ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 08.11.2023
Просмотров: 35
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Иван Александрович Гончаров
Обыкновенная история
http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=172016
Гончаров И. Обыкновенная история Роман Детская
литература; М 2004
ISBN 5-08-004042-4
Аннотация
«Обыкновенная история – блистательный дебют великого русского писателя Ивана Гончарова. Вот уже второе столетие она не перестает волновать и восхищать именно своей обыкновенностью, вечно актуальным сюжетом о столкновении мечтаний, идеалов, юношеских надежд с обыденностью, стем, что мы скрепя сердце называем правдой жизни».
Романтичный и несколько сентиментальный юноша
Александр Адуев переезжает из провинции в Столицу, к своему дяде – человеку расчетливому и прагматичному.
Молодой человек проходит по пути взросления, разбивая в кровь сердце, разочаровываясь в себе в собственных представлениях о любви, дружбе, предназначении человека. И вот уж перед нами спокойный, «правильный»,
ничем не интересующийся господин с потухшим взором,
но приличным состоянием.
Какая, в сущности, обыкновенная история
Содержание
Как жить?
4
Часть первая
19
I
19
II
56
III
121
IV
157
V
182
VI
231
Часть вторая
263
I
263
II
307
III
333
IV
391
V
439
VI
467
Эпилог
516
Обыкновенная история
http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=172016
Гончаров И. Обыкновенная история Роман Детская
литература; М 2004
ISBN 5-08-004042-4
Аннотация
«Обыкновенная история – блистательный дебют великого русского писателя Ивана Гончарова. Вот уже второе столетие она не перестает волновать и восхищать именно своей обыкновенностью, вечно актуальным сюжетом о столкновении мечтаний, идеалов, юношеских надежд с обыденностью, стем, что мы скрепя сердце называем правдой жизни».
Романтичный и несколько сентиментальный юноша
Александр Адуев переезжает из провинции в Столицу, к своему дяде – человеку расчетливому и прагматичному.
Молодой человек проходит по пути взросления, разбивая в кровь сердце, разочаровываясь в себе в собственных представлениях о любви, дружбе, предназначении человека. И вот уж перед нами спокойный, «правильный»,
ничем не интересующийся господин с потухшим взором,
но приличным состоянием.
Какая, в сущности, обыкновенная история
Содержание
Как жить?
4
Часть первая
19
I
19
II
56
III
121
IV
157
V
182
VI
231
Часть вторая
263
I
263
II
307
III
333
IV
391
V
439
VI
467
Эпилог
516
Иван ГОНЧАРОВ
ОБЫКНОВЕННАЯ
ИСТОРИЯ
Роман в двух частях
Как жить?
(вступительная статья)
Писатели двумя способами исследуют жизнь – умственным, начинающимся с размышлений о явлениях жизни, и художническим, суть которого – постижение тех же явлений не умом (или, вернее, не только умом, а всей своей человеческой сущностью, или как принято говорить, интуитивно.
Интеллектуальное познание жизни приводит автора к логическому изложению изученного им материала, художническое – к выражению сущности тех же явлений через систему художественных образов. Пи- сатель-беллетрист как бы дает картину жизни, ноне просто копию с нее, а преображенную в новую художественную реальность, отчего явления, заинтересовавшие автора и освещенные ярким светом его гения
ОБЫКНОВЕННАЯ
ИСТОРИЯ
Роман в двух частях
Как жить?
(вступительная статья)
Писатели двумя способами исследуют жизнь – умственным, начинающимся с размышлений о явлениях жизни, и художническим, суть которого – постижение тех же явлений не умом (или, вернее, не только умом, а всей своей человеческой сущностью, или как принято говорить, интуитивно.
Интеллектуальное познание жизни приводит автора к логическому изложению изученного им материала, художническое – к выражению сущности тех же явлений через систему художественных образов. Пи- сатель-беллетрист как бы дает картину жизни, ноне просто копию с нее, а преображенную в новую художественную реальность, отчего явления, заинтересовавшие автора и освещенные ярким светом его гения
или таланта, предстают перед нами особо зримыми,
а иногда и зримыми насквозь.
Предполагается, что истинный писатель дает нам жизнь только в виде художественного ее изображения. Нона деле таких чистых авторов не так много,
а может быть, и не бывает совсем. Чаще всего писатель является и художником и мыслителем.
Иван Александрович Гончаров издавна считается одним из самых объективных русских писателей, то есть писателем, в произведениях которого личные симпатии или антипатии не выставляются в качестве мерила тех или иных жизненных ценностей. Он дает художественные картины жизни объективно, как бы добру и злу внимая равнодушно, предоставляя читателю самому, своим собственным умом вершить суди выносить приговор.
Именно в романе Обыкновенная история Гончаров устами сотрудника журнала излагает эту мысль в самом ее чистом виде писатель тогда только,
во-первых, напишет дельно, когда не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия.
Он должен обозревать покойными светлым взглядом жизнь и людей вообще, – иначе выразит только свое
я, до которого никому нет дела. А в статье Лучше поздно, чем никогда Гончаров замечает я о себе прежде скажу, что принадлежу к последней категории
а иногда и зримыми насквозь.
Предполагается, что истинный писатель дает нам жизнь только в виде художественного ее изображения. Нона деле таких чистых авторов не так много,
а может быть, и не бывает совсем. Чаще всего писатель является и художником и мыслителем.
Иван Александрович Гончаров издавна считается одним из самых объективных русских писателей, то есть писателем, в произведениях которого личные симпатии или антипатии не выставляются в качестве мерила тех или иных жизненных ценностей. Он дает художественные картины жизни объективно, как бы добру и злу внимая равнодушно, предоставляя читателю самому, своим собственным умом вершить суди выносить приговор.
Именно в романе Обыкновенная история Гончаров устами сотрудника журнала излагает эту мысль в самом ее чистом виде писатель тогда только,
во-первых, напишет дельно, когда не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия.
Он должен обозревать покойными светлым взглядом жизнь и людей вообще, – иначе выразит только свое
я, до которого никому нет дела. А в статье Лучше поздно, чем никогда Гончаров замечает я о себе прежде скажу, что принадлежу к последней категории
то есть увлекаюсь больше всего (как это заметил обо мне Белинский) своею способностью рисовать“.
И в своем первом романе Гончаров нарисовал картину русской жизни в небольшой деревенской усадьбе ив Петербурге х годов XIX века. Разумеется,
Гончаров не мог дать полной картины жизни и деревни и Петербурга, как вообще ни один автор не может этого сделать, потому что жизнь всегда многообразнее любого ее изображения. Посмотрим, получилась ли изображаемая картина объективной, как этого желал автор, или какие-то побочные соображения сделали эту картину субъективной.
Драматическим содержанием романа является та своеобразная дуэль, которую ведут два главных ее персонажа молодой человек Александр Адуев и его дядя Петр Иваныч. Дуэль увлекательная, динамичная, в которой успех выпадает на долю то одной, то другой стороны. Поединок за право прожить жизнь согласно своим идеалам. А идеалы у дяди и племянника прямо противоположные.
Юный Александр является в Петербург прямо из теплых материнских объятий, с ног до головы одетый в доспехи высоких и благородных душевных порывов,
является в столицу не из праздного любопытства, ас тем, чтобы вступить в решительный бой совсем бездушным, расчетливым, гнусным. Меня влекло ка
И в своем первом романе Гончаров нарисовал картину русской жизни в небольшой деревенской усадьбе ив Петербурге х годов XIX века. Разумеется,
Гончаров не мог дать полной картины жизни и деревни и Петербурга, как вообще ни один автор не может этого сделать, потому что жизнь всегда многообразнее любого ее изображения. Посмотрим, получилась ли изображаемая картина объективной, как этого желал автор, или какие-то побочные соображения сделали эту картину субъективной.
Драматическим содержанием романа является та своеобразная дуэль, которую ведут два главных ее персонажа молодой человек Александр Адуев и его дядя Петр Иваныч. Дуэль увлекательная, динамичная, в которой успех выпадает на долю то одной, то другой стороны. Поединок за право прожить жизнь согласно своим идеалам. А идеалы у дяди и племянника прямо противоположные.
Юный Александр является в Петербург прямо из теплых материнских объятий, с ног до головы одетый в доспехи высоких и благородных душевных порывов,
является в столицу не из праздного любопытства, ас тем, чтобы вступить в решительный бой совсем бездушным, расчетливым, гнусным. Меня влекло ка
кое-то неодолимое стремление, жажда благородной деятельности, – восклицает этот наивный идеалист.
И на бой он вызвал не кого-нибудь, а весь мир зла.
Этакий маленький доморощенный донкихотик! И ведь тоже начитавшийся и наслушавшийся всяческих благородных бредней.
Тонкая ирония Гончарова, с какой он описывает вначале романа своего юного героя – его отъезд из дома, клятвы в вечной любви Сонечке и другу своему
Поспелову, первые его робкие шаги в Петербурге, именно этот весьма насмешливый взгляд Гончарова на своего юного героя делает образ Адуева-младше- го милым нашему сердцу, но уже заранее предопределяет исход борьбы племянника и дяди. К истинным героям, способным на великие подвиги, авторы не относятся с иронией.
А вот и противная сторона столичный житель, владелец стекольного и фарфорового завода, чиновкник особых поручений, человек трезвого ума и практического смысла, тридцатидевятилетний Петр Иваныч
Адуев – второй герой романа. Гончаров наделяет его и юмором, и даже сарказмом, носам не относится к этому своему детищу с иронией, что заставляет нас предполагать вот он, истинный герой романа, вот тот,
на кого автор предлагает нам взять равнение.
Два этих характера, заинтересовавшие Гончаров
И на бой он вызвал не кого-нибудь, а весь мир зла.
Этакий маленький доморощенный донкихотик! И ведь тоже начитавшийся и наслушавшийся всяческих благородных бредней.
Тонкая ирония Гончарова, с какой он описывает вначале романа своего юного героя – его отъезд из дома, клятвы в вечной любви Сонечке и другу своему
Поспелову, первые его робкие шаги в Петербурге, именно этот весьма насмешливый взгляд Гончарова на своего юного героя делает образ Адуева-младше- го милым нашему сердцу, но уже заранее предопределяет исход борьбы племянника и дяди. К истинным героям, способным на великие подвиги, авторы не относятся с иронией.
А вот и противная сторона столичный житель, владелец стекольного и фарфорового завода, чиновкник особых поручений, человек трезвого ума и практического смысла, тридцатидевятилетний Петр Иваныч
Адуев – второй герой романа. Гончаров наделяет его и юмором, и даже сарказмом, носам не относится к этому своему детищу с иронией, что заставляет нас предполагать вот он, истинный герой романа, вот тот,
на кого автор предлагает нам взять равнение.
Два этих характера, заинтересовавшие Гончаров
были ярчайшими типа своего времени. Родоначальником первого явился Владимир Ленский, второго сам Евгений Онегин, хотя ив сильно преображенном виде. Замечу здесь в скобках, что и холодность Оне- гина, его опытность терпят точно такой же крах, как и опытность и значение жизни Петра Иваныча Адуева.
Еще смутно ощущая цельность своего романа, Гончаров пишет в встрече мягкого, избалованного ленью и барством, мечтателя-племянника с практическим дядей – выразился намек на мотив, который едва только начал разыгрываться в самом бойком центре в Петербурге. Мотив этот – слабое мерцание сознания необходимости труда, настоящего, не рутинного, а живого дела в борьбе со всероссийским застоем .Гончарову очень хочется взять себе в образец именно этого человека живого дела, и не только себе, но и предложить его вниманию читателя именно в качестве образца.
С каким блеском написаны диалоги дядюшки и племянника Как спокойно, уверенно, безапеляцион- но разбивает дядя своего горячего, ноне вооруженного страшным оружием логики и опыта племянника!
И каждая критическая фраза убийственна, неотразима. Неотразима оттого, что он говорит правду. Тяжелую, иногда даже обидную и беспощадную, но именно правду.
Вот он высмеивает вещественные знаки невещественных отношений – колечко и локон, подаренные Сонечкой при прощании уезжающему в столицу любимому Сашеньке. И это ты вез за тысячу пятьсот верст. Лучше бы ты привез еще мешок сушеной малины советует дядя и швыряет в окно бесценные для Александра символы вечной любви. Александру кажутся дикими и холодными слова дяди и его поступки. Может ли он забыть свою Сонечку? Никогда!..
Увы, прав оказался дядя. Прошло совсем немного времени, и Александр влюбляется в Наденьку Лю- бецкую, влюбляется совсем пылом молодости, со свойственной его натуре страстностью, безотчетно,
бездумно!.. Сонечка забыта совершенно. Он даже не только ни разу не вспомнит ее, но и забудет ее имя.
Любовь к Наденьке заполнит Александра целиком!..
Конца не будет его лучезарному счастью. Какое тут может быть дело, о котором твердит дядя, какая работа, когда он, можно сказать, денно и нощно пропадает за городом у Любецких! Ах, уж этот дядя, у него на уме только дело. Бесчувственный. Как у него язык поворачивается говорить, что Наденька, его Наденька, это божество, это совершенство, может его надуть.
«Она обманет Этот ангел, эта олицетворенная искренность восклицает юный Александр. А все
Еще смутно ощущая цельность своего романа, Гончаров пишет в встрече мягкого, избалованного ленью и барством, мечтателя-племянника с практическим дядей – выразился намек на мотив, который едва только начал разыгрываться в самом бойком центре в Петербурге. Мотив этот – слабое мерцание сознания необходимости труда, настоящего, не рутинного, а живого дела в борьбе со всероссийским застоем .Гончарову очень хочется взять себе в образец именно этого человека живого дела, и не только себе, но и предложить его вниманию читателя именно в качестве образца.
С каким блеском написаны диалоги дядюшки и племянника Как спокойно, уверенно, безапеляцион- но разбивает дядя своего горячего, ноне вооруженного страшным оружием логики и опыта племянника!
И каждая критическая фраза убийственна, неотразима. Неотразима оттого, что он говорит правду. Тяжелую, иногда даже обидную и беспощадную, но именно правду.
Вот он высмеивает вещественные знаки невещественных отношений – колечко и локон, подаренные Сонечкой при прощании уезжающему в столицу любимому Сашеньке. И это ты вез за тысячу пятьсот верст. Лучше бы ты привез еще мешок сушеной малины советует дядя и швыряет в окно бесценные для Александра символы вечной любви. Александру кажутся дикими и холодными слова дяди и его поступки. Может ли он забыть свою Сонечку? Никогда!..
Увы, прав оказался дядя. Прошло совсем немного времени, и Александр влюбляется в Наденьку Лю- бецкую, влюбляется совсем пылом молодости, со свойственной его натуре страстностью, безотчетно,
бездумно!.. Сонечка забыта совершенно. Он даже не только ни разу не вспомнит ее, но и забудет ее имя.
Любовь к Наденьке заполнит Александра целиком!..
Конца не будет его лучезарному счастью. Какое тут может быть дело, о котором твердит дядя, какая работа, когда он, можно сказать, денно и нощно пропадает за городом у Любецких! Ах, уж этот дядя, у него на уме только дело. Бесчувственный. Как у него язык поворачивается говорить, что Наденька, его Наденька, это божество, это совершенство, может его надуть.
«Она обманет Этот ангел, эта олицетворенная искренность восклицает юный Александр. А все
таки женщина, и, вероятно, обманет, – отвечает дядя. Ох, эти трезвые, беспощадные ум и опыт. Тяжело. Но правда Наденька обманула. Она влюбилась в графа, и Александр получает отставку. Вся жизнь сразу же окрасилась в черный цвет. А дядя твердит я же предупреждал тебя!..
Александр терпит крах решительно по всем статьям в любви, в дружбе, в порывах к творчеству, в работе. Всё, решительно всё, чему учили его учителя и книги, все оказалось вздором и с легким хрустом разлеталось под железной поступью трезвого рассудка и практического дела. В самой напряженной сцене романа, когда Александр доведен до отчаяния, запил,
опустился, воля его атрофирована, интерес к жизни исчез полностью, дядя последний лепет оправдания племянника парирует Чего я требовал от тебя – не я все это выдумал. Кто же – спросила Лизавета
Александровна (жена Петра Иваныча – В.Р.). – Век».
Вот где открылась главная мотивировка поведения
Петра Иваныча Адуева. Веление века Век требовал!
«Посмотри-ка, – взывает он, – на нынешнюю молодежь что за молодцы Как все кипит умственною деятельностью, энергией, как ловко и легко расправляются они совсем этим вздором, что на вашем старом языке называется треволнениями, страданиями и черт знает что еще
Александр терпит крах решительно по всем статьям в любви, в дружбе, в порывах к творчеству, в работе. Всё, решительно всё, чему учили его учителя и книги, все оказалось вздором и с легким хрустом разлеталось под железной поступью трезвого рассудка и практического дела. В самой напряженной сцене романа, когда Александр доведен до отчаяния, запил,
опустился, воля его атрофирована, интерес к жизни исчез полностью, дядя последний лепет оправдания племянника парирует Чего я требовал от тебя – не я все это выдумал. Кто же – спросила Лизавета
Александровна (жена Петра Иваныча – В.Р.). – Век».
Вот где открылась главная мотивировка поведения
Петра Иваныча Адуева. Веление века Век требовал!
«Посмотри-ка, – взывает он, – на нынешнюю молодежь что за молодцы Как все кипит умственною деятельностью, энергией, как ловко и легко расправляются они совсем этим вздором, что на вашем старом языке называется треволнениями, страданиями и черт знает что еще
Вот она, кульминационная точка романа Вот он,
решающий удар противника Таков век Так непременно и надо следовать всему, что выдумает твой век. Так все и свято, все и правда – Все и свято категорически отрезает Петр Иваныч.
Проблема, как надо жить – чувством или разумом,
можно сказать, вечная проблема. Как это ни удивительно, но, встречаясь со студентами Московского полиграфического института, я получил записку такого содержания Скажите, пожалуйста, как лучше жить сердцем или умом И это в 1971 году Через сто двадцать пять лет после того, как написан роман Обыкновенная история».
Есть в романе одно чрезвычайно примечательное место. «По-вашему, и чувством надо управлять, как паром, – заметил Александр, – то выпустить немного,
то вдруг остановить, открыть клапан или закрыть Да, этот клапан недаром природа дала человеку это рассудок…»
На протяжении всего романа читатель следит за этими двумя способами проживания жизни – чувством и рассудком. Порою кажется, что Гончаров в самой категорической форме советует нам жить разумно и только разумно, во всяком случае, поверять разумом чувство, как Сальери алгеброй гармонию. Но это Гон- чаров-мыслитель, человек размышляющий. И будь
решающий удар противника Таков век Так непременно и надо следовать всему, что выдумает твой век. Так все и свято, все и правда – Все и свято категорически отрезает Петр Иваныч.
Проблема, как надо жить – чувством или разумом,
можно сказать, вечная проблема. Как это ни удивительно, но, встречаясь со студентами Московского полиграфического института, я получил записку такого содержания Скажите, пожалуйста, как лучше жить сердцем или умом И это в 1971 году Через сто двадцать пять лет после того, как написан роман Обыкновенная история».
Есть в романе одно чрезвычайно примечательное место. «По-вашему, и чувством надо управлять, как паром, – заметил Александр, – то выпустить немного,
то вдруг остановить, открыть клапан или закрыть Да, этот клапан недаром природа дала человеку это рассудок…»
На протяжении всего романа читатель следит за этими двумя способами проживания жизни – чувством и рассудком. Порою кажется, что Гончаров в самой категорической форме советует нам жить разумно и только разумно, во всяком случае, поверять разумом чувство, как Сальери алгеброй гармонию. Но это Гон- чаров-мыслитель, человек размышляющий. И будь
автор романа только таковым, он непременно и доказал бы нам, что жить необходимо разумно. Однако
Гончаров прежде всего художник, да еще реалистический художник. Он изображает явление таким, каково оно есть, а не таким, каким ему бы хотелось его видеть. Как сын своего века Гончаров целиком за Аду- ева-старшего, он сам в этом признается В борьбе дяди с племянником отразилась и тогдашняя, только что начавшаяся ломка старых понятий и нравов сентиментальности, карикатурного преувеличения чувства дружбы и любви, поэзия праздности, семейная и домашняя ложь напускных, в сущности небывалых чувств Все это – отживало, уходило являлись слабые проблески новой зари, чего-то трезвого, делового, нужного».
В фигуре Адуева-старшего Гончаров чувствовал нового человека. И чувствовал верно – это шел именно новый человек. На него возлагал надежды Иван
Александрович.
Кто же такой Петр Иваныч Адуев, этот образец для подражания, этот человек дела и трезвого ума Исторически всем нам он давно ясен. Этот новый тип,
идущий на смену людям обветшавшего феодального уклада, – капиталист. А капиталист вовсе времена, с самого своего рождения, и во всех странах един – это человек дела и расчета
Гончаров прежде всего художник, да еще реалистический художник. Он изображает явление таким, каково оно есть, а не таким, каким ему бы хотелось его видеть. Как сын своего века Гончаров целиком за Аду- ева-старшего, он сам в этом признается В борьбе дяди с племянником отразилась и тогдашняя, только что начавшаяся ломка старых понятий и нравов сентиментальности, карикатурного преувеличения чувства дружбы и любви, поэзия праздности, семейная и домашняя ложь напускных, в сущности небывалых чувств Все это – отживало, уходило являлись слабые проблески новой зари, чего-то трезвого, делового, нужного».
В фигуре Адуева-старшего Гончаров чувствовал нового человека. И чувствовал верно – это шел именно новый человек. На него возлагал надежды Иван
Александрович.
Кто же такой Петр Иваныч Адуев, этот образец для подражания, этот человек дела и трезвого ума Исторически всем нам он давно ясен. Этот новый тип,
идущий на смену людям обветшавшего феодального уклада, – капиталист. А капиталист вовсе времена, с самого своего рождения, и во всех странах един – это человек дела и расчета
Сколько разв романе Адуев-старший произносит слова о деле и о расчете. Расчет в деле. Расчет в дружбе. Расчет в любви. Расчет в женитьбе И это слово никогда не звучит в его устах осуждающе. Даже в вопросах творчества расчет. Уверен литы, что у тебя есть талант Без этого ведь ты будешь чернорабочий в искусстве – что ж хорошего Талант – другое дело можно работать много хорошего сделаешь,
и притом это капитал – стоит твоих ста душ. – Вы и это измеряете деньгами – А чем же прикажешь?
чем больше тебя читают, тем больше платят денег».
Вот он, расчет, выраженный в самой реальной своей реальности – в деньгах. Все меряется деньгами Вы никак не можете представить себе безденежного горя – Что ж за горе, если оно медного гроша не стоит…»
Капиталист… Мера ценности – деньги.
Гончаров – мыслитель, социолог – хочет увидеть идеал в новом типе человека, в Петре Иваныче Аду- еве. Хочет Но Гончаров-художник не дает возможности затуманиться глазам Гончарова – человека размышляющего. В познании истины художник в известном смысле более точен, нежели мыслитель, ибо художественная литература, – по меткому выражению
А.П. Чехова, – потому и называется художественной,
что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Ее назначение – правда безусловная и честная».
С чувством бесспорного превосходства, с высоты своего возраста и опыта, с вершины своего знания жизни сокрушает дядя наивную и чистую веру племянника в мира совершенство, и сокрушает с большим успехом. Вот что творится в душе когда-то пылкого, юного Александра:
«Вглядываясь в жизнь, вопрошая сердце, голову,
он с ужасом видел, что нитам ни сям не осталось ни одной мечты, ни одной розовой надежды все уже было назади; туман рассеялся передним разостла- лась, как степь, голая действительность. Боже какое необозримое пространство какой скучный безотрадный вид Прошлое погибло, будущее уничтожено, счастья нет все химера – а живи!»
Адуев-младший опускается до самого жалкого состояния и доходит до попытки самоубийства. Гончаров не щадит своего героя – развенчивает полностью.
Нет сомнений да, именно таки бывает с разочаровавшимися в жизни людьми.
«Научите же меня, дядюшка, по крайней мере, что мне делать теперь Как вы вашим умом разрешите эту задачу – восклицает в полном бессилии Александр. И получает ответ Что делать Да ехать в деревню».
И, проклиная город, где он похоронил свои лучшие
и притом это капитал – стоит твоих ста душ. – Вы и это измеряете деньгами – А чем же прикажешь?
чем больше тебя читают, тем больше платят денег».
Вот он, расчет, выраженный в самой реальной своей реальности – в деньгах. Все меряется деньгами Вы никак не можете представить себе безденежного горя – Что ж за горе, если оно медного гроша не стоит…»
Капиталист… Мера ценности – деньги.
Гончаров – мыслитель, социолог – хочет увидеть идеал в новом типе человека, в Петре Иваныче Аду- еве. Хочет Но Гончаров-художник не дает возможности затуманиться глазам Гончарова – человека размышляющего. В познании истины художник в известном смысле более точен, нежели мыслитель, ибо художественная литература, – по меткому выражению
А.П. Чехова, – потому и называется художественной,
что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Ее назначение – правда безусловная и честная».
С чувством бесспорного превосходства, с высоты своего возраста и опыта, с вершины своего знания жизни сокрушает дядя наивную и чистую веру племянника в мира совершенство, и сокрушает с большим успехом. Вот что творится в душе когда-то пылкого, юного Александра:
«Вглядываясь в жизнь, вопрошая сердце, голову,
он с ужасом видел, что нитам ни сям не осталось ни одной мечты, ни одной розовой надежды все уже было назади; туман рассеялся передним разостла- лась, как степь, голая действительность. Боже какое необозримое пространство какой скучный безотрадный вид Прошлое погибло, будущее уничтожено, счастья нет все химера – а живи!»
Адуев-младший опускается до самого жалкого состояния и доходит до попытки самоубийства. Гончаров не щадит своего героя – развенчивает полностью.
Нет сомнений да, именно таки бывает с разочаровавшимися в жизни людьми.
«Научите же меня, дядюшка, по крайней мере, что мне делать теперь Как вы вашим умом разрешите эту задачу – восклицает в полном бессилии Александр. И получает ответ Что делать Да ехать в деревню».
И, проклиная город, где он похоронил свои лучшие
чувства и утратил жизненные силы, Александр возвращается к весями пажитям едет назад в деревню. Александр не одержал победы. Ее одержал дядя.
Одержал полностью.
Напрасно Александр едет в деревню, надеясь там на чудо воскрешения. Воскрешение невозможно, возможно только преображение. И оно происходит. Как это ни странно, но именно в деревне Александр начал тосковать по Петербургу, тому самому злому, мрачному, бездушному Петербургу, который он так недавно предавал анафеме. В мозгу преображенного Александра зашевелились новые мысли Чем дядюшка лучше меня Разве я не могу отыскать себе дороги?..
нельзя же погибнуть здесь. А моя карьера, а фортуна. я только очень отстал да за что же И Александр Федорыв Адуев мчится обратно в Петербург делать свою карьеру и фортуну!
«…к вам приедет не сумасброд, не мечтатель, не разочарованный, не провинциала просто человек,
каких в Петербурге много и каким бы давно мне пора быть, – пишет он тетушке.
Я давно заметил такое явление жизни некоторые молодые люди, склонные к идеализации действительности, мечущие громы и молнии против любых проявлений человеческих слабостей, требующие от других идеального поведения, – повзрослев и увидав
Одержал полностью.
Напрасно Александр едет в деревню, надеясь там на чудо воскрешения. Воскрешение невозможно, возможно только преображение. И оно происходит. Как это ни странно, но именно в деревне Александр начал тосковать по Петербургу, тому самому злому, мрачному, бездушному Петербургу, который он так недавно предавал анафеме. В мозгу преображенного Александра зашевелились новые мысли Чем дядюшка лучше меня Разве я не могу отыскать себе дороги?..
нельзя же погибнуть здесь. А моя карьера, а фортуна. я только очень отстал да за что же И Александр Федорыв Адуев мчится обратно в Петербург делать свою карьеру и фортуну!
«…к вам приедет не сумасброд, не мечтатель, не разочарованный, не провинциала просто человек,
каких в Петербурге много и каким бы давно мне пора быть, – пишет он тетушке.
Я давно заметил такое явление жизни некоторые молодые люди, склонные к идеализации действительности, мечущие громы и молнии против любых проявлений человеческих слабостей, требующие от других идеального поведения, – повзрослев и увидав
своих сверстников, людей, может быть, и не таких уж идеальных, ушедших далеко вперед по пути обыкновенного жизненного продвижения, вдруг как бы спохватываются и начинаются их догонять. Догонять во чтобы тони стало И тут эти самые милые требовательные идеалисты превращаются в людей чрезвычайно практических, не брезгающих никакими средствами в достижении их запоздалых целей, и куда более скверных, нежели те, кого они так недавно упрекали во всех смертных грехах.
То же произошло и с Александром. Наивный, чистый провинциал-идеалист становится, попросту говоря, чудовищем. Гончаров развенчал своего героя до конца. Вот, как бы говорит автор, таков конец человека, входящего в жизнь с надуманными представлениями о ней. Сначала он разбивает свой идеальный лоб о реальные острые углы жизни, потом этот лоб твердеет и на нем, этом лбу, вырастает твердый нарост, человек становится носорогом.
Но каковы же плоды победы Петра Иваныча, любимого героя автора Героя, в котором Гончаров видел человека дела, человека труда, способного на борьбу со всероссийским застоем Как это ни странно и даже ни алогично, плоды победы дядюшки один другого горше. Человек реального взгляда на вещи сначала духовно убил своего племянника, который по-своему
То же произошло и с Александром. Наивный, чистый провинциал-идеалист становится, попросту говоря, чудовищем. Гончаров развенчал своего героя до конца. Вот, как бы говорит автор, таков конец человека, входящего в жизнь с надуманными представлениями о ней. Сначала он разбивает свой идеальный лоб о реальные острые углы жизни, потом этот лоб твердеет и на нем, этом лбу, вырастает твердый нарост, человек становится носорогом.
Но каковы же плоды победы Петра Иваныча, любимого героя автора Героя, в котором Гончаров видел человека дела, человека труда, способного на борьбу со всероссийским застоем Как это ни странно и даже ни алогично, плоды победы дядюшки один другого горше. Человек реального взгляда на вещи сначала духовно убил своего племянника, который по-своему
был даже мил его сердцу, и чуть не довел до чахотки любимую жену Лизавету Александровну. В конце концов Петр Иваныч собирается продать свой завод,
бросить службу, отказаться от звания тайного советника и мечтает об одном – уехать в Италию, где, может быть, ему удастся продлить жизнь своей жены.
Племянник превратился в дядю, да еще с припеком Дядя в какой-то степени превращается в племянника. Совершенно невольно Гончаров, доказывающий нам преимущества трезвого разума и расчета,
криком кричит о том, что любовь к людям выше всякого расчета и бездушного дела. Именно как истинный художник Гончаров не видел в свое время выхода из этой драматической коллизии возможности сочетать большое дело с истинно человеческой сущностью. Всякое дело, если оно является только средством личного преуспеяния, становится тяжким, а порой и гибельным для причастных к нему людей. Мир предпринимательства жесток.
Гончаров-мыслитель и Гончаров-художник боролись на протяжении всего романа. Победил Гонча- ров-художник. И мыс полным правом можем отнести его к тем выдающимся писателям прошлого века, реализм которых, по словам Ф.Энгельса, может проявиться даже независимо от взглядов».
Юношу или девушку, приславших мне записку с вопросом Как жить – чувством или разумом – я попросил бы прочесть и перечесть Обыкновенную историю. Правда, в романе Гончарова не найти прямого ответа на такой вопрос. Но этот старый роман очень поможет молодым людям самостоятельно найти ответы на некоторые важные вопросы, которые ставит передними век двадцатый.
Виктор Розов
бросить службу, отказаться от звания тайного советника и мечтает об одном – уехать в Италию, где, может быть, ему удастся продлить жизнь своей жены.
Племянник превратился в дядю, да еще с припеком Дядя в какой-то степени превращается в племянника. Совершенно невольно Гончаров, доказывающий нам преимущества трезвого разума и расчета,
криком кричит о том, что любовь к людям выше всякого расчета и бездушного дела. Именно как истинный художник Гончаров не видел в свое время выхода из этой драматической коллизии возможности сочетать большое дело с истинно человеческой сущностью. Всякое дело, если оно является только средством личного преуспеяния, становится тяжким, а порой и гибельным для причастных к нему людей. Мир предпринимательства жесток.
Гончаров-мыслитель и Гончаров-художник боролись на протяжении всего романа. Победил Гонча- ров-художник. И мыс полным правом можем отнести его к тем выдающимся писателям прошлого века, реализм которых, по словам Ф.Энгельса, может проявиться даже независимо от взглядов».
Юношу или девушку, приславших мне записку с вопросом Как жить – чувством или разумом – я попросил бы прочесть и перечесть Обыкновенную историю. Правда, в романе Гончарова не найти прямого ответа на такой вопрос. Но этот старый роман очень поможет молодым людям самостоятельно найти ответы на некоторые важные вопросы, которые ставит передними век двадцатый.
Виктор Розов
Часть первая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15
I
Однажды летом, в деревне Грачах, у небогатой помещицы Анны Павловны Адуевой, все в доме поднялись с рассветом, начиная с хозяйки до цепной собаки Барбоса.
Только единственный сын Анны Павловны, Александр Федорыч, спал, как следует спать двадцатилетнему юноше, богатырским сном а в доме все суетились и хлопотали. Люди ходили на цыпочках и говорили шепотом, чтобы не разбудить молодого барина. Чуть кто-нибудь стукнет, громко заговорит, сейчас,
как раздраженная львица, являлась Анна Павловна и наказывала неосторожного строгим выговором, обидным прозвищем, а иногда, по мере гнева и сил своих,
и толчком.
На кухне стряпали втрое рук, как будто на десятерых, хотя все господское семейство только и состояло, что из Анны Павловны да Александра Федорыча.
В сарае вытирали и подмазывали повозку. Все были заняты и работали до поту лица. Барбос только ничего не делал, но и тот по-своему принимал участие в
общем движении. Когда мимо его проходил лакей, кучер или шмыгала девка, он махал хвостом и тщательно обнюхивал проходящего, асам глазами, кажется,
спрашивал: Скажут ли мне, наконец, что у нас сегодня за суматоха?»
А суматоха была оттого, что Анна Павловна отпускала сына в Петербург на службу, или, как она говорила, людей посмотреть и себя показать. Убийственный для нее день От этого она такая грустная и расстроенная. Часто, в хлопотах, она откроет рот, чтоб приказать что-нибудь, и вдруг остановится на полуслове,
голос ей изменит, она отвернется в сторону и оботрет,
если успеет, слезу, а не успеет, так уронит ее в чемодан, в который сама укладывала Сашенькино белье.
Слезы давно кипят у ней в сердце они подступили к горлу, давят грудь и готовы брызнуть в три ручья но она как будто берегла их на прощанье и изредка тратила по капельке.
Не одна она оплакивала разлуку сильно горевал тоже камердинер Сашеньки, Евсей. Он отправлялся с барином в Петербург, покидал самый теплый угол в дому, за лежанкой, в комнате Аграфены, первого министра в хозяйстве Анны Павловны и – что всего важнее для Евсея – первой ее ключницы.
За лежанкой только и было места, чтоб поставить два стула и стол, на котором готовился чай, кофе, закуска. Евсей прочно занимал место и за печкой ив сердце Аграфены. На другом стуле заседала она са- ма.
История об Аграфене и Евсее была уж старая история в доме. О ней, как обо всем на свете, поговорили, позлословили их обоих, а потом, также как и обо всем, замолчали. Сама барыня привыкла видеть их вместе, и они блаженствовали целые десять лет. Многие ли в итоге годов своей жизни начтут десять счастливых Зато вот настали миг утраты Прощай, теплый угол, прощай, Аграфена Ивановна, прощай, игра в дураки, и кофе, и водка, и наливка – все прощай!
Евсей сидел молча и сильно вздыхал. Аграфена,
насупясь, суетилась по хозяйству. У ней горе выражалось по-своему. Она в тот день с ожесточением разлила чай и вместо того, чтоб первую чашку крепкого чаю подать, по обыкновению, барыне, выплеснула его вон никому, дескать, не доставайся», и твердо перенесла выговор. Кофе у ней перекипел, сливки подгорели, чашки валились из рук. Она не поставит подноса на стола брякнет не отворит шкафа и двери,
а хлопнет. Но она не плакала, а сердилась на все и на всех. Впрочем, это вообще было главною чертою в ее характере. Она никогда не была довольна все не по ней всегда ворчала, жаловалась. Нов эту роковую для нее минуту характер ее обнаруживался во
спрашивал: Скажут ли мне, наконец, что у нас сегодня за суматоха?»
А суматоха была оттого, что Анна Павловна отпускала сына в Петербург на службу, или, как она говорила, людей посмотреть и себя показать. Убийственный для нее день От этого она такая грустная и расстроенная. Часто, в хлопотах, она откроет рот, чтоб приказать что-нибудь, и вдруг остановится на полуслове,
голос ей изменит, она отвернется в сторону и оботрет,
если успеет, слезу, а не успеет, так уронит ее в чемодан, в который сама укладывала Сашенькино белье.
Слезы давно кипят у ней в сердце они подступили к горлу, давят грудь и готовы брызнуть в три ручья но она как будто берегла их на прощанье и изредка тратила по капельке.
Не одна она оплакивала разлуку сильно горевал тоже камердинер Сашеньки, Евсей. Он отправлялся с барином в Петербург, покидал самый теплый угол в дому, за лежанкой, в комнате Аграфены, первого министра в хозяйстве Анны Павловны и – что всего важнее для Евсея – первой ее ключницы.
За лежанкой только и было места, чтоб поставить два стула и стол, на котором готовился чай, кофе, закуска. Евсей прочно занимал место и за печкой ив сердце Аграфены. На другом стуле заседала она са- ма.
История об Аграфене и Евсее была уж старая история в доме. О ней, как обо всем на свете, поговорили, позлословили их обоих, а потом, также как и обо всем, замолчали. Сама барыня привыкла видеть их вместе, и они блаженствовали целые десять лет. Многие ли в итоге годов своей жизни начтут десять счастливых Зато вот настали миг утраты Прощай, теплый угол, прощай, Аграфена Ивановна, прощай, игра в дураки, и кофе, и водка, и наливка – все прощай!
Евсей сидел молча и сильно вздыхал. Аграфена,
насупясь, суетилась по хозяйству. У ней горе выражалось по-своему. Она в тот день с ожесточением разлила чай и вместо того, чтоб первую чашку крепкого чаю подать, по обыкновению, барыне, выплеснула его вон никому, дескать, не доставайся», и твердо перенесла выговор. Кофе у ней перекипел, сливки подгорели, чашки валились из рук. Она не поставит подноса на стола брякнет не отворит шкафа и двери,
а хлопнет. Но она не плакала, а сердилась на все и на всех. Впрочем, это вообще было главною чертою в ее характере. Она никогда не была довольна все не по ней всегда ворчала, жаловалась. Нов эту роковую для нее минуту характер ее обнаруживался во
всем своем пафосе. Пуще всего, кажется, она сердилась на Евсея Аграфена Ивановна. – сказал он жалобно и нежно, что не совсем шло к его длинной и плотной фигуре Ну, что ты, разиня, тут расселся – отвечала она,
как будто он в первый раз тут сидел. – Пусти прочь:
надо полотенце достать Эх, Аграфена Ивановна. – повторил он лениво,
вздыхая и поднимаясь со стула и тотчас опять опускаясь, когда она взяла полотенце Только хнычет Вот пострел навязался Что это за наказание, господи! и не отвяжется!
И она со звоном уронила ложку в полоскательную чашку Аграфена – раздалось вдруг из другой комнаты, ты никак сума сошла разве не знаешь, что Сашенька почивает Подралась, что лис своим возлюбленным на прощанье Не пошевелись для тебя, сиди, как мертвая – прошипела по-змеиному Аграфена, вытирая чашку обеими руками, как будто хотела изломать ее в куски Прощайте, прощайте – с громаднейшим вздохом сказал Евсей, – последний денек, Аграфена Ивановна И слава богу пусть унесут вас черти отсюда просторнее будет. Да пусти прочь, негде ступить протянул ноги-то!
Он тронул было ее за плечо – как она ему ответила Он опять вздохнул, нос места не двигался дана- прасно и двинулся бы Аграфене этого не хотелось.
Евсей знал это и не смущался Кто-то сядет на мое место – промолвил он, все со вздохом Леший – отрывисто отвечала она Дай-то бог лишь бы не Прошка. А кто-то в дураки с вами станет играть Ну хоть бы и Прошка, так что ж за беда – со злостью заметила она. Евсей встал Вы не играйте с Прошкой, ей-богу, не играйте сказал он с беспокойством и почти с угрозой А кто мне запретит ты, что ли, образина этакая Матушка, Аграфена Ивановна – начал он умоляющим голосом, обняв ее за талию, сказал бы я, если б у ней был хоть малейший намек на талию.
Она отвечала на объятие локтем в грудь Матушка, Аграфена Ивановна – повторил он, будет ли Прошка любить вас так, как я Поглядите,
какой он озорник ни одной женщине проходу не даст.
А я-то! э-эх! Вы у меня, что синь-порох в глазу Если б не барская воля, так эх!..
Он при этом крякнули махнул рукой. Аграфена не
как будто он в первый раз тут сидел. – Пусти прочь:
надо полотенце достать Эх, Аграфена Ивановна. – повторил он лениво,
вздыхая и поднимаясь со стула и тотчас опять опускаясь, когда она взяла полотенце Только хнычет Вот пострел навязался Что это за наказание, господи! и не отвяжется!
И она со звоном уронила ложку в полоскательную чашку Аграфена – раздалось вдруг из другой комнаты, ты никак сума сошла разве не знаешь, что Сашенька почивает Подралась, что лис своим возлюбленным на прощанье Не пошевелись для тебя, сиди, как мертвая – прошипела по-змеиному Аграфена, вытирая чашку обеими руками, как будто хотела изломать ее в куски Прощайте, прощайте – с громаднейшим вздохом сказал Евсей, – последний денек, Аграфена Ивановна И слава богу пусть унесут вас черти отсюда просторнее будет. Да пусти прочь, негде ступить протянул ноги-то!
Он тронул было ее за плечо – как она ему ответила Он опять вздохнул, нос места не двигался дана- прасно и двинулся бы Аграфене этого не хотелось.
Евсей знал это и не смущался Кто-то сядет на мое место – промолвил он, все со вздохом Леший – отрывисто отвечала она Дай-то бог лишь бы не Прошка. А кто-то в дураки с вами станет играть Ну хоть бы и Прошка, так что ж за беда – со злостью заметила она. Евсей встал Вы не играйте с Прошкой, ей-богу, не играйте сказал он с беспокойством и почти с угрозой А кто мне запретит ты, что ли, образина этакая Матушка, Аграфена Ивановна – начал он умоляющим голосом, обняв ее за талию, сказал бы я, если б у ней был хоть малейший намек на талию.
Она отвечала на объятие локтем в грудь Матушка, Аграфена Ивановна – повторил он, будет ли Прошка любить вас так, как я Поглядите,
какой он озорник ни одной женщине проходу не даст.
А я-то! э-эх! Вы у меня, что синь-порох в глазу Если б не барская воля, так эх!..
Он при этом крякнули махнул рукой. Аграфена не
выдержала и у ней, наконец, горе обнаружилось в слезах Да отстанешь литы от меня, окаянный – говорила она плача, – что мелешь, дуралей Свяжусь я с
Прошкой! разве не видишь сам, что от него путного слова не добьешься только и знает, что лезет с ручищами И к вам лез Ах, мерзавец А вы, небось, не скажете Я бы его Полезь-ка, так узнает Разве нет в дворне женского пола, кроме меня С Прошкой свяжусь вишь,
что выдумал Подле него и сидеть-то тошно – свинья свиньей Он, того и гляди, норовит ударить человека или сожрать что-нибудь барское из-под руки не увидишь Уж если, Аграфена Ивановна, случай такой придет лукавый ведь силен, – так лучше Гришку посадите тут по крайности малый смирный, работящий,
не зубоскал Вот еще выдумал – накинулась на него Аграфена что ты меня всякому навязываешь, разве яка- кая-нибудь… Пошел вон отсюда Много вашего брата,
всякому стану вешаться на шею не таковская Сто- бой только, этаким лешим, попутал, видно, лукавый за грехи мои связаться, да и то каюсь а то выдумал Бог вас награди за вашу добродетель как камень
Прошкой! разве не видишь сам, что от него путного слова не добьешься только и знает, что лезет с ручищами И к вам лез Ах, мерзавец А вы, небось, не скажете Я бы его Полезь-ка, так узнает Разве нет в дворне женского пола, кроме меня С Прошкой свяжусь вишь,
что выдумал Подле него и сидеть-то тошно – свинья свиньей Он, того и гляди, норовит ударить человека или сожрать что-нибудь барское из-под руки не увидишь Уж если, Аграфена Ивановна, случай такой придет лукавый ведь силен, – так лучше Гришку посадите тут по крайности малый смирный, работящий,
не зубоскал Вот еще выдумал – накинулась на него Аграфена что ты меня всякому навязываешь, разве яка- кая-нибудь… Пошел вон отсюда Много вашего брата,
всякому стану вешаться на шею не таковская Сто- бой только, этаким лешим, попутал, видно, лукавый за грехи мои связаться, да и то каюсь а то выдумал Бог вас награди за вашу добродетель как камень
с плеч – воскликнул Евсей Обрадовался – зверски закричала она опять, есть чему радоваться – радуйся!
И губы у ней побелели от злости. Оба замолчали Аграфена Ивановна – робко сказал Евсей немного погодя Ну, что еще Я ведь и забыл у меня нынче сутра во рту маковой росинки не было Только и дела С горя, матушка.
Она достала с нижней полки шкафа, из-за головы сахару, стакан водки и два огромные ломтя хлеба с ветчиной. Все это давно было приготовлено для него ее заботливой рукой. Она сунула ему их, как не суют и собакам. Один ломоть упал на пол На вот, подавись О, чтоб тебя да тише, не чавкай навесь дом.
Она отвернулась от него с выражением будто ненависти, а он медленно начал есть, глядя исподлобья на Аграфену и прикрывая одною рукою рот.
Между тем в воротах показался ямщик стройкой лошадей. Через шею коренной переброшена была дуга. Колокольчик, привязанный к седелке, глухо и несвободно ворочал языком, как пьяный, связанный и брошенный в караульню. Ямщик привязал лошадей
И губы у ней побелели от злости. Оба замолчали Аграфена Ивановна – робко сказал Евсей немного погодя Ну, что еще Я ведь и забыл у меня нынче сутра во рту маковой росинки не было Только и дела С горя, матушка.
