ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 09.11.2023
Просмотров: 69
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
<...>
В заключение хотелось бы обратить внимание на роль таких бахтинских понятий, как статус слова, диалог и амбивалентность, а также на открываемые ими перспективы.
Определяя статус слова как минимальной единицы текста, Бахтин проникает до самого глубокого уровня структуры, залегающего под уровнем предложения и риторических фигур. Понятие статуса позволяет сменить представление о тексте как о совокупности атомов представлением о нем как о множестве реляционных связей, где слова функционируют в роли квантов. Тем самым проблема построения модели поэтического языка связывается уже не с идеей линии или поверхности, но с идеей пространства и бесконечности, формализуемых с помощью теории множеств и новейших математических методов. Современные методы анализа повествовательных структур достигли такой изощренности, что позволяют не только выделять «функции» («кардинальные функции» и «функции-катализаторы») и «индексы» («индексы» в собственном смысле слова и «индексы-информации»), но и строить логические и риторические схемы повествования. Значение подобных исследований неоспоримо [11], однако не слишком ли превалирует в них метаязыковой – иерархизирующий и внеположный повествованию –априоризм? Наивный метод Бахтина, сосредоточенный на слове и его безграничной способности к диалогу (к комментированию цитаций), куда более прост и вместе с тем прозорлив.
Диалогизм, столь многим обязанный Гегелю, не следует, однако, путать с гегелевской диалектикой, предполагающей наличие триады и, стало быть, борьбы и извода (снятия), не преодолевающего рамки традиционной аристотелевской схемы «субстанция – причина». Диалогизм же, вобрав в себя эти понятия, ставит на их место категорию отношения; его цель – не преодоление, но гармонизация, включающая в себя и идею разрыва (оппозиции, аналогии) как способа трансформации.
Диалогизм переносит философские проблемы внутрь языка, точнее – внутрь языка, понятого как взаимосоотнесенность текстов, как письмо-чтение, идущее рука об руку с неаристотелевской, синтагматической, «карнавальной» логикой. Поэтому одной из важнейших проблем, которой предстоит заняться современной семиотике, является именно эта «другая логика», настоятельно нуждающаяся в адекватном описании.
Термин «амбивалентность» в полной мере приложим к тому переходному периоду в истории европейской литературы, который можно определить как период сосуществования (амбивалентности), когда «отображение жизненного опыта» (реализм, эпос) существует одновременно с самим этим «жизненным опытом» (языковое зондирование, мениппея), тяготея, вероятно, к тому, чтобы в конечном счете усвоить живописный способ мышления, при котором сущность переходит в форму, а конфигурация пространства (литературного) служит обнаружению мысли (тоже литературной) без всяких претензий на «реализм». Термин «амбивалентность» предполагает исследование (через язык) романного пространства и его внутренних превращений; устанавливая тесную связь между языком и пространством, он побуждает анализировать их как особые формы мышления. Изучая амбивалентность зрелищного воссоздания жизни (реалистическая репрезентация) и самой жизни (риторика), нетрудно обнаружить разделяющую (или соединяющую) их пограничную линию, которая воспроизводит траекторию движения, при помощи которого культура пытается освободиться от собственных пут, превозмочь самое себя.
Движение между двумя полюсами, создаваемыми диалогом, безвозвратно изгоняет из сферы наших философских интересов проблемы каузальности, финальности и т.п., так что в поле зрения диалогического принципа попадает мыслительное пространство, неизмеримо более широкое, нежели пространство романа как такового. Вероятно, не столько бинаризм, сколько именно диалогизм станет основой интеллектуальной структуры нашего времени. Преобладание романа и амбивалентных структур в литературе, притягательность групповых (карнавальных) форм жизни для молодежи, квантовый энергетический обмен, интерес к символизму взаимосоотносительности в китайской философии – таковы лишь некоторые проявления современной мысли, подтверждающие нашу гипотезу.
Примечания
1. Ср.: «...язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее и для меня самого, действительное сознание...» - Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 3, с. 29.
