Файл: Книга художественная эпитафия новому облику.pdf

- В группировке уверены, что в полку более тысячи человек.

- А техника? Про неё что, тоже не докладывается?
- Докладывается, - кивнул Игнатьев. – Но медленно. Чтобы никого в верхних штабах не удивить и не расстроить. Или вы думаете, что списание топлива осталось там, за ленточкой?
- Устав требует, если подразделение не готово к выполнению боевой задачи, доложить об этом командиру, - напомнил Котлов.
- Допустим, - кивнул Игнатьев. – Доложили. А дальше-то что? В уставе же не сказано, что такой доклад автоматически отменяет поставленную задачу. Задачу с нас всё равно никто не снимет.
- Это не война, а какой-то бардак…
- К чему мы шли долгие годы, - резюмировал командир полка. – Результат реформ «нового облика», который сейчас компенсируется кровью наших пацанов. Два месяца назад я был комбатом. Но как началась война, командир полка сбежал, и меня поставили на его место. А знаете, какой он был требовательный и педантичный в мирное время? И как вся эта шелуха с него слетела, когда мы в первые дни здесь вляпались в настоящую мясорубку.
Игорь некоторое время молча пил приготовленное ему кофе, пребывая в лёгком шоке от ознакомления с действительностью.
- Чем я могу быть полезен? – наконец спросил он.
- Ну, как минимум – не мешайте мне воевать. А как максимум – в течение нескольких дней вы и сами определитесь в этом вопросе.
- Спасибо за откровенный ответ, - кивнул Котлов.
Ближе к вечеру старшина одной из рот выдал Котлову разгрузку, бронежилет, шлем, пистолет, автомат и четыре магазина. На вопрос полковника, где нужно расписаться в получении, старшина только отмахнулся:
- Ничего не надо, носите на здоровье.
На бронежилете Игорь разглядел бурые пятна.

- Это что, кровь?
- Не обращайте на это внимание, товарищ полковник, - посоветовал старшина. – У меня новых бронежилетов нет, остались только такие… третьей категории. Вам что лучше – с бронёй, или без неё?
В выделенном углу Игорь раскрыл свой баул и вытащил оттуда кучу шмоток, которые он прикупил во всяких военных и не военных магазинах по пути на войну: термобельё, носки, перчатки, газовые баллоны, два блока с сигаретами, сублиматы, котелок, кружку, две бутылки коньяка, влажные салфетки и многое другое.
Вечером командир полка пригласил Котлова к столу, который был выполнен в виде составленных снарядных ящиков. На общий стол Игорь выложил копчёную колбасу, сало и пару банок с черной и красной икрой – присутствующие одобрительно заулыбались. Игорь буднично выставил на стол

коньяк. Командир подмигнул начальнику штаба и тот принял на себя обязанности котлового, разливая коньяк по металлическим, керамическим и пластиковым кружкам.
- Давайте, мужики, за победу, - сказал Игнатьев. – Я верю, что она обязательно будет, хотя мы, скорее всего, её не увидим.
Офицеры чокнулись и выпили. Пайковые галеты с черной икрой оказались более экзотическим блюдом, чем мог предложить даже самый элитный московский ресторан.
***
Ночью командир второго батальона доложил, что наблюдатель одного из опорников обнаружил выдвижение крупных сил пехоты, до двух взводов, которые шли налегке, без техники, намереваясь застать врасплох сидящих на ВОПе бойцов. Игнатьев поднял артиллерию, «Грады» накрыли поле, где были обнаружены цепочки людей. Самым краем пакет зацепил вражескую пехоту, заставив их отказаться от своих намерений.
- У меня в полку есть всего три рабочих тепловизора, - сказал Игнатьев. – Я их лично распределяю по взводам, в зависимости от угроз ночных атак. Вот, сегодня не прогадали. Цели были обнаружены и накрыты.
- А связь чем держите? – Игорь задал вопрос, который интересовал его ещё со вчерашнего дня.
- Китайскими «Баофенгами», - ответил командир полка. – Офицеры и контрактники закупили себе, буквально перед операцией. И сейчас вся радиосеть выстроена практически на них…
- А как же наши «Азарты»? – удивился Котлов.
- Вы сейчас хотите дискредитацией нашей армии заняться? – уточнил Игнатьев. – Пожалуй, не стоит…
- Понял, - кивнул Игорь.
***
Весь следующий день шла подготовка к форсированию Дончанки, со всех оставшихся подразделений Игнатьев собрал шестьдесят человек, которым были отданы два танка, шесть БМП и одна МТ-ЛБ с установленной на ней 23-мм зенитной пушкой ЗУ-23-2. Согласно разработанному плану, форсирование водной преграды должно было пройти на двух направлениях, на третьем
Игнатьев решил только обозначить попытку и предупредил командира взвода, назначенного старшим в эту группу, чтобы тот максимально правдоподобно имитировал попытку форсирования, оттягивая на себя внимание противника.
Механикам-водителям БМП была поставлена задача подготовить свои машины к преодолению водной преграды, возможно, вплавь. Бойцов досыта покормили горячей пищей, изыскав такую возможность, и рассредоточили по лесопосадкам в исходных районах.
Ночью оба танка, оглашая темноту свистом турбин и лязгом гусениц, были выведены на огневые позиции, обеспечивающие обстрел окрестностей переправ. С наступлением утра, ещё в сумерках, боевые машины пришли в движение. От исходного района до назначенных мест форсирования им необходимо было пройти порядка двух-трёх километров.