Она достала с нижней полки шкафа, из-за головы сахару, стакан водки и два огромные ломтя хлеба с ветчиной. Все это давно было приготовлено для него ее заботливой рукой. Она сунула ему их, как не суют и собакам. Один ломоть упал на пол На вот, подавись О, чтоб тебя да тише, не чавкай навесь дом.
Она отвернулась от него с выражением будто ненависти, а он медленно начал есть, глядя исподлобья на Аграфену и прикрывая одною рукою рот.
Между тем в воротах показался ямщик стройкой лошадей. Через шею коренной переброшена была дуга. Колокольчик, привязанный к седелке, глухо и несвободно ворочал языком, как пьяный, связанный и брошенный в караульню. Ямщик привязал лошадей
под навесом сарая, снял шапку, достал оттуда грязное полотенце и отер пот с лица. Анна Павловна, увидев его из окна, побледнела. У ней подкосились ноги и опустились руки, хотя она ожидала этого. Оправившись, она позвала Аграфену Поди-ка на цыпочках, тихохонько, посмотри, спит ли Сашенька – сказала она. – Он, мой голубчик, проспит, пожалуй, и последний денек таки не нагляжусь на него. Да нет, куда тебе ты, того гляди, влезешь как корова я лучше сама…
И пошла Поди-ка тыне корова – ворчала Аграфена, во- ротясь к себе. – Вишь, корову нашла много ли у тебя этаких коров-то?
Навстречу Анне Павловне шел и сам Александр
Федорыч, белокурый молодой человек, в цвете лет,
здоровья и сил. Он весело поздоровался с матерью,
но, увидев вдруг чемодан и узлы, смутился, молча отошел кокну и стал чертить пальцем по стеклу. Через минуту он уже опять говорил с матерью и беспечно, даже с радостью смотрел на дорожные сборы Что это ты, мой дружок, как заспался, – сказала
Анна Павловна, – даже личико отекло Дайка вытру тебе глаза и щеки розовой водой Нет, маменька, не надо Чего ты хочешь позавтракать чайку прежде или
И пошла Поди-ка тыне корова – ворчала Аграфена, во- ротясь к себе. – Вишь, корову нашла много ли у тебя этаких коров-то?
Навстречу Анне Павловне шел и сам Александр
Федорыч, белокурый молодой человек, в цвете лет,
здоровья и сил. Он весело поздоровался с матерью,
но, увидев вдруг чемодан и узлы, смутился, молча отошел кокну и стал чертить пальцем по стеклу. Через минуту он уже опять говорил с матерью и беспечно, даже с радостью смотрел на дорожные сборы Что это ты, мой дружок, как заспался, – сказала
Анна Павловна, – даже личико отекло Дайка вытру тебе глаза и щеки розовой водой Нет, маменька, не надо Чего ты хочешь позавтракать чайку прежде или
кофейку Я велела сделать и битое мясо со сметаной на сковороде – чего хочешь Все равно, маменька.
Анна Павловна продолжала укладывать белье, потом остановилась и посмотрела на сына с тоской Саша. – сказала она через несколько времени Чего изволите, маменька?
Она медлила говорить, как будто чего-то боялась Куда ты едешь, мой друг, зачем – спросила она,
наконец, тихим голосом Как куда, маменька в Петербург, затем затем…
чтоб…
– Послушай, Саша, – сказала она в волнении, положив ему руку на плечо, по-видимому с намерением сделать последнюю попытку, – еще время не ушло:
подумай, останься Остаться как можно да ведь и белье уложено сказал он, не зная, что выдумать Уложено белье да вот вот вот гляди – и не уложено.
Она в три приема вынула все из чемодана Как же это так, маменька собрался – и вдруг опять Что скажут…
Он опечалился Яне столько для себя самой, сколько для тебя же отговариваю. Зачем ты едешь Искать счастья Да
Анна Павловна продолжала укладывать белье, потом остановилась и посмотрела на сына с тоской Саша. – сказала она через несколько времени Чего изволите, маменька?
Она медлила говорить, как будто чего-то боялась Куда ты едешь, мой друг, зачем – спросила она,
наконец, тихим голосом Как куда, маменька в Петербург, затем затем…
чтоб…
– Послушай, Саша, – сказала она в волнении, положив ему руку на плечо, по-видимому с намерением сделать последнюю попытку, – еще время не ушло:
подумай, останься Остаться как можно да ведь и белье уложено сказал он, не зная, что выдумать Уложено белье да вот вот вот гляди – и не уложено.
Она в три приема вынула все из чемодана Как же это так, маменька собрался – и вдруг опять Что скажут…
Он опечалился Яне столько для себя самой, сколько для тебя же отговариваю. Зачем ты едешь Искать счастья Да
разве тебе здесь нехорошо разве мать день-день- ской не думает о том, как бы угодить всем твоим прихотям Конечно, ты в таких летах, что одни материнские угождения не составляют счастья да я и не требую этого. Ну, погляди вокруг себя все смотрят тебе в глаза. А дочка Марьи Карповны, Сонюшка? Что покраснел Как она, моя голубушка – дай бог ей здоровья любит тебя слышь, третью ночь не спит Вот, маменька, что вы она так Да, да, будто я не вижу Ах чтоб не забыть она взяла обрубить твои платки – я, говорит, сама, сама,
никому не дам, и метку сделаю, – видишь, чего же еще тебе Останься!
Он слушал молча, поникнув головой, и играл кистью своего шлафрока Что ты найдешь в Петербурге – продолжала она. – Ты думаешь, там тебе такое же житье будет,
как здесь Э, мой друг Бог знает, чего насмотришься и натерпишься: и холод, и голод, и нужду – все перенесешь. Злых людей везде много, а добрых нескоро найдешь. А почет – что в деревне, что в столице – все тот же почет. Как не увидишь петербургского житья,
так и покажется тебе, живучи здесь, что ты первый в мире и во всем так, мой милый Ты же воспитан, и ловок, и хорош. Мне бы, старухе, только оставалось радоваться, глядя на тебя. Женился бы, послал бы бог
никому не дам, и метку сделаю, – видишь, чего же еще тебе Останься!
Он слушал молча, поникнув головой, и играл кистью своего шлафрока Что ты найдешь в Петербурге – продолжала она. – Ты думаешь, там тебе такое же житье будет,
как здесь Э, мой друг Бог знает, чего насмотришься и натерпишься: и холод, и голод, и нужду – все перенесешь. Злых людей везде много, а добрых нескоро найдешь. А почет – что в деревне, что в столице – все тот же почет. Как не увидишь петербургского житья,
так и покажется тебе, живучи здесь, что ты первый в мире и во всем так, мой милый Ты же воспитан, и ловок, и хорош. Мне бы, старухе, только оставалось радоваться, глядя на тебя. Женился бы, послал бы бог
тебе деточек, а я бы нянчила их – и жил бы без горя,
без забот, и прожил бы век свой мирно, тихо, никому бы не позавидовала там, может, и не будет хорошо,
может, и помянешь слова мои Останься, Сашенька а?
Он кашлянули вздохнул, ноне сказал ни слова А посмотри-ка сюда, – продолжала она, отворяя дверь на балкон, – и тебе не жаль покинуть такой уголок С балкона в комнату пахнуло свежестью. От дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали враз- ные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало с другой –
темно-синее, как небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися,
разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.
Анна Павловна, прикрыв одной рукой глаза от солнца, другой указывала сыну попеременно на каждый предмет Погляди-ка, – говорила она, – какой красотой бог одел поля наши Вон с тех полей одной ржи до пятисот четвертей сберем; а вони пшеничка есть, и гречиха
без забот, и прожил бы век свой мирно, тихо, никому бы не позавидовала там, может, и не будет хорошо,
может, и помянешь слова мои Останься, Сашенька а?
Он кашлянули вздохнул, ноне сказал ни слова А посмотри-ка сюда, – продолжала она, отворяя дверь на балкон, – и тебе не жаль покинуть такой уголок С балкона в комнату пахнуло свежестью. От дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали враз- ные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало с другой –
темно-синее, как небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися,
разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.
Анна Павловна, прикрыв одной рукой глаза от солнца, другой указывала сыну попеременно на каждый предмет Погляди-ка, – говорила она, – какой красотой бог одел поля наши Вон с тех полей одной ржи до пятисот четвертей сберем; а вони пшеничка есть, и гречиха
только гречиха нынче не то, что прошлый год кажется, плоха будет. А лес-то, лес-то как разросся Подумаешь, как велика премудрость божия Дровец с своего участка мало-мало на тысячу продадим. А дичи,
дичи что и ведь все это твое, милый сынок я только твоя приказчица. Погляди-ка, озеро что за великолепие истинно небесное рыба таки ходит одну осетрину покупаем, а то ерши, окуни, караси кишмя-кишат: и на себя и на людей идет. Вон твои коровки и лошадки пасутся. Здесь ты один всему господина там, может быть, всякий станет помыкать тобой. И ты хочешь бежать от такой благодати, еще не знаешь куда, в омут,
может быть, прости господи… Останься!
Он молчал Даты не слушаешь, – сказала она. – Куда это ты так пристально загляделся?
Он молча и задумчиво указал рукой вдаль. Анна
Павловна взглянула и изменилась в лице. Там, между полей, змеей вилась дорога и убегала за лес, дорога в обетованную землю, в Петербург. Анна Павловна молчала несколько минут, чтоб собраться с силами Так вот что – проговорила она, наконец, уныло. Ну, мой друг, бог с тобой поезжай, уж если тебя так тянет отсюда я не удерживаю По крайней мере не скажешь, что мать заедает твою молодость и жизнь.
Бедная мать вот тебе и награда за твою любовь
дичи что и ведь все это твое, милый сынок я только твоя приказчица. Погляди-ка, озеро что за великолепие истинно небесное рыба таки ходит одну осетрину покупаем, а то ерши, окуни, караси кишмя-кишат: и на себя и на людей идет. Вон твои коровки и лошадки пасутся. Здесь ты один всему господина там, может быть, всякий станет помыкать тобой. И ты хочешь бежать от такой благодати, еще не знаешь куда, в омут,
может быть, прости господи… Останься!
Он молчал Даты не слушаешь, – сказала она. – Куда это ты так пристально загляделся?
Он молча и задумчиво указал рукой вдаль. Анна
Павловна взглянула и изменилась в лице. Там, между полей, змеей вилась дорога и убегала за лес, дорога в обетованную землю, в Петербург. Анна Павловна молчала несколько минут, чтоб собраться с силами Так вот что – проговорила она, наконец, уныло. Ну, мой друг, бог с тобой поезжай, уж если тебя так тянет отсюда я не удерживаю По крайней мере не скажешь, что мать заедает твою молодость и жизнь.
Бедная мать вот тебе и награда за твою любовь
Того ли ожидала ты В том-то и дело, что матери не ожидают наград. Мать любит без толку и без разбору. Велики вы, славны, красивы, горды, переходит имя ваше из уст в уста, гремят ваши дела по свету – голова старушки трясется от радости, она плачет, смеется и молится долго и жарко. А сынок, большею частью, и не думает поделиться славой с родительницею. Нищи ли вы духом и умом, отметила ли вас природа клеймом безобразия, точит ли жало недуга ваше сердце или тело, наконец отталкивают вас от себя люди и нет вам места между ними – тем более места в сердце матери. Она сильнее прижимает к груди уродливое,
неудавшееся чадо и молится еще долее и жарче.
Как назвать Александра бесчувственным зато, что он решился на разлуку Ему было двадцать лет.
Жизнь от пелен ему улыбалась мать лелеяла и баловала его, как балуют единственное чадо нянька все пела ему над колыбелью, что он будет ходить в золоте и не знать горя профессоры твердили, что он пойдет далеко, а по возвращении его домой ему улыбнулась дочь соседки. И старый кот, Васька, был к нему,
кажется, ласковее, нежели к кому-нибудь в доме.
О горе, слезах, бедствиях он знал только послу- ху, как знают о какой-нибудь заразе, которая не обнаружилась, но глухо где-то таится в народе. От этого будущее представлялось ему в радужном свете
неудавшееся чадо и молится еще долее и жарче.
Как назвать Александра бесчувственным зато, что он решился на разлуку Ему было двадцать лет.
Жизнь от пелен ему улыбалась мать лелеяла и баловала его, как балуют единственное чадо нянька все пела ему над колыбелью, что он будет ходить в золоте и не знать горя профессоры твердили, что он пойдет далеко, а по возвращении его домой ему улыбнулась дочь соседки. И старый кот, Васька, был к нему,
кажется, ласковее, нежели к кому-нибудь в доме.
О горе, слезах, бедствиях он знал только послу- ху, как знают о какой-нибудь заразе, которая не обнаружилась, но глухо где-то таится в народе. От этого будущее представлялось ему в радужном свете
Его что-то манило вдаль, но что именно – он не знал.
Там мелькали обольстительные призраки, но он не мог разглядеть их слышались смешанные звуки – то голос славы, то любви все это приводило его в сладкий трепет.
Ему скоро тесен стал домашний мир. Природу, ласки матери, благоговение няньки и всей дворни, мягкую постель, вкусные яства и мурлыканье Васьки – все эти блага, которые так дорого ценятся на склоне жизни, он весело менял на неизвестное, полное увлекательной и таинственной прелести. Даже любовь Софьи, первая, нежная и розовая любовь, не удерживала его. Что ему эта любовь Он мечтало колоссальной страсти, которая не знает никаких прегради свершает громкие подвиги. Он любил Софью пока маленькою любовью, в ожидании большой. Мечтал они о пользе, которую принесет отечеству. Он прилежно и многому учился. В аттестате его сказано было, что он знает с дюжину наук да с полдюжины древних и новых языков. Всего же более он мечтало славе писателя.
Стихи его удивляли товарищей. Передним расстилалось множество путей, и один казался лучше другого.
Он не знал, на который броситься. Скрывался от глаз только прямой путь заметь он его, так тогда, может быть, и не поехал бы.
Как же ему было остаться Мать желала – это опять
Там мелькали обольстительные призраки, но он не мог разглядеть их слышались смешанные звуки – то голос славы, то любви все это приводило его в сладкий трепет.
Ему скоро тесен стал домашний мир. Природу, ласки матери, благоговение няньки и всей дворни, мягкую постель, вкусные яства и мурлыканье Васьки – все эти блага, которые так дорого ценятся на склоне жизни, он весело менял на неизвестное, полное увлекательной и таинственной прелести. Даже любовь Софьи, первая, нежная и розовая любовь, не удерживала его. Что ему эта любовь Он мечтало колоссальной страсти, которая не знает никаких прегради свершает громкие подвиги. Он любил Софью пока маленькою любовью, в ожидании большой. Мечтал они о пользе, которую принесет отечеству. Он прилежно и многому учился. В аттестате его сказано было, что он знает с дюжину наук да с полдюжины древних и новых языков. Всего же более он мечтало славе писателя.
Стихи его удивляли товарищей. Передним расстилалось множество путей, и один казался лучше другого.
Он не знал, на который броситься. Скрывался от глаз только прямой путь заметь он его, так тогда, может быть, и не поехал бы.
Как же ему было остаться Мать желала – это опять
другое и очень естественное дело. В сердце ее отжили все чувства, кроме одного – любви к сыну, и оно жарко ухватилось за этот последний предмет. Не будь его, что же ей делать Хоть умирать. Уж давно доказано, что женское сердце не живет без любви.
Александр был избалованно не испорчен домашнею жизнью. Природа так хорошо создала его, что любовь материи поклонение окружающих подействовали только на добрые его стороны, развили, например,
в нем преждевременно сердечные склонности, поселили ко всему доверчивость до излишества. Это же самое, может быть, расшевелило в нем и самолюбие;
но ведь самолюбие само по себе только форма все будет зависеть от материала, который вольешь в нее.
Гораздо более беды для него было в том, что мать его, при всей своей нежности, не могла дать ему настоящего взгляда на жизнь и не приготовила его на борьбу стем, что ожидало его и ожидает всякого впереди. Но для этого нужно было искусную руку, тонкий ум и запас большой опытности, неограниченной тесным деревенским горизонтом. Нужно было даже поменьше любить его, не думать за него ежеминутно,
не отводить от него каждую заботу и неприятность,
не плакать и не страдать вместо его ив детстве, чтоб дать ему самому почувствовать приближение грозы,
справиться с своими силами и подумать о своей судьбе словом, узнать, что он мужчина. Где же было Анне Павловне понять все это и особенно выполнить?
Читатель видел, какова она. Неугодно ли посмотреть еще Она уже забыла сыновний эгоизм. Александр
Федорыч застал ее за вторичным укладываньем белья и платья. В хлопотах и дорожных сборах она как будто совсем не помнила горя Вот, Сашенька, заметь хорошенько, куда я что кладу, – говорила она. – В самый низ, на дно чемодана, простыни дюжина. Посмотри-ка, так ли записано Так, маменька Все с твоими метками, видишь – А.А. А все голубушка Сонюшка! Без нее наши дурищи нескоро бы поворотились. Теперь что да, наволочки. Раз, две,
три, четыре – так, вся дюжина тут. Вот рубашки – три дюжины. Что за полотно – загляденье это голландское сама ездила на фабрику к Насилью Васильи- чу; он выбрал что ни есть наилучшие три куска. По- веряй же, милый, по реестру всякий раз, как будешь принимать от прачки все новешенькие. Там немного таких рубашек увидишь пожалуй, и подменят есть ведь этакие мерзавки, что бога не боятся. Носков двадцать две пары Знаешь, что я придумала положить в один носок твой бумажник с деньгами. Их тебе до Петербурга не понадобится, так, сохрани боже!
случай какой, чтоб и рыли, да не нашли. И письма
Александр был избалованно не испорчен домашнею жизнью. Природа так хорошо создала его, что любовь материи поклонение окружающих подействовали только на добрые его стороны, развили, например,
в нем преждевременно сердечные склонности, поселили ко всему доверчивость до излишества. Это же самое, может быть, расшевелило в нем и самолюбие;
но ведь самолюбие само по себе только форма все будет зависеть от материала, который вольешь в нее.
Гораздо более беды для него было в том, что мать его, при всей своей нежности, не могла дать ему настоящего взгляда на жизнь и не приготовила его на борьбу стем, что ожидало его и ожидает всякого впереди. Но для этого нужно было искусную руку, тонкий ум и запас большой опытности, неограниченной тесным деревенским горизонтом. Нужно было даже поменьше любить его, не думать за него ежеминутно,
не отводить от него каждую заботу и неприятность,
не плакать и не страдать вместо его ив детстве, чтоб дать ему самому почувствовать приближение грозы,
справиться с своими силами и подумать о своей судьбе словом, узнать, что он мужчина. Где же было Анне Павловне понять все это и особенно выполнить?
Читатель видел, какова она. Неугодно ли посмотреть еще Она уже забыла сыновний эгоизм. Александр
Федорыч застал ее за вторичным укладываньем белья и платья. В хлопотах и дорожных сборах она как будто совсем не помнила горя Вот, Сашенька, заметь хорошенько, куда я что кладу, – говорила она. – В самый низ, на дно чемодана, простыни дюжина. Посмотри-ка, так ли записано Так, маменька Все с твоими метками, видишь – А.А. А все голубушка Сонюшка! Без нее наши дурищи нескоро бы поворотились. Теперь что да, наволочки. Раз, две,
три, четыре – так, вся дюжина тут. Вот рубашки – три дюжины. Что за полотно – загляденье это голландское сама ездила на фабрику к Насилью Васильи- чу; он выбрал что ни есть наилучшие три куска. По- веряй же, милый, по реестру всякий раз, как будешь принимать от прачки все новешенькие. Там немного таких рубашек увидишь пожалуй, и подменят есть ведь этакие мерзавки, что бога не боятся. Носков двадцать две пары Знаешь, что я придумала положить в один носок твой бумажник с деньгами. Их тебе до Петербурга не понадобится, так, сохрани боже!
случай какой, чтоб и рыли, да не нашли. И письма
к дяде туда же положу то-то, чай, обрадуется ведь семнадцать лети словом не перекинулись, шутка ли!
Вот косыночки, вот платки еще полдюжины у Сонюш- ки осталось. Не теряй, душенька, платков славный полубатист! У Михеева брала по два с четвертью. Ну,
белье все. Теперь платье Да где Евсей что он не смотрит Евсей!
Евсей лениво вошел в комнату Чего изволите – спросил он еще ленивее Чего изволите – заговорила Адуева гневно. – Что не смотришь, как я укладываю А там, как надо что достать в дороге, и пойдешь все перерывать вверх дном Не может отвязаться от своей возлюбленной экое сокровище День-то велик успеешь Ты этак там и за барином станешь ходить Смотри у меня Вот гляди это хороший фрак – видишь, куда кладу А ты,
Сашечка, береги его, не всякий день таскай сукно-то по шестнадцать рублей брали. Куда в хорошие люди пойдешь, и надень, да не садись зря, как ни попало,
вон как твоя тетка, словно нарочно, не сядет на пустой стул или дивана таки норовит плюхнуть туда, где стоит шляпа или что-нибудь такое намедни на тарелку с вареньем села – такого сраму наделала Куда попроще в люди, вот этот фрак масака надевай. Теперь жилеты – раз, два, три, четыре. Двое брюк. Э да пла- тья-то года натри станет. Ух устала шутка ли целое
Вот косыночки, вот платки еще полдюжины у Сонюш- ки осталось. Не теряй, душенька, платков славный полубатист! У Михеева брала по два с четвертью. Ну,
белье все. Теперь платье Да где Евсей что он не смотрит Евсей!
Евсей лениво вошел в комнату Чего изволите – спросил он еще ленивее Чего изволите – заговорила Адуева гневно. – Что не смотришь, как я укладываю А там, как надо что достать в дороге, и пойдешь все перерывать вверх дном Не может отвязаться от своей возлюбленной экое сокровище День-то велик успеешь Ты этак там и за барином станешь ходить Смотри у меня Вот гляди это хороший фрак – видишь, куда кладу А ты,
Сашечка, береги его, не всякий день таскай сукно-то по шестнадцать рублей брали. Куда в хорошие люди пойдешь, и надень, да не садись зря, как ни попало,
вон как твоя тетка, словно нарочно, не сядет на пустой стул или дивана таки норовит плюхнуть туда, где стоит шляпа или что-нибудь такое намедни на тарелку с вареньем села – такого сраму наделала Куда попроще в люди, вот этот фрак масака надевай. Теперь жилеты – раз, два, три, четыре. Двое брюк. Э да пла- тья-то года натри станет. Ух устала шутка ли целое
утро возилась Поди, Евсей. Поговорим, Сашенька, о чем-нибудь другом. Ужо гости приедут, не до того бу- дет.
Она села на диван и посадила его подле себя Ну, Саша, – сказала она, помолчав немного, ты теперь едешь на чужую сторону Какая чужая сторона, Петербург что вы, маменька Погоди, погоди – выслушай, что я хочу сказать!
Бог один знает, что там тебя встретит, чего ты наглядишься, и хорошего, и худого. Надеюсь, он, отец мой небесный, подкрепит тебя а ты, мой друг, пуще всего не забывай его, помни, что без веры нет спасения нигде и нив чем. Достигнешь там больших чинов, в знать войдешь – ведьмы не хуже других отец был дворянин, майор, – все-таки смиряйся перед господом богом молись ив счастии ив несчастии, а не по пословице Гром не грянет, мужик не перекрестится».
Иной, пока везет ему, ив церковь не заглянет, а как придет невмочь – и пойдет рублевые свечи ставить да нищих оделять это большой грех. К слову пришлось о нищих. Не трать на них денег по-пустому, помногу не давай. На что баловать их не удивишь. Они пропьют да над тобой же насмеются. У тебя, я знаю, мягкая душа ты, пожалуй, и по гривеннику станешь отваливать. Нет, это ненужно бог подаст Будешь литы посещать храм божий будешь ли ходить по воскресеньям к обедне?
Она вздохнула.
Александр молчал. Он вспомнил, что, учась в университете и живучи в губернском городе, он не очень усердно посещал церковь а в деревне, только из угождения матери, сопровождал ее к обедне. Ему совестно было солгать. Он молчал. Мать поняла его молчание и опять вздохнула Ну, я тебя не неволю, – продолжала она, – ты человек молодой где тебе быть так усердну к церкви божией, как нам, старикам Еще, пожалуй, служба помешает или засидишься поздно в хороших людях и проспишь. Бог пожалеет твоей молодости. Не тужи у тебя есть мать. Она не проспит. Пока во мне останется хоть капелька крови, пока не высохли слезы в глазах и бог терпит грехам моим, я ползком дотащусь, если не хватит сил дойти, до церковного порога последний вздох отдам, последнюю слезу выплачу за тебя, моего друга. Вымолю тебе и здоровье, и чинов, и крестов,
и небесных и земных благ. Неужели-то он, милосер- дый отец, презрит молитвой бедной старухи Мне самой ничего не надо. Отними он у меня все здоровье,
жизнь, пошли слепоту – тебе лишь подай всякую радость, всякое счастье и добро…
Она не договорила, слезы закапали у ней из глаз
Она села на диван и посадила его подле себя Ну, Саша, – сказала она, помолчав немного, ты теперь едешь на чужую сторону Какая чужая сторона, Петербург что вы, маменька Погоди, погоди – выслушай, что я хочу сказать!
Бог один знает, что там тебя встретит, чего ты наглядишься, и хорошего, и худого. Надеюсь, он, отец мой небесный, подкрепит тебя а ты, мой друг, пуще всего не забывай его, помни, что без веры нет спасения нигде и нив чем. Достигнешь там больших чинов, в знать войдешь – ведьмы не хуже других отец был дворянин, майор, – все-таки смиряйся перед господом богом молись ив счастии ив несчастии, а не по пословице Гром не грянет, мужик не перекрестится».
Иной, пока везет ему, ив церковь не заглянет, а как придет невмочь – и пойдет рублевые свечи ставить да нищих оделять это большой грех. К слову пришлось о нищих. Не трать на них денег по-пустому, помногу не давай. На что баловать их не удивишь. Они пропьют да над тобой же насмеются. У тебя, я знаю, мягкая душа ты, пожалуй, и по гривеннику станешь отваливать. Нет, это ненужно бог подаст Будешь литы посещать храм божий будешь ли ходить по воскресеньям к обедне?
Она вздохнула.
Александр молчал. Он вспомнил, что, учась в университете и живучи в губернском городе, он не очень усердно посещал церковь а в деревне, только из угождения матери, сопровождал ее к обедне. Ему совестно было солгать. Он молчал. Мать поняла его молчание и опять вздохнула Ну, я тебя не неволю, – продолжала она, – ты человек молодой где тебе быть так усердну к церкви божией, как нам, старикам Еще, пожалуй, служба помешает или засидишься поздно в хороших людях и проспишь. Бог пожалеет твоей молодости. Не тужи у тебя есть мать. Она не проспит. Пока во мне останется хоть капелька крови, пока не высохли слезы в глазах и бог терпит грехам моим, я ползком дотащусь, если не хватит сил дойти, до церковного порога последний вздох отдам, последнюю слезу выплачу за тебя, моего друга. Вымолю тебе и здоровье, и чинов, и крестов,
и небесных и земных благ. Неужели-то он, милосер- дый отец, презрит молитвой бедной старухи Мне самой ничего не надо. Отними он у меня все здоровье,
жизнь, пошли слепоту – тебе лишь подай всякую радость, всякое счастье и добро…
Она не договорила, слезы закапали у ней из глаз
Александр вскочил с места Маменька – сказал он Ну, сядь, сядь – отвечала она, наскоро утирая слезы, – мне еще много осталось поговорить Что бишь я хотела сказать из ума вон Вишь, нынче какая память у меня да блюди посты, мой друг это великое дело В среду и пятницу – бог простит а в великий пост – боже оборони! Вот Михайло Михайлыч и умным человеком считается, а что в нем Что мясоед,
что страстная неделя – все одно жрет. Даже волос дыбом становится Он вони бедным помогает, да будто его милостыня принята господом Слышь, подал раз старику красненькую, тот взял ее, асам отвернулся да плюнул. Все кланяются ему ив глаза-то бог знает что наговорят, аза глаза крестятся, как поминают его,
словно шайтана какого.
Александр слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу.
Она замолчала на минуту Береги пуще всего здоровье, – продолжала она. Как заболеешь – чего боже оборони! – опасно, напиши я соберу все силы и приеду. Кому там ходить за тобой Норовят еще обобрать больного. Не ходи ночью по улицам от людей зверского вида удаляйся.
Береги деньги ох, береги на черный день Трать с толком. От них, проклятых, всякое добро и всякое зло
что страстная неделя – все одно жрет. Даже волос дыбом становится Он вони бедным помогает, да будто его милостыня принята господом Слышь, подал раз старику красненькую, тот взял ее, асам отвернулся да плюнул. Все кланяются ему ив глаза-то бог знает что наговорят, аза глаза крестятся, как поминают его,
словно шайтана какого.
Александр слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу.
Она замолчала на минуту Береги пуще всего здоровье, – продолжала она. Как заболеешь – чего боже оборони! – опасно, напиши я соберу все силы и приеду. Кому там ходить за тобой Норовят еще обобрать больного. Не ходи ночью по улицам от людей зверского вида удаляйся.
Береги деньги ох, береги на черный день Трать с толком. От них, проклятых, всякое добро и всякое зло
Не мотай, не заводи лишних прихотей. Ты будешь аккуратно получать от меня две тысячи пятьсот рублей в год. Две тысячи пятьсот рублей не шутка. Не заводи роскоши никакой, ничего такого, но и не отказывай себе в чем можно захочется полакомиться – не скупись. – Не предавайся вину – ох, оно первый враг человека Да еще (тут она понизила голос) берегись женщин Знаю я их Есть такие бесстыдницы, что сами на шею будут вешаться, как увидят этакого-то…
Она с любовью посмотрела на сына Довольно, маменька я бы позавтракал – сказал он почти с досадой Сейчас, сейчас еще одно слово На мужних жен не зарься, – спешила она досказать это великий грех Не пожелай жены ближнего твоего, сказано в писании. Если же там какая-нибудь станет до свадьбы добираться – боже сохрани немо- ги и подумать Они готовы подцепить, как увидят, что с денежками да хорошенький. Разве что у начальника твоего или у какого-нибудь знатного да богатого вельможи разгорятся на тебя зубы ион захочет выдать за тебя дочь – ну, тогда можно, только отпиши я кое-как дотащусь, посмотрю, чтоб не подсунули так какую-ни- будь, лишь бы с рук сбыть старую девку или дрянь.
Этакого женишка всякому лестно залучить. Ну, а коли ты сам полюбишь да выдастся хорошая девушка –
Она с любовью посмотрела на сына Довольно, маменька я бы позавтракал – сказал он почти с досадой Сейчас, сейчас еще одно слово На мужних жен не зарься, – спешила она досказать это великий грех Не пожелай жены ближнего твоего, сказано в писании. Если же там какая-нибудь станет до свадьбы добираться – боже сохрани немо- ги и подумать Они готовы подцепить, как увидят, что с денежками да хорошенький. Разве что у начальника твоего или у какого-нибудь знатного да богатого вельможи разгорятся на тебя зубы ион захочет выдать за тебя дочь – ну, тогда можно, только отпиши я кое-как дотащусь, посмотрю, чтоб не подсунули так какую-ни- будь, лишь бы с рук сбыть старую девку или дрянь.
Этакого женишка всякому лестно залучить. Ну, а коли ты сам полюбишь да выдастся хорошая девушка –
так того – тут она еще тише заговорила – Сонюш- ку-то можно ив сторону. (Старушка, из любви к сыну,
готова была покривить душой) Что в самом деле Марья Карповна замечтала! ты дочке ее не пара. Деревенская девушка на тебя и не такие польстятся Софью нет, маменька, я ее никогда не забуду сказал Александр Ну, ну, друг мой, успокойся ведь я так только. Послужи, воротись сюда, и тогда что бог даст невесты не уйдут Коли не забудешь, таки того Ну, а…
Она что-то хотела сказать, ноне решалась, потом наклонилась к уху его и тихо спросила А будешь ли помнить мать Вот до чего договорились, – перервал он, – велите скорей подавать что там у вас есть яичница, что ли Забыть вас Как могли вы подумать Бог накажет меня Перестань, перестань, Саша, – заговорила она торопливо, – что ты это накликаешь на свою голову!
Нет, нет чтобы ни было, если случится этакой грех,
пусть я одна страдаю. Ты молод, только что начинаешь жить, будут у тебя и друзья, женишься – молодая жена заменит тебе и мать, и все Нет Пусть благословит тебя бог, как я тебя благословляю.
Она поцеловала его в лоб и тем заключила свои наставления
– Да что это не едет никто – сказала она, – ни Марья Карповна, ни Антон Иваныч, ни священник нейдет уж, чай, обедня кончилась Ах, вон кто-то и едет!
кажется, Антон Иваныч… таки есть легок на помине.
Кто не знает Антона Иваныча? Это вечный жид.
Он существовал всегда и всюду, с самых древнейших времени не переводился никогда. Он присутствовали на греческих и на римских пирах, ел, конечно, и упитанного тельца, закланного счастливым отцом послу- чаю возвращения блудного сына.
У нас, на Руси, он бывает разнообразен. Тот, про которого говорится, был таков у него душ двадцать заложенных и перезаложенных живет он почтив избе или в каком-то странном здании, похожем с виду на амбар, – ход где-то сзади, через бревна, подле самого плетня но он лет двадцать постоянно твердит, что с будущей весной приступит к стройке нового дома. Хозяйства он дома не держит. Нет человека из его знакомых, который бы у него отобедал, отужинал или выпил чашку чаю, нонет также человека, у которого бы он сам не делал этого по пятидесяти разв год. Прежде
Антон Иваныч ходил в широких шароварах и казакине, теперь ходит, в будни, в сюртуке ив панталонах,
в праздники во фраке бог знает какого покроя. С виду он полный, потому что у него нет ни горя, ни забот, ни волнений, хотя он прикидывается, что весь век живет
готова была покривить душой) Что в самом деле Марья Карповна замечтала! ты дочке ее не пара. Деревенская девушка на тебя и не такие польстятся Софью нет, маменька, я ее никогда не забуду сказал Александр Ну, ну, друг мой, успокойся ведь я так только. Послужи, воротись сюда, и тогда что бог даст невесты не уйдут Коли не забудешь, таки того Ну, а…
Она что-то хотела сказать, ноне решалась, потом наклонилась к уху его и тихо спросила А будешь ли помнить мать Вот до чего договорились, – перервал он, – велите скорей подавать что там у вас есть яичница, что ли Забыть вас Как могли вы подумать Бог накажет меня Перестань, перестань, Саша, – заговорила она торопливо, – что ты это накликаешь на свою голову!
Нет, нет чтобы ни было, если случится этакой грех,
пусть я одна страдаю. Ты молод, только что начинаешь жить, будут у тебя и друзья, женишься – молодая жена заменит тебе и мать, и все Нет Пусть благословит тебя бог, как я тебя благословляю.
Она поцеловала его в лоб и тем заключила свои наставления
– Да что это не едет никто – сказала она, – ни Марья Карповна, ни Антон Иваныч, ни священник нейдет уж, чай, обедня кончилась Ах, вон кто-то и едет!
кажется, Антон Иваныч… таки есть легок на помине.
Кто не знает Антона Иваныча? Это вечный жид.
Он существовал всегда и всюду, с самых древнейших времени не переводился никогда. Он присутствовали на греческих и на римских пирах, ел, конечно, и упитанного тельца, закланного счастливым отцом послу- чаю возвращения блудного сына.
У нас, на Руси, он бывает разнообразен. Тот, про которого говорится, был таков у него душ двадцать заложенных и перезаложенных живет он почтив избе или в каком-то странном здании, похожем с виду на амбар, – ход где-то сзади, через бревна, подле самого плетня но он лет двадцать постоянно твердит, что с будущей весной приступит к стройке нового дома. Хозяйства он дома не держит. Нет человека из его знакомых, который бы у него отобедал, отужинал или выпил чашку чаю, нонет также человека, у которого бы он сам не делал этого по пятидесяти разв год. Прежде
Антон Иваныч ходил в широких шароварах и казакине, теперь ходит, в будни, в сюртуке ив панталонах,
в праздники во фраке бог знает какого покроя. С виду он полный, потому что у него нет ни горя, ни забот, ни волнений, хотя он прикидывается, что весь век живет
чужими горестями и заботами но ведь известно, что чужие горести и заботы не сушат нас это так заведено у людей.
В сущности, Антона Иваныча никому ненужно, но без него не совершается ни один обряд ни свадьба,
ни похороны. Он на всех званых обедах и вечерах, на всех домашних советах без него никто ни шагу. Подумают, может быть, что он очень полезен, что там исполнит какое-нибудь важное поручение, тут даст хороший совет, обработает дельце, – вовсе нет Ему никто ничего подобного не поручает он ничего не умеет, ничего не знает нив судах хлопотать, ни быть посредником, ни примирителем, – ровно ничего.
Но зато ему поручают, например, завезти мимоез- дом поклон от такой-то к такому-то, ион непременно завезет и тут же кстати позавтракает, – уведомить такого-то, что известная-де бумага получена, а какая именно, этого ему не говорят, – передать туда-то кадочку с медом или горсточку семян, с наказом не разлить и не рассыпать, – напомнить, когда кто именинник. Еще Антона Иваныча употребляют в таких делах, которые считают неудобным поручить человеку.
«Нельзя Петрушку послать, – говорят, – того и гляди, переврет. Нет, уж пусть лучше Антон Иваныч съездит Или Неловко послать человека такой-то или такая-то обидится, а вот лучше Антона Иваныча от
В сущности, Антона Иваныча никому ненужно, но без него не совершается ни один обряд ни свадьба,
ни похороны. Он на всех званых обедах и вечерах, на всех домашних советах без него никто ни шагу. Подумают, может быть, что он очень полезен, что там исполнит какое-нибудь важное поручение, тут даст хороший совет, обработает дельце, – вовсе нет Ему никто ничего подобного не поручает он ничего не умеет, ничего не знает нив судах хлопотать, ни быть посредником, ни примирителем, – ровно ничего.
Но зато ему поручают, например, завезти мимоез- дом поклон от такой-то к такому-то, ион непременно завезет и тут же кстати позавтракает, – уведомить такого-то, что известная-де бумага получена, а какая именно, этого ему не говорят, – передать туда-то кадочку с медом или горсточку семян, с наказом не разлить и не рассыпать, – напомнить, когда кто именинник. Еще Антона Иваныча употребляют в таких делах, которые считают неудобным поручить человеку.
«Нельзя Петрушку послать, – говорят, – того и гляди, переврет. Нет, уж пусть лучше Антон Иваныч съездит Или Неловко послать человека такой-то или такая-то обидится, а вот лучше Антона Иваныча от
править».
Как бы удивило всех, если б его вдруг не было где- нибудь на обеде или вечере А где же Антон Иваныч? – спросил бы всякий непременно с изумлением. – Что с ним да почему его нет?
И обеднев обед. Тогда уж к нему даже кого-нибудь и отправят депутатом проведать, что с ним, не заболел лине уехал ли И если он болен, то и родного не порадуют таким участьем.
Антон Иваныч подошел к руке Анны Павловны Здравствуйте, матушка Анна Павловна с обновкой честь имею вас поздравить С какой это, Антон Иваныч? – спросила Анна Павловна, осматривая себя с ног до головы А мостик-то у ворот видно, только что сколотили?
что, слышу, не пляшут доски под колесами смотрю,
ан новый!
Он, при встречах с знакомыми, всегда обыкновенно поздравляет их с чем-нибудь, или с постом, или с весной, или с осенью если после оттепели мороз наступит, такс морозом, наступит после морозу оттепель с оттепелью На этот раз ничего подобного не было, но он что- нибудь да выдумает Вам кланяются Александра Васильевна, Матрена
Как бы удивило всех, если б его вдруг не было где- нибудь на обеде или вечере А где же Антон Иваныч? – спросил бы всякий непременно с изумлением. – Что с ним да почему его нет?
И обеднев обед. Тогда уж к нему даже кого-нибудь и отправят депутатом проведать, что с ним, не заболел лине уехал ли И если он болен, то и родного не порадуют таким участьем.
Антон Иваныч подошел к руке Анны Павловны Здравствуйте, матушка Анна Павловна с обновкой честь имею вас поздравить С какой это, Антон Иваныч? – спросила Анна Павловна, осматривая себя с ног до головы А мостик-то у ворот видно, только что сколотили?
что, слышу, не пляшут доски под колесами смотрю,
ан новый!
Он, при встречах с знакомыми, всегда обыкновенно поздравляет их с чем-нибудь, или с постом, или с весной, или с осенью если после оттепели мороз наступит, такс морозом, наступит после морозу оттепель с оттепелью На этот раз ничего подобного не было, но он что- нибудь да выдумает Вам кланяются Александра Васильевна, Матрена
Михайловна, Петр Сергеич, – сказал он Покорно благодарю, Антон Иваныч! Детки здоровы ли у них Слава богу. Як вам веду благословение божие за мной следом идет батюшка. А слышали ли, сударыня:
наш-то Семен Архипыч?..
– Что такое – с испугом спросила Анна Павловна Ведь приказал долго жить Что вы когда Вчера утром. Мне к вечеру же дали знать прискакал парнишко; я и отправился, да всю ночь не спал.
Все в слезах и утешать-то надои распорядиться там у всех руки опустились слезы да слезы, – я один Господи, господи боже мой – говорила Анна Павловна, качая головой, – жизнь-то наша Да как же это могло случиться он еще на той неделе с вами же поклон прислал Да, матушка ну, да он давненько прихварывал,
старик старый диво, как до сих пор еще не свалился Что за старый он годом только постарше моего покойника. Ну, царство ему небесное – сказала, крестясь, Анна Павловна. – Жаль бедной Федосьи Петровны осталась с деточками на руках. Шутка ли пятеро, и все почти девочки А когда похороны Завтра Видно, у всякого свое горе, Антон Иваныч; вот я
наш-то Семен Архипыч?..
– Что такое – с испугом спросила Анна Павловна Ведь приказал долго жить Что вы когда Вчера утром. Мне к вечеру же дали знать прискакал парнишко; я и отправился, да всю ночь не спал.
Все в слезах и утешать-то надои распорядиться там у всех руки опустились слезы да слезы, – я один Господи, господи боже мой – говорила Анна Павловна, качая головой, – жизнь-то наша Да как же это могло случиться он еще на той неделе с вами же поклон прислал Да, матушка ну, да он давненько прихварывал,
старик старый диво, как до сих пор еще не свалился Что за старый он годом только постарше моего покойника. Ну, царство ему небесное – сказала, крестясь, Анна Павловна. – Жаль бедной Федосьи Петровны осталась с деточками на руках. Шутка ли пятеро, и все почти девочки А когда похороны Завтра Видно, у всякого свое горе, Антон Иваныч; вот я
так сына провожаю Что делать, Анна Павловна, все мы человеки!
«Терпи», сказано в священном писании Уж не погневайтесь, что потревожила вас – вместе размыкать горе вы нас так любите, как родной Эх, матушка Анна Павловна да кого же мне и лю- бить-то, как не вас Много ли у нас таких, как вы Вы цены себе не знаете. Хлопот полон рот тут и своя стройка вертится на уме. Вчера еще бился целое утро с подрядчиком, да все как-то не сходимся а как, думаю, не поехать. что она там, думаю, одна-то, без меня станет делать человек немолодой чай, голову растеряет Дай бог вам здоровья, Антон Иваныч, что не забываете нас И подлинно самане своя такая пустота в голове, ничего не вижу в горле совсем от слез перегорело. Прошу закусить вы и устали и, чай, проголодались Покорно благодарю-с. Признаться, мимоездом пропустил маленькую у Петра Сергеича да перехватил кусочек. Ну, да это не помешает. Батюшка подойдет, пусть благословит Да вот они на крыльце!
Пришел священник. Приехала и Марья Карповна с дочерью, полной и румяной девушкой, с улыбкой и заплаканными глазами. Глаза и все выражение лица
Софьи явно говорили Я буду любить просто, без затей, буду ходить замужем, как нянька, слушаться его во всеми никогда не казаться умнее его да и как можно быть умнее мужа это грех Стану прилежно заниматься хозяйством, шить рожу ему полдюжины детей, буду их сама кормить, нянчить, одевать и обшивать. Полнота и свежесть щек ее и пышность груди подтверждали обещание насчет детей. Но слезы на глазах и грустная улыбка придавали ей в эту минуту не такой прозаический интерес.
Прежде всего отслужили молебен, причем Антон
Иваныч созвал дворню, зажег свечу и принял от священника книгу, когда тот перестал читать, и передал ее дьячку, а потом отлил в скляночку святой воды,
спрятал в карман и сказал Это Агафье Никитиш- не. Сели за стол. Кроме Антона Иваныча и священника, никто по обыкновению не дотронулся ни до чего, но зато Антон Иваныч сделал полную честь этому гомерическому завтраку. Анна Павловна все плакала и украдкой утирала слезы Полно вам, матушка Анна Павловна, слезы-то тратить – сказал Антон Иваныч с притворной досадой, наполнив рюмку наливкой. – Что вы его, на убой,
что ли, отправляете – Потом, выпив до, половины рюмку, почавкал губами Что за наливка какой аромат пошел Этакой, матушка, у нас и по губернии-то не найдешь – сказал он
«Терпи», сказано в священном писании Уж не погневайтесь, что потревожила вас – вместе размыкать горе вы нас так любите, как родной Эх, матушка Анна Павловна да кого же мне и лю- бить-то, как не вас Много ли у нас таких, как вы Вы цены себе не знаете. Хлопот полон рот тут и своя стройка вертится на уме. Вчера еще бился целое утро с подрядчиком, да все как-то не сходимся а как, думаю, не поехать. что она там, думаю, одна-то, без меня станет делать человек немолодой чай, голову растеряет Дай бог вам здоровья, Антон Иваныч, что не забываете нас И подлинно самане своя такая пустота в голове, ничего не вижу в горле совсем от слез перегорело. Прошу закусить вы и устали и, чай, проголодались Покорно благодарю-с. Признаться, мимоездом пропустил маленькую у Петра Сергеича да перехватил кусочек. Ну, да это не помешает. Батюшка подойдет, пусть благословит Да вот они на крыльце!
