ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 08.11.2023
Просмотров: 36
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
V
Адуев достиг апогея своего счастия. Ему нечего было более желать. Служба, журнальные труды – все забыто, заброшено. Его уж обошли местом он едва приметил это, и то потому, что напомнил дядя. Петр
Иваныч советовал бросить пустяки, но Александр при слове пустяки пожимал плечами, с сожалением улыбался и молчал. Дядя, увидя бесполезность своих представлений, тоже пожал плечами, улыбнулся с сожалением и замолчал, промолвив только Как хочешь, это твое дело, только смотри презренного металла не проси Не бойтесь, дядюшка, – говорил на это Александр худо, когда мало денег, много мне не нужно,
а довольно – у меня есть Ну, и поздравляю тебя, – прибавил Петр Иваныч.
Александр видимо избегал его. Он потерял всякую доверенность к его печальным предсказаниями боялся холодного взгляда на любовь вообще и оскорбительных намеков на отношения его к Наденьке в осо- бенности.
Ему противно было слушать, как дядя, разбирая любовь его, просто, по общими одинаким будто бы для всех законам, профанировал это высокое, святое
– Ну, что ж она Ничего не изволила приказывать.
Александр уехал домой и не являлся два дня. Бог знает, что он передумали перечувствовал наконец поехал.
Вот он завидел дачу, встал в лодке и, прикрыв глаза рукой от солнца, смотрел вперед. Вон между деревьями мелькает синее платье, которое так ловко сидит на Наденьке синий цвет так к лицу ей. Она всегда надевала это платье, когда хотела особенно нравиться Александру. У него отлегло от сердца.
«А! она хочет вознаградить меня за временную,
невольную небрежность, – думал он, – неона, а яви- новат: как можно было так непростительно вести себя этим только вооружишь против себя чужой человек, новое знакомство очень натурально, что она,
как хозяйка А вон выходит из-за куста с узенькой тропинки, идет к решетке, тут остановится и будет ждать…»
Она точно вышла на большую аллею но кто ж
I
Прошло с год после описанных в последней главе первой части сцен и происшествий.
Александр мало-помалу перешел от мрачного отчаянья к холодному унынию. Он уже не гремел проклятиями, с присовокуплением скрежета зубов, против графа и Наденьки, а клеймил их глубоким презре- нием.
Лизавета Александровна утешала его со всею нежностью друга и сестры. Он поддавался охотно этой милой опеке. Все такие натуры, какова была его, любят отдавать свою волю в распоряжение другого. Для них нянька – необходимость.
Наконец страсть выдохлась в нем, истинная печаль прошла, но ему жаль было расстаться с нею он насильственно продолжил ее, или, лучше сказать, создал себе искусственную грусть, играл, красовался ею и утопал в ней.
Ему как-то нравилось играть роль страдальца. Он был тих, важен, туманен, как человек, выдержавший,
по его словам, удар судьбы – говорило высоких страданиях, о святых, возвышенных чувствах, смятых и втоптанных в грязь – и кем – прибавлял он, – девчонкой, кокеткой и презренным развратником, мишурным львом. Неужели судьба послала меня в мир для того, чтоб все, что было во мне высокого, принести в жертву ничтожеству?»
Ни мужчина мужчине, ни женщина женщине не простили бы этого притворства и сейчас свели бы друг друга с ходулей. Но чего не прощают молодые люди разных полов друг другу?
Лизавета Александровна слушала снисходительно его иеремиады и утешала, как могла. Ей это было вовсе не противно, может быть, и потому, что в племяннике она все-таки находила сочувствие собственному сердцу, слышала в его жалобах на любовь голос не чуждых и ей страданий.
Она жадно прислушивалась к стонам его сердца и отвечала на них неприметными вздохами и никем невидимыми слезами. Она, даже и на притворные и приторные излияния тоски племянника, находила утешительные слова в таком жетоне и духе но Александр и слушать не хотел О, не говорите мне, ma tante, – возражал он, – я не хочу позорить святого имени любви, называя так наши отношения с этой…
Тут он делал презрительную гримасу и готов был
презренной
девчонкой, как ты ее называешь. Кажется, это не презрения заслуживает А зачем она изменила То есть полюбила другого И это мы решили удовлетворительно. Да неужели ты думаешь, что если бона продолжала любить тебя, ты бы не разлюбил ее Я никогда Ну, такты ничего не смыслишь. Пойдем дальше.
Ты говоришь, что у тебя нет друзей, а я все думал, что у тебя их трое Трое – был когда-то один, да и тот Трое, – настойчиво повторил Петр Иваныч. – Первый, начнем по старшинству, этот один. Не видавшись несколько лет, другой бы при встрече отвернулся от
расши-
ряся шумящими крылами, будешь летать под облаками мне придется утешаться только тем, что в массе человеческих трудов есть капля и моего меда как говорит твой любимый автор струны вещие баянов – в третьей песне поэмы Руслан и Людмила АС. Пушкина И струны громкие Баянов…»…расширяся шумящими крылами… летать под облаками капля и моего меда – в басне И.А.
Крылова Орел и Пчела»:«Когда, расширяся шумящими крылами.Но- шуся я под облаками.………………………………….Что в них и моего хоть капля меду есть
– Оставьте его, ради бога, в стороне что он за любимый автор Издевается только над ближним А издевается Нес тех ли порты разлюбил Кры- лова, как увидел у него свой портрет A propos! знаешь ли, что твоя будущая слава, твое бессмертие у меня в кармане ноя желал бы лучше, чтоб там были твои деньги это вернее Какая слава А ответ намою записку Ах дайте, ради бога, скорее. Что он пишет Яне читал прочитай сам, да вслух Ивы могли утерпеть Да мне-то что Как что Ведь я ваш родной племянник как не полюбопытствовать Какая холодность это эгоизм, дядюшка Может бытья не запираюсь. Впрочем, я знаю, что тут написано. На, читай!
Александр начал читать громко, а Петр Иваныч постукивал палкой по сапогам. В записке было вот что:
«Что это за мистификация, мой любезнейший Петр
Иваныч? Выпишете повести Да кто ж вам поверит Ивы думали обморочить меня, старого воробья А если б, чего боже сохрани, это была правда, если б вы оторвали на время ваше перо от дорогих, в буквальном смысле, строк, из которых каждая, конечно, не один
Адуев достиг апогея своего счастия. Ему нечего было более желать. Служба, журнальные труды – все забыто, заброшено. Его уж обошли местом он едва приметил это, и то потому, что напомнил дядя. Петр
Иваныч советовал бросить пустяки, но Александр при слове пустяки пожимал плечами, с сожалением улыбался и молчал. Дядя, увидя бесполезность своих представлений, тоже пожал плечами, улыбнулся с сожалением и замолчал, промолвив только Как хочешь, это твое дело, только смотри презренного металла не проси Не бойтесь, дядюшка, – говорил на это Александр худо, когда мало денег, много мне не нужно,
а довольно – у меня есть Ну, и поздравляю тебя, – прибавил Петр Иваныч.
Александр видимо избегал его. Он потерял всякую доверенность к его печальным предсказаниями боялся холодного взгляда на любовь вообще и оскорбительных намеков на отношения его к Наденьке в осо- бенности.
Ему противно было слушать, как дядя, разбирая любовь его, просто, по общими одинаким будто бы для всех законам, профанировал это высокое, святое
по его мнению, дело. Он таил свои радости, всю эту перспективу розового счастья, предчувствуя, что чуть коснется его анализ дяди, то, того и гляди, розы рассыплются в прах или превратятся в назем. А дядя сначала избегал его оттого, что вот, думал, малый зале- нится, замотается, придет к нему за деньгами, сядет на шею.
В походке, взгляде, во всем обращении Александра было что-то торжественное, таинственное. Он вел себя с другими, как богатый капиталист на бирже смел- кими купцами, скромно и с достоинством, думая про себя Жалкие кто из вас обладает таким сокровищем, как я кто так умеет чувствовать чья могучая душа – и проч.
Он был уверен, что он один на свете так любит и любим.
Впрочем, он избегал не только дядино и толпы,
как он говорил. Он или поклонялся своему божеству,
или сидел дома, в кабинете, один, упиваясь блаженством, анализируя, разлагая его на бесконечно малые атомы. Он называл это творить особый мири, сидя в своем уединении, точно сотворил себе из ничего какой-то мири обретался больше в нема на службу ходил редко и неохотно, называя ее горькою необходимостью, необходимым злом или печальной прозой.
Вообще у него много было вариантов на этот предмет
В походке, взгляде, во всем обращении Александра было что-то торжественное, таинственное. Он вел себя с другими, как богатый капиталист на бирже смел- кими купцами, скромно и с достоинством, думая про себя Жалкие кто из вас обладает таким сокровищем, как я кто так умеет чувствовать чья могучая душа – и проч.
Он был уверен, что он один на свете так любит и любим.
Впрочем, он избегал не только дядино и толпы,
как он говорил. Он или поклонялся своему божеству,
или сидел дома, в кабинете, один, упиваясь блаженством, анализируя, разлагая его на бесконечно малые атомы. Он называл это творить особый мири, сидя в своем уединении, точно сотворил себе из ничего какой-то мири обретался больше в нема на службу ходил редко и неохотно, называя ее горькою необходимостью, необходимым злом или печальной прозой.
Вообще у него много было вариантов на этот предмет
К редактору и к знакомым вовсе не ходил.
Беседовать с своим я было для него высшею отрадою. Наедине с собою только, – писал он в какой-то повести, – человек видит себя как в зеркале тогда только научается он верить в человеческое величие и достоинство. Как прекрасен он в этой беседе с своими душевными силами как вождь, он делает им строгий обзор, строит их по мудро обдуманному плану и стремится во главе их, и действует и зиждет! Как жалок,
напротив, кто не умеет и боится быть с собою, кто бежит от самого себя и всюду ищет общества, чуждого ума и духа Подумаешь, мыслитель какой-нибудь открывает новые законы строения мира или бытия человеческого, а то просто влюбленный!
Вот он сидит в вольтеровских креслах. Передним лист бумаги, на котором набросано несколько стихов.
Он то наклонится над листом и сделает какую-нибудь поправку или прибавит два-три стиха, то опрокинется на спинку кресел и задумается. На губах блуждает улыбка видно, что он только лишь отвел их от полной чаши счастия. Глаза у него закроются томно, как у дремлющего кота, или вдруг сверкнут огнем внутреннего волнения.
Кругом тихо. Только издали, с большой улицы, слышится гул от экипажей, да по временам Евсей, устав чистить сапог, заговорит вслух Как бы не забыть давеча в лавочке на грош уксусу взял дана гривну капусты, завтра надо отдать, а то лавочник, пожалуй, в другой разине поверит – такая собака Фунтами хлеб вешают, словно в голодный год, – срам Ух, господи,
умаялся. Вот только дочищу этот сапоги спать. В
Грачах, чай, давно спят не по-здешнему! Когда-то господь бог приведет увидеть…»
Тут он громко вздохнул, подышал на сапоги опять начал шмыгать щеткой. Он считал это занятие главною и чуть лине единственною своею обязанностью и вообще способностью чистить сапоги измерял достоинство слуги и даже человека сам он чистил с ка- кою-то страстью Перестань, Евсей ты мне мешаешь дело делать своими пустяками – кричал Адуев.
– Пустяки, – ворчал про себя Евсей, – как не пустяки у тебя так вот пустяки, а я дело делаю. Вишь ведь,
как загрязнил сапоги, насилу отчистишь. – Он поставил сапог на стол и гляделся с любовью в зеркальный лоск кожи. – Поди-ка, вычисти кто этак, – примолвил он, – пустяки!
Александр все глубже и глубже погружался в свои мечты о Наденьке, потом в творческие мечты.
На столе было пусто. Все, что напоминало о прежних его занятиях, о службе, о журнальной работе, лежало под столом, или на шкафе, или под кроватью
Беседовать с своим я было для него высшею отрадою. Наедине с собою только, – писал он в какой-то повести, – человек видит себя как в зеркале тогда только научается он верить в человеческое величие и достоинство. Как прекрасен он в этой беседе с своими душевными силами как вождь, он делает им строгий обзор, строит их по мудро обдуманному плану и стремится во главе их, и действует и зиждет! Как жалок,
напротив, кто не умеет и боится быть с собою, кто бежит от самого себя и всюду ищет общества, чуждого ума и духа Подумаешь, мыслитель какой-нибудь открывает новые законы строения мира или бытия человеческого, а то просто влюбленный!
Вот он сидит в вольтеровских креслах. Передним лист бумаги, на котором набросано несколько стихов.
Он то наклонится над листом и сделает какую-нибудь поправку или прибавит два-три стиха, то опрокинется на спинку кресел и задумается. На губах блуждает улыбка видно, что он только лишь отвел их от полной чаши счастия. Глаза у него закроются томно, как у дремлющего кота, или вдруг сверкнут огнем внутреннего волнения.
Кругом тихо. Только издали, с большой улицы, слышится гул от экипажей, да по временам Евсей, устав чистить сапог, заговорит вслух Как бы не забыть давеча в лавочке на грош уксусу взял дана гривну капусты, завтра надо отдать, а то лавочник, пожалуй, в другой разине поверит – такая собака Фунтами хлеб вешают, словно в голодный год, – срам Ух, господи,
умаялся. Вот только дочищу этот сапоги спать. В
Грачах, чай, давно спят не по-здешнему! Когда-то господь бог приведет увидеть…»
Тут он громко вздохнул, подышал на сапоги опять начал шмыгать щеткой. Он считал это занятие главною и чуть лине единственною своею обязанностью и вообще способностью чистить сапоги измерял достоинство слуги и даже человека сам он чистил с ка- кою-то страстью Перестань, Евсей ты мне мешаешь дело делать своими пустяками – кричал Адуев.
– Пустяки, – ворчал про себя Евсей, – как не пустяки у тебя так вот пустяки, а я дело делаю. Вишь ведь,
как загрязнил сапоги, насилу отчистишь. – Он поставил сапог на стол и гляделся с любовью в зеркальный лоск кожи. – Поди-ка, вычисти кто этак, – примолвил он, – пустяки!
Александр все глубже и глубже погружался в свои мечты о Наденьке, потом в творческие мечты.
На столе было пусто. Все, что напоминало о прежних его занятиях, о службе, о журнальной работе, лежало под столом, или на шкафе, или под кроватью
Один вид этой грязи говорил он, – пугает творческую думу, иона улетает, как соловей из рощи, при внезапном скрипе немазаных колес, раздавшемся с дороги».
Часто заря заставала его над какой-нибудь элегией. Все часы, проводимые не у Любецких, посвящались творчеству. Он напишет стихотворение и прочтет его Наденьке та перепишет на хорошенькой бумажке и выучит, ион познал высшее блаженство поэта слышать свое произведение из милых уст».
«Ты моя муза, – говорил он ей, – будь Вестою этого священного огня, который горит в моей груди ты оставишь его – ион заглохнет навсегда».
Потом он посылал стихи под чужим именем в журнал. Их печатали, потому что они были недурны, местами не без энергии и все проникнуты пылким чувством написаны гладко.
Наденька гордилась его любовью и звала его мой поэт».
«Да, твой, вечно твой, – прибавлял он. Впереди улыбалась слава, и венок, думал он, сплетет ему Наденька и перевьет лавр миртами, а там «Жизнь,
жизнь, как ты прекрасна – восклицал он. – А дядя?
Зачем смущает он мир души моей Не демон ли это,
посланный мне судьбою Зачем отравляет он желчью все мое благо не из зависти ли, что сердце его чуждо этим чистым радостям, или, может быть, из мрачного желания вредить о, дальше, дальше от него!..
Он убьет, заразит своею ненавистью мою любящую душу, развратит ее…»
И он бежал от дяди, не видался с ним по целым неделям, по месяцам. А если, при встрече, разговор заходило чувстве, он насмешливо молчал или слушал, как человек, которого убеждения нельзя поколебать никакими доводами. Он свои суждения считал непогрешительными, мнения и чувства непреложными и решился вперед руководствоваться только ими,
говоря, что он уже не мальчики что зачем же мнения
чужие только святы и проч.
А дядя был все тот же он ни о чем не расспрашивал племянника, не замечал или не хотел заметить его проделок. Видя, что положение Александра не изменяется, что он ведет прежний образ жизни, не просит у него денег, он стал с ним ласков по-прежнему и слегка упрекал, что редко бывает у него Жена сердится на тебя, – говорил он, – она привыкла считать тебя родным мы обедаем каждый день дома заходи.
И только. Но Александр редко заходил, да и некогда было утро на службе, после обеда до ночи у Любец-
11
Зачем же мнения чужие только святы – слова Чацкого из Горя от ума АС. Грибоедова (действие третье, явление 3)
Часто заря заставала его над какой-нибудь элегией. Все часы, проводимые не у Любецких, посвящались творчеству. Он напишет стихотворение и прочтет его Наденьке та перепишет на хорошенькой бумажке и выучит, ион познал высшее блаженство поэта слышать свое произведение из милых уст».
«Ты моя муза, – говорил он ей, – будь Вестою этого священного огня, который горит в моей груди ты оставишь его – ион заглохнет навсегда».
Потом он посылал стихи под чужим именем в журнал. Их печатали, потому что они были недурны, местами не без энергии и все проникнуты пылким чувством написаны гладко.
Наденька гордилась его любовью и звала его мой поэт».
«Да, твой, вечно твой, – прибавлял он. Впереди улыбалась слава, и венок, думал он, сплетет ему Наденька и перевьет лавр миртами, а там «Жизнь,
жизнь, как ты прекрасна – восклицал он. – А дядя?
Зачем смущает он мир души моей Не демон ли это,
посланный мне судьбою Зачем отравляет он желчью все мое благо не из зависти ли, что сердце его чуждо этим чистым радостям, или, может быть, из мрачного желания вредить о, дальше, дальше от него!..
Он убьет, заразит своею ненавистью мою любящую душу, развратит ее…»
И он бежал от дяди, не видался с ним по целым неделям, по месяцам. А если, при встрече, разговор заходило чувстве, он насмешливо молчал или слушал, как человек, которого убеждения нельзя поколебать никакими доводами. Он свои суждения считал непогрешительными, мнения и чувства непреложными и решился вперед руководствоваться только ими,
говоря, что он уже не мальчики что зачем же мнения
чужие только святы и проч.
А дядя был все тот же он ни о чем не расспрашивал племянника, не замечал или не хотел заметить его проделок. Видя, что положение Александра не изменяется, что он ведет прежний образ жизни, не просит у него денег, он стал с ним ласков по-прежнему и слегка упрекал, что редко бывает у него Жена сердится на тебя, – говорил он, – она привыкла считать тебя родным мы обедаем каждый день дома заходи.
И только. Но Александр редко заходил, да и некогда было утро на службе, после обеда до ночи у Любец-
11
Зачем же мнения чужие только святы – слова Чацкого из Горя от ума АС. Грибоедова (действие третье, явление 3)
ких; оставалась ночь, а ночью он уходил в свой особенный, сотворенный им мири продолжал творить.
Да притом не мешает же ведь соснуть немножко.
В изящной прозе он был менее счастлив. Он написал комедию, две повести, какой-то очерки путешествие куда-то. Деятельность его была изумительна,
бумага таки горела под пером. Комедию и одну повесть сначала показал дяде и просил сказать, годится ли Дядя прочитал на выдержку несколько страниц и отослал назад, написав сверху Годится для пере- городки!»
Александр взбесился и отослал в журнал, но ему возвратили и то и другое. В двух местах на полях комедии отмечено было карандашом Недурно – и только. В повести часто встречались следующие отметки Слабо, неверно, незрело, вяло, неразвито»
и проч, а в конце сказано было Вообще заметно незнание сердца, излишняя пылкость, неестественность, все на ходулях, нигде невидно человека герой уродлив таких людей не бывает к напечатанию неудобно Впрочем, автор, кажется, не без дарования, надо трудиться!..»
«Таких людей не бывает – подумал огорченный и изумленный Александр, – как не бывает да ведь ге- рой-то я сам. Неужели мне изображать этих пошлых героев, которые встречаются на каждом шагу, мыслят
Да притом не мешает же ведь соснуть немножко.
В изящной прозе он был менее счастлив. Он написал комедию, две повести, какой-то очерки путешествие куда-то. Деятельность его была изумительна,
бумага таки горела под пером. Комедию и одну повесть сначала показал дяде и просил сказать, годится ли Дядя прочитал на выдержку несколько страниц и отослал назад, написав сверху Годится для пере- городки!»
Александр взбесился и отослал в журнал, но ему возвратили и то и другое. В двух местах на полях комедии отмечено было карандашом Недурно – и только. В повести часто встречались следующие отметки Слабо, неверно, незрело, вяло, неразвито»
и проч, а в конце сказано было Вообще заметно незнание сердца, излишняя пылкость, неестественность, все на ходулях, нигде невидно человека герой уродлив таких людей не бывает к напечатанию неудобно Впрочем, автор, кажется, не без дарования, надо трудиться!..»
«Таких людей не бывает – подумал огорченный и изумленный Александр, – как не бывает да ведь ге- рой-то я сам. Неужели мне изображать этих пошлых героев, которые встречаются на каждом шагу, мыслят
и чувствуют, как толпа, делают, что все делают, – эти жалкие лица вседневных мелких трагедий и комедий,
не отмеченные особой печатью унизится ли искусство до того?..»
Он, в подтверждение чистоты исповедуемого им учения об изящном, призывал тень Байрона, ссылался на Гете и на Шиллера. Героем, возможным в драме или в повести, он воображал не иначе как какого-ни- будь корсара или великого поэта, артиста и заставлял их действовать и чувствовать по-своему.
В одной повести местом действия избрал он Америку обстановка была роскошная американская природа, горы, и среди всего этого изгнанник, похитивший свою возлюбленную. Целый мир забыл их они любовались собой да природой, и когда пришла весть опрощении и возможность возвратиться на родину, они отказались. Потом, лет через двадцать, какой-то европеец приехал туда, пошел в сопровождении индейцев на охоту и нашел на одной горе хижину ив ней скелет. Европеец был соперник героя. Как казалась ему хороша эта повесть с каким восторгом читал он ее в зимние вечера Наденьке как жадно она внимала ему – и не принять этой повести!
Об этой неудаче он ни полслова Наденьке проглотил обиду молча – и концы вводу. Что же повесть, спрашивала она, – напечатали – Нет – говорил
не отмеченные особой печатью унизится ли искусство до того?..»
Он, в подтверждение чистоты исповедуемого им учения об изящном, призывал тень Байрона, ссылался на Гете и на Шиллера. Героем, возможным в драме или в повести, он воображал не иначе как какого-ни- будь корсара или великого поэта, артиста и заставлял их действовать и чувствовать по-своему.
В одной повести местом действия избрал он Америку обстановка была роскошная американская природа, горы, и среди всего этого изгнанник, похитивший свою возлюбленную. Целый мир забыл их они любовались собой да природой, и когда пришла весть опрощении и возможность возвратиться на родину, они отказались. Потом, лет через двадцать, какой-то европеец приехал туда, пошел в сопровождении индейцев на охоту и нашел на одной горе хижину ив ней скелет. Европеец был соперник героя. Как казалась ему хороша эта повесть с каким восторгом читал он ее в зимние вечера Наденьке как жадно она внимала ему – и не принять этой повести!
Об этой неудаче он ни полслова Наденьке проглотил обиду молча – и концы вводу. Что же повесть, спрашивала она, – напечатали – Нет – говорил
он, – нельзя там много такого, что у нас покажется дико и странно…»
Если бон знал, какую правду сказал он, думая сказать ее совсем в другом смысле.
Трудиться казалось ему тоже странным. Зачем же талант – говорил он. – Трудится бездарный труженик талант творит легко и свободно Но, вспомнив, что статьи его о сельском хозяйстве, да и стихи тоже, были сначала так, ни тони се, а потом постепенно совершенствовались и обратили на себя особенное внимание публики, он задумался, понял нелепость своего заключения и со вздохом отложил изящную прозу до другого времени когда сердце будет биться ровнее, мысли придут в порядок, тогда он дал себе слово заняться как следует.
Дни шли за днями, дни беспрерывных наслаждений для Александра. Он счастлив был, когда поцелует кончик пальца Наденьки, просидит противнее в картинной позе часа два, не спуская с нее глаз, млея и вздыхая или декламируя приличные случаю стихи.
Справедливость требует сказать, что она иногда на вздохи и стихи отвечала зевотой. И немудрено сердце ее было занято, но ум оставался празден. Александр не позаботился дать ему пищи. Год, назначенный Наденькою для испытания, проходил. Она жила с матерью опять на той же даче. Александр заговаривало ее обещании, просил позволения поговорить с матерью. Наденька отложила было до переезда в город, но Александр настаивал.
Наконец, однажды вечером, при прощанье, она позволила Александру переговорить на другой день с матерью.
Александр не уснул целую ночь, не ходил в должность. В голове у него вертелся завтрашний день он все придумывал, как говорить с Марьей Михайловной, сочинил было речь, приготовился, но едва вспомнил, что дело идет о Наденькиной руке, растерялся в мечтах и опять все забыл. Так он приехал вечером на дачу, не приготовившись нив чем да и ненужно было Наденька встретила его, по обыкновению, в саду, нос оттенком легкой задумчивости в глазах и без улыбки, а как-то рассеянно Нынче нельзя говорить с маменькой, – сказала она, – у нас этот гадкий граф сидит Граф какой граф Вот не знаете, какой граф граф Новинский, известно, наш сосед вот его дача сколько раз сами хвалили сад Граф Новинский! у вас – сказал изумленный
Александр, – по какому случаю Я еще и самане знаю хорошенько, – отвечала
Наденька, – я сидела здесь и читала вашу книжку, а
Если бон знал, какую правду сказал он, думая сказать ее совсем в другом смысле.
Трудиться казалось ему тоже странным. Зачем же талант – говорил он. – Трудится бездарный труженик талант творит легко и свободно Но, вспомнив, что статьи его о сельском хозяйстве, да и стихи тоже, были сначала так, ни тони се, а потом постепенно совершенствовались и обратили на себя особенное внимание публики, он задумался, понял нелепость своего заключения и со вздохом отложил изящную прозу до другого времени когда сердце будет биться ровнее, мысли придут в порядок, тогда он дал себе слово заняться как следует.
Дни шли за днями, дни беспрерывных наслаждений для Александра. Он счастлив был, когда поцелует кончик пальца Наденьки, просидит противнее в картинной позе часа два, не спуская с нее глаз, млея и вздыхая или декламируя приличные случаю стихи.
Справедливость требует сказать, что она иногда на вздохи и стихи отвечала зевотой. И немудрено сердце ее было занято, но ум оставался празден. Александр не позаботился дать ему пищи. Год, назначенный Наденькою для испытания, проходил. Она жила с матерью опять на той же даче. Александр заговаривало ее обещании, просил позволения поговорить с матерью. Наденька отложила было до переезда в город, но Александр настаивал.
Наконец, однажды вечером, при прощанье, она позволила Александру переговорить на другой день с матерью.
Александр не уснул целую ночь, не ходил в должность. В голове у него вертелся завтрашний день он все придумывал, как говорить с Марьей Михайловной, сочинил было речь, приготовился, но едва вспомнил, что дело идет о Наденькиной руке, растерялся в мечтах и опять все забыл. Так он приехал вечером на дачу, не приготовившись нив чем да и ненужно было Наденька встретила его, по обыкновению, в саду, нос оттенком легкой задумчивости в глазах и без улыбки, а как-то рассеянно Нынче нельзя говорить с маменькой, – сказала она, – у нас этот гадкий граф сидит Граф какой граф Вот не знаете, какой граф граф Новинский, известно, наш сосед вот его дача сколько раз сами хвалили сад Граф Новинский! у вас – сказал изумленный
Александр, – по какому случаю Я еще и самане знаю хорошенько, – отвечала
Наденька, – я сидела здесь и читала вашу книжку, а
маменьки дома не было она пошла к Марье Ивановне. Только стал накрапывать дождь, я иду в комнату,
вдруг к крыльцу подъезжает коляска, голубая с белой обивкой, та самая, что все мимо нас ездила, – еще выхвалили. Смотрю, выходит маменька с каким-то мужчиной. Вошли маменька и говорит Вот, граф, это моя дочь прошу любить да жаловать. Он поклонился, и я тоже. Мне стыдно стало, я покраснела и убежала в свою комнату. А маменька – такая несносная слышу, говорит Извините, граф, она у меня такая дикарка Тут я и догадалась, что это должен быть наш сосед, граф Новинский. Верно, он завез маменьку в экипаже от Марьи Ивановны, от дождя Он старик – спросил Александр Какой старик, фи что вы молодой, хорошенький Уж вы успели рассмотреть, что хорошенький – с досадой сказал Александр Вот прекрасно долго ли рассмотреть Я с ним уж говорила. Ах он прелюбезный расспрашивал, что я делаю о музыке говорил просил спеть что-нибудь, да я не стала, я почти не умею. Нынешней зимой непременно попрошу maman взять мне хорошего учителя пения. Граф говорит, что это нынче очень в моде –
петь.
Все это было сказано с необыкновенною живостью
– Я думал, Надежда Александровна, – заметил
Адуев, – что нынешней зимой у вас, кроме пения, будет занятие Какое же Какое – с упреком сказал Александр Ах да что, вы на лодке сюда приехали?
Он молча смотрел на нее. Она повернулась и пошла к дому.
Адуев не совсем покойно вошел в залу. Что за граф Как с ним вести себя каков он в обращении горд небрежен Вошел. Граф первый встали вежливо поклонился. Александр отвечал принужденными неловким поклоном. Хозяйка представила их друг другу. Граф почему-то не нравился ему а он был прекрасный мужчина высокий, стройный блондин, с большими выразительными глазами, с приятной улыбкой. В манерах простота, изящество, ка- кая-то мягкость. Он, кажется, расположил бык себе всякого, но Адуева не расположил.
Александр, несмотря на приглашение Марьи Михайловны сесть поближе, сел в угол и стал смотреть в книгу, что было очень не светски, неловко, неуместно. Наденька стала за креслом матери, с любопытством смотрела на графа и слушала, что и как он говорит он был для нее новостью.
Адуев неумел скрыть, что граф не нравился ему
вдруг к крыльцу подъезжает коляска, голубая с белой обивкой, та самая, что все мимо нас ездила, – еще выхвалили. Смотрю, выходит маменька с каким-то мужчиной. Вошли маменька и говорит Вот, граф, это моя дочь прошу любить да жаловать. Он поклонился, и я тоже. Мне стыдно стало, я покраснела и убежала в свою комнату. А маменька – такая несносная слышу, говорит Извините, граф, она у меня такая дикарка Тут я и догадалась, что это должен быть наш сосед, граф Новинский. Верно, он завез маменьку в экипаже от Марьи Ивановны, от дождя Он старик – спросил Александр Какой старик, фи что вы молодой, хорошенький Уж вы успели рассмотреть, что хорошенький – с досадой сказал Александр Вот прекрасно долго ли рассмотреть Я с ним уж говорила. Ах он прелюбезный расспрашивал, что я делаю о музыке говорил просил спеть что-нибудь, да я не стала, я почти не умею. Нынешней зимой непременно попрошу maman взять мне хорошего учителя пения. Граф говорит, что это нынче очень в моде –
петь.
Все это было сказано с необыкновенною живостью
– Я думал, Надежда Александровна, – заметил
Адуев, – что нынешней зимой у вас, кроме пения, будет занятие Какое же Какое – с упреком сказал Александр Ах да что, вы на лодке сюда приехали?
Он молча смотрел на нее. Она повернулась и пошла к дому.
Адуев не совсем покойно вошел в залу. Что за граф Как с ним вести себя каков он в обращении горд небрежен Вошел. Граф первый встали вежливо поклонился. Александр отвечал принужденными неловким поклоном. Хозяйка представила их друг другу. Граф почему-то не нравился ему а он был прекрасный мужчина высокий, стройный блондин, с большими выразительными глазами, с приятной улыбкой. В манерах простота, изящество, ка- кая-то мягкость. Он, кажется, расположил бык себе всякого, но Адуева не расположил.
Александр, несмотря на приглашение Марьи Михайловны сесть поближе, сел в угол и стал смотреть в книгу, что было очень не светски, неловко, неуместно. Наденька стала за креслом матери, с любопытством смотрела на графа и слушала, что и как он говорит он был для нее новостью.
Адуев неумел скрыть, что граф не нравился ему
Граф, казалось, не замечал его грубости он был внимателен и обращался к Адуеву, стараясь сделать разговор общим. Все напрасно тот молчал или отвечал:
да и нет.
Когда Любецкая случайно повторила его фамилию,
граф спросил, не родня ли ему Петр Иваныч.
– Дядя – отвечал отрывисто Александр Я с ним часто встречаюсь в свете, – сказал граф Может быть. Что ж тут мудреного – отвечал Аду- ев и пожал плечами.
Граф скрыл улыбку, закусив немного нижнюю губу.
Наденька переглянулась с матерью, покраснела и потупила глаза Ваш дядюшка умный и приятный человек – заметил граф тоном легкой иронии.
Адуев молчал.
Наденька не вытерпела, подошла к Александру и,
пока граф говорил с ее матерью, шепнула ему Как вам не стыдно граф так ласков с вами, а вы Ласков – с досадой, почти вслух отвечал Александр я не нуждаюсь в его ласках, не повторяйте этого слова…
Наденька отскочила от него прочь и издали долго глядела на него неподвижно, сделав большие глаза,
потом стала опять за стулом материи не обращала уже внимания на Александра
да и нет.
Когда Любецкая случайно повторила его фамилию,
граф спросил, не родня ли ему Петр Иваныч.
– Дядя – отвечал отрывисто Александр Я с ним часто встречаюсь в свете, – сказал граф Может быть. Что ж тут мудреного – отвечал Аду- ев и пожал плечами.
Граф скрыл улыбку, закусив немного нижнюю губу.
Наденька переглянулась с матерью, покраснела и потупила глаза Ваш дядюшка умный и приятный человек – заметил граф тоном легкой иронии.
Адуев молчал.
Наденька не вытерпела, подошла к Александру и,
пока граф говорил с ее матерью, шепнула ему Как вам не стыдно граф так ласков с вами, а вы Ласков – с досадой, почти вслух отвечал Александр я не нуждаюсь в его ласках, не повторяйте этого слова…
Наденька отскочила от него прочь и издали долго глядела на него неподвижно, сделав большие глаза,
потом стала опять за стулом материи не обращала уже внимания на Александра
А Адуев все ждал вот граф уйдет, ион наконец успеет переговорить с матерью. Но пробило десять,
одиннадцать часов, граф не уходит и все говорит.
Все предметы, около которых обыкновенно вертится разговор вначале знакомства, истощились. Граф начал шутить. Он шутил умно в его шутках – ни малейшей принужденности, ни претензии на остроумие,
а так что-то занимательное, какая-то особенная способность забавно рассказать даже не анекдота просто новость, случай, или одним неожиданным словом серьезную вещь превратить в смешную.
И мать и дочь совершенно поддались влиянию его шуток, и сам Александр не раз прикрывал книгой невольную улыбку. Но он бесился в душе.
Граф говорил обо всем одинаково хорошо, с тактом, и о музыке, и о людях, и о чужих краях. Зашел разговор о мужчинах, о женщинах он побранил мужчин, в том числе и себя, ловко похвалил женщин вообще и сделал несколько комплиментов хозяйкам в особенности.
Адуев подумало своих литературных занятиях, о стихах. Вот тут бы я его срезал, – подумал он. Заговорили и о литературе мать и дочь рекомендовали
Александра как писателя.
«Вот сконфузится-то!» – подумал Адуев.
Вовсе нет. Граф говорило литературе, как будто
одиннадцать часов, граф не уходит и все говорит.
Все предметы, около которых обыкновенно вертится разговор вначале знакомства, истощились. Граф начал шутить. Он шутил умно в его шутках – ни малейшей принужденности, ни претензии на остроумие,
а так что-то занимательное, какая-то особенная способность забавно рассказать даже не анекдота просто новость, случай, или одним неожиданным словом серьезную вещь превратить в смешную.
И мать и дочь совершенно поддались влиянию его шуток, и сам Александр не раз прикрывал книгой невольную улыбку. Но он бесился в душе.
Граф говорил обо всем одинаково хорошо, с тактом, и о музыке, и о людях, и о чужих краях. Зашел разговор о мужчинах, о женщинах он побранил мужчин, в том числе и себя, ловко похвалил женщин вообще и сделал несколько комплиментов хозяйкам в особенности.
Адуев подумало своих литературных занятиях, о стихах. Вот тут бы я его срезал, – подумал он. Заговорили и о литературе мать и дочь рекомендовали
Александра как писателя.
«Вот сконфузится-то!» – подумал Адуев.
Вовсе нет. Граф говорило литературе, как будто
никогда ничем другим не занимался сделал несколько беглых и верных замечаний о современных русских и французских знаменитостях. Вдобавок ко всему оказалось, что он находился в дружеских сношениях с первоклассными русскими литераторами, а в Париже познакомился с некоторыми и из французских.
О немногих отозвался он с уважением, других слегка очертил в карикатуре.
О стихах Александра он сказал, что не знает их и не слыхал…
Наденька как-то странно посмотрела на Адуева,
как будто спрашивая Что ж, брат, ты недалеко уехал…»
Александр оробел. Дерзкая и грубая мина уступила место унынию. Он походил на петуха с мокрым хвостом, прячущегося от непогоды под навес.
Вот в буфете зазвенели стаканами, ложками, накрывают стола граф не уходит. Исчезла всякая надежда. Он даже согласился на приглашение Любец- кой остаться и поужинать простокваши.
«Граф, а ест простоквашу – шептал Адуев, с ненавистью глядя на графа.
Граф ужинал с аппетитом, продолжая шутить, как будто он был у себя В первый разв доме, бессовестный, а ест за троих шепнул Александр Наденьке
– Что ж он кушать хочет – отвечала она просто- душно.
Граф наконец ушел, но говорить о деле было поздно. Адуев взял шляпу и побежал вон. Наденька нагнала его и успела успокоить Так завтра – спросил Александр Завтра нас дома не будет Ну, послезавтра.
Они расстались.
Послезавтра Александр приехал пораньше. Еще в саду до него из комнаты доносились незнакомые звуки виолончель не виолончель Он ближе поет мужской голос, и какой голос звучный, свежий, который так, кажется, и просится в сердце женщины. Он дошел до сердца и Адуева, но иначе оно замерло, заныло от тоски, зависти, ненависти, от неясного и тяжелого предчувствия. Александр вошел в переднюю со двора Кто у вас – спросил он у человека Граф Новинский.
– Давно С шести часов Скажи тихонько барышне, что я были зайду опять Слушаю-с.
Александр вышел вони пошел бродить подачам едва замечая, куда идет. Часа через два он воротился Что, все еще у вас – спросил он У нас да, кажется, кушать останутся. Барыня приказала жарить рябчиков к ужину А ты говорил барышне обо мне Говорил-с.
О немногих отозвался он с уважением, других слегка очертил в карикатуре.
О стихах Александра он сказал, что не знает их и не слыхал…
Наденька как-то странно посмотрела на Адуева,
как будто спрашивая Что ж, брат, ты недалеко уехал…»
Александр оробел. Дерзкая и грубая мина уступила место унынию. Он походил на петуха с мокрым хвостом, прячущегося от непогоды под навес.
Вот в буфете зазвенели стаканами, ложками, накрывают стола граф не уходит. Исчезла всякая надежда. Он даже согласился на приглашение Любец- кой остаться и поужинать простокваши.
«Граф, а ест простоквашу – шептал Адуев, с ненавистью глядя на графа.
Граф ужинал с аппетитом, продолжая шутить, как будто он был у себя В первый разв доме, бессовестный, а ест за троих шепнул Александр Наденьке
– Что ж он кушать хочет – отвечала она просто- душно.
Граф наконец ушел, но говорить о деле было поздно. Адуев взял шляпу и побежал вон. Наденька нагнала его и успела успокоить Так завтра – спросил Александр Завтра нас дома не будет Ну, послезавтра.
Они расстались.
Послезавтра Александр приехал пораньше. Еще в саду до него из комнаты доносились незнакомые звуки виолончель не виолончель Он ближе поет мужской голос, и какой голос звучный, свежий, который так, кажется, и просится в сердце женщины. Он дошел до сердца и Адуева, но иначе оно замерло, заныло от тоски, зависти, ненависти, от неясного и тяжелого предчувствия. Александр вошел в переднюю со двора Кто у вас – спросил он у человека Граф Новинский.
– Давно С шести часов Скажи тихонько барышне, что я были зайду опять Слушаю-с.
Александр вышел вони пошел бродить подачам едва замечая, куда идет. Часа через два он воротился Что, все еще у вас – спросил он У нас да, кажется, кушать останутся. Барыня приказала жарить рябчиков к ужину А ты говорил барышне обо мне Говорил-с.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15
– Ну, что ж она Ничего не изволила приказывать.
Александр уехал домой и не являлся два дня. Бог знает, что он передумали перечувствовал наконец поехал.
Вот он завидел дачу, встал в лодке и, прикрыв глаза рукой от солнца, смотрел вперед. Вон между деревьями мелькает синее платье, которое так ловко сидит на Наденьке синий цвет так к лицу ей. Она всегда надевала это платье, когда хотела особенно нравиться Александру. У него отлегло от сердца.
«А! она хочет вознаградить меня за временную,
невольную небрежность, – думал он, – неона, а яви- новат: как можно было так непростительно вести себя этим только вооружишь против себя чужой человек, новое знакомство очень натурально, что она,
как хозяйка А вон выходит из-за куста с узенькой тропинки, идет к решетке, тут остановится и будет ждать…»
Она точно вышла на большую аллею но кто ж
еще с ней поворачивает с дорожки Граф – горестно, вслух воскликнул Александр и не верил своим глазам Ась – откликнулся один гребец Одна с ним в саду – шепнул Александр, – как со мной…
Граф с Наденькой подошли к решетке и, не взглянув нареку, повернулись и медленно пошли по аллее назад. Он наклонился к ней и говорил что-то тихо. Она шла потупя голову.
Адуев все стоял в лодке, с раскрытым ртом, не шевелясь, протянув руки к берегу, потом опустил их и сел. Гребцы продолжали грести Куда вы – бешено закричал на них Александр,
опомнившись. – Назад Назад ехать – повторил один, глядя на него разинув рот Назад глух, что литы А туда не понадобится?
Другой гребец молча, проворно стал забирать веслом слева, потом ударили в два весла, и лодка быстро помчалась обратно. Александр нахлобучил шляпу чуть не до плечи погрузился в мучительную думу.
После того он не ездил к Любецким две недели.
Две недели какой срок для влюбленного Но он все
Граф с Наденькой подошли к решетке и, не взглянув нареку, повернулись и медленно пошли по аллее назад. Он наклонился к ней и говорил что-то тихо. Она шла потупя голову.
Адуев все стоял в лодке, с раскрытым ртом, не шевелясь, протянув руки к берегу, потом опустил их и сел. Гребцы продолжали грести Куда вы – бешено закричал на них Александр,
опомнившись. – Назад Назад ехать – повторил один, глядя на него разинув рот Назад глух, что литы А туда не понадобится?
Другой гребец молча, проворно стал забирать веслом слева, потом ударили в два весла, и лодка быстро помчалась обратно. Александр нахлобучил шляпу чуть не до плечи погрузился в мучительную думу.
После того он не ездил к Любецким две недели.
Две недели какой срок для влюбленного Но он все
ждал вот пришлют человека узнать, что с ним небо- лен ли как это всегда делалось, когда он захворает или так, закапризничает. Наденька сначала, бывало,
от имени матери сделает вопрос по форме, а потом чего не напишет от себя Какие милые упреки, какое нежное беспокойство что за нетерпение!
«Нет, теперь я не сдамся скоро, – думал Александр,
я ее помучаю. Я научу ее, как должно обходиться с посторонним мужчиной примирение будет не легко!»
И он задумал жестокий план мщения, мечтало раскаянии, о том, как он великодушно простит и даст наставление. Но к нему не шлют человека и не несут повинной он как будто не существовал для них.
Он похудел, сделался бледен. Ревность мучительнее всякой болезни, особенно ревность по подозрениям, без доказательств. Когда является доказательство, тогда конец и ревности, большею частию и самой любви, тогда знают по крайней мере, что делать,
а до тех пор – мука и Александр испытывал ее впол- не.
Наконец он решился поехать утром, думая застать
Наденьку одну и объясниться с ней.
Приехал. В саду никого не было, в зале и гостиной тоже. Он вышел в переднюю, отворил дверь на двор…
Какая сцена представилась ему Два жокея, в графской ливрее, держали верховых лошадей. На одну из
от имени матери сделает вопрос по форме, а потом чего не напишет от себя Какие милые упреки, какое нежное беспокойство что за нетерпение!
«Нет, теперь я не сдамся скоро, – думал Александр,
я ее помучаю. Я научу ее, как должно обходиться с посторонним мужчиной примирение будет не легко!»
