ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 02.12.2021
Просмотров: 318
Скачиваний: 2
- Нас вели трое суток, ночевали мы в оврагах и развалинах. Когда начинался обстрел, мы залезали в любую ямку. Нам везде помогали военные. Нас сажали по пять человек в лодку, и в промежутках между обстрелами солдаты переправляли нас за Волгу. На глазах у нас одна лодка подорвалась на мине. Лодка, где была я, тоже затонула, мы еще не добрались до берега и оказались в воде. Нас, как слепых котят, вытаскивали на песок уже за Волгой. Из восемнадцати нас осталось одиннадцать.
- Один раненый политрук остался на поле боя, продолжал отстреливаться. Когда фашисты попробовали спуститься в наш закоулок, то он косил их очередью из пулемета. Двоих мальчишек немцы убили на моих глазах в тот момент, когда они ползли к нему водой. А ночью фашисты подожгли со всех сторон наш закоулок, чтобы уничтожить храброго политрука. Остался лишь узкий проход на улицу Серпуховскую, и по нему все жители кинулись спасаться из огня. Фашисты стали из автоматов стрелять по людям, хотя видели, что бегут женщины и дети. Я с сестрами успел упасть на завалинку, это нас и спасло. Почти все бежавшие погибли.
- Я шел по тропинке склона нашего оврага. Вдруг на уровне моей головы со свистом взметнулись несколько фонтанчиков земли. Я остолбенел и инстинктивно глянул – откуда стреляют. Напротив, на крутом откосе оврага, свесив ноги, сидели два молодых немца с автоматами и буквально «ржали». Потом они стали мне что-то орать, продолжая смеяться. Я думаю, они орали, спрашивая меня, «не наложил ли я в штаны?» Им было весело. Я же юркнул в ближайшую пещеру. Эти молодые и здоровые парни могли пристрелить меня как мышонка.
- Мы жили на передовой вместе с бойцами. Воду брали из колодца, который находился в овраге, на нейтральной полосе. Маму я берегла, боялась, что если её убьют, то мы с сестренкой пропадем. Поэтому за водой бегала я.
10. ПОД ЗАВАЛАМИ_________________________________________________________________
20 сентября.
Немецкая авиация полностью разрушила вокзал Сталинград-I.
- В подвал Дома железнодорожников, где находилась наша семья, попала большая бомба. Двести жителей были завалены. Тогда погибли мама , папа, три сестры, брат и тетя. Более суток, обожженная, с разбитой головой, находилась я в засыпанном подвале. Как я кричала, стараясь, чтобы меня услышали и откопали! Когда, сорвав голос, прислушалась, то обнаружила, что в каменном мешке не я одна. Над головой образовалась небольшая дыра, я увидела двух мужчин. Они уже наполовину освободили меня, прежде чем появились немцы. Прикладами автоматов немцы стали толкать их в спины, указывая на лежащих то там, то тут раненых гитлеровцев и заставляя переносить их в укрытие. Мужчины стали упрашивать немцев позволить им, прежде чем уйти, вытащить меня. Те согласились:«Айн минутен! Шнеллер!»
Это означало, что я была обречена, ибо освободить меня за такое время было просто невозможно. Тогда взяв меня под мышки, стали тянуть меня из камней, но камни держали меня цепко, словно бы клещами. От боли я покрылась холодным потом. Слезы текли у меня ручьем. Глотая их, я все время повторяла одно и то же: «Спасите их! Спасите их! Ведь они еще живые...»
- Больше всего нам, сидящим в подвалах и окопах, не хватало воды. Жажда, пожалуй, переносилась нами значительно тяжелее, чем голод.
Мальчишки – смельчаки ходили за водой в ледники, размещавшиеся около элеватора. Ни один из них назад не вернулся. В тот день наверху элеватора сидел немецкий снайпер, который расстреливал каждого, кто приближался к нему. Возраст им в расчет не брался.
