищешь какие-то простые внешние и поверхностные пути решения этой проблемы — тем больше будешь погружаться в трясину одиночества.
А вот если расслабишься, успокоишься, и добровольно нырнешь поглубже…
— Знаю, знаю. Коснешься дна, найдешь там жемчужину, потом оттолкнешься посильнее — и начнешь всплывать.
— Вот сказку послушай. А выводы каждый может сделать свои.
Жил-был в одной деревне маленький мальчик, звали его Ивашка. И был он таким непоседой, таким упрямцем, таким непослушным и к тому же любопытным, что родителям с ним сладу не было. То в лес убежит и до ночи там гуляет, то спрячется на сеновале, и всей деревней его ищут, то волком воет и соседских куриц гоняет, а то лодку рыбацкую отвяжет и уплывет на ней, да еще и соседских ребятишек прихватит, так что вой стоит по всей деревне, бабы ревут, мол, утонули детишки — а они тут как тут, плывут, промокшие насквозь, в лодке, полной воды, да хорошо, что живы.
И вот однажды паренек этот в лес ушел — и нет его и день, и два, и три. Опять всей деревней искать ходили — да не нашли. И некоторые даже обрадовались втихомолку — мол, тише, спокойнее житье будет.
А Ивашка заблудился на этот раз всерьез. Шел он шел, а лес все гуще становится.
И вот набрел на избушку бабы Яги. Как водится, сказал:
— Избушка, избушка, встань ко мне передом, к лесу задом.
Избушка развернулась, и вышла из нее баба Яга:
— Чую, чую, русским духом пахнет. Зачем пришел, добрый молодец?
Ивашка себя смелым считал, никогда не думал, что бабы Яги испугается. Боялся бы — так обошел бы ее избу за версту. А у него любопытство победило. Слышал он, что в лесу баба Яга живет, да не очень верил в эти сказки для маленьких детей. А тут видит — и правда изба на курьих ногах стоит. Вот интересно-то! Неужто вправду баба Яга? Решил проверить, а когда та вышла — оказалось, зрелище это не самое приятное. И нос у нее крючковатый, длинный, противный такой, мхом поросший, и космы немытые зеленые, и глаза крошечные, желтым огнем светятся. В общем, когда увидел он бабу Ягу и голос ее скрипучий услышал — очень захотелось ему развернуться и со всех ног прочь бежать. Но не тут-то было. Ноги словно в землю вросли.
То ли засмеялась баба Яга, то ли закашляла — непонятно. А когда прокашлялась, сказала:
— Ну уж, не думай, что легко отсюда выберешься. Ко мне, знаешь ли, просто так не приходят. Раз ты явился, да еще сам, по доброй воле пришел, так и получишь все, что тебе причитается. Ну-ка, давай, в избу заходи.

36
Уж насколько непослушным Ивашка был — а тут ослушаться не посмел. Ноги сами в избу внесли. А там уже печь вовсю растоплена, и тесто в кадке на подходе, и лопата рядом с печью большая такая, железная. Баба Яга эту лопату — хвать, и говорит:
— Ты на лопату-то садись, садись!
Тут уж испугался Ивашка не на шутку.
— Ты что, — промолвил он, — вот так сразу есть меня будешь?
— Вот еще! — фыркнула баба Яга. — Очень нужно! Я этот каннибализм никогда не одобряла. А потом у меня еда и повкуснее найдется. А тут что есть-то — тьфу, одни косточки. Так что давай, глупости не говори, а на лопату садись. Да не дури ты, малец, для твоего же блага!
Врет! — подумал Ивашка. — Сожрать меня хочет, как пить дать.
Тут ноги снова его слушаться начали, и он не будь дурак как выскочит из избы, да как побежит, что было сил. А баба Яга на крыльцо выбежала, да вслед ему кричит:
— Дурень! Куда ты мчишься? Вернись! Ведь я тебе же добра желаю! Среди людей тебе не жить, не будет жизни-то, все равно сюда вернешься, да как бы по-о-о-здно-о не бы-ы-ло-о!
Последние слова ее уже эхом растаяли среди деревьев, но Ивашка еще долго бежал без остановки. И только увидев, что лес кончился, и он оказался на поляне, остановился перевести дух.
Еще поблуждал немного, а потом и к родной деревне вышел.
А там его уж и не чаяли живым увидеть. То-то радости дома было!