Пришел священник. Приехала и Марья Карповна с дочерью, полной и румяной девушкой, с улыбкой и заплаканными глазами. Глаза и все выражение лица
Софьи явно говорили Я буду любить просто, без затей, буду ходить замужем, как нянька, слушаться его во всеми никогда не казаться умнее его да и как можно быть умнее мужа это грех Стану прилежно заниматься хозяйством, шить рожу ему полдюжины детей, буду их сама кормить, нянчить, одевать и обшивать. Полнота и свежесть щек ее и пышность груди подтверждали обещание насчет детей. Но слезы на глазах и грустная улыбка придавали ей в эту минуту не такой прозаический интерес.
Прежде всего отслужили молебен, причем Антон
Иваныч созвал дворню, зажег свечу и принял от священника книгу, когда тот перестал читать, и передал ее дьячку, а потом отлил в скляночку святой воды,
спрятал в карман и сказал Это Агафье Никитиш- не. Сели за стол. Кроме Антона Иваныча и священника, никто по обыкновению не дотронулся ни до чего, но зато Антон Иваныч сделал полную честь этому гомерическому завтраку. Анна Павловна все плакала и украдкой утирала слезы Полно вам, матушка Анна Павловна, слезы-то тратить – сказал Антон Иваныч с притворной досадой, наполнив рюмку наливкой. – Что вы его, на убой,
что ли, отправляете – Потом, выпив до, половины рюмку, почавкал губами Что за наливка какой аромат пошел Этакой, матушка, у нас и по губернии-то не найдешь – сказал он
с выражением большого удовольствия Это трете годнич… ная! – проговорила,
всхлипывая, Анна Павловна, – нынче для вас только откупорила Эх, Анна Павловна, и смотреть-то на вас тошно, начал опять Антон Иваныч, – вот некому бить-то вас;
бил бы да бил Сами посудите, Антон Иваныч, один сын, и тот сглаз долой умру – некому и похоронить А мыто на что что я вам, чужой, что ли Да куда еще торопитесь умирать того гляди, замуж бы не вышли вот бы поплясал на свадьбе Да полноте пла- кать-то!
– Не могу, Антон Иваныч, право не могу не знаю сама, откуда слезы берутся Этакого молодца взаперти держать Дайте-ка ему волю, он расправит крылышки, да вот каких чудесна- делает нахватает там чинов Вашими бы устами да мед пить Да что вы мало взяли пирожка возьмите еще Возьму-с: вот только этот кусок съем За ваше здоровье, Александр Федорыч! счастливого пути да возвращайтесь скорее да женитесь-ка!
Что вы, Софья Васильевна, вспыхнули Я ничего я так Ох, молодежь, молодежь хе, хе, хе
– С вами горя не чувствуешь, Антон Иваныч, – сказала Анна Павловна, – так умеете утешить дай бог вам здоровья Да выкушайте еще наливочки Выпью, матушка, выпью, как не выпить на проща- нье!
Кончился завтрак. Ямщик уже давно заложил повозку. Ее подвезли к крыльцу. Люди выбегали один за другим. Тот нес чемодан, другой – узел, третий – мешок, и опять уходил за чем-нибудь Как мухи сладкую каплю, люди облепили повозку, и всякий совался туда с руками Вот так лучше положить чемодан, – говорил один, – а тут бы коробок с провизией А куда же они ноги денут – отвечал другой, – лучше чемодан вдоль, а коробок можно сбоку поставить Так тогда перина будет скатываться, коли чемодан вдоль лучше поперек. Что еще уклали ли сапо- ги-то?
– Яне знаю. Кто укладывал Яне укладывал. Поди-ка погляди – нет литам наверху Да поди ты А ты что мне, видишь, некогда Вот еще, вот это не забудьте – кричала девка,
просовывая мимо голов руку с узелком Давай сюда
– Суньте и это как-нибудь в чемодан давеча забыли говорила другая, привставая на подножку и подавая щеточку и гребенку Куда теперь совать – сердито закричал на нее дородный лакей, – пошла ты прочь видишь, чемодан под самым низом Барыня велела мне что задело, хоть брось!
вишь, черти какие Ну, давай, что ли, сюда скорее это можно вот тут сбоку в карман положить.
Коренная беспрестанно поднимала и трясла голову. Колокольчик издавал всякий раз при этом резкий звук, напоминавший о разлуке, а пристяжные стояли задумчиво, опустив головы, как будто понимая всю прелесть предстоящего им путешествия, и изредка обмахивались хвостами или протягивали нижнюю губу к коренной лошади. Наконец настала роковая минута. Помолились еще Сядьте, сядьте все – повелевал Антон Иваныч, извольте сесть, Александр Федорыч! и ты, Евсей,
сядь. Сядь же, сядь – И сам боком, на секунду, едва присел на стул. – Ну, теперь с богом!
Вот тут-то Анна Павловна заревела и повисла на шею Александру Прощай, прощай, мой друг – слышалось среди рыданий, – увижу ли я тебя
всхлипывая, Анна Павловна, – нынче для вас только откупорила Эх, Анна Павловна, и смотреть-то на вас тошно, начал опять Антон Иваныч, – вот некому бить-то вас;
бил бы да бил Сами посудите, Антон Иваныч, один сын, и тот сглаз долой умру – некому и похоронить А мыто на что что я вам, чужой, что ли Да куда еще торопитесь умирать того гляди, замуж бы не вышли вот бы поплясал на свадьбе Да полноте пла- кать-то!
– Не могу, Антон Иваныч, право не могу не знаю сама, откуда слезы берутся Этакого молодца взаперти держать Дайте-ка ему волю, он расправит крылышки, да вот каких чудесна- делает нахватает там чинов Вашими бы устами да мед пить Да что вы мало взяли пирожка возьмите еще Возьму-с: вот только этот кусок съем За ваше здоровье, Александр Федорыч! счастливого пути да возвращайтесь скорее да женитесь-ка!
Что вы, Софья Васильевна, вспыхнули Я ничего я так Ох, молодежь, молодежь хе, хе, хе
– С вами горя не чувствуешь, Антон Иваныч, – сказала Анна Павловна, – так умеете утешить дай бог вам здоровья Да выкушайте еще наливочки Выпью, матушка, выпью, как не выпить на проща- нье!
Кончился завтрак. Ямщик уже давно заложил повозку. Ее подвезли к крыльцу. Люди выбегали один за другим. Тот нес чемодан, другой – узел, третий – мешок, и опять уходил за чем-нибудь Как мухи сладкую каплю, люди облепили повозку, и всякий совался туда с руками Вот так лучше положить чемодан, – говорил один, – а тут бы коробок с провизией А куда же они ноги денут – отвечал другой, – лучше чемодан вдоль, а коробок можно сбоку поставить Так тогда перина будет скатываться, коли чемодан вдоль лучше поперек. Что еще уклали ли сапо- ги-то?
– Яне знаю. Кто укладывал Яне укладывал. Поди-ка погляди – нет литам наверху Да поди ты А ты что мне, видишь, некогда Вот еще, вот это не забудьте – кричала девка,
просовывая мимо голов руку с узелком Давай сюда
– Суньте и это как-нибудь в чемодан давеча забыли говорила другая, привставая на подножку и подавая щеточку и гребенку Куда теперь совать – сердито закричал на нее дородный лакей, – пошла ты прочь видишь, чемодан под самым низом Барыня велела мне что задело, хоть брось!
вишь, черти какие Ну, давай, что ли, сюда скорее это можно вот тут сбоку в карман положить.
Коренная беспрестанно поднимала и трясла голову. Колокольчик издавал всякий раз при этом резкий звук, напоминавший о разлуке, а пристяжные стояли задумчиво, опустив головы, как будто понимая всю прелесть предстоящего им путешествия, и изредка обмахивались хвостами или протягивали нижнюю губу к коренной лошади. Наконец настала роковая минута. Помолились еще Сядьте, сядьте все – повелевал Антон Иваныч, извольте сесть, Александр Федорыч! и ты, Евсей,
сядь. Сядь же, сядь – И сам боком, на секунду, едва присел на стул. – Ну, теперь с богом!
Вот тут-то Анна Павловна заревела и повисла на шею Александру Прощай, прощай, мой друг – слышалось среди рыданий, – увижу ли я тебя
Дальше ничего нельзя было разобрать. В эту минуту послышался звук другого колокольчика на двор влетела телега, запряженная тройкой. С телеги соскочил, весь в пыли, какой-то молодой человек, вбежал в комнату и бросился на шею Александру Поспелов!.. – Адуев!.. – воскликнули они враз, тиская друг друга в объятиях Откуда ты, как Из дому, нарочно скакал целые сутки, чтоб проститься с тобой Друг друг истинный друг – говорил Адуев со слезами на глазах. – За сто шестьдесят верст прискакать,
чтоб сказать прости О, есть дружба в мире навек, неправда ли – говорил пылко Александр, стискивая руку друга и наскакивая на него До гробовой доски – отвечал тот, тиская руку еще сильнее и наскакивая на Александра Пиши ко мне Да, да, и ты пиши!
Анна Павловна не знала, как и обласкать Поспело- ва. Отъезд замедлился на полчаса. Наконец собра- лись.
Все пошли до рощи пешком. Софья и Александр в то время, когда переходили темные сени, бросились друг к другу Саша Милый Саша. – Сонечка! – шептали они
чтоб сказать прости О, есть дружба в мире навек, неправда ли – говорил пылко Александр, стискивая руку друга и наскакивая на него До гробовой доски – отвечал тот, тиская руку еще сильнее и наскакивая на Александра Пиши ко мне Да, да, и ты пиши!
Анна Павловна не знала, как и обласкать Поспело- ва. Отъезд замедлился на полчаса. Наконец собра- лись.
Все пошли до рощи пешком. Софья и Александр в то время, когда переходили темные сени, бросились друг к другу Саша Милый Саша. – Сонечка! – шептали они
и слова замерли в поцелуе Вы забудете меня там – сказала она слезливо О, как вы меня мало знаете я ворочусь, поверьте,
и никогда другая Вот возьмите скорей это мои волосы и колечко.
Он проворно спрятали то и другое в карман.
Впереди пошли Анна Павловна с сыном и с Поспе- ловым, потом Марья Карловна с дочерью, наконец священник с Антоном Иванычем В некотором отдалении ехала повозка. Ямщик едва сдерживал лошадей.
Дворня окружила в воротах Евсея Прощай, Евсей Иваныч, прощай, голубчик, не забывай нас – слышалось со всех сторон Прощайте, братцы, прощайте, не поминайте лихом Прощай, Евсеюшка, прощай, мой ненаглядный говорила мать, обнимая его, – вот тебе образок это мое благословение. Помни веру, Евсей, не уйди там у меня в бусурманы! а не то прокляну Не пьянствуй, не воруй служи барину верой и правдой. Прощай, про- щай!..
Она закрыла лицо фартуком и отошла Прощай, матушка – лениво проворчал Евсей. К
нему бросилась девчонка лет двенадцати Простись с сестренкой-то! – сказала одна баба И ты туда же – говорил Евсей, целуя ее, – ну, прощай, прощай пошла теперь, босоногая, в избу!
Отдельно от всех, последняя стояла Аграфена. Лицо у нее позеленело Прощайте, Аграфена Ивановна – сказал протяжно, возвысив голос, Евсей и протянул к ней руки.
Она дала себя обнять, ноне отвечала на объятие;
только лицо ее искривилось На вот тебе – сказала она, вынув из-под передника и сунув ему мешок с чем-то. – То-то, чай, там с петербургскими-то загуляешь – прибавила она, поглядев на него искоса. Ив этом взгляде выразилась вся тоска ее и вся ревность Я загуляю, я – начал Евсей. – Да разрази меня на этом месте господь, лопни мои глаза чтоб мне сквозь землю провалиться, коли я там что-нибудь этакое Ладно ладно – недоверчиво бормотала Аграфена а сам-то – у Ах, чуть не забыл – сказал Евсей и достал из кармана засаленную колоду карт. – Нате, Аграфена Ивановна, вам на память ведь вам здесь негде взять.
Она протянула руку Подари мне, Евсей Иваныч! – закричал из толпы
Прошка.
– Тебе да лучше сожгу, чем тебе подарю – ион спрятал карты в карман Да мне-то отдай, дурачина – сказала Аграфена
– Нет, Аграфена Ивановна, что хотите делайте, а не отдам вы с ним станете играть. Прощайте!
Он, не оглянувшись, махнул рукой и лениво пошел вслед за повозкой, которую бы, кажется, вместе с Александром, ямщиком и лошадьми мог унести на своих плечах Проклятый – говорила Аграфена, глядя ему вслед и утирая концом платка капавшие слезы.
У рощи остановились. Пока Анна Павловна рыдала и прощалась с сыном, Антон Иваныч потрепал одну лошадь по шее, потом взял ее за ноздри и потряс в обе стороны, чем та, казалось, вовсе была недовольна, потому что оскалила зубы и тотчас же фыркнула Подтяни подпругу у коренной-то, – сказал он ямщику вишь, седелка-то на боку!
Ямщик посмотрел на седелку и, увидев, что она на своем месте, не тронулся с козел, а только кнутом поправил немного шлею Ну, пора, бог с вами – говорил Антон Иваныч, полно, Анна Павловна, вам мучить-то себя А высадитесь, Александр Федорыч; вам надо засветло добраться до Шишкова. Прощайте, прощайте, дай бог вам счастья, чинов, крестов, всего доброго и хорошего, всякого добра и имущества Ну, с богом, трогай лошадей, да смотри там косогором-то легче поезжай прибавил он, обращаясь к ямщику
и никогда другая Вот возьмите скорей это мои волосы и колечко.
Он проворно спрятали то и другое в карман.
Впереди пошли Анна Павловна с сыном и с Поспе- ловым, потом Марья Карловна с дочерью, наконец священник с Антоном Иванычем В некотором отдалении ехала повозка. Ямщик едва сдерживал лошадей.
Дворня окружила в воротах Евсея Прощай, Евсей Иваныч, прощай, голубчик, не забывай нас – слышалось со всех сторон Прощайте, братцы, прощайте, не поминайте лихом Прощай, Евсеюшка, прощай, мой ненаглядный говорила мать, обнимая его, – вот тебе образок это мое благословение. Помни веру, Евсей, не уйди там у меня в бусурманы! а не то прокляну Не пьянствуй, не воруй служи барину верой и правдой. Прощай, про- щай!..
Она закрыла лицо фартуком и отошла Прощай, матушка – лениво проворчал Евсей. К
нему бросилась девчонка лет двенадцати Простись с сестренкой-то! – сказала одна баба И ты туда же – говорил Евсей, целуя ее, – ну, прощай, прощай пошла теперь, босоногая, в избу!
Отдельно от всех, последняя стояла Аграфена. Лицо у нее позеленело Прощайте, Аграфена Ивановна – сказал протяжно, возвысив голос, Евсей и протянул к ней руки.
Она дала себя обнять, ноне отвечала на объятие;
только лицо ее искривилось На вот тебе – сказала она, вынув из-под передника и сунув ему мешок с чем-то. – То-то, чай, там с петербургскими-то загуляешь – прибавила она, поглядев на него искоса. Ив этом взгляде выразилась вся тоска ее и вся ревность Я загуляю, я – начал Евсей. – Да разрази меня на этом месте господь, лопни мои глаза чтоб мне сквозь землю провалиться, коли я там что-нибудь этакое Ладно ладно – недоверчиво бормотала Аграфена а сам-то – у Ах, чуть не забыл – сказал Евсей и достал из кармана засаленную колоду карт. – Нате, Аграфена Ивановна, вам на память ведь вам здесь негде взять.
Она протянула руку Подари мне, Евсей Иваныч! – закричал из толпы
Прошка.
– Тебе да лучше сожгу, чем тебе подарю – ион спрятал карты в карман Да мне-то отдай, дурачина – сказала Аграфена
– Нет, Аграфена Ивановна, что хотите делайте, а не отдам вы с ним станете играть. Прощайте!
Он, не оглянувшись, махнул рукой и лениво пошел вслед за повозкой, которую бы, кажется, вместе с Александром, ямщиком и лошадьми мог унести на своих плечах Проклятый – говорила Аграфена, глядя ему вслед и утирая концом платка капавшие слезы.
У рощи остановились. Пока Анна Павловна рыдала и прощалась с сыном, Антон Иваныч потрепал одну лошадь по шее, потом взял ее за ноздри и потряс в обе стороны, чем та, казалось, вовсе была недовольна, потому что оскалила зубы и тотчас же фыркнула Подтяни подпругу у коренной-то, – сказал он ямщику вишь, седелка-то на боку!
Ямщик посмотрел на седелку и, увидев, что она на своем месте, не тронулся с козел, а только кнутом поправил немного шлею Ну, пора, бог с вами – говорил Антон Иваныч, полно, Анна Павловна, вам мучить-то себя А высадитесь, Александр Федорыч; вам надо засветло добраться до Шишкова. Прощайте, прощайте, дай бог вам счастья, чинов, крестов, всего доброго и хорошего, всякого добра и имущества Ну, с богом, трогай лошадей, да смотри там косогором-то легче поезжай прибавил он, обращаясь к ямщику
Александр сел, весь расплаканный, в повозку, а Евсей подошел к барыне, поклонился ей в ноги и поцеловал у ней руку. Она дала ему пятирублевую ассигнацию Смотри же, Евсей, помни будешь хорошо служить, женю на Аграфене, а не то…
Она не могла говорить дальше. Евсей взобрался на козлы. Ямщик, наскучивший долгим ожиданием, как будто ожил он прижал шапку, поправился на месте и поднял вожжи лошади тронулись сначала легкой рысью. Он хлестнул пристяжных разом одну за другой,
они скакнули, вытянулись, и тройка ринулась по дороге в лес. Толпа провожавших осталась в облаке пыли безмолвна и неподвижна, пока повозка не скрылась совсем из глаз. Антон Иваныч опомнился первый Ну, теперь по домам – сказал он.
Александр смотрел, пока можно было, из повозки назад, потом упал на подушки лицом вниз Не оставьте вы меня, горемычную, Антон Ива- ныч! – сказала Анна Павловна, – отобедайте здесь Хорошо, матушка, я готов пожалуй, и отужинаю Да вы бы ужи ночевали Как же завтра похороны Ах, да Ну, я вас не неволю. Кланяйтесь Федосье
Петровне от меня, – скажите, что я душевно огорчена ее печалью и сама бы навестила, да вот бог, дескать
Она не могла говорить дальше. Евсей взобрался на козлы. Ямщик, наскучивший долгим ожиданием, как будто ожил он прижал шапку, поправился на месте и поднял вожжи лошади тронулись сначала легкой рысью. Он хлестнул пристяжных разом одну за другой,
они скакнули, вытянулись, и тройка ринулась по дороге в лес. Толпа провожавших осталась в облаке пыли безмолвна и неподвижна, пока повозка не скрылась совсем из глаз. Антон Иваныч опомнился первый Ну, теперь по домам – сказал он.
Александр смотрел, пока можно было, из повозки назад, потом упал на подушки лицом вниз Не оставьте вы меня, горемычную, Антон Ива- ныч! – сказала Анна Павловна, – отобедайте здесь Хорошо, матушка, я готов пожалуй, и отужинаю Да вы бы ужи ночевали Как же завтра похороны Ах, да Ну, я вас не неволю. Кланяйтесь Федосье
Петровне от меня, – скажите, что я душевно огорчена ее печалью и сама бы навестила, да вот бог, дескать
и мне послал горе – сына проводила Скажу-с, скажу, не забуду Голубчик ты мой, Сашенька – шептала она, оглядываясь и нет уж его, скрылся из глаз!
Адуева просидела целый день молча, не обедала и не ужинала. Зато говорил, обедали ужинал Антон
Иваныч.
– Где-то он теперь, мой голубчик – скажет только она иногда Уж теперь должен быть в Неплюеве. Нет, что я вру еще не в Неплюеве, а подъезжает там чай будет пить, – отвечает Антон Иваныч.
– Нет, он в это время никогда не пьет.
И так Анна Павловна мысленно ехала с ним. Потом,
когда он, по расчетам ее, должен был уже приехать в Петербург, она то молилась, то гадала в карты, то разговаривала о нем с Марьей Карповной.
А он?
С ним мы встретимся в Петербурге
Адуева просидела целый день молча, не обедала и не ужинала. Зато говорил, обедали ужинал Антон
Иваныч.
– Где-то он теперь, мой голубчик – скажет только она иногда Уж теперь должен быть в Неплюеве. Нет, что я вру еще не в Неплюеве, а подъезжает там чай будет пить, – отвечает Антон Иваныч.
– Нет, он в это время никогда не пьет.
И так Анна Павловна мысленно ехала с ним. Потом,
когда он, по расчетам ее, должен был уже приехать в Петербург, она то молилась, то гадала в карты, то разговаривала о нем с Марьей Карповной.
А он?
С ним мы встретимся в Петербурге
Петр Иванович Адуев, дядя нашего героя, также как и этот, двадцати лет был отправлен в Петербург старшим своим братом, отцом Александра, и жил там безвыездно семнадцать лет. Он не переписывался сродными после смерти брата, и Анна Павловна ничего не знала о нем с тех пор, как он продал свое небольшое имение, бывшее недалеко от ее деревни.
В Петербурге он слыл за человека с деньгами, и,
может быть, не без причины служил при каком-то важном лице чиновником особых поручений и носил несколько ленточек в петлице фрака жил на большой улице, занимал хорошую квартиру, держал троих людей и столько же лошадей. Он был нестара что называется мужчина в самой поре – между тридцатью пятью и сорока годами. Впрочем, он не любил распространяться о своих летах, не по мелкому самолюбию,
а вследствие какого-то обдуманного расчета, как будто он намеревался застраховать свою жизнь подороже. По крайней мере в его манере скрывать настоящие лета невидно было суетной претензии нравиться прекрасному полу.
Он был высокий, пропорционально сложенный мужчина, с крупными, правильными чертами смуг-
В Петербурге он слыл за человека с деньгами, и,
может быть, не без причины служил при каком-то важном лице чиновником особых поручений и носил несколько ленточек в петлице фрака жил на большой улице, занимал хорошую квартиру, держал троих людей и столько же лошадей. Он был нестара что называется мужчина в самой поре – между тридцатью пятью и сорока годами. Впрочем, он не любил распространяться о своих летах, не по мелкому самолюбию,
а вследствие какого-то обдуманного расчета, как будто он намеревался застраховать свою жизнь подороже. По крайней мере в его манере скрывать настоящие лета невидно было суетной претензии нравиться прекрасному полу.
Он был высокий, пропорционально сложенный мужчина, с крупными, правильными чертами смуг-
ло-матового лица, с ровной, красивой походкой, с сдержанными, но приятными манерами. Таких мужчин обыкновенно называют bel В лице замечалась также сдержанность, то есть уменье владеть собою, не давать лицу быть зеркалом души. Он был того мнения, что это неудобно и для себя и для других. Таков он был в свете. Нельзя, однако ж, было назвать лица его деревянным нет,
оно было только покойно. Иногда лишь видны былина нем следы усталости – должно быть, от усиленных занятий. Он слыл за деятельного и делового человека. Одевался он всегда тщательно, даже щеголевато,
но не чересчур, а только со вкусом белье носил отличное руки у него были полны и белы, ногти длинные и прозрачные.
Однажды утром, когда он проснулся и позвонил, человек, вместе с чаем, принес ему три письма и доложил, что приходил какой-то молодой барин, который называл себя Александром Федорычем Адуевым, а его – Петра Иваныча – дядей, и обещался зайти часу в двенадцатом.
Петр Иваныч по обыкновению выслушал это известие покойно, только немного навострил уши и поднял брови Хорошо, поди, – сказал он слуге. Потом взял од Представительный человек (франц
оно было только покойно. Иногда лишь видны былина нем следы усталости – должно быть, от усиленных занятий. Он слыл за деятельного и делового человека. Одевался он всегда тщательно, даже щеголевато,
но не чересчур, а только со вкусом белье носил отличное руки у него были полны и белы, ногти длинные и прозрачные.
Однажды утром, когда он проснулся и позвонил, человек, вместе с чаем, принес ему три письма и доложил, что приходил какой-то молодой барин, который называл себя Александром Федорычем Адуевым, а его – Петра Иваныча – дядей, и обещался зайти часу в двенадцатом.
Петр Иваныч по обыкновению выслушал это известие покойно, только немного навострил уши и поднял брови Хорошо, поди, – сказал он слуге. Потом взял од Представительный человек (франц
но письмо, хотел распечатать, но остановился и задумался Племянник из провинции – вот сюрприз – ворчал оная надеялся, что меня забыли в том краю Впрочем, что сними церемониться отделаюсь…
Он опять позвонил Скажи этому господину, как придет, что я, встав- ши, тотчас уехал на заводи ворочусь через три месяца Слушаю-с, – отвечал слуга, – ас гостинцами что прикажете делать С какими гостинцами Привез их человек барыня, говорит, деревенских гостинцев прислала Гостинцев Да-с: кадочка меду, мешок сушеной малины…
Петр Иваныч пожал плечами Еще два куска полотна, да варенье Воображаю, хорошо должно быть полотно Полотно хорошее и варенье сахарное Ну, поди, я посмотрю сейчас.
Он взял одно письмо, распечатали окинул взглядом страницу. Точно крупная славянская грамота букву в заменяли две перечеркнутые сверху и снизу палочки, а букву к просто две палочки писано без знаков препинания
Адуев стал читать вполголоса:
«М.г. Петр Иваныч!
Будучи спокойным вашим родителем коротко знакомы и приятели, да и вас самих в детстве тешил немало ив доме вашем частенько хлеба и соли отведывал, потому и питаю уверительную надежду на ваше усердие и благорасположение,
что не забыли старика, Василья Тихоныча, а мы вас здесь и родителей ваших всячески добром поминаем и бога молим Что за дичь От кого это – сказал Петр Иваныч,
поглядев на подпись. – Василий Заезжалов! Заезжа- лов – хоть убей – не помню. Чего он хочет от меня?
И стал читать дальше.
«А моя покорнейшая просьба и докука к вам – не откажите, батюшка, вам в Петербурге не то, что нам, здешним, чай, все известно и все свое да родное. Навязалось на меня проклятое тяжебное дело, да вот седьмой год и с шеи не могу спихнуть изволите помнить лесишко, что в двух верстах от моей деревушки?
Палата сделала ошибку в купчей, а противник мой, Медведев, и уперся на нее пункт, говорит,
фальшивый, да и только. Медведев тот самый,
что в ваших дачах все без спросу рыбу ловил;
покойник батюшка ваш гонял его и срамил,
хотел на своеволие и губернатору жаловаться
Он опять позвонил Скажи этому господину, как придет, что я, встав- ши, тотчас уехал на заводи ворочусь через три месяца Слушаю-с, – отвечал слуга, – ас гостинцами что прикажете делать С какими гостинцами Привез их человек барыня, говорит, деревенских гостинцев прислала Гостинцев Да-с: кадочка меду, мешок сушеной малины…
Петр Иваныч пожал плечами Еще два куска полотна, да варенье Воображаю, хорошо должно быть полотно Полотно хорошее и варенье сахарное Ну, поди, я посмотрю сейчас.
Он взял одно письмо, распечатали окинул взглядом страницу. Точно крупная славянская грамота букву в заменяли две перечеркнутые сверху и снизу палочки, а букву к просто две палочки писано без знаков препинания
Адуев стал читать вполголоса:
«М.г. Петр Иваныч!
Будучи спокойным вашим родителем коротко знакомы и приятели, да и вас самих в детстве тешил немало ив доме вашем частенько хлеба и соли отведывал, потому и питаю уверительную надежду на ваше усердие и благорасположение,
что не забыли старика, Василья Тихоныча, а мы вас здесь и родителей ваших всячески добром поминаем и бога молим Что за дичь От кого это – сказал Петр Иваныч,
поглядев на подпись. – Василий Заезжалов! Заезжа- лов – хоть убей – не помню. Чего он хочет от меня?
И стал читать дальше.
«А моя покорнейшая просьба и докука к вам – не откажите, батюшка, вам в Петербурге не то, что нам, здешним, чай, все известно и все свое да родное. Навязалось на меня проклятое тяжебное дело, да вот седьмой год и с шеи не могу спихнуть изволите помнить лесишко, что в двух верстах от моей деревушки?
Палата сделала ошибку в купчей, а противник мой, Медведев, и уперся на нее пункт, говорит,
фальшивый, да и только. Медведев тот самый,
что в ваших дачах все без спросу рыбу ловил;
покойник батюшка ваш гонял его и срамил,
хотел на своеволие и губернатору жаловаться
да по доброте, дай богему царствие небесное,
спускал, а не надо бы щадить этакого злодея.
Помогите, батюшка, Петр Иваныч; дело теперь в Правительствующем сенате не знаю там, в каком департаменте и у кого, да вам, чай, сейчас покажут. Съездите к секретарями сенаторам,
склоните их в мою пользу, скажите, что от ошибки,
истинно от ошибки в купчей страдаю для вас все сделают. Там же уж кстати выхлопочите мне патенты натри чина да пришлите ко мне.
Еще, батюшка, Петр Иваныч, есть дельце до вас крайней потребности взойдите в сердечное участие к безвинно-угнетенному страдальцу и помогите советом и делом. Есть у нас в губернском правлении советник Дрожжов, золото,
а не человек умрет, а своего не выдаст в городе другой квартиры не знаю, как у него, – как приеду,
прямо к нему, живу по неделями боже сохрани и подумать у другого остановиться, закормит,
запоит; а бостончик от обеда до глубокой ночи.
И этакого-то человека обнесли и ныне нудят подать просьбу об отставке. Побывайте, отец родной, у всех вельмож там, внушите им, какой человек Афанасий Иваныч: дело ли делать таки кипит в руках скажите, что донос,
дескать, на него сделан фальшиво, по проискам губернаторского секретаря, – вас послушают, и отпишите с первой почтой ко мне. Да повидайтесь со старинным моим сослуживцем, Костяковым.
спускал, а не надо бы щадить этакого злодея.
Помогите, батюшка, Петр Иваныч; дело теперь в Правительствующем сенате не знаю там, в каком департаменте и у кого, да вам, чай, сейчас покажут. Съездите к секретарями сенаторам,
склоните их в мою пользу, скажите, что от ошибки,
истинно от ошибки в купчей страдаю для вас все сделают. Там же уж кстати выхлопочите мне патенты натри чина да пришлите ко мне.
Еще, батюшка, Петр Иваныч, есть дельце до вас крайней потребности взойдите в сердечное участие к безвинно-угнетенному страдальцу и помогите советом и делом. Есть у нас в губернском правлении советник Дрожжов, золото,
а не человек умрет, а своего не выдаст в городе другой квартиры не знаю, как у него, – как приеду,
прямо к нему, живу по неделями боже сохрани и подумать у другого остановиться, закормит,
запоит; а бостончик от обеда до глубокой ночи.
И этакого-то человека обнесли и ныне нудят подать просьбу об отставке. Побывайте, отец родной, у всех вельмож там, внушите им, какой человек Афанасий Иваныч: дело ли делать таки кипит в руках скажите, что донос,
дескать, на него сделан фальшиво, по проискам губернаторского секретаря, – вас послушают, и отпишите с первой почтой ко мне. Да повидайтесь со старинным моим сослуживцем, Костяковым.
Я слышал от одного приезжего, Студеницына,
вашего же петербургского – чай, изволите знать, что он живет на Песках там ребятишки укажут дом отпишите стой же почтой, не поленитесь,
жив ли он, здоров ли, что делает, помнит ли меня?
Познакомьтесь и подружитесь с ним прекрасный человек – душа нараспашку, и балагур такой.
Кончаю письмецо еще просьбицей…»
Адуев перестал читать, медленно разорвал письмо на четыре части и бросил под стол в корзинку, потом потянулся и зевнул.
Он взял другое письмо и начал читать также впол- голоса.
«Любезный братец, милостивый государь,
Петр Иваныч!»
– Это что за сестрица – сказал Адуев, глядя на подпись Марья Горбатова… – Он обратил лицо к потолку, припоминая что-то…
– Что бишь это такое что-то знакомое ба, вот прекрасно – ведь брат женат был на Горбатовой; это ее сестра, это та а помню…
Он нахмурился и стал читать.
«Хотя рок разлучил нас, может быть, навеки и бездна лежит между нами прошли года…»
Он пропустил несколько строчек и читал далее:
«По гроб жизни буду помнить, как мы вместе
вашего же петербургского – чай, изволите знать, что он живет на Песках там ребятишки укажут дом отпишите стой же почтой, не поленитесь,
жив ли он, здоров ли, что делает, помнит ли меня?
Познакомьтесь и подружитесь с ним прекрасный человек – душа нараспашку, и балагур такой.
Кончаю письмецо еще просьбицей…»
Адуев перестал читать, медленно разорвал письмо на четыре части и бросил под стол в корзинку, потом потянулся и зевнул.
Он взял другое письмо и начал читать также впол- голоса.
«Любезный братец, милостивый государь,
Петр Иваныч!»
– Это что за сестрица – сказал Адуев, глядя на подпись Марья Горбатова… – Он обратил лицо к потолку, припоминая что-то…
– Что бишь это такое что-то знакомое ба, вот прекрасно – ведь брат женат был на Горбатовой; это ее сестра, это та а помню…
Он нахмурился и стал читать.
«Хотя рок разлучил нас, может быть, навеки и бездна лежит между нами прошли года…»
Он пропустил несколько строчек и читал далее:
«По гроб жизни буду помнить, как мы вместе
гуляючи около нашего озера, вы, с опасностию жизни и здоровья, влезли по колено вводу и достали для меня в тростнике большой желтый цветок, как из стебелька оного тек какой-то соки перемарал нам руки, а вы почерпнули картузом воды, дабы мы могли их вымыть мы очень много тогда этому смеялись. Как я была тогда счастлива Сей цветок и ныне хранится в книжке…»
Адуев остановился. Видно было, что это обстоятельство ему очень не нравилось он даже недоверчиво покачал головой.
«А цела ли у вас та ленточка (продолжал он читать, что вы вытащили из моего комода,
несмотря на все мои крики и моления Я вытащил ленточку – сказал он вслух, сильно нахмурившись. Помолчав, пропустил еще несколько строки читал:
«А я обрекла себя на незамужнюю жизнь и чувствую себя весьма счастливою никто не запретит воспоминать сии блаженные времена…»
«А, старая девка – подумал Петр Иваныч. – Немудрено, что у ней еще желтые цветы на уме Что там еще?»
«Женаты ли вы, любезнейший братец, и на
Адуев остановился. Видно было, что это обстоятельство ему очень не нравилось он даже недоверчиво покачал головой.
«А цела ли у вас та ленточка (продолжал он читать, что вы вытащили из моего комода,
несмотря на все мои крики и моления Я вытащил ленточку – сказал он вслух, сильно нахмурившись. Помолчав, пропустил еще несколько строки читал:
«А я обрекла себя на незамужнюю жизнь и чувствую себя весьма счастливою никто не запретит воспоминать сии блаженные времена…»
«А, старая девка – подумал Петр Иваныч. – Немудрено, что у ней еще желтые цветы на уме Что там еще?»
«Женаты ли вы, любезнейший братец, и на
ком Кто та милая подруга, украсившая собой путь вашего бытия, назовите мне ее я буду ее любить, как родную сестру, ив мечтах соединять образ ее с вашим, буду молиться.
А если неженаты, то по какой причине напишите откровенно ваших тайн никто у меня не прочтет, я буду хранить их на своей груди, их вырвут у меня вместе с сердцем. Не медлите;
сгораю нетерпением читать ваши неизъяснимые строки…»
«Нет, вот твои так неизъяснимые строки – подумал Петр Иваныч.
«Я не знала (читал он, что милый наш Сашенька вдруг вздумает посетить великолепную столицу, – счастливец увидит прекрасные домы и магазины, будет наслаждаться роскошью и прижмет к своей груди обожаемого дядю, – а я, я в то время буду лить слезы, вспоминая счастливое время. Если бы я знала о его отъезде, дни и ночи сидела бы и вышила бы для вас подушку арап с двумя собаками вы не поверите, как ямного раз плакала, глядя на сей узор что может быть святее дружбы и верности. Теперь меня занимает сия одна мысль ей посвящу дни свои, ноне имею здесь хорошей шерсти, и потому покорнейше прошу, любезнейший братец,
выслать вот по этим образчикам, что я тут
А если неженаты, то по какой причине напишите откровенно ваших тайн никто у меня не прочтет, я буду хранить их на своей груди, их вырвут у меня вместе с сердцем. Не медлите;
сгораю нетерпением читать ваши неизъяснимые строки…»
«Нет, вот твои так неизъяснимые строки – подумал Петр Иваныч.
«Я не знала (читал он, что милый наш Сашенька вдруг вздумает посетить великолепную столицу, – счастливец увидит прекрасные домы и магазины, будет наслаждаться роскошью и прижмет к своей груди обожаемого дядю, – а я, я в то время буду лить слезы, вспоминая счастливое время. Если бы я знала о его отъезде, дни и ночи сидела бы и вышила бы для вас подушку арап с двумя собаками вы не поверите, как ямного раз плакала, глядя на сей узор что может быть святее дружбы и верности. Теперь меня занимает сия одна мысль ей посвящу дни свои, ноне имею здесь хорошей шерсти, и потому покорнейше прошу, любезнейший братец,
выслать вот по этим образчикам, что я тут
вложила, что ни есть наилучшей английской шерсти, в самом скором времени, из первого магазина. Но что я говорю какая ужасная мысль останавливает перо мое может быть,
уже вы забыли нас, и где вам помнить бедную страдалицу, которая удалилась отсвета и льет слезы Нонет я не могу подумать, чтоб вы могли быть извергом, как все мужчины нет!
мне сердце говорит, что вы сохранили к нам ко всем прежние чувствования среди роскоши и удовольствий великолепной столицы. Сия мысль служит бальзамом для моего страждущего сердца. Простите, не могу более продолжать,
рука моя дрожит…
Остаюсь по гроб ваша
уже вы забыли нас, и где вам помнить бедную страдалицу, которая удалилась отсвета и льет слезы Нонет я не могу подумать, чтоб вы могли быть извергом, как все мужчины нет!
мне сердце говорит, что вы сохранили к нам ко всем прежние чувствования среди роскоши и удовольствий великолепной столицы. Сия мысль служит бальзамом для моего страждущего сердца. Простите, не могу более продолжать,
рука моя дрожит…
Остаюсь по гроб ваша
Марья Горбатова.
P. S. Нет ли, братец, у вас хорошеньких книжек пришлите, если вам ненужно я бы на каждой странице вспоминала вас, плакала бы, или возьмите в лавке новых, коли недорого.
Говорят, очень хороши сочинения господина
Загоскина
2
и господина Марлинского,
3
– хоть их Загоскин МН. (1789–1852) – исторический романист. Наибольшей популярностью в х годах пользовался его роман «Юрий
Милославский», проникнутый идеализацией старины и монархическим патриотизмом Марлинский – литературный псевдоним декабриста А.А. Бестужева
(1797–1837). В романе упоминается как автор романтических повестей
а то я еще видела в газетах заглавие – «О
Предрассудках», соч. г-на Пузины, – пришлите я терпеть не могу предрассудков».
Прочитав, Адуев хотел отправить туда же и это письмо, но остановился.
«Нет, – подумал он, – сберегу есть охотники дота- ких писем иные собирают целые коллекции, – может быть, случится одолжить кого-нибудь».
Он бросил письмо в бисерную корзинку, висевшую на стене, потом взял третье письмо и начал читать:
«Любезнейший мой деверек Петр Иваныч!
Помните ли, как семнадцать годков тому назад мы справляли ваш отъезд Вот привел бог благословить на дальний путь и собственное чадо. Полюбуйтесь, батюшка, на него да вспомните покойника, нашего голубчика Федора
Иваныча: ведь Сашенька весь в него. Бог один знает, что вытерпело мое материнское сердце,
отпускаючи его на чужую сторону. Отправляю его, моего друга, прямо к вам не велела нигде приставать, окроме вас…»
Адуев опять покачал головой.
(30-е годы, отличавшихся эффектной фабулой, возвышенным описанием чувств и крайне вычурными риторическим языком. Срезкой критикой условного, фальшивого романтизма Марлинского выступил в 1840 году В. Белинский, что привело к решительному падению популярности сочинений Марлинского и его подражателей
– Глупая старуха – проворчал они читал:
«Он, пожалуй, по неопытности, остановился бы на постоялом дворе, ноя знаю, как это может огорчить родного дядю, и внушила взъехать прямо к вам. То-то будет у вас радости при свидании Не оставьте его, любезный деверек,
вашими советами и возьмите на свое попечение;
передаю его вам с рук на руки».
Петр Иваныч опять остановился.
«Ведь вы там один у него (читал он потом. Присмотрите за ним, не балуйте уж слишком-то, да и не взыскивайте очень строго:
взыскать-то будет кому, взыщут и чужие, а приласкать некому, кроме своего он же сам такой ласковый вы только увидите его, таки не отойдете. И начальнику-то, у которого он будет служить, скажите, чтоб берег моего Сашеньку и обращался бы с ним понежнее пуще всего:
он у меня был нежненький. Остерегайте его от вина и от карт. Ночью, – ведь вы, я чай, водной комнате будете спать, – Сашенька привык лежать на спине от этого, сердечный, больно стонет и мечется вы тихонько разбудите его да перекрестите сейчас и пройдет, а летом покрывайте ему рот платочком он его разевает во сне, а проклятые мухи так туда и лезут под утро. Не оставьте его также в случае нужды и
Предрассудках», соч. г-на Пузины, – пришлите я терпеть не могу предрассудков».
Прочитав, Адуев хотел отправить туда же и это письмо, но остановился.
«Нет, – подумал он, – сберегу есть охотники дота- ких писем иные собирают целые коллекции, – может быть, случится одолжить кого-нибудь».
Он бросил письмо в бисерную корзинку, висевшую на стене, потом взял третье письмо и начал читать:
«Любезнейший мой деверек Петр Иваныч!
Помните ли, как семнадцать годков тому назад мы справляли ваш отъезд Вот привел бог благословить на дальний путь и собственное чадо. Полюбуйтесь, батюшка, на него да вспомните покойника, нашего голубчика Федора
Иваныча: ведь Сашенька весь в него. Бог один знает, что вытерпело мое материнское сердце,
отпускаючи его на чужую сторону. Отправляю его, моего друга, прямо к вам не велела нигде приставать, окроме вас…»
Адуев опять покачал головой.
(30-е годы, отличавшихся эффектной фабулой, возвышенным описанием чувств и крайне вычурными риторическим языком. Срезкой критикой условного, фальшивого романтизма Марлинского выступил в 1840 году В. Белинский, что привело к решительному падению популярности сочинений Марлинского и его подражателей
– Глупая старуха – проворчал они читал:
«Он, пожалуй, по неопытности, остановился бы на постоялом дворе, ноя знаю, как это может огорчить родного дядю, и внушила взъехать прямо к вам. То-то будет у вас радости при свидании Не оставьте его, любезный деверек,
вашими советами и возьмите на свое попечение;
передаю его вам с рук на руки».
Петр Иваныч опять остановился.
«Ведь вы там один у него (читал он потом. Присмотрите за ним, не балуйте уж слишком-то, да и не взыскивайте очень строго:
взыскать-то будет кому, взыщут и чужие, а приласкать некому, кроме своего он же сам такой ласковый вы только увидите его, таки не отойдете. И начальнику-то, у которого он будет служить, скажите, чтоб берег моего Сашеньку и обращался бы с ним понежнее пуще всего:
он у меня был нежненький. Остерегайте его от вина и от карт. Ночью, – ведь вы, я чай, водной комнате будете спать, – Сашенька привык лежать на спине от этого, сердечный, больно стонет и мечется вы тихонько разбудите его да перекрестите сейчас и пройдет, а летом покрывайте ему рот платочком он его разевает во сне, а проклятые мухи так туда и лезут под утро. Не оставьте его также в случае нужды и
деньгами…»
Адуев нахмурился, но вскоре лицо его опять прояснилось, когда он прочел далее:
«А я вышлю, что понадобится, да и ему в руки дала теперь тысячу рублей, только чтоб он не тратил их на пустяки, да чтоб у него подлипалы не выманили, ведь там у вас, в столице, слышь,
много мошенников и всяких бессовестных людей.
А затем простите, дорогой деверь, – совсем отвыкла писать. Остаюсь душевно почитающая вас невестка
А. Адуева.
P. S. Посылаю при этом наших деревенских гостинцев – малинки из своего сада, белого медку чистый, как слеза, – полотна голландского на две дюжины рубашек да домашнего вареньица.
Кушайте и носите на здоровье, а выйдут – еще пришлю. Присмотрите и за Евсеем он смирный и непьющий, да, пожалуй там, в столице,
избалуется, – тогда можно и посечь».
Петр Иваныч медленно положил письмо на стол,
еще медленнее достал сигару и, покатав ее в руках,
начал курить. Долго обдумывал он эту штуку, как он называл ее мысленно, которую сыграла с ним его невестка. Он строго разобрал в уме и то, что сделали сними то, что надо было делать ему самому
Адуев нахмурился, но вскоре лицо его опять прояснилось, когда он прочел далее:
«А я вышлю, что понадобится, да и ему в руки дала теперь тысячу рублей, только чтоб он не тратил их на пустяки, да чтоб у него подлипалы не выманили, ведь там у вас, в столице, слышь,
много мошенников и всяких бессовестных людей.
А затем простите, дорогой деверь, – совсем отвыкла писать. Остаюсь душевно почитающая вас невестка
А. Адуева.
P. S. Посылаю при этом наших деревенских гостинцев – малинки из своего сада, белого медку чистый, как слеза, – полотна голландского на две дюжины рубашек да домашнего вареньица.
Кушайте и носите на здоровье, а выйдут – еще пришлю. Присмотрите и за Евсеем он смирный и непьющий, да, пожалуй там, в столице,
избалуется, – тогда можно и посечь».
Петр Иваныч медленно положил письмо на стол,
еще медленнее достал сигару и, покатав ее в руках,
начал курить. Долго обдумывал он эту штуку, как он называл ее мысленно, которую сыграла с ним его невестка. Он строго разобрал в уме и то, что сделали сними то, что надо было делать ему самому
Вот на какие посылки разложил он весь этот случай. Племянника своего он не знает, следовательно и не любит, а поэтому сердце его не возлагает на него никаких обязанностей надо решать дело по законам рассудка и справедливости. Брат его женился, наслаждался супружеской жизнию, – за что же он, Петр Ива- ныч, обременит себя заботливостию о братнем сыне,
он, не наслаждавшийся выгодами супружества Конечно, не за что.
