Файл: Книга художественная эпитафия новому облику.pdf

качественного планирования и прогнозирования. И всегда, тот, кто замышляет нечто, идущее вразрез с интересами других, должен рассчитывать на ответный удар – который и называется справедливостью.
Судьба вознаграждает нас за честность, и в первую очередь за честность по отношению к самому себе. Но и строго взыскивает тогда, когда мы обманываем окружающих, и конечно, самого себя – и особенно, если делаем это сознательно. Кто-то может это не замечать в силу предрассудков и убеждений, кто-то – в силу недостаточности интеллекта, а кто-то – делая вид, что ничего не происходит. Котлов же своё поведение осознавал совершенно чётко, но являясь участником различных «схем», и следуя ложно понимаемому чувству товарищества, не мог вести себя иначе.
Где-то в глубине души он сначала был уверен, что махинаторов в погонах рано или поздно разоблачат, но после каждого удачного «замазывания» уголовных дел, эта уверенность таяла, а росла другая – в своей неуязвимости и непогрешимости. И тем больнее для него стало ощущение конца прошлого образа жизни, близящегося к ощущению конца жизни физической.
Ещё спустя две недели с этапом его доставили в исправительную колонию строгого режима, где определили в отряд, в котором содержались насильники и убийцы. В первый же вечер группа заключённых пригласила Котлова в каптёрку, где они распивали чифир.
- Кто ты такой, - спросил его расписной парень лет тридцати, которого все называли Копчёным. –
Кто по жизни, кем был, что делал, поведай обществу, с которым тебе жить.
- Котлов Игорь Михайлович, - ответил Игорь, поняв, что отчество в этом представлении было совершенно не нужно. – Осужден на двенадцать лет по воинским преступлениям.
- Шакал? – спросил другой, ещё младше возрастом, но с не менее наглым лицом, выражающим презрение к собеседнику.
Игорь застыл в растерянности – обычно в армии солдаты так называют докучающих их офицеров, особо не разбираясь в их истинных намерениях, не отличая законные требования командного состава к подчинённым от необоснованных неуставных придирок.
- Офицер, полковник, - ответил Котлов и добавил: - Теперь уже бывший.
- Значит, шакал, - резюмировал собеседник.
- Обоснуй свой вывод, - попросил Игорь, внутренне настраивая себя на драку с численно превосходящим противником.
- Все офицеры шакалы, - последовал ответ.

Он уже и не помнил, когда дрался последний раз – наверное, это было лет двадцать назад, когда молодым лейтенантом он ставил свой авторитет в казарме с солдатами, призванными из
Дагестана, традиции которых подразумевали подчинение только тем офицерам, которые могли физически доказать на это право.
- Слышь… ты… - уголовник сделал шаг вперёд, но его остановил тот, который начинал разговор.
- А послушаем, - предложил Копчёный. – Очень интересно.
- Собор Святого Петра, - сказал Игорь, указав рукой на живописную татуировку на животе у парня.

- И что?
- Он находится в Ватикане. А Ватикан – это Европа. А у нас принято считать, что в Европе живут одни педерасты. А раз ваш товарищ наносит себе наколку с изображением европейского собора, тогда он сам кто?
- Фрол, а кто тебе этот собор наколол? – всё внимание переключилось к носителю татуировок.
Уголовники расхохотались, указывая пальцем на живот Фрола
- Вы что его слушаете? – голос Фрола сошёл на фальцет. – Этот черт хрень всякую несёт.

- Кто черт? – спросил Игорь. – Я черт?
Ситуация изменилась мгновенно – пока все потешались с незадачливого Фрола, Игорь сделал шаг вперёд, и что было сил вложил ему в челюсть, стараясь попасть в точку, обеспечивающую нокаут.
Фрол щелкнул зубами и молча осыпался на пол. Наступила тишина.
- Я не черт, - сказал Игорь. – Я человек.
По тому, что на него ещё никто не набросился, он понял, что поле боя осталось за ним. Это, конечно, не оконченное выяснение, кто он есть такой, но большой шаг в этом направлении был сделан. Теперь с ним будут разговаривать куда более уважительно.
Однако, всё обернулось совсем не так, как предполагал Котлов – никакие уголовники его больше не донимали, за него взялась администрация учреждения. После разговора в каптёрке его обвинили в драке и отправили в штрафной изолятор, где он отсидел десять суток, маясь больным зубом и болями от остеохондроза коленных суставов. После истечения десяти суток его, с огромным флюсом, привели к начальнику колонии, который размеренно попивал чаёк с икорными бутербродами.
Игорь, забывший о существовании нормальной еды, вцепился взглядом в эту тарелку с хлебом и красной икрой.
- Нехорошо, полковник, начинать свой срок с нарушения внутреннего режима, - поучительно сказал начальник колонии полковник Кадиев. – Вы не успели сюда заехать, как уже кулаками машете, людям челюсти ломаете. Нехорошо.
- Мне, гражданин начальник, нечего сказать в своё оправдание. Я старый разведчик, и прекрасно понимаю, что эти люди действовали по вашему заданию. Зона-то «красная», и без вашего ведома здесь ничего не делается… - ответил Игорь, не сводя глаз с икры.
- В этом ты прав, полковник. Зона вся подо мной.