Однако очень скоро все начали замечать, что совсем не тот Ивашка вернулся, что в лес уходил. Шел озорным да веселым, а возвратился хмурым да понурым. И озорства свои прекратил с тех пор, и вообще тише воды, ниже травы стал. Родители сначала радовались
— мол, присмирел парень, посерьезнел, да и хорошо. А потом встревожились — что-то он все молчит, никогда не улыбнется. Что с ним в лесу случилось — никому не рассказывает.
Да потом привыкли.
Но вот вырос Ивашка, и стал Иваном, потому что большой и сильный парень оказался, да все такой же хмурый, угрюмый. Девки деревенские его побаивались, ни одна не решалась подойти к нему и заговорить. И когда пришла пора жениться, выяснилось, что ни одна не хочет его женой стать. Уж отец с матерью сватов засылали-засылали, а везде отказ получали. До тех пор, пока ни одной не сосватанной девки уже не осталось ни в их деревне, ни в соседних. Да Иван и сам как-то жениться не торопился. Все какую-то думу тяжкую думал, на деревенские гулянки и посиделки даже и глаз не казал…
Шло время, пришла пора помирать отцу и матери, а Иван все один, без семьи, и внуков родители от него так и не дождались. И вот похоронил он отца, а потом и мать, остался один-одинешенек. В деревне его бобылем звать стали, и все чаще шушукались за его спиной соседи: мол, негоже нам тут бобыля терпеть, он породу человеческую портит, не хочет как люди жить, семьей, потомством обзаводиться. Еще вслед его дурному примеру и у других дети родиться перестанут. Надо бы извести его, пока не поздно.
И однажды чуть ли не все жители деревни решили изгнать Ивана прочь, подальше в лес. Не нужен он тут такой, хмурый, нелюдимый да одинокий, что своим видом всю картину общего благополучия портит. Пожал плечами Иван, но спорить не стал. Решил, что и впрямь уйдет в лес, будет жить один. В самом деле, ведь вот как получилось, не может он по-людски жить. А почему так — и сам не знал.

37
Собрал он нехитрую котомку, да и в лес отправился. А куда ж идти ему? Подумал он, что и впрямь к бабе Яге ему надо, раз после встречи с ней эти напасти с ним случились.
Шел он день, два, три, и набрел, наконец, на избушку бабы Яги. Теперь-то он не боялся, что она его съест — ему ли с его силой недюжинной с хилой старушкой не справиться? Пусть даже и чары у нее колдовские — а не боится он, и все тут.
Сказал, как положено:
— Избушка, избушка, встань ко мне передом, к лесу задом!
Повернулась избушка, и вышла из нее баба Яга.
Узнала его сразу, хоть и изменился он сильно. А вот она - все такая же осталась.
— Ну что, пришел, Иван, как я и предрекала? — спрашивает баба Яга ехидно так, с усмешечкой.
— А что мне еще оставалось делать? — вспылил Иван. — Если ты, дура-баба, порчу на меня навела? Кто мне вслед кричал, что, мол, не смогу я с людьми жить? Вот я и не смог. Изгнали меня из деревни по твоей милости. Так что давай, порчу снимай, а то я сам тебя в печь затолкаю, и не посмотрю, что ты уже тыщу лет на свете живешь и еще столько же собираешься…
— Ну-ну, не горячись, — продолжает посмеиваться баба Яга. — Никто на тебя порчу не наводил. Где ты таких глупостей набрался? Не порчу я на тебя навела, а судьбу твою открыть хотела! Она ведь необычная! Дар у тебя особенный. И на роду тебе написано своим путем идти, чтобы дар твой не пропал, а пользу большую миру и людям принес. А ты судьбу свою принять не захотел. Сбежал трусливо.
— Судьбу, говоришь, открыть хотела? — засомневался Иван. — И для этого в печку, значит, засунуть меня собиралась?
— Тьфу, неуч! — плюнула в сердцах баба Яга. — Да ты никак все думаешь, что я тебя зажарить и съесть собиралась? Обряд это такой, обряд специальный! Я тебя должна была тестом обмазать, как следует, да на одну секунду только огнем-то опалить, чтобы судьба твоя недоделанная, непропеченная пропеклась как следует, чтобы ты на путь-то тебе предназначенный готовеньким встал. И все бы у тебя было: и семья, и детки, и первым человеком ты в своей деревне сделался бы, за советом и помощью к тебе и стар и мал бежал бы! А так что? Непропеченным, сырым так и остался. Ни то, ни се, ни рыба, ни мясо, ни тесто, ни пирог. Кому ты нужен такой-то? Сам себе даже не годен.
Опешил Иван, стоит, затылок чешет, не знает, что и сказать. А вдруг не врет бабка?