Но, с другой стороны, представлялось вот что мать отправила сына прямо к нему, на его руки, не зная, захочет ли он взять на себя эту обузу, даже не зная, жив ли они в состоянии ли сделать что-нибудь для племянника. Конечно, это глупо но если дело уже сделано и племянник в Петербурге, без помощи, без знакомых, даже без рекомендательных писем, молодой,
без всякой опытности вправе ли он оставить его на произвол судьбы, бросить в толпе, без наставлений,
без совета, и если с ним случится что-нибудь недоброе не будет ли он отвечать перед совестью?..
Тут кстати Адуев вспомнил, как, семнадцать лет назад, покойный брат и та же Анна Павловна отправляли его самого. Они, конечно, не могли ничего сделать для него в Петербурге, он сам нашел себе дорогу но он вспомнил ее слезы при прощанье, ее благословения, как матери, ее ласки, ее пироги и, наконец, ее последние слова Вот, когда вырастет Сашенька – тогда еще трехлетний ребенок, – может быть, ивы, братец, приласкаете его Тут Петр Иваныч встали скорыми шагами пошел в переднюю Василий – сказал он, – когда придет мой племянник, тоне отказывай. Да поди узнай, занята ли здесь вверху комната, что отдавалась недавно, и если незанята, так скажи, что я оставляю ее за собой. А это гостинцы Ну что мы станем сними делать Давеча наш лавочник видел, как несли их вверх;
он спрашивал, не уступим ли ему мед Я, говорит,
хорошую цену дам, и малину берет Прекрасно отдай ему. Ну, а полотно куда девать?
разве не годится ли на чехлы. Так спрячь полотно и варенье спрячь – его можно есть кажется, порядоч- ное.
Только что Петр Иваныч расположился бриться, как явился Александр Федорыч. Он было бросился на шею к дяде, но тот, пожимая мощной рукой его нежную, юношескую руку, держал его в некотором отдалении от себя, как будто для того, чтобы наглядеться на него, а более, кажется, затем, чтобы остановить этот порыв и ограничиться пожатием Мать твоя правду пишет, – сказал он, – ты живой портрет покойного брата я бы узнал тебя на улице. Ноты лучше его. Ну, я без церемонии буду продолжать
он, не наслаждавшийся выгодами супружества Конечно, не за что.
Но, с другой стороны, представлялось вот что мать отправила сына прямо к нему, на его руки, не зная, захочет ли он взять на себя эту обузу, даже не зная, жив ли они в состоянии ли сделать что-нибудь для племянника. Конечно, это глупо но если дело уже сделано и племянник в Петербурге, без помощи, без знакомых, даже без рекомендательных писем, молодой,
без всякой опытности вправе ли он оставить его на произвол судьбы, бросить в толпе, без наставлений,
без совета, и если с ним случится что-нибудь недоброе не будет ли он отвечать перед совестью?..
Тут кстати Адуев вспомнил, как, семнадцать лет назад, покойный брат и та же Анна Павловна отправляли его самого. Они, конечно, не могли ничего сделать для него в Петербурге, он сам нашел себе дорогу но он вспомнил ее слезы при прощанье, ее благословения, как матери, ее ласки, ее пироги и, наконец, ее последние слова Вот, когда вырастет Сашенька – тогда еще трехлетний ребенок, – может быть, ивы, братец, приласкаете его Тут Петр Иваныч встали скорыми шагами пошел в переднюю Василий – сказал он, – когда придет мой племянник, тоне отказывай. Да поди узнай, занята ли здесь вверху комната, что отдавалась недавно, и если незанята, так скажи, что я оставляю ее за собой. А это гостинцы Ну что мы станем сними делать Давеча наш лавочник видел, как несли их вверх;
он спрашивал, не уступим ли ему мед Я, говорит,
хорошую цену дам, и малину берет Прекрасно отдай ему. Ну, а полотно куда девать?
разве не годится ли на чехлы. Так спрячь полотно и варенье спрячь – его можно есть кажется, порядоч- ное.
Только что Петр Иваныч расположился бриться, как явился Александр Федорыч. Он было бросился на шею к дяде, но тот, пожимая мощной рукой его нежную, юношескую руку, держал его в некотором отдалении от себя, как будто для того, чтобы наглядеться на него, а более, кажется, затем, чтобы остановить этот порыв и ограничиться пожатием Мать твоя правду пишет, – сказал он, – ты живой портрет покойного брата я бы узнал тебя на улице. Ноты лучше его. Ну, я без церемонии буду продолжать
бриться, а ты садись вот сюда – напротив, чтобы я мог видеть тебя, и давай беседовать.
За этим Петр Иваныч начал делать свое дело, как будто тут никого не было, и намыливал щеки, натягивая языком то ту, то другую. Александр был сконфужен этим приемом и не знал, как начать разговор. Он приписал холодность дяди тому, что не остановился прямо у него Ну, что твоя матушка здорова ли Я думаю, постарела спросил дядя, делая разные гримасы перед зеркалом Маменька, слава богу, здорова, кланяется вами тетушка Марья Павловна тоже, – сказал робко
Александр Федорыч. – Тетушка поручила мне обнять вас – Он встали подошел к дяде, чтоб поцеловать его в щеку, или в голову, или в плечо, или, наконец, во что удастся Тетушке твоей пора бы слетами быть умнее, а оная вижу, все такая же дура, как была двадцать лет тому назад…
Озадаченный Александр задом воротился на свое место Вы получили, дядюшка, письмо. – сказал он Да, получил Василий Тихоныч Заезжалов, – начал Александр
Федорыч, – убедительно просит вас справиться и похлопотать о его деле Да, он пишет ко мне У вас еще не перевелись такие ослы?
Александр не знал, что и подумать – так его сразили эти отзывы Извините, дядюшка – начал он почти стрепетом Что Извините, что я не приехал прямо к вам, а остановился в конторе дилижансов Яне знал вашей квартиры В чем тут извиняться Ты очень хорошо сделал.
Матушка твоя бот знает что выдумала. Как бы ты ко мне приехал, не знавши, можно ли у меня остановиться, или нет Квартира у меня, как видишь, холостая,
для одного зала, гостиная, столовая, кабинет, еще рабочий кабинет, гардеробная да туалетная – лишней комнаты нет. Я бы стеснил тебя, а ты меня А я нашел для тебя здесь же в доме квартиру Ах, дядюшка – сказал Александр, – как мне благодарить вас за эту заботливость?
И он опять вскочил с места с намерением словом и делом доказать свою признательность Тише, тише, не трогай – заговорил дядя, – бритвы преострые, того и гляди обрежешься сами меня обрежешь
– Хорошо идет Да, порядочно сбываем больше во внутренние губернии на ярмарки. Последние два года – хоть куда Если б еще этак лет пять, таки того Один ком- панион, правда, не очень надежен – все мотает, да я умею держать его в руках. Ну, до свидания. Ты теперь посмотри город, пофлянируй, пообедай где-нибудь, а вечером приходи ко мне пить чай, я дома буду, – тогда поговорим. Эй, Василий ты покажешь им комнату и поможешь там устроиться.
«Так вот как здесь, в Петербурге – думал Александр, сидя в новом своем жилище, – если родной дядя так, что ж прочие?..»
Молодой Адуев ходил взад и вперед по комнате в сильной задумчивости, а Евсей говорил сам с собою,
убирая комнату:
«Что это за житье здесь, – ворчал он, – у Петра Ива- ныча кухня-то, слышь, разв месяц топится, люди-то у чужих обедают Эко, господину, народец нечего сказать, а еще петербургские называются У нас и собака каждая из своей плошки лакает».
Александр, кажется, разделял мнение Евсея, хотя и молчал. Он подошел кокну и увидел одни трубы, да крыши, да черные, грязные, кирпичные бока домов…
и сравнил стем, что видел, назад тому две недели, из окна своего деревенского дома. Ему стало грустно
За этим Петр Иваныч начал делать свое дело, как будто тут никого не было, и намыливал щеки, натягивая языком то ту, то другую. Александр был сконфужен этим приемом и не знал, как начать разговор. Он приписал холодность дяди тому, что не остановился прямо у него Ну, что твоя матушка здорова ли Я думаю, постарела спросил дядя, делая разные гримасы перед зеркалом Маменька, слава богу, здорова, кланяется вами тетушка Марья Павловна тоже, – сказал робко
Александр Федорыч. – Тетушка поручила мне обнять вас – Он встали подошел к дяде, чтоб поцеловать его в щеку, или в голову, или в плечо, или, наконец, во что удастся Тетушке твоей пора бы слетами быть умнее, а оная вижу, все такая же дура, как была двадцать лет тому назад…
Озадаченный Александр задом воротился на свое место Вы получили, дядюшка, письмо. – сказал он Да, получил Василий Тихоныч Заезжалов, – начал Александр
Федорыч, – убедительно просит вас справиться и похлопотать о его деле Да, он пишет ко мне У вас еще не перевелись такие ослы?
Александр не знал, что и подумать – так его сразили эти отзывы Извините, дядюшка – начал он почти стрепетом Что Извините, что я не приехал прямо к вам, а остановился в конторе дилижансов Яне знал вашей квартиры В чем тут извиняться Ты очень хорошо сделал.
Матушка твоя бот знает что выдумала. Как бы ты ко мне приехал, не знавши, можно ли у меня остановиться, или нет Квартира у меня, как видишь, холостая,
для одного зала, гостиная, столовая, кабинет, еще рабочий кабинет, гардеробная да туалетная – лишней комнаты нет. Я бы стеснил тебя, а ты меня А я нашел для тебя здесь же в доме квартиру Ах, дядюшка – сказал Александр, – как мне благодарить вас за эту заботливость?
И он опять вскочил с места с намерением словом и делом доказать свою признательность Тише, тише, не трогай – заговорил дядя, – бритвы преострые, того и гляди обрежешься сами меня обрежешь
Александр увидел, что ему, несмотря на все усилия, не удастся в тот день ни разу обнять и прижать к груди обожаемого дядю, и отложил это намерение до другого раза Комната превеселенькая, – начал Петр Иваныч, окнами немного в стену приходится, да ведь тыне станешь все у окна сидеть если дома, так займешься чем-нибудь, а в окна зевать некогда. И недорога – сорок рублей в месяц. Для человека есть передняя. Надо приучаться тебе с самого начала жить одному, без няньки завести свое маленькое хозяйство, то есть иметь дома свой стол, чай, словом свой угол, – un chez soi, как говорят французы. Там ты можешь свободно принимать кого хочешь Впрочем, когда я дома обедаю, то милости прошу и тебя, а в другие дни – здесь молодые люди обыкновенно обедают в трактире, ноя советую тебе посылать за своим обедом дома и покойнее и не рискуешь столкнуться бог знает с кем. Так ли Я, дядюшка, очень благодарен Что за благодарность ведь ты мне родня я исполняю свой долг. Ну, я теперь оденусь и поеду уме- ня и служба и завод Яне знал, дядюшка, что у вас есть завод Стеклянный и фарфоровый впрочем, я не один:
нас трое компанионов.
нас трое компанионов.
– Хорошо идет Да, порядочно сбываем больше во внутренние губернии на ярмарки. Последние два года – хоть куда Если б еще этак лет пять, таки того Один ком- панион, правда, не очень надежен – все мотает, да я умею держать его в руках. Ну, до свидания. Ты теперь посмотри город, пофлянируй, пообедай где-нибудь, а вечером приходи ко мне пить чай, я дома буду, – тогда поговорим. Эй, Василий ты покажешь им комнату и поможешь там устроиться.
«Так вот как здесь, в Петербурге – думал Александр, сидя в новом своем жилище, – если родной дядя так, что ж прочие?..»
Молодой Адуев ходил взад и вперед по комнате в сильной задумчивости, а Евсей говорил сам с собою,
убирая комнату:
«Что это за житье здесь, – ворчал он, – у Петра Ива- ныча кухня-то, слышь, разв месяц топится, люди-то у чужих обедают Эко, господину, народец нечего сказать, а еще петербургские называются У нас и собака каждая из своей плошки лакает».
Александр, кажется, разделял мнение Евсея, хотя и молчал. Он подошел кокну и увидел одни трубы, да крыши, да черные, грязные, кирпичные бока домов…
и сравнил стем, что видел, назад тому две недели, из окна своего деревенского дома. Ему стало грустно
Он вышел на улицу – суматоха, все бегут куда-то,
занятые только собой, едва взглядывая на проходящих, и то разве для того, чтоб не наткнуться друг на друга. Он вспомнил про свой губернский город, где каждая встреча, с кем бы тони было, почему-нибудь интересна. То вот Иван Иваныч идет к Петру Петровичу и все в городе знают, зачем. То Марья Мартыновна едет от вечерни, то Афанасий Савич на рыбную ловлю. Там проскакал сломя голову жандарм от губернатора к доктору, и всякий знает, что ее превосходительство изволит родить, хотя по мнению разных кумушек и бабушек об этом заранее знать не следовало бы. Все спрашивают что дочку или сына Барыни готовят парадные чепцы. Вон Матвей Матвеич вышел из дому, с толстой палкой, в шестом часу вечера, и всякому известно, что он идет делать вечерний моцион, что у него без того желудок не варит и что он остановится непременно у окна старого советника,
который, также известно, пьет в это время чай. С кем ни встретишься – поклон да пару слова с кем и не кланяешься, так знаешь, кто он, куда и зачем идет, и у того в глазах написано и я знаю, кто вы, куда и зачем идете. Если, наконец, встретятся незнакомые, еще не видавшие друг друга, то вдруг лица обоих превращаются в знаки вопроса они остановятся и оборотятся назад раза два, а пришедши домой, опишут и костюм
занятые только собой, едва взглядывая на проходящих, и то разве для того, чтоб не наткнуться друг на друга. Он вспомнил про свой губернский город, где каждая встреча, с кем бы тони было, почему-нибудь интересна. То вот Иван Иваныч идет к Петру Петровичу и все в городе знают, зачем. То Марья Мартыновна едет от вечерни, то Афанасий Савич на рыбную ловлю. Там проскакал сломя голову жандарм от губернатора к доктору, и всякий знает, что ее превосходительство изволит родить, хотя по мнению разных кумушек и бабушек об этом заранее знать не следовало бы. Все спрашивают что дочку или сына Барыни готовят парадные чепцы. Вон Матвей Матвеич вышел из дому, с толстой палкой, в шестом часу вечера, и всякому известно, что он идет делать вечерний моцион, что у него без того желудок не варит и что он остановится непременно у окна старого советника,
который, также известно, пьет в это время чай. С кем ни встретишься – поклон да пару слова с кем и не кланяешься, так знаешь, кто он, куда и зачем идет, и у того в глазах написано и я знаю, кто вы, куда и зачем идете. Если, наконец, встретятся незнакомые, еще не видавшие друг друга, то вдруг лица обоих превращаются в знаки вопроса они остановятся и оборотятся назад раза два, а пришедши домой, опишут и костюм
и походку нового лица, и пойдут толки и догадки, и кто,
и откуда, и зачем. А здесь так взглядом и сталкивают прочь с дороги, как будто все враги между собою.
Александр сначала с провинциальным любопытством вглядывался в каждого встречного и каждого порядочно одетого человека, принимая их то за ка- кого-нибудь министра или посланника, то за писателя Неон ли – думал он, – не этот ли Но вскоре это надоело ему – министры, писатели, посланники встречались на каждом шагу.
Он посмотрел на домы – и ему стало еще скучнее на него наводили тоску эти однообразные каменные громады, которые, как колоссальные гробницы,
сплошною массою тянутся одна за другою. Вот кончается улица, сейчас будет приволье глазам, – думал он, – или горка, или зелень, или развалившийся забор нет, опять начинается та же каменная ограда одинаких домов, с четырьмя рядами окон. И эта улица кончилась, ее преграждает опять тоже, а там новый порядок таких же домов. Заглянешь направо, налево всюду обступили вас, как рать исполинов, дома, дома и дома, камень и камень, все одно да одно нет простора и выхода взгляду заперты со всех сторон, кажется, и мысли и чувства людские также заперты.
Тяжелы первые впечатления провинциала в Петербурге. Ему дико, грустно его никто не замечает он потерялся здесь ни новости, ни разнообразие, ни толпа не развлекают его. Провинциальный эгоизм его объявляет войну всему, что он видит здесь и чего не видел у себя. Он задумывается и мысленно переносится в свой город. Какой отрадный вид Один дом сост- роконечной крышей и с палисадничком из акаций. На крыше надстройка, приют голубей, – купец Изюмин охотник гонять их для этого он взял да и выстроил голубятню на крыше и по утрами по вечерам, в колпаке, в халате, с палкой, к концу которой привязана тряпица, стоит на крыше и посвистывает, размахивая палкой. Другой дом – точно фонарь со всех четырех сторон весь в окнах и с плоской крышей, дом давней постройки кажется, того и гляди, развалится или сгорит от самовозгорения; тес принял какой-то свет- ло-серый цвет. Страшно жить в таком доме, нотам живут. Хозяин иногда, правда, посмотрит на скосившийся потолок и покачает головой, примолвив Простоит ли до весны Авось – скажет потоми продолжает жить, опасаясь не за себя, аза карман. Подле него кокетливо красуется дикенький дом лекаря, раскинувшийся полукружием, с двумя похожими на будки флигелями, а этот весь спрятался в зелени тот обернулся на улицу задом, а тут на две версты тянется забор,
из-за которого выглядывают с деревьев румяные яблоки, искушение мальчишек. От церквей домы отступили на почтительное расстояние. Кругом их растет густая трава, лежат надгробные плиты. Присутственные места – таки видно, что присутственные места:
близко без надобности никто не подходит. А тут, в столице, их и не отличишь от простых домов, да еще,
срам сказать, и лавочка тут же в доме. А пройдешь там, в городе, две, три улицы, ужи чуешь вольный воздух, начинаются плетни, за ними огороды, а там и чистое поле с яровым. А тишина, а неподвижность, а скука – и на улице ив людях тот же благодатный застой И все живут вольно, нараспашку, никому не тесно даже куры и петухи свободно расхаживают по улицам, козы и коровы щиплют траву, ребятишки пускают змей.
А здесь какая тоска И провинциал вздыхает, и по заборе, который напротив его окон, и по пыльной и грязной улице, и по тряскому мосту, и по вывеске на питейной конторе. Ему противно сознаться, что Иса- киевский собор лучше и выше собора в его городе,
что зала Дворянского собрания больше залы тамошней. Он сердито молчит при подобных сравнениях, а иногда рискнет сказать, что такую-то материю или та- кое-то вино можно у них достать и лучше и дешевле, а что на заморские редкости, этих больших раков и раковин, да красных рыбок, там и смотреть не станут, и что вольно, дескать, вам покупать у иностранцев разные материи да безделушки они обдирают вас, а вы и рады быть олухами Зато, как он вдруг обрадуется,
как посравнит да увидит, что у него в городе лучше икра, груши или калачи. Так это-то называется груша у вас – скажет он, – да у нас это и люди не станут есть!..»
Еще более взгрустнется провинциалу, как он войдет в один из этих домов, с письмом издалека. Он думает, вот отворятся ему широкие объятия, не будут знать, как принять его, где посадить, как угостить станут искусно выведывать, какое его любимое блюдо,
как ему станет совестно от этих ласк, как он, под конец, бросит все церемонии, расцелует хозяина и хозяйку, станет говорить им ты, как будто двадцать лет знакомы, все подопьют наливочки, может быть, запоют хором песню…
Куда! на него едва глядят, морщатся, извиняются занятиями если есть дело, так назначают такой час,
когда не обедают и не ужинают, а адмиральского часу вовсе не знают – ни водки, ни закуски. Хозяин пятится от объятий, смотрит на гостя как-то странно. В
соседней комнате звенят ложками, стаканами тут-то бы и пригласить, а его искусными намеками стараются выпроводить Все назаперти, везде колокольчики не мизерно ли это да какие-то холодные, нелюдимые лица. А там, у нас, входи смело если отобедали
и откуда, и зачем. А здесь так взглядом и сталкивают прочь с дороги, как будто все враги между собою.
Александр сначала с провинциальным любопытством вглядывался в каждого встречного и каждого порядочно одетого человека, принимая их то за ка- кого-нибудь министра или посланника, то за писателя Неон ли – думал он, – не этот ли Но вскоре это надоело ему – министры, писатели, посланники встречались на каждом шагу.
Он посмотрел на домы – и ему стало еще скучнее на него наводили тоску эти однообразные каменные громады, которые, как колоссальные гробницы,
сплошною массою тянутся одна за другою. Вот кончается улица, сейчас будет приволье глазам, – думал он, – или горка, или зелень, или развалившийся забор нет, опять начинается та же каменная ограда одинаких домов, с четырьмя рядами окон. И эта улица кончилась, ее преграждает опять тоже, а там новый порядок таких же домов. Заглянешь направо, налево всюду обступили вас, как рать исполинов, дома, дома и дома, камень и камень, все одно да одно нет простора и выхода взгляду заперты со всех сторон, кажется, и мысли и чувства людские также заперты.
Тяжелы первые впечатления провинциала в Петербурге. Ему дико, грустно его никто не замечает он потерялся здесь ни новости, ни разнообразие, ни толпа не развлекают его. Провинциальный эгоизм его объявляет войну всему, что он видит здесь и чего не видел у себя. Он задумывается и мысленно переносится в свой город. Какой отрадный вид Один дом сост- роконечной крышей и с палисадничком из акаций. На крыше надстройка, приют голубей, – купец Изюмин охотник гонять их для этого он взял да и выстроил голубятню на крыше и по утрами по вечерам, в колпаке, в халате, с палкой, к концу которой привязана тряпица, стоит на крыше и посвистывает, размахивая палкой. Другой дом – точно фонарь со всех четырех сторон весь в окнах и с плоской крышей, дом давней постройки кажется, того и гляди, развалится или сгорит от самовозгорения; тес принял какой-то свет- ло-серый цвет. Страшно жить в таком доме, нотам живут. Хозяин иногда, правда, посмотрит на скосившийся потолок и покачает головой, примолвив Простоит ли до весны Авось – скажет потоми продолжает жить, опасаясь не за себя, аза карман. Подле него кокетливо красуется дикенький дом лекаря, раскинувшийся полукружием, с двумя похожими на будки флигелями, а этот весь спрятался в зелени тот обернулся на улицу задом, а тут на две версты тянется забор,
из-за которого выглядывают с деревьев румяные яблоки, искушение мальчишек. От церквей домы отступили на почтительное расстояние. Кругом их растет густая трава, лежат надгробные плиты. Присутственные места – таки видно, что присутственные места:
близко без надобности никто не подходит. А тут, в столице, их и не отличишь от простых домов, да еще,
срам сказать, и лавочка тут же в доме. А пройдешь там, в городе, две, три улицы, ужи чуешь вольный воздух, начинаются плетни, за ними огороды, а там и чистое поле с яровым. А тишина, а неподвижность, а скука – и на улице ив людях тот же благодатный застой И все живут вольно, нараспашку, никому не тесно даже куры и петухи свободно расхаживают по улицам, козы и коровы щиплют траву, ребятишки пускают змей.
А здесь какая тоска И провинциал вздыхает, и по заборе, который напротив его окон, и по пыльной и грязной улице, и по тряскому мосту, и по вывеске на питейной конторе. Ему противно сознаться, что Иса- киевский собор лучше и выше собора в его городе,
что зала Дворянского собрания больше залы тамошней. Он сердито молчит при подобных сравнениях, а иногда рискнет сказать, что такую-то материю или та- кое-то вино можно у них достать и лучше и дешевле, а что на заморские редкости, этих больших раков и раковин, да красных рыбок, там и смотреть не станут, и что вольно, дескать, вам покупать у иностранцев разные материи да безделушки они обдирают вас, а вы и рады быть олухами Зато, как он вдруг обрадуется,
как посравнит да увидит, что у него в городе лучше икра, груши или калачи. Так это-то называется груша у вас – скажет он, – да у нас это и люди не станут есть!..»
Еще более взгрустнется провинциалу, как он войдет в один из этих домов, с письмом издалека. Он думает, вот отворятся ему широкие объятия, не будут знать, как принять его, где посадить, как угостить станут искусно выведывать, какое его любимое блюдо,
как ему станет совестно от этих ласк, как он, под конец, бросит все церемонии, расцелует хозяина и хозяйку, станет говорить им ты, как будто двадцать лет знакомы, все подопьют наливочки, может быть, запоют хором песню…
Куда! на него едва глядят, морщатся, извиняются занятиями если есть дело, так назначают такой час,
когда не обедают и не ужинают, а адмиральского часу вовсе не знают – ни водки, ни закуски. Хозяин пятится от объятий, смотрит на гостя как-то странно. В
соседней комнате звенят ложками, стаканами тут-то бы и пригласить, а его искусными намеками стараются выпроводить Все назаперти, везде колокольчики не мизерно ли это да какие-то холодные, нелюдимые лица. А там, у нас, входи смело если отобедали
так опять для гостя станут обедать самовар утром и вечером не сходит со стола, а колокольчиков ив магазинах нет. Обнимаются, целуются все, и встречный и поперечный. Сосед там – так настоящий сосед, живут рукав руку, душа в душу родственник – так родственник умрет за своего эх, грустно!
Александр добрался до Адмиралтейской площади и остолбенел. Он с час простоял перед Медным Всадником, ноне с горьким упреком в душе, как бедный
Евгений,
4
ас восторженной думой. Взглянул на Неву,
окружающие ее здания – и глаза его засверкали. Он вдруг застыдился своего пристрастия к тряским мостам, палисадникам, разрушенным заборам. Ему стало весело и легко. И суматоха, и толпа – все в глазах его получило другое значение. Замелькали опять надежды, подавленные на время грустным впечатлением новая жизнь отверзала ему объятия и манила к чему-то неизвестному. Сердце его сильно билось. Он мечтало благородном труде, о высоких стремлениях и преважно выступал по Невскому проспекту, считая себя гражданином нового мира В этих мечтах воротился он домой.
Вечером, в 11 часов, дядя прислал звать его пить чай Я только что из театра, – сказал дядя, лежа на Евгений – герой поэмы АС. Пушкина Медный Всадник (1833).
Александр добрался до Адмиралтейской площади и остолбенел. Он с час простоял перед Медным Всадником, ноне с горьким упреком в душе, как бедный
Евгений,
4
ас восторженной думой. Взглянул на Неву,
окружающие ее здания – и глаза его засверкали. Он вдруг застыдился своего пристрастия к тряским мостам, палисадникам, разрушенным заборам. Ему стало весело и легко. И суматоха, и толпа – все в глазах его получило другое значение. Замелькали опять надежды, подавленные на время грустным впечатлением новая жизнь отверзала ему объятия и манила к чему-то неизвестному. Сердце его сильно билось. Он мечтало благородном труде, о высоких стремлениях и преважно выступал по Невскому проспекту, считая себя гражданином нового мира В этих мечтах воротился он домой.
Вечером, в 11 часов, дядя прислал звать его пить чай Я только что из театра, – сказал дядя, лежа на Евгений – герой поэмы АС. Пушкина Медный Всадник (1833).
диване Как жаль, что вы не сказали мне давеча, дядюшка:
я бы пошел вместе с вами Я был в креслах, куда ж тына колени бы ко мне сел – сказал Петр Иваныч, – вот завтра поди себе один Одному грустно в толпе, дядюшка нес кем поделиться впечатлением И незачем надо уметь и чувствовать и думать,
словом жить одному со временем понадобится. Да еще тебе до театра надо одеться прилично.
Александр посмотрел на свое платье и удивился словам дяди. Чем же я неприлично одет – думал он, – синий сюртук, синие панталоны У меня, дядюшка, много платья, – сказал он, шил Кенигштейн; он у нас на губернатора работает Нужды нет, все-таки оно не годится, на днях я завезу тебя к своему портному но это пустяки. Есть о чем важнее поговорить. Скажи-ка, зачем ты сюда приехал Я приехал жить Жить то есть если ты разумеешь под этим есть,
пить и спать, так не стоило труда ездить так далеко:
тебе так не удастся ни поесть, ни поспать здесь, как там, у себя а если ты думал что-нибудь другое, так объяснись
– Пользоваться жизнию, хотел я сказать, – прибавил Александр, весь покраснев, – мне в деревне надоело все одно и тоже А вот что Что ж, ты наймешь бельэтаж на Невском проспекте, заведешь карету, составишь большой круг знакомства, откроешь у себя дни Ведь это очень дорого, – заметил наивно Александр Мать пишет, что она дала тебе тысячу рублей этого мало, – сказал Петр Иваныч. – Вот один мой знакомый недавно приехал сюда, ему тоже надоело в деревне он хочет пользоваться жизнию, так тот привез пятьдесят тысячи ежегодно будет получать постольку же. Он точно будет пользоваться жизнию в Петербурге, а ты – нет тыне затем приехал По словам вашим, дядюшка, выходит, что я как будто сам не знаю, зачем я приехал Почти так это лучше сказано тут есть правда;
только все еще нехорошо. Неужели ты, как сбирался сюда, не задал себе этого вопроса зачем я еду Это было бы нелишнее Прежде, нежели я задал себе этот вопросу меня уже был готов ответ – с гордостию отвечал Александр Так что же тыне говоришь ну, зачем Меня влекло какое-то неодолимое стремление
я бы пошел вместе с вами Я был в креслах, куда ж тына колени бы ко мне сел – сказал Петр Иваныч, – вот завтра поди себе один Одному грустно в толпе, дядюшка нес кем поделиться впечатлением И незачем надо уметь и чувствовать и думать,
словом жить одному со временем понадобится. Да еще тебе до театра надо одеться прилично.
Александр посмотрел на свое платье и удивился словам дяди. Чем же я неприлично одет – думал он, – синий сюртук, синие панталоны У меня, дядюшка, много платья, – сказал он, шил Кенигштейн; он у нас на губернатора работает Нужды нет, все-таки оно не годится, на днях я завезу тебя к своему портному но это пустяки. Есть о чем важнее поговорить. Скажи-ка, зачем ты сюда приехал Я приехал жить Жить то есть если ты разумеешь под этим есть,
пить и спать, так не стоило труда ездить так далеко:
тебе так не удастся ни поесть, ни поспать здесь, как там, у себя а если ты думал что-нибудь другое, так объяснись
– Пользоваться жизнию, хотел я сказать, – прибавил Александр, весь покраснев, – мне в деревне надоело все одно и тоже А вот что Что ж, ты наймешь бельэтаж на Невском проспекте, заведешь карету, составишь большой круг знакомства, откроешь у себя дни Ведь это очень дорого, – заметил наивно Александр Мать пишет, что она дала тебе тысячу рублей этого мало, – сказал Петр Иваныч. – Вот один мой знакомый недавно приехал сюда, ему тоже надоело в деревне он хочет пользоваться жизнию, так тот привез пятьдесят тысячи ежегодно будет получать постольку же. Он точно будет пользоваться жизнию в Петербурге, а ты – нет тыне затем приехал По словам вашим, дядюшка, выходит, что я как будто сам не знаю, зачем я приехал Почти так это лучше сказано тут есть правда;
только все еще нехорошо. Неужели ты, как сбирался сюда, не задал себе этого вопроса зачем я еду Это было бы нелишнее Прежде, нежели я задал себе этот вопросу меня уже был готов ответ – с гордостию отвечал Александр Так что же тыне говоришь ну, зачем Меня влекло какое-то неодолимое стремление
жажда благородной деятельности во мне кипело желание уяснить и осуществить…
Петр Иваныч приподнялся немного с дивана, вынул из рта сигару и навострил уши Осуществить те надежды, которые толпились Не пишешь литы стихов – вдруг спросил Петр
Иваныч.
– И прозой, дядюшка прикажете принести Нет, нет. после когда-нибудь; я так только спросил А что Даты так говоришь Разве нехорошо Нет, – может быть, очень хорошо, да дико У нас профессор эстетики так говорили считался самым красноречивым профессором, – сказал смутившийся Александр О чем же он так говорил О своем предмете А Как же, дядюшка, мне говорить Попроще, как все, а не как профессор эстетики.
Впрочем, этого вдруг растолковать нельзя ты после сам увидишь. Ты, кажется, хочешь сказать, сколько я могу припомнить университетские лекции и перевести твои слова, что ты приехал сюда делать карьеру
Петр Иваныч приподнялся немного с дивана, вынул из рта сигару и навострил уши Осуществить те надежды, которые толпились Не пишешь литы стихов – вдруг спросил Петр
Иваныч.
– И прозой, дядюшка прикажете принести Нет, нет. после когда-нибудь; я так только спросил А что Даты так говоришь Разве нехорошо Нет, – может быть, очень хорошо, да дико У нас профессор эстетики так говорили считался самым красноречивым профессором, – сказал смутившийся Александр О чем же он так говорил О своем предмете А Как же, дядюшка, мне говорить Попроще, как все, а не как профессор эстетики.
Впрочем, этого вдруг растолковать нельзя ты после сам увидишь. Ты, кажется, хочешь сказать, сколько я могу припомнить университетские лекции и перевести твои слова, что ты приехал сюда делать карьеру
и фортуну, – так ли Да, дядюшка, карьеру И фортуну, – прибавил Петр Иваныч, – что за карьера без фортуны Мысль хороша – только напрасно ты приезжал Отчего же Надеюсь, вы не по собственному опыту говорите это – сказал Александр, глядя вокруг себя Дельно замечено. Точно, я хорошо обставлен, и дела мои недурны. Но, сколько я посмотрю, ты и я большая разница Я никак не смею сравнивать себя с вами Не в том дело ты, может быть, вдесятеро умнее и лучше меня да у тебя, кажется, натура не такая,
чтоб поддалась новому порядку а тамошний порядок ой, ой Ты, вон, изнежен и избалован матерью;
где тебе выдержать все, что я выдержал Ты, должно быть, мечтатель, а мечтать здесь некогда подобные нам ездят сюда дело делать Может бытья в состоянии что-нибудь сделать,
если вы не оставите меня вашими советами и опытностью Советовать – боюсь. Яне ручаюсь за твою деревенскую натуру выйдет вздор – станешь пенять на меня а мнение свое сказать, изволь – не отказываюсь, ты слушай или не слушай, как хочешь. Да нет
чтоб поддалась новому порядку а тамошний порядок ой, ой Ты, вон, изнежен и избалован матерью;
где тебе выдержать все, что я выдержал Ты, должно быть, мечтатель, а мечтать здесь некогда подобные нам ездят сюда дело делать Может бытья в состоянии что-нибудь сделать,
если вы не оставите меня вашими советами и опытностью Советовать – боюсь. Яне ручаюсь за твою деревенскую натуру выйдет вздор – станешь пенять на меня а мнение свое сказать, изволь – не отказываюсь, ты слушай или не слушай, как хочешь. Да нет
я не надеюсь наудачу. У вас там свой взгляд на жизнь:
как переработаешь его Вы помешались на любви, на дружбе, дана прелестях жизни, на счастье думают,
что жизнь только в этом и состоит ах да ох Плачут,
хнычут да любезничают, а дела не делают как я отучу тебя от всего этого – мудрено Я постараюсь, дядюшка, приноровиться к современным понятиям. Уже сегодня, глядя на эти огромные здания, на корабли, принесшие нам дары дальних стран, я подумал об успехах современного человечества, я понял волнение этой разумно-деятельной толпы, готов слиться с нею…
Петр Иваныч при этом монологе значительно поднял брови и пристально посмотрел на племянника.
Тот остановился Дело, кажется, простое, – сказал дядя, – а они бог знает что заберут в голову «разумно-деятель- ная толпа Право, лучше бы тебе остаться там. Прожил бы ты век свой славно был бы там умнее всех,
прослыл бы сочинителем и красноречивым человеком, верил бы в вечную и неизменную дружбу и любовь, в родство, счастье, женился бы и незаметно дожил бы до старости ив самом деле был бы по-свое- му счастлива по-здешнему ты счастлив не будешь:
здесь все эти понятия надо перевернуть вверх дном Как, дядюшка, разве дружба и любовь – эти священные и высокие чувства, упавшие как будто нена- рочно с неба в земную грязь Что?
Александр замолчал Любовь и дружба в грязь упали Ну, как ты этак здесь брякнешь Разве они не те же и здесь, как там – хочу я сказать Есть и здесь любовь и дружба, – где нет этого добра только не такая, как там, у вас со временем увидишь сам Ты прежде всего забудь эти священные да небесные чувства, а приглядывайся к делу так,
проще, как оно есть, право, лучше, будешь и говорить проще. Впрочем, это немое дело. Ты приехал сюда,
не ворочаться же назад если не найдешь, чего искал,
пеняй на себя. Я предупрежу тебя, что хорошо, по моему мнению, что дурно, а там, как хочешь Попробуем, может быть, удастся что-нибудь из тебя сделать.
Да! матушка просила снабжать тебя деньгами Знаешь, что я тебе скажу не проси у меня их это всегда нарушает доброе согласие между порядочными людьми. Впрочем, не думай, чтоб я тебе отказывал:
нет, если придется так, что другого средства не будет,
так ты, нечего делать, обратись ко мне Все у дяди лучше взять, чему чужого, по крайней мере без процентов. Да чтоб не прибегать к этой крайности, я тебе
как переработаешь его Вы помешались на любви, на дружбе, дана прелестях жизни, на счастье думают,
что жизнь только в этом и состоит ах да ох Плачут,
хнычут да любезничают, а дела не делают как я отучу тебя от всего этого – мудрено Я постараюсь, дядюшка, приноровиться к современным понятиям. Уже сегодня, глядя на эти огромные здания, на корабли, принесшие нам дары дальних стран, я подумал об успехах современного человечества, я понял волнение этой разумно-деятельной толпы, готов слиться с нею…
Петр Иваныч при этом монологе значительно поднял брови и пристально посмотрел на племянника.
Тот остановился Дело, кажется, простое, – сказал дядя, – а они бог знает что заберут в голову «разумно-деятель- ная толпа Право, лучше бы тебе остаться там. Прожил бы ты век свой славно был бы там умнее всех,
прослыл бы сочинителем и красноречивым человеком, верил бы в вечную и неизменную дружбу и любовь, в родство, счастье, женился бы и незаметно дожил бы до старости ив самом деле был бы по-свое- му счастлива по-здешнему ты счастлив не будешь:
здесь все эти понятия надо перевернуть вверх дном Как, дядюшка, разве дружба и любовь – эти священные и высокие чувства, упавшие как будто нена- рочно с неба в земную грязь Что?
Александр замолчал Любовь и дружба в грязь упали Ну, как ты этак здесь брякнешь Разве они не те же и здесь, как там – хочу я сказать Есть и здесь любовь и дружба, – где нет этого добра только не такая, как там, у вас со временем увидишь сам Ты прежде всего забудь эти священные да небесные чувства, а приглядывайся к делу так,
проще, как оно есть, право, лучше, будешь и говорить проще. Впрочем, это немое дело. Ты приехал сюда,
не ворочаться же назад если не найдешь, чего искал,
пеняй на себя. Я предупрежу тебя, что хорошо, по моему мнению, что дурно, а там, как хочешь Попробуем, может быть, удастся что-нибудь из тебя сделать.
Да! матушка просила снабжать тебя деньгами Знаешь, что я тебе скажу не проси у меня их это всегда нарушает доброе согласие между порядочными людьми. Впрочем, не думай, чтоб я тебе отказывал:
нет, если придется так, что другого средства не будет,
так ты, нечего делать, обратись ко мне Все у дяди лучше взять, чему чужого, по крайней мере без процентов. Да чтоб не прибегать к этой крайности, я тебе
поскорей найду место, чтоб ты мог доставать деньги.
Ну, до свиданья. Заходи поутру, мы переговорим, что и как начать.
Александр Федорыч пошел домой Послушай, не хочешь литы поужинать – сказал
Петр Иваныч ему вслед Да, дядюшка я бы, пожалуй У меня ничего нет.
Александр молчал. Зачем же это обязательное предложение – думал он Стола я дома не держу, а трактиры теперь заперты продолжал дядя. – Вот тебе и урок на первый случай – привыкай. У вас встают и ложатся по солнцу,
едят, пьют, когда велит природа холодно, так наденут себе шапку с наушниками, да и знать ничего не хотят;
светло – так день, темно – так ночь. У тебя вон слипаются глаза, а я еще за работу сяду к концу месяца надо счеты свести. Дышите вы там круглый год свежим воздухом, а здесь и это удовольствие стоит денег и все так совершенные антиподы Здесь вот и не ужинают, особенно на свой счет, и намой тоже. Это тебе даже полезно не станешь стонать и метаться по ночам, а крестить мне тебя некогда К этому, дядюшка, легко привыкнуть Хорошо, если так. Ау вас все еще по-старому:
можно прийти в гости ночью и сейчас ужин состряпают Что ж, дядюшка, надеюсь этой черты порицать нельзя. Добродетель русских Полно какая тут добродетель. От скуки там всякому мерзавцу рады Милости просим, кушай, сколько хочешь, только займи как-нибудь нашу праздность,
помоги убить время да дай взглянуть на тебя – все-та- ки что-нибудь новое а кушанья не пожалеем это нам здесь ровно ничего не стоит Препротивная добро- детель!
Так Александр лег спать и старался разгадать, что за человек его дядя. Он припомнил весь разговор;
многого не понял, другому не совсем верил.
«Нехорошо говорю – думал он, – любовь и дружба не вечны не смеется ли надомною дядюшка?
Неужели здесь такой порядок Что же Софье и нравилось во мне особенно, как не дар слова А любовь ее неужели не вечна. И неужели здесь в самом деле не ужинают?»
Он еще долго ворочался в постели голова, полная тревожных мыслей, и пустой желудок не давали ему спать.
Прошло недели две.
Петр Иваныч день ото дня становился довольнее своим племянником У него есть такт, – говорил он одному своему ком
Ну, до свиданья. Заходи поутру, мы переговорим, что и как начать.
Александр Федорыч пошел домой Послушай, не хочешь литы поужинать – сказал
Петр Иваныч ему вслед Да, дядюшка я бы, пожалуй У меня ничего нет.
Александр молчал. Зачем же это обязательное предложение – думал он Стола я дома не держу, а трактиры теперь заперты продолжал дядя. – Вот тебе и урок на первый случай – привыкай. У вас встают и ложатся по солнцу,
едят, пьют, когда велит природа холодно, так наденут себе шапку с наушниками, да и знать ничего не хотят;
светло – так день, темно – так ночь. У тебя вон слипаются глаза, а я еще за работу сяду к концу месяца надо счеты свести. Дышите вы там круглый год свежим воздухом, а здесь и это удовольствие стоит денег и все так совершенные антиподы Здесь вот и не ужинают, особенно на свой счет, и намой тоже. Это тебе даже полезно не станешь стонать и метаться по ночам, а крестить мне тебя некогда К этому, дядюшка, легко привыкнуть Хорошо, если так. Ау вас все еще по-старому:
можно прийти в гости ночью и сейчас ужин состряпают Что ж, дядюшка, надеюсь этой черты порицать нельзя. Добродетель русских Полно какая тут добродетель. От скуки там всякому мерзавцу рады Милости просим, кушай, сколько хочешь, только займи как-нибудь нашу праздность,
помоги убить время да дай взглянуть на тебя – все-та- ки что-нибудь новое а кушанья не пожалеем это нам здесь ровно ничего не стоит Препротивная добро- детель!
Так Александр лег спать и старался разгадать, что за человек его дядя. Он припомнил весь разговор;
многого не понял, другому не совсем верил.
«Нехорошо говорю – думал он, – любовь и дружба не вечны не смеется ли надомною дядюшка?
Неужели здесь такой порядок Что же Софье и нравилось во мне особенно, как не дар слова А любовь ее неужели не вечна. И неужели здесь в самом деле не ужинают?»
Он еще долго ворочался в постели голова, полная тревожных мыслей, и пустой желудок не давали ему спать.
Прошло недели две.
Петр Иваныч день ото дня становился довольнее своим племянником У него есть такт, – говорил он одному своему ком
паниону по заводу, – чего бы я никак не ожидал от деревенского мальчика. Он не навязывается, не ходит ко мне без зову и когда заметит, что он лишний, тотчас уйдет и денег не просит он малый покойный. Есть странности лезет целоваться, говорит, как семинарист ну, да от этого отвыкнет и то хорошо, что он не сел мне на шею Есть состояние – спросил тот Нет каких-нибудь сто душонок Что ж если есть способности, так он пойдет здесь ведь ивы нес большего начали, а вот, слава богу Нет куда ничего не сделает. Эта глупая восторженность никуда не годится, ах да ох не привыкнет он к здешнему порядку где ему сделать карьеру напрасно приезжал ну, это уж его дело.
Александр долгом считал любить дядю, но никак не мог привыкнуть к его характеру и образу мыслей.
«Дядюшка у меня, кажется, добрый человек, писал он водно утро к Поспелову, – очень умен, только человек весьма прозаический,
вечно в делах, в расчетах Дух его будто прикован к земле и никогда не возносится до чистого, изолированного от земных дрязгов созерцания явлений духовной природы человека.
Небо у него неразрывно связано с землей,
и мыс ним, кажется, никогда совершенно
Александр долгом считал любить дядю, но никак не мог привыкнуть к его характеру и образу мыслей.
«Дядюшка у меня, кажется, добрый человек, писал он водно утро к Поспелову, – очень умен, только человек весьма прозаический,
вечно в делах, в расчетах Дух его будто прикован к земле и никогда не возносится до чистого, изолированного от земных дрязгов созерцания явлений духовной природы человека.
Небо у него неразрывно связано с землей,
и мыс ним, кажется, никогда совершенно
не сольемся душами. Едучи сюда, я думал,
что он, как дядя, даст мне место в сердце,
согреет меня в здешней холодной толпе горячими объятьями дружбы а дружба, ты знаешь,
что он, как дядя, даст мне место в сердце,
согреет меня в здешней холодной толпе горячими объятьями дружбы а дружба, ты знаешь,
второе
провиденье! Но ион есть нечто иное, как выражение этой толпы. Я думал делить с ним вместе время, не расставаться ни на минуту,
но что встретил – холодные советы, которые он называет дельными но пусть они лучше будут недельны, но полны теплого, сердечного участия. Он горд не горд, но враг всяких искренних излияний мы не обедаем, не ужинаем вместе, никуда не ездим. Приехав, он никогда не расскажет, где был, что делали никогда также не говорит, куда едет и зачем, кто у него знакомые, нравится ему что, нет ли, как он проводит время. Никогда не сердит особенно, ни ласков, ни печален, ни весел. Сердцу его чужды все порывы любви, дружбы, все стремления к прекрасному. Часто говоришь, и говоришь как вдохновенный пророк, почти как наш великий,
незабвенный Иван Семеныч, когда он, помнишь,
гремел с кафедры, а мы трепетали в восторге от его огненного взора и слова а дядюшка?