И он задумал жестокий план мщения, мечтало раскаянии, о том, как он великодушно простит и даст наставление. Но к нему не шлют человека и не несут повинной он как будто не существовал для них.
Он похудел, сделался бледен. Ревность мучительнее всякой болезни, особенно ревность по подозрениям, без доказательств. Когда является доказательство, тогда конец и ревности, большею частию и самой любви, тогда знают по крайней мере, что делать,
а до тех пор – мука и Александр испытывал ее впол- не.
Наконец он решился поехать утром, думая застать
Наденьку одну и объясниться с ней.
Приехал. В саду никого не было, в зале и гостиной тоже. Он вышел в переднюю, отворил дверь на двор…
Какая сцена представилась ему Два жокея, в графской ливрее, держали верховых лошадей. На одну из
них граф и человек сажали Наденьку другая приготовлена была для самого графа. На крыльце стояла
Марья Михайловна. Она, наморщившись, с беспокойством смотрела на эту сцену Крепче сиди, Наденька, – говорила она. – Посмотрите, граф, за ней, ради Христа Ах я боюсь, ей-богу,
боюсь. Придерживайся за ухо лошади, Наденька видишь, она точно бес – таки юлит Ничего, maman, – весело сказала Наденька, – я ведь уж умею ездить посмотрите.
Она хлестнула лошадь, та бросилась впереди начала прыгать и рваться на месте Ахах держите – закричала Марья Михайловна,
махая рукой, – перестань, убьет!
Но Наденька потянула поводья, и лошадь стала Видите, как она меня слушается – сказала Наденька и погладила лошадь по шее.
Адуева никто и не заметил. Он, бледный, молча смотрел на Наденьку, а она, как на смех, никогда не казалась так хороша, как теперь. Как шлак ней амазонка и эта шляпка с зеленой вуалью как обрисовывалась ее талия Лицо одушевлено было стыдливою гордостью и роскошью нового ощущения. Румянец то пропадал, то выступал от удовольствия на щеках. Лошадь слегка прыгала и заставляла стройную наездницу грациозно наклоняться и откидываться назад. Стан
Федорыча не видать, что не едет и все поджидаю.
Поверите ли, каждый день до пяти часов обедать не садилась, все думала вот подъедет. Ужи Наденька говорит иногда Что это, maman, кого выждете мне кушать хочется, и графу, я думаю, тоже Аграф часто бывает. – спросил Александр Да почти каждый день, а иногда по два раза в один день такой добрый, так полюбил нас Ну вот, говорит Наденька Есть хочу да и только пора за стол. А как Александр Федорыч, говорю я, будет – Не будет, говорит она, хотите пари, что не будет нечего ждать – Любецкая резала Александра этими словами, как ножом Она таки говорила – спросил он, стараясь улыбнуться Да, так-таки и говорит и торопит. Я ведь строга,
даром что смотрю такой доброй. Я уж бранила ее То ждешь, мол, его до пяти часовне обедаешь, то вовсе не хочешь подождать – бестолковая нехорошо Александр Федорыч старый наш знакомый, любит нас, и дяденька его Петр Иваныч много нам расположения своего показал нехорошо так небрежничать он, пожалуй, рассердится да не станет ходить Что ж она – спросил Александр А ничего. Ведь вызнаете, она у меня такая живая вскочит, запоет да побежит или скажет Приедет, если захочет – такая резвушка я и думаю приедет. Смотришь, еще день пройдет – нет Я опять:
«Что это, Наденька, здоров ли Александр Федорыч!»
– Не знаю, говорит, maman, мне почем знать –
«Пошлем-ка узнать, что с ним Пошлем да пошлем,
да так вот и послали я-то забыла, понадеялась на нее, а она у меня ветер. Вот теперь далась ей эта езда увидала раз графа верхом из окна и пристала ко мне хочу ездить да и только Я туда, сюда, нет хочу Сумасшедшая Нет, в мое время какая верховая езда нас совсем не так воспитывали. А нынче,
ужас сказать, дамы стали уж покуривать вон, напротив нас молодая вдова живет сидит на балконе да соломинку целый день и курит мимо ходят, ездят – ей и нужды нет Бывало, у нас, если и от мужчины в гостиной пахнет табаком Давно это началось – спросил Александр Да не знаю, говорят, лет спять в моду вошло ведь все от французов Нет-с, я спрашиваю давно ли Надежда Александровна ездит верхом Недели с полторы. Граф такой добрый, такой обходительный чего, чего не делает для нас как ее балует Смотрите, сколько цветов всё из его саду. Иной раз совестно станет. Что это, говорю, граф, вы ее балуете она совсем ни на что непохожа будет – и ее
Марья Михайловна. Она, наморщившись, с беспокойством смотрела на эту сцену Крепче сиди, Наденька, – говорила она. – Посмотрите, граф, за ней, ради Христа Ах я боюсь, ей-богу,
боюсь. Придерживайся за ухо лошади, Наденька видишь, она точно бес – таки юлит Ничего, maman, – весело сказала Наденька, – я ведь уж умею ездить посмотрите.
Она хлестнула лошадь, та бросилась впереди начала прыгать и рваться на месте Ахах держите – закричала Марья Михайловна,
махая рукой, – перестань, убьет!
Но Наденька потянула поводья, и лошадь стала Видите, как она меня слушается – сказала Наденька и погладила лошадь по шее.
Адуева никто и не заметил. Он, бледный, молча смотрел на Наденьку, а она, как на смех, никогда не казалась так хороша, как теперь. Как шлак ней амазонка и эта шляпка с зеленой вуалью как обрисовывалась ее талия Лицо одушевлено было стыдливою гордостью и роскошью нового ощущения. Румянец то пропадал, то выступал от удовольствия на щеках. Лошадь слегка прыгала и заставляла стройную наездницу грациозно наклоняться и откидываться назад. Стан
ее покачивался на седле, как стебель цветка, колеблемый ветерком. Потом жокей подвел лошадь графу Граф мы опять через рощу поедем – спросила
Наденька.
«Опять!» – подумал Адуев.
– Очень хорошо, – отвечал граф.
Лошади тронулись с места Надежда Александровна – вдруг закричал Адуев каким-то диким голосом.
Все остановились как вкопанные, как будто окаменели, и смотрели в недоумении на Александра. Это продолжалось с минуту Ах, это Александр Федорыч! – первая сказала мать, опомнившись. Граф приветливо поклонился.
Наденька проворно откинула вуаль от лица, обернулась и посмотрела на него с испугом, открыв немного ротик, потом быстро отвернулась, стегнула лошадь,
та рванулась впереди в два прыжка исчезла заворотами за нею пустился граф Тише, тише, ради бога, тише – кричала мать вслед, – за ухо держи. А господи боже мой, того и гляди упадет что это за страсти такие!
И все пропало слышен был только лошадиный топот, да пыль облаком поднялась с дороги. Александр остался с Любецкой. Он молча смотрел на нее, как будто спрашивал глазами Что это значит Тане заставила долго ждать ответа Уехали, – сказала она, – и след простыл Ну, пусть молодежь порезвится, а мыс вами побеседуем, Александр Федорыч. Да что это две недели о вас ни слуху ни духу разлюбили, что ли, нас Я был болен, Марья Михайловна, – угрюмо отвечал он Да, это видно вы похудели и бледные такие!
Сядьте-ка поскорей, отдохните да не хотите ли, я прикажу сварить яичек всмятку до обеда еще долго Благодарю вас я не хочу Отчего ведь сейчас будут готовы а яйца славные чухонец только сегодня принес Нет-с, нет Что ж это с вами А я все жду да жду, думаю:
что ж это значит, и сам не едет и книжек французских не везет Помните, вы обещали что-то: «Peau de chagrin»,
12
что ли Жду, жду – нет разлюбил, думаю,
Александр Федорыч нас, право разлюбил Я боюсь, Марья Михайловна, не разлюбили ли вы меня Грех вам бояться этого, Александр Федорыч! Я
люблю вас как родного вот не знаю, как Наденька да она еще ребенок что смыслит где ей ценить людей!
Я каждый день твержу ей что это, мол, Александра Шагреневая кожа (1831) – роман Оноре Бальзака (1799–1850)
Наденька.
«Опять!» – подумал Адуев.
– Очень хорошо, – отвечал граф.
Лошади тронулись с места Надежда Александровна – вдруг закричал Адуев каким-то диким голосом.
Все остановились как вкопанные, как будто окаменели, и смотрели в недоумении на Александра. Это продолжалось с минуту Ах, это Александр Федорыч! – первая сказала мать, опомнившись. Граф приветливо поклонился.
Наденька проворно откинула вуаль от лица, обернулась и посмотрела на него с испугом, открыв немного ротик, потом быстро отвернулась, стегнула лошадь,
та рванулась впереди в два прыжка исчезла заворотами за нею пустился граф Тише, тише, ради бога, тише – кричала мать вслед, – за ухо держи. А господи боже мой, того и гляди упадет что это за страсти такие!
И все пропало слышен был только лошадиный топот, да пыль облаком поднялась с дороги. Александр остался с Любецкой. Он молча смотрел на нее, как будто спрашивал глазами Что это значит Тане заставила долго ждать ответа Уехали, – сказала она, – и след простыл Ну, пусть молодежь порезвится, а мыс вами побеседуем, Александр Федорыч. Да что это две недели о вас ни слуху ни духу разлюбили, что ли, нас Я был болен, Марья Михайловна, – угрюмо отвечал он Да, это видно вы похудели и бледные такие!
Сядьте-ка поскорей, отдохните да не хотите ли, я прикажу сварить яичек всмятку до обеда еще долго Благодарю вас я не хочу Отчего ведь сейчас будут готовы а яйца славные чухонец только сегодня принес Нет-с, нет Что ж это с вами А я все жду да жду, думаю:
что ж это значит, и сам не едет и книжек французских не везет Помните, вы обещали что-то: «Peau de chagrin»,
12
что ли Жду, жду – нет разлюбил, думаю,
Александр Федорыч нас, право разлюбил Я боюсь, Марья Михайловна, не разлюбили ли вы меня Грех вам бояться этого, Александр Федорыч! Я
люблю вас как родного вот не знаю, как Наденька да она еще ребенок что смыслит где ей ценить людей!
Я каждый день твержу ей что это, мол, Александра Шагреневая кожа (1831) – роман Оноре Бальзака (1799–1850)
Федорыча не видать, что не едет и все поджидаю.
Поверите ли, каждый день до пяти часов обедать не садилась, все думала вот подъедет. Ужи Наденька говорит иногда Что это, maman, кого выждете мне кушать хочется, и графу, я думаю, тоже Аграф часто бывает. – спросил Александр Да почти каждый день, а иногда по два раза в один день такой добрый, так полюбил нас Ну вот, говорит Наденька Есть хочу да и только пора за стол. А как Александр Федорыч, говорю я, будет – Не будет, говорит она, хотите пари, что не будет нечего ждать – Любецкая резала Александра этими словами, как ножом Она таки говорила – спросил он, стараясь улыбнуться Да, так-таки и говорит и торопит. Я ведь строга,
даром что смотрю такой доброй. Я уж бранила ее То ждешь, мол, его до пяти часовне обедаешь, то вовсе не хочешь подождать – бестолковая нехорошо Александр Федорыч старый наш знакомый, любит нас, и дяденька его Петр Иваныч много нам расположения своего показал нехорошо так небрежничать он, пожалуй, рассердится да не станет ходить Что ж она – спросил Александр А ничего. Ведь вызнаете, она у меня такая живая вскочит, запоет да побежит или скажет Приедет, если захочет – такая резвушка я и думаю приедет. Смотришь, еще день пройдет – нет Я опять:
«Что это, Наденька, здоров ли Александр Федорыч!»
– Не знаю, говорит, maman, мне почем знать –
«Пошлем-ка узнать, что с ним Пошлем да пошлем,
да так вот и послали я-то забыла, понадеялась на нее, а она у меня ветер. Вот теперь далась ей эта езда увидала раз графа верхом из окна и пристала ко мне хочу ездить да и только Я туда, сюда, нет хочу Сумасшедшая Нет, в мое время какая верховая езда нас совсем не так воспитывали. А нынче,
ужас сказать, дамы стали уж покуривать вон, напротив нас молодая вдова живет сидит на балконе да соломинку целый день и курит мимо ходят, ездят – ей и нужды нет Бывало, у нас, если и от мужчины в гостиной пахнет табаком Давно это началось – спросил Александр Да не знаю, говорят, лет спять в моду вошло ведь все от французов Нет-с, я спрашиваю давно ли Надежда Александровна ездит верхом Недели с полторы. Граф такой добрый, такой обходительный чего, чего не делает для нас как ее балует Смотрите, сколько цветов всё из его саду. Иной раз совестно станет. Что это, говорю, граф, вы ее балуете она совсем ни на что непохожа будет – и ее
побраню. Мыс Марьей Ивановной да с Наденькой были у него в манеже я ведь, вызнаете, сама за ней наблюдаю уж кто лучше матери усмотрит за дочерью?
я сама занималась воспитанием и не хвастаясь скажу дай бог всякому такую дочь Там при нас Наденька и училась. Потом завтракали у него в саду, да вот теперь каждый день и ездят. Что это, какой богатый у него дом мы смотрели все так со вкусом, роскошно Каждый день – сказал Александр почти про себя Да что ж не потешить сама тоже молода была…
бывало…
– И долго они ездят Часа потри. Ну, а вы чем это заболели Яне знаю у меня что-то грудь болит – сказал он, прижав руку к сердцу Вы ничего не принимаете Нет Вот то-то молодые люди все ничего, все до поры до времени, а там и спохватятся, как время уйдет Что ж вам, ломит, что ли, ноет или режет И ломит, и ноет, и режет – рассеянно сказал Александр Это простуда сохрани боже не надо запускать,
вы так уходите себя может воспаление сделаться;
и никаких лекарств Знаете что возьмите-ка оподель- докуда и трите на ночь грудь крепче, втирайте докрасна, а вместо чаю пейте траву, я вам рецепт дам.
Наденька воротилась бледная от усталости. Она бросилась на диван, едва переводя дух Смотри-ка! – говорила, приложив ей руку к голове,
Марья Михайловна, – как уходилась, насилу дышишь.
Выпей воды да поди переоденься, распусти шнуровку.
Уж не доведет тебя эта езда до добра!
Александр и граф пробыли целый день. Граф был неизменно вежлив и внимателен к Александру, звал его к себе взглянуть на сад, приглашал разделить прогулку верхом, предлагал ему лошадь Яне умею ездить, – холодно сказал Адуев.
– Вы не умеете – спросила Наденька, – а как это весело Мы опять завтра поедем, граф?
Граф поклонился Полно тебе, Наденька, – заметила мать, – ты беспокоишь графа.
Ничто, однако ж, не показывало, чтобы между графом и Наденькою существовали особенные отношения. Он был одинаково любезен и с матерью и с дочерью, не искал случая говорить с одной Наденькой,
не бежал за нею в сад, глядел на нее точно также, как и на мать. Ее свободное обращение сними прогулки верхом объяснялись, с ее стороны, дикостью и неровностью характера, наивностью, может быть еще недостатком воспитания, незнанием условий света со стороны матери – слабостью и недальновидностью. Внимательность и услужливость графа и его ежедневные посещения можно было приписать соседству дачи радушному приему, который он всегда находил у Лю- бецких.
Дело, кажется, естественное, если глядеть на него простым глазом но Александр смотрел в увеличительное стекло и видел многое многое чего простым глазом не усмотришь.
«Отчего, – спрашивал он себя, – переменилась к нему Наденька Она уж не ждет его в саду, встречает нес улыбкой, ас испугом, одевается с некоторых пор гораздо тщательнее. Нет небрежности в обращении. Она осмотрительнее в поступках, как будто стала рассудительнее. Иногда у ней кроется в глазах ив словах что-то такое, что похоже на секрет Где милые капризы, дикость, шалости, резвость Все пропало. Она стала серьезна, задумчива, молчалива. Ее как будто что-то мучит. Она теперь похожа на всех девиц такая же притворщица, также лжет, так заботливо расспрашивает о здоровье так постоянно внимательна, любезна по форме к нему к Александру!
с кем о боже И сердце его замирало.
«Это недаром, недаром, – твердил он сам с собою тут что-то кроется Ноя узнаю, во чтобы тони стало, и тогда горе
я сама занималась воспитанием и не хвастаясь скажу дай бог всякому такую дочь Там при нас Наденька и училась. Потом завтракали у него в саду, да вот теперь каждый день и ездят. Что это, какой богатый у него дом мы смотрели все так со вкусом, роскошно Каждый день – сказал Александр почти про себя Да что ж не потешить сама тоже молода была…
бывало…
– И долго они ездят Часа потри. Ну, а вы чем это заболели Яне знаю у меня что-то грудь болит – сказал он, прижав руку к сердцу Вы ничего не принимаете Нет Вот то-то молодые люди все ничего, все до поры до времени, а там и спохватятся, как время уйдет Что ж вам, ломит, что ли, ноет или режет И ломит, и ноет, и режет – рассеянно сказал Александр Это простуда сохрани боже не надо запускать,
вы так уходите себя может воспаление сделаться;
и никаких лекарств Знаете что возьмите-ка оподель- докуда и трите на ночь грудь крепче, втирайте докрасна, а вместо чаю пейте траву, я вам рецепт дам.
Наденька воротилась бледная от усталости. Она бросилась на диван, едва переводя дух Смотри-ка! – говорила, приложив ей руку к голове,
Марья Михайловна, – как уходилась, насилу дышишь.
Выпей воды да поди переоденься, распусти шнуровку.
Уж не доведет тебя эта езда до добра!
Александр и граф пробыли целый день. Граф был неизменно вежлив и внимателен к Александру, звал его к себе взглянуть на сад, приглашал разделить прогулку верхом, предлагал ему лошадь Яне умею ездить, – холодно сказал Адуев.
– Вы не умеете – спросила Наденька, – а как это весело Мы опять завтра поедем, граф?
Граф поклонился Полно тебе, Наденька, – заметила мать, – ты беспокоишь графа.
Ничто, однако ж, не показывало, чтобы между графом и Наденькою существовали особенные отношения. Он был одинаково любезен и с матерью и с дочерью, не искал случая говорить с одной Наденькой,
не бежал за нею в сад, глядел на нее точно также, как и на мать. Ее свободное обращение сними прогулки верхом объяснялись, с ее стороны, дикостью и неровностью характера, наивностью, может быть еще недостатком воспитания, незнанием условий света со стороны матери – слабостью и недальновидностью. Внимательность и услужливость графа и его ежедневные посещения можно было приписать соседству дачи радушному приему, который он всегда находил у Лю- бецких.
Дело, кажется, естественное, если глядеть на него простым глазом но Александр смотрел в увеличительное стекло и видел многое многое чего простым глазом не усмотришь.
«Отчего, – спрашивал он себя, – переменилась к нему Наденька Она уж не ждет его в саду, встречает нес улыбкой, ас испугом, одевается с некоторых пор гораздо тщательнее. Нет небрежности в обращении. Она осмотрительнее в поступках, как будто стала рассудительнее. Иногда у ней кроется в глазах ив словах что-то такое, что похоже на секрет Где милые капризы, дикость, шалости, резвость Все пропало. Она стала серьезна, задумчива, молчалива. Ее как будто что-то мучит. Она теперь похожа на всех девиц такая же притворщица, также лжет, так заботливо расспрашивает о здоровье так постоянно внимательна, любезна по форме к нему к Александру!
с кем о боже И сердце его замирало.
«Это недаром, недаром, – твердил он сам с собою тут что-то кроется Ноя узнаю, во чтобы тони стало, и тогда горе
Не попущу, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал…
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек,
Чтобы двухутренний цветок
Увял, едва полураскрытый…»
13
И в этот день, когда граф уже ушел, Александр старался улучить минуту, чтобы поговорить с Наденькой наедине. Чего он не делал Взял книгу, которою она,
бывало, вызывала его в сад от матери, показал ей и пошел к берегу, думая вот сейчас прибежит. Ждал,
ждал – нейдет. Он воротился в комнату. Она сама читала книгу и не взглянула на него. Он сел подле нее.
Она не поднимала глаз, потом спросила бегло, мимоходом, занимается ли он литературой, не вышло ли чего-нибудь нового О прошлом ни слова.
Он заговорил с матерью. Наденька ушла в сад.
Мать вышла из комнаты, и Адуев бросился также в сад. Наденька, завидев его, встала со скамьи и пошла не навстречу ему, а по круговой аллее, тихонько к дому, как будто от него. Он ускорил шаги, иона тоже Надежда Александровна – закричал он издали, –
13
Не попущу, чтоб развратитель – у Пушкина Не потерплю, чтоб развратитель (Евгений Онегин», гл. 6, строфы XV, XVI, XVII)
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал…
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек,
Чтобы двухутренний цветок
Увял, едва полураскрытый…»
13
И в этот день, когда граф уже ушел, Александр старался улучить минуту, чтобы поговорить с Наденькой наедине. Чего он не делал Взял книгу, которою она,
бывало, вызывала его в сад от матери, показал ей и пошел к берегу, думая вот сейчас прибежит. Ждал,
ждал – нейдет. Он воротился в комнату. Она сама читала книгу и не взглянула на него. Он сел подле нее.
Она не поднимала глаз, потом спросила бегло, мимоходом, занимается ли он литературой, не вышло ли чего-нибудь нового О прошлом ни слова.
Он заговорил с матерью. Наденька ушла в сад.
Мать вышла из комнаты, и Адуев бросился также в сад. Наденька, завидев его, встала со скамьи и пошла не навстречу ему, а по круговой аллее, тихонько к дому, как будто от него. Он ускорил шаги, иона тоже Надежда Александровна – закричал он издали, –
13
Не попущу, чтоб развратитель – у Пушкина Не потерплю, чтоб развратитель (Евгений Онегин», гл. 6, строфы XV, XVI, XVII)
мне хотелось бы сказать вам два слова Пойдемте в комнату здесь сыро, – отвечала она.
Воротясь, она опять села подле матери. Александру чуть не сделалось дурно Ивы нынче боитесь сырости – сказал он скол- костью Да, теперь такие темные вечера, и холодные, отвечала она, зевая Скоро и переедем, – заметила мать. – Потрудитесь, Александр Федорыч, зайти на квартиру и напомнить хозяину, чтоб он переделал два замка у дверей да ставню в Наденькиной спальне. Он обещал – забудет, того гляди. Они все таковы им лишь бы денежки взять.
Адуев стал прощаться Смотрите же, ненадолго – сказала Марья Михай- ловна.
Наденька молчала.
Он уж подошел к дверями обернулся к ней. Она сделала три шага к нему. Сердце у него встрепену- лось.
«Наконец!» – подумал он Выбудете к нам завтра – спросила она холодно,
но глаза ее устремились на него с жадным любопытством Не знаю а что
– Так, спрашиваю будете ли А вам бы хотелось Будете вы завтрак нам – повторила она тем же холодным тоном, нос бо́льшим нетерпением Нет – отвечал он с досадой А послезавтра Нет я не буду целую неделю, может быть две…
долго!.. – Ион устремил на нее испытующий взгляд,
стараясь прочесть в ее глазах, какое впечатление произведет этот ответ.
Она молчала, но глаза ее водно мгновение сего ответом опустились вниз, и что было в них отума- нила ли их грусть, или блеснула в них молния радости ничего нельзя было прочесть на этом мраморном, прекрасном лице.
Александр стиснул шляпу в руке и пошел вон Не забудьте потереть грудь оподельдоком! – кричала вслед Марья Михайловна. И вот Александру опять задача – разбирать, к чему был сделан Наденькою вопрос что в нем заключалось желание или боязнь видеть его О, какая мука какая мука – говорил он в отчая- нии.
Не выдержал бедный Александр приехал натре- тий день. Наденька была у решетки сада, когда он подъезжал. Он уж было обрадовался, но только что
Воротясь, она опять села подле матери. Александру чуть не сделалось дурно Ивы нынче боитесь сырости – сказал он скол- костью Да, теперь такие темные вечера, и холодные, отвечала она, зевая Скоро и переедем, – заметила мать. – Потрудитесь, Александр Федорыч, зайти на квартиру и напомнить хозяину, чтоб он переделал два замка у дверей да ставню в Наденькиной спальне. Он обещал – забудет, того гляди. Они все таковы им лишь бы денежки взять.
Адуев стал прощаться Смотрите же, ненадолго – сказала Марья Михай- ловна.
Наденька молчала.
Он уж подошел к дверями обернулся к ней. Она сделала три шага к нему. Сердце у него встрепену- лось.
«Наконец!» – подумал он Выбудете к нам завтра – спросила она холодно,
но глаза ее устремились на него с жадным любопытством Не знаю а что
– Так, спрашиваю будете ли А вам бы хотелось Будете вы завтрак нам – повторила она тем же холодным тоном, нос бо́льшим нетерпением Нет – отвечал он с досадой А послезавтра Нет я не буду целую неделю, может быть две…
долго!.. – Ион устремил на нее испытующий взгляд,
стараясь прочесть в ее глазах, какое впечатление произведет этот ответ.
Она молчала, но глаза ее водно мгновение сего ответом опустились вниз, и что было в них отума- нила ли их грусть, или блеснула в них молния радости ничего нельзя было прочесть на этом мраморном, прекрасном лице.
Александр стиснул шляпу в руке и пошел вон Не забудьте потереть грудь оподельдоком! – кричала вслед Марья Михайловна. И вот Александру опять задача – разбирать, к чему был сделан Наденькою вопрос что в нем заключалось желание или боязнь видеть его О, какая мука какая мука – говорил он в отчая- нии.
Не выдержал бедный Александр приехал натре- тий день. Наденька была у решетки сада, когда он подъезжал. Он уж было обрадовался, но только что
он стал приближаться к берегу, она, как будто не видя его, повернулась и, сделав несколько косвенных шагов по дорожке, точно гуляет без цели, пошла домой.
Он застал ее с матерью. Там было человека два из города, соседка Марья Ивановна и неизбежный граф.
Мучения Александра были невыносимы. Опять прошел целый день в пустых, ничтожных разговорах. Как надоели ему гости Они говорили покойно о всяком вздоре, рассуждали, шутили, смеялись.
«Смеются! – говорил Александр, – они могут смеяться, когда Наденька переменилась ко мне Им это ничего Жалкие, пустые люди всему радуются!»
Наденька ушла в сад граф не пошел с ней. С некоторого времени ион и Наденька как будто избегали друг друга при Александре. Он иногда застанет их в саду или в комнате одних, но потом они разойдутся и при нем уже не сходятся более. Новое, страшное открытие для Александра знак, что они в заговоре.
Гости разошлись. Ушел и граф. Наденька этого не знала и не спешила домой. Адуев без церемонии ушел от Марьи Михайловны в сад. Наденька стояла спиной к Александру, держась рукой за решетку и опершись головой на руку, как в тот незабвенный вечер Она не видала и не слыхала его прихода.
Как билось у него сердце, когда он крался к ней на цыпочках. Дыхание у него замерло
– Надежда Александровна – едва слышно проговорил он в волнении.
Она вздрогнула, как будто подле нее выстрелили,
обернулась и отступила от него на шаг Скажите, пожалуйста, что это там за дым – заговорила она в смущении, с живостью указывая на противоположную сторону реки, – пожар, что ли, или печка такая на заводе?..
Он молча глядел на нее Право, я думала – пожар Что вы так смотрите на меня, не верите?..
Она замолчала Ивы начал он, качая головой, – ивы, как другие,
как все. Кто бы ожидал этого месяца два назад Что вы я вас не понимаю, – сказала она и хотела идти Постойте, Надежда Александровна, я не в силах долее сносить этой пытки Какой пытки я, право, не знаю Не притворяйтесь, скажите, выли это те же ли вы, какие были Я все та же – сказала она решительно Как вы не переменились ко мне Нет я, кажется, также ласкова с вами, также весело встречаю вас Также весело а зачем бежите от решетки
– Я бегу смотрите, что выдумали я стою у решетки, а выговорите бегу.
Она принужденно засмеялась Надежда Александровна, оставьте лукавство продолжал Адуев.
– Какое лукавство что вы пристали ко мне Выли это Боже мой полтора месяца тому назад,
еще здесь Что это за дым такой на той стороне, хотела бы я знать Ужасно ужасно – говорил Александр Да что я вам сделала Вы перестали к нам ездить как хотите удерживать против воли – начала Наденька Притворяетесь будто вы не знаете, зачем я перестал ездить?
Она, глядя в сторону, покачала головой Аграф сказал он почти грозно Какой граф?
Она сделала мину, как будто в первый раз слышит о графе Какой скажите еще, – говорил он, глядя ей прямо в глаза, – что вы равнодушны к нему Вы сума сошли – отвечала она, отступая от него Да, вы не ошиблись – продолжал он, – рассудок мой угасает с каждым днем Можно ли так коварно
Он застал ее с матерью. Там было человека два из города, соседка Марья Ивановна и неизбежный граф.
Мучения Александра были невыносимы. Опять прошел целый день в пустых, ничтожных разговорах. Как надоели ему гости Они говорили покойно о всяком вздоре, рассуждали, шутили, смеялись.
«Смеются! – говорил Александр, – они могут смеяться, когда Наденька переменилась ко мне Им это ничего Жалкие, пустые люди всему радуются!»
Наденька ушла в сад граф не пошел с ней. С некоторого времени ион и Наденька как будто избегали друг друга при Александре. Он иногда застанет их в саду или в комнате одних, но потом они разойдутся и при нем уже не сходятся более. Новое, страшное открытие для Александра знак, что они в заговоре.
Гости разошлись. Ушел и граф. Наденька этого не знала и не спешила домой. Адуев без церемонии ушел от Марьи Михайловны в сад. Наденька стояла спиной к Александру, держась рукой за решетку и опершись головой на руку, как в тот незабвенный вечер Она не видала и не слыхала его прихода.
Как билось у него сердце, когда он крался к ней на цыпочках. Дыхание у него замерло
– Надежда Александровна – едва слышно проговорил он в волнении.
Она вздрогнула, как будто подле нее выстрелили,
обернулась и отступила от него на шаг Скажите, пожалуйста, что это там за дым – заговорила она в смущении, с живостью указывая на противоположную сторону реки, – пожар, что ли, или печка такая на заводе?..
Он молча глядел на нее Право, я думала – пожар Что вы так смотрите на меня, не верите?..
Она замолчала Ивы начал он, качая головой, – ивы, как другие,
как все. Кто бы ожидал этого месяца два назад Что вы я вас не понимаю, – сказала она и хотела идти Постойте, Надежда Александровна, я не в силах долее сносить этой пытки Какой пытки я, право, не знаю Не притворяйтесь, скажите, выли это те же ли вы, какие были Я все та же – сказала она решительно Как вы не переменились ко мне Нет я, кажется, также ласкова с вами, также весело встречаю вас Также весело а зачем бежите от решетки
– Я бегу смотрите, что выдумали я стою у решетки, а выговорите бегу.
Она принужденно засмеялась Надежда Александровна, оставьте лукавство продолжал Адуев.
– Какое лукавство что вы пристали ко мне Выли это Боже мой полтора месяца тому назад,
еще здесь Что это за дым такой на той стороне, хотела бы я знать Ужасно ужасно – говорил Александр Да что я вам сделала Вы перестали к нам ездить как хотите удерживать против воли – начала Наденька Притворяетесь будто вы не знаете, зачем я перестал ездить?
Она, глядя в сторону, покачала головой Аграф сказал он почти грозно Какой граф?
Она сделала мину, как будто в первый раз слышит о графе Какой скажите еще, – говорил он, глядя ей прямо в глаза, – что вы равнодушны к нему Вы сума сошли – отвечала она, отступая от него Да, вы не ошиблись – продолжал он, – рассудок мой угасает с каждым днем Можно ли так коварно
неблагодарно поступить с человеком, который любил вас больше всего на свете, который все забыл для вас, все думал скоро быть счастливым навсегда, а вы Что я – говорила она, отступив еще Что вы – отвечал он, взбешенный этим хладнокровием Вы забыли я напомню вам, что здесь, на этом самом месте, вы сто раз клялись принадлежать мне Эти клятвы слышит бог – говорили вы. Да,
он слышал их вы должны краснеть и перед небом и перед этими деревьями, перед каждой травкой всё
свидетель нашего счастия: каждая песчинка говорит здесь о нашей любви смотрите, оглянитесь около себя. вы клятвопреступница!!!
Она с ужасом смотрела на него. Глаза его сверкали,
губы побелели У какие злые – сказала она робко, – за что вы сердитесь я вам не отказывала, вы еще не говорили с maman… почему же вызнаете Говорить после этих поступков Каких поступков я не знаю Каких сейчас скажу что значат эти свидания с графом, эти прогулки верхом Не бежать же мне от него, когда maman выйдет из комнаты а езда верхом значит что я люблю ездить так приятно скачешь ах, какая миленькая
он слышал их вы должны краснеть и перед небом и перед этими деревьями, перед каждой травкой всё
свидетель нашего счастия: каждая песчинка говорит здесь о нашей любви смотрите, оглянитесь около себя. вы клятвопреступница!!!
Она с ужасом смотрела на него. Глаза его сверкали,
губы побелели У какие злые – сказала она робко, – за что вы сердитесь я вам не отказывала, вы еще не говорили с maman… почему же вызнаете Говорить после этих поступков Каких поступков я не знаю Каких сейчас скажу что значат эти свидания с графом, эти прогулки верхом Не бежать же мне от него, когда maman выйдет из комнаты а езда верхом значит что я люблю ездить так приятно скачешь ах, какая миленькая
эта лошадка Люси вы видели. она уж знает меня А перемена в обращении со мной. – продолжал он, – зачем графу вас каждый день, сутра до вечера Ах, боже мой я почем знаю какие вы смешные так хочет Неправда maman хочет то, что вы хотите. Кому эти все подарки, ноты, альбомы, цветы всё maman?
– Да, maman очень любит цветы. Вчера еще она купила у садовника А о чем вы с ним говорите вполголоса – продолжал Александр, не обращая внимания на ее слова посмотрите, вы бледнеете, вы сами чувствуете свою вину. Разрушить счастье человека, забыть, уничтожить все так скоро, легко лицемерие, неблагодарность, ложь, измена. да, измена. как могли вы допустить себя до этого Богатый граф, лев, удостоил кинуть на вас благосклонный взгляд – ивы растаяли,
пали ниц перед этим мишурным солнцем где стыд!!!
Чтоб графа не было здесь – говорил он задыхающимся голосом, – слышите ли оставьте, прекратите с ним все сношения, чтоб он забыл дорогу в ваш дом. я не хочу…
Он с бешенством схватил ее за руку Maman, maman! сюда – пронзительным голосом закричала Наденька, вырываясь от Александра, и,
вырвавшись, опрометью бросилась бежать домой
– Да, maman очень любит цветы. Вчера еще она купила у садовника А о чем вы с ним говорите вполголоса – продолжал Александр, не обращая внимания на ее слова посмотрите, вы бледнеете, вы сами чувствуете свою вину. Разрушить счастье человека, забыть, уничтожить все так скоро, легко лицемерие, неблагодарность, ложь, измена. да, измена. как могли вы допустить себя до этого Богатый граф, лев, удостоил кинуть на вас благосклонный взгляд – ивы растаяли,
пали ниц перед этим мишурным солнцем где стыд!!!
Чтоб графа не было здесь – говорил он задыхающимся голосом, – слышите ли оставьте, прекратите с ним все сношения, чтоб он забыл дорогу в ваш дом. я не хочу…
Он с бешенством схватил ее за руку Maman, maman! сюда – пронзительным голосом закричала Наденька, вырываясь от Александра, и,
вырвавшись, опрометью бросилась бежать домой
Он сел на скамью и схватился руками за голову.
Она прибежала в комнату бледная, испуганная и упала на стул Что ты что с тобой что ты кричишь – спросила встревоженная мать, идя ей навстречу Александр Федорыч… нездоров – едва могла проговорить она Так что ж так пугаться Он такой страшный maman, не пускайте его, ради бога, ко мне Как ты меня перепугала, сумасшедшая Ну что ж, что нездоров я знаю, у него грудь болит. Что тут страшного не чахотка потрет оподельдоком – все пройдет видно, не послушался, не потер.
Александр опомнился. Горячка прошла, но мука его удвоилась. Сомнений он не прояснила перепугал
Наденьку и теперь, конечно, не добьется от нее ответа не так взялся задело. Ему, как всякому влюбленному, вдруг пришло в голову и то Ну, если она не виновата может быть, в самом деле она равнодушна к графу. Бестолковая мать приглашает его каждый день что же ей делать Он, как светский человек, любезен Наденька – хорошенькая девушка может быть,
он и хочет нравиться ей, да ведь это еще не значит,
что ужи понравился. Ей, может быть, нравятся цветы, верховая езда, невинные развлечения, а не сам
Она прибежала в комнату бледная, испуганная и упала на стул Что ты что с тобой что ты кричишь – спросила встревоженная мать, идя ей навстречу Александр Федорыч… нездоров – едва могла проговорить она Так что ж так пугаться Он такой страшный maman, не пускайте его, ради бога, ко мне Как ты меня перепугала, сумасшедшая Ну что ж, что нездоров я знаю, у него грудь болит. Что тут страшного не чахотка потрет оподельдоком – все пройдет видно, не послушался, не потер.
Александр опомнился. Горячка прошла, но мука его удвоилась. Сомнений он не прояснила перепугал
Наденьку и теперь, конечно, не добьется от нее ответа не так взялся задело. Ему, как всякому влюбленному, вдруг пришло в голову и то Ну, если она не виновата может быть, в самом деле она равнодушна к графу. Бестолковая мать приглашает его каждый день что же ей делать Он, как светский человек, любезен Наденька – хорошенькая девушка может быть,
он и хочет нравиться ей, да ведь это еще не значит,
что ужи понравился. Ей, может быть, нравятся цветы, верховая езда, невинные развлечения, а не сам
граф Да положим даже, что тут есть немного и кокетства разве это непростительно другие и старше, да бог знает что делают».
Он отдохнул, луч радости блеснул в душе. Влюбленные все таковы то очень слепы, то слишком прозорливы. Притом же так приятно оправдать любимый предмет!
«А отчего же перемена в обращении со мной вдруг спрашивал он себя и снова бледнел. – Зачем она убегает меня, молчит, будто стыдится зачем вчера, в простой день, оделась так нарядно гостей, кроме его, не было. Зачем спросила, скоро ли начнутся балеты Вопрос простой но он вспомнил, что граф вскользь обещал доставать всегда ложу, несмотря ни на какие трудности следовательно, он будет с ними.
«Зачем вчера ушла из саду зачем не пришла в сад?
зачем спрашивала то, зачем не спрашивала…»
И снова впал он в тяжкие сомнения и снова жестоко мучился и дошел до заключения, что Наденька даже никогда его и не любила.
«Боже, боже – говорил он в отчаянье, – как тяжело, как горько жить Дай мне это мертвое спокойствие,
этот сон души…»
Через четверть часа он пришел в комнату унылый,
боязливый.
– Прощайте, Надежда Александровна, – сказал он
Он отдохнул, луч радости блеснул в душе. Влюбленные все таковы то очень слепы, то слишком прозорливы. Притом же так приятно оправдать любимый предмет!
«А отчего же перемена в обращении со мной вдруг спрашивал он себя и снова бледнел. – Зачем она убегает меня, молчит, будто стыдится зачем вчера, в простой день, оделась так нарядно гостей, кроме его, не было. Зачем спросила, скоро ли начнутся балеты Вопрос простой но он вспомнил, что граф вскользь обещал доставать всегда ложу, несмотря ни на какие трудности следовательно, он будет с ними.
«Зачем вчера ушла из саду зачем не пришла в сад?
зачем спрашивала то, зачем не спрашивала…»
И снова впал он в тяжкие сомнения и снова жестоко мучился и дошел до заключения, что Наденька даже никогда его и не любила.
«Боже, боже – говорил он в отчаянье, – как тяжело, как горько жить Дай мне это мертвое спокойствие,
этот сон души…»
Через четверть часа он пришел в комнату унылый,
боязливый.
– Прощайте, Надежда Александровна, – сказал он
робко Прощайте, – отвечала она отрывисто, не поднимая глаз Когда позволите мне прийти Когда вам угодно. Впрочем мы на той неделе переезжаем в город мы вам дадим знать тогда…
Он уехал. Прошло более двух недель. Все уже переехали с дач. Аристократические салоны засияли снова. И чиновник засветил две стенные лампы в гостиной, купил полпуда стеариновых свеч, расставил два карточных стола, в ожидании Степана Иваныча и Ивана Степаныча, и объявил жене, что у них будут вторники.
А Адуев все не получал от Любецких приглашения.
Он встретили повара их, и горничную. Горничная, за- видя его, бросилась бежать прочь видно было, что она действовала в духе барышни. Повар остановился Что это вы, сударь, забыли нас – сказал она мы уж недели полторы как переехали Да, может быть, вы не разобрались, не принимаете Какое, сударь, не принимаем уж все перебывали, только вас нет барыня не надивится. Вот его сиятельство так каждый день изволит жаловать такой добрый барин. Я намедни ходил к нему с какой-то тетрадкой от барышни – красненькую пожаловал Какой же ты дурак – сказал Адуев и бросился бежать от болтуна. Он прошел вечером мимо квартиры
Любецких. Светло. У подъезда карета Чья карета – спросил он Графа Новинского.
На другой, на третий день тоже. Наконец однажды он вошел. Мать приняла его радушно, с упреками за отсутствие, побранила, что не трет грудь оподельдо- ком Наденька – покойно, граф – вежливо. Разговор не вязался.
Так был он раза два. Напрасно он выразительно глядел на Наденьку она как будто не замечала его взглядов, а прежде как замечала бывало, он говорит с матерью, а она станет напротив него, сзади Марьи
Михайловны, делает ему гримасы, шалит и смешит его.
Им овладела невыносимая тоска. Он думало том только, как бы свергнуть с себя этот добровольно взятый крест. Ему хотелось добиться объяснения. Какой бы ни был ответ, – думал он, – все равно, лишь бы превратить сомнение в известность».
Долго обдумывал он, как приняться задело, наконец выдумал что-то и пошел к Любецким.
Все благоприятствовало ему. Кареты у подъезда не было. Тихо прошел он залу и на минуту остановился перед дверями гостиной, чтобы перевести дух.
Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через комнату сама Любецкая сидела на диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги в зале, продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она с улыбкой ожидала появления гостя. Гость появился, и улыбка мгновенно исчезла место ее заменил испуг.
Она немного изменилась в лицеи встала со стула. Не этого гостя ожидала она.
Александр молча поклонился и, как тень, прошел дальше, к матери. Он шел тихо, без прежней уверенности, с поникшей головой. Наденька села и продолжала играть, озираясь по временам беспокойно на- зад.
Через полчаса мать зачем-то вызвали из комнаты.
Александр пришел к Наденьке. Она встала и хотела идти Надежда Александровна – сказал он уныло, – подождите, уделите мне пять минут, не более Яне могу слушать вас – сказала она и пошла было прочь, – в последний раз выбыли Я был виноват тогда. Теперь буду говорить иначе, даю вам слово вы не услышите ни одного упрека. Не отказывайте мне, может быть, в последний раз.
Объяснение необходимо ведь вы мне позволили просить у маменьки вашей руки. После того случилось
Он уехал. Прошло более двух недель. Все уже переехали с дач. Аристократические салоны засияли снова. И чиновник засветил две стенные лампы в гостиной, купил полпуда стеариновых свеч, расставил два карточных стола, в ожидании Степана Иваныча и Ивана Степаныча, и объявил жене, что у них будут вторники.
А Адуев все не получал от Любецких приглашения.
Он встретили повара их, и горничную. Горничная, за- видя его, бросилась бежать прочь видно было, что она действовала в духе барышни. Повар остановился Что это вы, сударь, забыли нас – сказал она мы уж недели полторы как переехали Да, может быть, вы не разобрались, не принимаете Какое, сударь, не принимаем уж все перебывали, только вас нет барыня не надивится. Вот его сиятельство так каждый день изволит жаловать такой добрый барин. Я намедни ходил к нему с какой-то тетрадкой от барышни – красненькую пожаловал Какой же ты дурак – сказал Адуев и бросился бежать от болтуна. Он прошел вечером мимо квартиры
Любецких. Светло. У подъезда карета Чья карета – спросил он Графа Новинского.
На другой, на третий день тоже. Наконец однажды он вошел. Мать приняла его радушно, с упреками за отсутствие, побранила, что не трет грудь оподельдо- ком Наденька – покойно, граф – вежливо. Разговор не вязался.
Так был он раза два. Напрасно он выразительно глядел на Наденьку она как будто не замечала его взглядов, а прежде как замечала бывало, он говорит с матерью, а она станет напротив него, сзади Марьи
Михайловны, делает ему гримасы, шалит и смешит его.
Им овладела невыносимая тоска. Он думало том только, как бы свергнуть с себя этот добровольно взятый крест. Ему хотелось добиться объяснения. Какой бы ни был ответ, – думал он, – все равно, лишь бы превратить сомнение в известность».