— А, была — не была, — говорит, — сажай меня, бабка, в печь, все равно терять уже нечего.
— Ишь, захотел, — усмехается бабка. — Да ты на себя-то посмотри! Здоровый какой, в печь не влезешь! И теста на тебя не напасешься! Нет уж, поздно. Тогда надо было, когда предлагали. А теперь иди, ищи свою судьбу сам. Далеко ты больно ушел от нее, вот и потерялась она. Отыщешь — твое счастье, а нет… Ну, значит, так всю жизнь свою и прокукуешь в одиночку. Знать, такая у тебя судьба теперь.
— Ну уж нет, раз ты говоришь, судьба мне была иная предназначена, так я найду ее, во что бы то ни стало! Ну не хочешь меня в печь сажать, так хоть подскажи, куда идти, в какую сторону…

38
— Придешь на опушку леса, туда, где даже в солнечный день темно, лучи сквозь ельник не пробиваются. Голыми руками какое-никакое убежище себе смастеришь. И будешь жить там до тех пор, пока твоя судьба не начнет сама к тебе подбираться. А уж как станет знаки подавать — ни с чем ее не перепутаешь. Там и узнаешь, куда тебе путь держать. Все! Больше от меня ничего не услышишь. Ступай, ступай, кому сказала!
И вытолкала баба Яга Ивана со своего крыльца. Пошел он, понуро склонив голову.
Думал по дороге: а может, вернуться поближе к людям? Обратно в деревню попроситься
— вдруг сжалятся и пустят? Но вспомнил, как его выгоняли — и решил, что не будет возвращаться. Пусть лучше дикие звери в лесу съедят, чем жить рядом с людьми, которые только и хотели от него избавиться…
Шел он шел, и, наконец, пришел на самую опушку леса, где все небо закрыто ветвями высоченных елей, и даже в солнечный день темно. Вырыл он там себе голыми руками землянку — и день рыл, и два, и неделю — сверху еловых веток набросал, забрался внутрь и начал там сидеть день и ночь, горькую думу свою думать. А когда голод и жажда его одолевали, выходил, чтобы ягод собрать, да воды из ручья напиться.
Сидел он так день, два, неделю, да одними ягодами сыт не будешь, к тому же замерзать стал по ночам, лето уже к концу близилось. И подумал он тогда, что надо все же к людям идти, у них помощи просить. В свою деревню дорога заказана — выгнали его оттуда, но может, кто-то живет неподалеку?
Вылез Иван из своей норы и пошел, куда глаза глядят. И вскоре почуял запах дыма печного, который его к жилью человеческому и вывел.
Подошел он к первой избе, попросить хлеба краюху. А хозяева в окошко выглянули, как гостя увидели — так и спрятались, да еще крепче изнутри окна и двери позакрывали. Тут только Иван спохватился, что от жизни в лесу он и сам на страшилище лесное стал похож: одежда оборванная, грязная, борода и волосы превратились в космы, а пальцы на руках черные да растрескавшиеся, словно сучковатые ветки высохшего дерева.
Постучал в другую избу, в третью — какое там, даже разговаривать с ним хозяева не хотели. Так и ушел он обратно в лес не солоно хлебавши.
А по дороге подумал: «Знать, судьба моя такая — погибель здесь найти. Я и до зимы не доживу — раньше от холода и голода сгину. Да неужто так на роду моем написано?»
Вернулся он в землянку и стал соображать, как беде своей подсобить. Да так до ночи ничего и не придумал, пока сон его не сморил.
А проснулся он от того, что гром загремел и молнией все вокруг осветило, что на миг светло стало как днем. Потом и ливень разразился — последняя гроза того лета. Да такая сильная, что Иван испугался. От страха чуть не впал в столбняк, когда увидел, как в высокое дерево неподалеку попала молния. Дерево разломилось надвое, обрушилось с треском и вспыхнуло пламенем. И такое огромное, до неба, пламя взвилось, что даже ливень не смог его потушить. Гроза вскоре кончилась, а огненные отсветы все еще освещали лес.
И тут вдруг понял Иван, что это и есть знак судьбы, о котором баба Яга ему говорила. Может сам Господь ему спасение посылает. Бросился он через лес к горящему дереву, а когда добежал, там уж только угольки тлели. Давай он раздувать их, а потом сломал большую сухую ветку, поджег ее факелом и бережно понес к своему убежищу.
Кое-как хворосту да травы сухой набрал — ведь в самой густой чаще леса земля под ветками ельника сухой даже в дождь осталась — и костер развел возле землянки.