слушает, подняв брови, и смотрит престранно,
или засмеется как-то по-своему, таким смехом,
который леденит у меня кровь, – и прощай,
вдохновение! Я иногда вижу в нем как будто
пушкинского демона Не верит он любви,
и проч, говорит, что счастья нет, что его никто и не обещала что есть просто жизнь,
разделяющаяся поровну на добро и зло, на удовольствие, удачу, здоровье, покой, потом на неудовольствие, неудачу, беспокойство, болезни и проч, что на все на это надо смотреть просто, не забирать себе в голову бесполезных каково бесполезных – вопросов о том, зачем мы созданы да к чему стремимся, – что это не наша забота и что от этого мы невидим, что у нас подносом, и не делаем своего дела только и слышишь о деле В нем не отличишь, находится ли он под влиянием какого-нибудь наслаждения или прозаического дела и за счетами, ив театре,
все одинаков сильных впечатлений не знает и,
кажется, не любит изящного оно чуждо душе его;
я думаю, он не читал даже Пушкина…»
Петр Иваныч неожиданно явился в комнату племянника и застал егоза письмом Я пришел посмотреть, как ты тут устроился, – сказал дядя, – и поговорить о деле.
Александр вскочили проворно что-то прикрыл рукой Спрячь, спрячь свой секрет, – сказал Петр Ива Александр Адуев имеет здесь ввиду стихотворение АС. Пушкина
«Демон» (1823).
и проч, говорит, что счастья нет, что его никто и не обещала что есть просто жизнь,
разделяющаяся поровну на добро и зло, на удовольствие, удачу, здоровье, покой, потом на неудовольствие, неудачу, беспокойство, болезни и проч, что на все на это надо смотреть просто, не забирать себе в голову бесполезных каково бесполезных – вопросов о том, зачем мы созданы да к чему стремимся, – что это не наша забота и что от этого мы невидим, что у нас подносом, и не делаем своего дела только и слышишь о деле В нем не отличишь, находится ли он под влиянием какого-нибудь наслаждения или прозаического дела и за счетами, ив театре,
все одинаков сильных впечатлений не знает и,
кажется, не любит изящного оно чуждо душе его;
я думаю, он не читал даже Пушкина…»
Петр Иваныч неожиданно явился в комнату племянника и застал егоза письмом Я пришел посмотреть, как ты тут устроился, – сказал дядя, – и поговорить о деле.
Александр вскочили проворно что-то прикрыл рукой Спрячь, спрячь свой секрет, – сказал Петр Ива Александр Адуев имеет здесь ввиду стихотворение АС. Пушкина
«Демон» (1823).
ныч, – я отвернусь. Ну, спрятал А это что выпало?
что это такое Это, дядюшка, ничего – начал было Александр,
но смешался и замолчал Кажется, волосы Подлинно ничего уж я видел одно, так покажи и то, что спрятал в руке.
Александр, точно уличенный школьник, невольно разжал руку и показал кольцо Что это откуда – спросил Петр Иваныч.
– Это, дядюшка, вещественные знаки невещественных отношений Что что дайка сюда эти знаки Это залоги Верно, из деревни привез От Софьи, дядюшка, на память при прощанье Таки есть. И это ты вез за тысячу пятьсот верст?
Дядя покачал головой Лучше бы ты привез еще мешок сушеной малины:
ту, по крайней мере, в лавочку сбыли, а эти залоги…
Он рассматривал то волосы, то колечко волосы понюхала колечко взвесил на руке. Потом взял бумажку со стола, завернул в нее оба знака, сжал все это в компактный комок и – бац в окно Дядюшка – неистово закричал Александр, схватив егоза руку, но поздно комок перелетел через угол соседней крыши, упал в канал, на край барки с кирпичами, отскочили прыгнул в воду.
Александр молча, с выражением горького упрека,
смотрел на дядю Дядюшка – повторил он Что Как назвать ваш поступок Бросанием из окна в канал невещественных знаков и всякой дряни и пустяков, чего ненужно держать в комнате Пустяков это пустяки А ты думал что – половина твоего сердца Я
пришел к нему заделом, а он вон чем занимается сидит да думает над дрянью Разве это мешает делу, дядюшка Очень. Время проходит, а ты до сих пор мне еще и не помянуло своих намерениях хочешь литы служить, избрал ли другое занятие – ни слова а все оттого, что у тебя Софья да знаки на уме. Вот ты, кажется, к ней письмо пишешь Так Да я начал было А к матери писал Нет еще, я хотел завтра Отчего же завтра К матери завтра, а к Софье,
которую через месяц надо забыть, сегодня Софью можно ли ее забыть Должно. Не брось я твоих залогов, так, пожалуй
– так по всему телу и побежит святая, возвышенная любовь, а дайка волю, таки того Твоя любовь, к сожалению, впереди от этого никак не уйдешь, а дело уйдет от тебя, если не станешь им заниматься Да разве любовь не дело Нет приятное развлечение, только ненужно слишком предаваться ему, а то выйдет вздор. От этого я и боюсь за тебя. – Дядя покачал головой. – Я почти нашел тебе место ты ведь хочешь служить – сказал он Ах, дядюшка, как я рад!
Александр бросился и поцеловал дядю в щеку Нашел-таки случай – сказал дядя, вытирая щеку как это я не остерегся Ну, так слушай же. Скажи,
что ты знаешь, к чему чувствуешь себя способным Я знаю богословие, гражданское, уголовное,
естественное и народное права, дипломацию, политическую экономию, философию, эстетику, археологию Постой, постой а умеешь литы порядочно писать по-русски? Теперь пока это нужнее всего Какой вопрос, дядюшка умею ли писать по-рус- ски! – сказал Александр и побежал к комоду, из которого начал вынимать разные бумаги, а дядя между тем взял со стола какое-то письмо и стал читать.
Александр подошел с бумагами к столу и увидел
что это такое Это, дядюшка, ничего – начал было Александр,
но смешался и замолчал Кажется, волосы Подлинно ничего уж я видел одно, так покажи и то, что спрятал в руке.
Александр, точно уличенный школьник, невольно разжал руку и показал кольцо Что это откуда – спросил Петр Иваныч.
– Это, дядюшка, вещественные знаки невещественных отношений Что что дайка сюда эти знаки Это залоги Верно, из деревни привез От Софьи, дядюшка, на память при прощанье Таки есть. И это ты вез за тысячу пятьсот верст?
Дядя покачал головой Лучше бы ты привез еще мешок сушеной малины:
ту, по крайней мере, в лавочку сбыли, а эти залоги…
Он рассматривал то волосы, то колечко волосы понюхала колечко взвесил на руке. Потом взял бумажку со стола, завернул в нее оба знака, сжал все это в компактный комок и – бац в окно Дядюшка – неистово закричал Александр, схватив егоза руку, но поздно комок перелетел через угол соседней крыши, упал в канал, на край барки с кирпичами, отскочили прыгнул в воду.
Александр молча, с выражением горького упрека,
смотрел на дядю Дядюшка – повторил он Что Как назвать ваш поступок Бросанием из окна в канал невещественных знаков и всякой дряни и пустяков, чего ненужно держать в комнате Пустяков это пустяки А ты думал что – половина твоего сердца Я
пришел к нему заделом, а он вон чем занимается сидит да думает над дрянью Разве это мешает делу, дядюшка Очень. Время проходит, а ты до сих пор мне еще и не помянуло своих намерениях хочешь литы служить, избрал ли другое занятие – ни слова а все оттого, что у тебя Софья да знаки на уме. Вот ты, кажется, к ней письмо пишешь Так Да я начал было А к матери писал Нет еще, я хотел завтра Отчего же завтра К матери завтра, а к Софье,
которую через месяц надо забыть, сегодня Софью можно ли ее забыть Должно. Не брось я твоих залогов, так, пожалуй
чего доброго, ты помнил бы ее лишний месяц. Я оказал тебе вдвойне услугу. Через несколько лет эти знаки напомнили бы тебе глупость, от которой бы ты краснел Краснеть от такого чистого, святого воспоминания это значит не признавать поэзии Какая поэзия в том, что глупо поэзия, например,
в письме твоей тетки желтый цветок, озеро, какая-то тайна как я стал читать – мне так стало нехорошо,
что и сказать нельзя чуть не покраснела уж я лине отвык краснеть Это ужасно, ужасно, дядюшка стало быть, вы никогда не любили Знаков терпеть не мог Это какая-то деревянная жизнь – сказал в сильном волнении Александр, – прозябание, а не жизнь!
прозябать без вдохновенья, без слез, без жизни, без
любви…
6
– И без волос – прибавил дядя Как вы, дядюшка, можете так холодно издеваться над тем, что есть лучшего на земле ведь это преступление Любовь святые волнения Знаю я эту святую любовь в твои лета только увидят локон, башмак, подвязку, дотронутся до руки без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви – из стихотворения АС. Пушкина К (Я помню чудное мгновенье, 1825).
в письме твоей тетки желтый цветок, озеро, какая-то тайна как я стал читать – мне так стало нехорошо,
что и сказать нельзя чуть не покраснела уж я лине отвык краснеть Это ужасно, ужасно, дядюшка стало быть, вы никогда не любили Знаков терпеть не мог Это какая-то деревянная жизнь – сказал в сильном волнении Александр, – прозябание, а не жизнь!
прозябать без вдохновенья, без слез, без жизни, без
любви…
6
– И без волос – прибавил дядя Как вы, дядюшка, можете так холодно издеваться над тем, что есть лучшего на земле ведь это преступление Любовь святые волнения Знаю я эту святую любовь в твои лета только увидят локон, башмак, подвязку, дотронутся до руки без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви – из стихотворения АС. Пушкина К (Я помню чудное мгновенье, 1825).
– так по всему телу и побежит святая, возвышенная любовь, а дайка волю, таки того Твоя любовь, к сожалению, впереди от этого никак не уйдешь, а дело уйдет от тебя, если не станешь им заниматься Да разве любовь не дело Нет приятное развлечение, только ненужно слишком предаваться ему, а то выйдет вздор. От этого я и боюсь за тебя. – Дядя покачал головой. – Я почти нашел тебе место ты ведь хочешь служить – сказал он Ах, дядюшка, как я рад!
Александр бросился и поцеловал дядю в щеку Нашел-таки случай – сказал дядя, вытирая щеку как это я не остерегся Ну, так слушай же. Скажи,
что ты знаешь, к чему чувствуешь себя способным Я знаю богословие, гражданское, уголовное,
естественное и народное права, дипломацию, политическую экономию, философию, эстетику, археологию Постой, постой а умеешь литы порядочно писать по-русски? Теперь пока это нужнее всего Какой вопрос, дядюшка умею ли писать по-рус- ски! – сказал Александр и побежал к комоду, из которого начал вынимать разные бумаги, а дядя между тем взял со стола какое-то письмо и стал читать.
Александр подошел с бумагами к столу и увидел
что дядя читает письмо. Бумаги у него выпали из рук Что это вычитаете, дядюшка – сказал он вис- пуге.
– А вот тут лежало письмо, к другу, должно быть.
Извини, мне хотелось взглянуть, как ты пишешь Ивы прочитали его Да, почти – вот только две строки осталось, – сейчас дочитаю а что ведь тут секретов нет, иначе бы оно не валялось так Что же вы теперь думаете обо мне Думаю, что ты порядочно пишешь, правильно,
гладко…
– Стало быть, вы не прочли, что тут написано – с живостью спросил Александр Нет, кажется, все, – сказал Петр Иваныч, поглядев на обе страницы, – сначала описываешь Петербург,
свои впечатления, а потом меня Боже мой – воскликнул Александр и закрыл руками лицо Да что ты что с тобой Ивы говорите это покойно вы не сердитесь, не ненавидите меня Нет из чего мне бесноваться Повторите, успокойте меня Нет, нет, нет Мне все не верится докажите, дядюшка
– Чем прикажешь Обнимите меня Извини, не могу Почему же Потому что в этом поступке разума, то есть смысла, нет, или, говоря словами твоего профессора, сознание не побуждает меня к этому вот если б ты был женщина – так другое дело там это делается без смысла, по другому побуждению Чувство, дядюшка, просится наружу, требует порыва, излияния У меня не просится и не требует, да если б и просилось, так я бы воздержался – и тебе тоже советую Зачем же А затем, чтоб после, когда рассмотришь поближе человека, которого обнял, не краснеть за свои объятия Разве не случается, дядюшка, что оттолкнешь человека и после раскаешься Случается оттого я никогда никого и не отталкиваю Вы и меня не оттолкнете за мой поступок, не назовете чудовищем У тебя кто напишет вздор, тот и чудовище. Этак бы их развелось несметное множество Но читать про себя такие горькие истины – и от
– А вот тут лежало письмо, к другу, должно быть.
Извини, мне хотелось взглянуть, как ты пишешь Ивы прочитали его Да, почти – вот только две строки осталось, – сейчас дочитаю а что ведь тут секретов нет, иначе бы оно не валялось так Что же вы теперь думаете обо мне Думаю, что ты порядочно пишешь, правильно,
гладко…
– Стало быть, вы не прочли, что тут написано – с живостью спросил Александр Нет, кажется, все, – сказал Петр Иваныч, поглядев на обе страницы, – сначала описываешь Петербург,
свои впечатления, а потом меня Боже мой – воскликнул Александр и закрыл руками лицо Да что ты что с тобой Ивы говорите это покойно вы не сердитесь, не ненавидите меня Нет из чего мне бесноваться Повторите, успокойте меня Нет, нет, нет Мне все не верится докажите, дядюшка
– Чем прикажешь Обнимите меня Извини, не могу Почему же Потому что в этом поступке разума, то есть смысла, нет, или, говоря словами твоего профессора, сознание не побуждает меня к этому вот если б ты был женщина – так другое дело там это делается без смысла, по другому побуждению Чувство, дядюшка, просится наружу, требует порыва, излияния У меня не просится и не требует, да если б и просилось, так я бы воздержался – и тебе тоже советую Зачем же А затем, чтоб после, когда рассмотришь поближе человека, которого обнял, не краснеть за свои объятия Разве не случается, дядюшка, что оттолкнешь человека и после раскаешься Случается оттого я никогда никого и не отталкиваю Вы и меня не оттолкнете за мой поступок, не назовете чудовищем У тебя кто напишет вздор, тот и чудовище. Этак бы их развелось несметное множество Но читать про себя такие горькие истины – и от
кого же от родного племянника Ты воображаешь, что написал истину О дядюшка. конечно, я ошибся я переправлю простите Хочешь, я тебе продиктую истину Сделайте милость Садись и пиши.
Александр вынул лист бумаги и взял перо, а Петр
Иваныч, глядя на прочтенное им письмо, диктовал Любезный друг. Написал Написал Петербурга и впечатлений своих описывать тебе не стану Не стану, – сказал Александр, написав.
«Петербург уже давно описана что не описано, то надо видеть самому впечатления мои тебе ни на что не годятся. Нечего по-пустому тратить время и бумагу. Лучше опишу моего дядю, потому что это относится лично до меня Дядю, – сказал Александр Ну, вот ты пишешь, что я очень добр и умен – может быть, это и правда, может быть, и нет возьмем лучше середину, пиши Дядя мой неглуп и не зол,
мне желает добра Дядюшка я умею ценить и чувствовать – сказал
Александр и потянулся поцеловать его
– Хотя и не вешается мне на шею, – продолжал диктовать Петр Иваныч. Александр, не дотянувшись до него, поскорей сел на свое место. – А желает добра потому, что не имеет причины и побуждения желать зла и потому что его просила обо мне моя матушка,
которая делала некогда для него добро. Он говорит,
что меня не любит – и весьма основательно в две недели нельзя полюбить, и я еще не люблю его, хотя и уверяю в противном Как это можно – сказал Александр Пиши, пиши Номы начинаем привыкать друг к другу. Он даже говорит, что можно и совсем обойтись без любви. Он не сидит со мной, обнявшись, сутра до вечера, потому что это вовсе ненужно, да ему и некогда. Враг искренних излияний, – это можно оставить это хорошо. Написал Написал Ну, что у тебя тут еще Прозаический дух, демон Пиши.
Пока Александр писал, Петр Иваныч взял со стола какую-то бумагу, свернул ее, достал огня и закурил сигару, а бумагу бросили затоптал Дядя мой ни демон, ни ангела такой же человек, как и все, – диктовал он, – только не совсем похож на нас с тобой. Он думает и чувствует поземному, полагает, что если мы живем на земле, таки не
Александр вынул лист бумаги и взял перо, а Петр
Иваныч, глядя на прочтенное им письмо, диктовал Любезный друг. Написал Написал Петербурга и впечатлений своих описывать тебе не стану Не стану, – сказал Александр, написав.
«Петербург уже давно описана что не описано, то надо видеть самому впечатления мои тебе ни на что не годятся. Нечего по-пустому тратить время и бумагу. Лучше опишу моего дядю, потому что это относится лично до меня Дядю, – сказал Александр Ну, вот ты пишешь, что я очень добр и умен – может быть, это и правда, может быть, и нет возьмем лучше середину, пиши Дядя мой неглуп и не зол,
мне желает добра Дядюшка я умею ценить и чувствовать – сказал
Александр и потянулся поцеловать его
– Хотя и не вешается мне на шею, – продолжал диктовать Петр Иваныч. Александр, не дотянувшись до него, поскорей сел на свое место. – А желает добра потому, что не имеет причины и побуждения желать зла и потому что его просила обо мне моя матушка,
которая делала некогда для него добро. Он говорит,
что меня не любит – и весьма основательно в две недели нельзя полюбить, и я еще не люблю его, хотя и уверяю в противном Как это можно – сказал Александр Пиши, пиши Номы начинаем привыкать друг к другу. Он даже говорит, что можно и совсем обойтись без любви. Он не сидит со мной, обнявшись, сутра до вечера, потому что это вовсе ненужно, да ему и некогда. Враг искренних излияний, – это можно оставить это хорошо. Написал Написал Ну, что у тебя тут еще Прозаический дух, демон Пиши.
Пока Александр писал, Петр Иваныч взял со стола какую-то бумагу, свернул ее, достал огня и закурил сигару, а бумагу бросили затоптал Дядя мой ни демон, ни ангела такой же человек, как и все, – диктовал он, – только не совсем похож на нас с тобой. Он думает и чувствует поземному, полагает, что если мы живем на земле, таки не
надо улетать с нее на небо, где нас теперь пока не спрашивают, а заниматься человеческими делами, к которым мы призваны. Оттого он вникает вовсе земные дела и, между прочим, в жизнь, как она есть, а не как бы нам ее хотелось. Верит в добро и вместе в зло, в прекрасное и прескверное. Любви и дружбе тоже верит, только не думает, что они упали с неба в грязь, а полагает, что они созданы вместе с людьми и для людей, что их таки надобно понимать и вообще рассматривать вещи пристально, сих настоящей стороны, а не заноситься бог знает куда. Между честными людьми он допускает возможность приязни, которая, от частых сношений и привычки, обращается в дружбу. Но он полагает также, что в разлуке привычка теряет силу и люди забывают друг друга и что это вовсе не преступление. Поэтому он уверяет, что я тебя забуду, а ты меня. Это мне, да и тебе, вероятно, кажется дико, но он советует привыкнуть к этой мысли,
отчего мы оба не будем в дураках. О любви он того же мнения, с небольшими оттенками не верит в неизменную и вечную любовь, как не верит в домовых – и нам не советует верить. Впрочем, об этом он советует мне думать как можно меньше, а я тебе советую.
Это, говорит он, придет само собою – без зову говорит, что жизнь неводном только этом состоит, что для этого, как для всего прочего, бывает свое время, а целый век мечтать об одной любви – глупо. Те, которые ищут ее и не могут ни минуты обойтись без нее, – живут сердцем, и еще чем-то хуже, насчет головы. Дядя любит заниматься делом, что советует и мне, а яте- бе: мы принадлежим к обществу, говорит он, которое нуждается в нас занимаясь, он не забывает и себя:
дело доставляет деньги, а деньги комфорт, который он очень любит. Притом у него, может быть, есть намерения, вследствие которых, вероятно, не я буду его наследником. Дядя не всегда думает о службе дао заводе, он знает наизусть не одного Пушкина Вы, дядюшка – сказал изумленный Александр Да, когда-нибудь увидишь. Пиши Он читает на двух языках все, что выходит замечательного по всем отраслям человеческих знаний, любит искусства, имеет прекрасную коллекцию картин фламандской школы – это его вкус, часто бывает в театре, ноне суетится, не мечется, не ахает, не охает, думая, что это ребячество, что надо воздерживать себя, не навязывать никому своих впечатлений, потому, что до них никому нет надобности. Он также не говорит диким языком, что советует и мне, а я тебе. Прощай, пиши ко мне пореже и не теряй по-пустому времени. Друг твой такой-то. Ну, месяц и число Как можно послать такое письмо – сказал Александр пиши пореже – написать это человеку, который нарочно за сто шестьдесят верст приехал, чтобы сказать последнее прости Советую то, другое,
третье»… он не глупее меня он вышел вторым кандидатом Нужды нет, ты все-таки пошли может быть, он поумнее станет это наведет его на разные новые мысли хоть вы кончили курса школа ваша только что начинается Яне могу решиться, дядюшка Я никогда не вмешиваюсь в чужие делано ты сам просил что-нибудь для тебя сделать я стараюсь навести тебя на настоящую дорогу и облегчить первый шага ты упрямишься ну, как хочешь я говорю только свое мнение, а принуждать не стану, я тебе не нянька Извините, дядюшка я готов повиноваться, – сказал Александр и тотчас запечатал письмо.
Запечатав одно, он стал искать другое, к Софье. Он поглядел на стол – нет, под столом – тоже нет, в ящике не бывало Ты чего-то ищешь – сказал дядя Я ищу другого письма к Софье.
И дядя стал искать Где же оно – говорил Петр Иваныч, – я, право,
не бросал егоза окно Дядюшка что вы наделали ведь вы им закурили сигару – горестно сказал Александр и поднял обгорелые остатки письма Неужели – воскликнул дядя, – да как это я?
и не заметил смотри, пожалуй, сжег такую драгоценность А впрочем, знаешь что оно даже, с одной стороны, хорошо Ах, дядюшка, ей-богу, ни с какой стороны нехорошо заметил Александр в отчаянии Право, хорошо с нынешней почтой тыне успеешь написать к ней, а к будущей уж, верно, одумаешься,
займешься службой тебе будет не до того, и, таким образом, сделаешь одной глупостью меньше Что ж она подумает обо мне А что хочет. Да, я думаю, это полезно и ей. Ведь тыне женишься на ней Она подумает, что ты ее забыл,
забудет тебя сама и меньше будет краснеть перед будущим своим женихом, когда станет уверять его, что никого, кроме его, не любила Вы, дядюшка, удивительный человек для вас не существует постоянства, нет святости обещаний…
Жизнь так хороша, так полна прелести, неги она как гладкое, прекрасное озеро На котором растут желтые цветы, что ли – перебил дядя Как озеро, – продолжал Александр, – она полна чего-то таинственного, заманчивого, скрывающего в себе так много
– Тины, любезный Зачем же вы, дядюшка, черпаете тину, зачем так разрушаете и уничтожаете все радости, надежды,
блага… смотрите с черной стороны Я смотрю с настоящей – и тебе тоже советую в дураках не будешь. С твоими понятиями жизнь хороша там, в провинции, где ее не ведают, – там и нелюди живут, а ангелы вот Заезжалов – святой человек, тетушка твоя – возвышенная, чувствительная душа, Софья, я думаю, такая же дура, как и тетушка, да еще Оканчивайте, дядюшка – сказал взбешенный
Александр.
– Да еще такие мечтатели, как ты водят носом по ветру, не пахнет ли откуда-нибудь неизменной дружбой да любовью В сотый раз скажу напрасно приезжал Станет она уверять жениха, что никого не любила говорил почти сам с собою Александр А ты все свое Нет, я уверен, что она прямо, с благородной откровенностью отдаст ему мои письма и И знаки, – сказал Петр Иваныч.
– Да, и залоги наших отношений и скажет «Вот,
вот кто первый пробудил струны моего сердца вот при чьем имени заиграли они впервые…»
У дяди начали подниматься брови и расширяться
отчего мы оба не будем в дураках. О любви он того же мнения, с небольшими оттенками не верит в неизменную и вечную любовь, как не верит в домовых – и нам не советует верить. Впрочем, об этом он советует мне думать как можно меньше, а я тебе советую.
Это, говорит он, придет само собою – без зову говорит, что жизнь неводном только этом состоит, что для этого, как для всего прочего, бывает свое время, а целый век мечтать об одной любви – глупо. Те, которые ищут ее и не могут ни минуты обойтись без нее, – живут сердцем, и еще чем-то хуже, насчет головы. Дядя любит заниматься делом, что советует и мне, а яте- бе: мы принадлежим к обществу, говорит он, которое нуждается в нас занимаясь, он не забывает и себя:
дело доставляет деньги, а деньги комфорт, который он очень любит. Притом у него, может быть, есть намерения, вследствие которых, вероятно, не я буду его наследником. Дядя не всегда думает о службе дао заводе, он знает наизусть не одного Пушкина Вы, дядюшка – сказал изумленный Александр Да, когда-нибудь увидишь. Пиши Он читает на двух языках все, что выходит замечательного по всем отраслям человеческих знаний, любит искусства, имеет прекрасную коллекцию картин фламандской школы – это его вкус, часто бывает в театре, ноне суетится, не мечется, не ахает, не охает, думая, что это ребячество, что надо воздерживать себя, не навязывать никому своих впечатлений, потому, что до них никому нет надобности. Он также не говорит диким языком, что советует и мне, а я тебе. Прощай, пиши ко мне пореже и не теряй по-пустому времени. Друг твой такой-то. Ну, месяц и число Как можно послать такое письмо – сказал Александр пиши пореже – написать это человеку, который нарочно за сто шестьдесят верст приехал, чтобы сказать последнее прости Советую то, другое,
третье»… он не глупее меня он вышел вторым кандидатом Нужды нет, ты все-таки пошли может быть, он поумнее станет это наведет его на разные новые мысли хоть вы кончили курса школа ваша только что начинается Яне могу решиться, дядюшка Я никогда не вмешиваюсь в чужие делано ты сам просил что-нибудь для тебя сделать я стараюсь навести тебя на настоящую дорогу и облегчить первый шага ты упрямишься ну, как хочешь я говорю только свое мнение, а принуждать не стану, я тебе не нянька Извините, дядюшка я готов повиноваться, – сказал Александр и тотчас запечатал письмо.
Запечатав одно, он стал искать другое, к Софье. Он поглядел на стол – нет, под столом – тоже нет, в ящике не бывало Ты чего-то ищешь – сказал дядя Я ищу другого письма к Софье.
И дядя стал искать Где же оно – говорил Петр Иваныч, – я, право,
не бросал егоза окно Дядюшка что вы наделали ведь вы им закурили сигару – горестно сказал Александр и поднял обгорелые остатки письма Неужели – воскликнул дядя, – да как это я?
и не заметил смотри, пожалуй, сжег такую драгоценность А впрочем, знаешь что оно даже, с одной стороны, хорошо Ах, дядюшка, ей-богу, ни с какой стороны нехорошо заметил Александр в отчаянии Право, хорошо с нынешней почтой тыне успеешь написать к ней, а к будущей уж, верно, одумаешься,
займешься службой тебе будет не до того, и, таким образом, сделаешь одной глупостью меньше Что ж она подумает обо мне А что хочет. Да, я думаю, это полезно и ей. Ведь тыне женишься на ней Она подумает, что ты ее забыл,
забудет тебя сама и меньше будет краснеть перед будущим своим женихом, когда станет уверять его, что никого, кроме его, не любила Вы, дядюшка, удивительный человек для вас не существует постоянства, нет святости обещаний…
Жизнь так хороша, так полна прелести, неги она как гладкое, прекрасное озеро На котором растут желтые цветы, что ли – перебил дядя Как озеро, – продолжал Александр, – она полна чего-то таинственного, заманчивого, скрывающего в себе так много
– Тины, любезный Зачем же вы, дядюшка, черпаете тину, зачем так разрушаете и уничтожаете все радости, надежды,
блага… смотрите с черной стороны Я смотрю с настоящей – и тебе тоже советую в дураках не будешь. С твоими понятиями жизнь хороша там, в провинции, где ее не ведают, – там и нелюди живут, а ангелы вот Заезжалов – святой человек, тетушка твоя – возвышенная, чувствительная душа, Софья, я думаю, такая же дура, как и тетушка, да еще Оканчивайте, дядюшка – сказал взбешенный
Александр.
– Да еще такие мечтатели, как ты водят носом по ветру, не пахнет ли откуда-нибудь неизменной дружбой да любовью В сотый раз скажу напрасно приезжал Станет она уверять жениха, что никого не любила говорил почти сам с собою Александр А ты все свое Нет, я уверен, что она прямо, с благородной откровенностью отдаст ему мои письма и И знаки, – сказал Петр Иваныч.
– Да, и залоги наших отношений и скажет «Вот,
вот кто первый пробудил струны моего сердца вот при чьем имени заиграли они впервые…»
У дяди начали подниматься брови и расширяться
глаза. Александр замолчал Что ж ты перестал играть на своих струнах ну,
милый, и подлинно глупа твоя Софья, если сделает такую штуку надеюсь, у нее есть мать или кто-нибудь,
кто бы мог остановить ее Вы, дядюшка, решаетесь назвать глупостью этот святейший порыв души, это благородное излияние сердца как прикажете думать о вас Как тебе заблагорассудится. Жениха своего она заставит подозревать бог знает что пожалуй, еще и свадьба разойдется, а отчего оттого, что вы там рвали вместе желтые цветы Нет, так дела не делаются. Ну, такты по-русски писать можешь, – завтра поедем в департамент я уж говорило тебе прежнему своему сослуживцу, начальнику отделения он сказал,
что есть вакансия терять времени нечего Это что за кипу ты вытащил А это мои университетские записки. Вот, позвольте прочесть несколько страниц из лекций Ивана Се- меныча, об искусстве в Греции…
Он уж начал было проворно переворачивать страницы Ох, сделай милость, уволь – сказал, сморщившись, Петр Иваныч. – А это что А это мои диссертации. Я желал бы показать их своему начальнику особенно тут есть один проект
милый, и подлинно глупа твоя Софья, если сделает такую штуку надеюсь, у нее есть мать или кто-нибудь,
кто бы мог остановить ее Вы, дядюшка, решаетесь назвать глупостью этот святейший порыв души, это благородное излияние сердца как прикажете думать о вас Как тебе заблагорассудится. Жениха своего она заставит подозревать бог знает что пожалуй, еще и свадьба разойдется, а отчего оттого, что вы там рвали вместе желтые цветы Нет, так дела не делаются. Ну, такты по-русски писать можешь, – завтра поедем в департамент я уж говорило тебе прежнему своему сослуживцу, начальнику отделения он сказал,
что есть вакансия терять времени нечего Это что за кипу ты вытащил А это мои университетские записки. Вот, позвольте прочесть несколько страниц из лекций Ивана Се- меныча, об искусстве в Греции…
Он уж начал было проворно переворачивать страницы Ох, сделай милость, уволь – сказал, сморщившись, Петр Иваныч. – А это что А это мои диссертации. Я желал бы показать их своему начальнику особенно тут есть один проект
который я обработал А один из тех проектов, которые тысячу лет уже как исполнены или которых нельзя и ненужно исполнять Что вы, дядюшка да этот проект был представлен одному значительному лицу, любителю просвещения;
за это однажды он пригласил меня с ректором обедать. Вот начало другого проекта Отобедай у меня дважды, да только не дописывай другого проекта Почему же Да такты теперь хорошего ничего не напишешь,
а время уйдет Как слушавши лекции Они пригодятся тебе со временем, а теперь смотри, читай, учись да делай, что заставят Как же узнает начальник о моих способностях Мигом узнает он мастер узнавать. Даты какое же место хотел бы занять Яне знаю, дядюшка, какое бы Есть места министров, – говорил Петр Иваныч, товарищей их, директоров, вице-директоров, начальников отделений, столоначальников, их помощников,
чиновников особых поручений, мало ли?
Александр задумался. Он растерялся и не знал, какое выбрать
– Вот бы на первый раз место столоначальника хорошо сказал он Да, хорошо – повторил Петр Иваныч.
– Я бы присмотрелся к делу, дядюшка, а там месяца через два можно бы ив начальники отделения…
Дядя навострил уши Конечно, конечно – сказал он, – потом через три месяца в директоры, ну, а там через год ив министры:
так, что ли?
Александр покраснели молчал Начальник отделения, вероятно, сказал вам, какая есть вакансия – спросил он потом Нет, – отвечал дядя, – он не говорил, дамы лучше положимся на него сами-то, видишь, затрудняемся в выборе, а он уж знает, куда определить. Ты ему него- вори о своем затруднении насчет выбора, да и о проектах тоже ни слова пожалуй, еще обидится, что не доверяем ему, да пугнет порядком он крутенек. Я бы тебе не советовал говорить и о вещественных знаках
здешним красавицам они не поймут этого, где им понять это для них слишком высоко и я насилу вникнул, а они будут гримасничать.
Пока дядя говорил, Александр ворочал в руке ка- кой-то сверток Что это еще у тебя?
Александр с нетерпением ждал этого вопроса
– Это я давно хотел вам показать стихи вы однажды интересовались Что-то не помню кажется, я не интересовался Вот видите, дядюшка, я думаю, что служба – занятие сухое, в котором не участвует душа, а душа жаждет выразиться, поделиться с ближними избытком чувств и мыслей, переполняющих ее Ну так что же – с нетерпением спросил дядя Я чувствую призвание к творчеству То есть ты хочешь заняться, кроме службы, еще чем-нибудь – так, что ли, в переводе Что ж, очень похвально чем же литературой Да, дядюшка, я хотел просить вас, нет ли у вас случая поместить кое-что…
– Уверен литы, что у тебя есть талант Без этого ведь ты будешь чернорабочий в искусстве – что ж хорошего Талант – другое дело можно работать много хорошего сделаешь, ипритом это капитал – стоит твоих ста душ Вы и это измеряете деньгами А чем же прикажешь чем больше тебя читают,
тем больше платят денег А слава, слава вот истинная награда певца Она устала нянчиться с певцами слишком много претендентов. Это прежде, бывало, слава, как женщина, ухаживала за всяким, а теперь, замечаешь ли
за это однажды он пригласил меня с ректором обедать. Вот начало другого проекта Отобедай у меня дважды, да только не дописывай другого проекта Почему же Да такты теперь хорошего ничего не напишешь,
а время уйдет Как слушавши лекции Они пригодятся тебе со временем, а теперь смотри, читай, учись да делай, что заставят Как же узнает начальник о моих способностях Мигом узнает он мастер узнавать. Даты какое же место хотел бы занять Яне знаю, дядюшка, какое бы Есть места министров, – говорил Петр Иваныч, товарищей их, директоров, вице-директоров, начальников отделений, столоначальников, их помощников,
чиновников особых поручений, мало ли?
Александр задумался. Он растерялся и не знал, какое выбрать
– Вот бы на первый раз место столоначальника хорошо сказал он Да, хорошо – повторил Петр Иваныч.
– Я бы присмотрелся к делу, дядюшка, а там месяца через два можно бы ив начальники отделения…
Дядя навострил уши Конечно, конечно – сказал он, – потом через три месяца в директоры, ну, а там через год ив министры:
так, что ли?
Александр покраснели молчал Начальник отделения, вероятно, сказал вам, какая есть вакансия – спросил он потом Нет, – отвечал дядя, – он не говорил, дамы лучше положимся на него сами-то, видишь, затрудняемся в выборе, а он уж знает, куда определить. Ты ему него- вори о своем затруднении насчет выбора, да и о проектах тоже ни слова пожалуй, еще обидится, что не доверяем ему, да пугнет порядком он крутенек. Я бы тебе не советовал говорить и о вещественных знаках
здешним красавицам они не поймут этого, где им понять это для них слишком высоко и я насилу вникнул, а они будут гримасничать.
Пока дядя говорил, Александр ворочал в руке ка- кой-то сверток Что это еще у тебя?
Александр с нетерпением ждал этого вопроса
– Это я давно хотел вам показать стихи вы однажды интересовались Что-то не помню кажется, я не интересовался Вот видите, дядюшка, я думаю, что служба – занятие сухое, в котором не участвует душа, а душа жаждет выразиться, поделиться с ближними избытком чувств и мыслей, переполняющих ее Ну так что же – с нетерпением спросил дядя Я чувствую призвание к творчеству То есть ты хочешь заняться, кроме службы, еще чем-нибудь – так, что ли, в переводе Что ж, очень похвально чем же литературой Да, дядюшка, я хотел просить вас, нет ли у вас случая поместить кое-что…
– Уверен литы, что у тебя есть талант Без этого ведь ты будешь чернорабочий в искусстве – что ж хорошего Талант – другое дело можно работать много хорошего сделаешь, ипритом это капитал – стоит твоих ста душ Вы и это измеряете деньгами А чем же прикажешь чем больше тебя читают,
тем больше платят денег А слава, слава вот истинная награда певца Она устала нянчиться с певцами слишком много претендентов. Это прежде, бывало, слава, как женщина, ухаживала за всяким, а теперь, замечаешь ли
ее как будто нет совсем, или она спряталась – да Есть известность, а славы что-то не слыхать, или она придумала другой способ проявляться кто лучше пишет,
тому больше денег, кто хуже – не прогневайся. Зато нынче порядочный писатель и живет порядочно, не мерзнет и не умирает с голода на чердаке, хоть за ними не бегают по улицами не указывают на него пальцами, как на шута поняли, что поэт не небожитель, а человек также глядит, ходит, думает и делает глупости, как другие чего ж тут смотреть Как другие – что вы, дядюшка как это можно говорить Поэт заклеймен особенною печатью в нем таится присутствие высшей силы Как иногда в других – ив математике, ив часовщике, ив нашем брате, заводчике. Ньютон, Гутенберг,
Ватт также были одарены высшей силой, как и Шекс- пир, Дант и прочие. Доведи-ка я каким-нибудь процессом нашу парголовскую глину до того, чтобы из нее выходил фарфор лучше саксонского или севрского,
так ты думаешь, что тут не было бы присутствия высшей силы Вы смешиваете искусство с ремеслом, дядюшка Боже сохрани Искусство само по себе, ремесло само по себе, а творчество может быть ив томи в другом, также точно, как и не быть. Если нет его, так ремесленник таки называется ремесленника не творец, и поэт без творчества уж не поэта сочинитель…
Да разве вам об этом не читали в университете Чему же вы там учились?..
Дяде уж самому стало досадно, что он пустился в такие объяснения о том, что считал общеизвестной истиной.
«Это похоже на искренние излияния, – подумал он Покажи-ка, что там у тебя – спросил он, – стихотворения Дядя взял сверток и начал читать первую страницу.
Отколь порой тоска и горе
Внезапной тучей налетят
И, сердце с жизнию поссоря…
– Дайка, Александр, огня.
Он закурил сигару и продолжал:
В нем рой желаний заменят?
Зачем вдруг сумрачным ненастьем
Падет надушу тяжкий сон,
Каким неведомым несчастьем
Ее смутит внезапно он Одно и тоже в первых четырех стихах сказано, и вышла вода, – заметил Петр Иваныч и читал
тому больше денег, кто хуже – не прогневайся. Зато нынче порядочный писатель и живет порядочно, не мерзнет и не умирает с голода на чердаке, хоть за ними не бегают по улицами не указывают на него пальцами, как на шута поняли, что поэт не небожитель, а человек также глядит, ходит, думает и делает глупости, как другие чего ж тут смотреть Как другие – что вы, дядюшка как это можно говорить Поэт заклеймен особенною печатью в нем таится присутствие высшей силы Как иногда в других – ив математике, ив часовщике, ив нашем брате, заводчике. Ньютон, Гутенберг,
Ватт также были одарены высшей силой, как и Шекс- пир, Дант и прочие. Доведи-ка я каким-нибудь процессом нашу парголовскую глину до того, чтобы из нее выходил фарфор лучше саксонского или севрского,
так ты думаешь, что тут не было бы присутствия высшей силы Вы смешиваете искусство с ремеслом, дядюшка Боже сохрани Искусство само по себе, ремесло само по себе, а творчество может быть ив томи в другом, также точно, как и не быть. Если нет его, так ремесленник таки называется ремесленника не творец, и поэт без творчества уж не поэта сочинитель…
Да разве вам об этом не читали в университете Чему же вы там учились?..
Дяде уж самому стало досадно, что он пустился в такие объяснения о том, что считал общеизвестной истиной.
«Это похоже на искренние излияния, – подумал он Покажи-ка, что там у тебя – спросил он, – стихотворения Дядя взял сверток и начал читать первую страницу.
Отколь порой тоска и горе
Внезапной тучей налетят
И, сердце с жизнию поссоря…
– Дайка, Александр, огня.
Он закурил сигару и продолжал:
В нем рой желаний заменят?
Зачем вдруг сумрачным ненастьем
Падет надушу тяжкий сон,
Каким неведомым несчастьем
Ее смутит внезапно он Одно и тоже в первых четырех стихах сказано, и вышла вода, – заметил Петр Иваныч и читал
Кто отгадает, отчего
Проступит хладными слезами
Вдруг побледневшее чело Как же это так Чело по́том проступает, а слезами не видывал.
И что тогда творится снами Небес далеких тишина
В тот миг ужасна и страшна Ужасна и страшна – одно и то же.
Гляжу на небо там луна Луна непременно без нее никак нельзя Если у тебя тут есть мечта и дева ты погиб я отступаюсь от тебя.
Гляжу на небо там луна
Безмолвно плавает, сияя,
И мнится, в ней погребена,
От века тайна роковая Недурно Дайка еще огня сигара погасла. Где бишь, – да
Проступит хладными слезами
Вдруг побледневшее чело Как же это так Чело по́том проступает, а слезами не видывал.
И что тогда творится снами Небес далеких тишина
В тот миг ужасна и страшна Ужасна и страшна – одно и то же.
Гляжу на небо там луна Луна непременно без нее никак нельзя Если у тебя тут есть мечта и дева ты погиб я отступаюсь от тебя.
Гляжу на небо там луна
Безмолвно плавает, сияя,
И мнится, в ней погребена,
От века тайна роковая Недурно Дайка еще огня сигара погасла. Где бишь, – да
В эфире звезды, притаясь,
Дрожат в изменчивом сиянье
И, будто дружно согласясь,
Хранят коварное молчанье.
Так в мире все грозит бедой,
Все зло нам дико предвещает,
Беспечно будто бы качает
Нас в нем обманчивый покой;
И грусти той назва…нья нет…
Дядя сильно зевнули продолжал:
Она пройдет, умчит и след,
Как перелетный ветр степей
С песков сдувает след зверей Ну, уж «зверей»-то тут куда нехорошо Зачем же тут черта А это было о грусти, а теперь о радости…
И он начал скороговоркой читать, почти про себя:
Зато случается порой
Иной в нас демон поселится,
Тогда восторг живой струей
Насильно в душу протеснится…
И затрепещет сладко грудь 7
Здесь приведены несколько измененные строки из юношеского романтического стихотворения И.А. Гончарова Тоска и радость»,
которое было помещено в рукописном альманахе Майковых
«Подснежник» за 1835 год (см. Неизданные стихи И.А. Гончарова,
Дрожат в изменчивом сиянье
И, будто дружно согласясь,
Хранят коварное молчанье.
Так в мире все грозит бедой,
Все зло нам дико предвещает,
Беспечно будто бы качает
Нас в нем обманчивый покой;
И грусти той назва…нья нет…
Дядя сильно зевнули продолжал:
Она пройдет, умчит и след,
Как перелетный ветр степей
С песков сдувает след зверей Ну, уж «зверей»-то тут куда нехорошо Зачем же тут черта А это было о грусти, а теперь о радости…
И он начал скороговоркой читать, почти про себя:
Зато случается порой
Иной в нас демон поселится,
Тогда восторг живой струей
Насильно в душу протеснится…
И затрепещет сладко грудь 7
Здесь приведены несколько измененные строки из юношеского романтического стихотворения И.А. Гончарова Тоска и радость»,
которое было помещено в рукописном альманахе Майковых
«Подснежник» за 1835 год (см. Неизданные стихи И.А. Гончарова,
и т. д Ни худо, ни хорошо – сказал он, окончив. – Впрочем, другие начинали и хуже попробуй, пиши, занимайся, если есть охота может быть, и обнаружится талант тогда другое дело.
Александр опечалился. Он ожидал совсем не такого отзыва. Его немного утешало то, что он считал дядю человеком холодным, почти без души Вот перевод из Шиллера, – сказал он Довольно я вижу а ты знаешь и языки Я знаю по-французски, по-немецки и немного по- английски Поздравляю тебя, давно бы ты сказал из тебя можно многое сделать. Давеча насказал мне про политическую экономию, философию, археологию, бог знает про что еще, а о главном ни слова – скромность некстати. Я тебе тотчас найду и литературное занятие Неужели, дядюшка вот обяжете – позвольте вас обнять Погоди, вот как найду Не покажете ли вы чего-нибудь из моих сочинений будущему моему начальнику, чтоб дать понятие Нет, ненужно если понадобится, ты и сам пока- журнал Звезда, № 5, 1938, стр. 243–246).
Александр опечалился. Он ожидал совсем не такого отзыва. Его немного утешало то, что он считал дядю человеком холодным, почти без души Вот перевод из Шиллера, – сказал он Довольно я вижу а ты знаешь и языки Я знаю по-французски, по-немецки и немного по- английски Поздравляю тебя, давно бы ты сказал из тебя можно многое сделать. Давеча насказал мне про политическую экономию, философию, археологию, бог знает про что еще, а о главном ни слова – скромность некстати. Я тебе тотчас найду и литературное занятие Неужели, дядюшка вот обяжете – позвольте вас обнять Погоди, вот как найду Не покажете ли вы чего-нибудь из моих сочинений будущему моему начальнику, чтоб дать понятие Нет, ненужно если понадобится, ты и сам пока- журнал Звезда, № 5, 1938, стр. 243–246).
жешь, а может быть, и не понадобится. Подари-ка ты мне свои проекты и сочинения Подарить – извольте, дядюшка, – сказал Александр, которому польстило это требование дяди. – Неугодно ли, я вам сделаю оглавление всех статей в хронологическом порядке Нет, ненужно Спасибо за подарок. Евсей отнеси эти бумаги к Василью.
– Зачем же к Василью? в ваш кабинет Он просил у меня бумаги обклеить что-то…
– Как, дядюшка. – в ужасе спросил Александр и схватил кипу назад Ведь ты подарила тебе что задело, какое употребление я сделаю из твоего подарка Вы не щадите ничего ничего. – с отчаянием стонал он, прижимая бумаги обеими руками к груди Александр, послушайся меня, – сказал дядя, вырывая у него бумаги, – не будешь краснеть после и скажешь мне спасибо.