Долго обдумывал он, как приняться задело, наконец выдумал что-то и пошел к Любецким.
Все благоприятствовало ему. Кареты у подъезда не было. Тихо прошел он залу и на минуту остановился перед дверями гостиной, чтобы перевести дух.
Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через комнату сама Любецкая сидела на диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги в зале, продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она с улыбкой ожидала появления гостя. Гость появился, и улыбка мгновенно исчезла место ее заменил испуг.
Она немного изменилась в лицеи встала со стула. Не этого гостя ожидала она.
Александр молча поклонился и, как тень, прошел дальше, к матери. Он шел тихо, без прежней уверенности, с поникшей головой. Наденька села и продолжала играть, озираясь по временам беспокойно на- зад.
Через полчаса мать зачем-то вызвали из комнаты.
Александр пришел к Наденьке. Она встала и хотела идти Надежда Александровна – сказал он уныло, – подождите, уделите мне пять минут, не более Яне могу слушать вас – сказала она и пошла было прочь, – в последний раз выбыли Я был виноват тогда. Теперь буду говорить иначе, даю вам слово вы не услышите ни одного упрека. Не отказывайте мне, может быть, в последний раз.
Объяснение необходимо ведь вы мне позволили просить у маменьки вашей руки. После того случилось
много такого что словом – мне надо повторить вопрос. Сядьте и продолжайте играть маменька лучше не услышит ведь это не в первый раз…
Она машинально повиновалась слегка краснея,
начала брать аккорды ив тревожном ожидании устремила на него взгляд Куда же вы ушли, Александр Федорыч? – спросила мать, воротясь на свое место Я хотел поговорить с Надеждой Александровной о литературе, – отвечал он Ну поговорите, поговорите в самом деле, давно вы не говорили Отвечайте мне коротко и искренно на один только вопрос, – начал он вполголоса, – и наше объяснение сейчас кончится Вы меня не любите более Quelle idee!
14
– отвечала она, смутившись, – вызнаете, как maman и я ценили всегда вашу дружбу…
как были всегда рады вам…
Адуев посмотрел на нее и подумал Ты ли это, капризное, но искреннее дитя эта шалунья, резвушка?
Как скоро выучилась она притворяться как быстро развились в ней женские инстинкты Ужели милые капризы были зародышами лицемерия, хитрости. вот и без дядиной методы, а как проворно эта девушка образовалась в женщину и все в школе графа, ив ка Что за мысль (франц
Она машинально повиновалась слегка краснея,
начала брать аккорды ив тревожном ожидании устремила на него взгляд Куда же вы ушли, Александр Федорыч? – спросила мать, воротясь на свое место Я хотел поговорить с Надеждой Александровной о литературе, – отвечал он Ну поговорите, поговорите в самом деле, давно вы не говорили Отвечайте мне коротко и искренно на один только вопрос, – начал он вполголоса, – и наше объяснение сейчас кончится Вы меня не любите более Quelle idee!
14
– отвечала она, смутившись, – вызнаете, как maman и я ценили всегда вашу дружбу…
как были всегда рады вам…
Адуев посмотрел на нее и подумал Ты ли это, капризное, но искреннее дитя эта шалунья, резвушка?
Как скоро выучилась она притворяться как быстро развились в ней женские инстинкты Ужели милые капризы были зародышами лицемерия, хитрости. вот и без дядиной методы, а как проворно эта девушка образовалась в женщину и все в школе графа, ив ка Что за мысль (франц
кие-нибудь два, три месяца О дядя, дядя ив этом ты беспощадно прав Послушайте, – сказал он таким голосом, что маска вдруг слетела с притворщицы, – оставим маменьку в стороне сделайтесь на минуту прежней Наденькой,
когда вы немножко любили меня и отвечайте прямо мне это нужно знать, ей-богу, нужно.
Она молчала, только переменила ноты и стала пристально рассматривать и разыгрывать какой-то трудный пассаж Ну, хорошо, я изменю вопрос, – продолжал Аду- ев, – скажите, не заменил лине назову даже кто просто, не заменил ли кто-нибудь меня в вашем сердце Она сняла со свечки и долго поправляла светиль- ню, но молчала Отвечайте же, Надежда Александровна одно слово избавит меня от муки, вас – от неприятного объяснения Ах, боже мой, перестаньте что я вам скажу?
мне нечего сказать – отвечала она, отворачиваясь от него.
Другой удовольствовался бы таким ответом и увидел бы, что ему не о чем больше хлопотать. Он понял бы все из этой безмолвной, мучительной тоски, написанной и на лице ее, проглядывавшей ив движениях
когда вы немножко любили меня и отвечайте прямо мне это нужно знать, ей-богу, нужно.
Она молчала, только переменила ноты и стала пристально рассматривать и разыгрывать какой-то трудный пассаж Ну, хорошо, я изменю вопрос, – продолжал Аду- ев, – скажите, не заменил лине назову даже кто просто, не заменил ли кто-нибудь меня в вашем сердце Она сняла со свечки и долго поправляла светиль- ню, но молчала Отвечайте же, Надежда Александровна одно слово избавит меня от муки, вас – от неприятного объяснения Ах, боже мой, перестаньте что я вам скажу?
мне нечего сказать – отвечала она, отворачиваясь от него.
Другой удовольствовался бы таким ответом и увидел бы, что ему не о чем больше хлопотать. Он понял бы все из этой безмолвной, мучительной тоски, написанной и на лице ее, проглядывавшей ив движениях
Но Адуеву было недовольно. Он, как палач, пытал свою жертву и сам был одушевлен каким-то диким,
отчаянным желанием выпить чашу разом и до конца Нет – говорил он, – кончите эту пытку сегодня;
сомнения, одно другого чернее, волнуют мой ум, рвут на части сердце. Я измучился я думаю, у меня лопнет грудь от напряжения мне нечем увериться в своих подозрениях вы должны решить все сами иначе я никогда не успокоюсь.
Он смотрел на нее и ждал ответа. Она молчала Сжальтесь надомной начал он опять, – посмотрите на меня похож ли я на себя все пугаются меня,
не узнают все жалеют, вы одни только…
Точно: глаза его горели диким блеском. Он был худ,
бледен, на лбу выступил крупный пот.
Она украдкою бросила на него взгляд, и во взгляде мелькнуло что-то похожее на сожаление. Она взяла его даже за руку, но тотчас же оставила ее со вздохом и все молчала Что же – спросил он Ах, оставьте меня в покое – сказала она с тоской вы мучите меня вопросами Умоляю вас, ради бога – говорил он, – кончите все одним словом К чему послужит вам скрытность У меня останется глупая надежда, я не отстану, я буду ежедневно являться к вам бледный, расстроенный Я наведу на вас тоску. Откажете от дому стану бродить под окнами, встречаться с вами в театре, на улице, всюду, как привидение, как memento mori.
15
Все это глупо, может быть смешно,
кому до смеху, – но мне больно Вы не знаете, что такое страсть, до чего она доводит дай бог вами не узнать никогда. Что ж пользы не лучше ли сказать вдруг Дао чем вы меня спрашиваете – сказала Наденька, откинувшись на спинку кресла. – Я совсем растерялась у меня голова точно в тумане…
Она судорожно прижала руку колбу и тотчас же отняла Я спрашиваю заменил ли меня кто-нибудь в вашем сердце Одно слово – да или нет – решит все;
долго ли сказать!
Она хотела что-то сказать, ноне могла и, потупив глаза, начала ударять пальцем по одному клавишу.
Видно было, что она сильно боролась сама с собой.
«Ах!» – произнесла она наконец с тоской. Адуев отер платком лоб Да или нет – повторил он, притаив дыхание.
Прошло несколько секунд Да или нет Да – прошептала Наденька чуть слышно, потом напоминание о смерти (лат
отчаянным желанием выпить чашу разом и до конца Нет – говорил он, – кончите эту пытку сегодня;
сомнения, одно другого чернее, волнуют мой ум, рвут на части сердце. Я измучился я думаю, у меня лопнет грудь от напряжения мне нечем увериться в своих подозрениях вы должны решить все сами иначе я никогда не успокоюсь.
Он смотрел на нее и ждал ответа. Она молчала Сжальтесь надомной начал он опять, – посмотрите на меня похож ли я на себя все пугаются меня,
не узнают все жалеют, вы одни только…
Точно: глаза его горели диким блеском. Он был худ,
бледен, на лбу выступил крупный пот.
Она украдкою бросила на него взгляд, и во взгляде мелькнуло что-то похожее на сожаление. Она взяла его даже за руку, но тотчас же оставила ее со вздохом и все молчала Что же – спросил он Ах, оставьте меня в покое – сказала она с тоской вы мучите меня вопросами Умоляю вас, ради бога – говорил он, – кончите все одним словом К чему послужит вам скрытность У меня останется глупая надежда, я не отстану, я буду ежедневно являться к вам бледный, расстроенный Я наведу на вас тоску. Откажете от дому стану бродить под окнами, встречаться с вами в театре, на улице, всюду, как привидение, как memento mori.
15
Все это глупо, может быть смешно,
кому до смеху, – но мне больно Вы не знаете, что такое страсть, до чего она доводит дай бог вами не узнать никогда. Что ж пользы не лучше ли сказать вдруг Дао чем вы меня спрашиваете – сказала Наденька, откинувшись на спинку кресла. – Я совсем растерялась у меня голова точно в тумане…
Она судорожно прижала руку колбу и тотчас же отняла Я спрашиваю заменил ли меня кто-нибудь в вашем сердце Одно слово – да или нет – решит все;
долго ли сказать!
Она хотела что-то сказать, ноне могла и, потупив глаза, начала ударять пальцем по одному клавишу.
Видно было, что она сильно боролась сама с собой.
«Ах!» – произнесла она наконец с тоской. Адуев отер платком лоб Да или нет – повторил он, притаив дыхание.
Прошло несколько секунд Да или нет Да – прошептала Наденька чуть слышно, потом напоминание о смерти (лат
совсем наклонилась к фортепиано и, как будто в забытьи, начала брать сильные аккорды.
Это да раздалось едва внятно, как вздох, но оно оглушило Адуева; сердце у него будто оторвалось, ноги подкосились под ним. Он опустился на стул подле фортепиано и молчал.
Наденька боязливо взглянула на него. Он смотрел на нее бессмысленно Александр Федорыч! – закричала вдруг мать из своей комнаты, – в котором ухе звенит?
Он молчал Maman вас спрашивает, – сказала Наденька А В котором ухе звенит – кричала мать, – да поскорее В обоих – мрачно произнес Адуев.
– Экие какие, в левом А я загадала, будет ли граф сегодня Граф – произнес Адуев.
– Простите меня – сказала Наденька умоляющим голосом, бросившись к нему, – я сама себя не понимаю Это все сделалось нечаянно, против моей воли не знаю как я не могла вас обманывать Я сдержу свое слово, Надежда Александровна, отвечал он, – не сделаю вам ни одного упрека. Благодарю вас за искренность вы много, много сделали
Это да раздалось едва внятно, как вздох, но оно оглушило Адуева; сердце у него будто оторвалось, ноги подкосились под ним. Он опустился на стул подле фортепиано и молчал.
Наденька боязливо взглянула на него. Он смотрел на нее бессмысленно Александр Федорыч! – закричала вдруг мать из своей комнаты, – в котором ухе звенит?
Он молчал Maman вас спрашивает, – сказала Наденька А В котором ухе звенит – кричала мать, – да поскорее В обоих – мрачно произнес Адуев.
– Экие какие, в левом А я загадала, будет ли граф сегодня Граф – произнес Адуев.
– Простите меня – сказала Наденька умоляющим голосом, бросившись к нему, – я сама себя не понимаю Это все сделалось нечаянно, против моей воли не знаю как я не могла вас обманывать Я сдержу свое слово, Надежда Александровна, отвечал он, – не сделаю вам ни одного упрека. Благодарю вас за искренность вы много, много сделали
сегодня мне трудно было слышать это дано вам еще труднее было сказать его Прощайте вы более не увидите меня одна награда за вашу искренность…
но граф, граф!
Он стиснул зубы и пошел к дверям Да, – сказал он, воротясь, – к чему это вас поведет Граф на вас не женится какие у него намерения Не знаю – отвечала Наденька, печально качая головой Боже как вы ослеплены – с ужасом воскликнул
Александр.
– У него не может быть дурных намерений – отвечала она слабым голосом Берегитесь, Надежда Александровна!
Он взял ее руку, поцеловал ее и неровными шагами вышел из комнаты. На него страшно было смотреть.
Наденька осталась неподвижна на своем месте Что ж тыне играешь, Наденька – спросила мать через несколько минут.
Наденька очнулась как будто от тяжелого сна и вздохнула Сейчас, maman! – отвечала она и, задумчиво склонив голову немного на сторону, робко начала перебирать клавиши. Пальцы у ней дрожали. Она, видимо, страдала от угрызений совести и от сомнения
но граф, граф!
Он стиснул зубы и пошел к дверям Да, – сказал он, воротясь, – к чему это вас поведет Граф на вас не женится какие у него намерения Не знаю – отвечала Наденька, печально качая головой Боже как вы ослеплены – с ужасом воскликнул
Александр.
– У него не может быть дурных намерений – отвечала она слабым голосом Берегитесь, Надежда Александровна!
Он взял ее руку, поцеловал ее и неровными шагами вышел из комнаты. На него страшно было смотреть.
Наденька осталась неподвижна на своем месте Что ж тыне играешь, Наденька – спросила мать через несколько минут.
Наденька очнулась как будто от тяжелого сна и вздохнула Сейчас, maman! – отвечала она и, задумчиво склонив голову немного на сторону, робко начала перебирать клавиши. Пальцы у ней дрожали. Она, видимо, страдала от угрызений совести и от сомнения
брошенного в нее словом Берегитесь Когда приехал граф, она была молчалива, скучна в манерах ее было что-то принужденное. Она под предлогом головной боли рано ушла в свою комнату. И ей в этот вечер казалось горько жить на свете.
Адуев только что спустился с лестницы, как силы изменили ему он сел на последней ступени, закрыл глаза платком и вдруг начал рыдать громко, но без слез. В это время мимо сеней проходил дворник. Он остановился и послушал Марфа, а Марфа – закричал он, подошедши к своей засаленной двери, – подь-ка сюда, послушай,
как тут кто-то ревет, словно зверь. Я думал, не арапка ли наша сорвалась сцепи, да нет, это не арапка Нет, это не арапка – повторила, вслушиваясь,
Марфа. – Что за диковина Поди-ка принеси фонарик там, за печкой висит.
Марфа принесла фонарик Все ревет – спросила она Ревет Уж не мошенник ли какой забрался Кто тут – спросил дворник.
Нет ответа Кто тут – повторила Марфа.
Все тот же рев. Они вошли оба вдруг. Адуев бросился вон Ах, да это барин какой-то, – сказала Марфа, глядя ему вслед, – а ты выдумал мошенник Вишь, ведь хватило ума сказать Станет мошенник реветь в чужих сенях Ну, так, видно, хмелен!
– Еще лучше – отвечала Марфа, – ты думаешь, все в тебя не все же пьяные ревут, как ты Так что ж он, с голоду, что лис досадой заметил дворник Что – говорила Марфа, глядя на него и не зная,
что сказать, – почем знать, может, обронил что-нибудь
– деньги…
Они оба вдруг присели и начали с фонариком шарить по полу во всех углах Обронил – ворчал дворник, освещая пол, – где тут обронить лестница чистая, каменная, тут и иголку увидишь обронил Оно бы слышно было, кабы обронил звякнет об камень чай, поднял бы где тут обронить нигде обронил как не обронил таковский,
чтоб обронил того и гляди – обронит нет этакой небось сам норовит как бы в карман положить а то обронит знаем мы их, мазуриков вот и обронил где он обронил?
И долго еще ползали они по полу, ища потерянных денег Нет, нету – сказал наконец дворник со вздохом,
потом задул свечку и, сжав двумя пальцами светиль-
Адуев только что спустился с лестницы, как силы изменили ему он сел на последней ступени, закрыл глаза платком и вдруг начал рыдать громко, но без слез. В это время мимо сеней проходил дворник. Он остановился и послушал Марфа, а Марфа – закричал он, подошедши к своей засаленной двери, – подь-ка сюда, послушай,
как тут кто-то ревет, словно зверь. Я думал, не арапка ли наша сорвалась сцепи, да нет, это не арапка Нет, это не арапка – повторила, вслушиваясь,
Марфа. – Что за диковина Поди-ка принеси фонарик там, за печкой висит.
Марфа принесла фонарик Все ревет – спросила она Ревет Уж не мошенник ли какой забрался Кто тут – спросил дворник.
Нет ответа Кто тут – повторила Марфа.
Все тот же рев. Они вошли оба вдруг. Адуев бросился вон Ах, да это барин какой-то, – сказала Марфа, глядя ему вслед, – а ты выдумал мошенник Вишь, ведь хватило ума сказать Станет мошенник реветь в чужих сенях Ну, так, видно, хмелен!
– Еще лучше – отвечала Марфа, – ты думаешь, все в тебя не все же пьяные ревут, как ты Так что ж он, с голоду, что лис досадой заметил дворник Что – говорила Марфа, глядя на него и не зная,
что сказать, – почем знать, может, обронил что-нибудь
– деньги…
Они оба вдруг присели и начали с фонариком шарить по полу во всех углах Обронил – ворчал дворник, освещая пол, – где тут обронить лестница чистая, каменная, тут и иголку увидишь обронил Оно бы слышно было, кабы обронил звякнет об камень чай, поднял бы где тут обронить нигде обронил как не обронил таковский,
чтоб обронил того и гляди – обронит нет этакой небось сам норовит как бы в карман положить а то обронит знаем мы их, мазуриков вот и обронил где он обронил?
И долго еще ползали они по полу, ища потерянных денег Нет, нету – сказал наконец дворник со вздохом,
потом задул свечку и, сжав двумя пальцами светиль-
ню, отер их о тулуп
В этот же вечер, часов в двенадцать, когда Петр
Иваныч, со свечой и книгой водной руке, а другой придерживая полу халата, шел из кабинета в спальню ложиться спать, камердинер доложил ему, что Александр Федорыч желает с ним видеться.
Петр Иваныч сдвинул брови, подумал немного, потом покойно сказал Проси в кабинет, я сейчас приду Здравствуй, Александр, – приветствовал он, во- ротясь туда, племянника, – давно мыс тобой не видались. То днем тебя не дождешься, а тут вдруг – бац ночью Что так поздно Да что с тобой на тебе лица нет.
Александр, не отвечая ни слова, сел в кресла в крайнем изнеможении. Петр Иваныч смотрел на него с любопытством.
Александр вздохнул Здоров литы спросил Петр Иваныч заботливо Да, – отвечал Александр слабым голосом, – двигаюсь, ем, пью, следовательно здоров Тыне шути, однако посоветуйся с доктором Мне уж советовали и другие, но никакие доктора и оподельдоки не помогут мой недуг не физический
– Что же с тобой Не проигрался литы, или не потерял ли деньги – с живостью спросил Петр Иваныч.
– Вы никак не можете представить себе безденежного горя – отвечал Александр, стараясь улыбнуться Что ж за горе, если оно медного гроша не стоит,
как иногда твое Да, вот как, например, теперь. Вызнаете ли мое настоящее горе Какое горе Дома у тебя все обстоит благополучно это я знаю из писем, которыми матушка твоя угощает меня ежемесячно в службе уж ничего немо- жет быть хуже того, что было подчиненного на шею посадили это последнее дело. Ты говоришь, что ты здоров, денег не потерял, не проиграл вот что важно, ас прочим совсем легко справиться там следует вздор, любовь, я думаю Да, любовь но знаете ли, что случилось когда узнаете, так, может быть, перестанете так легко рассуждать, а ужаснетесь Расскажи-ка; давно я не ужасался, – сказал дядя,
садясь, – а впрочем, немудрено и угадать вероятно,
надули…
Александр вскочил, хотел что-то сказать, но ничего не сказали сел на свое место Что, правда видишь ведь я говорила ты «Нет,
как можно
– Можно ли было предчувствовать. – сказал Александр после всего Надо было не предчувствовать, а предвидеть, то есть знать – это вернее – да и действовать так Вы так покойно можете рассуждать, дядюшка, когда я – сказал Александр Да мне-то что Я и забыл вам хоть весь город сгори или провались все равно Слуга покорный а завод Вышутите, а я страдаю не шутя мне тяжело, я точно болен Да неужели ты от любви так похудел Какой срам!
Нет: ты был болен, а теперь начинаешь выздоравливать, да и пора шутка ли, года полтора тянется глупость. Еще немного, так, пожалуй, и я бы поверил неизменной и вечной любви Дядюшка – сказал Александр, – пощадите меня:
теперь ад в моей душе Да так что же?
Александр подвинул свои кресла к столу, а дядя начал отодвигать от племянника чернильницу, presse- papier и прочее.
«Пришел ночью, – подумал он, – в душе ад непременно опять разобьет что-нибудь».
– Утешения я у вас не найду, да и не требую, – начал
Иваныч, со свечой и книгой водной руке, а другой придерживая полу халата, шел из кабинета в спальню ложиться спать, камердинер доложил ему, что Александр Федорыч желает с ним видеться.
Петр Иваныч сдвинул брови, подумал немного, потом покойно сказал Проси в кабинет, я сейчас приду Здравствуй, Александр, – приветствовал он, во- ротясь туда, племянника, – давно мыс тобой не видались. То днем тебя не дождешься, а тут вдруг – бац ночью Что так поздно Да что с тобой на тебе лица нет.
Александр, не отвечая ни слова, сел в кресла в крайнем изнеможении. Петр Иваныч смотрел на него с любопытством.
Александр вздохнул Здоров литы спросил Петр Иваныч заботливо Да, – отвечал Александр слабым голосом, – двигаюсь, ем, пью, следовательно здоров Тыне шути, однако посоветуйся с доктором Мне уж советовали и другие, но никакие доктора и оподельдоки не помогут мой недуг не физический
– Что же с тобой Не проигрался литы, или не потерял ли деньги – с живостью спросил Петр Иваныч.
– Вы никак не можете представить себе безденежного горя – отвечал Александр, стараясь улыбнуться Что ж за горе, если оно медного гроша не стоит,
как иногда твое Да, вот как, например, теперь. Вызнаете ли мое настоящее горе Какое горе Дома у тебя все обстоит благополучно это я знаю из писем, которыми матушка твоя угощает меня ежемесячно в службе уж ничего немо- жет быть хуже того, что было подчиненного на шею посадили это последнее дело. Ты говоришь, что ты здоров, денег не потерял, не проиграл вот что важно, ас прочим совсем легко справиться там следует вздор, любовь, я думаю Да, любовь но знаете ли, что случилось когда узнаете, так, может быть, перестанете так легко рассуждать, а ужаснетесь Расскажи-ка; давно я не ужасался, – сказал дядя,
садясь, – а впрочем, немудрено и угадать вероятно,
надули…
Александр вскочил, хотел что-то сказать, но ничего не сказали сел на свое место Что, правда видишь ведь я говорила ты «Нет,
как можно
– Можно ли было предчувствовать. – сказал Александр после всего Надо было не предчувствовать, а предвидеть, то есть знать – это вернее – да и действовать так Вы так покойно можете рассуждать, дядюшка, когда я – сказал Александр Да мне-то что Я и забыл вам хоть весь город сгори или провались все равно Слуга покорный а завод Вышутите, а я страдаю не шутя мне тяжело, я точно болен Да неужели ты от любви так похудел Какой срам!
Нет: ты был болен, а теперь начинаешь выздоравливать, да и пора шутка ли, года полтора тянется глупость. Еще немного, так, пожалуй, и я бы поверил неизменной и вечной любви Дядюшка – сказал Александр, – пощадите меня:
теперь ад в моей душе Да так что же?
Александр подвинул свои кресла к столу, а дядя начал отодвигать от племянника чернильницу, presse- papier и прочее.
«Пришел ночью, – подумал он, – в душе ад непременно опять разобьет что-нибудь».
– Утешения я у вас не найду, да и не требую, – начал
Александр, – я прошу вашей помощи как у дяди, как у родственника Я кажусь вам глуп – неправда ли Да, если б тыне был жалок Так вам жаль меня Очень. Разве я дерево Малый добрый, умный,
порядочно воспитанный, а пропадает низа копейку и отчего от пустяков Докажите же, что вам жаль меня Чем же Денег, ты говоришь, ненужно Денег, денег о, если б мое несчастие было только в безденежье, я бы благословил свою судьбу Не говори этого, – серьезно заметил Петр Ива- ныч, – ты молод – проклянешь, а не благословишь судьбу Я, бывало, не раз проклинал – я Выслушайте же меня терпеливо Ты долго пробудешь, Александр – спросил дядя Да, мне нужно все ваше внимание а что Так вот видишь ли мне хочется поужинать. Я было собрался спать без ужина, а теперь, если просидим долго, так поужинаем, да выпьем бутылку вина,
а между тем ты мне все расскажешь Вы можете ужинать – спросил Александр с удивлением Да, и очень могу а ты разве не станешь Я – ужинать да ивы не проглотите куска, когда узнаете, что дело идет о жизни и смерти
– О жизни и смерти. – повторил дядя, – да, это,
конечно, очень важно, а впрочем – попробуем, авось проглотим.
Он позвонил Спроси, – сказал он вошедшему камердинеру, что там есть поужинать, да вели достать бутылку лафиту, за зеленой печатью.
Камердинер ушел Дядюшка вы не в таком расположении духа,
чтоб слушать печальную повесть моего горя, – сказал
Александр, взявши шляпу, – я лучше приду завтра Нет, нет, ничего, – живо заговорил Петр Иваныч,
удерживая племянника за руку, – я всегда водном расположении духа. Завтра, того гляди, тоже застанешь за завтраком или еще хуже – заделом. Лучше уж кончим разом. Ужин не портит дела. Я еще лучше выслушаю и пойму. На голодный желудок, знаешь,
оно неловко…
Принесли ужин Что же, Александр, давай – сказал Петр Ива- ныч.
– Да я не хочу, дядюшка, есть – сказал с нетерпением Александр и пожал плечами, глядя, как дядя хлопотал над ужином По крайней мере хоть выпей рюмку вина вино недурно
порядочно воспитанный, а пропадает низа копейку и отчего от пустяков Докажите же, что вам жаль меня Чем же Денег, ты говоришь, ненужно Денег, денег о, если б мое несчастие было только в безденежье, я бы благословил свою судьбу Не говори этого, – серьезно заметил Петр Ива- ныч, – ты молод – проклянешь, а не благословишь судьбу Я, бывало, не раз проклинал – я Выслушайте же меня терпеливо Ты долго пробудешь, Александр – спросил дядя Да, мне нужно все ваше внимание а что Так вот видишь ли мне хочется поужинать. Я было собрался спать без ужина, а теперь, если просидим долго, так поужинаем, да выпьем бутылку вина,
а между тем ты мне все расскажешь Вы можете ужинать – спросил Александр с удивлением Да, и очень могу а ты разве не станешь Я – ужинать да ивы не проглотите куска, когда узнаете, что дело идет о жизни и смерти
– О жизни и смерти. – повторил дядя, – да, это,
конечно, очень важно, а впрочем – попробуем, авось проглотим.
Он позвонил Спроси, – сказал он вошедшему камердинеру, что там есть поужинать, да вели достать бутылку лафиту, за зеленой печатью.
Камердинер ушел Дядюшка вы не в таком расположении духа,
чтоб слушать печальную повесть моего горя, – сказал
Александр, взявши шляпу, – я лучше приду завтра Нет, нет, ничего, – живо заговорил Петр Иваныч,
удерживая племянника за руку, – я всегда водном расположении духа. Завтра, того гляди, тоже застанешь за завтраком или еще хуже – заделом. Лучше уж кончим разом. Ужин не портит дела. Я еще лучше выслушаю и пойму. На голодный желудок, знаешь,
оно неловко…
Принесли ужин Что же, Александр, давай – сказал Петр Ива- ныч.
– Да я не хочу, дядюшка, есть – сказал с нетерпением Александр и пожал плечами, глядя, как дядя хлопотал над ужином По крайней мере хоть выпей рюмку вина вино недурно
Александр потряс отрицательно головой Ну так возьми сигару да рассказывай, а я буду слушать обоими ушами, – сказал Петр Иваныч и живо принялся есть Вызнаете графа Новинского? – спросил Александр, помолчав Графа Платона Да Приятели а что Поздравляю вас с таким приятелем – подлец!
Петр Иваныч вдруг перестал жевать и с удивлением посмотрел на племянника Вот тебе на – сказал она ты разве знаешь его Очень хорошо Давно ли Месяца три Как же так Я лет пять его знаю и все считал порядочным человеком, да и от кого ни послышишь все хвалят, а ты вдруг так уничтожил его Давно ли вы стали защищать людей, дядюшка?
а прежде, бывало Я и прежде защищал порядочных людей. А ты давно листал бранить их, перестал называть ангелами Пока не знала теперь о люди, люди жалкий
Петр Иваныч вдруг перестал жевать и с удивлением посмотрел на племянника Вот тебе на – сказал она ты разве знаешь его Очень хорошо Давно ли Месяца три Как же так Я лет пять его знаю и все считал порядочным человеком, да и от кого ни послышишь все хвалят, а ты вдруг так уничтожил его Давно ли вы стали защищать людей, дядюшка?
а прежде, бывало Я и прежде защищал порядочных людей. А ты давно листал бранить их, перестал называть ангелами Пока не знала теперь о люди, люди жалкий
род, достойный слез и смеха Сознаюсь, кругом виноват, что не слушал вас, когда вы советовали остерегаться всякого И теперь посоветую остерегаться не мешает если окажется негодяй – не обманешься, а порядочный человек – приятно ошибешься Укажите, где порядочные люди – говорил Александр с презрением Вот хоть мыс тобой – чем непорядочные Граф,
если ужо нем зашла речь, тоже порядочный человек;
да мало ли У всех есть что-нибудь дурное а не все дурно и не все дурны Все, все – решительно сказал Александр А ты Я я, по крайней мере, унесу из толпы разбитое,
но чистое от низостей сердце, душу растерзанную, но без упрека во лжив притворстве, в измене, не заражусь Ну, хорошо, посмотрим. Что же сделал тебе граф Что сделал похитил все у меня Говори определительнее. Под словом все можно разуметь бог знает что, пожалуй, деньги он этого не сделает То, что для меня дороже всех сокровищ в мире, –
16
жалкий род, достойный слез и смеха – из стихотворения АС. Пушкина Полководец
если ужо нем зашла речь, тоже порядочный человек;
да мало ли У всех есть что-нибудь дурное а не все дурно и не все дурны Все, все – решительно сказал Александр А ты Я я, по крайней мере, унесу из толпы разбитое,
но чистое от низостей сердце, душу растерзанную, но без упрека во лжив притворстве, в измене, не заражусь Ну, хорошо, посмотрим. Что же сделал тебе граф Что сделал похитил все у меня Говори определительнее. Под словом все можно разуметь бог знает что, пожалуй, деньги он этого не сделает То, что для меня дороже всех сокровищ в мире, –
16
жалкий род, достойный слез и смеха – из стихотворения АС. Пушкина Полководец
сказал Александр Что ж бы это такое было Все – счастье, жизнь Ведь ты жив К сожалению – да Но эта жизнь хуже ста смертей Скажи же прямо, что случилось Ужасно – воскликнул Александр. – Боже боже Э да не отбил ли он у тебя твою красавицу, эту…
как ее да он мастер на это тебе трудно тягаться с ним. Повеса повеса – сказал Петр Иваныч, положив в рот кусок индейки Он дорого заплатит за свое мастерство – сказал Александр, вспыхнув, – я не уступлю без спора…
Смерть решит, кому из нас владеть Наденькой. Я истреблю этого пошлого волокиту нежить ему, не наслаждаться похищенным сокровищем Я сотру его с лица земли!..
Петр Иваныч засмеялся Провинция – сказал оно графе,
Александр, – он не говорил, привезли ли ему из-за границы фарфор Он весной выписывал партию хотелось бы взглянуть Не о фарфоре речь, дядюшка вы слышали, что я сказал – грозно перебил Александр Мм-м! – промычал утвердительно дядя, обглады-
17
кстати (франц
как ее да он мастер на это тебе трудно тягаться с ним. Повеса повеса – сказал Петр Иваныч, положив в рот кусок индейки Он дорого заплатит за свое мастерство – сказал Александр, вспыхнув, – я не уступлю без спора…
Смерть решит, кому из нас владеть Наденькой. Я истреблю этого пошлого волокиту нежить ему, не наслаждаться похищенным сокровищем Я сотру его с лица земли!..
Петр Иваныч засмеялся Провинция – сказал оно графе,
Александр, – он не говорил, привезли ли ему из-за границы фарфор Он весной выписывал партию хотелось бы взглянуть Не о фарфоре речь, дядюшка вы слышали, что я сказал – грозно перебил Александр Мм-м! – промычал утвердительно дядя, обглады-
17
кстати (франц
вая косточку Что же выскажете Да ничего. Я слушаю, что ты говоришь Выслушайте хоть разв жизни внимательно я пришел заделом, я хочу успокоиться, разрешить миллион мучительных вопросов, которые волнуют меняя растерялся не помню сам себя, помогите мне Изволь, як твоим услугам скажи только, что нужно я даже готов деньгами если только не на пустяки Пустяки нет, не пустяки, когда, может быть, через несколько часов меня не станет на свете, или я сделаюсь убийцей а вы смеетесь, хладнокровно ужинаете Прошу покорно сам, я думаю, наужинался, а другой не ужинай Я двое суток не знаю, что такое есть О, это в самом деле что-нибудь важное Скажите одно слово окажете ли вы мне величайшую услугу Какую Согласитесь ли выбыть моим свидетелем Котлеты совсем холодные – заметил Петр Ива- ныч с неудовольствием, отодвигая от себя блюдо Вы смеетесь, дядюшка Сам посуди, как слушать серьезно такой вздор
зовет в секунданты Что же вы Разумеется, что не пойду Хорошо найдется другой, посторонний, кто примет участие в моей горькой обиде. Вы только возьмите на себя труд поговорить с графом, узнать условия Не могу у меня язык не поворотится предложить ему такую глупость Так прощайте – сказал Александр, взяв шляпу Что уж ты идешь вина не хочешь выпить?..
Александр пошел было к дверям, ноу дверей сел на стул в величайшем унынии К кому пойти, в ком искать участия. – сказал он тихо Послушай, Александр – начал Петр Иваныч, отирая салфеткой рот и подвигая к племяннику кресло, я вижу, что с тобой точно надо поговорить не шутя.
Поговорим же. Ты пришел ко мне за помощью я помогу тебе, только иначе, нежели как ты думаешь, и с уговором слушаться. Не зови никого в свидетели проку не будет. Из пустяков сделаешь историю, она разнесется везде, тебя осмеют или, еще хуже, сделают неприятность. Никто не пойдет, а если наконец найдется какой-нибудь сумасшедший, так все напрасно:
граф не станет драться я его знаю
– Не станет так в нем нет ни капли благородства с злостью заметил Александр, – я не полагал, чтоб он был низок до такой степени Он не низок, а только умен Так, по вашему мнению, я глуп Н нет, влюблен, – сказал Петр Иваныч с расстановкой Если вы, дядюшка, намерены объяснять мне бессмысленность дуэли как предрассудка, то я предупреждаю вас – это напрасный труд я останусь тверд Нет это уж давно доказано, что драться – глупость вообще да все дерутся мало ли ослов их не вразумишь. Я хочу только доказать, что тебе именно драться не следует Любопытно, как вы убедите меня Вот послушай. Скажи-ка, тына кого особенно сердит на графа или на нее как ее Анюта, что ли Я его ненавижу, ее презираю, – сказал Александр Начнем с графа положим, он примет твой вызов,
положим даже, что ты найдешь дурака свидетеля что ж из этого Граф убьет тебя, как муху, а после над тобой же все будут смеяться хорошо мщение А ты ведь не этого хочешь тебе бы вон хотелось истребить графа Неизвестно, кто кого убьет, – сказал Александр Наверное он тебя. Ты ведь, кажется, вовсе стрелять не умеешь, а по правилам первый выстрел – его Тут решит божий суд Ну так воля твоя, – он решит в его пользу. Граф,
говорят, в пятнадцати шагах пулю в пулю таки сажает, а для тебя, как нарочно, и промахнется Положим даже, что суд божий и попустил бы такую неловкость и несправедливость ты бы как-нибудь ненарочно и убил его – что ж толку разве ты этим воротил бы любовь красавицы Нет, она бы тебя возненавидела, да притом тебя бы отдалив солдаты А главное, ты бы на другой же день стал рвать на себе волосы с отчаяния и тотчас охладел бык своей возлюбленной…
Александр презрительно пожал плечами Вы так ловко рассуждаете об этом, дядюшка, сказал он, – рассудите же, что мне делать в моем положении Ничего оставить дело так оно уже испорчено Оставить счастье в его руках, оставить его гордым обладателем о может ли остановить меня ка- кая-нибудь угроза Вы не знаете моих мучений вы не любили никогда, если думали помешать мне этой холодной моралью в ваших жилах течет молоко, а не кровь Полно дичь пороть, Александр мало ли на свете таких, как твоя – Марья или Софья, что ли, как ее Ее зовут Надеждой
– Надежда а какая же Софья Софья это в деревне, – сказал Александр нехотя Видишь ли – продолжал дядя, – там Софья, тут
Надежда, в другом месте Марья. Сердце – преглубокий колодезь долго не дощупаешься дна. Оно любит до старости Нет, сердце любит однажды И ты повторяешь слышанное от других Сердце любит до тех пор, пока не истратит своих сил. Оно живет своею жизнию итак же, как и все в человеке, имеет свою молодость и старость. Не удалась одна любовь,
оно только замирает, молчит до другой в другой помешали, разлучили – способность любить опять останется неупотребленной до третьего, до четвертого раза, до тех пор, пока наконец сердце не положит всех сил своих водной какой-нибудь счастливой встрече,
где ничто не мешает, а потом медленно и постепенно охладеет. Иным любовь удалась с первого раза, вот они и кричат, что можно любить только однажды. Пока человек нестар, здоров Вы все, дядюшка, говорите о молодости, следовательно о материальной любви О молодости говорю, потому что старческая любовь есть ошибка, уродливость. И что за материальная любовь Такой любви нет, или это нелюбовь так точно, как нет одной идеальной. В любви равно участвуют и душа и тело в противном случае любовь неполна мы не духи и не звери. Сам же говоришь:
«Течет в жилах молоко, а не кровь. Ну, так вот видишь лис одной стороны, возьми кровь в жилах – это материальное, с другой – самолюбие, привычку – это духовное вот тебе и любовь На чем я остановился…
да! в солдаты кроме того, после этой истории красавица тебя на глаза к себе не пустит. Ты по-пустому повредил бы и ей, и себе – видишь ли Надеюсь, этот вопрос мыс одной стороны обработали окончательно. Теперь…
Петр Иваныч налил себе вина и выпил Экой болван – сказал он, – подал холодный ла- фит.
Александр смолчал, поникнув головой Теперь скажи, – продолжал дядя, грея стакан свином в обеих руках, – за что ты хотел стереть графа с лица земли Я уж сказал вам за что неон ли уничтожил мое блаженство Он, как дикий зверь, ворвался В овчарню – перебил дядя Похитил все, – продолжал Александр Он не похитила пришел да и взял. Разве он обязан был справляться, занята ли твоя красавица, или нет Яне понимаю этой глупости, которую, правду
Александр пошел было к дверям, ноу дверей сел на стул в величайшем унынии К кому пойти, в ком искать участия. – сказал он тихо Послушай, Александр – начал Петр Иваныч, отирая салфеткой рот и подвигая к племяннику кресло, я вижу, что с тобой точно надо поговорить не шутя.
Поговорим же. Ты пришел ко мне за помощью я помогу тебе, только иначе, нежели как ты думаешь, и с уговором слушаться. Не зови никого в свидетели проку не будет. Из пустяков сделаешь историю, она разнесется везде, тебя осмеют или, еще хуже, сделают неприятность. Никто не пойдет, а если наконец найдется какой-нибудь сумасшедший, так все напрасно:
граф не станет драться я его знаю
– Не станет так в нем нет ни капли благородства с злостью заметил Александр, – я не полагал, чтоб он был низок до такой степени Он не низок, а только умен Так, по вашему мнению, я глуп Н нет, влюблен, – сказал Петр Иваныч с расстановкой Если вы, дядюшка, намерены объяснять мне бессмысленность дуэли как предрассудка, то я предупреждаю вас – это напрасный труд я останусь тверд Нет это уж давно доказано, что драться – глупость вообще да все дерутся мало ли ослов их не вразумишь. Я хочу только доказать, что тебе именно драться не следует Любопытно, как вы убедите меня Вот послушай. Скажи-ка, тына кого особенно сердит на графа или на нее как ее Анюта, что ли Я его ненавижу, ее презираю, – сказал Александр Начнем с графа положим, он примет твой вызов,
положим даже, что ты найдешь дурака свидетеля что ж из этого Граф убьет тебя, как муху, а после над тобой же все будут смеяться хорошо мщение А ты ведь не этого хочешь тебе бы вон хотелось истребить графа Неизвестно, кто кого убьет, – сказал Александр Наверное он тебя. Ты ведь, кажется, вовсе стрелять не умеешь, а по правилам первый выстрел – его Тут решит божий суд Ну так воля твоя, – он решит в его пользу. Граф,
говорят, в пятнадцати шагах пулю в пулю таки сажает, а для тебя, как нарочно, и промахнется Положим даже, что суд божий и попустил бы такую неловкость и несправедливость ты бы как-нибудь ненарочно и убил его – что ж толку разве ты этим воротил бы любовь красавицы Нет, она бы тебя возненавидела, да притом тебя бы отдалив солдаты А главное, ты бы на другой же день стал рвать на себе волосы с отчаяния и тотчас охладел бык своей возлюбленной…
Александр презрительно пожал плечами Вы так ловко рассуждаете об этом, дядюшка, сказал он, – рассудите же, что мне делать в моем положении Ничего оставить дело так оно уже испорчено Оставить счастье в его руках, оставить его гордым обладателем о может ли остановить меня ка- кая-нибудь угроза Вы не знаете моих мучений вы не любили никогда, если думали помешать мне этой холодной моралью в ваших жилах течет молоко, а не кровь Полно дичь пороть, Александр мало ли на свете таких, как твоя – Марья или Софья, что ли, как ее Ее зовут Надеждой
– Надежда а какая же Софья Софья это в деревне, – сказал Александр нехотя Видишь ли – продолжал дядя, – там Софья, тут
Надежда, в другом месте Марья. Сердце – преглубокий колодезь долго не дощупаешься дна. Оно любит до старости Нет, сердце любит однажды И ты повторяешь слышанное от других Сердце любит до тех пор, пока не истратит своих сил. Оно живет своею жизнию итак же, как и все в человеке, имеет свою молодость и старость. Не удалась одна любовь,
оно только замирает, молчит до другой в другой помешали, разлучили – способность любить опять останется неупотребленной до третьего, до четвертого раза, до тех пор, пока наконец сердце не положит всех сил своих водной какой-нибудь счастливой встрече,
где ничто не мешает, а потом медленно и постепенно охладеет. Иным любовь удалась с первого раза, вот они и кричат, что можно любить только однажды. Пока человек нестар, здоров Вы все, дядюшка, говорите о молодости, следовательно о материальной любви О молодости говорю, потому что старческая любовь есть ошибка, уродливость. И что за материальная любовь Такой любви нет, или это нелюбовь так точно, как нет одной идеальной. В любви равно участвуют и душа и тело в противном случае любовь неполна мы не духи и не звери. Сам же говоришь:
«Течет в жилах молоко, а не кровь. Ну, так вот видишь лис одной стороны, возьми кровь в жилах – это материальное, с другой – самолюбие, привычку – это духовное вот тебе и любовь На чем я остановился…
да! в солдаты кроме того, после этой истории красавица тебя на глаза к себе не пустит. Ты по-пустому повредил бы и ей, и себе – видишь ли Надеюсь, этот вопрос мыс одной стороны обработали окончательно. Теперь…
Петр Иваныч налил себе вина и выпил Экой болван – сказал он, – подал холодный ла- фит.
Александр смолчал, поникнув головой Теперь скажи, – продолжал дядя, грея стакан свином в обеих руках, – за что ты хотел стереть графа с лица земли Я уж сказал вам за что неон ли уничтожил мое блаженство Он, как дикий зверь, ворвался В овчарню – перебил дядя Похитил все, – продолжал Александр Он не похитила пришел да и взял. Разве он обязан был справляться, занята ли твоя красавица, или нет Яне понимаю этой глупости, которую, правду
сказать, большая часть любовников делают от сотворения мира до наших времен сердиться на соперника может ли быть что-нибудь бессмысленней – стереть его с лица земли за что зато, что он понравился как будто он виноват и как будто от этого дела пойдут лучше, если мы его накажем А твоя как ее?