Кадиев упорно называл Котлова полковником, вероятно, создавая у Игоря какие-то нужные иллюзии, или настраивая на союзнические отношения в будущем.

- Тогда зачем это было надо?
- Хотел посмотреть, чего ты стоишь. А то знаешь, какие люди у меня тут сидят? Даже два замминистра есть. Полы в третьем отряде моют, несменяемые дневальные. А вот генерал ничего, нормальный мужик. «Бугор» в первом отряде. Знаешь, как его зэки слушаются? Как бы меня своим авторитетом не обошёл.

- Что вы от меня сейчас хотите?
- Хочу узнать, как ты жить здесь намерен – хорошо ли, или как.

- А какие есть варианты?
- Вариантов всегда много, - усмехнулся Кадиев. – Вот один из вариантов ты последние десять суток на себе в ШИЗО испытывал.

- Это не очень хороший вариант, - сказал Игорь. – А что ещё можете предложить?
- Ну, - Кадиев развёл руками – весь антураж был создан именно для этого вопроса: - Это зависит от того, чем лично вы можете помочь в этом вопросе.
- Я и рад был бы помочь, - сказал Игорь. – Но следствие изъяло у меня всё до копейки, а иностранные счета были арестованы после начала СВО. Если арест с них будет снят, тогда мы сможем с вами обсудить наше взаимодействие. А пока – платить мне нечем.

- А как мы узнаем, что счета разблокированы?
- Думаю, что из новостей.

- Каких новостей?
- Где скажут, что Европа решила снять санкции со счетов с российским происхождением, - ответил
Игорь. – Но в ближайшие лет пять, думаю, что сидеть я буду в изоляторе…
Котлов нашёл в себе силы усмехнуться.
- Ладно, - кивнул начальник колонии. – Я вас услышал. Если вы не возражаете, я дам вам небольшой кредит доверия… ровно до того момента, пока со счетов не снимут санкции. А там мы с вами повторно переговорим о смысле вашего бытия.
Игоря вывели, не предложив бутербродов. Видимо, Кадиев намеревался угостить ими Котлова только после того, как тот согласится стать спонсором собственного благополучия.
***
Котлов не думал о будущем – смысла в этом не было никакого. Срок в двенадцать лет казался ему совершенно непреодолимым, лежащим за пределом продолжительности жизни, отпущенной ему
Всевышним. Каждый день был похож на предыдущий – поверки, хозяйственные работы,

безвкусная пища и конечно, другие осужденные, уровень интеллекта которых у Котлова навевал тоску, потому что нормально пообщаться было практически не с кем.
К нему относились никак. Есть, и хорошо. Нет его – никто и не заметит. Арестантская молодёжь, у которой ещё играл максимализм, и которая лелеяла радость от «единого арестантского уклада» и прикосновения к настоящей «воровской жизни», иногда пыталась насаждать остальным осужденным свои требования, но, конечно, это было далеко не то, что переживали зоны всего лишь двадцать лет назад. Заточки, конечно, были в ходу, но расправ Котлов здесь не видел – причисляющие себя к «масти» скорее имитировали воровскую жизнь, чем жили ей по- настоящему. По-настоящему здесь жил только один человек – начальник колонии, через которого и решались все возникающие вопросы.
Если с больным зубом Игорь разобрался, посетив лагерного стоматолога, который удалил его под просроченным новокаином, то боли в коленях не давали ему спать, нарастая всё больше и больше. Обращения в медпункт вызывало там лишь ухмылку, мол, если бы у вас нога отвалилась, тогда бы мы да, стали бы лечить что-то. А так – колени были на месте, сгибались, пациент ходить мог, а раз так, то «не морочьте нам голову, гражданин осужденный, и покиньте помещение».
Через месяц Игорь уже привык к такому отношению. Он осознал, что так теперь будет всегда, и к этому нужно относиться скорее с пониманием, чем пытаться на это огорчаться, не в силах изменить ситуацию.
Однажды ночью его разбудил Фрол.
- Слышь, Полкан, пойдём, дело есть.
Игорь поднялся, оделся.