-У одной из жительниц нашей улицы, прятавшейся вместе с нами в окопе, был грудной ребенок. От всего пережитого у матери пропало молоко. Единственное, что спасало малыша от голодной смерти, был небольшой мешочек с манкой, который мать носила на веревочке, на груди. Увидевший его немец посчитал, что женщина в нем прячет драгоценности. Не раздумывая, он схватил его и потянул на себя. Шнурок впился в тело женщины, но не оборвался. Напрасно пыталась она объяснить ему, что там не золото, а еда для малыша. Рванув еще сильнее, немец все же своего добился. Какой-то звериный огонь блеснул в его глазах, когда на землю посыпалась манка, а не драгоценности. В бешеной злобе, несколькими очередями из автомата он убил женщину и её ребенка.
- С нами в землянке жил дядя Вася, папин брат, ему было двадцать лет, но он ездил на коляске, у него были больные ноги. Я очень любила дядю Васю. Он был сапожником и сшил мне красивые туфельки. При очередной бомбежке мы побежали в бомбоубежище в садик у кинотеатра «Призыв». С нами был и дядя Вася. Спустились в подвал, но немец нас закидал фугасами, убежище загорелось с обеих сторон. Люди кинулись наверх, а я была около дяди Васи. Я его тащу, а он скатывается назад, так как вход был покатым. Все кругом горит. Люди плачут, кричат. Дядя Вася мне кричит, чтобы я убегала, а я снова тащу. Дальше не помню, меня вытащила тётя Маргарита с нашего двора, у меня уже горели волосы. А дядя сгорел…
- Снится мне страшная правда -
Дети в огне Сталинграда,
Бедная наша семья:
Коленька, Миша и я.
Детство, что стало суровым
В августе сорок второго.
Маленький Миша боится
Бомбы, пожара и фрицев.
Мама не варит, не топит
В нашем холодном окопе:
Некогда — в грохоте боя
Нас закрывает собою
Немцы наш дом разбомбили,
Садик вишневый сгубили,
Братиков оглушили.
Осенью оба простыли.
И чуть живые лежали,
Больше уже не дрожали.
Коленька первый скончался,
Миша недолго держался.
Вскоре и он успокоился,
Той же судьбы удостоился.
И на Спартановке с мамочкой
Мы их зарыли в двух ямочках
Спят в них любимые братики —
Наши родные «солдатики»
Снится мне страшная правда —
Дети в огне Сталинграда,
Бедная наша семья:
Коленька, Миша и я.
11. ЮМОР_____________________________________________________________________________
- Населению объявили, что всем необходимо явится в фашистскую комендатуру для регистрации. Мама пошла и взяла меня с собой. Придя туда мы увидели, что люди кладут на стол свои документы, а немец ставит на них печати с орлом. Мама тихонько сказала, что нам это не нужно и увела меня.
- Немцы ходили с длинными щупами и проверяли, где земля была рыхлая, начинали копать. Войдя в наш двор они сначала нашли чемодан со столовыми принадлежностями, но их он не заинтересовал. Потом нашли зарытый возле сарая большой сундук. Обрадовались. Бабушка начала ругаться, чтобы остановить их, но они не слушали и говорили, что скоро нас отправят в Германию и вещи нам уже будут не нужны. Мой дед в объявлении мелким шрифтом вычитал, что обворовывать мирное население нельзя и за это последует наказание. Он побежал в комендатуру, и через некоторое время к нам вошли офицеры, а за ними радостный дедушка. Они выгнали солдат. Мы уложили вещи в сундук, но перепрятать его не догадались. На следующий день к нам пришли те же солдаты и вырыли сундук. Дедушка пригрозил им комендатурой. На что один из немцев ответил: «Комендатура – выходной». Они унесли сундук.
- Мама говорила, что мы не ели кошек, а я видел, как четверо мужчин поймали последнего кота и делили его между собой.
- Вход в подвал находился рядом с большой печкой, где стопкой стояли сковороды разных размеров. Когда начиналась бомбежка, то первым в подвал спускался дедушка с палочкой, а за ним вслед в подвал летели сковороды. И все смеялись, хотя только что всем было страшно.
12 ГОСПИТАЛЬ_______________________________________________________________________
- Мама была врач – хирург. Она работала в больнице номер три, где во время бомбежки был создан госпиталь для раненых сталинградцев. Когда пришли немцы, они их выгнали. Остались тринадцать человек лежачих, у кого в городе не было родственников. Всех их мама перетащила к нам в дом. Мы жили на улице Голубинской. Так у нас образовался госпиталь. Это был, пожалуй, единственный советский госпиталь на территории города, занятого врагом. Правда, «штат» его был маловат – всего два человека, то есть мама и я, тринадцатилетняя девочка.