Катенька, что ли, разве противилась ему сделала ка- кое-нибудь усилие, чтоб избежать опасности Она сама отдалась, перестала любить тебя, нечего и спорить не воротишь А настаивать – это эгоизм Требовать верности от жены – тут есть еще смысл там заключено обязательство от этого зависит часто существенное благосостояние семейства да и то нельзя требовать, чтоб она никого не любила а можно только требовать, чтоб она того Да и ты сам не отдал ли ее графу обеими руками оспоривал литы ее Вот я и хочу оспоривать, – сказал Александр,
вскочив с места, – а вы останавливаете мой благородный порыв Оспоривать с дубиной в руках – перебил дядя, мы не в киргизской степи. В образованном мире есть другое орудие. За это надо было взяться вовремя и иначе, вести с графом дуэль другого рода, в глазах твоей красавицы.
Александр смотрел в недоумении на дядю
– Какую же дуэль – спросил он А вот сейчас скажу. Ты как действовал до сих пор?
Александр, со множеством околичностей, смягче- ний, изворотов, кое-как, с ужимками, рассказал весь ход дела Видишь лисам во всем кругом виноват, – примолвил Петр Иваныч, выслушав и сморщившись, сколько глупостей наделано Эх, Александр, принесла тебя сюда нелегкая стоило за этим ездить Ты бы мог все это проделать там, у себя, на озере, с теткой.
Ну, как можно так ребячиться, делать сцены беситься фи Кто нынче это делает Что, если твоя как ее Юлия расскажет все графу Да нет, этого опасаться нечего, слава богу Она, верно, так умна, что на вопрос его о ваших отношениях сказала Что сказала – поспешно спросил Александр Что дурачила тебя, что ты был влюблен, что ты противный, надоел ей как это они всегда делают Выдумаете, что она таки сказала – спросил
Александр, бледнея Без всякого сомнения. Неужели ты воображаешь,
что она расскажет, как вы там в саду сбирали желтые цветы Какая простота Какая же дуэль с графом – с нетерпением спросил Александр А вот какая не надо было грубиянить, избегать
Катенька, что ли, разве противилась ему сделала ка- кое-нибудь усилие, чтоб избежать опасности Она сама отдалась, перестала любить тебя, нечего и спорить не воротишь А настаивать – это эгоизм Требовать верности от жены – тут есть еще смысл там заключено обязательство от этого зависит часто существенное благосостояние семейства да и то нельзя требовать, чтоб она никого не любила а можно только требовать, чтоб она того Да и ты сам не отдал ли ее графу обеими руками оспоривал литы ее Вот я и хочу оспоривать, – сказал Александр,
вскочив с места, – а вы останавливаете мой благородный порыв Оспоривать с дубиной в руках – перебил дядя, мы не в киргизской степи. В образованном мире есть другое орудие. За это надо было взяться вовремя и иначе, вести с графом дуэль другого рода, в глазах твоей красавицы.
Александр смотрел в недоумении на дядю
– Какую же дуэль – спросил он А вот сейчас скажу. Ты как действовал до сих пор?
Александр, со множеством околичностей, смягче- ний, изворотов, кое-как, с ужимками, рассказал весь ход дела Видишь лисам во всем кругом виноват, – примолвил Петр Иваныч, выслушав и сморщившись, сколько глупостей наделано Эх, Александр, принесла тебя сюда нелегкая стоило за этим ездить Ты бы мог все это проделать там, у себя, на озере, с теткой.
Ну, как можно так ребячиться, делать сцены беситься фи Кто нынче это делает Что, если твоя как ее Юлия расскажет все графу Да нет, этого опасаться нечего, слава богу Она, верно, так умна, что на вопрос его о ваших отношениях сказала Что сказала – поспешно спросил Александр Что дурачила тебя, что ты был влюблен, что ты противный, надоел ей как это они всегда делают Выдумаете, что она таки сказала – спросил
Александр, бледнея Без всякого сомнения. Неужели ты воображаешь,
что она расскажет, как вы там в саду сбирали желтые цветы Какая простота Какая же дуэль с графом – с нетерпением спросил Александр А вот какая не надо было грубиянить, избегать
его и делать ему гримасы, а напротив, отвечать на его любезность вдвое, втрое, вдесятеро, а эту, как ее Наденьку кажется, попал не раздражать упреками, снисходить к ее капризам, показывать вид, что не замечаешь ничего, что даже у тебя и предположения об измене нет, как о деле невозможном. Не надо было допускать их сближаться до короткости, а рас- строивать искусно, как будто ненарочно, их свидания сглазу на глаз, быть всюду вместе, ездить сними даже верхом, и между тем тихомолком вызывать в глазах ее соперника на бой и тут-то снарядить и двинуть вперед все силы своего ума, устроить главную батарею из остроумия, хитрости да итого открывать и поражать слабые стороны соперника так, как будто нечаянно, без умысла, с добродушием, даже нехотя,
с сожалением, и мало-помалу снять с него эту драпировку, в которой молодой человек рисуется перед красавицей. Надо было заметить, что ее поражает и ослепляет более всего в нем, и тогда искусно нападать на эти стороны, объяснить их просто, представлять в обыкновенном виде, показать, что новый герой так себе и только для нее надел праздничный наряд Но все это делать с хладнокровием, терпеньем, с уменьем – вот настоящая дуэль в нашем веке!
Да где тебе!
Петр Иваныч выпил при этом стакан и тотчас опять
с сожалением, и мало-помалу снять с него эту драпировку, в которой молодой человек рисуется перед красавицей. Надо было заметить, что ее поражает и ослепляет более всего в нем, и тогда искусно нападать на эти стороны, объяснить их просто, представлять в обыкновенном виде, показать, что новый герой так себе и только для нее надел праздничный наряд Но все это делать с хладнокровием, терпеньем, с уменьем – вот настоящая дуэль в нашем веке!
Да где тебе!
Петр Иваныч выпил при этом стакан и тотчас опять
налил вина Презренные хитрости прибегать к лукавству, чтоб овладеть сердцем женщины. – с негодованием заметил Александр А к дубине прибегаешь разве это лучше Хитростью можно удержать за собой чью-нибудь привязанность, а силой – не думаю. Желание удалить соперника мне понятно тут хлопочешь из того, чтоб сберечь себе любимую женщину, предупреждаешь или отклоняешь опасность – очень натурально но бить егоза то, что он внушил любовь к себе, – это все равно что ушибиться и потом ударить то место, о которое ушибся, как делают дети. Воля твоя, аграф не виноват Ты,
как я вижу, ничего не смыслишь в сердечных тайнах,
оттого твои любовные дела и повести так плохи Любовные дела – сказал Александр, качая с презрением головой, – но разве лестна и прочна любовь,
внушенная хитростью Не знаю, лестна ли, это как кто хочет, по мне все равно я вообще о любви невысокого мнения – ты это знаешь мне хоть ее и не будь совсем но что прочнее так это правда. С сердцем напрямик действовать нельзя. Это мудреный инструмент не знай, которую пружину тронуть, так он заиграет бог знает что.
Внуши чем хочешь любовь, а поддерживай умом. Хитрость это одна сторона ума презренного тут ничего
как я вижу, ничего не смыслишь в сердечных тайнах,
оттого твои любовные дела и повести так плохи Любовные дела – сказал Александр, качая с презрением головой, – но разве лестна и прочна любовь,
внушенная хитростью Не знаю, лестна ли, это как кто хочет, по мне все равно я вообще о любви невысокого мнения – ты это знаешь мне хоть ее и не будь совсем но что прочнее так это правда. С сердцем напрямик действовать нельзя. Это мудреный инструмент не знай, которую пружину тронуть, так он заиграет бог знает что.
Внуши чем хочешь любовь, а поддерживай умом. Хитрость это одна сторона ума презренного тут ничего
нет. Ненужно унижать соперника и прибегать к клевете этим вооружишь красавицу против себя надо только стряхнуть с него те блестки, которыми он ослепляет глаза твоей возлюбленной, сделать его передней простым, обыкновенным человеком, а неге- роем Я думаю, простительно защищать свое добро благородной хитростью ею ив военном деле не пренебрегают. Вот ты жениться хотел хорош был бы муж,
если б стал делать сцены жене, а соперникам показывать дубину – и был бы того…
Петр Иваныч показал рукою на лоб Твоя Варенька была на двадцать процентов умнее тебя, когда предложила подождать год Да могли бы я хитрить, если б и умел Для этого надо не так любить, как я. Иные притворяются подчас холодными, не являются по расчету несколько дней и это действует А я притворяться, рассчитывать!
когда при взгляде на нее у меня занимался духи колени дрожали и гнулись подомной, когда я готов был на все муки, лишь бы видеть ее Нет что ни говорите, а для меня больше упоения – любить всеми силами души, хоть и страдать, нежели быть любимым,
не любя или любя как-то вполовину, для забавы, по отвратительной системе, и играть с женщиной, как с комнатной собачонкой, а потом оттолкнуть…
Петр Иваныч пожал плечами
– Ну, так вот и страдай, если тебе сладко, – сказал он. – О, провинция о, Азия На Востоке быте- бе жить там еще приказывают женщинам, кого любить а не слушают, таких топят. Нет, здесь, – продолжал он, как будто сам с собой, – чтоб быть счастливым с женщиной, то есть не по-твоему, как сумасшедшие, а разумно, – надомного условий надо уметь образовать из девушки женщину по обдуманному плану, по методе, если хочешь, чтоб она поняла и исполнила свое назначение. Надо очертить ее магическим кругом, не очень тесно, чтоб она не заметила границ и не переступила их, хитро овладеть не только ее сердцем – это что это скользкое и непрочное обладание, а умом, волей, подчинить ее вкуси нрав своему, чтоб она смотрела на вещи через тебя, думала твоим умом То есть сделать ее куклой или безмолвной рабой мужа – перебил Александр Зачем Устрой так, чтоб она не изменила нив чем женского характера и достоинства. Предоставь ей свободу действий в ее сфере, но пусть за каждым ее движением, вздохом, поступком наблюдает твой проницательный ум, чтоб каждое мгновенное волнение, вспышка, зародыш чувства всегда и всюду встречали снаружи равнодушный, но недремлющий глаз мужа. Учреди постоянный контроль без всякой тирании да искусно, незаметно от нее и веди ее желаемым путем О, нужна мудреная и тяжелая школа,
и эта школа – умный и опытный мужчина – вот в чем штука!
Он значительно кашлянули залпом выпил стакан Тогда, – продолжал он, – муж может спать покойно, когда жена и не подле него, или сидеть беззаботно в кабинете, когда она спит А вот он, знаменитый секрет супружеского счастья заметил Александр, – обманом приковать к себе ум, сердце, волю женщины, – и утешаться, гордиться этим это счастье А как она заметит Зачем гордиться – примолвил дядя, – это ненужно Смотря потому, дядюшка, – продолжал Александр как вы беззаботно сидите в кабинете, когда тетушка почивает, я догадываюсь, что этот мужчина Тс! тс!.. молчи, – заговорил дядя, махая рукой, хорошо, что жена спит, а то того…
В это время дверь в кабинет начала потихоньку отворяться, но никто не показывался А жена должна, – заговорил женский голос из коридора не показывать вида, что понимает великую школу мужа, и завести маленькую свою, ноне болтать о ней за бутылкой вина…
Оба Адуевы бросились к дверям, нов коридоре
если б стал делать сцены жене, а соперникам показывать дубину – и был бы того…
Петр Иваныч показал рукою на лоб Твоя Варенька была на двадцать процентов умнее тебя, когда предложила подождать год Да могли бы я хитрить, если б и умел Для этого надо не так любить, как я. Иные притворяются подчас холодными, не являются по расчету несколько дней и это действует А я притворяться, рассчитывать!
когда при взгляде на нее у меня занимался духи колени дрожали и гнулись подомной, когда я готов был на все муки, лишь бы видеть ее Нет что ни говорите, а для меня больше упоения – любить всеми силами души, хоть и страдать, нежели быть любимым,
не любя или любя как-то вполовину, для забавы, по отвратительной системе, и играть с женщиной, как с комнатной собачонкой, а потом оттолкнуть…
Петр Иваныч пожал плечами
– Ну, так вот и страдай, если тебе сладко, – сказал он. – О, провинция о, Азия На Востоке быте- бе жить там еще приказывают женщинам, кого любить а не слушают, таких топят. Нет, здесь, – продолжал он, как будто сам с собой, – чтоб быть счастливым с женщиной, то есть не по-твоему, как сумасшедшие, а разумно, – надомного условий надо уметь образовать из девушки женщину по обдуманному плану, по методе, если хочешь, чтоб она поняла и исполнила свое назначение. Надо очертить ее магическим кругом, не очень тесно, чтоб она не заметила границ и не переступила их, хитро овладеть не только ее сердцем – это что это скользкое и непрочное обладание, а умом, волей, подчинить ее вкуси нрав своему, чтоб она смотрела на вещи через тебя, думала твоим умом То есть сделать ее куклой или безмолвной рабой мужа – перебил Александр Зачем Устрой так, чтоб она не изменила нив чем женского характера и достоинства. Предоставь ей свободу действий в ее сфере, но пусть за каждым ее движением, вздохом, поступком наблюдает твой проницательный ум, чтоб каждое мгновенное волнение, вспышка, зародыш чувства всегда и всюду встречали снаружи равнодушный, но недремлющий глаз мужа. Учреди постоянный контроль без всякой тирании да искусно, незаметно от нее и веди ее желаемым путем О, нужна мудреная и тяжелая школа,
и эта школа – умный и опытный мужчина – вот в чем штука!
Он значительно кашлянули залпом выпил стакан Тогда, – продолжал он, – муж может спать покойно, когда жена и не подле него, или сидеть беззаботно в кабинете, когда она спит А вот он, знаменитый секрет супружеского счастья заметил Александр, – обманом приковать к себе ум, сердце, волю женщины, – и утешаться, гордиться этим это счастье А как она заметит Зачем гордиться – примолвил дядя, – это ненужно Смотря потому, дядюшка, – продолжал Александр как вы беззаботно сидите в кабинете, когда тетушка почивает, я догадываюсь, что этот мужчина Тс! тс!.. молчи, – заговорил дядя, махая рукой, хорошо, что жена спит, а то того…
В это время дверь в кабинет начала потихоньку отворяться, но никто не показывался А жена должна, – заговорил женский голос из коридора не показывать вида, что понимает великую школу мужа, и завести маленькую свою, ноне болтать о ней за бутылкой вина…
Оба Адуевы бросились к дверям, нов коридоре
раздались быстрые шаги, шорох платья – и все утих- ло.
Дядя и племянник посмотрели друг на друга Что, дядюшка – спросил племянник, помолчав Что ничего – сказал Петр Иваныч, нахмурив брови некстати похвастался. Учись, Александра лучше не женись или возьми дуру тебе не сладить с умной женщиной мудрена школа!
Он задумался, потом ударил себя полбу рукой Как не сообразить, что она знала о твоем позднем приходе – сказал он с досадой, – что женщина не уснет, когда через комнату есть секрет между двумя мужчинами, что она непременно или горничную подошлет, или сама и не предвидеть глупо а все ты да вот этот проклятый стакан лафиту разболтался Такой урок от двадцатилетней женщины Вы боитесь, дядюшка Чего бояться нисколько сделал ошибку – не надо терять хладнокровия, надо уметь выпутаться.
Он опять задумался Она похвасталась, – начал он потом, – какая у ней школа у ней школы быть не могло молода это она так только от досады но теперь она заметила этот магический круг станет тоже хитрить о, я знаю женскую натуру Но посмотрим…
Он гордо и весело улыбнулся морщины разгладились на лбу Только надо иначе повести дело, – прибавил он, прежняя метода ник черту не годится. Теперь надо…
Он вдруг спохватился и замолчал, боязливо поглядывая на дверь Но это все впереди, – продолжал он, – теперь займемся твоим делом, Александр. О чем мы говорили?
да! ты, кажется, хотел убить, что ли, свою, эту как ее Я ее слишком глубоко презираю, – сказал Александр, тяжело вздохнув Вот видишь литы уж вполовину и вылечен. Только правда ли это ты, кажется, еще сердишься. Впрочем, презирай, презирай это самое лучшее в твоем положении. Я хотел было сказать кое-что… да нет Ах, говорите, ради бога, говорите – сказал Александру меня нет теперь ни искры рассудка. Я страдаю, гибну дайте мне своего холодного разума. Скажите все, что может облегчить и успокоить больное сердце Да, скажи тебе – ты, пожалуй, и опять воротишься туда Какая мысль после того Ворочаются после и не этого честное слово – не пойдешь Клятву, если угодно
– Нет, честное слово это вернее Честное слово Ну, вот видишь ли мы решили, что граф не виноват Положим так что же Ну, а чем виновата твоя эта как ее Чем виновата Наденька – с изумлением возразил
Александр, – она не виновата Нет ну чем, скажи ее не за что презирать Не за что нет, дядюшка, это уж из рук вон Положим, граф еще так он не знал да и тонет а она?
кто же после этого виноват я Да почти так, а в самом-то деле никто. Скажи, за что ты ее презираешь За низкий поступок В чем же он состоит Заплатить неблагодарностью за высокую, безграничную страсть За что тут благодарить разве ты для нее, из угождения к ней любил хотел услужить ей, что ли так для этого ты бы лучше мать полюбил.
Александр глядел на него и не знал, что сказать Ты бы не должен был обнаруживать пред ней чувства во всей силе женщина охлаждается, когда мужчина выскажется весь Ты бы должен был узнать ее характер, да и действовать сообразно этому, а не лежать как собачонка у ног. Как это не узнать компани- она, с которым имеешь какое бы тони было дело?
Ты бы разглядел тогда, что от нее больше и ожидать нельзя. Она разыграла свой романс тобой до конца,
точно также разыграет его и с графом и, может быть,
еще с кем-нибудь… больше от нее требовать нельзя:
выше и дальше ей нейти это не такая натура а ты вообразил себе бог знает что Но зачем же она полюбила другого – с горестью перебил Александр Вот вина-то где умный вопрос Ах ты, дикарь А
зачем ты ее полюбил Ну, разлюби поскорее Разве это от меня зависит А разве от нее зависело полюбить графа Сам же твердил, что не надо стеснять порывов чувства, а как дело дошло до самого, так зачем полюбила Зачем такой-то умер, такая-то сума сошла – как отвечать на такие вопросы Любовь должна же кончиться когда-нибудь: она не может продолжаться век Нет, может. Я чувствую в себе эту силу сердца я бы любил вечною любовью Да а полюби тебя покрепче, таки того на попятный двор все так, знаю я Пусть бы кончилась ее любовь, – сказал Александр но зачем она кончилась так Не всели равно ведь тебя любили, ты наслаждался и довольно Отдалась другому – говорил Александр, бледнея А ты бы хотел, чтоб она любила тихонько другого,
а тебя продолжала уверять в любви Ну, ты сам реши,
что ей делать, виновата ли она О, я отомщу ей – сказал Александр Ты неблагодарен, – продолжал Петр Иваныч, это дурно Чтобы женщина ни сделала с тобой, изменила, охладела, поступила, как говорят в стихах, коварно – вини природу, предавайся, пожалуй, поэтому случаю философским размышлениям, брани мир,
жизнь, что хочешь, но никогда не посягай наличность женщины ни словом, ни делом. Оружие против женщины снисхождение, наконец, самое жестокое – забвение только это и позволяется порядочному человеку. Вспомни, что полтора года ты вешался всем на шею от радости, не знал, куда деваться от счастья!
полтора года беспрерывных удовольствий воля твоя ты неблагодарен Ах, дядюшка, для меня не было ничего на земле святее любви без нее жизнь не жизнь Ас досадой перебил Петр Иваныч, – тошно слушать такой вздор Я боготворил бы Наденьку, – продолжал Александр и не позавидовал бы никакому счастью в мире с Наденькой мечтал я провести всю жизнь – и что же где эта благородная, колоссальная страсть, око- торой я мечтал она разыгралась в какую-то глупую,
пигмеевскую комедию вздохов, сцен, ревности, лжи,
притворства, – боже боже Зачем же ты воображал, чего не бывает Не я ли твердил тебе, что ты до сих пор хотел жить такою жиз- нию, какой нет У человека, по-твоему, только и дела, чтоб быть любовником, мужем, отцом а одру- гом ни о чем и знать не хочешь. Человек, сверх того,
еще и гражданин, имеет какое-нибудь звание, занятие писатель, что ли, помещик, солдат, чиновник, заводчик Ау тебя все это заслоняет любовь да дружба…
что за Аркадия Начитался романов, наслушался своей тетушки там, в глуши, и приехал с этими понятиями сюда. Выдумал еще – благородную страсть Да, благородную Полно, пожалуйста разве есть благородные страсти Как Да так. Ведь страсть значит, когда чувство, влечение, привязанность или что-нибудь такое – достигло до той степени, где уж перестает действовать рассудок Ну что ж тут благородного я не понимаю одно сумасшествие – это не по-человечески. Да и зачем ты берешь одну только сторону медали я говорю про
Дядя и племянник посмотрели друг на друга Что, дядюшка – спросил племянник, помолчав Что ничего – сказал Петр Иваныч, нахмурив брови некстати похвастался. Учись, Александра лучше не женись или возьми дуру тебе не сладить с умной женщиной мудрена школа!
Он задумался, потом ударил себя полбу рукой Как не сообразить, что она знала о твоем позднем приходе – сказал он с досадой, – что женщина не уснет, когда через комнату есть секрет между двумя мужчинами, что она непременно или горничную подошлет, или сама и не предвидеть глупо а все ты да вот этот проклятый стакан лафиту разболтался Такой урок от двадцатилетней женщины Вы боитесь, дядюшка Чего бояться нисколько сделал ошибку – не надо терять хладнокровия, надо уметь выпутаться.
Он опять задумался Она похвасталась, – начал он потом, – какая у ней школа у ней школы быть не могло молода это она так только от досады но теперь она заметила этот магический круг станет тоже хитрить о, я знаю женскую натуру Но посмотрим…
Он гордо и весело улыбнулся морщины разгладились на лбу Только надо иначе повести дело, – прибавил он, прежняя метода ник черту не годится. Теперь надо…
Он вдруг спохватился и замолчал, боязливо поглядывая на дверь Но это все впереди, – продолжал он, – теперь займемся твоим делом, Александр. О чем мы говорили?
да! ты, кажется, хотел убить, что ли, свою, эту как ее Я ее слишком глубоко презираю, – сказал Александр, тяжело вздохнув Вот видишь литы уж вполовину и вылечен. Только правда ли это ты, кажется, еще сердишься. Впрочем, презирай, презирай это самое лучшее в твоем положении. Я хотел было сказать кое-что… да нет Ах, говорите, ради бога, говорите – сказал Александру меня нет теперь ни искры рассудка. Я страдаю, гибну дайте мне своего холодного разума. Скажите все, что может облегчить и успокоить больное сердце Да, скажи тебе – ты, пожалуй, и опять воротишься туда Какая мысль после того Ворочаются после и не этого честное слово – не пойдешь Клятву, если угодно
– Нет, честное слово это вернее Честное слово Ну, вот видишь ли мы решили, что граф не виноват Положим так что же Ну, а чем виновата твоя эта как ее Чем виновата Наденька – с изумлением возразил
Александр, – она не виновата Нет ну чем, скажи ее не за что презирать Не за что нет, дядюшка, это уж из рук вон Положим, граф еще так он не знал да и тонет а она?
кто же после этого виноват я Да почти так, а в самом-то деле никто. Скажи, за что ты ее презираешь За низкий поступок В чем же он состоит Заплатить неблагодарностью за высокую, безграничную страсть За что тут благодарить разве ты для нее, из угождения к ней любил хотел услужить ей, что ли так для этого ты бы лучше мать полюбил.
Александр глядел на него и не знал, что сказать Ты бы не должен был обнаруживать пред ней чувства во всей силе женщина охлаждается, когда мужчина выскажется весь Ты бы должен был узнать ее характер, да и действовать сообразно этому, а не лежать как собачонка у ног. Как это не узнать компани- она, с которым имеешь какое бы тони было дело?
Ты бы разглядел тогда, что от нее больше и ожидать нельзя. Она разыграла свой романс тобой до конца,
точно также разыграет его и с графом и, может быть,
еще с кем-нибудь… больше от нее требовать нельзя:
выше и дальше ей нейти это не такая натура а ты вообразил себе бог знает что Но зачем же она полюбила другого – с горестью перебил Александр Вот вина-то где умный вопрос Ах ты, дикарь А
зачем ты ее полюбил Ну, разлюби поскорее Разве это от меня зависит А разве от нее зависело полюбить графа Сам же твердил, что не надо стеснять порывов чувства, а как дело дошло до самого, так зачем полюбила Зачем такой-то умер, такая-то сума сошла – как отвечать на такие вопросы Любовь должна же кончиться когда-нибудь: она не может продолжаться век Нет, может. Я чувствую в себе эту силу сердца я бы любил вечною любовью Да а полюби тебя покрепче, таки того на попятный двор все так, знаю я Пусть бы кончилась ее любовь, – сказал Александр но зачем она кончилась так Не всели равно ведь тебя любили, ты наслаждался и довольно Отдалась другому – говорил Александр, бледнея А ты бы хотел, чтоб она любила тихонько другого,
а тебя продолжала уверять в любви Ну, ты сам реши,
что ей делать, виновата ли она О, я отомщу ей – сказал Александр Ты неблагодарен, – продолжал Петр Иваныч, это дурно Чтобы женщина ни сделала с тобой, изменила, охладела, поступила, как говорят в стихах, коварно – вини природу, предавайся, пожалуй, поэтому случаю философским размышлениям, брани мир,
жизнь, что хочешь, но никогда не посягай наличность женщины ни словом, ни делом. Оружие против женщины снисхождение, наконец, самое жестокое – забвение только это и позволяется порядочному человеку. Вспомни, что полтора года ты вешался всем на шею от радости, не знал, куда деваться от счастья!
полтора года беспрерывных удовольствий воля твоя ты неблагодарен Ах, дядюшка, для меня не было ничего на земле святее любви без нее жизнь не жизнь Ас досадой перебил Петр Иваныч, – тошно слушать такой вздор Я боготворил бы Наденьку, – продолжал Александр и не позавидовал бы никакому счастью в мире с Наденькой мечтал я провести всю жизнь – и что же где эта благородная, колоссальная страсть, око- торой я мечтал она разыгралась в какую-то глупую,
пигмеевскую комедию вздохов, сцен, ревности, лжи,
притворства, – боже боже Зачем же ты воображал, чего не бывает Не я ли твердил тебе, что ты до сих пор хотел жить такою жиз- нию, какой нет У человека, по-твоему, только и дела, чтоб быть любовником, мужем, отцом а одру- гом ни о чем и знать не хочешь. Человек, сверх того,
еще и гражданин, имеет какое-нибудь звание, занятие писатель, что ли, помещик, солдат, чиновник, заводчик Ау тебя все это заслоняет любовь да дружба…
что за Аркадия Начитался романов, наслушался своей тетушки там, в глуши, и приехал с этими понятиями сюда. Выдумал еще – благородную страсть Да, благородную Полно, пожалуйста разве есть благородные страсти Как Да так. Ведь страсть значит, когда чувство, влечение, привязанность или что-нибудь такое – достигло до той степени, где уж перестает действовать рассудок Ну что ж тут благородного я не понимаю одно сумасшествие – это не по-человечески. Да и зачем ты берешь одну только сторону медали я говорю про
любовь – ты возьми и другую и увидишь, что любовь недурная вещь. Вспомни-ка счастливые минуты ты мне уши прожужжал О, не напоминайте, не напоминайте – говорил
Александр, махая рукой, – вам хорошо так рассуждать, потому что вы уверены в любимой вами женщине я бы желал посмотреть, чтобы вы сделали намоем месте Чтобы сделал. поехал бы рассеяться на завод. Не хочешь ли завтра Нет, мыс вами никогда не сойдемся, – печально произнес Александр, – ваш взгляд на жизнь не успокаивает, а отталкивает меня от нее. Мне грустно, надушу веет холод. До сих пор любовь спасала меня от этого холода ее нет – ив сердце теперь тоска мне страшно, скучно Займись делом Все это правда, дядюшка вы и подобные вам могут рассуждать так. Вы от природы человек холодный с душой, неспособной к волнениям А ты воображаешь, что тыс могучей душой Вчера от радости был на седьмом небе, а чуть немного того таки не умеешь перенести горя Пар, пар – слабо, едва защищаясь, говорил Александр вымыслите, чувствуете и говорите, точно как паровоз катится по рельсам ровно, гладко, покойно
– Надеюсь, это недурно лучше, чем выскочить из колеи, бухнуть в ров, как ты теперь, и не уметь встать на ноги. Пар пар да пар-то, вот видишь, делает человеку честь. В этой выдумке присутствует начало, которое нас с тобой делает людьми, а умереть с горя может и животное. Были примеры, что собаки умирали на могиле господ своих или задыхались от радости после долгой разлуки. Что ж это за заслуга А ты думал ты особое существо, высшего разряда, необыкновенный человек…
Петр Иваныч взглянул на племянника и вдруг остановился Что это ты, никак, плачешь – спросил они лицо его потемнело, то есть он покраснел.
Александр молчал. Последние доказательства совсем сбили его с ног. Возражать было нечего, но он находился под влиянием господствовавшего в нем чувства. Он вспомнил об утраченном счастье, о том, что теперь другой И слезы градом потекли по щекам его Ай, ай, ай стыдись – сказал Петр Иваныч, – и ты мужчина плачь, ради бога, не при мне Дядюшка Вспомните о летах вашей молодости, всхлипывая, говорил Александр, – ужели вы покойно и равнодушно могли бы перенести самое горькое оскорбление, какое только судьба посылает человеку Жить полтора года такою полною жизнию и вдруг нет ничего пустота После этой искренности хитрость, скрытность, холодность – ко мне Боже есть ли еще мука сильнее Легко сказать про другого изменили, а испытать. Как она переменилась как стала наряжаться для графа Бывало, приеду, она бледнеет, едва может говорить лжет о нет…
Тут слезы хлынули сильнее Если б мне осталось утешение, – продолжал он, что я потерял ее по обстоятельствам, если б неволя принудила ее пусть бы даже умерла – и тогда легче было бы перенести а тонет, нет другой это ужасно, невыносимо И нет средств вырвать ее у похитителя вы обезоружили меня что мне делать научите же Мне душно, больно тоска, мука я умру застрелюсь Он облокотился на стол, закрыл голову руками и громко зарыдал…
Петр Иваныч растерялся. Он прошелся раза два по комнате, потом остановился против Александра и почесал голову, не зная, что начать Выпей вина, Александр, – сказал Петр Иваныч сколько мог понежнее, – может быть – того…
Александр – ничего, только плечи и голова его судорожно подергивались он все рыдал. Петр Иваныч нахмурился, махнул рукой и вышел из комнаты
– Что мне делать с Александром – сказал он жене Он там у меня разревелся и меня выгнал я совсем измучился с ним А ты так его и оставил – спросила она, – бедный!
Пусти меняя пойду к нему Да ничего не сделаешь это уж такая натура. Весь в тетку та такая же плакса. Я уж немало убеждал его Только убеждал И убедил он согласился со мной О, я не сомневаюсь ты очень умен и хитер прибавила она Слава богу, если так тут, кажется, все, что нужно Кажется, все, а он плачет Яне виноват, я сделал все, чтоб утешить его Что ж ты сделал Мало ли И говорил битый час даже в горле пересохло всю теорию любви точно на ладони таки выложили денег предлагали ужином – и вином старался А он все плачет Таки ревет под конец еще пуще Удивительно Пусти меняя попробую, а ты пока обдумай свою новую методу Что, что?
Но она, как тень, скользнула из комнаты.
Александр все еще сидел, опершись головой на руки. Кто-то дотронулся до его плеча. Он поднял голову:
перед ним молодая, прекрасная женщина, в пеньюаре, в чепчике à la Finoise.
18
– Ma tante!
19
– сказал он.
Она села подле него, поглядела на него пристально, как только умеют глядеть иногда женщины, потом тихо отерла ему платком глаза и поцеловала в лоб, а он прильнул губами к ее руке. Долго говорили они.
Через час он вышел задумчив, нос улыбкой и уснул в первый раз покойно после многих бессонных ночей.
Она воротилась в спальню с заплаканными глазами.
Петр Иваныч давным-давно храпел финского фасона (франц Тетушка (франц
Александр, махая рукой, – вам хорошо так рассуждать, потому что вы уверены в любимой вами женщине я бы желал посмотреть, чтобы вы сделали намоем месте Чтобы сделал. поехал бы рассеяться на завод. Не хочешь ли завтра Нет, мыс вами никогда не сойдемся, – печально произнес Александр, – ваш взгляд на жизнь не успокаивает, а отталкивает меня от нее. Мне грустно, надушу веет холод. До сих пор любовь спасала меня от этого холода ее нет – ив сердце теперь тоска мне страшно, скучно Займись делом Все это правда, дядюшка вы и подобные вам могут рассуждать так. Вы от природы человек холодный с душой, неспособной к волнениям А ты воображаешь, что тыс могучей душой Вчера от радости был на седьмом небе, а чуть немного того таки не умеешь перенести горя Пар, пар – слабо, едва защищаясь, говорил Александр вымыслите, чувствуете и говорите, точно как паровоз катится по рельсам ровно, гладко, покойно
– Надеюсь, это недурно лучше, чем выскочить из колеи, бухнуть в ров, как ты теперь, и не уметь встать на ноги. Пар пар да пар-то, вот видишь, делает человеку честь. В этой выдумке присутствует начало, которое нас с тобой делает людьми, а умереть с горя может и животное. Были примеры, что собаки умирали на могиле господ своих или задыхались от радости после долгой разлуки. Что ж это за заслуга А ты думал ты особое существо, высшего разряда, необыкновенный человек…
Петр Иваныч взглянул на племянника и вдруг остановился Что это ты, никак, плачешь – спросил они лицо его потемнело, то есть он покраснел.
Александр молчал. Последние доказательства совсем сбили его с ног. Возражать было нечего, но он находился под влиянием господствовавшего в нем чувства. Он вспомнил об утраченном счастье, о том, что теперь другой И слезы градом потекли по щекам его Ай, ай, ай стыдись – сказал Петр Иваныч, – и ты мужчина плачь, ради бога, не при мне Дядюшка Вспомните о летах вашей молодости, всхлипывая, говорил Александр, – ужели вы покойно и равнодушно могли бы перенести самое горькое оскорбление, какое только судьба посылает человеку Жить полтора года такою полною жизнию и вдруг нет ничего пустота После этой искренности хитрость, скрытность, холодность – ко мне Боже есть ли еще мука сильнее Легко сказать про другого изменили, а испытать. Как она переменилась как стала наряжаться для графа Бывало, приеду, она бледнеет, едва может говорить лжет о нет…
Тут слезы хлынули сильнее Если б мне осталось утешение, – продолжал он, что я потерял ее по обстоятельствам, если б неволя принудила ее пусть бы даже умерла – и тогда легче было бы перенести а тонет, нет другой это ужасно, невыносимо И нет средств вырвать ее у похитителя вы обезоружили меня что мне делать научите же Мне душно, больно тоска, мука я умру застрелюсь Он облокотился на стол, закрыл голову руками и громко зарыдал…
Петр Иваныч растерялся. Он прошелся раза два по комнате, потом остановился против Александра и почесал голову, не зная, что начать Выпей вина, Александр, – сказал Петр Иваныч сколько мог понежнее, – может быть – того…
Александр – ничего, только плечи и голова его судорожно подергивались он все рыдал. Петр Иваныч нахмурился, махнул рукой и вышел из комнаты
– Что мне делать с Александром – сказал он жене Он там у меня разревелся и меня выгнал я совсем измучился с ним А ты так его и оставил – спросила она, – бедный!
Пусти меняя пойду к нему Да ничего не сделаешь это уж такая натура. Весь в тетку та такая же плакса. Я уж немало убеждал его Только убеждал И убедил он согласился со мной О, я не сомневаюсь ты очень умен и хитер прибавила она Слава богу, если так тут, кажется, все, что нужно Кажется, все, а он плачет Яне виноват, я сделал все, чтоб утешить его Что ж ты сделал Мало ли И говорил битый час даже в горле пересохло всю теорию любви точно на ладони таки выложили денег предлагали ужином – и вином старался А он все плачет Таки ревет под конец еще пуще Удивительно Пусти меняя попробую, а ты пока обдумай свою новую методу Что, что?
Но она, как тень, скользнула из комнаты.
Александр все еще сидел, опершись головой на руки. Кто-то дотронулся до его плеча. Он поднял голову:
перед ним молодая, прекрасная женщина, в пеньюаре, в чепчике à la Finoise.
18
– Ma tante!
19
– сказал он.
Она села подле него, поглядела на него пристально, как только умеют глядеть иногда женщины, потом тихо отерла ему платком глаза и поцеловала в лоб, а он прильнул губами к ее руке. Долго говорили они.
Через час он вышел задумчив, нос улыбкой и уснул в первый раз покойно после многих бессонных ночей.
Она воротилась в спальню с заплаканными глазами.
Петр Иваныч давным-давно храпел финского фасона (франц Тетушка (франц
Часть вторая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 15
I
Прошло с год после описанных в последней главе первой части сцен и происшествий.
Александр мало-помалу перешел от мрачного отчаянья к холодному унынию. Он уже не гремел проклятиями, с присовокуплением скрежета зубов, против графа и Наденьки, а клеймил их глубоким презре- нием.
Лизавета Александровна утешала его со всею нежностью друга и сестры. Он поддавался охотно этой милой опеке. Все такие натуры, какова была его, любят отдавать свою волю в распоряжение другого. Для них нянька – необходимость.
Наконец страсть выдохлась в нем, истинная печаль прошла, но ему жаль было расстаться с нею он насильственно продолжил ее, или, лучше сказать, создал себе искусственную грусть, играл, красовался ею и утопал в ней.
Ему как-то нравилось играть роль страдальца. Он был тих, важен, туманен, как человек, выдержавший,
по его словам, удар судьбы – говорило высоких страданиях, о святых, возвышенных чувствах, смятых и втоптанных в грязь – и кем – прибавлял он, – девчонкой, кокеткой и презренным развратником, мишурным львом. Неужели судьба послала меня в мир для того, чтоб все, что было во мне высокого, принести в жертву ничтожеству?»
Ни мужчина мужчине, ни женщина женщине не простили бы этого притворства и сейчас свели бы друг друга с ходулей. Но чего не прощают молодые люди разных полов друг другу?
Лизавета Александровна слушала снисходительно его иеремиады и утешала, как могла. Ей это было вовсе не противно, может быть, и потому, что в племяннике она все-таки находила сочувствие собственному сердцу, слышала в его жалобах на любовь голос не чуждых и ей страданий.
Она жадно прислушивалась к стонам его сердца и отвечала на них неприметными вздохами и никем невидимыми слезами. Она, даже и на притворные и приторные излияния тоски племянника, находила утешительные слова в таком жетоне и духе но Александр и слушать не хотел О, не говорите мне, ma tante, – возражал он, – я не хочу позорить святого имени любви, называя так наши отношения с этой…
Тут он делал презрительную гримасу и готов был
как Петр Иваныч, спросить как ее Впрочем, – прибавлял он еще с большим презрением ей простительно я слишком был выше и ее,
и графа, и всей этой жалкой и мелкой сферы немудрено, что я остался неразгаданным ей.
И после этих слов он еще долго сохранял презрительную мину Дядюшка твердит, что я должен быть благодарен
Наденьке, – продолжал он, – за что чем ознаменована эта любовь всё пошлости, всё общие места. Было ли какое-нибудь явление, которое бы выходило из обыкновенного круга ежедневных дрязгов? Видно ли было в этой любви сколько-нибудь героизма и самоотвержения Нет, она все почти делала с ведома матери отступила ли для меня хоть раз от условий света, от долга – никогда И это любовь Девушка – и неумела влить поэзии в это чувство Какой же любви потребовали бы вы от женщины спросила Лизавета Александровна Какой – отвечал Александр, – я бы потребовал от нее первенства в ее сердце. Любимая женщина не должна замечать, видеть других мужчин, кроме меня;
все они должны казаться ей невыносимы. Я один выше, прекраснее, – тут он выпрямился, – лучше, благороднее всех. Каждый миг, прожитый не со мной, для нее потерянный миг. В моих глазах, в моих разговорах
и графа, и всей этой жалкой и мелкой сферы немудрено, что я остался неразгаданным ей.
И после этих слов он еще долго сохранял презрительную мину Дядюшка твердит, что я должен быть благодарен
Наденьке, – продолжал он, – за что чем ознаменована эта любовь всё пошлости, всё общие места. Было ли какое-нибудь явление, которое бы выходило из обыкновенного круга ежедневных дрязгов? Видно ли было в этой любви сколько-нибудь героизма и самоотвержения Нет, она все почти делала с ведома матери отступила ли для меня хоть раз от условий света, от долга – никогда И это любовь Девушка – и неумела влить поэзии в это чувство Какой же любви потребовали бы вы от женщины спросила Лизавета Александровна Какой – отвечал Александр, – я бы потребовал от нее первенства в ее сердце. Любимая женщина не должна замечать, видеть других мужчин, кроме меня;
все они должны казаться ей невыносимы. Я один выше, прекраснее, – тут он выпрямился, – лучше, благороднее всех. Каждый миг, прожитый не со мной, для нее потерянный миг. В моих глазах, в моих разговорах
должна она почерпать блаженство и не знать другого Лизавета Александровна старалась скрыть улыбку.
Александр не замечал Для меня, – продолжал он с блистающими глазами она должна жертвовать всем презренными выгодами, расчетами, свергнуть с себя деспотическое иго матери, мужа, бежать, если нужно, на край света,
сносить энергически все лишения, наконец, презреть самую смерть – вот любовь а эта А вы чем бы вознаградили за эту любовь – спросила тетка Я О – начал Александр, возводя взоры к небу, я бы посвятил всю жизнь ей, я бы лежал у ног ее.
Смотреть ей в глаза было бы высшим счастьем. Каждое слово ее было бы мне законом. Я бы пел ее красоту, нашу любовь, природу:
С ней обрели б уста мои
Язык Петрарки и любви…
20
Но разве я не доказал Наденьке, как я могу любить Так вы совсем не верите в чувство, когда оно не С ней обрели б уста мои – у Пушкина С ней обретут уста мои (Евгений Онегин», гл. 1, строфа XLIX)
Александр не замечал Для меня, – продолжал он с блистающими глазами она должна жертвовать всем презренными выгодами, расчетами, свергнуть с себя деспотическое иго матери, мужа, бежать, если нужно, на край света,
сносить энергически все лишения, наконец, презреть самую смерть – вот любовь а эта А вы чем бы вознаградили за эту любовь – спросила тетка Я О – начал Александр, возводя взоры к небу, я бы посвятил всю жизнь ей, я бы лежал у ног ее.
Смотреть ей в глаза было бы высшим счастьем. Каждое слово ее было бы мне законом. Я бы пел ее красоту, нашу любовь, природу:
С ней обрели б уста мои
Язык Петрарки и любви…
20
Но разве я не доказал Наденьке, как я могу любить Так вы совсем не верите в чувство, когда оно не С ней обрели б уста мои – у Пушкина С ней обретут уста мои (Евгений Онегин», гл. 1, строфа XLIX)
выказывается так, как вы хотите Сильное чувство прячется Не хотите ли вы уверить меня, ma tante, что такое чувство, как дядюшкино, например, прячется?
Лизавета Александровна вдруг покраснела. Она не могла внутренно не согласиться с племянником, что чувство без всякого проявления как-то подозрительно, что, может быть, его и нет, что если б было, оно бы прорвалось наружу, что, кроме самой любви, обстановка ее заключает в себе неизъяснимую прелесть.
Тут она мысленно пробежала весь период своей замужней жизни и глубоко задумалась. Нескромный намек племянника пошевелил в ее сердце тайну, которую она прятала так глубоко, и навел ее на вопрос:
счастлива ли она?
Жаловаться она не имела права все наружные условия счастья, за которым гоняется толпа, исполнялись над нею, как по заданной программе. Довольство, даже роскошь в настоящем, обеспеченность в будущем – все избавляло ее от мелких, горьких забот,
которые сосут сердце и сушат грудь множества бед- няков.
Муж ее неутомимо трудился и все еще трудится.
Но что было главною целью его трудов Трудился ли он для общей человеческой цели, исполняя заданный ему судьбою урок, или только для мелочных причин
Лизавета Александровна вдруг покраснела. Она не могла внутренно не согласиться с племянником, что чувство без всякого проявления как-то подозрительно, что, может быть, его и нет, что если б было, оно бы прорвалось наружу, что, кроме самой любви, обстановка ее заключает в себе неизъяснимую прелесть.
Тут она мысленно пробежала весь период своей замужней жизни и глубоко задумалась. Нескромный намек племянника пошевелил в ее сердце тайну, которую она прятала так глубоко, и навел ее на вопрос:
счастлива ли она?