- Чего надо-то?
- Вопросы к тебе у общества появились.
Спустя несколько минут Игорь вошёл в ту же самую каптёрку, с какой начиналось его знакомство с зоной и местными обитателями. Все прежние персонажи находились там же.
- Проходи, Полкан, - сказал Копчёный. – Давай с нами чифиря отведай.
Игорю протянули кружку, предупредили:
- Горячий…
Он сел на свободный стул. Все жадно смотрели на него так, что ему даже стало немного не по себе – их интерес явно был не воровского характера.

- Вот ты же бывший полковник, - сказал Копчёный. – В военном деле, наверное, разбираешься, так?
- Бывший, - кивнул Игорь, пытаясь сделать глоток – чифир был ещё слишком горячим.

- Вот скажи, что там главное? Что нужно уметь делать?
- Это, смотря где, - Котлов ещё не понимал, с какой целью ему задают эти вопросы, заранее отблагодарив кружкой душистого чифиря.

- Ну, вот, например, самое боевое подразделение.
- В самом боевом подразделении первое, что должно быть, это умение подчиняться командиру.
Беспрекословно. Выполнять то, что тебе будут приказывать. Даже если ты будешь не согласен это выполнять, или даже если ты будешь понимать, что выполняя поставленную задачу, ты погибнешь. Дисциплина – это главное умение солдата. Если нет дисциплины, то ничего другое уже не важно, - объяснил Игорь, интуитивно поняв, чем нужно предварить другие пояснения.
- Вот прямо сказали – и ты пошёл и погиб? – спросил Поц.
- Вот прямо сказали – и ты пошёл убивать врага, - уточнил Игорь. – Понятно, что умирать никто не хочет. Поэтому нужно всегда думать, как выполнить приказ, чтобы и самому не погибнуть, и врага уничтожить. Это уже второе: умение думать на войне. Думать тогда, когда и страшно, и смерть рядом, и может быть, друзья погибли.
- А что третье? – спросил Геныч.
- А третье ­– это взаимопомощь и взаимовыручка. Успех будет только там, где не каждый рвётся в одиночку, как Рембо, один против всех, а когда работает слаженный коллектив, где каждый друг другу помогает. Коллектив, в котором ты будешь твёрдо знать, что если тебя ранят, то твои соратники окажут тебе помощь, вытащат тебя в безопасное место, спасут тебе жизнь.

- Какие на войне нужны специальности? – спросил Пончик. – Водителей берут в армию?
- Водителей берут, - кивнул Игорь. – Очень даже берут. Водителей всегда не хватает. А ещё нужны стрелки, гранатомётчики, пулемётчики, связисты, сапёры, артиллеристы, танкисты, разведчики, и много ещё кто.
- А как можно доказать, что ты, например, умеешь лабать на пулемёте там, или гранатомёте? – спросил Геныч.
- Кому доказать? – уточнил Игорь.
Повисла тишина, осужденные все как один посмотрели на Копчёного.
- В общем, смотри, Полкан, - Копчёный словно решился раскрыть карты. – По зонам пошла маза, что приезжает мужик из Питера, говорит зэкам правильные слова и предлагает поехать воевать на
Украину. Обещает помилование через полгода. Короче, пацаны, которые соглашались, сообщали, что нормально там, жить можно. А через полгода и денег заработаешь, медаль получишь, и с чистой биографией на свободу выходишь. Мы между собой решили, что это лучше, чем сидеть здесь без всякого смысла, а потом, после освобождения, ещё не понятно, как жизнь сложится. А мужик этот предлагает понятный расклад. В общем, завтра он приезжает к нам на зону. Будет перед нами речь держать.
- Ерунда какая-то, - улыбнулся Котлов. – Этого просто не может быть.
- Нет, - сказал Копчёный. – Не ерунда. Завтра увидишь.
Содержимое кружки остыло, и Игорь сделал несколько глотков.
- Помилование у нас только президент может дать, и никто другой, - сказал Котлов. – Кроме того, закон запрещает принимать на воинскую службу осужденных или лиц с непогашенной судимостью.