Одна колонна была обнаружена практически сразу и по ней начала работать вражеская артиллерия. Увеличив скорость движения, три БМП и МТ-ЛБ с «зэушкой» проскочили участок заградительного огня, и вышли к переправе. Первая машина, не останавливаясь, сходу вошла в воду. Ширина реки в этом месте не превышала пятнадцати метров, но противоположный берег оказался более обрывистым, чем можно было оценить с разведывательного «Элерона». На плаву
БМП уткнулась носом в берег, но не смогла выйти из воды, и её стало разворачивать течением.
Попытки механика-водителя хотя бы развернуть машину для возвращения на свой берег успеха не имели, а так как машина текла со всех щелей, вскоре она опустилась на грунт, двигатель заглох. Из воды торчала только башня с высоко поднятой пушкой. Мокрый десант стоял на крыше, не зная, как им спасаться.
Остальные остановились на урезе воды. Командир группы доложил Игнатьеву о своём положении, но командир полка не успел ничего предпринять – вражеская артиллерия начала обстрел переправы. Находящиеся на затопленной БМП люди стали сбрасывать с себя снаряжение и прыгать в холодную апрельскую воду, те, кто был на берегу, спасаясь от огня артиллерии, рванули обратно.
Вторую колонну накрыли миномётами возле переправы. Одна мина попала прямо в БМП. Группа так же была вынуждена вернуться.
Лучше всех отработала демонстрационная группа, которая изо всех сил имитировала переправу, но так и не была обнаружена противником. Танки вообще не сделали ни одного выстрела, так как в течение всего сражения не увидели ни одной цели.
Котлов всё это действие практически в режиме реального времени наблюдал, находясь на командном пункте полка, слушая доклады и глядя на карту. К вечеру Игнатьев подвёл итоги: убитыми полк потерял тринадцать человек, шестеро были ранены, ещё четверых бесследно унесло потоком воды, и во время их поиска был утрачен последний имеющийся в полку разведывательный БПЛА «Элерон». Потери в технике составили две БМП – одна была полностью уничтожена прямым попаданием 120-мм мины, другая стояла по башню в реке, и достать её пока не представлялось возможным. В докладе командиру дивизии прозвучала только одна БМП, трое убитых и шесть раненых. Тела десяти человек, погибших при попадании мины в БМП, из-за продолжающегося обстрела забрать не удалось, а раз так, то, пока тел не было «в наличии», в список потерь их вносить не стали.
- А как же родственники? – наивно спросил Котлов.
- Вы о чём? - усмехнулся Игнатьев.
- Их же надо оповестить.
- Обойдутся. Пусть вон, телевизор смотрят. Верят в нашу скорую победу.
Игорь обратил внимание, что Игнатьев вообще никак эмоционально не реагировал на человеческие потери, понесённые полком. Он словно абстрагировался от осознания того, что погибли люди – во многом, по вине командиров, пославших их на заведомый убой. По его личной вине.
Но это работала огромная машина войны, огромный механизм, в котором он был всего лишь небольшой шестерёнкой, проворачивающейся ровно настолько, насколько её провернёт более сильная шестерёнка. Ему сверху приказали имеющимися силами провести форсирование реки и захватить плацдарм – он это сделал. Он не отказался выполнить приказ, он всего лишь не достиг поставленной цели, а это уже другое. Сказано же в боевом уставе, что «упрёка заслуживает не тот, кто в стремлении уничтожить врага не достиг поставленной цели, а тот, кто проявил