Жаловаться она не имела права все наружные условия счастья, за которым гоняется толпа, исполнялись над нею, как по заданной программе. Довольство, даже роскошь в настоящем, обеспеченность в будущем – все избавляло ее от мелких, горьких забот,
которые сосут сердце и сушат грудь множества бед- няков.
Муж ее неутомимо трудился и все еще трудится.
Но что было главною целью его трудов Трудился ли он для общей человеческой цели, исполняя заданный ему судьбою урок, или только для мелочных причин
чтобы приобресть между людьми чиновное и денежное значение, для того ли, наконец, чтобы его не гнули в дугу нужда, обстоятельства Бог его знает. О высоких целях он разговаривать не любил, называя это бредом, а говорил сухо и просто, что надо дело де-
лать.
Лизавета Александровна вынесла только то грустное заключение, что неона и нелюбовь к ней были единственною целью его рвения и усилий. Он трудился и до женитьбы, еще не зная своей жены. О любви он ей никогда не говорили у ней не спрашивал на ее вопросы об этом отделывался шуткой, остротой или дремотой. Вскоре после знакомства с ней он заговорило свадьбе, как будто давая знать, что любовь тут сама собою разумеется и что о ней толковать много нечего…
Он был враг всяких эффектов – это бы хорошо но он не любили искренних проявлений сердца, не верил этой потребности ив других. Между тем он одним взглядом, одним словом мог бы создать в ней глубокую страсть к себе но он молчит, он не хочет. Это даже не льстит его самолюбию.
Она пробовала возбудить в нем ревность, думая,
что тогда любовь непременно выскажется Ничего не бывало. Чуть он заметит, что она отличает в обществе какого-нибудь молодого человека, он спешит
лать.
Лизавета Александровна вынесла только то грустное заключение, что неона и нелюбовь к ней были единственною целью его рвения и усилий. Он трудился и до женитьбы, еще не зная своей жены. О любви он ей никогда не говорили у ней не спрашивал на ее вопросы об этом отделывался шуткой, остротой или дремотой. Вскоре после знакомства с ней он заговорило свадьбе, как будто давая знать, что любовь тут сама собою разумеется и что о ней толковать много нечего…
Он был враг всяких эффектов – это бы хорошо но он не любили искренних проявлений сердца, не верил этой потребности ив других. Между тем он одним взглядом, одним словом мог бы создать в ней глубокую страсть к себе но он молчит, он не хочет. Это даже не льстит его самолюбию.
Она пробовала возбудить в нем ревность, думая,
что тогда любовь непременно выскажется Ничего не бывало. Чуть он заметит, что она отличает в обществе какого-нибудь молодого человека, он спешит
пригласить его к себе, обласкает, сам не нахвалится его достоинствами и не боится оставлять его наедине с женой.
Лизавета Александровна иногда обманывала себя, мечтая, что, может быть, Петр Иваныч действует стратегически что не в том ли состоит его таинственная метода, чтоб, поддерживая в ней всегда сомнение, тем поддерживать и самую любовь. Но припер- вом отзыве мужа о любви она тотчас же разочаровы- валась.
Если бон еще был груб, неотесан, бездушен, тяже- лоумен, один из тех мужей, которым имя легион, которых так безгрешно, так нужно, так отрадно обманывать, для их и своего счастья, которые, кажется, для того и созданы, чтоб женщина искала вокруг себя и любила диаметрально противоположное им, – тогда другое дело она, может быть, поступила бы, как поступает большая часть жен в таком случае. Но Петр
Иваныч был человек с умом и тактом, нечасто встречающимися. Он был тонок, проницателен, ловок. Он понимал все тревоги сердца, все душевные бури, но понимали только. Весь кодекс сердечных дел был у него в голове, ноне в сердце. В его суждениях об этом видно было, что он говорит как бы слышанное и затверженное, но отнюдь не прочувствованное. Он рассуждало страстях верно, ноне признавал над собой
Лизавета Александровна иногда обманывала себя, мечтая, что, может быть, Петр Иваныч действует стратегически что не в том ли состоит его таинственная метода, чтоб, поддерживая в ней всегда сомнение, тем поддерживать и самую любовь. Но припер- вом отзыве мужа о любви она тотчас же разочаровы- валась.
Если бон еще был груб, неотесан, бездушен, тяже- лоумен, один из тех мужей, которым имя легион, которых так безгрешно, так нужно, так отрадно обманывать, для их и своего счастья, которые, кажется, для того и созданы, чтоб женщина искала вокруг себя и любила диаметрально противоположное им, – тогда другое дело она, может быть, поступила бы, как поступает большая часть жен в таком случае. Но Петр
Иваныч был человек с умом и тактом, нечасто встречающимися. Он был тонок, проницателен, ловок. Он понимал все тревоги сердца, все душевные бури, но понимали только. Весь кодекс сердечных дел был у него в голове, ноне в сердце. В его суждениях об этом видно было, что он говорит как бы слышанное и затверженное, но отнюдь не прочувствованное. Он рассуждало страстях верно, ноне признавал над собой
их власти, даже смеялся над ними, считая их ошибками, уродливыми отступлениями от действительности, чем-то вроде болезней, для которых со временем явится своя медицина.
Лизавета Александровна чувствовала его умственное превосходство над всем окружающими терзалась этим. Если бонне был так умен, – думала оная была бы спасена Он поклоняется положительным целям – это ясно, и требует, чтоб и жена жила не мечтательною жизнию.
«Но, боже мой – думала Лизавета Александровна ужели он женился только для того, чтоб иметь хозяйку, чтоб придать своей холостой квартире полноту и достоинство семейного дома, чтоб иметь больше веса в обществе Хозяйка, жена – в самом прозаическом смысле этих слов Да разве он не постигает, совсем своим умом, что ив положительных целях женщины присутствует непременно любовь. Семейные обязанности – вот ее заботы но разве можно исполнять их без любви Няньки, кормилицы, и те творят себе кумира из ребенка, за которым ходят а жена, а мать О, пусть я купила бы себе чувство муками,
пусть бы перенесла все страдания, какие неразлучны с страстью, но лишь бы жить полною жизнию, лишь бы чувствовать свое существование, а не прозябать!..»
Она взглянула на роскошную мебель и на все игрушки и дорогие безделки своего будуара – и весь этот комфорт, которым у других заботливая рука любящего человека окружает любимую женщину, показался ей холодною насмешкой над истинным счастьем. Она была свидетельницею двух страшных крайностей – в племяннике и муже. Один восторжен до сумасбродства, другой – ледян до ожесточения.
«Как мало понимают оба они, да и большая часть мужчин, истинное чувство и как я понимаю его – думала она, – а что пользы зачем О, если б…»
Она закрыла глаза и пробыла так несколько минут,
потом открыла их, оглянулась вокруг, тяжело вздохнула и тотчас приняла обыкновенный, покойный вид.
Бедняжка! Никто не знал об этом, никто не видел этого. Ей бы вменили в преступление эти невидимые,
неосязаемые, безыменные страдания, без ран, без крови, прикрытые не лохмотьями, а бархатом. Но она с героическим самоотвержением таила свою грусть,
да еще находила довольно сил, чтоб утешать других.
Скоро Александр перестал говорить и о высоких страданиях и о непонятой и неоцененной любви. Он перешел к более общей теме. Он жаловался на скуку жизни, пустоту души, на томительную тоску.
Я пережил свои страданья
Лизавета Александровна чувствовала его умственное превосходство над всем окружающими терзалась этим. Если бонне был так умен, – думала оная была бы спасена Он поклоняется положительным целям – это ясно, и требует, чтоб и жена жила не мечтательною жизнию.
«Но, боже мой – думала Лизавета Александровна ужели он женился только для того, чтоб иметь хозяйку, чтоб придать своей холостой квартире полноту и достоинство семейного дома, чтоб иметь больше веса в обществе Хозяйка, жена – в самом прозаическом смысле этих слов Да разве он не постигает, совсем своим умом, что ив положительных целях женщины присутствует непременно любовь. Семейные обязанности – вот ее заботы но разве можно исполнять их без любви Няньки, кормилицы, и те творят себе кумира из ребенка, за которым ходят а жена, а мать О, пусть я купила бы себе чувство муками,
пусть бы перенесла все страдания, какие неразлучны с страстью, но лишь бы жить полною жизнию, лишь бы чувствовать свое существование, а не прозябать!..»
Она взглянула на роскошную мебель и на все игрушки и дорогие безделки своего будуара – и весь этот комфорт, которым у других заботливая рука любящего человека окружает любимую женщину, показался ей холодною насмешкой над истинным счастьем. Она была свидетельницею двух страшных крайностей – в племяннике и муже. Один восторжен до сумасбродства, другой – ледян до ожесточения.
«Как мало понимают оба они, да и большая часть мужчин, истинное чувство и как я понимаю его – думала она, – а что пользы зачем О, если б…»
Она закрыла глаза и пробыла так несколько минут,
потом открыла их, оглянулась вокруг, тяжело вздохнула и тотчас приняла обыкновенный, покойный вид.
Бедняжка! Никто не знал об этом, никто не видел этого. Ей бы вменили в преступление эти невидимые,
неосязаемые, безыменные страдания, без ран, без крови, прикрытые не лохмотьями, а бархатом. Но она с героическим самоотвержением таила свою грусть,
да еще находила довольно сил, чтоб утешать других.
Скоро Александр перестал говорить и о высоких страданиях и о непонятой и неоцененной любви. Он перешел к более общей теме. Он жаловался на скуку жизни, пустоту души, на томительную тоску.
Я пережил свои страданья
Я разлюбил свои мечты твердил он беспрестанно И теперь меня преследует черный демон. Он, ma tante, всюду со мной и ночью, и за дружеской беседой, за чашей пиршества, ив минуту глубокой думы!
Так прошло несколько недель. Кажется, вот еще бы недели две, так чудаки успокоился бы совсем и, может быть, сделался бы совсем порядочным, то есть простыми обыкновенным человеком, как все.
Так нет Особенность его странной натуры находила везде случай проявиться.
Однажды он пришел к тетке в припадке какого-то злобного расположения духана весь род людской.
Что слово, то колкость, что суждение, то эпиграмма,
направленная и на тех, кого бы нужно уважать. Пощады не было никому. Досталось и ей, и Петру Иванычу.
Лизавета Александровна стала допытываться причины Вы хотите знать, – начал он тихо, торжественно, что меня теперь волнует, бесит Слушайте же вызнаете, я имел друга, которого не видал несколько Я пережил свои страданья – у Пушкина Я пережил свои желанья (1821)
22
что меня теперь волнует, бесит – у Грибоедова Но что теперь во мне кипит, волнует, бесит (Горе от ума, действие третье, явление 1)
Так прошло несколько недель. Кажется, вот еще бы недели две, так чудаки успокоился бы совсем и, может быть, сделался бы совсем порядочным, то есть простыми обыкновенным человеком, как все.
Так нет Особенность его странной натуры находила везде случай проявиться.
Однажды он пришел к тетке в припадке какого-то злобного расположения духана весь род людской.
Что слово, то колкость, что суждение, то эпиграмма,
направленная и на тех, кого бы нужно уважать. Пощады не было никому. Досталось и ей, и Петру Иванычу.
Лизавета Александровна стала допытываться причины Вы хотите знать, – начал он тихо, торжественно, что меня теперь волнует, бесит Слушайте же вызнаете, я имел друга, которого не видал несколько Я пережил свои страданья – у Пушкина Я пережил свои желанья (1821)
22
что меня теперь волнует, бесит – у Грибоедова Но что теперь во мне кипит, волнует, бесит (Горе от ума, действие третье, явление 1)
летно для которого у меня всегда оставался уголок в сердце. Дядюшка, вначале моего приезда сюда, принудил меня написать к нему странное письмо, в котором заключались его любимые правила и образ мыслей ноя то изорвали послал другое, стало быть, меняться моему приятелю было не отчего. После этого письма наша переписка прекратилась, и я потерял своего приятеля из виду. Что же случилось Дня три назад иду по Невскому проспекту и вдруг вижу его. Я
остолбенел, по мне побежали искры, в глазах явились слезы. Я протянул ему руки и не мог от радости сказать ни слова дух захватило. Он взял одну руку и пожал. Здравствуй, Адуев!» – сказал он таким голосом,
как будто мы вчера только с ним расстались. Давно литы здесь Удивился, что мы до сих пор не встретились, слегка спросил, что я делаю, где служу, долгом счел уведомить, что он имеет прекрасное место,
доволен и службой, и начальниками, и товарищами,
и… всеми людьми, и своей судьбой потом сказал,
что ему некогда, что он торопится названый обед слышите, ma tante? при свидании, после долгой разлуки, с другом, он не мог отложить обеда Но, может быть, его стали бы ждать, – заметила тетка, – приличия не позволили Приличия и дружба ивы да это еще что я вам скажу лучше. Он сунул мне в руку адрес
остолбенел, по мне побежали искры, в глазах явились слезы. Я протянул ему руки и не мог от радости сказать ни слова дух захватило. Он взял одну руку и пожал. Здравствуй, Адуев!» – сказал он таким голосом,
как будто мы вчера только с ним расстались. Давно литы здесь Удивился, что мы до сих пор не встретились, слегка спросил, что я делаю, где служу, долгом счел уведомить, что он имеет прекрасное место,
доволен и службой, и начальниками, и товарищами,
и… всеми людьми, и своей судьбой потом сказал,
что ему некогда, что он торопится названый обед слышите, ma tante? при свидании, после долгой разлуки, с другом, он не мог отложить обеда Но, может быть, его стали бы ждать, – заметила тетка, – приличия не позволили Приличия и дружба ивы да это еще что я вам скажу лучше. Он сунул мне в руку адрес
сказал, что вечером на другой день ожидает меня к себе – и исчез. Долго я смотрел ему вслед и все не мог прийти в себя. Это товарищ детства, это друг юности хорош Но потом подумал, что, может быть, он все отложил до вечера и тогда посвятит время искренней, задушевной беседе. Таки быть, думаю, пойду».
Являюсь. У него было человек десять приятелей. Он протянул мне руку ласковее, нежели накануне, – это правда, но затоне говоря ни слова, тотчас же предложил сесть за карты. Я сказал, что не играю, и уселся один на диване, полагая, что он бросит карты и придет ко мне. Не играешь – сказал он с удивлением, что же ты делаешь Хорош вопрос Вот я жду час,
два, он не подходит ко мне я выхожу из терпения. Он предлагал мне то сигару, то трубку, жалел, что я не играю, что мне скучно, старался занять меня – чем, как выдумаете беспрестанно обращался ко мне и рассказывал всякий свой удачный и неудачный выход. Я
наконец не вытерпел, подошел к нему испросил, намерен ли он уделить мне сколько-нибудь времени в этот вечер А сердце у меня таки кипело, голос дрожал. Это его, кажется, удивило. Он посмотрел на меня странно. Хорошо, говорит, вот дай докончить пульку. Как только он сказал мне это, я схватил шляпу и хотел уйти, но он заметили остановил меня. Пулька кончается, – сказал он, – сейчас будем ужинать
Являюсь. У него было человек десять приятелей. Он протянул мне руку ласковее, нежели накануне, – это правда, но затоне говоря ни слова, тотчас же предложил сесть за карты. Я сказал, что не играю, и уселся один на диване, полагая, что он бросит карты и придет ко мне. Не играешь – сказал он с удивлением, что же ты делаешь Хорош вопрос Вот я жду час,
два, он не подходит ко мне я выхожу из терпения. Он предлагал мне то сигару, то трубку, жалел, что я не играю, что мне скучно, старался занять меня – чем, как выдумаете беспрестанно обращался ко мне и рассказывал всякий свой удачный и неудачный выход. Я
наконец не вытерпел, подошел к нему испросил, намерен ли он уделить мне сколько-нибудь времени в этот вечер А сердце у меня таки кипело, голос дрожал. Это его, кажется, удивило. Он посмотрел на меня странно. Хорошо, говорит, вот дай докончить пульку. Как только он сказал мне это, я схватил шляпу и хотел уйти, но он заметили остановил меня. Пулька кончается, – сказал он, – сейчас будем ужинать
Наконец кончили. Он сел подле меня и зевнул теми началась наша дружеская беседа. Ты мне что-то хотел сказать – спросил он. Это было сказано таким монотонными бесчувственным голосом, что я, ничего не говоря, только посмотрел на него с грустной улыбкой. Тут он вдруг будто ожили засыпал меня вопросами Что с тобой да не нуждаешься ли в чем да не могу ли я быть тебе полезным по службе и т. п. Я
покачал головой и сказал ему, что я хотел говорить с ним не о службе, не о материальных выгодах, а о том,
что ближе к сердцу о золотых днях детства, об играх,
о проказах Он, представьте даже не дал мне договорить. Ты еще все, говорит, такой же мечтатель потом вдруг переменил разговор, как будто считая его пустяками, и начал серьезно расспрашивать меня о моих делах, о надеждах на будущее, о карьере, как дядюшка. Я удивился, не верил, чтоб в человеке могло до такой степени огрубеть сердце. Я хотел испытать в последний раз, привязался к вопросу его о моих делах и начал рассказывать о том, как поступили со мной. Ты выслушай, что сделали со мной люди начал было я. А что – вдруг перебил он с испугом верно, обокрали Он думал, что я говорю про лакеев другого горя он не знает, как дядюшка до чего может окаменеть человек Да, – сказал я, – люди обокрали мою душу Тут я заговорило моей любви, о мучениях, о душевной пустоте я начал было увлекаться и думал, что повесть моих страданий растопит ледяную кору, что еще в глазах его не высохли слезы Как вдруг он – разразился хохотом смотрю,
в руках у него платок он вовремя моего рассказа все крепился, наконец не выдержал Я в ужасе остановился Полно, полно, – сказал он, – лучше выпей-ка водки, да станем ужинать. Человек водки. Пойдем, пойдем, ха, ха, ха. есть славный рост ха, ха, ха!..
ростбиф…
– Он взял было меня под руку, ноя вырвался и бежал от этого чудовища Вот каковы люди, ma tante! заключил Александр, потом махнул рукой и ушел.
Лизавете Александровне стало жаль Александра;
жаль его пылкого, но ложно направленного сердца.
Она увидела, что при другом воспитании и правильном взгляде на жизнь он был бы счастлив сами мог бы осчастливить кого-нибудь еще а теперь он жертва собственной слепоты и самых мучительных заблуждений сердца. Он сам делает из жизни пытку. Как указать настоящий путь его сердцу Где этот спасительный компас Она чувствовала, что только нежная,
дружеская рука могла ухаживать за этим цветком.
Ей удалось уже раз укротить беспокойные порывы в сердце племянника, но то было в деле любви
– Нет Ну, о новой мебели?..
Она покачала головой Воля твоя, не знаю, – сказал Петр Иваныч, – вот возьми лучше ломбардный билет и распорядись, как тебе нужно это вчерашний выигрыш…
Он достал было бумажник Нет, не беспокойся, спрячь деньги назад, – сказала Лизавета Александровна, – это дело не будет стоить тебе ни копейки Не брать денег, когда дают – сказал Петр Иваныч,
пряча бумажник, – это непостижимо Что же нужно Нужно только немного доброй воли Сколько хочешь Вот видишь третьего дня был у меня Александр Ох, чувствую недоброе – перебил Петр Иваныч, ну Он такой мрачный, – продолжала Лизавета Александровна я боюсь, чтоб все это не довело его до чего-нибудь…
– Да что с ним еще Опять изменили в любви, что ли Нет, в дружбе В дружбе час от часу не легче Как же в дружбе?
это любопытно расскажи, пожалуйста
– А вот как.
Тут Лизавета Александровна рассказала ему все,
что слышала от племянника. Петр Иваныч сильно пожал плечами Что ж ты хочешь, чтоб я тут сделал видишь, какой он А ты обнаружь ему участие, спросив каком положении его сердце Нет, это уж ты спроси Поговори с ним как это. понежнее, а не так,
как ты всегда говоришь не смейся над чувством Не прикажешь ли заплакать Не мешало бы А что пользы ему от этого Много и не одному ему – заметила вполголоса Лизавета Александровна Что – спросил Петр Иваныч.
Она молчала Ох уж мне этот Александр он у меня вот где сидит сказал Петр Иваныч, показывая на шею Чем это он так обременил тебя Как чем Шесть лет вожусь с ним то он расплачется надо утешать, то поди переписывайся с матерью В самом деле, бедный Как это достает тебя Какой страшный труд получить разв месяц письмо от
покачал головой и сказал ему, что я хотел говорить с ним не о службе, не о материальных выгодах, а о том,
что ближе к сердцу о золотых днях детства, об играх,
о проказах Он, представьте даже не дал мне договорить. Ты еще все, говорит, такой же мечтатель потом вдруг переменил разговор, как будто считая его пустяками, и начал серьезно расспрашивать меня о моих делах, о надеждах на будущее, о карьере, как дядюшка. Я удивился, не верил, чтоб в человеке могло до такой степени огрубеть сердце. Я хотел испытать в последний раз, привязался к вопросу его о моих делах и начал рассказывать о том, как поступили со мной. Ты выслушай, что сделали со мной люди начал было я. А что – вдруг перебил он с испугом верно, обокрали Он думал, что я говорю про лакеев другого горя он не знает, как дядюшка до чего может окаменеть человек Да, – сказал я, – люди обокрали мою душу Тут я заговорило моей любви, о мучениях, о душевной пустоте я начал было увлекаться и думал, что повесть моих страданий растопит ледяную кору, что еще в глазах его не высохли слезы Как вдруг он – разразился хохотом смотрю,
в руках у него платок он вовремя моего рассказа все крепился, наконец не выдержал Я в ужасе остановился Полно, полно, – сказал он, – лучше выпей-ка водки, да станем ужинать. Человек водки. Пойдем, пойдем, ха, ха, ха. есть славный рост ха, ха, ха!..
ростбиф…
– Он взял было меня под руку, ноя вырвался и бежал от этого чудовища Вот каковы люди, ma tante! заключил Александр, потом махнул рукой и ушел.
Лизавете Александровне стало жаль Александра;
жаль его пылкого, но ложно направленного сердца.
Она увидела, что при другом воспитании и правильном взгляде на жизнь он был бы счастлив сами мог бы осчастливить кого-нибудь еще а теперь он жертва собственной слепоты и самых мучительных заблуждений сердца. Он сам делает из жизни пытку. Как указать настоящий путь его сердцу Где этот спасительный компас Она чувствовала, что только нежная,
дружеская рука могла ухаживать за этим цветком.
Ей удалось уже раз укротить беспокойные порывы в сердце племянника, но то было в деле любви
Там она знала, как обойтись с оскорбленным сердцем. Она, как искусная дипломатка, первая осыпала укоризнами Наденьку, выставила ее поступок в самом черном виде, опошлила ее в глазах Александра и успела доказать ему, что она недостойна его любви.
Этим она вырвала из сердца Александра мучительную боль, заменив ее покойным, хотя не совсем справедливым чувством – презрением. Петр Иваныч, напротив, старался оправдать Наденьку и этим не только не успокоил, но еще растравил его муку, заставил думать, что ему предпочтен достойнейший.
Но в дружбе другое дело. Лизавета Александровна видела, что друг Александра был виноват в его глазах и прав в глазах толпы. Прошу растолковать это Александру Она не решилась на этот подвиг сама и прибегла к мужу, полагая не без основания, что у него за доводами против дружбы дело не станет Петр Иваныч! – сказала она однажды ему ласково як тебе с просьбой Что такое Угадай Говори ты знаешь, на твои просьбы отказа нет.
Верно, о петергофской даче ведь теперь еще рано Нет – сказала Лизавета Александровна Что же ты говорила, что боишься наших лошадей хотела посмирнее…
Этим она вырвала из сердца Александра мучительную боль, заменив ее покойным, хотя не совсем справедливым чувством – презрением. Петр Иваныч, напротив, старался оправдать Наденьку и этим не только не успокоил, но еще растравил его муку, заставил думать, что ему предпочтен достойнейший.
Но в дружбе другое дело. Лизавета Александровна видела, что друг Александра был виноват в его глазах и прав в глазах толпы. Прошу растолковать это Александру Она не решилась на этот подвиг сама и прибегла к мужу, полагая не без основания, что у него за доводами против дружбы дело не станет Петр Иваныч! – сказала она однажды ему ласково як тебе с просьбой Что такое Угадай Говори ты знаешь, на твои просьбы отказа нет.
Верно, о петергофской даче ведь теперь еще рано Нет – сказала Лизавета Александровна Что же ты говорила, что боишься наших лошадей хотела посмирнее…
– Нет Ну, о новой мебели?..
Она покачала головой Воля твоя, не знаю, – сказал Петр Иваныч, – вот возьми лучше ломбардный билет и распорядись, как тебе нужно это вчерашний выигрыш…
Он достал было бумажник Нет, не беспокойся, спрячь деньги назад, – сказала Лизавета Александровна, – это дело не будет стоить тебе ни копейки Не брать денег, когда дают – сказал Петр Иваныч,
пряча бумажник, – это непостижимо Что же нужно Нужно только немного доброй воли Сколько хочешь Вот видишь третьего дня был у меня Александр Ох, чувствую недоброе – перебил Петр Иваныч, ну Он такой мрачный, – продолжала Лизавета Александровна я боюсь, чтоб все это не довело его до чего-нибудь…
– Да что с ним еще Опять изменили в любви, что ли Нет, в дружбе В дружбе час от часу не легче Как же в дружбе?
это любопытно расскажи, пожалуйста
– А вот как.
Тут Лизавета Александровна рассказала ему все,
что слышала от племянника. Петр Иваныч сильно пожал плечами Что ж ты хочешь, чтоб я тут сделал видишь, какой он А ты обнаружь ему участие, спросив каком положении его сердце Нет, это уж ты спроси Поговори с ним как это. понежнее, а не так,
как ты всегда говоришь не смейся над чувством Не прикажешь ли заплакать Не мешало бы А что пользы ему от этого Много и не одному ему – заметила вполголоса Лизавета Александровна Что – спросил Петр Иваныч.
Она молчала Ох уж мне этот Александр он у меня вот где сидит сказал Петр Иваныч, показывая на шею Чем это он так обременил тебя Как чем Шесть лет вожусь с ним то он расплачется надо утешать, то поди переписывайся с матерью В самом деле, бедный Как это достает тебя Какой страшный труд получить разв месяц письмо от
старушки и, не читая, бросить под стол или поговорить с племянником Как же, ведь это отвлекает от виста Мужчины, мужчины Если есть хороший обед, лафит за золотой печатью да карты – и все тут ни до кого и дела нет А если к этому еще случай поважни- чать и поумничать – таки счастливы Как для вас пококетничать, – заметил Петр Ива- ныч. – Всякому свое, моя милая Чего же еще Чего а сердце об этом никогда и речи нет Вот еще Мы очень умны как нам заниматься такими мелочами Мы ворочаем судьбами людей. Смотрят что у человека в кармане дав петлице фрака, а до остального и дела нет. Хотят, чтоб и все были такие Нашелся между ними один чувствительный, способный любить и заставить любить себя Славно он заставил любить себя эту как ее?
Верочку, что ли – заметил Петр Иваныч.
– Нашел кого поставить с ним наравне это насмешка судьбы. Она всегда, будто нарочно, сведет нежного, чувствительного человека с холодным созданием!
Бедный Александр У него ум нейдет наравне с сердцем, вот они виноват в глазах тех, у кого ум забежал слишком вперед, кто хочет взять везде только рассудком Согласись, однако, что это главное иначе
– Не соглашусь, низа что не соглашусь это главное там на заводе, может быть, а вы забываете, что у человека есть еще чувство Пять – сказал Адуев, – я еще это в азбуке затвердил И досадно и грустно – прошептала Лизавета
Александровна.
– Ну, ну, не сердись я сделаю все, что прикажешь,
только научи – как – сказал Петр Иваныч.
– А ты дай ему легкий урок Нагоняй изволь, это мое дело Вот ужи нагоняй Ты объясни ему поласковее, чего можно требовать и ожидать от нынешних друзей;
скажи, что друг не так виноват, как он думает Да мне ли учить тебя ты такой умный так хорошо хитришь прибавила Лизавета Александровна.
Петр Иваныч при последнем слове немного нахмурился Мало литам у вас было искренних излияний сказал он сердито, – шептались, шептались и все еще не перешептали всего о дружбе дао любви теперь меня путают Зато это в последний раз, – сказала Лизавета
Александровна, – я надеюсь, что после этого он уте- шится.
Петр Иваныч недоверчиво покачал головой
– Есть ли у него деньги – спросил он, – может быть,
нет, они того Только деньги на уме Он готов был бы отдать все деньги заодно приветливое слово друга Чего доброго от него станется Раз они так дал там, у себя в департаменте, чиновнику денег за искренние излияния Вот кто-то позвонил неон ли?
Что надо сделать повтори дать ему нагоняй еще что денег Какой нагоняй ты, пожалуй, хуже наделаешь. О
дружбе я просила тебя поговорить, о сердце, да поласковее, повнимательнее…
Александр молча поклонился, молча и много ел за обедом, а в антрактах катал шарики из хлеба и смотрел на бутылки и графины исподлобья. После обеда он взялся было за шляпу Куда же ты – спросил Петр Иваныч, – посиди с нами.
Александр молча повиновался. Петр Иваныч думал, как бы приступить к делу понежнее и половчее,
и вдруг спросил скороговоркою Я слышал, Александр, что друг твой поступил с тобой как-то коварно?
При этих неожиданных словах Александр встряхнул головой, как будто его ранили, и устремил полный упрека взгляд на тетку. Она тоже не ожидала такого
Верочку, что ли – заметил Петр Иваныч.
– Нашел кого поставить с ним наравне это насмешка судьбы. Она всегда, будто нарочно, сведет нежного, чувствительного человека с холодным созданием!
Бедный Александр У него ум нейдет наравне с сердцем, вот они виноват в глазах тех, у кого ум забежал слишком вперед, кто хочет взять везде только рассудком Согласись, однако, что это главное иначе
– Не соглашусь, низа что не соглашусь это главное там на заводе, может быть, а вы забываете, что у человека есть еще чувство Пять – сказал Адуев, – я еще это в азбуке затвердил И досадно и грустно – прошептала Лизавета
Александровна.
– Ну, ну, не сердись я сделаю все, что прикажешь,
только научи – как – сказал Петр Иваныч.
– А ты дай ему легкий урок Нагоняй изволь, это мое дело Вот ужи нагоняй Ты объясни ему поласковее, чего можно требовать и ожидать от нынешних друзей;
скажи, что друг не так виноват, как он думает Да мне ли учить тебя ты такой умный так хорошо хитришь прибавила Лизавета Александровна.
Петр Иваныч при последнем слове немного нахмурился Мало литам у вас было искренних излияний сказал он сердито, – шептались, шептались и все еще не перешептали всего о дружбе дао любви теперь меня путают Зато это в последний раз, – сказала Лизавета
Александровна, – я надеюсь, что после этого он уте- шится.
Петр Иваныч недоверчиво покачал головой
– Есть ли у него деньги – спросил он, – может быть,
нет, они того Только деньги на уме Он готов был бы отдать все деньги заодно приветливое слово друга Чего доброго от него станется Раз они так дал там, у себя в департаменте, чиновнику денег за искренние излияния Вот кто-то позвонил неон ли?
Что надо сделать повтори дать ему нагоняй еще что денег Какой нагоняй ты, пожалуй, хуже наделаешь. О
дружбе я просила тебя поговорить, о сердце, да поласковее, повнимательнее…
Александр молча поклонился, молча и много ел за обедом, а в антрактах катал шарики из хлеба и смотрел на бутылки и графины исподлобья. После обеда он взялся было за шляпу Куда же ты – спросил Петр Иваныч, – посиди с нами.
Александр молча повиновался. Петр Иваныч думал, как бы приступить к делу понежнее и половчее,
и вдруг спросил скороговоркою Я слышал, Александр, что друг твой поступил с тобой как-то коварно?
При этих неожиданных словах Александр встряхнул головой, как будто его ранили, и устремил полный упрека взгляд на тетку. Она тоже не ожидала такого
крутого приступа к делу и сначала опустила голову на работу, потом также с упреком поглядела на мужа но он был под двойной эгидою пищеварения и дремоты и оттого не почувствовал рикошета этих взглядов.
Александр отвечал на его вопрос чуть слышным вздохом В самом деле, – продолжал Петр Иваныч, – какое коварство что за друг не видался лет пять и охладел до того, что при встрече не задушил друга в объятиях,
а позвал его к себе вечером, хотел усадить за карты…
и накормить А потом – коварный человек – заметил на лице друга кислую мину и давай расспрашивать о его делах, об обстоятельствах, о нуждах – какое гнусное любопытство да еще – о, верх коварства осмелился предлагать свои услуги помощь может быть, деньги и никаких искренних излияний ужасно,
ужасно! Покажи, пожалуйста, мне это чудовище, приведи в пятницу обедать. А почем он играет Не знаю, – сказал Александр сердито. – Смейтесь, дядюшка вы правы я виноват один. Поверить людям, искать симпатии – в ком рассыпа́ть бисер перед кем Кругом низость, слабодушие, мелочность,
а я еще сохранил юношескую веру в добро, в доблесть, в постоянство…
Петр Иваныч начал что-то часто и мерно кивать головой Петр Иваныч! – сказала Лизавета Александровна шепотом, дернув егоза рукав, – ты спишь Вот, сплю – сказал, проснувшись, Петр Иваныч, я всё слышу доблесть, постоянство, где же сплю Не мешайте дядюшке, ma tante! – заметил Александр он не уснет, у него расстроится пищеварение,
и бог знает, что из этого будет. Человек, конечно, властелин земли, но он также и раб своего желудка.
При этом он хотел, кажется, горько улыбнуться, но улыбнулся как-то кисло Скажи же мне, чего ты хотел от своего друга?
жертвы, что ли, какой-нибудь: чтоб он на стену полез или кинулся из окошка Как ты понимаешь дружбу, что она такое – спросил Петр Иваныч.
– Теперь уж жертвы не потребую – не беспокойтесь.
Я благодаря людям низошел до жалкого понятия и о дружбе, как о любви Вот я всегда носил с собой эти строки, которые казались мне вернейшим определением этих двух чувств, как я их понимали как они должны быть, а теперь вижу, что это ложь, клевета на людей или жалкое незнание их сердца Люди неспособны к таким чувствам. Прочь – это коварные сло- ва!..
Он достал из кармана бумажника из бумажника две осьмушки исписанной бумаги Что это такое – спросил дядя, – покажи
– Не стоит – сказал Александр и хотел рвать бумаги Прочтите, прочтите – стала просить Лизавета
Александровна.
– Вот как два новейших французских романиста определяют истинную дружбу и любовь, и я согласился сними, думал, что встречу в жизни такие существа и найду в них да что – Он презрительно махнул рукой и начал читать Любить не тою фальшивою, робкою дружбою, которая живет в наших раззолоченных палатах, которая не устоит перед горстью золота, которая боится двусмысленного слова, нотою могучею дружбою, которая отдает кровь за кровь, которая докажет себя в битве и кровопролитии, при громе пушек,
под ревом бурь, когда друзья лобзаются прокопченными порохом устами, обнимаются окровавленными объятиями И если Пилад ранен насмерть, Орест,
энергически прощаясь с ним, верным ударом кинжала прекращает его мучения, страшно клянется отмстить и сдерживает клятву, потом отирает слезу и успокаивается Петр Иваныч засмеялся своим мерным, тихим смехом Над кем вы, дядюшка, смеетесь – спросил Александр Над автором, если он говорит это не шутя и от
Александр отвечал на его вопрос чуть слышным вздохом В самом деле, – продолжал Петр Иваныч, – какое коварство что за друг не видался лет пять и охладел до того, что при встрече не задушил друга в объятиях,
а позвал его к себе вечером, хотел усадить за карты…
и накормить А потом – коварный человек – заметил на лице друга кислую мину и давай расспрашивать о его делах, об обстоятельствах, о нуждах – какое гнусное любопытство да еще – о, верх коварства осмелился предлагать свои услуги помощь может быть, деньги и никаких искренних излияний ужасно,
ужасно! Покажи, пожалуйста, мне это чудовище, приведи в пятницу обедать. А почем он играет Не знаю, – сказал Александр сердито. – Смейтесь, дядюшка вы правы я виноват один. Поверить людям, искать симпатии – в ком рассыпа́ть бисер перед кем Кругом низость, слабодушие, мелочность,
а я еще сохранил юношескую веру в добро, в доблесть, в постоянство…
Петр Иваныч начал что-то часто и мерно кивать головой Петр Иваныч! – сказала Лизавета Александровна шепотом, дернув егоза рукав, – ты спишь Вот, сплю – сказал, проснувшись, Петр Иваныч, я всё слышу доблесть, постоянство, где же сплю Не мешайте дядюшке, ma tante! – заметил Александр он не уснет, у него расстроится пищеварение,
и бог знает, что из этого будет. Человек, конечно, властелин земли, но он также и раб своего желудка.
При этом он хотел, кажется, горько улыбнуться, но улыбнулся как-то кисло Скажи же мне, чего ты хотел от своего друга?
жертвы, что ли, какой-нибудь: чтоб он на стену полез или кинулся из окошка Как ты понимаешь дружбу, что она такое – спросил Петр Иваныч.
– Теперь уж жертвы не потребую – не беспокойтесь.
Я благодаря людям низошел до жалкого понятия и о дружбе, как о любви Вот я всегда носил с собой эти строки, которые казались мне вернейшим определением этих двух чувств, как я их понимали как они должны быть, а теперь вижу, что это ложь, клевета на людей или жалкое незнание их сердца Люди неспособны к таким чувствам. Прочь – это коварные сло- ва!..
Он достал из кармана бумажника из бумажника две осьмушки исписанной бумаги Что это такое – спросил дядя, – покажи
– Не стоит – сказал Александр и хотел рвать бумаги Прочтите, прочтите – стала просить Лизавета
Александровна.
– Вот как два новейших французских романиста определяют истинную дружбу и любовь, и я согласился сними, думал, что встречу в жизни такие существа и найду в них да что – Он презрительно махнул рукой и начал читать Любить не тою фальшивою, робкою дружбою, которая живет в наших раззолоченных палатах, которая не устоит перед горстью золота, которая боится двусмысленного слова, нотою могучею дружбою, которая отдает кровь за кровь, которая докажет себя в битве и кровопролитии, при громе пушек,
под ревом бурь, когда друзья лобзаются прокопченными порохом устами, обнимаются окровавленными объятиями И если Пилад ранен насмерть, Орест,
энергически прощаясь с ним, верным ударом кинжала прекращает его мучения, страшно клянется отмстить и сдерживает клятву, потом отирает слезу и успокаивается Петр Иваныч засмеялся своим мерным, тихим смехом Над кем вы, дядюшка, смеетесь – спросил Александр Над автором, если он говорит это не шутя и от
себя, а потом над тобой, если ты действительно так понимал дружбу Ужели это только смешно – спросила Лизавета
Александровна.
– Только. Виноват смешно и жалко. Впрочем, и
Александр согласен с этими позволил смеяться. Он сам сейчас сознался, что такая дружба – ложь и клевета на людей. Это уж важный шаг вперед Ложь потому, что люди неспособны возвышаться до того понятия о дружбе, какая должна быть Если люди неспособны, таки не должна быть сказал Петр Иваныч.
– Но бывали же примеры Это исключения, а исключения почти всегда нехороши. Окровавленные объятия, страшная клятва,
удар кинжала!..»
И он опять засмеялся Ну-ка, прочти о любви, – продолжал он, – у меня и сон прошел Если это может доставить вам случай посмеяться еще – извольте – сказал Александр и начал читать следующее:
«Любить – значит не принадлежать себе, перестать жить для себя, перейти в существование другого, сосредоточить на одном предмете всечеловеческие чувства – надежду, страх, горесть, наслаждение любить значит жить в бесконечном Черт знает, что такое – перебил Петр Иваныч, какой набор слов Нет, это очень хорошо мне нравится, – заметила
Лизавета Александровна. – Продолжайте, Александр.
«Не знать предела чувству, посвятить себя одному существу, – продолжал Александр читать, – и жить,
мыслить только для его счастия, находить величие в унижении, наслаждение в грусти и грусть в наслаждении, предаваться всевозможным противоположностям, кроме любви и ненависти. Любить – значит жить в идеальном мире…»
Петр Иваныч покачал при этом головой.
«В идеальном мире (продолжал Александр, превосходящем блеском и великолепием всякий блеск и великолепие. В этом мире небо кажется чище, природа роскошнее разделять жизнь и время на два разделения присутствие и отсутствие, на два времени года – весну и зиму первому соответствует весна, зима второму, – потому что, как бы ни были прекрасны цветы и чиста лазурь неба, нов отсутствии вся прелесть того и другого помрачается в целом мире видеть только одно существо ив этом существе заключать вселенную Наконец, любить – значит подстерегать каждый взгляд любимого существа, как бедуин подстерегает каждую каплю росы для освежения
Александровна.
– Только. Виноват смешно и жалко. Впрочем, и
Александр согласен с этими позволил смеяться. Он сам сейчас сознался, что такая дружба – ложь и клевета на людей. Это уж важный шаг вперед Ложь потому, что люди неспособны возвышаться до того понятия о дружбе, какая должна быть Если люди неспособны, таки не должна быть сказал Петр Иваныч.
– Но бывали же примеры Это исключения, а исключения почти всегда нехороши. Окровавленные объятия, страшная клятва,
удар кинжала!..»
И он опять засмеялся Ну-ка, прочти о любви, – продолжал он, – у меня и сон прошел Если это может доставить вам случай посмеяться еще – извольте – сказал Александр и начал читать следующее:
«Любить – значит не принадлежать себе, перестать жить для себя, перейти в существование другого, сосредоточить на одном предмете всечеловеческие чувства – надежду, страх, горесть, наслаждение любить значит жить в бесконечном Черт знает, что такое – перебил Петр Иваныч, какой набор слов Нет, это очень хорошо мне нравится, – заметила
Лизавета Александровна. – Продолжайте, Александр.
«Не знать предела чувству, посвятить себя одному существу, – продолжал Александр читать, – и жить,
мыслить только для его счастия, находить величие в унижении, наслаждение в грусти и грусть в наслаждении, предаваться всевозможным противоположностям, кроме любви и ненависти. Любить – значит жить в идеальном мире…»
Петр Иваныч покачал при этом головой.
«В идеальном мире (продолжал Александр, превосходящем блеском и великолепием всякий блеск и великолепие. В этом мире небо кажется чище, природа роскошнее разделять жизнь и время на два разделения присутствие и отсутствие, на два времени года – весну и зиму первому соответствует весна, зима второму, – потому что, как бы ни были прекрасны цветы и чиста лазурь неба, нов отсутствии вся прелесть того и другого помрачается в целом мире видеть только одно существо ив этом существе заключать вселенную Наконец, любить – значит подстерегать каждый взгляд любимого существа, как бедуин подстерегает каждую каплю росы для освежения
запекшихся от зноя уст волноваться в отсутствии его роем мыслей, а при нем не уметь высказать ни одной,
стараться превзойти друг друга в пожертвованиях Довольно, ради бога, довольно – перебил Петр
Иваныч, – терпенья нет ты рвать хотел рви же, рви скорей вот так!
Петр Иваныч даже встал с кресел и начал ходить взад и вперед по комнате Неужели был век, когда не шутя думали таки проделывали все это – сказал он. – Неужели все, что пишут о рыцарях и пастушках, не обидная выдумка на них И как достает охоты расшевеливать и анализировать так подробно эти жалкие струны души человеческой любовь придавать всему этому такое значение Он пожал плечами Зачем, дядюшка, уноситься так далеко – сказал
Александр, – я сам чувствую в себе эту силу любви и горжусь ею. Мое несчастие состоит в том только,
что я не встретил существа, достойного этой любви и одаренного такою же силой Сила любви – повторил Петр Иваныч, – все равно, если б ты сказал – сила слабости Это не по тебе, Петр Иваныч, – заметила Лизаве- та Александровна, – тыне хочешь верить существованию такой любви ив других
– А ты неужели ты веришь – спросил Петр Ива- ныч, подходя к ней, – да нет, ты шутишь Он еще ребенок и не знает ни себя, ни других, а тебе было бы стыдно Неужели ты могла бы уважать мужчину, если бон полюбил так. Так ли любят?..
Лизавета Александровна оставила свою работу Как же – спросила она тихо, взяв егоза руки и притягивая к себе.
Петр Иваныч тихо высвободил свои руки из ее руки украдкой показал на Александра, который стоял у окна, спиной к ними опять начал совершать свое хождение по комнате Как – говорил он, – будто тыне слыхала, как любят Любят – повторила она задумчиво и медленно принялась опять за работу.
С четверть часа длилось молчание. Петр Иваныч первый прервал его Что ты теперь делаешь – спросил он племянника Да ничего Мало. Ну, читаешь, по крайней мере Да Что же Басни Крылова.