- Раны мои уже загноились (я получила ранение в голову, с правой стороны лица, в предплечье левой руки и ещё на уровне третьего ребра слева врезался металлический осколок). Сестра обнаружила в подвале немецкую санчасть. Мы потихоньку, чтобы не подстрелили, подкрались туда, постояли в нерешительности. Сестра заплакала, поцеловала меня и спряталась, а я пошла внутрь, с ужасом думая о возможной смерти и одновременно надеясь на помощь. Повезло: меня перевязал немец, вывел из подвала и даже сам заплакал. Наверное у него тоже были маленькие дети.
13 ДОРОГА___________________________________________________________________________ 5 октября.
Немецкое командование приступило к депортации гражданского населения из Сталинграда. Через ряд пересыльных пунктов в нечеловеческих условиях людей гнали в Белую Калитву.
- Мама, я и сестрёнка Рая сидели в щели. У нас ничего не было кушать. Была только одна пшеница, мы её и ели.
Рая захотела пить, а воды у нас не было. Когда мама стала выходить из щели за водой, она упала и умерла. Мы с Раей плакали.
Мы остались без мамы, а немец так бомбил, даже страшно вспомнить. Я очень боялся и всё время плакал, а Рая не плакала. Утром взял Раю на руки и пошёл с нею, сам не знаю куда. Нёс её на руках, а вокруг ямы от бомб. Несколько раз падал с нею, чуть нос себе не разбил. Устал, иду и плачу, Рая тоже плачет, а мне стало тяжело идти с ней, и я подумал: оставлю её одну, а сам поищу людей. Хоть мне её и жалко было оставлять, но я ведь очень устал с ней. Я остановился и говорю: «Рая, ты посиди тут, а я сейчас приду». Она мне поверила и осталась. Я ушёл от неё и всё время думал о ней.
Шёл, шёл и увидел много людей, которых угонял немец из Сталинграда, не знаю куда. Меня одна тётя взяла за руку, и я пошёл с ней, а са всё думал о своей сестре Рае. Ведь настанет ночь, а она сидит и ждёт меня. У меня так слёзы и покатились, а тут ещё устал и стал плакать, ноги у меня распухли, дождь был, грязь, холодно. Туфли у меня были хорошие, красные, но порвались, голова замёрзла. Тут я вспомнил о своей шапке, которую не взял, а без неё мне было холодно. Какой-то дядя шёл со мной рядом и говорит: «Не плачь, мальчик, мы скоро дойдём и ляжем спать».
Погнал нас немец не в комнату, а в степь, ночевали под дождём. Утром мы дядя дал мне два сухаря, а сам ушёл. Больше он не приходил. Я его ждал, ждал и долго плакал.
- Нас всех вытурили из подвалов и погнали на вокзал. Было холодно, шли мы через Мокрую Мечетку, по дороге встречалось много валявшихся трупов, и наших, и немцев. Погрузили нас на платформу и повезли в Морозовскую. Говорили, что везут нас в концлагерь, и все думали, как бы туда не попасть. Когда поезд замедлил ход, мама спрыгнула с платформы. Бабушка покидала ей нас всех троих и спрыгнула тоже. Так мы оказались в незнакомом месте.
- Когда немцы стали угонять молодежь на работу в Германию, меня стали прятать от их облав. Чего только не придумывали! Даже зарывали в яме, присыпав землей. Однажды пришли немцы и стали меня искать. Мать плачет: «Нет ее!
Ушла куда-то еще несколько дней назад...» Тогда один из них, толи в отместку, толи просто, чтобы удовлетворить свою похоть, разодрав на Зине платье, стал тащить ее за ноги из землянки. Несчастная моя сестричка! От страха у нее наступил паралич сердца, и она умерла. Ей было тринадцать.
- Пошла на базар, вернее на то место, где был базар. Облава, меня схватили, бросили в открытую машину, там были только дети и женщина. Я поняла, что в кузове только дети еврейской национальности. Я сильно кричала, даже укусила конвоира. Наверное, я была не права, когда кричала, что я не еврейка. Женщина внезапно схватила меня и выбросила из машины. Не понимаю: или пожалела, или осерчала на меня. Конвоир стрелял мне в след, но не попал.