Александр выпустил бумаги из рук На, отнеси, Евсей, – сказал Петр Иваныч. – Ну,
вот теперь у тебя в комнате чисто и хорошо пустяков нет от тебя будет зависеть наполнить ее сором или чем-нибудь дельным. Поедем на завод прогуляться, рассеяться, подышать свежим воздухом и посмотреть, как работают
– Зачем же к Василью? в ваш кабинет Он просил у меня бумаги обклеить что-то…
– Как, дядюшка. – в ужасе спросил Александр и схватил кипу назад Ведь ты подарила тебе что задело, какое употребление я сделаю из твоего подарка Вы не щадите ничего ничего. – с отчаянием стонал он, прижимая бумаги обеими руками к груди Александр, послушайся меня, – сказал дядя, вырывая у него бумаги, – не будешь краснеть после и скажешь мне спасибо.
Александр выпустил бумаги из рук На, отнеси, Евсей, – сказал Петр Иваныч. – Ну,
вот теперь у тебя в комнате чисто и хорошо пустяков нет от тебя будет зависеть наполнить ее сором или чем-нибудь дельным. Поедем на завод прогуляться, рассеяться, подышать свежим воздухом и посмотреть, как работают
Утром Петр Иваныч привез племянника в департамент, и пока сам он говорил с своим приятелем – начальником отделения, Александр знакомился с этим новым для него миром. Он еще мечтал все о проектах и ломал себе голову над тем, какой государственный вопрос предложат ему решить, между тем все стояли смотрел.
«Точно завод моего дяди – решил он наконец. Как там один мастер возьмет кусок массы, бросит ее в машину, повернет раз, два, три, – смотришь, выйдет конус, овал или полукруг потом передает другому, тот сушит на огне, третий золотит, четвертый расписывает, и выйдет чашка, или ваза, или блюдечко.
И тут придет посторонний проситель, подаст, полусо- гнувшись, с жалкой улыбкой, бумагу – мастер возьмет,
едва дотронется до нее пером и передаст другому, тот бросит ее в массу тысяч других бумаг, – но она не затеряется заклейменная нумером и числом, она пройдет невредимо через двадцать рук, плодясь и производя себе подобных. Третий возьмет ее и полезет за- чем-то в шкаф, заглянет или в книгу, или в другую бумагу, скажет несколько магических слов четвертому и тот пошел скрипеть пером. Поскрипев, передает родительницу с новым чадом пятому – тот скрипит в свою очередь пером, и рождается еще плод, пятый охорашивает его и сдает дальше, итак бумага идет
«Точно завод моего дяди – решил он наконец. Как там один мастер возьмет кусок массы, бросит ее в машину, повернет раз, два, три, – смотришь, выйдет конус, овал или полукруг потом передает другому, тот сушит на огне, третий золотит, четвертый расписывает, и выйдет чашка, или ваза, или блюдечко.
И тут придет посторонний проситель, подаст, полусо- гнувшись, с жалкой улыбкой, бумагу – мастер возьмет,
едва дотронется до нее пером и передаст другому, тот бросит ее в массу тысяч других бумаг, – но она не затеряется заклейменная нумером и числом, она пройдет невредимо через двадцать рук, плодясь и производя себе подобных. Третий возьмет ее и полезет за- чем-то в шкаф, заглянет или в книгу, или в другую бумагу, скажет несколько магических слов четвертому и тот пошел скрипеть пером. Поскрипев, передает родительницу с новым чадом пятому – тот скрипит в свою очередь пером, и рождается еще плод, пятый охорашивает его и сдает дальше, итак бумага идет
идет – никогда не пропадает умрут ее производители, а она все существует целые веки. Когда, наконец,
ее покроет вековая пыль, и тогда еще тревожат ее и советуются с нею. И каждый день, каждый час, и сегодня и завтра, и целый век, бюрократическая машина работает стройно, непрерывно, без отдыха, как будто нет людей, – одни колеса да пружины…
Где же разум, оживляющий и двигающий эту фабрику бумаг – думал Александр, – в книгах ли, в самих ли бумагах, или в головах этих людей?»
И какие лица увидел он тут На улице как будто этакие и не встречаются и не выходят на божий свет тут,
кажется, они родились, выросли, срослись с своими местами, тут и умрут. Поглядел Адуев пристально на начальника отделения точно Юпитер-громовержец;
откроет рот – и бежит Меркурий с медной бляхой на груди протянет руку с бумагой – и десять рук тянутся принять ее Иван Иваныч! – сказал он.
Иван Иваныч выскочил из-за стола, подбежал к
Юпитеру и стал передним как лист перед травой. И
Александр оробел, сам не зная отчего Дайте табачку!
Тот с подобострастием поднес обеими руками открытую табакерку Да испытайте вот их – сказал начальник, указывая на Адуева.
«Так вот кто будет меня испытывать – думал Аду- ев, глядя на желтую фигуру Ивана Иваныча с обтертыми локтями. – Неужели и этот человек решает государственные вопросы Хороша ли у вас рука – спросил Иван Иваныч.
– Рука Да-с; почерк. Вот потрудитесь переписать эту бу- мажку.
Александр удивился этому требованию, но исполнил его. Иван Иваныч сморщился, поглядев на его труд Плохо пишут-с, – сказал он начальнику отделения. Тот поглядел Да, нехорошо набело не может писать. Ну,
пусть пока переписывает отпуски, а там, как привыкнет немного, займите его исполнением бумаг может быть, он годится он учился в университете.
Вскоре и Адуев стал одною из пружин машины. Он писал, писал, писал без конца и удивлялся уже, что по утрам можно делать что-нибудь другое а когда вспоминало своих проектах, краска бросалась ему в лицо.
«Дядюшка! – думал он, – водном уж ты прав, немилосердно прав неужели и во всем так ужели я ошибался ив заветных, вдохновенных думах, ив теплых верованиях в любовь, в дружбу ив людей ив самого себя. Что же жизнь?»
Он наклонялся над бумагой и сильнее скрипел пером, ау самого под ресницами сверкали слезы Тебе решительно улыбается фортуна, – говорил
Петр Иваныч племяннику. – Я сначала целый год без жалованья служила ты вдруг поступил на старший оклад ведь это семьсот пятьдесят рублей, ас наградой тысяча будет. Прекрасно на первый случай Начальник отделения хвалит тебя только говорит, что ты рассеян то запятых не поставишь, то забудешь написать содержание бумаги. Пожалуйста, отвыкни главное дело – обращай внимание на то, что у тебя перед глазами, а не заносись вон куда.
Дядя указал рукой кверху. С тех пор он сделался еще ласковее к племяннику Какой прекрасный человек мой столоначальник,
дядюшка! – сказал однажды Александр А ты почем знаешь Мы сблизились с ним. Такая возвышенная душа,
такое честное, благородное направление мыслей и с помощником также это, кажется, человек с твердой волей, с железным характером Уж ты успел сблизиться сними Да, как же Не звал ли тебя столоначальник к себе по четвергам Ах, очень каждый четверг. Он, кажется, чувствует ко мне особенное влеченье…
– А помощник просил денег взаймы Да, дядюшка, безделицу я ему дал двадцать пять рублей, что со мной было он просил еще пятьдесят Уж дал А – сказал с досадой дядя, – тут отчасти я виноват, что не предупредил тебя да я думал, что тыне до такой степени прост, чтоб через две недели знакомства давать деньги взаймы. Нечего делать,
грех пополам, двенадцать с полтиной считай за мной Как, дядюшка, ведь он отдаст Держи карман Я его знаю за ним пропадает моих сто рублей с тех пор, как я там служил. Он у всех берет. Теперь, если попросит, ты скажи ему, что я прошу его вспомнить мой должок – отстанет а к столоначальнику не ходи Отчего же, дядюшка Он картежник. Посадит тебя с двумя такими же молодцами, как сама те стакнутся и оставят тебя без гроша Картежник – говорил в изумлении Александр, возможно ли Кажется, так склонен к искренним излияниям А ты скажи ему, так, между прочим, в разговоре,
что я у тебя взял все деньги на сохранение, таки увидишь, склонен ли он к искренним излияниями позовет ли когда-нибудь к себе в четверг.
Александр задумался. Дядя покачал головой А ты думал, что там около тебя ангелы сидят Искренние излияния, особенное влечение Как, кажется,
не подумать о том прежде не мерзавцы ли какие-ни- будь около Напрасно ты приезжал – сказал он, право, напрасно!
Однажды Александр только что проснулся. Евсей подал ему большой пакет, с запиской от дяди.
«Наконец вот тебе и литературное занятие, – написано было в записке, – я вчера виделся с знакомым мне журналистом он прислал тебе для опыта работу От радости у Александра дрожали руки, когда он распечатывал пакет. Там была немецкая рукопись.
«Что это – проза – сказал оно чем же?»
И прочитал написанное наверху карандашом:
«
ее покроет вековая пыль, и тогда еще тревожат ее и советуются с нею. И каждый день, каждый час, и сегодня и завтра, и целый век, бюрократическая машина работает стройно, непрерывно, без отдыха, как будто нет людей, – одни колеса да пружины…
Где же разум, оживляющий и двигающий эту фабрику бумаг – думал Александр, – в книгах ли, в самих ли бумагах, или в головах этих людей?»
И какие лица увидел он тут На улице как будто этакие и не встречаются и не выходят на божий свет тут,
кажется, они родились, выросли, срослись с своими местами, тут и умрут. Поглядел Адуев пристально на начальника отделения точно Юпитер-громовержец;
откроет рот – и бежит Меркурий с медной бляхой на груди протянет руку с бумагой – и десять рук тянутся принять ее Иван Иваныч! – сказал он.
Иван Иваныч выскочил из-за стола, подбежал к
Юпитеру и стал передним как лист перед травой. И
Александр оробел, сам не зная отчего Дайте табачку!
Тот с подобострастием поднес обеими руками открытую табакерку Да испытайте вот их – сказал начальник, указывая на Адуева.
«Так вот кто будет меня испытывать – думал Аду- ев, глядя на желтую фигуру Ивана Иваныча с обтертыми локтями. – Неужели и этот человек решает государственные вопросы Хороша ли у вас рука – спросил Иван Иваныч.
– Рука Да-с; почерк. Вот потрудитесь переписать эту бу- мажку.
Александр удивился этому требованию, но исполнил его. Иван Иваныч сморщился, поглядев на его труд Плохо пишут-с, – сказал он начальнику отделения. Тот поглядел Да, нехорошо набело не может писать. Ну,
пусть пока переписывает отпуски, а там, как привыкнет немного, займите его исполнением бумаг может быть, он годится он учился в университете.
Вскоре и Адуев стал одною из пружин машины. Он писал, писал, писал без конца и удивлялся уже, что по утрам можно делать что-нибудь другое а когда вспоминало своих проектах, краска бросалась ему в лицо.
«Дядюшка! – думал он, – водном уж ты прав, немилосердно прав неужели и во всем так ужели я ошибался ив заветных, вдохновенных думах, ив теплых верованиях в любовь, в дружбу ив людей ив самого себя. Что же жизнь?»
Он наклонялся над бумагой и сильнее скрипел пером, ау самого под ресницами сверкали слезы Тебе решительно улыбается фортуна, – говорил
Петр Иваныч племяннику. – Я сначала целый год без жалованья служила ты вдруг поступил на старший оклад ведь это семьсот пятьдесят рублей, ас наградой тысяча будет. Прекрасно на первый случай Начальник отделения хвалит тебя только говорит, что ты рассеян то запятых не поставишь, то забудешь написать содержание бумаги. Пожалуйста, отвыкни главное дело – обращай внимание на то, что у тебя перед глазами, а не заносись вон куда.
Дядя указал рукой кверху. С тех пор он сделался еще ласковее к племяннику Какой прекрасный человек мой столоначальник,
дядюшка! – сказал однажды Александр А ты почем знаешь Мы сблизились с ним. Такая возвышенная душа,
такое честное, благородное направление мыслей и с помощником также это, кажется, человек с твердой волей, с железным характером Уж ты успел сблизиться сними Да, как же Не звал ли тебя столоначальник к себе по четвергам Ах, очень каждый четверг. Он, кажется, чувствует ко мне особенное влеченье…
– А помощник просил денег взаймы Да, дядюшка, безделицу я ему дал двадцать пять рублей, что со мной было он просил еще пятьдесят Уж дал А – сказал с досадой дядя, – тут отчасти я виноват, что не предупредил тебя да я думал, что тыне до такой степени прост, чтоб через две недели знакомства давать деньги взаймы. Нечего делать,
грех пополам, двенадцать с полтиной считай за мной Как, дядюшка, ведь он отдаст Держи карман Я его знаю за ним пропадает моих сто рублей с тех пор, как я там служил. Он у всех берет. Теперь, если попросит, ты скажи ему, что я прошу его вспомнить мой должок – отстанет а к столоначальнику не ходи Отчего же, дядюшка Он картежник. Посадит тебя с двумя такими же молодцами, как сама те стакнутся и оставят тебя без гроша Картежник – говорил в изумлении Александр, возможно ли Кажется, так склонен к искренним излияниям А ты скажи ему, так, между прочим, в разговоре,
что я у тебя взял все деньги на сохранение, таки увидишь, склонен ли он к искренним излияниями позовет ли когда-нибудь к себе в четверг.
Александр задумался. Дядя покачал головой А ты думал, что там около тебя ангелы сидят Искренние излияния, особенное влечение Как, кажется,
не подумать о том прежде не мерзавцы ли какие-ни- будь около Напрасно ты приезжал – сказал он, право, напрасно!
Однажды Александр только что проснулся. Евсей подал ему большой пакет, с запиской от дяди.
«Наконец вот тебе и литературное занятие, – написано было в записке, – я вчера виделся с знакомым мне журналистом он прислал тебе для опыта работу От радости у Александра дрожали руки, когда он распечатывал пакет. Там была немецкая рукопись.
«Что это – проза – сказал оно чем же?»
И прочитал написанное наверху карандашом:
«
1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15
О наземе статья для отдела о сельском хозяйстве. Просят перевести поскорее».
Долго, задумчивый, сидел он над статьею, потом медленно, со вздохом, принялся за перо и начал переводить. Через два дня статья была готова и отослана Прекрасно, прекрасно – сказал ему через несколько дней Петр Иваныч. – Редактор предоволен,
только находит, что стиль недовольно строг ну, да с первого раза нельзя же всего требовать. Он хочет познакомиться с тобой. Ступай к нему завтра, часов в семь вечера там он уж приготовил еще статью Опять о том же, дядюшка Нет, о чем-то другом он мне сказывал, да я забыл ах, дао картофельной патоке Ты, Александр, должно быть, в сорочке родился. Я, наконец,
начинаю надеяться, что из тебя что-нибудь и выйдет:
скоро, может быть, не стану говорить тебе, зачем ты приезжал. Не прошло месяца, а уж со всех сторон так на тебя и льется. Там тысяча рублей, да редактор обещал сто рублей в месяц за четыре печатных листа:
это ведь две тысячи двести рублей Нет я не так начал сказал он, сдвинув немного брови. – Напиши же к матери, что ты пристроен и каким образом. Я тоже стану отвечать ей, напишу, что я, за ее добро ко мне,
сделал для тебя все, что мог Маменька будет вам очень благодарна, дядюшка, и я тоже – сказал Александр со вздохом, но уж не бросился обнимать дядю
начинаю надеяться, что из тебя что-нибудь и выйдет:
скоро, может быть, не стану говорить тебе, зачем ты приезжал. Не прошло месяца, а уж со всех сторон так на тебя и льется. Там тысяча рублей, да редактор обещал сто рублей в месяц за четыре печатных листа:
это ведь две тысячи двести рублей Нет я не так начал сказал он, сдвинув немного брови. – Напиши же к матери, что ты пристроен и каким образом. Я тоже стану отвечать ей, напишу, что я, за ее добро ко мне,
сделал для тебя все, что мог Маменька будет вам очень благодарна, дядюшка, и я тоже – сказал Александр со вздохом, но уж не бросился обнимать дядю
Прошло более двух лет. Кто бы узнал нашего провинциала в этом молодом человеке с изящными манерами, в щегольском костюме Он очень изменился, возмужал. Мягкость линий юношеского лица, прозрачность и нежность кожи, пушок на подбородке все исчезло. Не стало и робкой застенчивости, игра- циозной неловкости движений. Черты лица созрели и образовали физиономию, а физиономия обозначила характер. Лилии и розы исчезли, как будто под легким загаром. Пушок заменился небольшими бакенбардами. Легкая и шаткая поступь стала ровною и твердою походкою. В голосе прибавилось несколько басовых нот. Из подмалеванной картины вышел оконченный портрет. Юноша превратился в мужчину. В глазах блистали самоуверенность и отвага – не та отвага, что слышно за версту, что глядит на все нагло и ухватками и взглядами говорит встречному и поперечному Смотри, берегись, не задень, не наступи на ногу, а не то – понимаешь снами расправа коротка!»
Нет, выражение той отваги, о которой говорю, не отталкивает, а влечет к себе. Она узнается по стремлению к добру, к успеху, пожеланию уничтожить заграждающие их препятствия Прежняя восторженность
Нет, выражение той отваги, о которой говорю, не отталкивает, а влечет к себе. Она узнается по стремлению к добру, к успеху, пожеланию уничтожить заграждающие их препятствия Прежняя восторженность
на лице Александра умерялась легким оттенком задумчивости, первым признаком закравшейся в душу недоверчивости и, может быть, единственным следствием уроков дяди и беспощадного анализа, которому тот подвергал все, что проносилось в глазах ив сердце Александра. Александр усвоил наконец и такт,
то есть уменье обращаться с людьми. Он не бросался всем на шею, особенно с тех пор, как человек, склонный к искренним излияниям несмотря на предостережение дяди, обыграл его два раза, а человек с твердым характером и железной волей перебрал у него немало денег взаймы. И другие люди и случаи много помогли этому. Водном месте он замечал, как исподтишка смеялись над его юношескою восторженностью и прозвали романтиком. В другом – едва обращали на него внимание, потому что от него никому не было ni chaud, ni froid.
8
Он не давал обедов, не держал экипажа, не играл в большую игру. Прежде у
Александра болело и ныло сердце от этих стычек розовых его мечтаний с действительностью. Ему не приходило в голову спросить себя Да что же я сделал отличного, чем отличился от толпы Где мои заслуги и за что должны замечать меня А между тем самолюбие его страдало.
Потом он стал понемногу допускать мысль, что в ни тепло, ни холодно (франц
то есть уменье обращаться с людьми. Он не бросался всем на шею, особенно с тех пор, как человек, склонный к искренним излияниям несмотря на предостережение дяди, обыграл его два раза, а человек с твердым характером и железной волей перебрал у него немало денег взаймы. И другие люди и случаи много помогли этому. Водном месте он замечал, как исподтишка смеялись над его юношескою восторженностью и прозвали романтиком. В другом – едва обращали на него внимание, потому что от него никому не было ni chaud, ni froid.
8
Он не давал обедов, не держал экипажа, не играл в большую игру. Прежде у
Александра болело и ныло сердце от этих стычек розовых его мечтаний с действительностью. Ему не приходило в голову спросить себя Да что же я сделал отличного, чем отличился от толпы Где мои заслуги и за что должны замечать меня А между тем самолюбие его страдало.
Потом он стал понемногу допускать мысль, что в ни тепло, ни холодно (франц
жизни, видно, не всё одни розы, а есть и шипы, которые иногда покалывают, но слегка только, а не так, как рассказывает дядюшка. И вот он начал учиться владеть собою, не так часто обнаруживал порывы и волнения и реже говорил диким языком, по крайней мере при посторонних.
Но все еще, к немалому горю Петра Иваныча, он далеко был от холодного разложения на простые начала всего, что волнует и потрясает душу человека. О
приведении же в ясность всех тайн и загадок сердца он не хотели слушать.
Петр Иваныч даст ему утром порядочный урок,
Александр выслушает, смутится или глубоко задумается, а там поедет куда-нибудь на вечери воротится сам не свой дня три ходит как шальной – и дядина теория пойдет всяк черту. Обаяние и чад бальной сферы, гром музыки, обнаженные плечи, огонь взоров, улыбка розовых уст не дадут ему уснуть целую ночь. Ему мерещится то талия, которой он касался руками, то томный, продолжительный взор, который бросили ему, уезжая, то горячее дыхание, от которого он таял в вальсе, или разговор вполголоса у окна, под рев мазурки, когда взоры так искрились, язык говорил бог знает что. И сердце его билось он с судорожным трепетом обнимал подушку и долго ворочался сбоку набок Где же любовь О, любви, любви жажду – говорил они скоро ли придет она когда настанут эти дивные минуты, эти сладостные страдания, трепет блаженства, слезы – и проч.
На другой день он являлся к дяде Какой, дядюшка, вчера был вечеру Зарайских говорил он, погружаясь в воспоминания о бале Хорош О, дивный Порядочный ужин был Яне ужинал Как так В твои лета не ужинать, когда можно Даты, я вижу, не шутя привыкаешь к здешнему порядку, даже уж слишком. Что ж, там все прилично было?
туалет, освещение Да-с.
– И народ порядочный Ода очень порядочный. Какие глаза, плечи Плечи у кого Ведь вы про них спрашиваете Про кого Да про девиц Нет, я не спрашивал про них но все равно – много было хорошеньких О, очень но жаль, что все они очень однообразны. Что одна скажет и сделает в таком-то случае
Но все еще, к немалому горю Петра Иваныча, он далеко был от холодного разложения на простые начала всего, что волнует и потрясает душу человека. О
приведении же в ясность всех тайн и загадок сердца он не хотели слушать.
Петр Иваныч даст ему утром порядочный урок,
Александр выслушает, смутится или глубоко задумается, а там поедет куда-нибудь на вечери воротится сам не свой дня три ходит как шальной – и дядина теория пойдет всяк черту. Обаяние и чад бальной сферы, гром музыки, обнаженные плечи, огонь взоров, улыбка розовых уст не дадут ему уснуть целую ночь. Ему мерещится то талия, которой он касался руками, то томный, продолжительный взор, который бросили ему, уезжая, то горячее дыхание, от которого он таял в вальсе, или разговор вполголоса у окна, под рев мазурки, когда взоры так искрились, язык говорил бог знает что. И сердце его билось он с судорожным трепетом обнимал подушку и долго ворочался сбоку набок Где же любовь О, любви, любви жажду – говорил они скоро ли придет она когда настанут эти дивные минуты, эти сладостные страдания, трепет блаженства, слезы – и проч.
На другой день он являлся к дяде Какой, дядюшка, вчера был вечеру Зарайских говорил он, погружаясь в воспоминания о бале Хорош О, дивный Порядочный ужин был Яне ужинал Как так В твои лета не ужинать, когда можно Даты, я вижу, не шутя привыкаешь к здешнему порядку, даже уж слишком. Что ж, там все прилично было?
туалет, освещение Да-с.
– И народ порядочный Ода очень порядочный. Какие глаза, плечи Плечи у кого Ведь вы про них спрашиваете Про кого Да про девиц Нет, я не спрашивал про них но все равно – много было хорошеньких О, очень но жаль, что все они очень однообразны. Что одна скажет и сделает в таком-то случае
смотришь – тоже повторит и другая, как будто затверженный урок. Была одна не совсем похожа на других а тоне видно ни самостоятельности, ни характера. И движения, и взгляды – все одинаково не услышишь самородной мысли, ни проблеска чувства все покрыли закрасил одинакий лоск. Ничто, кажется, не вызовет их наружу. И неужели это век будет заперто и не обнаружится ни перед кем Ужели корсет вечно будет подавлять и вздох любви и вопль растерзанного сердца неужели не даст простора чувству Перед мужем все обнаружится, а то, если рассуждать по-твоему, вслух, так, пожалуй, многие и век в девках просидят. Есть дуры, что прежде времени обнаруживают то, что следовало бы прятать да подавлять, ну, зато после слезы да слезы не расчет И тут расчет, дядюшка Как и везде, мой милый а кто не рассчитывает,
того называют по-русски безрасчетным, дураком. Коротко и ясно Удерживать в груди своей благородный порыв чувства О, я знаю, тыне станешь удерживать ты готов на улице, в театре броситься на шею приятелю и зарыдать Так что же, дядюшка Сказали бы только, что это человек с сильными чувствами, что кто чувствует так
того называют по-русски безрасчетным, дураком. Коротко и ясно Удерживать в груди своей благородный порыв чувства О, я знаю, тыне станешь удерживать ты готов на улице, в театре броситься на шею приятелю и зарыдать Так что же, дядюшка Сказали бы только, что это человек с сильными чувствами, что кто чувствует так
тот способен ко всему прекрасному и благородному и неспособен Неспособен рассчитывать, то есть размышлять.
Велика фигура – человек с сильными чувствами, с огромными страстями Мало ли какие есть темпераменты Восторги, экзальтация тут человек всего менее похож на человека, и хвастаться нечем. Надо спросить, умеет ли он управлять чувствами если умеет, то и человек По-вашему, и чувством надо управлять, как паром заметил Александр, – то выпустить немного, то вдруг остановить, открыть клапан или закрыть Да, этот клапан недаром природа дала человеку это рассудок, а ты вот не всегда им пользуешься жаль а малый порядочный Нет, дядюшка, грустно слушать вас лучше познакомьте меня с этой приезжей барыней С которой с Любецкой? Она была вчера Была, долго говорила со мной о вас, спрашивала о своем деле Ах да кстати…
Дядя вынул из ящика бумагу Отвези ей эту бумагу, скажи, что вчера только, и то насилу, выдали из палаты объясни ей хорошенько дело ведь ты слышал, как мыс чиновником говорили Да, знаю, знаю уж я объясню.
Александр обеими руками схватил бумагу и спрятал в карман. Петр Иваныч посмотрел на него Да что ж тебе вздумалось познакомиться с нею?
Она, кажется, неинтересна с бородавкой уноса С бородавкой Не помню. Как это вы заметили,
дядюшка?
– Уноса да не заметить Что ж тебе хочется к ней Она такая добрая и почтенная Как же это ты бородавки уноса не заметила уж узнал, что она добрая и почтенная это странно. Да позволь у ней ведь есть дочь – эта маленькая брюнетка. А теперь не удивляюсь. Так вот отчего тыне заметил бородавки на носу!
Оба засмеялись А я так удивляюсь, дядюшка, – сказал Александр что вы прежде заметили бородавку на носу,
чем дочь Подай-ка назад бумагу. Ты там, пожалуй, выпустишь все чувство и совсем забудешь закрыть клапан,
наделаешь вздору и черт знает что объяснишь Нет, дядюшка, не наделаю. И бумаги, как хотите,
не подам, я сейчас же…
И он скрылся из комнаты.
А дело до сих пор шло да шло своим чередом. В
службе заметили способности Александра и дали ему
Велика фигура – человек с сильными чувствами, с огромными страстями Мало ли какие есть темпераменты Восторги, экзальтация тут человек всего менее похож на человека, и хвастаться нечем. Надо спросить, умеет ли он управлять чувствами если умеет, то и человек По-вашему, и чувством надо управлять, как паром заметил Александр, – то выпустить немного, то вдруг остановить, открыть клапан или закрыть Да, этот клапан недаром природа дала человеку это рассудок, а ты вот не всегда им пользуешься жаль а малый порядочный Нет, дядюшка, грустно слушать вас лучше познакомьте меня с этой приезжей барыней С которой с Любецкой? Она была вчера Была, долго говорила со мной о вас, спрашивала о своем деле Ах да кстати…
Дядя вынул из ящика бумагу Отвези ей эту бумагу, скажи, что вчера только, и то насилу, выдали из палаты объясни ей хорошенько дело ведь ты слышал, как мыс чиновником говорили Да, знаю, знаю уж я объясню.
Александр обеими руками схватил бумагу и спрятал в карман. Петр Иваныч посмотрел на него Да что ж тебе вздумалось познакомиться с нею?
Она, кажется, неинтересна с бородавкой уноса С бородавкой Не помню. Как это вы заметили,
дядюшка?
– Уноса да не заметить Что ж тебе хочется к ней Она такая добрая и почтенная Как же это ты бородавки уноса не заметила уж узнал, что она добрая и почтенная это странно. Да позволь у ней ведь есть дочь – эта маленькая брюнетка. А теперь не удивляюсь. Так вот отчего тыне заметил бородавки на носу!
Оба засмеялись А я так удивляюсь, дядюшка, – сказал Александр что вы прежде заметили бородавку на носу,
чем дочь Подай-ка назад бумагу. Ты там, пожалуй, выпустишь все чувство и совсем забудешь закрыть клапан,
наделаешь вздору и черт знает что объяснишь Нет, дядюшка, не наделаю. И бумаги, как хотите,
не подам, я сейчас же…
И он скрылся из комнаты.
А дело до сих пор шло да шло своим чередом. В
службе заметили способности Александра и дали ему
порядочное место. Иван Иваныч и ему с почтением начал подносить свою табакерку, предчувствуя, что он, подобно множеству других, послужив, как он говаривал, без году неделю, обгонит его, сядет ему на шею и махнет в начальники отделения, а там, чего доброго, ив вице-директоры, как вон тот, или в ди- ректоры, как этот, а начинали свою служебную школу и тот и этот под его руководством. А я работай за них – прибавил он. В редакции журнала Александр тоже сделался важным лицом. Он занимался и выбором, и переводом, и поправкою чужих статей, писали сам разные теоретические взгляды о сельском хозяйстве. Денег у него, по его мнению, было больше,
нежели сколько нужно, а по мнению дяди, еще недовольно. Ноне всегда он работал для денег. Он не отказывался от отрадной мысли о другом, высшем призвании. Юношеских его сил ставало на все. Он крал время у сна, у службы и писали стихии повести, и исторические очерки, и биографии. Дядя уж не обклеивал перегородок его сочинениями, а читал их молча, потом посвистывал или говорил Да это лучше прежнего. Несколько статей явилось под чужим именем. Александр с радостным трепетом прислушивался к одобрительному суду друзей, которых у него было множество и на службе, и по кондитерскими в частных домах. Исполнялась его лучшая, после любви
нежели сколько нужно, а по мнению дяди, еще недовольно. Ноне всегда он работал для денег. Он не отказывался от отрадной мысли о другом, высшем призвании. Юношеских его сил ставало на все. Он крал время у сна, у службы и писали стихии повести, и исторические очерки, и биографии. Дядя уж не обклеивал перегородок его сочинениями, а читал их молча, потом посвистывал или говорил Да это лучше прежнего. Несколько статей явилось под чужим именем. Александр с радостным трепетом прислушивался к одобрительному суду друзей, которых у него было множество и на службе, и по кондитерскими в частных домах. Исполнялась его лучшая, после любви
мечта. Будущность обещала ему много блеску, торжества его, казалось, ожидал не совсем обыкновенный жребий, как вдруг…
Мелькнуло несколько месяцев. Александра стало почти нигде невидно, как будто он пропал. Дядю он посещал реже. Тот приписывал это его занятиями не мешал ему. Но редактор журнала однажды, при встрече с Петром Иванычем, жаловался, что Александр задерживает статьи. Дядя обещал при первом случае объясниться с племянником. Случай представился дня через три. Александр вбежал утром к дяде как сумасшедший. В его походке и движениях видна была радостная суетливость Здравствуйте, дядюшка ах, как я рад, что вас вижу сказал они хотел обнять его, но тот успел уйти за стол Здравствуй, Александр Что это тебя давно невидно Я занят был, дядюшка делал извлечения из немецких экономистов А что ж редактор лжет Он третьего дня сказал мне, что ты ничего не делаешь – прямой журналист!
Я ж его, при встрече, отделаю Нет, вы ему ничего не говорите, – перебил Александр я ему еще не посылал своей работы, оттого он таки сказал
– Да что с тобой у тебя такое праздничное лицо!
Асессора, что ли, тебе дали или крест?
Александр мотал головой Ну, деньги Нет Так что ж ты таким полководцем смотришь Если нет, так не мешай мне, а вот лучше сядь да напиши в Москву, к купцу Дубасову, о скорейшей высылке остальных денег. Прочти его письмо где оно вот.
Оба замолчали и начали писать Кончил – сказал Александр через несколько минут Проворно молодец Покажи-ка. Что это Ты ко мне пишешь. Милостивый государь Петр Иваныч!»
Его зовут Тимофей Никоныч. Как пятьсот двадцать рублей пять тысяч двести Что с тобой, Александр?
Петр Иваныч положил перо и поглядел на племянника. Тот покраснел Вы ничего не замечаете в моем лице – спросил он Что-то глуповато Постой-ка… Ты влюблен сказал Петр Иваныч.
Александр молчал Так, что ли угадал?
Александр, с торжественной улыбкой, с сияющим взором, кивнул утвердительно головой
– Таки есть Как это я сразу не догадался Так вот отчего ты стал лениться, от этого и не видать тебя нигде. А Зарайские и Скачины пристают ко мне где да где Александр Федорыч? он вон где – на седьмом небе!
Петр Иваныч стал опять писать В Наденьку Любецкую! – сказал Александр Яне спрашивал, – отвечал дядя, – в кого бы ни было – все одна дурь. В какую Любецкую? это что с бородавкой Э дядюшка – с досадой перебил Александр, какая бородавка У самого носа. Ты все еще не разглядел Вы все смешиваете. Это, кажется, у матери есть бородавка около носа Ну, все равно Все равно Наденька этот ангел неужели вы не заметили ее Видеть однажды – и не заметить Да что ж в ней особенного Чего ж тут замечать?
ведь бородавки, ты говоришь, у ней нет Далась вам эта бородавка Не грешите, дядюшка:
можно ли сказать, что она похожа на этих светских чопорных марионеток Вы рассмотрите ее лицо какая тихая, глубокая дума покоится на нем Это – не только чувствующая, это мыслящая девушка глубокая натура
Мелькнуло несколько месяцев. Александра стало почти нигде невидно, как будто он пропал. Дядю он посещал реже. Тот приписывал это его занятиями не мешал ему. Но редактор журнала однажды, при встрече с Петром Иванычем, жаловался, что Александр задерживает статьи. Дядя обещал при первом случае объясниться с племянником. Случай представился дня через три. Александр вбежал утром к дяде как сумасшедший. В его походке и движениях видна была радостная суетливость Здравствуйте, дядюшка ах, как я рад, что вас вижу сказал они хотел обнять его, но тот успел уйти за стол Здравствуй, Александр Что это тебя давно невидно Я занят был, дядюшка делал извлечения из немецких экономистов А что ж редактор лжет Он третьего дня сказал мне, что ты ничего не делаешь – прямой журналист!
Я ж его, при встрече, отделаю Нет, вы ему ничего не говорите, – перебил Александр я ему еще не посылал своей работы, оттого он таки сказал
– Да что с тобой у тебя такое праздничное лицо!
Асессора, что ли, тебе дали или крест?
Александр мотал головой Ну, деньги Нет Так что ж ты таким полководцем смотришь Если нет, так не мешай мне, а вот лучше сядь да напиши в Москву, к купцу Дубасову, о скорейшей высылке остальных денег. Прочти его письмо где оно вот.
Оба замолчали и начали писать Кончил – сказал Александр через несколько минут Проворно молодец Покажи-ка. Что это Ты ко мне пишешь. Милостивый государь Петр Иваныч!»
Его зовут Тимофей Никоныч. Как пятьсот двадцать рублей пять тысяч двести Что с тобой, Александр?
Петр Иваныч положил перо и поглядел на племянника. Тот покраснел Вы ничего не замечаете в моем лице – спросил он Что-то глуповато Постой-ка… Ты влюблен сказал Петр Иваныч.
Александр молчал Так, что ли угадал?
Александр, с торжественной улыбкой, с сияющим взором, кивнул утвердительно головой
– Таки есть Как это я сразу не догадался Так вот отчего ты стал лениться, от этого и не видать тебя нигде. А Зарайские и Скачины пристают ко мне где да где Александр Федорыч? он вон где – на седьмом небе!
Петр Иваныч стал опять писать В Наденьку Любецкую! – сказал Александр Яне спрашивал, – отвечал дядя, – в кого бы ни было – все одна дурь. В какую Любецкую? это что с бородавкой Э дядюшка – с досадой перебил Александр, какая бородавка У самого носа. Ты все еще не разглядел Вы все смешиваете. Это, кажется, у матери есть бородавка около носа Ну, все равно Все равно Наденька этот ангел неужели вы не заметили ее Видеть однажды – и не заметить Да что ж в ней особенного Чего ж тут замечать?
ведь бородавки, ты говоришь, у ней нет Далась вам эта бородавка Не грешите, дядюшка:
можно ли сказать, что она похожа на этих светских чопорных марионеток Вы рассмотрите ее лицо какая тихая, глубокая дума покоится на нем Это – не только чувствующая, это мыслящая девушка глубокая натура
Дядя принялся скрипеть пером по бумаге, а Александр продолжал В разговоре у ней вы не услышите пошлых общих мест. Каким светлым умом блестят ее суждения что за огонь в чувствах как глубоко понимает она жизнь!
Вы своим взглядом отравляете ее, а Наденька мирит меня с нею.
Александр замолчал на минуту и погрузился совсем в мечту о Наденьке. Потом начал опять А когда она поднимет глаза, вы сейчас увидите,
какому пылкому и нежному сердцу служат они проводником а голос, голос что за мелодия, что за нега в нем Но когда этот голос прозвучит признанием нет выше блаженства на земле Дядюшка как прекрасна жизнь как я счастлив!
У него выступили слезы он бросился и с размаху обнял дядю Александр – вскричал, вскочив с места, Петр
Иваныч, – закрой скорей свой клапан – весь пар выпустил Ты сумасшедший смотри, что ты наделал вод- ну секунду ровно две глупости перемял прическу и закапал письмо. Я думал, ты совсем отстал от своих привычек. Давно тыне был таким. Посмотри, посмотри, ради бога, на себя в зеркало ну, может ли быть глупее физиономия а неглуп Ха, ха, хая счастлив, дядюшка
– Это заметно Неправда ли в моем взоре, я знаю, блещет гордость. Я гляжу на толпу, как могут глядеть только герой, поэт и влюбленный, счастливый взаимною любовью И как сумасшедшие смотрят или еще хуже Ну,
что я теперь стану делать с письмом Позвольте, я соскоблю – и незаметно будет, – сказал Александр. Он бросился к столу стем же судорожным трепетом, начал скоблить, чистить, тереть и протер на письме скважину. Стол от трения зашатался и толкнул этажерку. На этажерке стоял бюстик, из итальянского алебастра, Софокла или Эсхила. Почтенный трагик от сотрясения сначала раза три качнулся на зыбком пьедестале взад и вперед, потом свергнулся с этажерки и разбился вдребезги Третья глупость, Александр – сказал Петр Ива- ныч, поднимая черепки, – а это пятьдесят рублей стоит Я заплачу, дядюшка, о я заплачу, ноне проклинайте моего порыва он чисти благороден я счастлив,
счастлив! Боже как хороша жизнь!
Дядя сморщился и покачал головой Когда ты умнее будешь, Александр Бог знает что говорит!
Он между тем с сокрушением смотрел на разбитый
Вы своим взглядом отравляете ее, а Наденька мирит меня с нею.
Александр замолчал на минуту и погрузился совсем в мечту о Наденьке. Потом начал опять А когда она поднимет глаза, вы сейчас увидите,
какому пылкому и нежному сердцу служат они проводником а голос, голос что за мелодия, что за нега в нем Но когда этот голос прозвучит признанием нет выше блаженства на земле Дядюшка как прекрасна жизнь как я счастлив!
У него выступили слезы он бросился и с размаху обнял дядю Александр – вскричал, вскочив с места, Петр
Иваныч, – закрой скорей свой клапан – весь пар выпустил Ты сумасшедший смотри, что ты наделал вод- ну секунду ровно две глупости перемял прическу и закапал письмо. Я думал, ты совсем отстал от своих привычек. Давно тыне был таким. Посмотри, посмотри, ради бога, на себя в зеркало ну, может ли быть глупее физиономия а неглуп Ха, ха, хая счастлив, дядюшка
– Это заметно Неправда ли в моем взоре, я знаю, блещет гордость. Я гляжу на толпу, как могут глядеть только герой, поэт и влюбленный, счастливый взаимною любовью И как сумасшедшие смотрят или еще хуже Ну,
что я теперь стану делать с письмом Позвольте, я соскоблю – и незаметно будет, – сказал Александр. Он бросился к столу стем же судорожным трепетом, начал скоблить, чистить, тереть и протер на письме скважину. Стол от трения зашатался и толкнул этажерку. На этажерке стоял бюстик, из итальянского алебастра, Софокла или Эсхила. Почтенный трагик от сотрясения сначала раза три качнулся на зыбком пьедестале взад и вперед, потом свергнулся с этажерки и разбился вдребезги Третья глупость, Александр – сказал Петр Ива- ныч, поднимая черепки, – а это пятьдесят рублей стоит Я заплачу, дядюшка, о я заплачу, ноне проклинайте моего порыва он чисти благороден я счастлив,
счастлив! Боже как хороша жизнь!
Дядя сморщился и покачал головой Когда ты умнее будешь, Александр Бог знает что говорит!
Он между тем с сокрушением смотрел на разбитый
бюст Заплачу – сказал он, – заплачу. Это будет четвертая глупость. Тебе, я вижу, хочется рассказать о своем счастии. Ну, нечего делать. Если уж дяди обречены принимать участие во всяком вздоре своих племянников, таки бытья даю тебе четверть часа сиди смирно, не сделай какой-нибудь пятой глупости и рассказывай, а потом, после этой новой глупости, уходи:
мне некогда. Ну ты счастлив так что же рассказывай же поскорее Если итак, дядюшка, то эти вещи не рассказываются с скромной улыбкой заметил Александр Я было приготовил тебя, а ты, я вижу, все-таки хочешь начать с обыкновенных прелюдий. Это значит,
что рассказ продолжится целый час мне некогда почта не будет ждать. Постой, уж я лучше сам расскажу Вы вот забавно Ну, слушай же, очень забавно Ты вчера виделся с своей красавицей наедине А вы почему знаете – с жаром начал Александр вы подсылаете смотреть за мной Как же, я содержу для тебя шпионов на жалованье. С чего ты взял, что я так забочусь о тебе мне что задело Эти слова сопровождались ледяным взглядом Так почему же вызнаете спросил Александр
мне некогда. Ну ты счастлив так что же рассказывай же поскорее Если итак, дядюшка, то эти вещи не рассказываются с скромной улыбкой заметил Александр Я было приготовил тебя, а ты, я вижу, все-таки хочешь начать с обыкновенных прелюдий. Это значит,
что рассказ продолжится целый час мне некогда почта не будет ждать. Постой, уж я лучше сам расскажу Вы вот забавно Ну, слушай же, очень забавно Ты вчера виделся с своей красавицей наедине А вы почему знаете – с жаром начал Александр вы подсылаете смотреть за мной Как же, я содержу для тебя шпионов на жалованье. С чего ты взял, что я так забочусь о тебе мне что задело Эти слова сопровождались ледяным взглядом Так почему же вызнаете спросил Александр
подходя к дяде Сиди, сиди, ради бога, и не подходи к столу что- нибудь разобьешь. У тебя на лице все написано, я отсюда буду читать. Ну, у вас было объяснение, – сказал он.
Александр покраснели молчал. Видно, что дядя опять попал Вы оба, как водится, были очень глупы, – говорил
Петр Иваныч.
Племянник сделал нетерпеливое движение Дело началось с пустяков, когда вы остались одни, с какого-нибудь узора, – продолжал дядя, – ты спросил, кому она вышивает она отвечала маменьке или тетеньке или что-нибудь подобное, асами вы дрожали как в лихорадке А вот нет, дядюшка, не угадали нес узора мы были в саду – проговорился Александр и замолчал Ну, с цветка, что ли, – сказал Петр Иваныч, – может быть, еще с желтого, все равно тут что попадется в глаза, лишь бы начать разговор так-то слова с языка нейдут. Ты спросил, нравится ли ей цветок она отвечала да почему, дескать Так, – сказала она,
и замолчали оба, потому что хотели сказать совсем другое, и разговор не вязался. Потом взглянули друг на друга, улыбнулись и покраснели Ах, дядюшка, дядюшка, что выговорил Александр в сильном смущении Потом, – продолжал неумолимый дядя, – тына- чал стороной говорить о том, что вот-де перед тобой открылся новый мир. Она вдруг взглянула на тебя,
как будто слушает неожиданную новость ты, я думаю,
стал в тупик, растерялся, потом опять чуть внятно сказал, что только теперь ты узнал цену жизни, что и прежде ты видал ее как ее Марья, что ли Наденька Но видал как будто во сне, предчувствовал встречу с ней, что вас свела симпатия и что, дескать, теперь ты посвятишь ей одной все стихии прозу Ару- ками-то, я думаю, как работал верно, опрокинул или разбил что-нибудь.
– Дядюшка вы подслушали нас – вскричал вне себя Александр Да, я там за кустом сидел. Мне ведь только и дела,
что бегать за тобой да подслушивать всякий вздор Почему же вы все это знаете – спросил с недоумением Александр Мудрено с Адама и Евы одна и та же история у всех, с маленькими вариантами. Узнай характер действующих лиц, узнаешь и варианты. Это удивляет тебя, а еще писатель Вот теперь и будешь прыгать и скакать дня три, как помешанный, вешаться всем на шею – только, ради бога, не мне. Я тебе советовал
Александр покраснели молчал. Видно, что дядя опять попал Вы оба, как водится, были очень глупы, – говорил
Петр Иваныч.
Племянник сделал нетерпеливое движение Дело началось с пустяков, когда вы остались одни, с какого-нибудь узора, – продолжал дядя, – ты спросил, кому она вышивает она отвечала маменьке или тетеньке или что-нибудь подобное, асами вы дрожали как в лихорадке А вот нет, дядюшка, не угадали нес узора мы были в саду – проговорился Александр и замолчал Ну, с цветка, что ли, – сказал Петр Иваныч, – может быть, еще с желтого, все равно тут что попадется в глаза, лишь бы начать разговор так-то слова с языка нейдут. Ты спросил, нравится ли ей цветок она отвечала да почему, дескать Так, – сказала она,
и замолчали оба, потому что хотели сказать совсем другое, и разговор не вязался. Потом взглянули друг на друга, улыбнулись и покраснели Ах, дядюшка, дядюшка, что выговорил Александр в сильном смущении Потом, – продолжал неумолимый дядя, – тына- чал стороной говорить о том, что вот-де перед тобой открылся новый мир. Она вдруг взглянула на тебя,
как будто слушает неожиданную новость ты, я думаю,
стал в тупик, растерялся, потом опять чуть внятно сказал, что только теперь ты узнал цену жизни, что и прежде ты видал ее как ее Марья, что ли Наденька Но видал как будто во сне, предчувствовал встречу с ней, что вас свела симпатия и что, дескать, теперь ты посвятишь ей одной все стихии прозу Ару- ками-то, я думаю, как работал верно, опрокинул или разбил что-нибудь.