– Хорошая книга да не одну же ее
– Теперь одну. Боже мой какие портреты людей, какая верность Ты что-то сердит на людей. Ужели любовь к этой как ее сделала тебя таким О я и забыл об этой глупости. Недавно я проехал по тем местам, где был так счастлив итак страдал,
думал, что воспоминаниями разорву сердце на части Что же, разорвал Видели дачу, и сад, и решетку, а сердце и не стукнуло Ну вот я ведь говорил. Чем же тебе так противны люди Чем своею низостью, мелкостью души Боже мой когда подумаешь, сколько подлостей вращается там, где природа бросила такие чудные семена Да тебе что задело Исправить, что ли, хочешь людей Что задело Разве до меня не долетают брызги этой грязи, в которой купаются люди Вызнаете, что случилось со мною, – и после всего этого не ненавидеть, не презирать людей Что же случилось с тобой Измена в любви, какое-то грубое, холодное забвение в дружбе Да и вообще противно, гадко смотреть на людей, жить сними Все их мысли, слова, дела все зиждется на песке. Сегодня бегут к одной
стараться превзойти друг друга в пожертвованиях Довольно, ради бога, довольно – перебил Петр
Иваныч, – терпенья нет ты рвать хотел рви же, рви скорей вот так!
Петр Иваныч даже встал с кресел и начал ходить взад и вперед по комнате Неужели был век, когда не шутя думали таки проделывали все это – сказал он. – Неужели все, что пишут о рыцарях и пастушках, не обидная выдумка на них И как достает охоты расшевеливать и анализировать так подробно эти жалкие струны души человеческой любовь придавать всему этому такое значение Он пожал плечами Зачем, дядюшка, уноситься так далеко – сказал
Александр, – я сам чувствую в себе эту силу любви и горжусь ею. Мое несчастие состоит в том только,
что я не встретил существа, достойного этой любви и одаренного такою же силой Сила любви – повторил Петр Иваныч, – все равно, если б ты сказал – сила слабости Это не по тебе, Петр Иваныч, – заметила Лизаве- та Александровна, – тыне хочешь верить существованию такой любви ив других
– А ты неужели ты веришь – спросил Петр Ива- ныч, подходя к ней, – да нет, ты шутишь Он еще ребенок и не знает ни себя, ни других, а тебе было бы стыдно Неужели ты могла бы уважать мужчину, если бон полюбил так. Так ли любят?..
Лизавета Александровна оставила свою работу Как же – спросила она тихо, взяв егоза руки и притягивая к себе.
Петр Иваныч тихо высвободил свои руки из ее руки украдкой показал на Александра, который стоял у окна, спиной к ними опять начал совершать свое хождение по комнате Как – говорил он, – будто тыне слыхала, как любят Любят – повторила она задумчиво и медленно принялась опять за работу.
С четверть часа длилось молчание. Петр Иваныч первый прервал его Что ты теперь делаешь – спросил он племянника Да ничего Мало. Ну, читаешь, по крайней мере Да Что же Басни Крылова.
– Хорошая книга да не одну же ее
– Теперь одну. Боже мой какие портреты людей, какая верность Ты что-то сердит на людей. Ужели любовь к этой как ее сделала тебя таким О я и забыл об этой глупости. Недавно я проехал по тем местам, где был так счастлив итак страдал,
думал, что воспоминаниями разорву сердце на части Что же, разорвал Видели дачу, и сад, и решетку, а сердце и не стукнуло Ну вот я ведь говорил. Чем же тебе так противны люди Чем своею низостью, мелкостью души Боже мой когда подумаешь, сколько подлостей вращается там, где природа бросила такие чудные семена Да тебе что задело Исправить, что ли, хочешь людей Что задело Разве до меня не долетают брызги этой грязи, в которой купаются люди Вызнаете, что случилось со мною, – и после всего этого не ненавидеть, не презирать людей Что же случилось с тобой Измена в любви, какое-то грубое, холодное забвение в дружбе Да и вообще противно, гадко смотреть на людей, жить сними Все их мысли, слова, дела все зиждется на песке. Сегодня бегут к одной
цели, спешат, сбивают друг друга с ног, делают подлости, льстят, унижаются, строят козни, а завтра – и забыли о вчерашнем и бегут за другим. Сегодня восхищаются одним, завтра ругают сегодня горячи, нежны, завтра холодны нет как посмотришь – страшна,
противна жизнь А люди!..
Петр Иваныч, сидя в креслах, задремал было опять Петр Иваныч! – сказала Лизавета Александровна,
толкнув его тихонько Хандришь, хандришь Надо делом заниматься, сказал Петр Иваныч, протирая глаза, – тогда и людей бранить не станешь, не за что. Чем нехороши твои знакомые всё люди порядочные Да за кого ни хватишься, так какой-нибудь зверь из басен Крылова и есть, – сказал Александр Хозаровы, например Целая семья животных – перебил Александр. Один расточает вам в глаза лесть, ласкает вас, аза глаза я слышал, что он говорит обо мне. Другой сегодня с вами рыдает о вашей обиде, а завтра зарыдает с вашим обидчиком сегодня смеется с вами над другим, а завтра с другим над вами гадко Ну, Лунины?
– Хороши и эти. Сам он точно тот осел, от которого соловей улетел за тридевять земель. А она такой
противна жизнь А люди!..
Петр Иваныч, сидя в креслах, задремал было опять Петр Иваныч! – сказала Лизавета Александровна,
толкнув его тихонько Хандришь, хандришь Надо делом заниматься, сказал Петр Иваныч, протирая глаза, – тогда и людей бранить не станешь, не за что. Чем нехороши твои знакомые всё люди порядочные Да за кого ни хватишься, так какой-нибудь зверь из басен Крылова и есть, – сказал Александр Хозаровы, например Целая семья животных – перебил Александр. Один расточает вам в глаза лесть, ласкает вас, аза глаза я слышал, что он говорит обо мне. Другой сегодня с вами рыдает о вашей обиде, а завтра зарыдает с вашим обидчиком сегодня смеется с вами над другим, а завтра с другим над вами гадко Ну, Лунины?
– Хороши и эти. Сам он точно тот осел, от которого соловей улетел за тридевять земель. А она такой
доброй лисицей смотрит Что скажешь о Сониных?
– Да хорошего ничего не скажешь. Сонин всегда даст хороший совет, когда пройдет беда, а попробуйте обратиться в нужде так они отпустит без ужина домой, как лисица волка. Помните, как он юлил перед вами, когда искал места чрез ваше посредство А теперь послушайте, что говорит про вас И Волочков не нравится тебе Ничтожное и еще вдобавок злое животное…
Александр даже плюнул Ну, отделал же – промолвил Петр Иваныч.
– Чего же мне ждать от людей – продолжал Александр Всего и дружбы, и любви, и штаб-офицерского чина, и денег Ну, теперь заключи эту галерею портретов нашими скажи, какие мыс женой звери?
Александр ничего не отвечал, нона лице у него мелькнуло выражение тонкой, едва заметной иронии. Он улыбнулся. Ни это выражение, ни улыбка не ускользнули от Петра Иваныча. Он переглянулся с женой, та потупила глаза Ну, а ты сам что за зверь – спросил Петр Иваныч.
– Яне сделал людям зла – с достоинством произнес Александр, – я исполнил в отношении к ним все…
У меня сердце любящее я распахнул широкие объятия для людей, а они что сделали Что это, как он смешно говорит – заметил Петр
Иваныч, обратясь к жене Тебе все смешно – отвечала она И сам я от людей не требовал, – продолжал Александр ни подвигов добра, ни великодушия, ни самоотвержения требовал только должного, следующего мне по всем правам Такты прав Вышел совсем сух из воды. Постой же, я выведу тебя на свежую воду…
Лизавета Александровна заметила, что супруг ее заговорил строгим тоном, и встревожилась Петр Иваныч! – шептала она, – перестань Нет, пусть выслушает правду. Я мигом кончу. Скажи, пожалуйста, Александр, когда ты клеймил сейчас своих знакомых то негодяями, то дураками, у тебя в сердце не зашевелилось что-нибудь похожее на угрызение совести Отчего же, дядюшка А оттого, что у этих зверей ты несколько лет сряду находил всегда радушный прием положим, перед теми, от кого эти люди добивались чего-нибудь, они хитрили, строили им козни, как ты говоришь а в тебе им нечего было искать что же заставило их зазывать тебя к себе, ласкать. Нехорошо, Александр. – прибавил серьезно Петр Иваныч. – Другой заодно это
– Да хорошего ничего не скажешь. Сонин всегда даст хороший совет, когда пройдет беда, а попробуйте обратиться в нужде так они отпустит без ужина домой, как лисица волка. Помните, как он юлил перед вами, когда искал места чрез ваше посредство А теперь послушайте, что говорит про вас И Волочков не нравится тебе Ничтожное и еще вдобавок злое животное…
Александр даже плюнул Ну, отделал же – промолвил Петр Иваныч.
– Чего же мне ждать от людей – продолжал Александр Всего и дружбы, и любви, и штаб-офицерского чина, и денег Ну, теперь заключи эту галерею портретов нашими скажи, какие мыс женой звери?
Александр ничего не отвечал, нона лице у него мелькнуло выражение тонкой, едва заметной иронии. Он улыбнулся. Ни это выражение, ни улыбка не ускользнули от Петра Иваныча. Он переглянулся с женой, та потупила глаза Ну, а ты сам что за зверь – спросил Петр Иваныч.
– Яне сделал людям зла – с достоинством произнес Александр, – я исполнил в отношении к ним все…
У меня сердце любящее я распахнул широкие объятия для людей, а они что сделали Что это, как он смешно говорит – заметил Петр
Иваныч, обратясь к жене Тебе все смешно – отвечала она И сам я от людей не требовал, – продолжал Александр ни подвигов добра, ни великодушия, ни самоотвержения требовал только должного, следующего мне по всем правам Такты прав Вышел совсем сух из воды. Постой же, я выведу тебя на свежую воду…
Лизавета Александровна заметила, что супруг ее заговорил строгим тоном, и встревожилась Петр Иваныч! – шептала она, – перестань Нет, пусть выслушает правду. Я мигом кончу. Скажи, пожалуйста, Александр, когда ты клеймил сейчас своих знакомых то негодяями, то дураками, у тебя в сердце не зашевелилось что-нибудь похожее на угрызение совести Отчего же, дядюшка А оттого, что у этих зверей ты несколько лет сряду находил всегда радушный прием положим, перед теми, от кого эти люди добивались чего-нибудь, они хитрили, строили им козни, как ты говоришь а в тебе им нечего было искать что же заставило их зазывать тебя к себе, ласкать. Нехорошо, Александр. – прибавил серьезно Петр Иваныч. – Другой заодно это
если б и знал за ними какие-нибудь грешки, так промолчал бы.
Александр весь вспыхнул Я приписывал их внимательность к себе вашей рекомендации, – отвечал он, но уже без достоинства,
а довольно смиренно. – Притом это светские отношения Ну, хорошо возьмем несветские. Я уж доказывал тебе, не знаю только, доказал ли, что к своей этой…
как ее Сашеньке, что литы был несправедлив. Ты полтора года был у них в доме как свой жил там сутра до вечера, да еще был любим этой
Александр весь вспыхнул Я приписывал их внимательность к себе вашей рекомендации, – отвечал он, но уже без достоинства,
а довольно смиренно. – Притом это светские отношения Ну, хорошо возьмем несветские. Я уж доказывал тебе, не знаю только, доказал ли, что к своей этой…
как ее Сашеньке, что литы был несправедлив. Ты полтора года был у них в доме как свой жил там сутра до вечера, да еще был любим этой
презренной
девчонкой, как ты ее называешь. Кажется, это не презрения заслуживает А зачем она изменила То есть полюбила другого И это мы решили удовлетворительно. Да неужели ты думаешь, что если бона продолжала любить тебя, ты бы не разлюбил ее Я никогда Ну, такты ничего не смыслишь. Пойдем дальше.
Ты говоришь, что у тебя нет друзей, а я все думал, что у тебя их трое Трое – был когда-то один, да и тот Трое, – настойчиво повторил Петр Иваныч. – Первый, начнем по старшинству, этот один. Не видавшись несколько лет, другой бы при встрече отвернулся от
тебя, а он пригласил тебя к себе, и когда ты пришел с кислой миной, он с участием расспрашивал, ненужно ли тебе чего, стал предлагать тебе услуги, помощь, и я уверен, что дал бы и денег – да а в наш век об этот пробный камень споткнется не одно чувство нет, ты познакомь меня с ним он, я вижу, человек порядочный а по-твоему, коварный.
Александр стоял, потупя голову Ну, как ты думаешь, кто твой второй друг – спросил Петр Иваныч.
– Кто – сказал с недоумением Александр, – дани- кто Бессовестный – перебил Петр Иваныч, – а Лиза!
и не краснеет а я как довожусь тебе, позволь спросить Вы родственник Важный титул Нет, я думал – больше. Нехорошо,
Александр: это такая черта, которая даже на школьных прописях названа гнусною и которой, кажется, у
Крылова нет Новы всегда отталкивали меня – робко говорил
Александр, не поднимая глаз Да, когда ты хотел обниматься Вы смеялись надомной, над чувством А для чего, а зачем – спросил Петр Иваныч.
– Выследили за мной шаг за шагом
– А договорился следил Найми-ка себе такого гувернера Из чего я хлопотал Я мог бы еще прибавить кое-что, но это походило бы на пошлый упрек Дядюшка. – сказал Александр, подходя к нему и протягивая обе руки На свое место я еще не кончил – холодно сказал
Петр Иваныч. – Третьего и лучшего друга, надеюсь,
назовешь сам…
Александр опять смотрел на него и, кажется, спрашивал Да где же он Петр Иваныч указал на жену Вот она Петр Иваныч, – перебила Лизавета Александровна не умничай, ради бога, оставь Нет, не мешай Я умею ценить дружбу тетушки – бормотал
Александр невнятно Нет, не умеешь если б умел, ты бы не искал глазами друга на потолке, а указал бы на нее. Если б чувствовал ее дружбу, ты из уважения к ее достоинствам не презирал бы людей. Она одна выкупила бы в глазах твоих недостатки других. Кто осушал твои слезы да хныкал с тобой вместе Кто во всяком твоем вздоре принимал участие, и какое участие Разве только мать могла бы так горячо принимать к сердцу все, что до тебя касается, и та не сумела бы. Если б ты чувствовал это, тыне улыбнулся бы давеча иронически
Александр стоял, потупя голову Ну, как ты думаешь, кто твой второй друг – спросил Петр Иваныч.
– Кто – сказал с недоумением Александр, – дани- кто Бессовестный – перебил Петр Иваныч, – а Лиза!
и не краснеет а я как довожусь тебе, позволь спросить Вы родственник Важный титул Нет, я думал – больше. Нехорошо,
Александр: это такая черта, которая даже на школьных прописях названа гнусною и которой, кажется, у
Крылова нет Новы всегда отталкивали меня – робко говорил
Александр, не поднимая глаз Да, когда ты хотел обниматься Вы смеялись надомной, над чувством А для чего, а зачем – спросил Петр Иваныч.
– Выследили за мной шаг за шагом
– А договорился следил Найми-ка себе такого гувернера Из чего я хлопотал Я мог бы еще прибавить кое-что, но это походило бы на пошлый упрек Дядюшка. – сказал Александр, подходя к нему и протягивая обе руки На свое место я еще не кончил – холодно сказал
Петр Иваныч. – Третьего и лучшего друга, надеюсь,
назовешь сам…
Александр опять смотрел на него и, кажется, спрашивал Да где же он Петр Иваныч указал на жену Вот она Петр Иваныч, – перебила Лизавета Александровна не умничай, ради бога, оставь Нет, не мешай Я умею ценить дружбу тетушки – бормотал
Александр невнятно Нет, не умеешь если б умел, ты бы не искал глазами друга на потолке, а указал бы на нее. Если б чувствовал ее дружбу, ты из уважения к ее достоинствам не презирал бы людей. Она одна выкупила бы в глазах твоих недостатки других. Кто осушал твои слезы да хныкал с тобой вместе Кто во всяком твоем вздоре принимал участие, и какое участие Разве только мать могла бы так горячо принимать к сердцу все, что до тебя касается, и та не сумела бы. Если б ты чувствовал это, тыне улыбнулся бы давеча иронически
ты бы видел, что тут нет ни лисы, ни волка, а есть женщина, которая любит тебя, как родная сестра Ах, ma tante! – сказал Александр, растерянный и совсем уничтоженный этим упреком, – неужели выдумаете, что я не ценю этого и не считаю вас блистательным исключением из толпы Боже, боже клянусь Верю, верю, Александр – отвечала она, – вы не слушайте Петра Иваныча: он из мухи делает слона:
рад случаю поумничать. Перестань, ради бога, Петр
Иваныч.
– Сейчас, сейчас, кончу – еще одно, последнее ска-
занье!
23
Ты сказал, что исполняешь все, чего требуют от тебя твои обязанности к другим?
Александр уже ни слова не отвечали не поднимал глаз Ну, скажи, любишь литы свою мать?
Александр вдруг ожил Какой вопрос – сказал он, – кого после этого любить мне Я ее обожаю, я отдал бы за нее жизнь Хорошо. Стало быть, тебе известно, что она живет, дышит только тобою, что всякая твоя радость и горе – радость и горе для нее. Она теперь время считает не месяцами, не неделями, а вестями о тебе и от еще одно последнее сказанье – из Бориса Годунова» АС. Пушкина тебя Скажи-ка, давно литы писал к ней?
Александр встрепенулся Недели три, – пробормотал он Нет четыре месяца Как прикажешь назвать такой поступок Ну-ка, какой ты зверь Может быть, оттого и не называешь, что у Крылова такого нет А что – вдруг с испугом спросил Александр А то, что старуха больна с горя Ужели Боже боже Неправда неправда – сказала Лизавета Александровна и тотчас же побежала к бюро и достала оттуда письмо, которое подала Александру. – Она не больна, но очень тоскует Ты балуешь его, Лиза, – сказал Петр Иваныч.
– А ты уж не в меру строг. У Александра были такие обстоятельства, которые отвлекали его на время Для девчонки забыть мать – славные обстоятельства Да полно, ради бога – сказала она убедительно и указала на племянника.
Александр, прочитав письмо матери, закрыл им себе лицо Не мешайте дядюшке, ma tante: пусть он гремит упреками я заслужил хуже я чудовище – говорил он,
делая отчаянные гримасы Ну, успокойся, Александр – сказал Петр Ива
рад случаю поумничать. Перестань, ради бога, Петр
Иваныч.
– Сейчас, сейчас, кончу – еще одно, последнее ска-
занье!
23
Ты сказал, что исполняешь все, чего требуют от тебя твои обязанности к другим?
Александр уже ни слова не отвечали не поднимал глаз Ну, скажи, любишь литы свою мать?
Александр вдруг ожил Какой вопрос – сказал он, – кого после этого любить мне Я ее обожаю, я отдал бы за нее жизнь Хорошо. Стало быть, тебе известно, что она живет, дышит только тобою, что всякая твоя радость и горе – радость и горе для нее. Она теперь время считает не месяцами, не неделями, а вестями о тебе и от еще одно последнее сказанье – из Бориса Годунова» АС. Пушкина тебя Скажи-ка, давно литы писал к ней?
Александр встрепенулся Недели три, – пробормотал он Нет четыре месяца Как прикажешь назвать такой поступок Ну-ка, какой ты зверь Может быть, оттого и не называешь, что у Крылова такого нет А что – вдруг с испугом спросил Александр А то, что старуха больна с горя Ужели Боже боже Неправда неправда – сказала Лизавета Александровна и тотчас же побежала к бюро и достала оттуда письмо, которое подала Александру. – Она не больна, но очень тоскует Ты балуешь его, Лиза, – сказал Петр Иваныч.
– А ты уж не в меру строг. У Александра были такие обстоятельства, которые отвлекали его на время Для девчонки забыть мать – славные обстоятельства Да полно, ради бога – сказала она убедительно и указала на племянника.
Александр, прочитав письмо матери, закрыл им себе лицо Не мешайте дядюшке, ma tante: пусть он гремит упреками я заслужил хуже я чудовище – говорил он,
делая отчаянные гримасы Ну, успокойся, Александр – сказал Петр Ива
ныч, – таких чудовищ много. Увлекся глупостью и на время забыло матери – это естественно любовь к матери чувство покойное. У ней на свете одно – ты оттого ей естественно огорчаться. Казнить тебя тут еще не за что скажу только словами любимого твоего ав- тора:
Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше льна себя, кума, оборотиться?
и быть снисходительным к слабостям других. Это такое правило, без которого ни себе, ни другим житья не будет. Вот и всё. Ну, я пойду уснуть Дядюшка вы сердитесь – сказал Александр голосом глубокого раскаяния С чего ты это взял Из чего я стану себе портить кровь и не думал сердиться. Я только хотел разыграть роль медведя в басне Мартышка и зеркало».
24
Что, ведь искусно разыграл Лиза, а?
Он мимоходом хотел ее поцеловать, но она увернулась Кажется, я в точности исполнил твои приказания прибавил Петр Иваныч, – что же ты. да забыл одно в каком положении твое сердце, Александр –
24
Мартышка и зеркало. – Имеется ввиду басня И.А. Крылова Зеркало и Обезьяна
Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше льна себя, кума, оборотиться?
и быть снисходительным к слабостям других. Это такое правило, без которого ни себе, ни другим житья не будет. Вот и всё. Ну, я пойду уснуть Дядюшка вы сердитесь – сказал Александр голосом глубокого раскаяния С чего ты это взял Из чего я стану себе портить кровь и не думал сердиться. Я только хотел разыграть роль медведя в басне Мартышка и зеркало».
24
Что, ведь искусно разыграл Лиза, а?
Он мимоходом хотел ее поцеловать, но она увернулась Кажется, я в точности исполнил твои приказания прибавил Петр Иваныч, – что же ты. да забыл одно в каком положении твое сердце, Александр –
24
Мартышка и зеркало. – Имеется ввиду басня И.А. Крылова Зеркало и Обезьяна
спросил он.
Александр молчал А денег ненужно спросил опять Петр Иваныч.
– Нет, дядюшка Никогда не попросит – сказал Петр Иваныч, затворяя за собою дверь Что будет думать обо мне дядюшка – спросил
Александр, помолчав Тоже, что и прежде, – отвечала Лизавета Александровна Выдумаете, что он говорил вам все это с сердцем, от души А как же И нет. Поверьте, что он поважничать хотел. Видите, как он все это методически сделал расположил доказательства против вас по порядку прежде слабые, а потом посильнее сначала выведал причину ваших дурных отзывов о людях а потом уж везде метода Теперь и забыл, я думаю Сколько ума какое знание жизни, людей, уменье владеть собой Да, много ума и слишком много уменья владеть собой, – задумчиво говорила Лизавета Александровна но А вы, ma tante, вы перестанете уважать меня?
Но поверьте, только такие потрясения, какие были со мной, могли отвлечь меня Боже бедная маменька
Лизавета Александровна подала ему руку Я, Александр, не перестану уважать в вас сердце сказала она. – Чувство увлекает вас ив ошибки,
оттого я всегда извиню их Ах, ma tante! вы идеал женщины Просто женщина.
На Александра довольно сильно подействовал нагоняй дяди. Он тут же, сидя с теткой, погрузился в мучительные думы. Казалось, спокойствие, которое она с таким трудом, так искусно водворила в его сердце, вдруг оставило его. Напрасно ждала она какой-ни- будь злой выходки, сама называлась на колкость и преусердно подводила под эпиграмму Петра Иваны- ча: Александр был глухи нем. На него как будто вылили ушат холодной воды Что с вами отчего вы такие – спрашивала тетка Да так, ma tante: что-то невесело на сердце. Дядюшка дал мне понять меня самого славно растолковал Вы не слушайте его он иногда и неправду говорит Нет, не утешайте меня. Я теперь гадок самому себе. Презирал, ненавидел людей, а теперь и себя. От людей можно скрыться, а от себя куда уйдешь Так все ничтожно все эти блага, вся пустошь жизни, и люди, и сам Ах, этот Петр Иваныч! – промолвила с глубоким
Александр молчал А денег ненужно спросил опять Петр Иваныч.
– Нет, дядюшка Никогда не попросит – сказал Петр Иваныч, затворяя за собою дверь Что будет думать обо мне дядюшка – спросил
Александр, помолчав Тоже, что и прежде, – отвечала Лизавета Александровна Выдумаете, что он говорил вам все это с сердцем, от души А как же И нет. Поверьте, что он поважничать хотел. Видите, как он все это методически сделал расположил доказательства против вас по порядку прежде слабые, а потом посильнее сначала выведал причину ваших дурных отзывов о людях а потом уж везде метода Теперь и забыл, я думаю Сколько ума какое знание жизни, людей, уменье владеть собой Да, много ума и слишком много уменья владеть собой, – задумчиво говорила Лизавета Александровна но А вы, ma tante, вы перестанете уважать меня?
Но поверьте, только такие потрясения, какие были со мной, могли отвлечь меня Боже бедная маменька
Лизавета Александровна подала ему руку Я, Александр, не перестану уважать в вас сердце сказала она. – Чувство увлекает вас ив ошибки,
оттого я всегда извиню их Ах, ma tante! вы идеал женщины Просто женщина.
На Александра довольно сильно подействовал нагоняй дяди. Он тут же, сидя с теткой, погрузился в мучительные думы. Казалось, спокойствие, которое она с таким трудом, так искусно водворила в его сердце, вдруг оставило его. Напрасно ждала она какой-ни- будь злой выходки, сама называлась на колкость и преусердно подводила под эпиграмму Петра Иваны- ча: Александр был глухи нем. На него как будто вылили ушат холодной воды Что с вами отчего вы такие – спрашивала тетка Да так, ma tante: что-то невесело на сердце. Дядюшка дал мне понять меня самого славно растолковал Вы не слушайте его он иногда и неправду говорит Нет, не утешайте меня. Я теперь гадок самому себе. Презирал, ненавидел людей, а теперь и себя. От людей можно скрыться, а от себя куда уйдешь Так все ничтожно все эти блага, вся пустошь жизни, и люди, и сам Ах, этот Петр Иваныч! – промолвила с глубоким
вздохом Лизавета Александровна, – он хоть на кого нагонит тоску Одно только отрицательное утешение и осталось мне, что я не обманул никого, не изменил нив любви,
ни в дружбе Вас не умели ценить, – промолвила тетка, – но поверьте, найдется сердце, которое вас оценит я вам порука в том. Вы еще так молоды, забудьте это все,
займитесь: у вас есть талант пишите Пишете ли вы что-нибудь теперь Нет Напишите Боюсь, ma tante…
– Не слушайте Петра Иваныча: рассуждайте с ним о политике, об агрономии, о чем хотите, только не о поэзии. Он вам никогда об этом правды не скажет. Вас оценит публика – вы увидите Так будете писать Хорошо Скоро начнете Как только могу. Теперь на одно это и осталась надежда…
Петр Иваныч, выспавшись, пришел к ним, одетый совсем и со шляпой в руках. Он тоже посоветовал
Александру заняться делом по службе и по отделу сельского хозяйства для журнала Постараюсь, дядюшка, – отвечал Александр, – но
ни в дружбе Вас не умели ценить, – промолвила тетка, – но поверьте, найдется сердце, которое вас оценит я вам порука в том. Вы еще так молоды, забудьте это все,
займитесь: у вас есть талант пишите Пишете ли вы что-нибудь теперь Нет Напишите Боюсь, ma tante…
– Не слушайте Петра Иваныча: рассуждайте с ним о политике, об агрономии, о чем хотите, только не о поэзии. Он вам никогда об этом правды не скажет. Вас оценит публика – вы увидите Так будете писать Хорошо Скоро начнете Как только могу. Теперь на одно это и осталась надежда…
Петр Иваныч, выспавшись, пришел к ним, одетый совсем и со шляпой в руках. Он тоже посоветовал
Александру заняться делом по службе и по отделу сельского хозяйства для журнала Постараюсь, дядюшка, – отвечал Александр, – но
вот я обещал тетушке…
Лизавета Александровна сделала ему знак, чтоб он молчал, но Петр Иваныч заметил Что, что обещал – спросил он Привезти новые ноты, – отвечала она Нет, неправда что такое, Александр Написать повесть или что-нибудь…
– Ты еще не отказался от изящной литературы говорил Петр Иваныч, обирая пылинки с платья. – А
ты, Лиза, сбиваешь его столку напрасно Яне вправе отказаться от этого, – заметил Александр Кто ж тебя неволит Зачем я самовольно и неблагодарно отвергну почетное назначение, к которому призван Одна светлая надежда в жизни и осталась, а я уничтожу и ее?
Если я погублю, что свыше вложено в меня, то погублю и себя Да что вложено в тебя такое, растолкуй мне, пожалуйста Этого я, дядюшка, не могу растолковать вам. Надо понимать самому. Воздымались ли у вас на голове волосы от чего-нибудь, кроме гребенки Нет – сказал Петр Иваныч.
– Ну вот видите. Бушевали ли в вас страсти, кипело ли воображение и создавало ли вам изящные призраки, которые просились воплотиться билось ли сердце особенным биением Дико, дико Ну, так что ж – спросил Петр Иваныч.
– А то, что с кем этого не бывало, так тому и растолковать нельзя, почему хочется писать, когда какой-то беспокойный дух твердит и днем и ночью, и во сне и наяву пиши, пиши Да ведь тыне умеешь писать Полно, Петр Иваныч: сам не умеешь, так зачем же мешать другим – сказала Лизавета Александровна Извините, дядюшка, если замечу, что вы не судья в этом деле Кто ж судья она?
Петр Иваныч указал на жену Она – нарочно, а ты веришь, – прибавил он Да и сами вы вначале моего приезда сюда советовали писать, испытывать себя Ну так что ж попробовал – не выходит ничего и бросить бы Неужели вы никогда не нашли у меня ни дельной мысли, ни удачного стиха Как не найти есть. Тыне глуп как же у неглупого человека в нескольких пудах сочинений не найти удачной мысли Так ведь это не таланта ум Ах – сказала Лизавета Александровна, с досадой повернувшись на стуле
– А биение сердца, трепет, сладостная нега и прочее такое – с кем не бывает Да с тобой, я думаю, первым – заметила жена Ну вот А помнишь, я, бывало, восхищался Чем это не помню Все испытывают эти вещи, – продолжал Петр
Иваныч, обращаясь к племяннику, – кого не трогают тишина или там темнота ночи, что ли, шум дубравы,
сад, пруды, море Если б это чувствовали одни художники, так некому было бы понимать их. А отражать все эти ощущения в своих произведениях – это другое дело для этого нужен таланта его у тебя, кажется, нет. Его не скроешь он блестит в каждой строке,
в каждом ударе кисти Петр Иваныч! тебе пора ехать, – сказала Лизавета
Александровна.
– Сейчас Отличиться хочется – продолжал он, – тебе есть чем отличиться. Редактор хвалит тебя, говорит, что статьи твои о сельском хозяйстве обработаны прекрасно, в них есть мысль – все показывает, говорит,
ученого производителя, а не ремесленника. Я порадовался «Ба! думаю, Адуевы все не без головы видишь и у меня есть самолюбие Ты можешь отличиться ив службе и приобресть известность писателя Хороша известность писатель о наземе Всякому свое одному суждено витать в небесных пространствах, а другому рыться в наземе и оттуда добывать сокровища. Яне понимаю, отчего пренебрегать скромным назначением и оно имеет свою поэзию. Вот ты бы выслужился, нажил бы трудами денег, выгодно женился бы, как большая часть Не понимаю, чего еще Долг исполнен, жизнь пройдена с честью, трудолюбиво – вот в чем счастье по-моему,
так. Вот я статский советник почину, заводчик поре- меслу; а предложи-ка мне взамен звание первого поэта, ей-богу, не возьму Послушай, Петр Иваныч: ты, право, опоздаешь перебила Лизавета Александровна, – скоро десять часов В самом деле, пора. Ну, до свидания. А то вообразят себя, бог знает с чего, необыкновенными людьми, – ворчал Петр Иваныч, уходя вон, – да итого Александр, возвратясь домой от дяди, сел в кресло и задумался. Он припомнил весь разговор с дядей и теткой и потребовал строгого отчета от самого себя.
Как, в свои лета, позволив себе ненавидеть и презирать людей, рассмотрев и обсудив их ничтожность,
мелочность, слабости, перебрав всех и каждого из своих знакомых, он забыл разобрать себя Какая слепота И дядя дал ему урок, как школьнику, разобрал его по ниточке, да еще при женщине чтобы ему самому оглянуться на себя Как дядя должен выиграть в этот вечер в глазах жены Это бы, пожалуй, ничего,
оно таки должно быть но ведь он выиграл на его счет.
Дядя имеет над ним неоспоримый верх, всюду и во всем.
«Где же, – думал он, – после этого преимущество молодости, свежести, пылкости ума и чувств, когда человек, с некоторою только опытностью, нос черствым сердцем, без энергии, уничтожает его на каждом шагу, так, мимоходом, небрежно Когда же спор будет равен и когда наконец перевес будет на его стороне?
А на его стороне, кажется, и талант, и избыток душевных сила дядя является исполином в сравнении с ним. С какою уверенностью он спорит, как легко устраняет всякое противоречие и достигает цели, шутя, с зевотой, насмехаясь над чувством, над сердечными излияниями дружбы и любви, словом, над всем, в чем пожилые люди привыкли завидовать молодым».
Перебирая все это в уме, Александр покраснел от стыда. Он дал себе слово строго смотреть за собой и при первом случае уничтожить дядю доказать ему,
что никакая опытность не заменит того, что вложено
свыше; что как он, Петр Иваныч, там себе ни проповедуй, ас этой минуты не сбудется ни одно из его холодных, методических предсказаний. Александр сам найдет свой путь и пойдет по нем неробкими, а твердыми и ровными шагами. Он теперь не то, что был три года назад. Он проник взглядом в тайники сердца,
рассмотрел игру страстей, добыл себе тайну жизни,
конечно не без мучений, но зато закалил себя против них навсегда. Будущее ему ясно, он восстал, окры- лился, – он не ребенок, а муж, – смело вперед Дядя увидит ив свою очередь разыграет впоследствии передним, опытным мастером, роль жалкого ученика;
он узнает, к удивлению своему, что есть иная жизнь,
иные отличия, иное счастье, кроме жалкой карьеры,
которую он себе избрали которую навязывает и ему,
может быть, из зависти. Еще, еще одно благородное усилие – и борьба кончена!
Александр ожил. Он опять стал творить особый
Лизавета Александровна сделала ему знак, чтоб он молчал, но Петр Иваныч заметил Что, что обещал – спросил он Привезти новые ноты, – отвечала она Нет, неправда что такое, Александр Написать повесть или что-нибудь…
– Ты еще не отказался от изящной литературы говорил Петр Иваныч, обирая пылинки с платья. – А
ты, Лиза, сбиваешь его столку напрасно Яне вправе отказаться от этого, – заметил Александр Кто ж тебя неволит Зачем я самовольно и неблагодарно отвергну почетное назначение, к которому призван Одна светлая надежда в жизни и осталась, а я уничтожу и ее?
Если я погублю, что свыше вложено в меня, то погублю и себя Да что вложено в тебя такое, растолкуй мне, пожалуйста Этого я, дядюшка, не могу растолковать вам. Надо понимать самому. Воздымались ли у вас на голове волосы от чего-нибудь, кроме гребенки Нет – сказал Петр Иваныч.
– Ну вот видите. Бушевали ли в вас страсти, кипело ли воображение и создавало ли вам изящные призраки, которые просились воплотиться билось ли сердце особенным биением Дико, дико Ну, так что ж – спросил Петр Иваныч.
– А то, что с кем этого не бывало, так тому и растолковать нельзя, почему хочется писать, когда какой-то беспокойный дух твердит и днем и ночью, и во сне и наяву пиши, пиши Да ведь тыне умеешь писать Полно, Петр Иваныч: сам не умеешь, так зачем же мешать другим – сказала Лизавета Александровна Извините, дядюшка, если замечу, что вы не судья в этом деле Кто ж судья она?
Петр Иваныч указал на жену Она – нарочно, а ты веришь, – прибавил он Да и сами вы вначале моего приезда сюда советовали писать, испытывать себя Ну так что ж попробовал – не выходит ничего и бросить бы Неужели вы никогда не нашли у меня ни дельной мысли, ни удачного стиха Как не найти есть. Тыне глуп как же у неглупого человека в нескольких пудах сочинений не найти удачной мысли Так ведь это не таланта ум Ах – сказала Лизавета Александровна, с досадой повернувшись на стуле
– А биение сердца, трепет, сладостная нега и прочее такое – с кем не бывает Да с тобой, я думаю, первым – заметила жена Ну вот А помнишь, я, бывало, восхищался Чем это не помню Все испытывают эти вещи, – продолжал Петр
Иваныч, обращаясь к племяннику, – кого не трогают тишина или там темнота ночи, что ли, шум дубравы,
сад, пруды, море Если б это чувствовали одни художники, так некому было бы понимать их. А отражать все эти ощущения в своих произведениях – это другое дело для этого нужен таланта его у тебя, кажется, нет. Его не скроешь он блестит в каждой строке,
в каждом ударе кисти Петр Иваныч! тебе пора ехать, – сказала Лизавета
Александровна.
– Сейчас Отличиться хочется – продолжал он, – тебе есть чем отличиться. Редактор хвалит тебя, говорит, что статьи твои о сельском хозяйстве обработаны прекрасно, в них есть мысль – все показывает, говорит,
ученого производителя, а не ремесленника. Я порадовался «Ба! думаю, Адуевы все не без головы видишь и у меня есть самолюбие Ты можешь отличиться ив службе и приобресть известность писателя Хороша известность писатель о наземе Всякому свое одному суждено витать в небесных пространствах, а другому рыться в наземе и оттуда добывать сокровища. Яне понимаю, отчего пренебрегать скромным назначением и оно имеет свою поэзию. Вот ты бы выслужился, нажил бы трудами денег, выгодно женился бы, как большая часть Не понимаю, чего еще Долг исполнен, жизнь пройдена с честью, трудолюбиво – вот в чем счастье по-моему,
так. Вот я статский советник почину, заводчик поре- меслу; а предложи-ка мне взамен звание первого поэта, ей-богу, не возьму Послушай, Петр Иваныч: ты, право, опоздаешь перебила Лизавета Александровна, – скоро десять часов В самом деле, пора. Ну, до свидания. А то вообразят себя, бог знает с чего, необыкновенными людьми, – ворчал Петр Иваныч, уходя вон, – да итого Александр, возвратясь домой от дяди, сел в кресло и задумался. Он припомнил весь разговор с дядей и теткой и потребовал строгого отчета от самого себя.
Как, в свои лета, позволив себе ненавидеть и презирать людей, рассмотрев и обсудив их ничтожность,
мелочность, слабости, перебрав всех и каждого из своих знакомых, он забыл разобрать себя Какая слепота И дядя дал ему урок, как школьнику, разобрал его по ниточке, да еще при женщине чтобы ему самому оглянуться на себя Как дядя должен выиграть в этот вечер в глазах жены Это бы, пожалуй, ничего,
оно таки должно быть но ведь он выиграл на его счет.
Дядя имеет над ним неоспоримый верх, всюду и во всем.
«Где же, – думал он, – после этого преимущество молодости, свежести, пылкости ума и чувств, когда человек, с некоторою только опытностью, нос черствым сердцем, без энергии, уничтожает его на каждом шагу, так, мимоходом, небрежно Когда же спор будет равен и когда наконец перевес будет на его стороне?
А на его стороне, кажется, и талант, и избыток душевных сила дядя является исполином в сравнении с ним. С какою уверенностью он спорит, как легко устраняет всякое противоречие и достигает цели, шутя, с зевотой, насмехаясь над чувством, над сердечными излияниями дружбы и любви, словом, над всем, в чем пожилые люди привыкли завидовать молодым».
Перебирая все это в уме, Александр покраснел от стыда. Он дал себе слово строго смотреть за собой и при первом случае уничтожить дядю доказать ему,
что никакая опытность не заменит того, что вложено
свыше; что как он, Петр Иваныч, там себе ни проповедуй, ас этой минуты не сбудется ни одно из его холодных, методических предсказаний. Александр сам найдет свой путь и пойдет по нем неробкими, а твердыми и ровными шагами. Он теперь не то, что был три года назад. Он проник взглядом в тайники сердца,
рассмотрел игру страстей, добыл себе тайну жизни,
конечно не без мучений, но зато закалил себя против них навсегда. Будущее ему ясно, он восстал, окры- лился, – он не ребенок, а муж, – смело вперед Дядя увидит ив свою очередь разыграет впоследствии передним, опытным мастером, роль жалкого ученика;
он узнает, к удивлению своему, что есть иная жизнь,
иные отличия, иное счастье, кроме жалкой карьеры,
которую он себе избрали которую навязывает и ему,
может быть, из зависти. Еще, еще одно благородное усилие – и борьба кончена!
Александр ожил. Он опять стал творить особый
мир, несколько помудрее первого. Тетка поддерживала в нем это расположение, но тайком, когда Петр
Иваныч спалили уезжал на заводи в английский клуб.
Она расспрашивала Александра о занятиях. А уж как это нравилось ему Он рассказывал ей план своих сочинений и иногда, в виде совета, требовал одобре- ния.
Она часто спорила с ним, но еще чаще соглаша- лась.
Александр привязался к труду, как привязываются к последней надежде. За этим, – говорил он тетке, ведь уж нет ничего там голая степь, без воды, без зелени, мрак, пустыня, – что тогда будет жизнь хоть в гроб ложись Ион работал неутомимо.
Иногда угасшая любовь придет на память, он взволнуется – и за перо и напишет трогательную элегию. В другой раз желчь хлынет к сердцу и поднимет со дна недавно бушевавшую там ненависть и презрение к людям, – смотришь – и родится несколько энергических стихов. В тоже время он обдумывали писал повесть. Он потратил на нее много размышления,
чувства, материального труда и около полугода времени. Вот наконец повесть готова, пересмотрена и переписана набело. Тетка была в восхищении.
В этой повести действие происходило уже не в Америке, а где-то в тамбовской деревне. Действующие
Иваныч спалили уезжал на заводи в английский клуб.
Она расспрашивала Александра о занятиях. А уж как это нравилось ему Он рассказывал ей план своих сочинений и иногда, в виде совета, требовал одобре- ния.
Она часто спорила с ним, но еще чаще соглаша- лась.
Александр привязался к труду, как привязываются к последней надежде. За этим, – говорил он тетке, ведь уж нет ничего там голая степь, без воды, без зелени, мрак, пустыня, – что тогда будет жизнь хоть в гроб ложись Ион работал неутомимо.
Иногда угасшая любовь придет на память, он взволнуется – и за перо и напишет трогательную элегию. В другой раз желчь хлынет к сердцу и поднимет со дна недавно бушевавшую там ненависть и презрение к людям, – смотришь – и родится несколько энергических стихов. В тоже время он обдумывали писал повесть. Он потратил на нее много размышления,
чувства, материального труда и около полугода времени. Вот наконец повесть готова, пересмотрена и переписана набело. Тетка была в восхищении.
В этой повести действие происходило уже не в Америке, а где-то в тамбовской деревне. Действующие
лица были обыкновенные люди клеветники, лжецы и всякого рода изверги – во фраках, изменницы в корсетах ив шляпках. Все было прилично, на своих местах Я думаю, ma tante, это можно показать дядюшке Да, да, конечно, – отвечала она, – а впрочем не лучше ли отдать напечатать так, без него Он всегда против этого скажет что-нибудь… Вызнаете, это кажется ему ребячеством Нет, лучше показать – отвечал Александр. – Я
после вашего суда и собственного сознания не боюсь никого, а между тем пусть он увидит…
Показали. Петр Иваныч, увидя тетрадь, немного нахмурился и покачал головой Что это, вы вдвоем сочинили – спросил он, – что- томного. Да как мелко писано охота же писать Ты погоди качать головой, – отвечала жена, – а прежде выслушай. Прочтите нам, Александр. Только ты выслушай внимательно, не дремли и скажи потом свой приговор. Недостатки везде можно найти, если захочешь искать их. А ты будь снисходителен Нет, зачем будьте только справедливы, – прибавил Александр Нечего делать я выслушаю, – сказал Петр Ива- ныч со вздохом, – только с условием, во-первых, не после обеда вскоре читать, а то я за себя не ручаюсь,
что не засну. Этого, Александр, на свой счет не принимай чтобы ни читали после обеда, а меня всегда клонит сон а во-вторых, если это что-нибудь дельное,
то я скажу свое мнение, а нет – я буду только молчать,
а вы там как себе хотите.
Стали читать. Петр Иваныч ни разу не вздремнул,
слушал, не сводя глаз с Александра, даже редко мигала два раза так одобрительно кивнул головой Видишь – сказала жена вполголоса. – Я тебе го- ворила.
Он и ей кивнул.