- Немцы нас всех подняли, стали сортировать, с малыми детьми сажали в машины, и подростков и взрослых повели пешком. И помнится мне такой случай: у одной женщины было 2-е младенцев, очень маленькие, новорождённые, немцы стали подсаживать женщин в машины, один немец держал в обеих руках детей, одного ребёнка отдал матери, а другого не успел, и машина тронулась, ребёнок запищал, он несколько постоял в раздумье, а потом бросил на землю и затоптал ногами. Я была очень впечатлительной девочкой, как я плакала, я просто надорвала своё сердце.
- Под угрозой расстрела всех жителей нашей и прилегающих улиц под конвоем погнали по пыльному степному безводному бездорожью. Никакого снисхождения к тому, что дети и старики не могут двигаться быстро, фашисты не проявляли. Видела, как забивали хлыстами отставшего от колонны дедушку. Мы, дети, пытались идти вместе со всеми, на руки к матерям не просились. Голод и холод мучили нас. И все-таки самое страшное даже не голод, а жажда. Губы потрескались, кровоточили. Ночью немцы привезли себе воды, а мама от отчаяния выхватила у пьющего немца фляжку и быстрым движением налила себе в рот, чтобы принести нам и дать по спасительному глоточку. Немец угрожающе закричал, но мама быстро скрылась в степной темноте. Мы боялись, что утром последует расправа, но маму, видимо, не успели запомнить.
- Нас гнали на Калач. Немец, подойдя к маме и пнул её стволом винтовки и грубо толкнул её в спину: «Шнеллер!». Так мы тройкой и пошли. Лежавшую на дороге мину, мы заметили не сразу, а лишь тогда, когда конвойный остановил нас от неё в каком-то метре. Место, куда следовало отнести мину, немец показал винтовкой. Мама велела нам вернуться назад. Мы заплакали и еще сильнее ухватились за её юбку. Мама неожиданно перекрестила нас и решительно сказала: «Идемте!»
Мину взяла осторожно, словно бы грудное, больное дитя. Мелкими шагами пошла вперед в сопровождении нашего девчачьего «эскорта». Метр за метром мы все ближе были к цели. Наконец, наклонившись, мама положила на и обессиленная села рядом. Мы смотрели на неё и молчали. А на той стороне дороги, припав к земле, все еще лежала наша колонна, ожидая взрыва.
- Мама несла на руках умирающую сестренку, которой было два годика, а мне помогали идти старшие сестры и брат. Сестренка младшая еще в городе была ранена осколком в висок и теперь умирала у мамы на руках. Помочь ей мама ничем не могла. Только в Карповке маме удалось положить умершую сестренку в воронку от бомбы и прикрыть её куском железа от разбитого самолета. Конвоиры отгоняли жителей Карповки от колонны, чтобы кто-нибудь не дал детям куска хлеба. За общение был обещан расстрел. Из толпы какой-то мужчина крикнул маме, что обязательно засыплет девочку землей.
14 ДЕТИ КАПИТАНА ГРАНТА__________________________________________________________
14 октября.
Из 7 районов города врагу удалось захватить 6. Кировский район, окруженный с трех сторон, в течение всей битвы оставался единственным, куда немцы так и не смогли прорваться.
- Местом, где можно было хоть чем-то разжиться, оставался элеватор. Он все время переходил из рук в руки, но это никого не останавливало. Мы пробирались туда тайком через нижнее отделение… Большей частью оно было горелым, но все-таки это было зерно, а значит – еда. Мать размачивала его, сушила, толкла, делала все, чтобы как-то прокормить нас. Ходить на элеватор стало для меня постоянным делом, но я стремился туда не только за зерном. На моем пути находилась библиотека, вернее то, что от нее осталось. В ее здание попала бомба и все разворотила. Однако многие книги остались целы и валялись повсюду. Набрав сколько мог зерна, я по дороге отсыпал его в свои тайники, потом шел к библиотеке, садился там и читал. Я прочел тогда много сказок, всего Жюля Верна. Горелое зерно, оттопыривающее мои карманы, спасало меня от голода, а книги, прочитанные на пепелище, лечили мою душу.