бездеятельность, нерешительность и не использовал всех возможностей для выполнения поставленной задачи». Игнатьев был тем, кем он должен был быть, и обладал теми качествами, какими должен был обладать. Бессмысленный и ничем не обеспеченный приказ он выполнил, доказав лишний раз своему руководству, что он исполнительный офицер.
Парадигма войны заключается в необходимости признавать, и даже включать в тактические расчёты, тот факт, что при решении боевых задач будут гибнуть люди. Гражданское общество, далёкое от войны, не способно принять такую реальность, в которой человек и его единственная жизнь выступают в роли расходного ресурса. И не должно принимать.
Потому что достижение каких-либо целей через смерть людей – это противоестественное состояние человечества. Но человечество живёт этим ровно с той минуты, когда структура общественного строя позволила разобщить людей на классы – высший, средний и низший. Когда эволюция диктата достигла уровня, при котором высший класс для достижения своих целей, мог без объяснения истинных причин отправлять в сражения низшие слои, смерть которых провозглашалась как смерть во имя всего общества. Несогласие отдельных представителей низшего слоя с такой постановкой вопроса объявляется ересью и предательством, а от массового народного несогласия, которое может вылиться в импичмент высшей власти, удерживает лишь то обстоятельство, что заявленные цели высшего слоя не должны сильно отличаться от чаяний низшего слоя. Иначе будет хаос. В мире успешны лишь те государства, где правительству удаётся соблюсти баланс интересов со своим населением, сохраняя над народом допустимый контроль.
И вот сейчас, командир полка подполковник Игнатьев, в рамках вверенного ему подразделения, совершенно обоснованно причислял себя к тому слою общества, которое имеет право направлять людей, а вернее вверенный личный состав, на выполнение боевых задач. Проще говоря – бросать людей на смерть. Задумываться о сбережении жизни подчинённых командир всецело обязан, но не в формате лирически-философских отступлений, а с целью сохранению имеющихся у него ресурсов. Именно поэтому подполковник Игнатьев воспринимал человеческие потери примерно так же, как потери в неодушевленной боевой технике. Тем более, что в перспективе ему могли восстановить боеспособность полка – введя в состав новую технику и новых людей.
Единственное, что не давало обществу право осуждать подполковника за такое черствое отношение к человеческим жизням, было то, что он не менее других рисковал жизнью собственной, находясь в боевых порядках, под ежедневными вражескими обстрелами.
Котлов понял, что он мысленно перестал осуждать Игнатьева за такое показное поведение, и стал примерять на себя его обязанности – а как бы он сам реагировал, если бы люди, которых лично он направил на выполнение боевой задачи, понесли бы такие огромные потери.
***
Пребывание Котлова в шестьсот шестом полку ограничилось пятью днями, после чего его вызвал к себе командир дивизии генерал-майор Шмелёв.

- Был, - ответил генерал. – Но пока батальон сюда добирался, он сбежал. Вместе с замполитом. Их, конечно, ищут, но работать кому-то надо.