Читали два вечера сряду. В первый вечер, после чтения, Петр Иваныч рассказал, к удивлению жены,
все, что будет дальше Ты почему знаешь – спросила она Мудрено Идея уж не новая, – тысячу раз писали об этом. Дальше и читать бы ненужно, да посмотрим,
как она развилась у него.
Когда на другой вечер Александр дочитывал последнюю страницу, Петр Иваныч позвонил. Вошел человек Приготовь одеться, – сказал он. – Извини, Александр, что перервал тороплюсь, – опоздаю в клуб к висту.
Александр кончил. Петр Иваныч проворно пошел вон Ну, до свиданья – сказал он жене и Александру. –
после вашего суда и собственного сознания не боюсь никого, а между тем пусть он увидит…
Показали. Петр Иваныч, увидя тетрадь, немного нахмурился и покачал головой Что это, вы вдвоем сочинили – спросил он, – что- томного. Да как мелко писано охота же писать Ты погоди качать головой, – отвечала жена, – а прежде выслушай. Прочтите нам, Александр. Только ты выслушай внимательно, не дремли и скажи потом свой приговор. Недостатки везде можно найти, если захочешь искать их. А ты будь снисходителен Нет, зачем будьте только справедливы, – прибавил Александр Нечего делать я выслушаю, – сказал Петр Ива- ныч со вздохом, – только с условием, во-первых, не после обеда вскоре читать, а то я за себя не ручаюсь,
что не засну. Этого, Александр, на свой счет не принимай чтобы ни читали после обеда, а меня всегда клонит сон а во-вторых, если это что-нибудь дельное,
то я скажу свое мнение, а нет – я буду только молчать,
а вы там как себе хотите.
Стали читать. Петр Иваныч ни разу не вздремнул,
слушал, не сводя глаз с Александра, даже редко мигала два раза так одобрительно кивнул головой Видишь – сказала жена вполголоса. – Я тебе го- ворила.
Он и ей кивнул.
Читали два вечера сряду. В первый вечер, после чтения, Петр Иваныч рассказал, к удивлению жены,
все, что будет дальше Ты почему знаешь – спросила она Мудрено Идея уж не новая, – тысячу раз писали об этом. Дальше и читать бы ненужно, да посмотрим,
как она развилась у него.
Когда на другой вечер Александр дочитывал последнюю страницу, Петр Иваныч позвонил. Вошел человек Приготовь одеться, – сказал он. – Извини, Александр, что перервал тороплюсь, – опоздаю в клуб к висту.
Александр кончил. Петр Иваныч проворно пошел вон Ну, до свиданья – сказал он жене и Александру. –
Я уж не заеду сюда Постой постой – закричала жена, – что ж ты ничего не скажешь оповести По уговору не следует – отвечал они хотел идти Это упрямство – сказала она. – О, он упрям – я его знаю Вы не смотрите на это, Александр.
«Это недоброжелательство – подумал Александр Он меня хочет втоптать в грязь, стащить в свою сферу. Все-таки он умный чиновник, заводчики больше ничего, а я поэт Это из рук вон, Петр Иваныч! – начала жена чуть не со слезами. – Ты хоть что-нибудь скажи. Я видала,
что ты в знак одобрения качал головой, стало быть,
тебе понравилось. Только по упрямству не хочешь сознаться. Как сознаться, что нам нравится повесть мы слишком умны для этого. Признайся, что хорошо Я качал головой потому, что и из этой повести видно, что Александр умен, но он неумно сделал, что написал ее Однако ж, дядюшка, суд такого рода Послушай ведь ты мне не веришь, нечего и спорить изберем лучше посредника. Я даже вот что сделаю, чтоб кончить это между нами однажды навсегда:
я назовусь автором этой повести и отошлю ее к моему приятелю, сотруднику журнала посмотрим, что он скажет. Ты его знаешь и, вероятно, положишься на его
«Это недоброжелательство – подумал Александр Он меня хочет втоптать в грязь, стащить в свою сферу. Все-таки он умный чиновник, заводчики больше ничего, а я поэт Это из рук вон, Петр Иваныч! – начала жена чуть не со слезами. – Ты хоть что-нибудь скажи. Я видала,
что ты в знак одобрения качал головой, стало быть,
тебе понравилось. Только по упрямству не хочешь сознаться. Как сознаться, что нам нравится повесть мы слишком умны для этого. Признайся, что хорошо Я качал головой потому, что и из этой повести видно, что Александр умен, но он неумно сделал, что написал ее Однако ж, дядюшка, суд такого рода Послушай ведь ты мне не веришь, нечего и спорить изберем лучше посредника. Я даже вот что сделаю, чтоб кончить это между нами однажды навсегда:
я назовусь автором этой повести и отошлю ее к моему приятелю, сотруднику журнала посмотрим, что он скажет. Ты его знаешь и, вероятно, положишься на его
суд. Он человек опытный Хорошо, посмотрим.
Петр Иваныч сел к столу и наскоро написал несколько строк, потом передал письмо Александру.
«Я, на старости лет, пустился в авторство, – писал он, – что делать хочется прославиться, взять и тут, – сума сошел Вот я и произвел прилагаемую при сем повесть. Просмотрите ее, и если годится, то напечатайте в вашем журнале, разумеется, за деньги вызнаете, я даром работать не люблю. Вы удивитесь и не поверите, ноя позволяю вам даже подписать мою фамилию, стало быть, не лгу».
Уверенный в благоприятном отзыве о повести,
Александр покойно ожидал ответа. Он даже радовался, что дядя упомянул в записке о деньгах.
«Очень, очень умно, – думал он. – Маменька жалуется, что хлеб дешев пожалуй, нескоро пришлет денег а тут оно и кстати получить тысячи полторы».
Прошло, однако же, недели три, ответа все не было. Вот наконец однажды утром к Петру Иванычу принесли большой пакет и письмо А назад прислали – сказал он, лукаво взглянув на жену.
Он не распечатал записки и не показал жене, как она ни просила. В тот же день вечером, перед тем как ехать в клуб, он сам отправился к племяннику
Петр Иваныч сел к столу и наскоро написал несколько строк, потом передал письмо Александру.
«Я, на старости лет, пустился в авторство, – писал он, – что делать хочется прославиться, взять и тут, – сума сошел Вот я и произвел прилагаемую при сем повесть. Просмотрите ее, и если годится, то напечатайте в вашем журнале, разумеется, за деньги вызнаете, я даром работать не люблю. Вы удивитесь и не поверите, ноя позволяю вам даже подписать мою фамилию, стало быть, не лгу».
Уверенный в благоприятном отзыве о повести,
Александр покойно ожидал ответа. Он даже радовался, что дядя упомянул в записке о деньгах.
«Очень, очень умно, – думал он. – Маменька жалуется, что хлеб дешев пожалуй, нескоро пришлет денег а тут оно и кстати получить тысячи полторы».
Прошло, однако же, недели три, ответа все не было. Вот наконец однажды утром к Петру Иванычу принесли большой пакет и письмо А назад прислали – сказал он, лукаво взглянув на жену.
Он не распечатал записки и не показал жене, как она ни просила. В тот же день вечером, перед тем как ехать в клуб, он сам отправился к племяннику
Дверь была незаперта. Он вошел. Евсей храпел,
растянувшись в передней диагонально на полу. Све- тильня страшно нагорела и свесилась с подсвечника.
Он заглянул в другую комнату темно О, провинция – проворчал Петр Иваныч.
Он растолкал Евсея, показал ему на дверь, на свечку и погрозил тростью. В третьей комнате за столом сидел Александр, положив руки на стола на руки голову, и тоже спал. Передним лежала бумага. Петр
Иваныч взглянул – стихи.
Он взял бумагу и прочитал следующее:
Весны пора прекрасная минула,
Исчез навек волшебный миг любви,
Она в груди могильным сном уснула
И пламенем не пробежит в крови!
На алтаре ее осиротелом
Давно другой кумир воздвигнул я,
Молюсь ему но И сам уснул Молись, милый, не ленись – сказал вслух Петр Иваныч. – Свои же стихи, да как уходили тебя Зачем другого приговора сам изрек себе А – сказал Александр, потягиваясь, – вы всё еще Весны пора прекрасная минула и т. д. – строки из романтического стихотворения И.А. Гончарова Романс, помещенного в рукописном альманахе Майковых Подснежник, 1835
растянувшись в передней диагонально на полу. Све- тильня страшно нагорела и свесилась с подсвечника.
Он заглянул в другую комнату темно О, провинция – проворчал Петр Иваныч.
Он растолкал Евсея, показал ему на дверь, на свечку и погрозил тростью. В третьей комнате за столом сидел Александр, положив руки на стола на руки голову, и тоже спал. Передним лежала бумага. Петр
Иваныч взглянул – стихи.
Он взял бумагу и прочитал следующее:
Весны пора прекрасная минула,
Исчез навек волшебный миг любви,
Она в груди могильным сном уснула
И пламенем не пробежит в крови!
На алтаре ее осиротелом
Давно другой кумир воздвигнул я,
Молюсь ему но И сам уснул Молись, милый, не ленись – сказал вслух Петр Иваныч. – Свои же стихи, да как уходили тебя Зачем другого приговора сам изрек себе А – сказал Александр, потягиваясь, – вы всё еще Весны пора прекрасная минула и т. д. – строки из романтического стихотворения И.А. Гончарова Романс, помещенного в рукописном альманахе Майковых Подснежник, 1835
против моих сочинений Скажите, дядюшка, откровенно, что заставляет вас так настойчиво преследовать талант, когда нельзя не признать Да зависть, Александр. Посуди сам ты приобретешь славу, почет, может быть, еще бессмертие,
а я останусь темным человеком и принужден буду довольствоваться названием полезного труженика. А
ведь я тоже Адуев! воля твоя, обидно Что я такое?
прожил век свой тихо, безвестно, исполнил только свое дело и был еще горд и счастлив этим. Не жалкий ли удел Когда умру, то есть ничего не буду чувствовать и знать, струны вещие баянов не станут говорить обо мне, отдаленные века, потомство, мир не наполнятся моим именем, не узнают, что жил на свете статский советник Петр Иваныч Адуев, и я не буду утешаться этим в гробе, если я и гроб уцелеем как- нибудь до потомства. Какая разница ты когда,
а я останусь темным человеком и принужден буду довольствоваться названием полезного труженика. А
ведь я тоже Адуев! воля твоя, обидно Что я такое?
прожил век свой тихо, безвестно, исполнил только свое дело и был еще горд и счастлив этим. Не жалкий ли удел Когда умру, то есть ничего не буду чувствовать и знать, струны вещие баянов не станут говорить обо мне, отдаленные века, потомство, мир не наполнятся моим именем, не узнают, что жил на свете статский советник Петр Иваныч Адуев, и я не буду утешаться этим в гробе, если я и гроб уцелеем как- нибудь до потомства. Какая разница ты когда,
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 15
расши-
ряся шумящими крылами, будешь летать под облаками мне придется утешаться только тем, что в массе человеческих трудов есть капля и моего меда как говорит твой любимый автор струны вещие баянов – в третьей песне поэмы Руслан и Людмила АС. Пушкина И струны громкие Баянов…»…расширяся шумящими крылами… летать под облаками капля и моего меда – в басне И.А.
Крылова Орел и Пчела»:«Когда, расширяся шумящими крылами.Но- шуся я под облаками.………………………………….Что в них и моего хоть капля меду есть
– Оставьте его, ради бога, в стороне что он за любимый автор Издевается только над ближним А издевается Нес тех ли порты разлюбил Кры- лова, как увидел у него свой портрет A propos! знаешь ли, что твоя будущая слава, твое бессмертие у меня в кармане ноя желал бы лучше, чтоб там были твои деньги это вернее Какая слава А ответ намою записку Ах дайте, ради бога, скорее. Что он пишет Яне читал прочитай сам, да вслух Ивы могли утерпеть Да мне-то что Как что Ведь я ваш родной племянник как не полюбопытствовать Какая холодность это эгоизм, дядюшка Может бытья не запираюсь. Впрочем, я знаю, что тут написано. На, читай!
Александр начал читать громко, а Петр Иваныч постукивал палкой по сапогам. В записке было вот что:
«Что это за мистификация, мой любезнейший Петр
Иваныч? Выпишете повести Да кто ж вам поверит Ивы думали обморочить меня, старого воробья А если б, чего боже сохрани, это была правда, если б вы оторвали на время ваше перо от дорогих, в буквальном смысле, строк, из которых каждая, конечно, не один
червонец стоит, и перестав выводить почтенные итоги, произвели бы лежащую передо мною повесть, то я и тогда сказал бы вам, что хрупкие произведения вашего завода гораздо прочнее этого творения…»
У Александра голос вдруг упал.
«Но я отвергаю такое обидное подозрение на ваш счет, – продолжал он робко и тихо Не слышу, Александр, погромче – сказал Петр
Иваныч.
Александр продолжал тихим голосом:
«Принимая участие в авторе повести, вы, вероятно, хотите знать мое мнение. Вот оно. Автор должен быть молодой человек. Он неглуп, но что-то непутем сердит навесь мир. В каком озлобленном, ожесточенном духе пишет он Верно, разочарованный. О,
боже! когда переведется этот народ Как жаль, что от фальшивого взгляда на жизнь гибнет у нас много дарований в пустых, бесплодных мечтах, в напрасных стремлениях к тому, к чему они не призваны».
Александр остановился и перевел дух. Петр Ива- ныч закурил сигару и пустил кольцо дыму. Лицо его, по обыкновению, выражало совершенное спокойствие.
Александр продолжал читать глухим, едва слышным голосом:
«Самолюбие, мечтательность, преждевременное развитие сердечных склонностей и неподвижность
У Александра голос вдруг упал.
«Но я отвергаю такое обидное подозрение на ваш счет, – продолжал он робко и тихо Не слышу, Александр, погромче – сказал Петр
Иваныч.
Александр продолжал тихим голосом:
«Принимая участие в авторе повести, вы, вероятно, хотите знать мое мнение. Вот оно. Автор должен быть молодой человек. Он неглуп, но что-то непутем сердит навесь мир. В каком озлобленном, ожесточенном духе пишет он Верно, разочарованный. О,
боже! когда переведется этот народ Как жаль, что от фальшивого взгляда на жизнь гибнет у нас много дарований в пустых, бесплодных мечтах, в напрасных стремлениях к тому, к чему они не призваны».
Александр остановился и перевел дух. Петр Ива- ныч закурил сигару и пустил кольцо дыму. Лицо его, по обыкновению, выражало совершенное спокойствие.
Александр продолжал читать глухим, едва слышным голосом:
«Самолюбие, мечтательность, преждевременное развитие сердечных склонностей и неподвижность
ума, с неизбежным последствием – ленью, – вот причины этого зла. Наука, труд, практическое дело – вот что может отрезвить нашу праздную и больную молодежь Все дело можно бы в трех строках объяснить, сказал Петр Иваныч, поглядев на часы, – а он в приятельском письме написал целую диссертацию ну,
не педант ли Читать ли дальше, Александр брось:
скучно. Мне бы надо тебе кое-что сказать Нет, дядюшка, позвольте, уж я выпью чашу до дна:
дочитаю.
– Ну, читай на здоровье.
«Это печальное направление душевных способностей читал Александр, – обнаруживается в каждой строке присланной вами повести. Скажите ж вашему protégé,
27
что писатель тогда только, во-первых, напишет дельно, когда не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия. Он должен обозревать покойными светлым взглядом жизнь и людей вообще иначе выразит только свое я до которого никому нет дела. Этот недостаток сильно преобладает в повести. Второе и главное условие – этого, пожалуй,
автору не говорите из сожаления к молодости и авторскому самолюбию, самому беспокойному из всех самолюбий нужен таланта его тут и следа нет. Язык подопечному (франц
не педант ли Читать ли дальше, Александр брось:
скучно. Мне бы надо тебе кое-что сказать Нет, дядюшка, позвольте, уж я выпью чашу до дна:
дочитаю.
– Ну, читай на здоровье.
«Это печальное направление душевных способностей читал Александр, – обнаруживается в каждой строке присланной вами повести. Скажите ж вашему protégé,
27
что писатель тогда только, во-первых, напишет дельно, когда не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия. Он должен обозревать покойными светлым взглядом жизнь и людей вообще иначе выразит только свое я до которого никому нет дела. Этот недостаток сильно преобладает в повести. Второе и главное условие – этого, пожалуй,
автору не говорите из сожаления к молодости и авторскому самолюбию, самому беспокойному из всех самолюбий нужен таланта его тут и следа нет. Язык подопечному (франц
впрочем, везде правилен и чист автор даже обладает слогом – насилу дочитал Александр Вот давно бы так – сказал Петр Иваныч, – а то бог знает что наговорил О прочем мыс тобой и без него рассудим.
У Александра опустились руки. Он молча, как человек, оглушенный неожиданным ударом, глядел мутными глазами прямо в стену. Петр Иваныч взял у него письмо и прочитал в P.S. следующее Если вам непременно хочется поместить эту повесть в наш журнал – пожалуй, для вас, в летние месяцы, когда мало читают, я помещу, но о вознаграждении и думать нельзя Ну, что, Александр, как ты себя чувствуешь спросил Петр Иваныч.
– Покойнее, нежели можно было ожидать, – отвечал с усилием Александр. – Чувствую, как человек,
обманутый во всем Нет, как человек, который обманывал сам себя да хотел обмануть и других…
Александр не слыхал этого возражения Ужели и это мечта. и это изменило. – шептал он. – Горькая утрата Что ж, не привыкать-стать обманываться Но зачем же, я не понимаю, вложены были в меня все эти неодолимые побуждения к творчеству Вот то-то! в тебя вложили побуждения, а самое творчество, видно, и забыли вложить, – сказал Петр
Иваныч, – я говорил!
Александр отвечал вздохом и задумался. Потом вдруг с живостью бросился отворять все ящики, достал несколько тетрадей, листков, клочков и начал с ожесточением бросать в камин Вот это не забудь – сказал Петр Иваныч, подвигая к нему листок с начатыми стихами, лежавший на столе И это туда же – говорил Александр с отчаянием,
бросая стихи в камин Нет ли еще чего Поищи-ка хорошенько, – спросил Петр Иваныч, осматриваясь кругом, – уж за один бы разделать умное дело. Вон что там это на шкафе за связка Туда же – говорил Александр, доставая ее, – это статьи о сельском хозяйстве Не жги, не жги этого Отдай мне – сказал Петр
Иваныч, протягивая руку, – это не пустяки.
Но Александр не слушал Нет – сказал он со злостью, – если погибло для меня благородное творчество в сфере изящного, так я не хочу и труженичества в этом судьба меня не пе- реломит!
И связка полетела в камин
– Напрасно – заметил Петр Иваныч и между тем сам палкой шарил в корзине под столом, нет ли еще чего-нибудь бросить в огонь А что же мыс повестью сделаем, Александр Она у меня Ненужно ли вам оклеить перегородки Нет, теперь нет. Не послать ли за ней Евсей!
Опять заснул смотри, там мою шинель у тебя подносом украдут Сходи скорее ко мне, спроси там у Васи- лья толстую тетрадь, что лежит в кабинете на бюро,
и принеси сюда.
Александр сидел, опершись на руку, и смотрел в камин. Принесли тетрадь. Александр поглядел на плод полугодовых трудов и задумался. Петр Иваныч заметил это Ну, кончай, Александр, – сказал он, – да поговорим о другом И это туда же – крикнул Александр, швырнув тетрадь в печь.
Оба стали смотреть, как она загорится, Петр Ива- ныч, по-видимому, с удовольствием, Александр с грустью, почти со слезами. Вот верхний лист зашевелился и поднялся, как будто невидимая рука перевертывала его края его загнулись, он почернел, потом скоробился и вдруг вспыхнул за ним быстро вспыхнул другой, третий, а там вдруг несколько поднялись и
У Александра опустились руки. Он молча, как человек, оглушенный неожиданным ударом, глядел мутными глазами прямо в стену. Петр Иваныч взял у него письмо и прочитал в P.S. следующее Если вам непременно хочется поместить эту повесть в наш журнал – пожалуй, для вас, в летние месяцы, когда мало читают, я помещу, но о вознаграждении и думать нельзя Ну, что, Александр, как ты себя чувствуешь спросил Петр Иваныч.
– Покойнее, нежели можно было ожидать, – отвечал с усилием Александр. – Чувствую, как человек,
обманутый во всем Нет, как человек, который обманывал сам себя да хотел обмануть и других…
Александр не слыхал этого возражения Ужели и это мечта. и это изменило. – шептал он. – Горькая утрата Что ж, не привыкать-стать обманываться Но зачем же, я не понимаю, вложены были в меня все эти неодолимые побуждения к творчеству Вот то-то! в тебя вложили побуждения, а самое творчество, видно, и забыли вложить, – сказал Петр
Иваныч, – я говорил!
Александр отвечал вздохом и задумался. Потом вдруг с живостью бросился отворять все ящики, достал несколько тетрадей, листков, клочков и начал с ожесточением бросать в камин Вот это не забудь – сказал Петр Иваныч, подвигая к нему листок с начатыми стихами, лежавший на столе И это туда же – говорил Александр с отчаянием,
бросая стихи в камин Нет ли еще чего Поищи-ка хорошенько, – спросил Петр Иваныч, осматриваясь кругом, – уж за один бы разделать умное дело. Вон что там это на шкафе за связка Туда же – говорил Александр, доставая ее, – это статьи о сельском хозяйстве Не жги, не жги этого Отдай мне – сказал Петр
Иваныч, протягивая руку, – это не пустяки.
Но Александр не слушал Нет – сказал он со злостью, – если погибло для меня благородное творчество в сфере изящного, так я не хочу и труженичества в этом судьба меня не пе- реломит!
И связка полетела в камин
– Напрасно – заметил Петр Иваныч и между тем сам палкой шарил в корзине под столом, нет ли еще чего-нибудь бросить в огонь А что же мыс повестью сделаем, Александр Она у меня Ненужно ли вам оклеить перегородки Нет, теперь нет. Не послать ли за ней Евсей!
Опять заснул смотри, там мою шинель у тебя подносом украдут Сходи скорее ко мне, спроси там у Васи- лья толстую тетрадь, что лежит в кабинете на бюро,
и принеси сюда.
Александр сидел, опершись на руку, и смотрел в камин. Принесли тетрадь. Александр поглядел на плод полугодовых трудов и задумался. Петр Иваныч заметил это Ну, кончай, Александр, – сказал он, – да поговорим о другом И это туда же – крикнул Александр, швырнув тетрадь в печь.
Оба стали смотреть, как она загорится, Петр Ива- ныч, по-видимому, с удовольствием, Александр с грустью, почти со слезами. Вот верхний лист зашевелился и поднялся, как будто невидимая рука перевертывала его края его загнулись, он почернел, потом скоробился и вдруг вспыхнул за ним быстро вспыхнул другой, третий, а там вдруг несколько поднялись и
загорелись кучей, но следующая подними страница еще белелась и через две секунды тоже начала чернеть по краям.
Александр, однако ж, успел прочесть на ней глава я. Он вспомнил, что было в этой главе, и ему стало жаль ее. Он встал с кресел и схватил щипцы,
чтобы спасти остатки своего творения. Может быть,
еще…» – шептала ему надежда Постой, вот я лучше тростью, – сказал Петр Ива- ныч, – а то обожжешься щипцами.
Он подвинул тетрадь в глубину камина, прямо на уголья. Александр остановился в нерешимости. Тетрадь была толста и не вдруг поддалась действию огня. Из-под нее сначала повалил густой дым пламя изредка вырвется снизу, лизнет ее побоку, оставит черное пятно и опять спрячется. Еще можно было спасти.
Александр уже протянул руку, нов туже секунду пламя озарило и кресла, и лицо Петра Иваныча, и стол;
вся тетрадь вспыхнула и через минуту потухла, оставив по себе кучу черного пепла, по которому местами пробегали огненные змейки. Александр бросил щипцы Все кончено – сказал он Кончено – повторил Петр Иваныч.
– Ух – промолвил Александр, – я свободен Уж это в другой разя помогаю тебе очищать квартиру сказал Петр Иваныч, – надеюсь, что на этот раз Невозвратно, дядюшка Аминь – примолвил дядя, положив ему руки на плечи. – Ну, Александр, советую тебе не медлить сейчас же напиши к Ивану Иванычу, чтобы прислал тебе работу в отделение сельского хозяйства. Ты по горячим следам, после всех глупостей, теперь напишешь преумную вещь. А он все заговаривает Что ж, говорит, ваш племянник…»
Александр с грустью покачал головой Не могу, – сказал он, – нет, не могу все кончено Что ж ты станешь теперь делать Что – спросил они задумался, – теперь пока ничего Это только в провинции как-то умеют ничего не делать а здесь Зачем же ты приезжал сюда Это непонятно. Ну, пока довольно об этом. У меня доте- бя есть просьба.
Александр медленно приподнял голову и взглянул на дядю вопросительно Ведь ты знаешь, – начал Петр Иваныч, подвигая к Александру свои кресла, – моего компаниона Сур- кова?
Александр кивнул головой Даты иногда обедывал у меня с ним, только
Александр, однако ж, успел прочесть на ней глава я. Он вспомнил, что было в этой главе, и ему стало жаль ее. Он встал с кресел и схватил щипцы,
чтобы спасти остатки своего творения. Может быть,
еще…» – шептала ему надежда Постой, вот я лучше тростью, – сказал Петр Ива- ныч, – а то обожжешься щипцами.
Он подвинул тетрадь в глубину камина, прямо на уголья. Александр остановился в нерешимости. Тетрадь была толста и не вдруг поддалась действию огня. Из-под нее сначала повалил густой дым пламя изредка вырвется снизу, лизнет ее побоку, оставит черное пятно и опять спрячется. Еще можно было спасти.
Александр уже протянул руку, нов туже секунду пламя озарило и кресла, и лицо Петра Иваныча, и стол;
вся тетрадь вспыхнула и через минуту потухла, оставив по себе кучу черного пепла, по которому местами пробегали огненные змейки. Александр бросил щипцы Все кончено – сказал он Кончено – повторил Петр Иваныч.
– Ух – промолвил Александр, – я свободен Уж это в другой разя помогаю тебе очищать квартиру сказал Петр Иваныч, – надеюсь, что на этот раз Невозвратно, дядюшка Аминь – примолвил дядя, положив ему руки на плечи. – Ну, Александр, советую тебе не медлить сейчас же напиши к Ивану Иванычу, чтобы прислал тебе работу в отделение сельского хозяйства. Ты по горячим следам, после всех глупостей, теперь напишешь преумную вещь. А он все заговаривает Что ж, говорит, ваш племянник…»
Александр с грустью покачал головой Не могу, – сказал он, – нет, не могу все кончено Что ж ты станешь теперь делать Что – спросил они задумался, – теперь пока ничего Это только в провинции как-то умеют ничего не делать а здесь Зачем же ты приезжал сюда Это непонятно. Ну, пока довольно об этом. У меня доте- бя есть просьба.
Александр медленно приподнял голову и взглянул на дядю вопросительно Ведь ты знаешь, – начал Петр Иваныч, подвигая к Александру свои кресла, – моего компаниона Сур- кова?
Александр кивнул головой Даты иногда обедывал у меня с ним, только
успел литы разглядеть хорошенько, что это за птица?
Он добрый малый, но препустой. Господствующая его слабость – женщины. Он же, к несчастию, как ты видишь, недурен собой, то есть румян, гладок, высок, ну,
всегда завит, раздушен, одет по картинке вот и воображает, что все женщины от него без ума – так, фат!
Да черт с ним совсем, я бы не заметил этого но вот беда чуть заведется страстишка, они пошел мотать.
Тут у него пойдут и сюрпризы, и подарки, и угождения;
сам пустится в щегольство, начнет менять экипажи,
лошадей… просто разоренье! И за моей женой волочился. Бывало, уж я и не забочусь посылать человека за билетом в театр Сурков непременно привезет.
Лошадей ли надо променять, достать ли что-нибудь редкое, толпу ли растолкать, съездить ли осмотреть дачу, куда ни пошлешь – золото Уж как был полезен:
этакого за деньги не наймешь. Жаль Я нарочно не мешал ему, да жене очень надоел я и прогнал. Вот когда он этак пустится мотать, ему уж недостает процентов, он начинает просить денег у меня – откажешь,
заговаривает о капитале. Что, говорит, мне ваш завод никогда нет свободных денег в руках Добро бы взял какую-нибудь… так нет все ищет связей в свете:
«Мне, говорит, надобно благородную интригуя без любви жить не могу – не осел ли Малому чуть не сорок лети не может жить без любви
Он добрый малый, но препустой. Господствующая его слабость – женщины. Он же, к несчастию, как ты видишь, недурен собой, то есть румян, гладок, высок, ну,
всегда завит, раздушен, одет по картинке вот и воображает, что все женщины от него без ума – так, фат!
Да черт с ним совсем, я бы не заметил этого но вот беда чуть заведется страстишка, они пошел мотать.
Тут у него пойдут и сюрпризы, и подарки, и угождения;
сам пустится в щегольство, начнет менять экипажи,
лошадей… просто разоренье! И за моей женой волочился. Бывало, уж я и не забочусь посылать человека за билетом в театр Сурков непременно привезет.
Лошадей ли надо променять, достать ли что-нибудь редкое, толпу ли растолкать, съездить ли осмотреть дачу, куда ни пошлешь – золото Уж как был полезен:
этакого за деньги не наймешь. Жаль Я нарочно не мешал ему, да жене очень надоел я и прогнал. Вот когда он этак пустится мотать, ему уж недостает процентов, он начинает просить денег у меня – откажешь,
заговаривает о капитале. Что, говорит, мне ваш завод никогда нет свободных денег в руках Добро бы взял какую-нибудь… так нет все ищет связей в свете:
«Мне, говорит, надобно благородную интригуя без любви жить не могу – не осел ли Малому чуть не сорок лети не может жить без любви
Александр вспомнило себе и печально улыбнулся Он все врет, – продолжал Петр Иваныч. – Я после рассмотрело чем он хлопочет. Ему только бы похвастаться чтоб о нем говорили, что он в связиста- кой-то, что видят в ложе у такой-то, или что он на даче сидел вдвоем на балконе поздно вечером, катался, что литам с ней где-нибудь в уединенном месте,
в коляске или верхом. А между тем выходит, что эти так называемые благородные интриги – чтоб черт их взял – гораздо дороже обходятся, чем неблагородные. Вот из чего бьется, дурачина К чему же это все ведет, дядюшка – спросил
Александр, – я не вижу, что я могу тут сделать А вот увидишь. Недавно воротилась сюда из-за границы молодая вдова, Юлия Павловна Тафаева.
Она очень недурна собой. С мужем я и Сурков были приятели. Тафаев умер в чужих краях. Ну, догадываешься Догадываюсь Сурков влюбился во вдову Так совсем одурела еще Еще не знаю Экой какой Ну, слушай Сурков мне раза два проговорился, что ему скоро понадобятся деньги. Я сейчас догадался, что это значит, только с какой стороны ветер дует – не мог угадать. Я допытываться, зачем деньги Он мялся, мялся, наконец сказал, что хочет
в коляске или верхом. А между тем выходит, что эти так называемые благородные интриги – чтоб черт их взял – гораздо дороже обходятся, чем неблагородные. Вот из чего бьется, дурачина К чему же это все ведет, дядюшка – спросил
Александр, – я не вижу, что я могу тут сделать А вот увидишь. Недавно воротилась сюда из-за границы молодая вдова, Юлия Павловна Тафаева.
Она очень недурна собой. С мужем я и Сурков были приятели. Тафаев умер в чужих краях. Ну, догадываешься Догадываюсь Сурков влюбился во вдову Так совсем одурела еще Еще не знаю Экой какой Ну, слушай Сурков мне раза два проговорился, что ему скоро понадобятся деньги. Я сейчас догадался, что это значит, только с какой стороны ветер дует – не мог угадать. Я допытываться, зачем деньги Он мялся, мялся, наконец сказал, что хочет
отделать себе квартиру на Литейной. Я припоминать,
что бы такое было на Литейной, – и вспомнил, что Та- фаева живет там же и прямехонько против того места, которое он выбрал. Ужи задаток дал. Беда грозит неминучая, если не поможешь ты. Теперь догадался Александр поднял нос немного кверху, провел взглядом по стене, по потолку, потом мигнул раза два и стал глядеть на дядю, но молчал.
Петр Иваныч смотрел на него с улыбкой. Он страх любил заметить в ком-нибудь промах со стороны ума,
догадливости и дать почувствовать это Что это, Александр, с тобой А еще повести пишешь сказал он Ах, догадался, дядюшка Ну, слава богу Сурков просит денег у вас их нет, вы хотите, чтоб я – и не договорил.
Петр Иваныч засмеялся. Александр не кончил фразы и смотрел на дядю в недоумении Нет, не то – сказал Петр Иваныч. – Разве у меня когда-нибудь не бывает денег Попробуй обратиться когда хочешь, увидишь А вот что Тафаева через него напомнила мне о знакомстве с ее мужем. Я заехал.
Она просила посещать ее я обещали сказал, что привезу тебя ну, теперь, надеюсь, понял
– Меня – повторил Александр, глядя вовсе глаза на дядю. – Да, конечно теперь понял – торопливо прибавил он, нона последнем слове запнулся А что ты понял – спросил Петр Иваныч.
– Хоть убейте, ничего, дядюшка, не понимаю Позвольте может быть, у ней приятный дом вы хотите, чтоб я рассеялся так как мне скучно Вот, прекрасно стану я возить тебя для этого по домам После этого недостает только, чтоб я тебе закрывал на ночь рот платком от мух Нет, все не то. А
вот в чем дело влюби-ка в себя Тафаеву.
Александр вдруг поднял брови и посмотрел на дядю Вышутите, дядюшка это нелепо – сказал он Там, где точно есть нелепости, ты их делаешь очень важно, а где дело простои естественно – это у тебя нелепости. Что ж тут нелепого Разбери, как нелепа сама любовь игра крови, самолюбие Да что толковать с тобой ведь ты все еще веришь в неизбежное назначение кого любить, в симпатию душ Извините теперь ни во что не верю. Но разве можно влюбить и влюбиться по произволу Можно, ноне для тебя. Не бойся я такого мудреного поручения тебе не дам. Ты вот только что сделай. Ухаживай за Тафаевой, будь внимателен, не давай Суркову оставаться с ней наедине ну, просто
что бы такое было на Литейной, – и вспомнил, что Та- фаева живет там же и прямехонько против того места, которое он выбрал. Ужи задаток дал. Беда грозит неминучая, если не поможешь ты. Теперь догадался Александр поднял нос немного кверху, провел взглядом по стене, по потолку, потом мигнул раза два и стал глядеть на дядю, но молчал.
Петр Иваныч смотрел на него с улыбкой. Он страх любил заметить в ком-нибудь промах со стороны ума,
догадливости и дать почувствовать это Что это, Александр, с тобой А еще повести пишешь сказал он Ах, догадался, дядюшка Ну, слава богу Сурков просит денег у вас их нет, вы хотите, чтоб я – и не договорил.
Петр Иваныч засмеялся. Александр не кончил фразы и смотрел на дядю в недоумении Нет, не то – сказал Петр Иваныч. – Разве у меня когда-нибудь не бывает денег Попробуй обратиться когда хочешь, увидишь А вот что Тафаева через него напомнила мне о знакомстве с ее мужем. Я заехал.
Она просила посещать ее я обещали сказал, что привезу тебя ну, теперь, надеюсь, понял
– Меня – повторил Александр, глядя вовсе глаза на дядю. – Да, конечно теперь понял – торопливо прибавил он, нона последнем слове запнулся А что ты понял – спросил Петр Иваныч.
– Хоть убейте, ничего, дядюшка, не понимаю Позвольте может быть, у ней приятный дом вы хотите, чтоб я рассеялся так как мне скучно Вот, прекрасно стану я возить тебя для этого по домам После этого недостает только, чтоб я тебе закрывал на ночь рот платком от мух Нет, все не то. А
вот в чем дело влюби-ка в себя Тафаеву.
Александр вдруг поднял брови и посмотрел на дядю Вышутите, дядюшка это нелепо – сказал он Там, где точно есть нелепости, ты их делаешь очень важно, а где дело простои естественно – это у тебя нелепости. Что ж тут нелепого Разбери, как нелепа сама любовь игра крови, самолюбие Да что толковать с тобой ведь ты все еще веришь в неизбежное назначение кого любить, в симпатию душ Извините теперь ни во что не верю. Но разве можно влюбить и влюбиться по произволу Можно, ноне для тебя. Не бойся я такого мудреного поручения тебе не дам. Ты вот только что сделай. Ухаживай за Тафаевой, будь внимателен, не давай Суркову оставаться с ней наедине ну, просто
взбеси его. Мешай ему он слово, ты два, он мнение,
ты опровержение. Сбивай его беспрестанно с толку,
уничтожай на каждом шагу Зачем Все еще не понимаешь А затем, мой милый, что он сначала будет сума сходить от ревности и досады, потом охладеет. Это у него скоро следует одно за другим. Он самолюбив до глупости. Квартира тогда не понадобится, капитал останется цел, заводские дела пойдут своим чередом ну, понимаешь Уж это в пятый разя с ним играю шутку прежде, бывало, когда был холостой и помоложе, самане то кого-нибудь из приятелей подошлю Ноя с нею незнаком, – сказал Александр А для этого-то я и повезу тебя к ней в среду. По средам у ней собираются кое-кто из старых знакомых А если она отвечает любви Суркова, тогда, согласитесь, что мои угождения и внимательность взбесят не одного его Э, полно Порядочная женщина, разглядев дурака, перестанет им заниматься, особенно при свидетелях самолюбие не позволит. Тут же около будет другой, поумнее и покрасивее она посовестится, скорей бросит. Вот для этого я и выбрал тебя.
Александр поклонился Сурков неопасен продолжал дядя, – но Тафа-
ты опровержение. Сбивай его беспрестанно с толку,
уничтожай на каждом шагу Зачем Все еще не понимаешь А затем, мой милый, что он сначала будет сума сходить от ревности и досады, потом охладеет. Это у него скоро следует одно за другим. Он самолюбив до глупости. Квартира тогда не понадобится, капитал останется цел, заводские дела пойдут своим чередом ну, понимаешь Уж это в пятый разя с ним играю шутку прежде, бывало, когда был холостой и помоложе, самане то кого-нибудь из приятелей подошлю Ноя с нею незнаком, – сказал Александр А для этого-то я и повезу тебя к ней в среду. По средам у ней собираются кое-кто из старых знакомых А если она отвечает любви Суркова, тогда, согласитесь, что мои угождения и внимательность взбесят не одного его Э, полно Порядочная женщина, разглядев дурака, перестанет им заниматься, особенно при свидетелях самолюбие не позволит. Тут же около будет другой, поумнее и покрасивее она посовестится, скорей бросит. Вот для этого я и выбрал тебя.
Александр поклонился Сурков неопасен продолжал дядя, – но Тафа-
ева принимает очень немногих, так что он может, пожалуй, в ее маленьком кругу прослыть и львом и умником. На женщин много действует внешность. Он же мастер угодить, ну, его и терпят. Она, может быть, кокетничает с ним, а они того И умные женщины любят, когда для них делают глупости, особенно дорогие. Только они любят большею частью при этом не того, кто их делает, а другого Многие этого не хотят понять, в том числе и Сурков, – вот ты и вразуми его Но Сурков, вероятно, там и не по средам бывает:
в среду я ему помешаю, а в другие дни как Все учи тебя Ты польсти ей, прикинься немножко влюбленным – со второго раза она пригласит тебя уж не в среду, а в четверг или в пятницу, ты удвой внимательность, а я потом немножко ее настрою, намекну,
будто ты в самом деле – того Она, кажется сколько я мог заметить Такая чувствительная должно быть, слабонервная оная думаю, тоже не прочь от симпатии от излияний Как это можно – говорил в раздумье Александр. Если б я мог еще влюбиться – так а тоне могу и успеха не будет Напротив, тут-то и будет. Если б ты влюбился, тыне мог бы притворяться, она сейчас бы заметила и пошла бы играть с вами с обоими в дураки. А теперь…
да ты мне взбеси только Суркова: уж я знаю его, как
в среду я ему помешаю, а в другие дни как Все учи тебя Ты польсти ей, прикинься немножко влюбленным – со второго раза она пригласит тебя уж не в среду, а в четверг или в пятницу, ты удвой внимательность, а я потом немножко ее настрою, намекну,
будто ты в самом деле – того Она, кажется сколько я мог заметить Такая чувствительная должно быть, слабонервная оная думаю, тоже не прочь от симпатии от излияний Как это можно – говорил в раздумье Александр. Если б я мог еще влюбиться – так а тоне могу и успеха не будет Напротив, тут-то и будет. Если б ты влюбился, тыне мог бы притворяться, она сейчас бы заметила и пошла бы играть с вами с обоими в дураки. А теперь…
да ты мне взбеси только Суркова: уж я знаю его, как
свои пять пальцев. Он, как увидит, что ему не везет, не станет тратить деньги даром, а мне это только и нужно Слушай, Александр, это очень важно для меня:
если ты это сделаешь – помнишь две вазы, что понравились тебе на заводе они – твои только пьедестал ты сам купи Помилуйте, дядюшка, неужели выдумаете, что я Да за что ж ты станешь даром хлопотать, терять время Вот прекрасно Ничего вазы очень красивы.
В наш век без ничего ничего и не сделают. Когда я что-нибудь для тебя сделаю, предложи мне подарок:
я возьму Странное поручение – сказал Александр нерешительно Надеюсь, тыне откажешься исполнить его для меня. Я для тебя тоже готов сделать, что могу когда понадобятся деньги – обратись Так в среду Эта история продолжится месяц, много два. Я тебе скажу,
как ненужно будет, тогда и брось Извольте, дядюшка, я готов только странно За успех не ручаюсь если б я мог еще сам влюбиться,
тогда… а тонет И очень хорошо, что не можешь, а то бы все дело испортил. Я сам ручаюсь за успех. Прощай!
Он ушел, а Александр долго еще сидел у камина
если ты это сделаешь – помнишь две вазы, что понравились тебе на заводе они – твои только пьедестал ты сам купи Помилуйте, дядюшка, неужели выдумаете, что я Да за что ж ты станешь даром хлопотать, терять время Вот прекрасно Ничего вазы очень красивы.
В наш век без ничего ничего и не сделают. Когда я что-нибудь для тебя сделаю, предложи мне подарок:
я возьму Странное поручение – сказал Александр нерешительно Надеюсь, тыне откажешься исполнить его для меня. Я для тебя тоже готов сделать, что могу когда понадобятся деньги – обратись Так в среду Эта история продолжится месяц, много два. Я тебе скажу,
как ненужно будет, тогда и брось Извольте, дядюшка, я готов только странно За успех не ручаюсь если б я мог еще сам влюбиться,
тогда… а тонет И очень хорошо, что не можешь, а то бы все дело испортил. Я сам ручаюсь за успех. Прощай!
Он ушел, а Александр долго еще сидел у камина
над милым пеплом.
Когда Петр Иваныч воротился домой, жена спросила что Александр, что его повесть, будет ли он писать Нет, я его вылечил навсегда.
Адуев рассказал ей содержание письма, полученного им с повестью, и о том, как они сожгли все Ты без жалости, Петр Иваныч! – сказала Лизавета
Александровна, – или не умеешь ничего порядочно сделать, за что ни примешься Ты хорошо делала, что принуждала его бумагу марать разве у него есть талант Нет.
Петр Иваныч посмотрел на нее с удивлением Так зачем же ты А ты все еще не понял, не догадался?
Он молчали невольно вспомнил сцену свою с Александром Чего ж тут не понять это очень ясно – говорил он, глядя на нее вовсе глаза А что, скажи Что что ты хотела дать ему урок только иначе, мягче, по-своему…
– Не понимаешь, а еще умный человек Отчего он был все это время весел, здоров, почти счастлив Оттого, что надеялся. Вот я и поддерживала эту надежду ну, теперь ясно Так это ты все хитрила с ним Я думаю, это позволительно. А ты что наделал?
Тебе его вовсе не жаль отнял последнюю надежду Полно Какую последнюю надежду еще много глупостей впереди Что он теперь будет делать Опять станет ходить повеся нос Нет не станет не до того будет я задал ему работу Что опять перевод какой-нибудь о картофеле?
Разве это может занять молодого человека и особенно пылкого и восторженного У тебя бы только была занята голова Нет, моя милая, не о картофеле, а по заводу кое- что
Когда Петр Иваныч воротился домой, жена спросила что Александр, что его повесть, будет ли он писать Нет, я его вылечил навсегда.
Адуев рассказал ей содержание письма, полученного им с повестью, и о том, как они сожгли все Ты без жалости, Петр Иваныч! – сказала Лизавета
Александровна, – или не умеешь ничего порядочно сделать, за что ни примешься Ты хорошо делала, что принуждала его бумагу марать разве у него есть талант Нет.
Петр Иваныч посмотрел на нее с удивлением Так зачем же ты А ты все еще не понял, не догадался?