– Дядюшка вы подслушали нас – вскричал вне себя Александр Да, я там за кустом сидел. Мне ведь только и дела,
что бегать за тобой да подслушивать всякий вздор Почему же вы все это знаете – спросил с недоумением Александр Мудрено с Адама и Евы одна и та же история у всех, с маленькими вариантами. Узнай характер действующих лиц, узнаешь и варианты. Это удивляет тебя, а еще писатель Вот теперь и будешь прыгать и скакать дня три, как помешанный, вешаться всем на шею – только, ради бога, не мне. Я тебе советовал
бы запереться на это время в своей комнате, выпустить там весь этот пари проделать все проделки с
Евсеем, чтобы никто не видал. Потом немного одумаешься, будешь добиваться уж другого, поцелуя например Поцелуй Наденьки о, какая высокая, небесная награда – почти заревел Александр Небесная Что же – материальная, земная, по-вашему?
– Без сомнения, действие электричества влюбленные все равно что две лейденские банки оба сильно заряжены поцелуями электричество разрешается,
и когда разрешится совсем – прости любовь, следует охлаждение Дядюшка Да а ты думал как Какой взгляд какие понятия Да, я забыл у тебя еще будут фигурировать вещественные знаки. Опять нанесешь всякой дряни и будешь задумываться да разглядывать, а дело в сто- рону.
Александр вдруг схватился за карман Что, уж есть будешь делать все тоже, что люди делают с сотворения мира Стало быть, тоже, что ивы делали, дядюшка Да, только поглупее
– Поглупее Не называете ли вы глупостью то, что я буду любить глубже, сильнее вас, не издеваться над чувством, не шутить и не играть им холодно, как вы…
и не сдергивать покрывала с священных тайн Ты будешь любить, как и другие, ни глубже, ни сильнее будешь также сдергивать и покрывало с тайн но только ты будешь верить в вечность и неизменность любви, да об одном этом и думать, а вот это-то и глупо сам себе готовишь горя более, нежели сколько бы его должно быть О, это ужасно, ужасно, что выговорите, дядюшка!
Сколько разя давал себе слово таить перед вами то,
что происходит в сердце Зачем жене сдержал Вот пришел – помешал мне Но ведь вы одни у меня, дядюшка, близкие с кем же мне разделить этот избыток чувства вы без милосердия вонзаете свой анатомический нож в самые тайные изгибы моего сердца Я это не для своего удовольствия делаю ты сам просил моих советов. От скольких глупостей я остерег тебя Нет, дядюшка, пусть же я буду вечно глуп в ваших глазах, ноя не могу существовать с такими понятиями о жизни, о людях. Это больно, грустно тогда мне не надо жизни, я не хочу ее при таких условиях – слышите ли я не хочу Слышу да что ж мне делать ведь не могу же я тебя лишить ее Да – говорил Александр, – вопреки вашим предсказаниям я буду счастлив, буду любить вечно и однажды Охнет Я предчувствую, что ты еще много кое- чего перебьешь у меня. Но это бы все ничего любовь любовью никто не мешает тебе не нами заведено заниматься особенно прилежно любовью в твои лета,
но, однако ж, не до такой степени, чтобы бросать дело любовь любовью, а дело делом Да я делаю извлечения из немецких Полно, никаких ты извлечений не делаешь, предаешься только сладостной неге а редактор откажет тебе Пусть его я не нуждаюсь. Могу ли я думать теперь о презренной пользе, когда О презренной пользе презренная Ты уж лучше построй в горах хижину, ешь хлеб с водой и пой:
Мне хижина убога
С тобою будет рай но только как не станет у тебя презренного металла, у меня не проси – не дам
– Я, кажется, нечасто беспокоил вас До сих пор, слава богу, нет, а может случиться,
если бросишь дело любовь тоже требует денег тут и лишнее щегольство и разные другие траты Ох, эта мне любовь в двадцать лет вот уж презренная, так презренная, никуда не годится Какая же, дядюшка, годится в сорок Яне знаю, какова любовь в сорок лета в тридцать девять Как ваша Пожалуй, как моя То есть никакая Ты почему знаешь Будто вы можете любить Почему же нет разве я не человек, или разве мне восемьдесят лет Только если я люблю, то люблю разумно, помню себя, не бью и не опрокидываю ничего Разумная любовь хороша любовь, которая помнит себя – насмешливо заметил Александр, – которая ни на минуту не забудется Дикая, животная, – перебил Петр Иваныч, – не помнит, а разумная должна помнить в противном случае это нелюбовь А что же Так, гнусность, как ты говоришь Вы любите – говорил Александр, глядя недоверчиво на дядю, – ха, ха, ха!
Петр Иваныч молча писал Кого же, дядюшка – спросил Александр Тебе хочется знать Хотелось бы Свою невесту Не невесту – едва выговорил Александр, вскочив с места и подходя к дяде Неблизко, неблизко, Александр, закрой клапан заговорил Петр Иваныч, увидя, какие большие глаза сделал племянники проворно придвинул к себе разные мелкие вещицы, бюстики, фигурки, часы и чернильницу Стало быть, вы женитесь – спросил Александр стем же изумлением Стало быть Ивы так покойны пишете в Москву письма, разговариваете о посторонних предметах, ездите на заводи еще так адски холодно рассуждаете о любви Адски холодно – это ново в аду, говорят, жарко.
Да что тына меня смотришь так дико Вы – женитесь Что ж тут удивительного – спросил Петр Иваныч,
положив перо Как что женитесь – и ни слова мне Извини, я забыл попросить у тебя позволения
– Не просить позволения, дядюшка, а надо же мне знать. Родной дядя женится, а я ничего не знаю, мне и не сказали Вот ведь сказал Сказали, потому что кстати пришлось Я стараюсь, по возможности, все делать кстати Нет, чтоб первому мне сообщить вашу радость:
вы знаете, как я люблю вас и как разделю Я вообще избегаю дележа, а в женитьбе и подавно Знаете что, дядюшка – сказал Александр с живостью может быть нет, не могу таиться перед вами Яне таков, все выскажу Ох, Александр, некогда мне если новая история,
так нельзя ли завтра Я хочу только сказать, что, может быть и я близок к тому же счастью Что, – спросил Петр Иваныч, слегка навострив уши, – это что-то любопытно А любопытно таки я помучаю вас не скажу.
Петр Иваныч равнодушно взял пакет, вложил туда письмо и начал запечатывать И я, может быть, женюсь – сказал Александр на ухо дяде.
Петр Иваныч не допечатал письма и поглядел на него очень серьезно
– Закрой клапан, Александр – сказал он Шутите, шутите, дядюшка, а я говорю не шутя. Попрошу у маменьки позволения Тебе жениться А что же В твои лета Мне двадцать три года Пора В эти лета женятся только мужики, когда им нужна работница в доме Но если я влюблен в девушку и есть возможность жениться, так, по-вашему, ненужно Я тебе никак не советую жениться на женщине, в которую ты влюблен Как, дядюшка это новое я никогда не слыхал Мало литы чего не слыхал Я думал все, что супружества без любви не должно быть Супружество супружеством, а любовь любовью, сказал Петр Иваныч.
– Как же жениться по расчету С расчетом, а не по расчету. Только расчет этот должен состоять не в одних деньгах. Мужчина так создан, чтоб жить в обществе женщины ты и станешь рассчитывать, как бы жениться, станешь искать, выбирать между женщинами Искать, выбирать – с изумлением сказал Александр Да, выбирать. Поэтому-то и не советую жениться,
когда влюбишься. Ведь любовь пройдет – это уж пошлая истина Это самая грубая ложь и клевета Ну, теперь тебя не убедишь увидишь сам со временем, а теперь запомни мои слова только любовь пройдет, повторяю я, и тогда женщина, которая казалась тебе идеалом совершенства, может быть, покажется очень несовершенною, а делать будет нечего.
Любовь заслонит от тебя недостаток качеств, нужных для жены. Тогда как, выбирая, ты хладнокровно рассудишь, имеет ли такая-то или такая женщина качества, какие хочешь видеть в жене вот в чем главный расчет. И если отыщешь такую женщину, она непременно должна нравиться тебе постоянно, потому что отвечает твоим желаниям. Из этого возникнут между ею и тобою близкие отношения, которые потом образуют Любовь – спросил Александр Да привычку Жениться без увлечения, без поэзии любви, без страсти, рассуждать, как и зачем А ты женился бы, не рассуждая и не спрашивая себя зачем так точно, как, поехавши сюда, тоже не спросил себя зачем
– Так вы женитесь по расчету – спросил Александр С расчетом, – заметил Петр Иваныч.
– Это все равно Нет, по расчету значит жениться для денег – это низко но жениться без расчета – это глупо. а тебе теперь вовсе не следует жениться Когда же жениться Когда состареюсь? Зачем я буду следовать нелепым примерам В том числе и моему спасибо Яне про вас говорю, дядюшка, а про всех вообще. Услышишь о свадьбе, пойдешь посмотреть – и что же видишь прекрасное, нежное существо, почти ребенка, которое ожидало только волшебного прикосновения любви, чтобы развернуться в пышный цветок,
и вдруг ее отрывают от кукол, от няни, от детских игр,
от танцев, и слава богу, если только от этого а часто не заглянут в ее сердце, которое, может быть, не принадлежит уже ей. Ее одевают в газ, в блонды, убирают цветами и, несмотря на слезы, на бледность, влекут, как жертву, и ставят – подле кого же подле пожилого человека, по большей части некрасивого, который уж утратил блеск молодости. Он или бросает на нее взоры оскорбительных желаний, или холодно осматривает ее с головы до нога сам думает, кажется Хороша ты, да, чай, с блажью в голове любовь
Евсеем, чтобы никто не видал. Потом немного одумаешься, будешь добиваться уж другого, поцелуя например Поцелуй Наденьки о, какая высокая, небесная награда – почти заревел Александр Небесная Что же – материальная, земная, по-вашему?
– Без сомнения, действие электричества влюбленные все равно что две лейденские банки оба сильно заряжены поцелуями электричество разрешается,
и когда разрешится совсем – прости любовь, следует охлаждение Дядюшка Да а ты думал как Какой взгляд какие понятия Да, я забыл у тебя еще будут фигурировать вещественные знаки. Опять нанесешь всякой дряни и будешь задумываться да разглядывать, а дело в сто- рону.
Александр вдруг схватился за карман Что, уж есть будешь делать все тоже, что люди делают с сотворения мира Стало быть, тоже, что ивы делали, дядюшка Да, только поглупее
– Поглупее Не называете ли вы глупостью то, что я буду любить глубже, сильнее вас, не издеваться над чувством, не шутить и не играть им холодно, как вы…
и не сдергивать покрывала с священных тайн Ты будешь любить, как и другие, ни глубже, ни сильнее будешь также сдергивать и покрывало с тайн но только ты будешь верить в вечность и неизменность любви, да об одном этом и думать, а вот это-то и глупо сам себе готовишь горя более, нежели сколько бы его должно быть О, это ужасно, ужасно, что выговорите, дядюшка!
Сколько разя давал себе слово таить перед вами то,
что происходит в сердце Зачем жене сдержал Вот пришел – помешал мне Но ведь вы одни у меня, дядюшка, близкие с кем же мне разделить этот избыток чувства вы без милосердия вонзаете свой анатомический нож в самые тайные изгибы моего сердца Я это не для своего удовольствия делаю ты сам просил моих советов. От скольких глупостей я остерег тебя Нет, дядюшка, пусть же я буду вечно глуп в ваших глазах, ноя не могу существовать с такими понятиями о жизни, о людях. Это больно, грустно тогда мне не надо жизни, я не хочу ее при таких условиях – слышите ли я не хочу Слышу да что ж мне делать ведь не могу же я тебя лишить ее Да – говорил Александр, – вопреки вашим предсказаниям я буду счастлив, буду любить вечно и однажды Охнет Я предчувствую, что ты еще много кое- чего перебьешь у меня. Но это бы все ничего любовь любовью никто не мешает тебе не нами заведено заниматься особенно прилежно любовью в твои лета,
но, однако ж, не до такой степени, чтобы бросать дело любовь любовью, а дело делом Да я делаю извлечения из немецких Полно, никаких ты извлечений не делаешь, предаешься только сладостной неге а редактор откажет тебе Пусть его я не нуждаюсь. Могу ли я думать теперь о презренной пользе, когда О презренной пользе презренная Ты уж лучше построй в горах хижину, ешь хлеб с водой и пой:
Мне хижина убога
С тобою будет рай но только как не станет у тебя презренного металла, у меня не проси – не дам
– Я, кажется, нечасто беспокоил вас До сих пор, слава богу, нет, а может случиться,
если бросишь дело любовь тоже требует денег тут и лишнее щегольство и разные другие траты Ох, эта мне любовь в двадцать лет вот уж презренная, так презренная, никуда не годится Какая же, дядюшка, годится в сорок Яне знаю, какова любовь в сорок лета в тридцать девять Как ваша Пожалуй, как моя То есть никакая Ты почему знаешь Будто вы можете любить Почему же нет разве я не человек, или разве мне восемьдесят лет Только если я люблю, то люблю разумно, помню себя, не бью и не опрокидываю ничего Разумная любовь хороша любовь, которая помнит себя – насмешливо заметил Александр, – которая ни на минуту не забудется Дикая, животная, – перебил Петр Иваныч, – не помнит, а разумная должна помнить в противном случае это нелюбовь А что же Так, гнусность, как ты говоришь Вы любите – говорил Александр, глядя недоверчиво на дядю, – ха, ха, ха!
Петр Иваныч молча писал Кого же, дядюшка – спросил Александр Тебе хочется знать Хотелось бы Свою невесту Не невесту – едва выговорил Александр, вскочив с места и подходя к дяде Неблизко, неблизко, Александр, закрой клапан заговорил Петр Иваныч, увидя, какие большие глаза сделал племянники проворно придвинул к себе разные мелкие вещицы, бюстики, фигурки, часы и чернильницу Стало быть, вы женитесь – спросил Александр стем же изумлением Стало быть Ивы так покойны пишете в Москву письма, разговариваете о посторонних предметах, ездите на заводи еще так адски холодно рассуждаете о любви Адски холодно – это ново в аду, говорят, жарко.
Да что тына меня смотришь так дико Вы – женитесь Что ж тут удивительного – спросил Петр Иваныч,
положив перо Как что женитесь – и ни слова мне Извини, я забыл попросить у тебя позволения
– Не просить позволения, дядюшка, а надо же мне знать. Родной дядя женится, а я ничего не знаю, мне и не сказали Вот ведь сказал Сказали, потому что кстати пришлось Я стараюсь, по возможности, все делать кстати Нет, чтоб первому мне сообщить вашу радость:
вы знаете, как я люблю вас и как разделю Я вообще избегаю дележа, а в женитьбе и подавно Знаете что, дядюшка – сказал Александр с живостью может быть нет, не могу таиться перед вами Яне таков, все выскажу Ох, Александр, некогда мне если новая история,
так нельзя ли завтра Я хочу только сказать, что, может быть и я близок к тому же счастью Что, – спросил Петр Иваныч, слегка навострив уши, – это что-то любопытно А любопытно таки я помучаю вас не скажу.
Петр Иваныч равнодушно взял пакет, вложил туда письмо и начал запечатывать И я, может быть, женюсь – сказал Александр на ухо дяде.
Петр Иваныч не допечатал письма и поглядел на него очень серьезно
– Закрой клапан, Александр – сказал он Шутите, шутите, дядюшка, а я говорю не шутя. Попрошу у маменьки позволения Тебе жениться А что же В твои лета Мне двадцать три года Пора В эти лета женятся только мужики, когда им нужна работница в доме Но если я влюблен в девушку и есть возможность жениться, так, по-вашему, ненужно Я тебе никак не советую жениться на женщине, в которую ты влюблен Как, дядюшка это новое я никогда не слыхал Мало литы чего не слыхал Я думал все, что супружества без любви не должно быть Супружество супружеством, а любовь любовью, сказал Петр Иваныч.
– Как же жениться по расчету С расчетом, а не по расчету. Только расчет этот должен состоять не в одних деньгах. Мужчина так создан, чтоб жить в обществе женщины ты и станешь рассчитывать, как бы жениться, станешь искать, выбирать между женщинами Искать, выбирать – с изумлением сказал Александр Да, выбирать. Поэтому-то и не советую жениться,
когда влюбишься. Ведь любовь пройдет – это уж пошлая истина Это самая грубая ложь и клевета Ну, теперь тебя не убедишь увидишь сам со временем, а теперь запомни мои слова только любовь пройдет, повторяю я, и тогда женщина, которая казалась тебе идеалом совершенства, может быть, покажется очень несовершенною, а делать будет нечего.
Любовь заслонит от тебя недостаток качеств, нужных для жены. Тогда как, выбирая, ты хладнокровно рассудишь, имеет ли такая-то или такая женщина качества, какие хочешь видеть в жене вот в чем главный расчет. И если отыщешь такую женщину, она непременно должна нравиться тебе постоянно, потому что отвечает твоим желаниям. Из этого возникнут между ею и тобою близкие отношения, которые потом образуют Любовь – спросил Александр Да привычку Жениться без увлечения, без поэзии любви, без страсти, рассуждать, как и зачем А ты женился бы, не рассуждая и не спрашивая себя зачем так точно, как, поехавши сюда, тоже не спросил себя зачем
– Так вы женитесь по расчету – спросил Александр С расчетом, – заметил Петр Иваныч.
– Это все равно Нет, по расчету значит жениться для денег – это низко но жениться без расчета – это глупо. а тебе теперь вовсе не следует жениться Когда же жениться Когда состареюсь? Зачем я буду следовать нелепым примерам В том числе и моему спасибо Яне про вас говорю, дядюшка, а про всех вообще. Услышишь о свадьбе, пойдешь посмотреть – и что же видишь прекрасное, нежное существо, почти ребенка, которое ожидало только волшебного прикосновения любви, чтобы развернуться в пышный цветок,
и вдруг ее отрывают от кукол, от няни, от детских игр,
от танцев, и слава богу, если только от этого а часто не заглянут в ее сердце, которое, может быть, не принадлежит уже ей. Ее одевают в газ, в блонды, убирают цветами и, несмотря на слезы, на бледность, влекут, как жертву, и ставят – подле кого же подле пожилого человека, по большей части некрасивого, который уж утратил блеск молодости. Он или бросает на нее взоры оскорбительных желаний, или холодно осматривает ее с головы до нога сам думает, кажется Хороша ты, да, чай, с блажью в голове любовь
да розы, – я уйму эту дурь, это – глупости у меня полно вздыхать да мечтать, а веди себя пристойно, или еще хуже – мечтает об ее имении. Самому молодому мало-мало тридцать лет. Он часто с лысиною, правда с крестом, или иногда со звездой. И говорят ей Вот кому обречены все сокровища твоей юности, ему и первое биение сердца, и признание, и взгляды, и речи, и девственные ласки, и вся жизнь. А кругом толпой теснятся те, кто по молодости и красоте под пару ей и кому бы надо было стать рядом с невестой.
Они пожирают взглядами бедную жертву и как будто говорят Вот, когда мы истощим свежесть, здоровье,
оплешивеем, и мы женимся, и нам достанется такой же пышный цветок Ужасно Дико, нехорошо, Александр пишешь ты уж два года, – сказал Петр Иваныч, – и о наземе, и о картофеле, и о других серьезных предметах, где стиль строгий, сжатый, а все еще дико говоришь. Ради бога, не предавайся экстазу, или, по крайней мере, как эта дурь найдет на тебя, так уж молчи, дай ей пройти, путного ничего не скажешь и не сделаешь выйдет непременно нелепость Как, дядюшка, а разве не в экстазе родится мысль поэта Яне знаю, как она родится, а знаю, что выходит совсем готовая из головы, то есть когда обработается
Они пожирают взглядами бедную жертву и как будто говорят Вот, когда мы истощим свежесть, здоровье,
оплешивеем, и мы женимся, и нам достанется такой же пышный цветок Ужасно Дико, нехорошо, Александр пишешь ты уж два года, – сказал Петр Иваныч, – и о наземе, и о картофеле, и о других серьезных предметах, где стиль строгий, сжатый, а все еще дико говоришь. Ради бога, не предавайся экстазу, или, по крайней мере, как эта дурь найдет на тебя, так уж молчи, дай ей пройти, путного ничего не скажешь и не сделаешь выйдет непременно нелепость Как, дядюшка, а разве не в экстазе родится мысль поэта Яне знаю, как она родится, а знаю, что выходит совсем готовая из головы, то есть когда обработается
размышлением тогда только она и хороша. Ну, а по- твоему, – начал, помолчав, Петр Иваныч, – за кого же бы выдавать эти прекрасные существа За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска юношеской красоты, в коми в голове ив сердце всюду заметно присутствие жизни, в глазах не угас еще блеск, на щеках не остыл румянец, не пропала свежесть – признаки здоровья кто бы не истощенной рукой повел по пути жизни прекрасную подругу, а принес бы ей в дар сердце, полное любви к ней, способное понять и разделить ее чувства, когда права природы Довольно то есть за таких молодцов, как ты. Если б мы жили среди полей и лесов дремучих так, а то жени вот этакого молодца, как ты, – много будет проку в первый год сума сойдет, а там и пойдет заглядывать за кулисы или даст в соперницы жене ее же горничную, потому что права-то природы, о которых ты толкуешь, требуют перемены, новостей – славный порядок а там и жена, заметив мужнины проказы, полюбит вдруг каски, наряды да маскарады и сделает тебе того а без состояния так еще хуже есть, говорит, нечего!
Петр Иваныч сделал кислую мину Я, говорит, женат, – продолжал он, – у меня, говорит, уж трое детей, помогите, не могу прокормиться, я беден беден какая мерзость нет, я надеюсь,
что тыне попадешь нив ту, нив другую категорию Я попаду в категорию счастливых мужей, дядюшка, а Наденька – счастливых жен. Не хочу жениться, как женится большая часть наладили одну песню:
«Молодость прошла, одиночество наскучило, так надо жениться Яне таков Бредишь, милый Да почему вызнаете Потому что ты такой же человек, как другие, а других я давно знаю. Ну, скажи-ка ты, зачем женишься Как зачем Наденька – жена моя – воскликнул
Александр, закрыв лицо руками Ну что видишь – и сам не знаешь У дух замирает от одной мысли. Вы не знаете,
как я люблю ее, дядюшка я люблю, как никогда никто не любил всеми силами души – ей всё…
– Лучше бы ты, Александр, выбранил или, уж таки быть, обнял меня, чем повторять эту глупейшую фразу Как это у тебя язык поворотился как никогда никто не любил!»
Петр Иваныч пожал плечами Что ж, разве это не может быть Впрочем, точно, глядя на твою любовь, я думаю,
что это даже возможно глупее любить нельзя Но она говорит, что надо ждать год, что мы молоды, должны испытать себя целый год и тогда Года давно бы ты сказал – перебил Петр Ива- ныч, – это она предложила Какая же она умница!
Сколько ей лет Восьмнадцать.
– А тебе – двадцать три ну, брат, она в двадцать три раза умнее тебя. Она, как я вижу, понимает дело:
с тобою она пошалит, пококетничает, время проведет весело, а там есть между этими девчонками преумные Ну, такты не женишься. Я думал, ты хочешь это как-нибудь поскорее повернуть, да тайком. В твои лета эти глупости так проворно делаются, что не успеешь и помешать а то через год до тех пор она еще надует тебя Она – надует, кокетничает девчонка она, Наденька фи, дядюшка С кем выжили всю жизнь, с кем имели дела, кого любили, если у вас такие черные подозрения Жил с людьми, любил женщину Она обманет Этот ангел, эта олицетворенная искренность, женщина, какую, кажется, бог впервые создал во всей чистоте и блеске А все-таки женщина, и, вероятно, обманет Вы после этого скажете, что и я надую Со временем – да, и ты Я про тех, кого вы не знаете, вы можете заключать что угодно но меня – не грех ли вам подозревать в такой гнусности Кто же я в ваших глазах Человек Не все одинаковы. Знайте же, что я, не шутя, искренно далей обещание любить всю жизнь я готов подтвердить это клятвой Знаю, знаю Порядочный человек не сомневается в искренности клятвы, когда дает ее женщине, а потом изменит или охладеет, и сам не знает как. Это делается нес намерением, и тут никакой гнусности нет,
некого винить природа вечно любить не позволила.
И верующие в вечную и неизменную любовь делают тоже самое, что и неверующие, только не замечают или не хотят сознаться мы, дескать, выше этого, нелюди, а ангелы – глупость Как же есть любовники-супруги, которые вечно любят друг друга и всю жизнь живут Вечно кто две недели любит, того называют ветреником, а два, три года – так ужи вечно Разбери-ка,
как любовь создана, и сам увидишь, что она не вечна Живость, пылкость и лихорадочность этого чувства не дают ему быть продолжительным. Любовни- ки-супруги живут всю жизнь вместе – правда да разве любят всю жизнь друг друга будто их всегда связывает первоначальная любовь будто они ежеминутно ищут друг друга, глядят и не наглядятся Куда под
Петр Иваныч сделал кислую мину Я, говорит, женат, – продолжал он, – у меня, говорит, уж трое детей, помогите, не могу прокормиться, я беден беден какая мерзость нет, я надеюсь,
что тыне попадешь нив ту, нив другую категорию Я попаду в категорию счастливых мужей, дядюшка, а Наденька – счастливых жен. Не хочу жениться, как женится большая часть наладили одну песню:
«Молодость прошла, одиночество наскучило, так надо жениться Яне таков Бредишь, милый Да почему вызнаете Потому что ты такой же человек, как другие, а других я давно знаю. Ну, скажи-ка ты, зачем женишься Как зачем Наденька – жена моя – воскликнул
Александр, закрыв лицо руками Ну что видишь – и сам не знаешь У дух замирает от одной мысли. Вы не знаете,
как я люблю ее, дядюшка я люблю, как никогда никто не любил всеми силами души – ей всё…
– Лучше бы ты, Александр, выбранил или, уж таки быть, обнял меня, чем повторять эту глупейшую фразу Как это у тебя язык поворотился как никогда никто не любил!»
Петр Иваныч пожал плечами Что ж, разве это не может быть Впрочем, точно, глядя на твою любовь, я думаю,
что это даже возможно глупее любить нельзя Но она говорит, что надо ждать год, что мы молоды, должны испытать себя целый год и тогда Года давно бы ты сказал – перебил Петр Ива- ныч, – это она предложила Какая же она умница!
Сколько ей лет Восьмнадцать.
– А тебе – двадцать три ну, брат, она в двадцать три раза умнее тебя. Она, как я вижу, понимает дело:
с тобою она пошалит, пококетничает, время проведет весело, а там есть между этими девчонками преумные Ну, такты не женишься. Я думал, ты хочешь это как-нибудь поскорее повернуть, да тайком. В твои лета эти глупости так проворно делаются, что не успеешь и помешать а то через год до тех пор она еще надует тебя Она – надует, кокетничает девчонка она, Наденька фи, дядюшка С кем выжили всю жизнь, с кем имели дела, кого любили, если у вас такие черные подозрения Жил с людьми, любил женщину Она обманет Этот ангел, эта олицетворенная искренность, женщина, какую, кажется, бог впервые создал во всей чистоте и блеске А все-таки женщина, и, вероятно, обманет Вы после этого скажете, что и я надую Со временем – да, и ты Я про тех, кого вы не знаете, вы можете заключать что угодно но меня – не грех ли вам подозревать в такой гнусности Кто же я в ваших глазах Человек Не все одинаковы. Знайте же, что я, не шутя, искренно далей обещание любить всю жизнь я готов подтвердить это клятвой Знаю, знаю Порядочный человек не сомневается в искренности клятвы, когда дает ее женщине, а потом изменит или охладеет, и сам не знает как. Это делается нес намерением, и тут никакой гнусности нет,
некого винить природа вечно любить не позволила.
И верующие в вечную и неизменную любовь делают тоже самое, что и неверующие, только не замечают или не хотят сознаться мы, дескать, выше этого, нелюди, а ангелы – глупость Как же есть любовники-супруги, которые вечно любят друг друга и всю жизнь живут Вечно кто две недели любит, того называют ветреником, а два, три года – так ужи вечно Разбери-ка,
как любовь создана, и сам увидишь, что она не вечна Живость, пылкость и лихорадочность этого чувства не дают ему быть продолжительным. Любовни- ки-супруги живут всю жизнь вместе – правда да разве любят всю жизнь друг друга будто их всегда связывает первоначальная любовь будто они ежеминутно ищут друг друга, глядят и не наглядятся Куда под
конец денутся мелочные угождения, беспрестанная внимательность, жажда быть вместе, слезы, восторги все эти вздоры? Холодность и неповоротливость мужей вошла в пословицу. Их любовь обращается в дружбу – говорят все важно так вот ужине любовь!
Дружба! А что это за дружба Мужа с женой связывают общие интересы, обстоятельства, одна судьба, вот и живут вместе а нет этого, таки расходятся, любят других, – иной прежде, другой после это называется изменой. А живучи вместе, живут потом привычкой, которая, скажу тебе на ухо, сильнее всякой любви недаром называют ее второй натурой иначе бы люди не перестали терзаться всю жизнь в разлуке или по смерти любимого предмета, а ведь утешаются. А
то наладили вечно, вечно. не разберут, да и кричат Как же вы, дядюшка, не опасаетесь за себя Стало быть, и ваша невеста извините надует вас Не думаю Какое самолюбие Это не самолюбие, а расчет Опять расчет Ну, размышление, если хочешь А если она влюбится в кого-нибудь?
– До этого не надо допускать а если б и случился такой грех, так можно поискуснее расхолодить.
– Будто это можно разве в вашей власти
– Весьма Этак бы делали все обманутые мужья, – сказал
Александр, – если б был способ Не все мужья одинаковы, мой милый одни очень равнодушны к своим женам, не обращают внимания на то, что делается вокруг них, и не хотят заметить;
другие из самолюбия и хотели бы, да плохи не умеют взяться задело Как же вы сделаете Это мой секрет тебе не втолкуешь ты в горячке Я счастлив теперь и благодарю бога а о том, что будет впереди, и знать не хочу Первая половина твоей фразы так умна, что хоть бы не влюбленному ее сказать она показывает уменье пользоваться настоящим а вторая, извини, никуда не годится. Не хочу знать, что будет впереди, то есть не хочу думать о том, что было вчера и что есть сегодня не стану ни соображать, ни размышлять, не приготовлюсь к тому, не остерегусь этого, так, куда ветер подует Помилуй, на что это похоже А по-вашему, как же, дядюшка Настанет миг блаженства, надо взять увеличительное стекло, да и рассматривать Нет, уменьшительное, чтоб с радости не одуреть вдруг, не вешаться всем на шею Или придет минута грусти, – продолжал Александр так ее рассматривать в ваше уменьшительное стекло Нет, грусть в увеличительное легче перенесть,
когда вообразишь неприятность вдвое больше, нежели она есть Зачем же, – продолжал Александр с досадой, – я буду убивать вначале всякую радость холодным размышлением, не упившись ею, думать вот она изменит, пройдет зачем буду терзаться заранее горем, когда оно не настало А зато, когда настанет, – перебил дядя, – так подумаешь и горе пройдет, как проходило тогда-то и тогда-то, и со мной, и стем, и с другим. Надеюсь, это недурно и стоит обратить на это внимание тогда и терзаться не станешь, когда разглядишь переменчивость всех шансов в жизни будешь хладнокровен и покоен, сколько может быть покоен человек Так вот где тайна вашего спокойствия – задумчиво сказал Александр.
Петр Иваныч молчали писал Но что ж за жизнь – начал Александр, – не забыться, а все думать, думать нет, я чувствую, что это не так Я хочу жить без вашего холодного анализа, не думая о том, ожидает ли меня впереди беда,
опасность, или нет – все равно. Зачем я буду думать заранее и отравлять
– Ведь я говорю зачем, а он все свое не заставь меня сделать на твой счет какого-нибудь обидного сравнения. Затем, что когда предвидишь опасность, препятствие, беду, так легче бороться с ней или перенести ее ни сума не сойдешь, ни умрешь а когда придет радость, так не будешь скакать и опрокидывать бюстов – ясно ли Ему говорят вот начало, смотри же, соображай поэтому конец, а он закрывает глаза,
мотает головой, как при виде пугала какого-нибудь, и живет по-детски. По-твоему, живи день заднем, как живется, сиди у порога своей хижины, измеряй жизнь обедами, танцами, любовью да неизменной дружбой.
Всё хотят золотого века Уж я сказал тебе, что с твоими идеями хорошо сидеть в деревне, с бабой да пол- дюжиной ребята здесь надо дело делать для этого беспрестанно надо думать и помнить, что делал вчера, что делаешь сегодня, чтобы знать, что нужно делать завтра, то есть жить с беспрерывной поверкой себя и своих занятий. С этим дойдем до чего-нибудь дельного атак Да что с тобою толковать ты теперь в бреду. Ай скоро час. Ни слова больше, Александр;
уходи… и слушать не стану завтра обедай у меня,
кое-кто будет Не друзья ли ваши Да Конев, Смирнов, Федоров, – ты их знаешь,
и еще кое-кто…
– Конев, Смирнов, Федоров да это те самые люди,
с которыми вы имеете дела Ну да всё нужные люди Так это у вас друзья В самом деле не видывал,
чтоб вы кого-нибудь принимали с особенною горячностью Я уж тебе сказывал, что друзьями я называю тех, с кем чаще вижусь, которые доставляют мне или пользу, или удовольствие. Помилуй что ж даром-то кормить А я думал, вы прощаетесь перед свадьбой с истинными друзьями, которых душевно любите, с которыми за чашей помянете в последний развеселую юность и, может быть, при разлуке крепко прижмете их к сердцу Ну, в твоих пяти словах все есть, чего в жизни не бывает или не должно быть. С каким восторгом твоя тетка бросилась бы тебе на шею В самом деле, тут и истинные друзья тогда как есть просто друзья, и
чаша, тогда как пьют из бокалов или стаканов, и объятия при разлуке когда нет разлуки. Ох, Александр Ивам не жаль расставаться или, по крайней мере, реже видеться с этими друзьями – сказал Александр Нет я никогда не сближался ни с кем до такой степени, чтоб жалеть, и тебе тоже советую
– Но, может быть, они не таковы им, может быть,
жаль потерять в вас доброго товарища, собеседника Это уж немое, а их дело. Я тоже не раз терял таких товарищей, да вот не умер оттого. Такты будешь завтра Завтра, дядюшка, я Что Отозван на дачу Верно, к Любецким?
– Да Так Ну, как хочешь. Помни о деле, Александр я скажу редактору, чем ты занимаешься Ах, дядюшка, как можно Я непременно докончу извлечения из немецких экономистов Даты прежде начни их. Смотри же помни, презренного металла не проси, как скоро совсем предашься сладостной неге
Дружба! А что это за дружба Мужа с женой связывают общие интересы, обстоятельства, одна судьба, вот и живут вместе а нет этого, таки расходятся, любят других, – иной прежде, другой после это называется изменой. А живучи вместе, живут потом привычкой, которая, скажу тебе на ухо, сильнее всякой любви недаром называют ее второй натурой иначе бы люди не перестали терзаться всю жизнь в разлуке или по смерти любимого предмета, а ведь утешаются. А
то наладили вечно, вечно. не разберут, да и кричат Как же вы, дядюшка, не опасаетесь за себя Стало быть, и ваша невеста извините надует вас Не думаю Какое самолюбие Это не самолюбие, а расчет Опять расчет Ну, размышление, если хочешь А если она влюбится в кого-нибудь?
– До этого не надо допускать а если б и случился такой грех, так можно поискуснее расхолодить.
– Будто это можно разве в вашей власти
– Весьма Этак бы делали все обманутые мужья, – сказал
Александр, – если б был способ Не все мужья одинаковы, мой милый одни очень равнодушны к своим женам, не обращают внимания на то, что делается вокруг них, и не хотят заметить;
другие из самолюбия и хотели бы, да плохи не умеют взяться задело Как же вы сделаете Это мой секрет тебе не втолкуешь ты в горячке Я счастлив теперь и благодарю бога а о том, что будет впереди, и знать не хочу Первая половина твоей фразы так умна, что хоть бы не влюбленному ее сказать она показывает уменье пользоваться настоящим а вторая, извини, никуда не годится. Не хочу знать, что будет впереди, то есть не хочу думать о том, что было вчера и что есть сегодня не стану ни соображать, ни размышлять, не приготовлюсь к тому, не остерегусь этого, так, куда ветер подует Помилуй, на что это похоже А по-вашему, как же, дядюшка Настанет миг блаженства, надо взять увеличительное стекло, да и рассматривать Нет, уменьшительное, чтоб с радости не одуреть вдруг, не вешаться всем на шею Или придет минута грусти, – продолжал Александр так ее рассматривать в ваше уменьшительное стекло Нет, грусть в увеличительное легче перенесть,
когда вообразишь неприятность вдвое больше, нежели она есть Зачем же, – продолжал Александр с досадой, – я буду убивать вначале всякую радость холодным размышлением, не упившись ею, думать вот она изменит, пройдет зачем буду терзаться заранее горем, когда оно не настало А зато, когда настанет, – перебил дядя, – так подумаешь и горе пройдет, как проходило тогда-то и тогда-то, и со мной, и стем, и с другим. Надеюсь, это недурно и стоит обратить на это внимание тогда и терзаться не станешь, когда разглядишь переменчивость всех шансов в жизни будешь хладнокровен и покоен, сколько может быть покоен человек Так вот где тайна вашего спокойствия – задумчиво сказал Александр.
Петр Иваныч молчали писал Но что ж за жизнь – начал Александр, – не забыться, а все думать, думать нет, я чувствую, что это не так Я хочу жить без вашего холодного анализа, не думая о том, ожидает ли меня впереди беда,
опасность, или нет – все равно. Зачем я буду думать заранее и отравлять
– Ведь я говорю зачем, а он все свое не заставь меня сделать на твой счет какого-нибудь обидного сравнения. Затем, что когда предвидишь опасность, препятствие, беду, так легче бороться с ней или перенести ее ни сума не сойдешь, ни умрешь а когда придет радость, так не будешь скакать и опрокидывать бюстов – ясно ли Ему говорят вот начало, смотри же, соображай поэтому конец, а он закрывает глаза,
мотает головой, как при виде пугала какого-нибудь, и живет по-детски. По-твоему, живи день заднем, как живется, сиди у порога своей хижины, измеряй жизнь обедами, танцами, любовью да неизменной дружбой.
Всё хотят золотого века Уж я сказал тебе, что с твоими идеями хорошо сидеть в деревне, с бабой да пол- дюжиной ребята здесь надо дело делать для этого беспрестанно надо думать и помнить, что делал вчера, что делаешь сегодня, чтобы знать, что нужно делать завтра, то есть жить с беспрерывной поверкой себя и своих занятий. С этим дойдем до чего-нибудь дельного атак Да что с тобою толковать ты теперь в бреду. Ай скоро час. Ни слова больше, Александр;
уходи… и слушать не стану завтра обедай у меня,
кое-кто будет Не друзья ли ваши Да Конев, Смирнов, Федоров, – ты их знаешь,
и еще кое-кто…
– Конев, Смирнов, Федоров да это те самые люди,
с которыми вы имеете дела Ну да всё нужные люди Так это у вас друзья В самом деле не видывал,
чтоб вы кого-нибудь принимали с особенною горячностью Я уж тебе сказывал, что друзьями я называю тех, с кем чаще вижусь, которые доставляют мне или пользу, или удовольствие. Помилуй что ж даром-то кормить А я думал, вы прощаетесь перед свадьбой с истинными друзьями, которых душевно любите, с которыми за чашей помянете в последний развеселую юность и, может быть, при разлуке крепко прижмете их к сердцу Ну, в твоих пяти словах все есть, чего в жизни не бывает или не должно быть. С каким восторгом твоя тетка бросилась бы тебе на шею В самом деле, тут и истинные друзья тогда как есть просто друзья, и
чаша, тогда как пьют из бокалов или стаканов, и объятия при разлуке когда нет разлуки. Ох, Александр Ивам не жаль расставаться или, по крайней мере, реже видеться с этими друзьями – сказал Александр Нет я никогда не сближался ни с кем до такой степени, чтоб жалеть, и тебе тоже советую
– Но, может быть, они не таковы им, может быть,
жаль потерять в вас доброго товарища, собеседника Это уж немое, а их дело. Я тоже не раз терял таких товарищей, да вот не умер оттого. Такты будешь завтра Завтра, дядюшка, я Что Отозван на дачу Верно, к Любецким?
– Да Так Ну, как хочешь. Помни о деле, Александр я скажу редактору, чем ты занимаешься Ах, дядюшка, как можно Я непременно докончу извлечения из немецких экономистов Даты прежде начни их. Смотри же помни, презренного металла не проси, как скоро совсем предашься сладостной неге
Жизнь Александра разделялась на две половины.
Утро поглощала служба. Он рылся в запыленных делах, соображал вовсе не касавшиеся до него обстоятельства, считал на бумаге миллионами не принадлежавшие ему деньги. Но порой голова отказывалась думать за других, перо выпадало из руки им овладевала та сладостная нега на которую сердился Петр
Иваныч.
Тогда Александр опрокидывался на спинку стула и уносился мысленно вместо злачно, вместо покойно, где нет ни бумаг, ни чернил, ни странных лиц, ни вицмундиров, где царствуют спокойствие, нега и прохлада, где в изящно убранной зале благоухают цветы,
раздаются звуки фортепиано, в клетке прыгает попугай, а в саду качают ветвями березы и кусты сирени.
И царицей всего этого – она…
Александр утром, сидя в департаменте, невидимо присутствовал на одном из островов, на даче Любец- ких, а вечером присутствовал там видимо, всей своей особой. Бросим нескромный взгляд на его блажен- ство.
Был жаркий день, один из редких дней в Петербурге солнце животворило поля, но морило петербургские улицы, накаливая лучами гранита лучи, отскакивая от камней, пропекали людей. Люди ходили медленно, повесив головы, собаки – высунув языки. Город походил на один из тех сказочных городов,
где все, по мановению волшебника, вдруг окаменело.
Экипажи не гремели по камням маркизы, как опущенные веки у глаз, прикрывали окна торцовая мостовая лоснилась, как паркет по тротуарам горячо было ступать. Везде было скучно, сонно.
Пешеход, отирая пот с лица, искал тени. Ямская карета, с шестью пассажирами, медленно тащилась за город, едва подымая пыль за собою. В четыре часа чиновники вышли из должности и тихо побрели подо- мам.
Александр выбежал, как будто в доме обрушился потолок, посмотрел на часы – поздно к обеду не поспеет. Он бросился к ресторатору Что у вас есть скорей Суп julienne и à la reine; соус à la provençale, à la maître d’hôtel;
9
жаркое индейка, дичь, пирожное суфле Ну, суп à la provençale, соус julienne и жаркое суфле, только поскорее!
Слуга посмотрел на него Ну, что же – сказал Александр с нетерпением названия обеденных блюд (франц
Утро поглощала служба. Он рылся в запыленных делах, соображал вовсе не касавшиеся до него обстоятельства, считал на бумаге миллионами не принадлежавшие ему деньги. Но порой голова отказывалась думать за других, перо выпадало из руки им овладевала та сладостная нега на которую сердился Петр
Иваныч.
Тогда Александр опрокидывался на спинку стула и уносился мысленно вместо злачно, вместо покойно, где нет ни бумаг, ни чернил, ни странных лиц, ни вицмундиров, где царствуют спокойствие, нега и прохлада, где в изящно убранной зале благоухают цветы,
раздаются звуки фортепиано, в клетке прыгает попугай, а в саду качают ветвями березы и кусты сирени.
И царицей всего этого – она…
Александр утром, сидя в департаменте, невидимо присутствовал на одном из островов, на даче Любец- ких, а вечером присутствовал там видимо, всей своей особой. Бросим нескромный взгляд на его блажен- ство.
Был жаркий день, один из редких дней в Петербурге солнце животворило поля, но морило петербургские улицы, накаливая лучами гранита лучи, отскакивая от камней, пропекали людей. Люди ходили медленно, повесив головы, собаки – высунув языки. Город походил на один из тех сказочных городов,
где все, по мановению волшебника, вдруг окаменело.
Экипажи не гремели по камням маркизы, как опущенные веки у глаз, прикрывали окна торцовая мостовая лоснилась, как паркет по тротуарам горячо было ступать. Везде было скучно, сонно.
Пешеход, отирая пот с лица, искал тени. Ямская карета, с шестью пассажирами, медленно тащилась за город, едва подымая пыль за собою. В четыре часа чиновники вышли из должности и тихо побрели подо- мам.
Александр выбежал, как будто в доме обрушился потолок, посмотрел на часы – поздно к обеду не поспеет. Он бросился к ресторатору Что у вас есть скорей Суп julienne и à la reine; соус à la provençale, à la maître d’hôtel;
9
жаркое индейка, дичь, пирожное суфле Ну, суп à la provençale, соус julienne и жаркое суфле, только поскорее!
Слуга посмотрел на него Ну, что же – сказал Александр с нетерпением названия обеденных блюд (франц
Тот бросился вони подал, что ему вздумалось. Аду- ев остался очень доволен. Он не дожидался четвертого блюда и побежал на набережную Невы. Там ожидала его лодка и два гребца.
Через час завидел он обетованный уголок, встал в лодке и устремил взоры вдаль. Сначала глаза его оту- манились страхом и беспокойством, которое перешло в сомнение. Потом вдруг лицо озарилось светом радости, как солнечным блеском. Он отличил у решетки сада знакомое платье вот там его узнали, махнули платком. Его ждут, может быть, давно. У него подошвы как будто загорелись от нетерпения.
«Ах! если б можно было ходить пешком поводе думал Александр, – изобретают всякий вздора вот этого не изобретут!»
Гребцы машут веслами медленно, мерно, как машина. Пот градом льет по загорелым лицам ими нужды нет, что у Александра сердце заметалось в груди,
что, не спуская глаз с одной точки, он уж два раза в забытьи заносил через край лодки то одну, то другую ногу, а они ничего гребут себе стою же флегмой да по временам отирают рукавом лицо Живее – сказал он, – полтинник на водку.