2. В настоящее время Бахтин работает над книгой о «жанрах речи», определяемых на основе статуса слова (см.: Вопросы литературы, 1965, № 8). В данной статье мы можем прокомментировать лишь некоторые его идеи в той мере, в какой они соотносятся со взглядами Ф. де Соссюра (Anagrammes // Mercure de France, fév. 1964) и открывают новый подход к литературным текстам. [См. также: Ф. де Соссюр. Отрывки из тетрадей Ф. де Соссюра, содержащих записи об анаграммах // Фердинанд де Соссюр. Труды по языкознанию. М.: Прогресс 1977. - Прим. ред.]
3. В самом деле, представители структурной семантики, определяя лингвистическую основу дискурса, отмечают, что «развертывающаяся синтагма считается эквивалентной более простой, нежели она, коммуникативной единице синтаксиса», и определяют развертывание как «один из наиболее важных аспектов функционирования естественных языков» (A.-J. Greimas. Sémantique structurale. Paris: Larousse, 1966, p. 72). Таким образом, именно в механизме развертывания мы усматриваем теоретический принцип, позволяющий изучать структуру жанров как экстериоризацию структур, имманентных языку как таковому.
4. Будде Е.Ф. К истории великорусских говоров. Казань, 1896.
5. Щерба Л.В. Восточно-лужицкое наречие. Пг., 1915.
6. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Русская речь. I. Пг., 1923, с. 144.
7. Виноградов В.В. Проблема сказа в стилистике // Поэтика. Вып. I. Л., 1926, с. 33.
8. Похоже, что явление, упорно именуемое «внутренним монологом », - это наиболее подходящий способ, с помощью которого целая цивилизация переживает себя как самотождественность, как организованный хаос и в конечном счете как трансценденцию. Между тем этот «монолог» невозможно обнаружить нигде помимо текстов, стимулирующих
воссоздание пресловутой психологической реальности, именуемой «потоком сознания». Это значит, что «внутренний мир» западного человека возникает как результат ограниченного набора литературных приемов (исповедь, психологически связное речевое высказывание, автоматическое письмо). Можно сказать, что в известном отношении «коперниканская» революция Фрейда (открытие расщепленности субъекта), обосновав радикальную внеположность субъекта по отношению к языку, покончила с самой фикцией внутреннего голоса.
9. Эта мысль находит поддержку у всех теоретиков романа. См.: Thibaudet A. Réflexions sur le roman, 1938; Koskimies. Theorie des Romans // Annales Academiae Scientiarum Finnicae, 1 ser. B, t. XXXV, 1935; Lukacs G. La théorie du roman (éd. fr., 1963) и др. К представлению о романе как о диалоге близок и Уэйн К. Бут в интересном исследовании The Rhetoric of fiction, University of Chicago Press, 1961. Его соображения относительно достоверного (the reliable) и недостоверного (the unreliable) автора сопоставимы с разработками Бахтина в области романного диалогизма, хотя Бут и не ставит в связь романный «иллюзионизм » и языковой символизм.
10. Этот второй способ логического мышления присущ современной физике и древней китайской мысли: обе являются антиаристотелевскими, антимонологическими, диалогическими. См.: Hayakawa S.I. What is meant by Aristotelian structure of language // Language, Meaning
11. См. серьезные исследования о структуре повествовательного текста (Р. Барт, А.-Ж. Греймас, Клод Бремон, Умберто Эко, Жюль Гритти, Виолетта Морен, Кристиан Метц, Цветан Тодоров, Жерар Женетт), собранные в сб. «Communications», 1966, № 8.
Кристева, Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. – М., 2000. – С. 427–457.
Вопросы для самопроверки:
1. В чем, по мнению Ю. Кристевой, заключается новаторство работ М.Бахтина? Во всем ли она согласна с мнением ученого?
2. Как Ю. Кристева определяет специфику «статуса слова»? Какие примеры она приводит для подтверждения своей мысли?
3. Какие жанры описывает ученый в своей работе? Какие жанрообразующие признаки выделяет Ю. Кристева?
4. Почему Ю. Кристева считает, что групповые карнавальные формы так притягательны в современной литературе? Согласны ли Вы с этой точкой зрения?
5. В чем заключается различие между понятиями «интерсубъективность» и «интертекстуальность»?