Он молчали невольно вспомнил сцену свою с Александром Чего ж тут не понять это очень ясно – говорил он, глядя на нее вовсе глаза А что, скажи Что что ты хотела дать ему урок только иначе, мягче, по-своему…
– Не понимаешь, а еще умный человек Отчего он был все это время весел, здоров, почти счастлив Оттого, что надеялся. Вот я и поддерживала эту надежду ну, теперь ясно Так это ты все хитрила с ним Я думаю, это позволительно. А ты что наделал?
Тебе его вовсе не жаль отнял последнюю надежду Полно Какую последнюю надежду еще много глупостей впереди Что он теперь будет делать Опять станет ходить повеся нос Нет не станет не до того будет я задал ему работу Что опять перевод какой-нибудь о картофеле?
Разве это может занять молодого человека и особенно пылкого и восторженного У тебя бы только была занята голова Нет, моя милая, не о картофеле, а по заводу кое- что
Настала и среда. В гостиной Юлии Павловны собралось человек двенадцать или пятнадцать гостей.
Четыре молодые дамы, два иностранца с бородами,
заграничные знакомые хозяйки да офицер составляли один кружок.
Отдельно от них, на бержерке, сидел старик, по-ви- димому отставной военный, с двумя клочками седых волос подносом и со множеством ленточек в петлице.
Он толковал с каким-то пожилым человеком о предстоявших откупах.
В другой комнате старушка и двое мужчин играли в карты. За фортепиано сидела очень молоденькая девица, другая тут же разговаривала со студентом.
Явились Адуевы. Редко кто умел войти с такой непринужденностью и достоинством в гостиную, как
Петр Иваныч. За ним с какой-то нерешимостью следовал Александр.
Какая разница между ними один целой головой выше, стройный, полный, человек крепкой и здоровой натуры, с самоуверенностью в глазах ив манерах. Но нив одном взгляде, нив движении, нив слове нельзя было угадать мысли или характера Петра Иваны- ча – так все прикрыто было в нем светскостью и искусством владеть собой. Кажется, у него рассчитаны были и жесты и взгляды. Бледное, бесстрастное лицо показывало, что в этом человеке немного разгула страстям под деспотическим правлением ума, что сердце у него бьется или не бьется по приговору го- ловы.
В Александре, напротив, все показывало слабое и нежное сложение, и изменчивое выражение лица,
и какая-то лень или медленность и неровность движений, и матовый взгляд, который сейчас высказывал, какое ощущение тревожило сердце его или какая мысль шевелилась в голове. Он был среднего роста,
но худ и бледен, – не от природы, как Петр Иваныч, а от беспрерывных душевных волнений волосы не росли, как у того, густым лесом по голове и по щекам, но спускались по висками по затылку длинными, слабыми, но чрезвычайно мягкими, шелковистыми прядями светлого цвета, с прекрасным отливом.
Дядя представил племянника А моего приятеля Суркова нет – спросил Петр
Иваныч, оглядываясь с удивлением. – Он забыл вас О нет я очень благодарна ему, – отвечала хозяйка Он посещает меня. Вызнаете, я, кроме знакомых моего покойного мужа, почти никого не принимаю Да где же он Он сейчас будет. Вообразите, он дал слово мне и
Четыре молодые дамы, два иностранца с бородами,
заграничные знакомые хозяйки да офицер составляли один кружок.
Отдельно от них, на бержерке, сидел старик, по-ви- димому отставной военный, с двумя клочками седых волос подносом и со множеством ленточек в петлице.
Он толковал с каким-то пожилым человеком о предстоявших откупах.
В другой комнате старушка и двое мужчин играли в карты. За фортепиано сидела очень молоденькая девица, другая тут же разговаривала со студентом.
Явились Адуевы. Редко кто умел войти с такой непринужденностью и достоинством в гостиную, как
Петр Иваныч. За ним с какой-то нерешимостью следовал Александр.
Какая разница между ними один целой головой выше, стройный, полный, человек крепкой и здоровой натуры, с самоуверенностью в глазах ив манерах. Но нив одном взгляде, нив движении, нив слове нельзя было угадать мысли или характера Петра Иваны- ча – так все прикрыто было в нем светскостью и искусством владеть собой. Кажется, у него рассчитаны были и жесты и взгляды. Бледное, бесстрастное лицо показывало, что в этом человеке немного разгула страстям под деспотическим правлением ума, что сердце у него бьется или не бьется по приговору го- ловы.
В Александре, напротив, все показывало слабое и нежное сложение, и изменчивое выражение лица,
и какая-то лень или медленность и неровность движений, и матовый взгляд, который сейчас высказывал, какое ощущение тревожило сердце его или какая мысль шевелилась в голове. Он был среднего роста,
но худ и бледен, – не от природы, как Петр Иваныч, а от беспрерывных душевных волнений волосы не росли, как у того, густым лесом по голове и по щекам, но спускались по висками по затылку длинными, слабыми, но чрезвычайно мягкими, шелковистыми прядями светлого цвета, с прекрасным отливом.
Дядя представил племянника А моего приятеля Суркова нет – спросил Петр
Иваныч, оглядываясь с удивлением. – Он забыл вас О нет я очень благодарна ему, – отвечала хозяйка Он посещает меня. Вызнаете, я, кроме знакомых моего покойного мужа, почти никого не принимаю Да где же он Он сейчас будет. Вообразите, он дал слово мне и
кузине достать непременно ложу на завтрашний спектакль, когда, говорят, нет никакой возможности и теперь поехал И достанет я ручаюсь за него он гений на это.
Он всегда достает мне, когда ни знакомство, ни протекция не помогают. Где он берет и за какие деньги это его тайна.
Приехал и Сурков. Туалет его был свеж, нов каждой складке платья, в каждой безделице резко проглядывала претензия быть львом, превзойти всех модников и самую моду. Если, например, мода требовала распашных фраков, так его фрак распахивался до того, что походил на распростертые птичьи крылья если носили откидные воротники, так он заказывал себе такой воротник, что в своем фраке он похож был на пойманного сзади мошенника, который рвется вон из рук. Он сам давал наставления своему портному, как шить. Когда он явился к Тафаевой, шарф его на этот раз был приколот к рубашке булавкой такой неумеренной величины, что она походила на дубинку Ну что, достали – раздалось со всех сторон.
Сурков только что хотел отвечать, но, увидев Аду- ева с племянником, вдруг остановился и поглядел на них с удивлением Предчувствует – сказал Петр Иваныч тихо племяннику Ба! да он с тростью что это значит
– Это что – спросил он Суркова, показывая на трость Давеча выходил из коляски оступился и немного хромаю, – отвечал тот, покашливая Вздор – шепнул Петр Иваныч Александру. – Заметь набалдашник видишь золотую львиную голову?
Третьего дня он хвастался мне, что заплатил за нее
Барбье шестьсот рублей, и теперь показывает вот тебе образчик средств, какими он действует. Сражайся и сбей его вон с этой позиции.
Петр Иваныч указал в окно на дом, бывший напротив Помни, что вазы твои, и одушевись, – прибавил он На завтрашний спектакль имеете билет – спросил Сурков Тафаеву, подходя к ней торжественно Нет Позвольте вам вручить – продолжал они досказал весь ответ Загорецкого из Горе от ума».
Усы офицера слегка зашевелились от улыбки. Петр
Иваныч искоса поглядел на племянника, а Юлия Павловна покраснела. Она стала приглашать Петра Ива- ныча вложу Очень вам благодарен, – отвечал он, – ноя завтра дежурный в театре при жене а вот позвольте представить вам взамен молодого человека
Он всегда достает мне, когда ни знакомство, ни протекция не помогают. Где он берет и за какие деньги это его тайна.
Приехал и Сурков. Туалет его был свеж, нов каждой складке платья, в каждой безделице резко проглядывала претензия быть львом, превзойти всех модников и самую моду. Если, например, мода требовала распашных фраков, так его фрак распахивался до того, что походил на распростертые птичьи крылья если носили откидные воротники, так он заказывал себе такой воротник, что в своем фраке он похож был на пойманного сзади мошенника, который рвется вон из рук. Он сам давал наставления своему портному, как шить. Когда он явился к Тафаевой, шарф его на этот раз был приколот к рубашке булавкой такой неумеренной величины, что она походила на дубинку Ну что, достали – раздалось со всех сторон.
Сурков только что хотел отвечать, но, увидев Аду- ева с племянником, вдруг остановился и поглядел на них с удивлением Предчувствует – сказал Петр Иваныч тихо племяннику Ба! да он с тростью что это значит
– Это что – спросил он Суркова, показывая на трость Давеча выходил из коляски оступился и немного хромаю, – отвечал тот, покашливая Вздор – шепнул Петр Иваныч Александру. – Заметь набалдашник видишь золотую львиную голову?
Третьего дня он хвастался мне, что заплатил за нее
Барбье шестьсот рублей, и теперь показывает вот тебе образчик средств, какими он действует. Сражайся и сбей его вон с этой позиции.
Петр Иваныч указал в окно на дом, бывший напротив Помни, что вазы твои, и одушевись, – прибавил он На завтрашний спектакль имеете билет – спросил Сурков Тафаеву, подходя к ней торжественно Нет Позвольте вам вручить – продолжал они досказал весь ответ Загорецкого из Горе от ума».
Усы офицера слегка зашевелились от улыбки. Петр
Иваныч искоса поглядел на племянника, а Юлия Павловна покраснела. Она стала приглашать Петра Ива- ныча вложу Очень вам благодарен, – отвечал он, – ноя завтра дежурный в театре при жене а вот позвольте представить вам взамен молодого человека
Он показал на Александра Я хотела просить и его настолько трое я с кузиной, да Он вам заменит и меня, – сказал Петр Иваныч, а в случае нужды и этого повесу.
Он указал на Суркова и начал что-то тихо говорить ей. Она при этом два раза украдкою взглянула на
Александра и улыбнулась Благодарю, – отвечал Сурков, – только не худо было бы предложить этот замен пораньше, когда не было билета я бы посмотрел тогда, как бы заменили меня Ах я вам очень благодарна за вашу любезность, с живостью сказала хозяйка Суркову, – ноне пригласила вас вложу потому, что у вас есть кресло. Вы,
верно, предпочтете быть прямо против сцены особенно в балете Нет, нет, лукавите, вы не думаете этого променять место подле вас – низа что Но оно уж обещано Как Кому Monsieur Рене.
Она показала на одного из бородатых иностранцев Oui, madame m’a fait cet honneur…
28
– живо забормотал тот Да, сударыня оказала мне эту честь (франц
Он указал на Суркова и начал что-то тихо говорить ей. Она при этом два раза украдкою взглянула на
Александра и улыбнулась Благодарю, – отвечал Сурков, – только не худо было бы предложить этот замен пораньше, когда не было билета я бы посмотрел тогда, как бы заменили меня Ах я вам очень благодарна за вашу любезность, с живостью сказала хозяйка Суркову, – ноне пригласила вас вложу потому, что у вас есть кресло. Вы,
верно, предпочтете быть прямо против сцены особенно в балете Нет, нет, лукавите, вы не думаете этого променять место подле вас – низа что Но оно уж обещано Как Кому Monsieur Рене.
Она показала на одного из бородатых иностранцев Oui, madame m’a fait cet honneur…
28
– живо забормотал тот Да, сударыня оказала мне эту честь (франц
Сурков, разиня рот, поглядел на него, потом на Та- фаеву.
– Я переменюсь с ним я предложу ему кресло, сказал он Попробуйте.
Бородач и руками и ногами Покорно вас благодарю – сказал Сурков Петру
Иванычу, косясь на Александра, – этим я вам обязан Не стоит благодарности. Да не хочешь ли в мою ложу настолько двое с женой ты же давно с ней не видался поволочился бы.
Сурков с досадой отвернулся от него. Петр Ива- ныч тихонько уехал. Юлия посадила Александра подле себя и говорила с ним целый час. Сурков вмешивался несколько разв разговор, но как-то некстати.
Заговорил что-то о балете и получил в ответ да когда надо было сказать нет и наоборот ясно, что его не слушали. Потом вдруг перескочил к устрицам, уверяя,
что он съел их утром сто восемьдесят штуки не получил даже взгляда. Он сказал еще несколько общих мести, не видя никакого толку, схватил шляпу и вертелся около Юлии, давая ей заметить, что он недоволен и сбирается уехать. Но она не заметила Я уезжаю – сказал он наконец выразительно. –
Прощайте!
В этих словах слышалась худо скрытая досада
– Уже – отвечала она покойно. – Завтра дадите взглянуть на себя в ложе хоть на одну минуту Какое коварство Одну минуту, когда знаете, что заместо подле вас я не взял бы места в раю Если в театральном, верю!
Ему уж не хотелось уезжать. Досада его прошла отброшенного Юлиею ласкового слова на прощанье. Но все видели, что он раскланивался надо было поневоле уходить, ион ушел, оглядываясь как собачонка,
которая пошла было вслед за своим господином, но которую гонят назад.
Юлии Павловне было двадцать три, двадцать четыре года. Петр Иваныч угадал она в самом деле была слабонервна, но это не мешало ей быть вместе очень хорошенькой, умной и грациозной женщиной.
Только она была робка, мечтательна, чувствительна,
как бо́льшая часть нервных женщин. Черты лица нежные, тонкие, взгляд кроткий и всегда задумчивый, ча- стию грустный – без причины или, если хотите, по причине нерв.
На мири жизнь она глядела не совсем благосклонно, задумывалась над вопросом о своем существовании и находила, что она лишняя здесь. Но, боже сохрани, если кто, даже случайно, проговаривался при ней о могиле, о смерти – она бледнела. От ее взгляда ускользала светлая сторона жизни. В саду, в роще
– Я переменюсь с ним я предложу ему кресло, сказал он Попробуйте.
Бородач и руками и ногами Покорно вас благодарю – сказал Сурков Петру
Иванычу, косясь на Александра, – этим я вам обязан Не стоит благодарности. Да не хочешь ли в мою ложу настолько двое с женой ты же давно с ней не видался поволочился бы.
Сурков с досадой отвернулся от него. Петр Ива- ныч тихонько уехал. Юлия посадила Александра подле себя и говорила с ним целый час. Сурков вмешивался несколько разв разговор, но как-то некстати.
Заговорил что-то о балете и получил в ответ да когда надо было сказать нет и наоборот ясно, что его не слушали. Потом вдруг перескочил к устрицам, уверяя,
что он съел их утром сто восемьдесят штуки не получил даже взгляда. Он сказал еще несколько общих мести, не видя никакого толку, схватил шляпу и вертелся около Юлии, давая ей заметить, что он недоволен и сбирается уехать. Но она не заметила Я уезжаю – сказал он наконец выразительно. –
Прощайте!
В этих словах слышалась худо скрытая досада
– Уже – отвечала она покойно. – Завтра дадите взглянуть на себя в ложе хоть на одну минуту Какое коварство Одну минуту, когда знаете, что заместо подле вас я не взял бы места в раю Если в театральном, верю!
Ему уж не хотелось уезжать. Досада его прошла отброшенного Юлиею ласкового слова на прощанье. Но все видели, что он раскланивался надо было поневоле уходить, ион ушел, оглядываясь как собачонка,
которая пошла было вслед за своим господином, но которую гонят назад.
Юлии Павловне было двадцать три, двадцать четыре года. Петр Иваныч угадал она в самом деле была слабонервна, но это не мешало ей быть вместе очень хорошенькой, умной и грациозной женщиной.
Только она была робка, мечтательна, чувствительна,
как бо́льшая часть нервных женщин. Черты лица нежные, тонкие, взгляд кроткий и всегда задумчивый, ча- стию грустный – без причины или, если хотите, по причине нерв.
На мири жизнь она глядела не совсем благосклонно, задумывалась над вопросом о своем существовании и находила, что она лишняя здесь. Но, боже сохрани, если кто, даже случайно, проговаривался при ней о могиле, о смерти – она бледнела. От ее взгляда ускользала светлая сторона жизни. В саду, в роще
она выбирала для прогулки темную, густую аллею и равнодушно глядела на смеющийся пейзаж. В театре смотрела всегда драму, комедию редко, водевиль никогда зажимала уши от доходивших до нее случайно звуков веселой песни, никогда не улыбалась шутке.
В другое время черты ее лица выражали томление,
но не страдальческое, не болезненное, а томление будто неги. Видно было, что она внутренне боролась с какою-нибудь обольстительною мечтою – и изнемогала. После такой борьбы долго она была молчалива, грустна, потом вдруг впадала в безотчетно веселое расположение духане изменяя, однако же, своему характеру что веселило ее – не развеселило бы другого. Все нервы А послушать этих дам, так чего они не скажут слова судьба, симпатия, безотчетное влечение, неведомая грусть, смутные желания таки толкают одно другое, а кончится все-таки вздохом, словом нервы и флакончиком со спиртом Как вы угадали меня – сказала Тафаева Александру при прощанье. – Из мужчин никто, даже муж, не могли понять хорошенько моего характера.
А дело в том, что чуть ли Александр и сам не был таков. То-то было раздолье ему До свиданья.
Она подала ему руку Надеюсь, что теперь вы без дядюшки найдете ко
В другое время черты ее лица выражали томление,
но не страдальческое, не болезненное, а томление будто неги. Видно было, что она внутренне боролась с какою-нибудь обольстительною мечтою – и изнемогала. После такой борьбы долго она была молчалива, грустна, потом вдруг впадала в безотчетно веселое расположение духане изменяя, однако же, своему характеру что веселило ее – не развеселило бы другого. Все нервы А послушать этих дам, так чего они не скажут слова судьба, симпатия, безотчетное влечение, неведомая грусть, смутные желания таки толкают одно другое, а кончится все-таки вздохом, словом нервы и флакончиком со спиртом Как вы угадали меня – сказала Тафаева Александру при прощанье. – Из мужчин никто, даже муж, не могли понять хорошенько моего характера.
А дело в том, что чуть ли Александр и сам не был таков. То-то было раздолье ему До свиданья.
Она подала ему руку Надеюсь, что теперь вы без дядюшки найдете ко
мне дорогу – прибавила она.
Настала зима. Александр обыкновенно обедал по пятницам у дяди. Но вот уж прошло четыре пятницы,
он не являлся, не заходили в другие дни. Лизавета
Александровна сердилась Петр Иваныч ворчал, что он заставлял понапрасну ждать себя лишние полчаса.
А между тем Александр был не без дела он исполнял поручение дяди. Сурков уж давно перестал ездить к Тафаевой и везде объявил, что у них все кончено, что он разорвал с ней связь Однажды вечером это было в четверг – Александр, воротясь домой, нашел у себя на столе две вазы и записку от дяди. Петр
Иваныч благодарил егоза дружеское усердие и звал на другой день, по обыкновению, обедать. Александр задумался, как будто это приглашение расстроивало его планы. На другой день, однако же, он пошел к Петру Иванычу за час до обеда Что с тобой совсем тебя не видать забыли нас – закидали его вопросами и дядя и тетка Ну удружил, – продолжал Петр Иваныч, – сверх ожидания а скромничал Не могу, говорит, не умею не умеет Я хотел давно повидаться с тобой, да тебя нельзя поймать. Ну, очень благодарен Получил вазы в целости Получил. Ноя их назад пришлю Зачем ни, ни они по всем правам твои
– Нет – сказал Александр решительно, – я не возьму этого подарка Ну, как хочешь они нравятся жене она возьмет Яне знала, Александр, – сказала Лизавета Александровна с лукавою улыбкой, – что вы так искусны на эти дела мне ни слова Это дядюшка придумал, – отвечал сконфуженный
Александр, – я тут ровно ничего, они меня научил Да, да, слушай его он сам не умеет. Атак обработал дельце Очень, очень благодарен А дуралей-то мой, Сурков, чуть сума не сошел. Насмешил меня.
Недели две назад тому вбегает ко мне сам не свой:
я сейчас понял, зачем, только не показываю виду, пишу, будто ничего не знаю. А это ты, говорю что скажешь хорошего Он улыбнулся, хотел притвориться покойным ау самого чуть не слезы на глазах.
«Ничего, говорит, хорошего я приехал к вам с дурными вестями. Я поглядел на него будто с удивлением. Что такое – спрашиваю. Дао вашем, говорит,
племяннике!» – А что ты пугаешь меня, скажи скорей спрашиваю я. Тут спокойствие его лопнуло он начал кричать, беситься. Я откатился от него с креслами нельзя говорить таки брызжет. Сами, говорит, жаловались, что он мало занимается, а вы же его и приучаете к безделью. – ЯДа, вы кто его познакомил с Julie?» Надо тебе сказать, что он со второго дня знакомства с женщиной уж начинает звать ее полуименем. Что ж за беда – говорю я. А та беда,
говорит, что он у ней теперь сутра до вечера сидит…»
Александр вдруг покраснел Видишь ведь, как лжет от злости, думал я, – продолжал Петр Иваныч, поглядывая на племянника, станет Александр сидеть там сутра до вечера об этом я его не просил так ли?
Петр Иваныч остановил на племяннике свой холодный и покойный взор, который показался Александру просто огненным Да я иногда захожу – бормотал Александр Иногда – это разница, – продолжал дядя, – я таки просил не каждый же день. Я знал, что он лжет. Что там делать каждый день соскучишься Нет она очень умная женщина прекрасно воспитана любит музыку – говорил Александр невнятно, с расстановкою, и почесал глаз, хотя он не чесался, погладил левый висок, потом достал платок и отер губы.
Лизавета Александровна пристально, украдкою,
взглянула на него, отвернулась кокну и улыбнулась А ну, тем лучше, – сказал Петр Иваныч, – если тебе не было скучно а я все боялся, не наделал ли я тебе неприятных хлопот. Вот я говорю Суркову: Спасибо, милый, что ты принимаешь участие в моем племяннике очень, очень благодарен тебе только не преувеличиваешь литы дела Беда не так еще велика Как не беда – закричал он, – он, говорит, делом не занимается молодой человек должен трудиться И это не беда, говорю я, – тебе что за нужда Как, говорит, что за нужда он вздумал действовать против меня хитростями – А, вот где беда стал я дразнить. Внушает, говорит, Юлии черт знает что про меня Она совсем теперь переменилась ко мне. Я проучу его, молокососа, – извини, повторяю его слова, – где, говорит, ему со мной бороться он только клеветой взял надеюсь, что вы вразумите его – Пожурю, – говорю я, – непременно пожурю только, полно, правда ли это чем он тебе на- досадил Ты ей там цветы, что ли, дарил. – Петр
Иваныч опять остановился, как будто ожидая ответа.
Александр молчал. Петр Иваныч продолжал – «Как,
говорит, неправда зачем он ей каждый день букет цветов носит теперь, говорит, зима чего это стоит. я знаю, говорит, что значат эти букеты. Вот что,
подумал я сам про себя, свой-то человек нет, я вижу,
родство непустая вещь стал ли бы ты так хлопотать для другого Только точно ли каждый день – говорю я. – Постой, я спрошу его ты, пожалуй, солжешь».
И верно соврал да Не может быть, чтоб ты…
Александру хоть сквозь землю провалиться. А Петр
Иваныч беспощадно смотрел прямо ему в глаза и ждал ответа Иногда я точно носил – сказал Александр,
потупив глаза Ну, опять-таки – иногда. Не каждый день это в самом деле убыточно. Ты, впрочем, скажи мне, что все это стоит тебе я не хочу, чтоб ты тратился для меня;
довольно итого, что ты хлопочешь. Ты дай мне счет.
Ну, и долго тут Сурков порол горячку. Они всегда, говорит, прогуливаются вдвоем пешком или в экипаже там, где меньше народу».
Александра при этих словах немного покоробило:
он вытянул ноги из-под стула и вдруг опять поджал их Я покачал сомнительно головой, – продолжал дядя. – Станет он гулять каждый день – говорю.
«Спросите, говорит, у людей – Я лучше у самого спрошу, сказал я Ведь неправда Я несколько раз точно гулял с ней Так не каждый же день об этом я не просил;
я знал, что он врет. Ну, что ж, – я говорю ему, – за важность Она вдова, близких мужчин нету ней Александр скромен – не то, что ты, повеса. Вот она и берет его нельзя же ей одной. Он слушать ничего не хочет. Нет, говорит, меня не проведете я знаю. Всегда с ней в театре я же, говорит, и ложу достану, иногда бог знает с какими хлопотами, а он в ней и заседает
Настала зима. Александр обыкновенно обедал по пятницам у дяди. Но вот уж прошло четыре пятницы,
он не являлся, не заходили в другие дни. Лизавета
Александровна сердилась Петр Иваныч ворчал, что он заставлял понапрасну ждать себя лишние полчаса.
А между тем Александр был не без дела он исполнял поручение дяди. Сурков уж давно перестал ездить к Тафаевой и везде объявил, что у них все кончено, что он разорвал с ней связь Однажды вечером это было в четверг – Александр, воротясь домой, нашел у себя на столе две вазы и записку от дяди. Петр
Иваныч благодарил егоза дружеское усердие и звал на другой день, по обыкновению, обедать. Александр задумался, как будто это приглашение расстроивало его планы. На другой день, однако же, он пошел к Петру Иванычу за час до обеда Что с тобой совсем тебя не видать забыли нас – закидали его вопросами и дядя и тетка Ну удружил, – продолжал Петр Иваныч, – сверх ожидания а скромничал Не могу, говорит, не умею не умеет Я хотел давно повидаться с тобой, да тебя нельзя поймать. Ну, очень благодарен Получил вазы в целости Получил. Ноя их назад пришлю Зачем ни, ни они по всем правам твои
– Нет – сказал Александр решительно, – я не возьму этого подарка Ну, как хочешь они нравятся жене она возьмет Яне знала, Александр, – сказала Лизавета Александровна с лукавою улыбкой, – что вы так искусны на эти дела мне ни слова Это дядюшка придумал, – отвечал сконфуженный
Александр, – я тут ровно ничего, они меня научил Да, да, слушай его он сам не умеет. Атак обработал дельце Очень, очень благодарен А дуралей-то мой, Сурков, чуть сума не сошел. Насмешил меня.
Недели две назад тому вбегает ко мне сам не свой:
я сейчас понял, зачем, только не показываю виду, пишу, будто ничего не знаю. А это ты, говорю что скажешь хорошего Он улыбнулся, хотел притвориться покойным ау самого чуть не слезы на глазах.
«Ничего, говорит, хорошего я приехал к вам с дурными вестями. Я поглядел на него будто с удивлением. Что такое – спрашиваю. Дао вашем, говорит,
племяннике!» – А что ты пугаешь меня, скажи скорей спрашиваю я. Тут спокойствие его лопнуло он начал кричать, беситься. Я откатился от него с креслами нельзя говорить таки брызжет. Сами, говорит, жаловались, что он мало занимается, а вы же его и приучаете к безделью. – ЯДа, вы кто его познакомил с Julie?» Надо тебе сказать, что он со второго дня знакомства с женщиной уж начинает звать ее полуименем. Что ж за беда – говорю я. А та беда,
говорит, что он у ней теперь сутра до вечера сидит…»
Александр вдруг покраснел Видишь ведь, как лжет от злости, думал я, – продолжал Петр Иваныч, поглядывая на племянника, станет Александр сидеть там сутра до вечера об этом я его не просил так ли?
Петр Иваныч остановил на племяннике свой холодный и покойный взор, который показался Александру просто огненным Да я иногда захожу – бормотал Александр Иногда – это разница, – продолжал дядя, – я таки просил не каждый же день. Я знал, что он лжет. Что там делать каждый день соскучишься Нет она очень умная женщина прекрасно воспитана любит музыку – говорил Александр невнятно, с расстановкою, и почесал глаз, хотя он не чесался, погладил левый висок, потом достал платок и отер губы.
Лизавета Александровна пристально, украдкою,
взглянула на него, отвернулась кокну и улыбнулась А ну, тем лучше, – сказал Петр Иваныч, – если тебе не было скучно а я все боялся, не наделал ли я тебе неприятных хлопот. Вот я говорю Суркову: Спасибо, милый, что ты принимаешь участие в моем племяннике очень, очень благодарен тебе только не преувеличиваешь литы дела Беда не так еще велика Как не беда – закричал он, – он, говорит, делом не занимается молодой человек должен трудиться И это не беда, говорю я, – тебе что за нужда Как, говорит, что за нужда он вздумал действовать против меня хитростями – А, вот где беда стал я дразнить. Внушает, говорит, Юлии черт знает что про меня Она совсем теперь переменилась ко мне. Я проучу его, молокососа, – извини, повторяю его слова, – где, говорит, ему со мной бороться он только клеветой взял надеюсь, что вы вразумите его – Пожурю, – говорю я, – непременно пожурю только, полно, правда ли это чем он тебе на- досадил Ты ей там цветы, что ли, дарил. – Петр
Иваныч опять остановился, как будто ожидая ответа.
Александр молчал. Петр Иваныч продолжал – «Как,
говорит, неправда зачем он ей каждый день букет цветов носит теперь, говорит, зима чего это стоит. я знаю, говорит, что значат эти букеты. Вот что,
подумал я сам про себя, свой-то человек нет, я вижу,
родство непустая вещь стал ли бы ты так хлопотать для другого Только точно ли каждый день – говорю я. – Постой, я спрошу его ты, пожалуй, солжешь».
И верно соврал да Не может быть, чтоб ты…
Александру хоть сквозь землю провалиться. А Петр
Иваныч беспощадно смотрел прямо ему в глаза и ждал ответа Иногда я точно носил – сказал Александр,
потупив глаза Ну, опять-таки – иногда. Не каждый день это в самом деле убыточно. Ты, впрочем, скажи мне, что все это стоит тебе я не хочу, чтоб ты тратился для меня;
довольно итого, что ты хлопочешь. Ты дай мне счет.
Ну, и долго тут Сурков порол горячку. Они всегда, говорит, прогуливаются вдвоем пешком или в экипаже там, где меньше народу».
Александра при этих словах немного покоробило:
он вытянул ноги из-под стула и вдруг опять поджал их Я покачал сомнительно головой, – продолжал дядя. – Станет он гулять каждый день – говорю.
«Спросите, говорит, у людей – Я лучше у самого спрошу, сказал я Ведь неправда Я несколько раз точно гулял с ней Так не каждый же день об этом я не просил;
я знал, что он врет. Ну, что ж, – я говорю ему, – за важность Она вдова, близких мужчин нету ней Александр скромен – не то, что ты, повеса. Вот она и берет его нельзя же ей одной. Он слушать ничего не хочет. Нет, говорит, меня не проведете я знаю. Всегда с ней в театре я же, говорит, и ложу достану, иногда бог знает с какими хлопотами, а он в ней и заседает
Я уж тут не выдержали расхохотался. Так тебе и надо, думаю, болван Айда Александр вот племянник!
Только совестно мне, что ты так хлопочешь для меня.
Александр был как в пытке. Со лба капали крупные капли пота. Он едва слышал, что говорил дядя, и несмел взглянуть ни на него, ни на тетку.
Лизавета Александровна сжалилась над ним. Она покачала мужу головой, упрекая, что он мучит племянника. Но Петр Иваныч не унялся Сурков от ревности вздумал уверять меня, – продолжал он, – что ты уж будто и влюблен по ушив Тафаеву. Нет, уж извини, – говорю я ему, – вот это неправда после всего, что с ним случилось, он не влюбится. Он слишком хорошо знает женщин и презирает их Неправда ли?
Александр, не поднимая глаз, кивнул головой.
Лизавета Александровна страдала за него Петр Иваныч! – сказала она, чтоб как-нибудь замять речь А что Давеча приходил человек от Лукьяновых с письмом Знаю хорошо. На чем я остановился Опять, Петр Иваныч, ты стал сбрасывать пепел в мои цветы. Смотри, что это такое Ничего, милая говорят, пепел способствует растительности Так я хотел сказать Да не пора ли, Петр Иваныч, обедать Хорошо, вели давать Вот ты кстати напомнила об обеде. Сурков говорит, что ты, Александр, там почти каждый день обедаешь, что, говорит, оттого нынче у вас и по пятницам не бывает, что будто вы целые дни вдвоем проводите черт знает, что врал тут, надоел;
наконец я его выгнал. Таки вышло, что соврал. Нынче пятница, а вот ты налицо!
Александр переложил одну ногу на другую и склонил голову клевому плечу Я весьма, весьма благодарен тебе. Это – и дружеская и родственная услуга – заключил Петр Ива- ныч. – Сурков убедился, что ему нечего взять, и ретировался Она, говорит, воображает, что я стану вздыхать по ней, – ошибается А я еще хотел, говорит, отделать этаж из окон в окна и бог знает какие намерения имел она, говорит, может быть, и не мечтала о таком счастье, какое ей готовилось. Я бы, говорит, не прочь жениться, если бона умела привязать меня к себе. Теперь все кончено. Вы правду, говорит, советовали, Петр Иваныч. Я сохраню и деньги и время И
теперь малый байронствует, ходит такой угрюмый и денег не просит. И я с ним скажу все кончено Твое дело сделано, Александр, и мастерски я теперь покоен надолго. Больше не хлопочи. Можешь к ней теперь и не заглядывать я воображаю, какая там скука. извини меня, пожалуйста я заслужу это как-ни- будь. Когда понадобятся деньги, обратись. Лиза вели нам подать хорошего вина к обеду мы выпьем за успех дела.
Петр Иваныч вышел из комнаты. Лизавета Александровна посмотрела украдкой раза два на Александра и, видя, что он не говорит ни слова, тоже вышла что- то приказать людям.
Александр сидел как будто в забытьи и все смотрел себе на колени. Наконец поднял голову, осмотрелся никого нет. Он перевел дух, посмотрел на часы четыре. Он поспешно взял шляпу, махнул рукой в ту сторону, куда ушел дядя, и тихонько, на цыпочках,
оглядываясь вовсе стороны, добрался до передней,
там взял шинель в руки, опрометью бросился бежать с лестницы и уехал к Тафаевой.
Сурков не солгал Александр любил Юлию. Он почти с ужасом почувствовал первые припадки этой любви, как будто какой-нибудь заразы. Его мучили и страхи стыд страх – подвергнуться опять всем прихотями своего и чужого сердца, стыд – перед другими, более всего перед дядей. Дорого он дал бы, чтоб скрыть от него. Давно ли, три месяца назад тому, он так гордо, решительно отрекся от любви, написал даже эпитафию в стихах этому беспокойному чувству
Только совестно мне, что ты так хлопочешь для меня.
Александр был как в пытке. Со лба капали крупные капли пота. Он едва слышал, что говорил дядя, и несмел взглянуть ни на него, ни на тетку.
Лизавета Александровна сжалилась над ним. Она покачала мужу головой, упрекая, что он мучит племянника. Но Петр Иваныч не унялся Сурков от ревности вздумал уверять меня, – продолжал он, – что ты уж будто и влюблен по ушив Тафаеву. Нет, уж извини, – говорю я ему, – вот это неправда после всего, что с ним случилось, он не влюбится. Он слишком хорошо знает женщин и презирает их Неправда ли?
Александр, не поднимая глаз, кивнул головой.
Лизавета Александровна страдала за него Петр Иваныч! – сказала она, чтоб как-нибудь замять речь А что Давеча приходил человек от Лукьяновых с письмом Знаю хорошо. На чем я остановился Опять, Петр Иваныч, ты стал сбрасывать пепел в мои цветы. Смотри, что это такое Ничего, милая говорят, пепел способствует растительности Так я хотел сказать Да не пора ли, Петр Иваныч, обедать Хорошо, вели давать Вот ты кстати напомнила об обеде. Сурков говорит, что ты, Александр, там почти каждый день обедаешь, что, говорит, оттого нынче у вас и по пятницам не бывает, что будто вы целые дни вдвоем проводите черт знает, что врал тут, надоел;
наконец я его выгнал. Таки вышло, что соврал. Нынче пятница, а вот ты налицо!
Александр переложил одну ногу на другую и склонил голову клевому плечу Я весьма, весьма благодарен тебе. Это – и дружеская и родственная услуга – заключил Петр Ива- ныч. – Сурков убедился, что ему нечего взять, и ретировался Она, говорит, воображает, что я стану вздыхать по ней, – ошибается А я еще хотел, говорит, отделать этаж из окон в окна и бог знает какие намерения имел она, говорит, может быть, и не мечтала о таком счастье, какое ей готовилось. Я бы, говорит, не прочь жениться, если бона умела привязать меня к себе. Теперь все кончено. Вы правду, говорит, советовали, Петр Иваныч. Я сохраню и деньги и время И
теперь малый байронствует, ходит такой угрюмый и денег не просит. И я с ним скажу все кончено Твое дело сделано, Александр, и мастерски я теперь покоен надолго. Больше не хлопочи. Можешь к ней теперь и не заглядывать я воображаю, какая там скука. извини меня, пожалуйста я заслужу это как-ни- будь. Когда понадобятся деньги, обратись. Лиза вели нам подать хорошего вина к обеду мы выпьем за успех дела.
Петр Иваныч вышел из комнаты. Лизавета Александровна посмотрела украдкой раза два на Александра и, видя, что он не говорит ни слова, тоже вышла что- то приказать людям.
Александр сидел как будто в забытьи и все смотрел себе на колени. Наконец поднял голову, осмотрелся никого нет. Он перевел дух, посмотрел на часы четыре. Он поспешно взял шляпу, махнул рукой в ту сторону, куда ушел дядя, и тихонько, на цыпочках,
оглядываясь вовсе стороны, добрался до передней,
там взял шинель в руки, опрометью бросился бежать с лестницы и уехал к Тафаевой.
Сурков не солгал Александр любил Юлию. Он почти с ужасом почувствовал первые припадки этой любви, как будто какой-нибудь заразы. Его мучили и страхи стыд страх – подвергнуться опять всем прихотями своего и чужого сердца, стыд – перед другими, более всего перед дядей. Дорого он дал бы, чтоб скрыть от него. Давно ли, три месяца назад тому, он так гордо, решительно отрекся от любви, написал даже эпитафию в стихах этому беспокойному чувству
читанную дядей, наконец явно презирал женщин и вдруг опять у ног женщины Опять доказательство ребяческой опрометчивости. Боже когда же он освободится от несокрушимого влияния дяди Неужели жизнь его никогда не примет особенного, неожиданного оборота, а будет вечно идти по предсказаниям
Петра Иваныча?
Эта мысль приводила его в отчаяние. Он рад бы бежать от новой любви. Но как бежать Какая разница между любовью к Наденьке и любовью к Юлии!
Первая любовь – нечто иное, как несчастная ошибка сердца, которое требовало пищи, а сердце в те лета так неразборчиво принимает первое, что попадается.
А Юлия это уже не капризная девочка, непонимающая ни его, ни самой себя, ни любви. Это – женщина в полном развитии, слабая телом, нос энергией духа для любви она – вся любовь Других условий для счастья и жизни она не признает. Любить – будто безделица это также дара Юлия – гений в этом. Вот о какой любви мечтал оно сознательной, разумной, но вместе сильной, незнающей ничего вне своей сферы.
«Я не задыхаюсь от радости, как животное, – говорил он сам себе, – дух не замирает, ново мне совершается процесс важнее, выше я сознаю свое счастье,
размышляю о нем, и оно полнее, хотя, может быть,
тише… Как благородно, непритворно, совсем без жеманства отдалась Юлия своему чувству Она как будто ждала человека, понимающего глубоко любовь, и человек явился. Он, как законный властелин, вступил гордо во владение наследственного богатства и признан с покорностью. Какая отрада, какое блаженство думал Александр, едучи к ней от дяди, – знать,
что есть в мире существо, которое, где бы ни было,
что бы ни делало, помнит о нас, сближает все мысли, занятия, поступки, – все к одной точке и одному понятию – о любимом существе Это как будто наш двойник. Что он ни слышит, что ни видит, мимо чего ни пройдет, или что ни пройдет мимо него, все поверя- ется впечатлением другого, своего двойника это впечатление известно обоим, оба изучили друг друга – и потом поверенное таким образом впечатление принимается и утверждается в душе неизгладимыми чертами. Двойник отказывается от собственных ощущений,
если они не могут быть разделены или приняты другим. Он любит то, что любит другой, и ненавидит, что тот ненавидит. Они живут нераздельно водной мысли, водном чувстве у них одно духовное око, один слух, один ум, одна душа Барин кое место на Литейной – спросил извоз- чик.
Юлия любила Александра еще сильнее, нежели он ее. Она даже не сознавала всей силы своей любви и
Петра Иваныча?
Эта мысль приводила его в отчаяние. Он рад бы бежать от новой любви. Но как бежать Какая разница между любовью к Наденьке и любовью к Юлии!
Первая любовь – нечто иное, как несчастная ошибка сердца, которое требовало пищи, а сердце в те лета так неразборчиво принимает первое, что попадается.
А Юлия это уже не капризная девочка, непонимающая ни его, ни самой себя, ни любви. Это – женщина в полном развитии, слабая телом, нос энергией духа для любви она – вся любовь Других условий для счастья и жизни она не признает. Любить – будто безделица это также дара Юлия – гений в этом. Вот о какой любви мечтал оно сознательной, разумной, но вместе сильной, незнающей ничего вне своей сферы.
«Я не задыхаюсь от радости, как животное, – говорил он сам себе, – дух не замирает, ново мне совершается процесс важнее, выше я сознаю свое счастье,
размышляю о нем, и оно полнее, хотя, может быть,
тише… Как благородно, непритворно, совсем без жеманства отдалась Юлия своему чувству Она как будто ждала человека, понимающего глубоко любовь, и человек явился. Он, как законный властелин, вступил гордо во владение наследственного богатства и признан с покорностью. Какая отрада, какое блаженство думал Александр, едучи к ней от дяди, – знать,
что есть в мире существо, которое, где бы ни было,
что бы ни делало, помнит о нас, сближает все мысли, занятия, поступки, – все к одной точке и одному понятию – о любимом существе Это как будто наш двойник. Что он ни слышит, что ни видит, мимо чего ни пройдет, или что ни пройдет мимо него, все поверя- ется впечатлением другого, своего двойника это впечатление известно обоим, оба изучили друг друга – и потом поверенное таким образом впечатление принимается и утверждается в душе неизгладимыми чертами. Двойник отказывается от собственных ощущений,
если они не могут быть разделены или приняты другим. Он любит то, что любит другой, и ненавидит, что тот ненавидит. Они живут нераздельно водной мысли, водном чувстве у них одно духовное око, один слух, один ум, одна душа Барин кое место на Литейной – спросил извоз- чик.
Юлия любила Александра еще сильнее, нежели он ее. Она даже не сознавала всей силы своей любви и
не размышляла о ней. Она любила в первый раз – это бы еще ничего – нельзя же полюбить прямо во второй разно беда была в том, что сердце у ней было развито донельзя, обработано романами и приготовлено не то что для первой, но для той романической любви, которая существует в некоторых романах, а не в природе, и которая оттого всегда бывает несчастлива, что невозможна наделе. Между тем ум Юлии не находил в чтении одних романов здоровой пищи и отставал от сердца. Она не могла никак представить себе тихой, простой любви безбурных проявлений, без неумеренной нежности. Она бы тотчас разлюбила человека, если бонне пал к ее ногам при удобном случае, если б не клялся ей всеми силами души если б осмелился не сжечь и испепелить ее в своих объятиях или дерзнул бы, кроме любви, заняться другим делом, а не пил бы только чашу жизни по капле в ее слезах и поцелуях.
Отсюда родилась мечтательность, которая создала ей особый мир. Чуть что-нибудь в простом мире совершалось не по законам особого, сердце ее возмущалось, она страдала. Слабый и без того организм женщины подвергался потрясению, иногда весьма сильному. Частые волнения раздражали нервы и наконец довели их до совершенного расстройства.
Вот отчего эта задумчивость и грусть без причины
Отсюда родилась мечтательность, которая создала ей особый мир. Чуть что-нибудь в простом мире совершалось не по законам особого, сердце ее возмущалось, она страдала. Слабый и без того организм женщины подвергался потрясению, иногда весьма сильному. Частые волнения раздражали нервы и наконец довели их до совершенного расстройства.
Вот отчего эта задумчивость и грусть без причины
этот сумрачный взгляд на жизнь у многих женщин;
вот отчего стройный, мудро созданный и совершающийся по непреложным законам порядок людского существования кажется им тяжкою цепью вот, одним словом, отчего пугает их действительность, заставляя строить мир, подобный миру фата-морганы.
Кто же постарался обработать преждевременно итак неправильно сердце Юлии и оставить в покое ум. Кто А тот классический триумвират педагогов,
которые, по призыву родителей, являются воспринять на свое попечение юный ум, открыть ему всех вещей
вот отчего стройный, мудро созданный и совершающийся по непреложным законам порядок людского существования кажется им тяжкою цепью вот, одним словом, отчего пугает их действительность, заставляя строить мир, подобный миру фата-морганы.
Кто же постарался обработать преждевременно итак неправильно сердце Юлии и оставить в покое ум. Кто А тот классический триумвират педагогов,
которые, по призыву родителей, являются воспринять на свое попечение юный ум, открыть ему всех вещей
1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15