Как они принялись работать, как стали привскаки- вать на своих местах куда девалась усталость откуда взялась сила Весла таки затрепетали поводе Лодка – что скользнет, то саженей трех как не бывало.
Махнули раз десяток – корма уже описала дугу, лодка грациозно подъехала и наклонилась у самого берега.
Александр и Наденька издали улыбались и не сводили друг с друга глаз. Адуев ступил одной ногой вводу вместо берега. Наденька засмеялась Полегче, барин, погодите-ка, вот я руку подам, промолвил один гребец, когда Александр был уже на берегу Ждите меня здесь, – сказал им Адуев и побежал к Наденьке.
Она нежно улыбалась издали Александру. С каждым движением лодки к берегу грудь ее поднималась и опускалась сильнее Надежда Александровна. – сказал Адуев, едва переводя дух от радости Александр Федорыч!.. – отвечала она.
Они бросились невольно друг к другу, но остановились и глядели друг на друга с улыбкой, влажными глазами и не могли ничего сказать. Так прошло несколько минут.
Нельзя винить Петра Иваныча, что он не заметил
Наденьки с первого раза. Она была не красавица и не приковывала к себе мгновенно внимания.
Но если кто пристально вглядывался в ее черты,
тот долго не сводил с нее глаз. Ее физиономия редко
Через час завидел он обетованный уголок, встал в лодке и устремил взоры вдаль. Сначала глаза его оту- манились страхом и беспокойством, которое перешло в сомнение. Потом вдруг лицо озарилось светом радости, как солнечным блеском. Он отличил у решетки сада знакомое платье вот там его узнали, махнули платком. Его ждут, может быть, давно. У него подошвы как будто загорелись от нетерпения.
«Ах! если б можно было ходить пешком поводе думал Александр, – изобретают всякий вздора вот этого не изобретут!»
Гребцы машут веслами медленно, мерно, как машина. Пот градом льет по загорелым лицам ими нужды нет, что у Александра сердце заметалось в груди,
что, не спуская глаз с одной точки, он уж два раза в забытьи заносил через край лодки то одну, то другую ногу, а они ничего гребут себе стою же флегмой да по временам отирают рукавом лицо Живее – сказал он, – полтинник на водку.
Как они принялись работать, как стали привскаки- вать на своих местах куда девалась усталость откуда взялась сила Весла таки затрепетали поводе Лодка – что скользнет, то саженей трех как не бывало.
Махнули раз десяток – корма уже описала дугу, лодка грациозно подъехала и наклонилась у самого берега.
Александр и Наденька издали улыбались и не сводили друг с друга глаз. Адуев ступил одной ногой вводу вместо берега. Наденька засмеялась Полегче, барин, погодите-ка, вот я руку подам, промолвил один гребец, когда Александр был уже на берегу Ждите меня здесь, – сказал им Адуев и побежал к Наденьке.
Она нежно улыбалась издали Александру. С каждым движением лодки к берегу грудь ее поднималась и опускалась сильнее Надежда Александровна. – сказал Адуев, едва переводя дух от радости Александр Федорыч!.. – отвечала она.
Они бросились невольно друг к другу, но остановились и глядели друг на друга с улыбкой, влажными глазами и не могли ничего сказать. Так прошло несколько минут.
Нельзя винить Петра Иваныча, что он не заметил
Наденьки с первого раза. Она была не красавица и не приковывала к себе мгновенно внимания.
Но если кто пристально вглядывался в ее черты,
тот долго не сводил с нее глаз. Ее физиономия редко
оставалась две минуты покойною. Мысли и разнородные ощущения до крайности впечатлительной и раздражительной души ее беспрестанно сменялись одни другими, и оттенки этих ощущений сливались в удивительной игре, придавая лицу ее ежеминутно новое и неожиданное выражение. Глаза, например, вдруг бросят будто молнию, обожгут и мгновенно спрячутся под длинными ресницами лицо сделается безжизненно и неподвижно – и перед вами точно мраморная статуя. Ожидаешь вслед затем опять такого же пронзительного луча – отнюдь нет веки подымутся тихо, медленно – вас озарит кроткое сияние взоров как будто медленно выплывшей из-за облаков луны.
Сердце непременно отзовется легким биением на такой взгляд. В движениях тоже самое. В них много было грации, но это не грация Сильфиды. В этой грации много было дикого, порывистого, что дает природа всем, но что потом искусство отнимает до последнего следа, вместо того чтобы смягчить. Эти-то следы часто проявлялись в движениях Наденьки. Она иногда сидит в живописной позе, но вдруг, бог знает вследствие какого внутреннего движения, эта картинная поза нарушится вовсе неожиданными опять обворожительным жестом. В разговорах те же неожиданные обороты то верное суждение, то мечтательность,
резкий приговор, потом ребяческая выходка или тонкое притворство. Все показывало в ней ум пылкий,
сердце своенравное и непостоянное. И не Александр сошел бы сума от нее один только Петр Иваныч уцелеет да много ли таких Вы меня ждали Боже мой, как я счастлив – сказал Александр Я ждала и не думала – отвечала Наденька, качая головой, – вызнаете, я всегда в саду Вы сердитесь – робко спросил он За что вот идея Ну дайте ручку.
Она подала ему руку, но только он коснулся до нее,
она сейчас же вырвала – и вдруг изменилась. Улыбка исчезла, на лице обнаружилось что-то похожее на досаду Что это, вы молоко кушаете – спросил он. У Наденьки была чашка в руках и сухарь Я обедаю, – отвечала она Обедаете, в шесть часов, и молоком Вам, конечно, странно смотреть на молоко после роскошного обеда у дядюшки а мы здесь в деревне:
живем скромно.
Она передними зубами отломила несколько крошек сухаря и запила молоком, сделав губами премиленькую гримасу Яне обедал у дядюшки, я еще вчера отказался, –
Сердце непременно отзовется легким биением на такой взгляд. В движениях тоже самое. В них много было грации, но это не грация Сильфиды. В этой грации много было дикого, порывистого, что дает природа всем, но что потом искусство отнимает до последнего следа, вместо того чтобы смягчить. Эти-то следы часто проявлялись в движениях Наденьки. Она иногда сидит в живописной позе, но вдруг, бог знает вследствие какого внутреннего движения, эта картинная поза нарушится вовсе неожиданными опять обворожительным жестом. В разговорах те же неожиданные обороты то верное суждение, то мечтательность,
резкий приговор, потом ребяческая выходка или тонкое притворство. Все показывало в ней ум пылкий,
сердце своенравное и непостоянное. И не Александр сошел бы сума от нее один только Петр Иваныч уцелеет да много ли таких Вы меня ждали Боже мой, как я счастлив – сказал Александр Я ждала и не думала – отвечала Наденька, качая головой, – вызнаете, я всегда в саду Вы сердитесь – робко спросил он За что вот идея Ну дайте ручку.
Она подала ему руку, но только он коснулся до нее,
она сейчас же вырвала – и вдруг изменилась. Улыбка исчезла, на лице обнаружилось что-то похожее на досаду Что это, вы молоко кушаете – спросил он. У Наденьки была чашка в руках и сухарь Я обедаю, – отвечала она Обедаете, в шесть часов, и молоком Вам, конечно, странно смотреть на молоко после роскошного обеда у дядюшки а мы здесь в деревне:
живем скромно.
Она передними зубами отломила несколько крошек сухаря и запила молоком, сделав губами премиленькую гримасу Яне обедал у дядюшки, я еще вчера отказался, –
отвечал Адуев.
– Какие вы бессовестные Можно ли так лгать Где ж выбыли до сих пор Сегодня на службе до четырех часов просидел А теперь шесть. Не лгите, признайтесь, уж соблазнились обедом, приятным обществом там вам очень, очень весело было Честное слово, я и не заходил к дядюшке – начал с жаром оправдываться Александр. – Разве я тогда мог бы поспеть к вам об эту пору А вам это рано кажется вы бы еще часа через два приехали – сказала Наденька и быстрым пируэтом вдруг отвернулась от него и пошла по дорожке к дому. Александр за нею Не подходите, не подходите ко мне, – заговорила она, махая рукой, – я вас видеть не могу Полноте шалить, Надежда Александровна Я совсем не шалю. Скажите, где ж вы до сих пор были В четыре часа вышел из департамента, – начал
Адуев, – час ехал сюда Так тогда было бы пять, а теперь шесть. Где ж вы провели еще час видите, ведь как лжете Отобедал у ресторатора на скорую руку На скорую руку один только час – сказала она, бедненькие вы должны быть голодны. Не хотите ли
– Какие вы бессовестные Можно ли так лгать Где ж выбыли до сих пор Сегодня на службе до четырех часов просидел А теперь шесть. Не лгите, признайтесь, уж соблазнились обедом, приятным обществом там вам очень, очень весело было Честное слово, я и не заходил к дядюшке – начал с жаром оправдываться Александр. – Разве я тогда мог бы поспеть к вам об эту пору А вам это рано кажется вы бы еще часа через два приехали – сказала Наденька и быстрым пируэтом вдруг отвернулась от него и пошла по дорожке к дому. Александр за нею Не подходите, не подходите ко мне, – заговорила она, махая рукой, – я вас видеть не могу Полноте шалить, Надежда Александровна Я совсем не шалю. Скажите, где ж вы до сих пор были В четыре часа вышел из департамента, – начал
Адуев, – час ехал сюда Так тогда было бы пять, а теперь шесть. Где ж вы провели еще час видите, ведь как лжете Отобедал у ресторатора на скорую руку На скорую руку один только час – сказала она, бедненькие вы должны быть голодны. Не хотите ли
молока О, дайте, дайте мне эту чашку – заговорил
Александр и протянул руку.
Но она вдруг остановилась, опрокинула чашку вверх дном и, не обращая внимания на Александра,
с любопытством смотрела, как последние капли сбегали с чашки на песок Вы безжалостны – сказал он, – можно ли так мучить меня Посмотрите, посмотрите, Александр Федорыч, вдруг перебила Наденька, погруженная в свое занятие попаду ли я каплей на букашку, вот что ползет по дорожке. Ах, попала бедненькая она умрет сказала она потом заботливо подняла букашку, положила себе на ладонь и начала дышать на нее Как вас занимает букашка – сказал он с досадой Бедненькая посмотрите она умрет, – говорила
Наденька с грустью, – что я сделала?
Она несла несколько времени букашку на ладони,
и когда та зашевелилась и начала ползать взад и вперед поруке, Наденька вздрогнула, быстро сбросила ее на землю и раздавила ногой, промолвив Мерзкая букашка Где же выбыли спросила она потом Ведь я сказал Ах да у дядюшки. Много было гостей Пили шампанское Я даже отсюда слышу, как пахнет шампанским Да нет, не у дядюшки – в отчаянии перебил Александр Кто вам сказал Вы же сказали Да у него, я думаю, теперь за стол садятся. Вы не знаете этих обедов разве такой обед кончается в один час Вы обедали два – пятый и шестой А когда же я ехал сюда?
Она ничего не отвечала, прыгнула и достала ветку акации, потом побежала по дорожке.
Адуев за ней Куда же выспросил он Куда как куда вот прекрасно к маменьке Зачем Может быть, мы ее обеспокоим Нет, ничего.
Марья Михайловна, маменька Надежды Александровны, была одна из тех добрых и нехитрых матерей, которые находят прекрасным все, что ни делают детки. Марья Михайловна велит, например, заложить коляску Куда это, маменька – спросит Наденька Поедем прогуляться погода такая славная, – говорит мать Как можно Александр Федорыч хотел быть
Александр и протянул руку.
Но она вдруг остановилась, опрокинула чашку вверх дном и, не обращая внимания на Александра,
с любопытством смотрела, как последние капли сбегали с чашки на песок Вы безжалостны – сказал он, – можно ли так мучить меня Посмотрите, посмотрите, Александр Федорыч, вдруг перебила Наденька, погруженная в свое занятие попаду ли я каплей на букашку, вот что ползет по дорожке. Ах, попала бедненькая она умрет сказала она потом заботливо подняла букашку, положила себе на ладонь и начала дышать на нее Как вас занимает букашка – сказал он с досадой Бедненькая посмотрите она умрет, – говорила
Наденька с грустью, – что я сделала?
Она несла несколько времени букашку на ладони,
и когда та зашевелилась и начала ползать взад и вперед поруке, Наденька вздрогнула, быстро сбросила ее на землю и раздавила ногой, промолвив Мерзкая букашка Где же выбыли спросила она потом Ведь я сказал Ах да у дядюшки. Много было гостей Пили шампанское Я даже отсюда слышу, как пахнет шампанским Да нет, не у дядюшки – в отчаянии перебил Александр Кто вам сказал Вы же сказали Да у него, я думаю, теперь за стол садятся. Вы не знаете этих обедов разве такой обед кончается в один час Вы обедали два – пятый и шестой А когда же я ехал сюда?
Она ничего не отвечала, прыгнула и достала ветку акации, потом побежала по дорожке.
Адуев за ней Куда же выспросил он Куда как куда вот прекрасно к маменьке Зачем Может быть, мы ее обеспокоим Нет, ничего.
Марья Михайловна, маменька Надежды Александровны, была одна из тех добрых и нехитрых матерей, которые находят прекрасным все, что ни делают детки. Марья Михайловна велит, например, заложить коляску Куда это, маменька – спросит Наденька Поедем прогуляться погода такая славная, – говорит мать Как можно Александр Федорыч хотел быть
И коляска откладывалась.
В другой раз Марья Михайловна усядется за свой нескончаемый шарф и начнет вздыхать, нюхать табак и перебирать костяными спицами или углубится в чтение французского романа Maman, что ж вы не одеваетесь – спросит Наденька строго А куда Да ведьмы пойдем гулять Гулять Да. Александр Федорыч придет за нами. Уж вы и забыли Да я и не знала Как этого не знать – скажет Наденька с неудо- вольствием.
Мать покидала и шарф и книгу и шла одеваться.
Так Наденька пользовалась полною свободою, распоряжалась и собою, и маменькою, и своим временем,
и занятиями, как хотела. Впрочем, она была добрая и нежная дочь, нельзя сказать – послушная, потому только, что неона, а мать слушалась ее зато можно сказать, что она имела послушную мать Подите к маменьке, – сказала Наденька, когда они подошли к дверям залы А вы Я после приду
– Ну таки я после Нет, идите вперед.
Александр вошел и тотчас жена цыпочках, воротился назад Она дремлет в креслах, – сказал он шепотом Ничего, пойдемте. Maman, а maman!
– А Александр Федорыч пришел А Monsieur Адуев хочет вас видеть А Видите, как крепко уснула. Не будите ее – удерживал Александр Нет, разбужу. Maman!
– АДа проснитесь Александр Федорыч здесь Где Александр Федорыч? – говорила Марья Михайловна, глядя прямо на него и поправляя сдвинувшийся на сторону чепец. – Ах это вы, Александр Фе- дорыч? Милости просим А я вот села тут да и вздремнула, самане знаю отчего, видно к погоде. У меня что-то и мозоль начинает побаливать – быть дождю.
Дремлю, да и вижу во сне, что будто Игнатий докладывает о гостях, только не поняла, оком. Слышу, говорит, приехали, а кто – не пойму. Тут Наденька кличет, я сейчас же и проснулась. У меня легкий сон чуть
– Я говорю Ну где теперь Александру Федорычу быть – продолжала Марья Михайловна, – уж половина пятого. – Нет, говорит, maman, надо подождать, он будет. Смотрю, три четверти Воля твоя, говорю я, Наденька Александр Федорыч, верно, в гостях, не будет я проголодалась. – Нет, говорит, еще подождать надо, до пяти часов. Таки проморила меня.
Что, неправда, сударыня?
«Попка, попка – слышалось из-за цветов, – где ты обедал сегодня, у дядюшки Что спряталась – промолвила мать, – видно, совестно на свет божий смотреть Вовсе нет, – отвечала Наденька, выходя из боскета, и села у окна Итаки не села за стол – говорила Марья Михайловна спросила чашку молока и пошла в сад таки не обедала. Что посмотри-ка мне прямо в глаза, су- дарыня.
Александр обомлел при этом рассказе. Он взглянул на Наденьку, но она обернулась к нему спиной ищи- пала листок плюща Надежда Александровна – сказал он, – ужели я так счастлив, что выдумали обо мне Не подходите ко мне – закричала она с досады,
что ее плутни открылись. – Маменька шутит, а вы готовы верить
– А где ж ягоды, что ты приготовила для Александра
Федорыча? – спросила мать Ягоды Да, ягоды Ведь вы их скушали за обедом – отвечала Наденька Я опомнись, мать моя ты спрятала и мне не дала. Вот, говорит, Александр Федорыч приедет, тогда ивам дам. Какова?
Александр нежно и лукаво взглянул на Наденьку.
Она покраснела Сама чистила, Александр Федорыч, – прибавила мать Что это вы все сочиняете, maman? Я очистила две или три ягодки и те сама съела, а то Василиса Не верьте, не верьте, Александр Федорыч: Василиса сутра в город послана. Зачем же скрывать?
Александру Федорычу, верно, приятнее, что ты чистила, а не Василиса.
Наденька улыбнулась, потом скрылась опять в цветы и явилась с полной тарелкой ягод. Она протянула
Адуеву руку с тарелкой. Он поцеловал руку и принял ягоды как маршальский жезл Не сто́ите вы заставить так долго ждать себя говорила Наденька, – я два часа у решетки стояла вообразите едет кто-то; я думала – вы, и махнула платком, вдруг незнакомые, какой-то военный. Ион махнул, такой дерзкий!..
Вечером приходили и уходили гости. Начало смеркаться. Любецкие и Адуев остались опять втроем. Ма- ло-помалу расстроилось и это трио. Наденька ушла в сад. Составился нескладный дуэту Марьи Михайловны с Адуевым: долго пела она ему о том, что делала вчера, сегодня, что будет делать завтра. Им овладела томительная скука и беспокойство. Вечер наступает быстро, а он еще не успел ни слова сказать Наденьке наедине. Выручил повар благодетель пришел спросить, что готовить к ужину, ау Адуева занимался дух от нетерпения, сильнее еще, чем давеча в лодке. Едва заговорили о котлетах, о простокваше, Александр начал искусно ретироваться. Сколько маневров употребил он, чтоб только отойти от кресел Марьи
Михайловны! Подошел сначала кокну и взглянул на двора ноги таки тянули его в открытую дверь. Потом медленными шагами, едва удерживаясь, чтоб не ринуться опрометью вон, он перешел к фортепиано,
постучал в разных местах по клавишам, взял с лихорадочным трепетом ноты с пюпитра, взглянул в них и положил назад имел даже твердость понюхать два цветка и разбудить попугая. Тут он достиг высшей степени нетерпения двери были подле, но уйти как-то все неловко – надо было простоять минуты две и выйти как будто нечаянно. А повар уж сделал два шага назад, еще слово – ион уйдет, тогда Любецкая непременно обратится опять к нему. Александр не вытерпели, как змей, выскользнул в двери и, соскочив с крыльца, не считая ступеней, в несколько шагов очутился в конце аллеи – на берегу, подле Наденьки Насилу вспомнили обо мне – сказала она на этот раз с кротким упреком Ах, что за муку я вытерпел, – отвечал Александра вы не помогли!
Наденька показала ему книгу Вот чем бы я вызвала вас, если б вы не пришли еще минуту, – сказала она. – Садитесь, теперь maman уж не придет она боится сырости. Мне так много, так много надо сказать вам ах И мне тоже ах!
И ничего не сказали или почти ничего, так кое-что,
о чем уж говорили десять раз прежде. Обыкновенно что мечты, небо, звезды, симпатия, счастье. Разговор больше происходил на языке взглядов, улыбок и междометий. Книга валялась на траве.
Наступала ночь нет, какая ночь разве летом в
Петербурге бывают ночи это не ночь, а тут надо бы выдумать другое название – так, полусвет Все тихо кругом. Нева точно спала изредка, будто впросонках,
она плеснет легонько волной в береги замолчит. А
В другой раз Марья Михайловна усядется за свой нескончаемый шарф и начнет вздыхать, нюхать табак и перебирать костяными спицами или углубится в чтение французского романа Maman, что ж вы не одеваетесь – спросит Наденька строго А куда Да ведьмы пойдем гулять Гулять Да. Александр Федорыч придет за нами. Уж вы и забыли Да я и не знала Как этого не знать – скажет Наденька с неудо- вольствием.
Мать покидала и шарф и книгу и шла одеваться.
Так Наденька пользовалась полною свободою, распоряжалась и собою, и маменькою, и своим временем,
и занятиями, как хотела. Впрочем, она была добрая и нежная дочь, нельзя сказать – послушная, потому только, что неона, а мать слушалась ее зато можно сказать, что она имела послушную мать Подите к маменьке, – сказала Наденька, когда они подошли к дверям залы А вы Я после приду
– Ну таки я после Нет, идите вперед.
Александр вошел и тотчас жена цыпочках, воротился назад Она дремлет в креслах, – сказал он шепотом Ничего, пойдемте. Maman, а maman!
– А Александр Федорыч пришел А Monsieur Адуев хочет вас видеть А Видите, как крепко уснула. Не будите ее – удерживал Александр Нет, разбужу. Maman!
– АДа проснитесь Александр Федорыч здесь Где Александр Федорыч? – говорила Марья Михайловна, глядя прямо на него и поправляя сдвинувшийся на сторону чепец. – Ах это вы, Александр Фе- дорыч? Милости просим А я вот села тут да и вздремнула, самане знаю отчего, видно к погоде. У меня что-то и мозоль начинает побаливать – быть дождю.
Дремлю, да и вижу во сне, что будто Игнатий докладывает о гостях, только не поняла, оком. Слышу, говорит, приехали, а кто – не пойму. Тут Наденька кличет, я сейчас же и проснулась. У меня легкий сон чуть
кто скрипнет, я ужи смотрю. Садитесь-ка, Александр
Федорыч, здоровы ли вы Покорно благодарю Петр Иваныч здоров ли Слава богу, покорно благодарю Что он не навестит нас никогда Я вот еще вчера думала хоть бы, думаю, раз заехал когда-нибудь, а тонет видно, занят Очень занят, – сказал Александр И вас другой день не видать – продолжала Марья Михайловна. – Давеча проснулась, спрашиваю,
что Наденька Спит еще, говорят. – Ну, пускай ее спит,
говорю, целый день на воздухе – в саду, погода стоит хорошая, устанет. В ее лета спится крепко, не то что в мои такая бессонница бывает, поверители даже тоска сделается от нерв, что лине знаю. Вот подают мне кофе я ведь всегда в постеле его пью – пью да думаю Что это значит, Александра Федорыча не видать уж здоров ли Потом встала, смотрю одиннадцатый час – прошу покорнейше людишки и не скажут Прихожу к Наденьке – она еще и не просыпалась.
Я разбудила ее. Пора, мол, мать моя скоро двенадцать часов, что это с тобой Я ведь целый день за ней, как нянька. Я и гувернантку отпустила нарочно,
чтоб не было чужих. Вверь, пожалуй, чужим, так бог знает что сделают. Нет я сама занималась ее воспитанием, строго смотрю, от себя ни на шаги могу сказать, что Наденька чувствует это от меня тайком и мысли никакой не допустит. Я ее как будто насквозь вижу Тут повар пришел с ним с час толковала там почитала «Mémoires du diable
10
»… ах, какой приятный автор Сулье! как мило описывает Там соседка Марья
Ивановна зашла с мужем так я и не видала, как прошло утро, гляжу, ужи четвертый час и обедать пора!..
Ах да что ж вы к обеду не пришли мы вас ждали до пяти часов До пяти часов – сказал Александр, – я никак не мог, Марья Михайловна служба задержала. Я вас прошу никогда не ждать меня долее четырех часов И я тоже говорила, да вот Наденька Подождем да подождем Я ахах, что вы Не я ли говорю Пора, обедать, а высказали Нет, надо подождать Александр Федорыч давно не был верно, придет к обеду Смотрите, смотрите – заговорила Марья Михайловна, качая головой, – ах, какая бессовестная свои слова дана меня же!
Наденька отвернулась, ушла в цветы и начала дразнить попугая Воспоминания беса (1837–1838) – авантюрный роман французского писателя Фредерика Сулье (1800–1847)
Федорыч, здоровы ли вы Покорно благодарю Петр Иваныч здоров ли Слава богу, покорно благодарю Что он не навестит нас никогда Я вот еще вчера думала хоть бы, думаю, раз заехал когда-нибудь, а тонет видно, занят Очень занят, – сказал Александр И вас другой день не видать – продолжала Марья Михайловна. – Давеча проснулась, спрашиваю,
что Наденька Спит еще, говорят. – Ну, пускай ее спит,
говорю, целый день на воздухе – в саду, погода стоит хорошая, устанет. В ее лета спится крепко, не то что в мои такая бессонница бывает, поверители даже тоска сделается от нерв, что лине знаю. Вот подают мне кофе я ведь всегда в постеле его пью – пью да думаю Что это значит, Александра Федорыча не видать уж здоров ли Потом встала, смотрю одиннадцатый час – прошу покорнейше людишки и не скажут Прихожу к Наденьке – она еще и не просыпалась.
Я разбудила ее. Пора, мол, мать моя скоро двенадцать часов, что это с тобой Я ведь целый день за ней, как нянька. Я и гувернантку отпустила нарочно,
чтоб не было чужих. Вверь, пожалуй, чужим, так бог знает что сделают. Нет я сама занималась ее воспитанием, строго смотрю, от себя ни на шаги могу сказать, что Наденька чувствует это от меня тайком и мысли никакой не допустит. Я ее как будто насквозь вижу Тут повар пришел с ним с час толковала там почитала «Mémoires du diable
10
»… ах, какой приятный автор Сулье! как мило описывает Там соседка Марья
Ивановна зашла с мужем так я и не видала, как прошло утро, гляжу, ужи четвертый час и обедать пора!..
Ах да что ж вы к обеду не пришли мы вас ждали до пяти часов До пяти часов – сказал Александр, – я никак не мог, Марья Михайловна служба задержала. Я вас прошу никогда не ждать меня долее четырех часов И я тоже говорила, да вот Наденька Подождем да подождем Я ахах, что вы Не я ли говорю Пора, обедать, а высказали Нет, надо подождать Александр Федорыч давно не был верно, придет к обеду Смотрите, смотрите – заговорила Марья Михайловна, качая головой, – ах, какая бессовестная свои слова дана меня же!
Наденька отвернулась, ушла в цветы и начала дразнить попугая Воспоминания беса (1837–1838) – авантюрный роман французского писателя Фредерика Сулье (1800–1847)
– Я говорю Ну где теперь Александру Федорычу быть – продолжала Марья Михайловна, – уж половина пятого. – Нет, говорит, maman, надо подождать, он будет. Смотрю, три четверти Воля твоя, говорю я, Наденька Александр Федорыч, верно, в гостях, не будет я проголодалась. – Нет, говорит, еще подождать надо, до пяти часов. Таки проморила меня.
Что, неправда, сударыня?
«Попка, попка – слышалось из-за цветов, – где ты обедал сегодня, у дядюшки Что спряталась – промолвила мать, – видно, совестно на свет божий смотреть Вовсе нет, – отвечала Наденька, выходя из боскета, и села у окна Итаки не села за стол – говорила Марья Михайловна спросила чашку молока и пошла в сад таки не обедала. Что посмотри-ка мне прямо в глаза, су- дарыня.
Александр обомлел при этом рассказе. Он взглянул на Наденьку, но она обернулась к нему спиной ищи- пала листок плюща Надежда Александровна – сказал он, – ужели я так счастлив, что выдумали обо мне Не подходите ко мне – закричала она с досады,
что ее плутни открылись. – Маменька шутит, а вы готовы верить
– А где ж ягоды, что ты приготовила для Александра
Федорыча? – спросила мать Ягоды Да, ягоды Ведь вы их скушали за обедом – отвечала Наденька Я опомнись, мать моя ты спрятала и мне не дала. Вот, говорит, Александр Федорыч приедет, тогда ивам дам. Какова?
Александр нежно и лукаво взглянул на Наденьку.
Она покраснела Сама чистила, Александр Федорыч, – прибавила мать Что это вы все сочиняете, maman? Я очистила две или три ягодки и те сама съела, а то Василиса Не верьте, не верьте, Александр Федорыч: Василиса сутра в город послана. Зачем же скрывать?
Александру Федорычу, верно, приятнее, что ты чистила, а не Василиса.
Наденька улыбнулась, потом скрылась опять в цветы и явилась с полной тарелкой ягод. Она протянула
Адуеву руку с тарелкой. Он поцеловал руку и принял ягоды как маршальский жезл Не сто́ите вы заставить так долго ждать себя говорила Наденька, – я два часа у решетки стояла вообразите едет кто-то; я думала – вы, и махнула платком, вдруг незнакомые, какой-то военный. Ион махнул, такой дерзкий!..
Вечером приходили и уходили гости. Начало смеркаться. Любецкие и Адуев остались опять втроем. Ма- ло-помалу расстроилось и это трио. Наденька ушла в сад. Составился нескладный дуэту Марьи Михайловны с Адуевым: долго пела она ему о том, что делала вчера, сегодня, что будет делать завтра. Им овладела томительная скука и беспокойство. Вечер наступает быстро, а он еще не успел ни слова сказать Наденьке наедине. Выручил повар благодетель пришел спросить, что готовить к ужину, ау Адуева занимался дух от нетерпения, сильнее еще, чем давеча в лодке. Едва заговорили о котлетах, о простокваше, Александр начал искусно ретироваться. Сколько маневров употребил он, чтоб только отойти от кресел Марьи
Михайловны! Подошел сначала кокну и взглянул на двора ноги таки тянули его в открытую дверь. Потом медленными шагами, едва удерживаясь, чтоб не ринуться опрометью вон, он перешел к фортепиано,
постучал в разных местах по клавишам, взял с лихорадочным трепетом ноты с пюпитра, взглянул в них и положил назад имел даже твердость понюхать два цветка и разбудить попугая. Тут он достиг высшей степени нетерпения двери были подле, но уйти как-то все неловко – надо было простоять минуты две и выйти как будто нечаянно. А повар уж сделал два шага назад, еще слово – ион уйдет, тогда Любецкая непременно обратится опять к нему. Александр не вытерпели, как змей, выскользнул в двери и, соскочив с крыльца, не считая ступеней, в несколько шагов очутился в конце аллеи – на берегу, подле Наденьки Насилу вспомнили обо мне – сказала она на этот раз с кротким упреком Ах, что за муку я вытерпел, – отвечал Александра вы не помогли!
Наденька показала ему книгу Вот чем бы я вызвала вас, если б вы не пришли еще минуту, – сказала она. – Садитесь, теперь maman уж не придет она боится сырости. Мне так много, так много надо сказать вам ах И мне тоже ах!
И ничего не сказали или почти ничего, так кое-что,
о чем уж говорили десять раз прежде. Обыкновенно что мечты, небо, звезды, симпатия, счастье. Разговор больше происходил на языке взглядов, улыбок и междометий. Книга валялась на траве.
Наступала ночь нет, какая ночь разве летом в
Петербурге бывают ночи это не ночь, а тут надо бы выдумать другое название – так, полусвет Все тихо кругом. Нева точно спала изредка, будто впросонках,
она плеснет легонько волной в береги замолчит. А
там откуда ни возьмется поздний ветерок, пронесется над сонными водами, ноне сможет разбудить их,
а только зарябит поверхность и повеет прохладой на
Наденьку и Александра или принесет им звук дальней песни – и снова все смолкнет, и опять Нева неподвижна, как спящий человек, который при легком шуме откроет на минуту глаза и тотчас снова закроет и сон пуще сомкнет его отяжелевшие веки. Потом со стороны моста послышится как будто отдаленный грома вслед затем лай сторожевой собаки с ближайшей тони, и опять все тихо. Деревья образовали темный своди чуть-чуть, без шума, качали ветвями. На дачах по берегам мелькали огоньки.
Что особенного тогда носится в этом теплом воздухе Какая тайна пробегает по цветам, деревьям,
по траве и веет неизъяснимой негой надушу зачем в ней тогда рождаются иные мысли, иные чувства,
нежели в шуме, среди людей А какая обстановка для любви в этом сне природы, в этом сумраке, в безмолвных деревьях, благоухающих цветах и уединении Как могущественно все настроивало ум к мечтам, сердце к тем редким ощущениям, которые вовсе- гдашней, правильной и строгой жизни кажутся такими бесполезными, неуместными и смешными отступлениями да бесполезными, а между тем в те минуты душа только и постигает смутно возможность счастья
а только зарябит поверхность и повеет прохладой на
Наденьку и Александра или принесет им звук дальней песни – и снова все смолкнет, и опять Нева неподвижна, как спящий человек, который при легком шуме откроет на минуту глаза и тотчас снова закроет и сон пуще сомкнет его отяжелевшие веки. Потом со стороны моста послышится как будто отдаленный грома вслед затем лай сторожевой собаки с ближайшей тони, и опять все тихо. Деревья образовали темный своди чуть-чуть, без шума, качали ветвями. На дачах по берегам мелькали огоньки.
Что особенного тогда носится в этом теплом воздухе Какая тайна пробегает по цветам, деревьям,
по траве и веет неизъяснимой негой надушу зачем в ней тогда рождаются иные мысли, иные чувства,
нежели в шуме, среди людей А какая обстановка для любви в этом сне природы, в этом сумраке, в безмолвных деревьях, благоухающих цветах и уединении Как могущественно все настроивало ум к мечтам, сердце к тем редким ощущениям, которые вовсе- гдашней, правильной и строгой жизни кажутся такими бесполезными, неуместными и смешными отступлениями да бесполезными, а между тем в те минуты душа только и постигает смутно возможность счастья
которого так усердно ищут в другое время и не нахо- дят.
Александр и Наденька подошли к реке и оперлись на решетку. Наденька долгов раздумье, смотрела на
Неву, на даль, Александр на Наденьку. Души их были переполнены счастьем, сердца сладко и вместе как- то болезненно ныли, но язык безмолвствовал.
Вот Александр тихо коснулся ее талии. Она тихо отвела локтем его руку. Он дотронулся опять, она отвела слабее, не спуская глаз с Невы. В третий раз не отвела.
Он взял ее за руку – она не отняла и руки он пожал руку рука отвечала на пожатие. Так стояли они молча,
а что чувствовали Наденька – сказал он тихо.
Она молчала.
Александр с замирающим сердцем наклонился к ней. Она почувствовала горячее дыхание на щеке,
вздрогнула, обернулась и – не отступила в благородном негодовании, не вскрикнула – она не в силах была притвориться и отступить обаяние любви заставило молчать рассудок, и когда Александр прильнул губами к ее губам, она отвечала на поцелуй, хотя слабо,
чуть внятно.
«Неприлично! – скажут строгие маменьки, – одна в саду, без матери, целуется с молодым человеком
Александр и Наденька подошли к реке и оперлись на решетку. Наденька долгов раздумье, смотрела на
Неву, на даль, Александр на Наденьку. Души их были переполнены счастьем, сердца сладко и вместе как- то болезненно ныли, но язык безмолвствовал.
Вот Александр тихо коснулся ее талии. Она тихо отвела локтем его руку. Он дотронулся опять, она отвела слабее, не спуская глаз с Невы. В третий раз не отвела.
Он взял ее за руку – она не отняла и руки он пожал руку рука отвечала на пожатие. Так стояли они молча,
а что чувствовали Наденька – сказал он тихо.
Она молчала.
Александр с замирающим сердцем наклонился к ней. Она почувствовала горячее дыхание на щеке,
вздрогнула, обернулась и – не отступила в благородном негодовании, не вскрикнула – она не в силах была притвориться и отступить обаяние любви заставило молчать рассудок, и когда Александр прильнул губами к ее губам, она отвечала на поцелуй, хотя слабо,
чуть внятно.
«Неприлично! – скажут строгие маменьки, – одна в саду, без матери, целуется с молодым человеком
Что делать неприлично, но она отвечала на поцелуй.
«О, как человек может быть счастлив – сказал про себя Александр и опять наклонился к ее губами пробыл так несколько секунд.
Она стояла бледная, неподвижная, на ресницах блистали слезы, грудь дышала сильно и прерывисто Как сон – шептал Александр.
Вдруг Наденька встрепенулась, минута забвения прошла Что это такое вы забылись – вдруг сказала она и бросилась от него на несколько шагов. – Я маменьке скажу!
Александр упал с облаков Надежда Александровна Не разрушайте моего блаженства упреком, – начал он, – не будьте похожи на…
Она посмотрела на него и вдруг громко, весело засмеялась, опять подошла к нему, опять стала у решетки и доверчиво оперлась рукой и головой ему на плечо Так вы меня очень любите – спросила она, отирая слезу, выкатившуюся на щеку.
Александр сделал невыразимое движение плечами. На лице его было преглупое выражение, сказал бы Петр Иваныч, что, может быть, и правда, но зато сколько счастья в этом глупом выражении
«О, как человек может быть счастлив – сказал про себя Александр и опять наклонился к ее губами пробыл так несколько секунд.
Она стояла бледная, неподвижная, на ресницах блистали слезы, грудь дышала сильно и прерывисто Как сон – шептал Александр.
Вдруг Наденька встрепенулась, минута забвения прошла Что это такое вы забылись – вдруг сказала она и бросилась от него на несколько шагов. – Я маменьке скажу!
Александр упал с облаков Надежда Александровна Не разрушайте моего блаженства упреком, – начал он, – не будьте похожи на…
Она посмотрела на него и вдруг громко, весело засмеялась, опять подошла к нему, опять стала у решетки и доверчиво оперлась рукой и головой ему на плечо Так вы меня очень любите – спросила она, отирая слезу, выкатившуюся на щеку.
Александр сделал невыразимое движение плечами. На лице его было преглупое выражение, сказал бы Петр Иваныч, что, может быть, и правда, но зато сколько счастья в этом глупом выражении
Они по-прежнему молча смотрели и на воду, и на небо, и на даль, будто между ними ничего не было. Только боялись взглянуть друг на друга наконец взглянули, улыбнулись и тотчас отвернулись опять Ужели есть горе на свете – сказала Наденька,
помолчав.
– Говорят, есть – задумчиво отвечал Адуев, – да я не верю Какое же горе может быть Дядюшка говорит – бедность Бедность да разве бедные не чувствуют того же,
что мы теперь вот уж они и не бедны Дядюшка говорит, что им не до того – что надоесть, пить Фи есть Дядюшка ваш неправду говорит можно и без этого быть счастливыми я не обедала сегодня,
а как я счастлива!
Он засмеялся Да, за эту минуту я отдала бы бедным все, все продолжала Наденька, – пусть придут бедные. Ах зачем я не могу утешить и обрадовать всех какой-ни- будь радостью Ангел ангел – восторженно произнес Александр,
сжав ее руку Ох, как вы больно жмете – вдруг перебила Наденька, сморщив брови и отняв руку
помолчав.
– Говорят, есть – задумчиво отвечал Адуев, – да я не верю Какое же горе может быть Дядюшка говорит – бедность Бедность да разве бедные не чувствуют того же,
что мы теперь вот уж они и не бедны Дядюшка говорит, что им не до того – что надоесть, пить Фи есть Дядюшка ваш неправду говорит можно и без этого быть счастливыми я не обедала сегодня,
а как я счастлива!
Он засмеялся Да, за эту минуту я отдала бы бедным все, все продолжала Наденька, – пусть придут бедные. Ах зачем я не могу утешить и обрадовать всех какой-ни- будь радостью Ангел ангел – восторженно произнес Александр,
сжав ее руку Ох, как вы больно жмете – вдруг перебила Наденька, сморщив брови и отняв руку
Но он схватил руку опять и начал целовать с жаром Как я буду молиться, – продолжала она, – сегодня,
завтра, всегда за этот вечер как я счастлива А вы?..
Вдруг она задумалась в глазах мелькнула тревога Знаете ли, – сказала она, – говорят, будто что было однажды, то уж никогда больше не повторится!
Стало быть, и эта минута не повторится О нет – отвечал Александр, – это неправда повторится будут лучшие минуты да, я чувствую!..
Она недоверчиво покачала головой. И ему пришли в голову уроки дяди, ион вдруг остановился.
«Нет, – говорил он сам с собой, – нет, этого быть не может дядя не знал такого счастья, оттого он так строги недоверчив к людям. Бедный мне жаль его холодного, черствого сердца оно не знало упоения любви, вот отчего это желчное гонение на жизнь. Бог его простит Если бон видел мое блаженство, ион не наложил бы на него руки, не оскорбил бы нечистым сомнением. Мне жаль его Нет, Наденька, нет, мы будем счастливы – продолжал он вслух. – Посмотри вокруг не радуется ли все здесь, глядя на нашу любовь Сам бог благословит ее. Как весело пройдем мы жизнь рука об руку как будем горды, велики взаимной любовью Ах, перестаньте, перестаньте загадывать – перебила она, – не пророчьте мне что-то страшно делается, когда выговорите так. Мне и теперь грустно Чего же бояться Неужели нельзя верить самим себе Нельзя, нельзя – говорила она, качая головой. Он посмотрел на нее и задумался Отчего Что же, – начал он потом, – может разрушить этот мир нашего счастья – кому нужда до нас?
Мы всегда будем одни, станем удаляться от других;
что нам до них задело и что задело им до нас нас не вспомнят, забудут, и тогда нас не потревожат и слухи о горе и бедах, точно так, как и теперь, здесь, в саду, никакой звук не тревожит этой торжественной тишины Наденька Александр Федорыч! – раздалось вдруг с крыльца, – где вы Слышите – сказала Наденька пророческим тоном вот намек судьбы эта минута не повторится больше – я чувствую…
Она схватила егоза руку, сжала ее, поглядела на него как-то странно, печально и вдруг бросилась втемную аллею.
Он остался один в раздумье Александр Федорыч! – раздалось опять с крыльца простокваша давно на столе.
Он пожал плечами и пошел в комнату За мигом невыразимого блаженства – вдруг простокваша сказал он Наденьке. – Ужели все так в жизни Лишь бы не было хуже, – весело отвечала она,
а простокваша очень хороша, особенно для того, кто не обедал.
Счастье одушевило ее. Щеки ее пылали, глаза горели необыкновенным блеском. Как заботливо хозяйничала она, как весело болтала не было и тени мелькнувшей мгновенно печали радость поглотила ее.
Заря охватила уже полнеба, когда Адуев сел в лодку. Гребцы в ожидании обещанной награды поплевали на руки и начали было по-давешнему привскаки- вать на местах, изо всей мочи работая веслами Тише ехать – сказал Александр, – еще полтинник на водку!
Они поглядели на него, потом друг на друга. Один почесал грудь, другой спину, и стали чуть шевелить веслами, едва дотрогиваясь доводы. Лодка поплыла,
как лебедь.
«И дядюшка хочет уверить меня, что счастье химера, что нельзя безусловно верить ничему, что жизнь…
бессовестный! зачем он хотел так жестоко обмануть меня Нет, вот жизнь так я воображал ее себе, такова она должна быть, такова есть и такова будет Иначе нет жизни
завтра, всегда за этот вечер как я счастлива А вы?..
Вдруг она задумалась в глазах мелькнула тревога Знаете ли, – сказала она, – говорят, будто что было однажды, то уж никогда больше не повторится!
Стало быть, и эта минута не повторится О нет – отвечал Александр, – это неправда повторится будут лучшие минуты да, я чувствую!..
Она недоверчиво покачала головой. И ему пришли в голову уроки дяди, ион вдруг остановился.
«Нет, – говорил он сам с собой, – нет, этого быть не может дядя не знал такого счастья, оттого он так строги недоверчив к людям. Бедный мне жаль его холодного, черствого сердца оно не знало упоения любви, вот отчего это желчное гонение на жизнь. Бог его простит Если бон видел мое блаженство, ион не наложил бы на него руки, не оскорбил бы нечистым сомнением. Мне жаль его Нет, Наденька, нет, мы будем счастливы – продолжал он вслух. – Посмотри вокруг не радуется ли все здесь, глядя на нашу любовь Сам бог благословит ее. Как весело пройдем мы жизнь рука об руку как будем горды, велики взаимной любовью Ах, перестаньте, перестаньте загадывать – перебила она, – не пророчьте мне что-то страшно делается, когда выговорите так. Мне и теперь грустно Чего же бояться Неужели нельзя верить самим себе Нельзя, нельзя – говорила она, качая головой. Он посмотрел на нее и задумался Отчего Что же, – начал он потом, – может разрушить этот мир нашего счастья – кому нужда до нас?
Мы всегда будем одни, станем удаляться от других;
что нам до них задело и что задело им до нас нас не вспомнят, забудут, и тогда нас не потревожат и слухи о горе и бедах, точно так, как и теперь, здесь, в саду, никакой звук не тревожит этой торжественной тишины Наденька Александр Федорыч! – раздалось вдруг с крыльца, – где вы Слышите – сказала Наденька пророческим тоном вот намек судьбы эта минута не повторится больше – я чувствую…
Она схватила егоза руку, сжала ее, поглядела на него как-то странно, печально и вдруг бросилась втемную аллею.
Он остался один в раздумье Александр Федорыч! – раздалось опять с крыльца простокваша давно на столе.
Он пожал плечами и пошел в комнату За мигом невыразимого блаженства – вдруг простокваша сказал он Наденьке. – Ужели все так в жизни Лишь бы не было хуже, – весело отвечала она,
а простокваша очень хороша, особенно для того, кто не обедал.
Счастье одушевило ее. Щеки ее пылали, глаза горели необыкновенным блеском. Как заботливо хозяйничала она, как весело болтала не было и тени мелькнувшей мгновенно печали радость поглотила ее.
Заря охватила уже полнеба, когда Адуев сел в лодку. Гребцы в ожидании обещанной награды поплевали на руки и начали было по-давешнему привскаки- вать на местах, изо всей мочи работая веслами Тише ехать – сказал Александр, – еще полтинник на водку!
Они поглядели на него, потом друг на друга. Один почесал грудь, другой спину, и стали чуть шевелить веслами, едва дотрогиваясь доводы. Лодка поплыла,
как лебедь.
«И дядюшка хочет уверить меня, что счастье химера, что нельзя безусловно верить ничему, что жизнь…
бессовестный! зачем он хотел так жестоко обмануть меня Нет, вот жизнь так я воображал ее себе, такова она должна быть, такова есть и такова будет Иначе нет жизни
Свежий, утренний ветерок чуть-чуть подул с севера. Александр слегка вздрогнули от ветерка и от воспоминания, потом зевнули, закутавшись в плащ, погрузился в мечты
1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15