- Какие будут первоочередные задачи?
- Форсировать Дончанку на трёх направлениях, - сказал Шмелёв. – Нам нужен плацдарм на той стороне.
- Товарищ генерал, я видел, как шло форсирование. Для успеха там нужна инженерная поддержка. Танковые мостоукладчики, или даже понтонный мост…
- Полковник, - генерал посмотрел на Котлова. – Ты если такой умный, иди в Генштаб работай. А здесь мне дело делать надо, а не лясы точить.
- Я там и работал, пока меня сюда… не сослали.
- Всё, разговор окончен, иди – принимай свой батальон. Я посмотрю, как ты им рулить будешь.
Если нормально, тогда сто пятый полк тебе отдам. Иди, проявляй себя. Будет батальон на том берегу Дончанки – получишь орден.
Начальник штаба дивизии был ближе к проблемам и «успокоил» Котлова.
- Да ты не дёргайся, - посоветовал он. – Думаешь, если бы у нас было нормальное инженерное обеспечение, мы бы его не использовали? У нас его просто нет. Кто-то при планировании всей этой операции, наверное, не увидел на карте эту речку. А инженерный батальон в нашей дивизии перед войной развернуть ещё не успели…
- А как воевать? Там реально БМП не могут на тот берег выйти. Слишком он крутой, примерно метр высотой.
- Ну, ты же понимаешь… что если нет возможности действовать, то хотя бы сделай вид… - начальник штаба дивизии широко улыбнулся. – И всем будет хорошо.
***
- Здравствуйте товарищи!
Котлов стоял перед строем прибывшего батальона, в котором людей было примерно половина от штатной численности.
- Здрав… жлав… тщ… полковник! – вразнобой ответил батальон.
Игорь поморщился – «не орлы».
Только половина батальона была одета в уставную «цифру», остальные - кто во что был горазд, перед командировкой набрав по магазинам более удобную форму.
- Командиры подразделений – ко мне.
Перед Котловым собралось шесть офицеров. Все они были одеты в разные куртки, коммерческую обувь, были обвешаны неуставным снаряжением.

- Побег вашего командира не красит вас всех, - Игорь сразу решил забить в своих подчинённых глубокое чувство вины, тем самым оправдывая будущие репрессии, которые могут последовать в случае, если батальон не проявит должного рвения к выполнению поставленных боевых задач. –Я командир справедливый, но решительный. Сидеть на моей шее никто из вас не будет. А теперь прошу вас представиться.
Офицеры по очереди назвали себя и свои должности. Перед ним стояли начальник штаба батальона, командиры первой и второй мотострелковых рот, командир танкового взвода, командир миномётного взвода и командир взвода связи.
- Начальник штаба, останьтесь со мной, командирам рот и отдельных взводов – технику поротно и повзводно выстроить там и там, - Котлов рукой указал направления на свободные поляны за дачным посёлком, в котором они находились, - людей разместить по домам. Наши улицы эта и эта. Через час доложить. Разойдись.
Капитан Денис Жаров остался стоять на месте, когда остальные пошли по своим подразделениям.
- За мной, - Котлов направился к одному из домов, который ему отдали жившие там связисты дивизии – там была печка и два дивана, вынос которых Котлов успел пресечь в последний момент.
В доме Игорь сел за стол и предложил сесть капитану. Тот сел напротив.

- Докладывайте, - предложил Котлов. – Что мы имеем в батальоне?
- Товарищ полковник, - Денис достал из планшета рабочий блокнот и карту. – В месте дислокации, на базе третьего мотострелкового батальона, была сформирована лёгкая батальонно-тактическая группа в составе: две мотострелковые роты, в первой роте три взвода, во второй два, танковый взвод на четырёх танках, взвод 120-мм миномётов, четыре штуки, взвод связи, хозяйственный взвод, медицинский пункт, отделение снайперов, зенитное отделение, противотанковое отделение – два ПТРК «Фагот». Личного состава – двести семьдесят человек, в том числе двадцать офицеров, десять прапорщиков.
- Почему так мало? – спросил Котлов.
- Пятисотые, - объяснил Жаров. – Очень много народу написало рапорта и уволилось, как только в начале года стало понятно, что будет война. А когда пошли первые потери, эти трусы прямо бегом из армии побежали. Сейчас имеем тех, кто остался. Самых устойчивых.

- С боевым опытом люди есть?
- Да, человек двадцать.
- Вы?
- Был в песках в прошлом году.

- Что закончили?
- Благу.
- Капитан, нам завтра к двадцати часам нужно доложить о форсировании Дончанки.
Жаров развернул карту, пару минут смотрел на неё, прокатился курвиметром.