ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 01.12.2023
Просмотров: 703
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Папа!Папа!
Лучащийся счастьем Леонардо Ветра был, как всегда, рядом.
– Что, мой ангел? – с улыбкой спросил он.
– Папа! – хихикнула девочка, уткнувшись в отца носом. – Спроси меня, что такое материя?
– Но тебе и без этого хорошо, дорогая. Зачем мне спрашивать у тебя о какой-то материи?
– Ну спроси, пожалуйста.
– Что такое материя? – спросил отец, пожимая плечами. Услышав вопрос, она звонко расхохоталась.
– Все на свете! Вот что такое материя! Скалы! Деревья! Атомы! Даже муравьеды! Все, что есть на свете, – материя!
– Ты сама это придумала? – рассмеялся он.
– А что, разве не правда?
– Мой маленький Эйнштейн.
– У него глупая прическа, – очень серьезно произнесла девочка. – Я видела на картинке.
– Зато голова умная. Я, кажется, рассказывал тебе, что ему удалось доказать?
– Нет, пап, нет! – Ее глаза округлились от священного трепета, который она в тот момент испытывала. – Ты только обещал!
– Эйнштейн доказал, что энергия равна массе, умноженной на квадрат скорости света, – сказал Леонардо и, пощекотав дочку, произнес:
– Е = mС2.
– Только без математики! Я же говорила тебе, что ненавижу ее!
– Я страшно рад, что ты ее так ненавидишь. Дело в том, что девочкам запрещено заниматься математикой.
– Запрещено?! – замерла Виттория.
– Ну конечно. Все об этом знают. Девочкам положено играть в куклы, а математикой разрешено заниматься только мальчикам. Никакой математики для девчонок! Я даже не имею права разговаривать с маленькими девочками о математике.
– Что?! Но это же несправедливо!
– Порядок есть порядок. Математика не для девочек!
– Но куклы – это же такая скука! – с ужасом прошептала Виттория.
– Очень жаль, но ничего не поделаешь, – сказал отец и после паузы добавил: – Я, конечно, мог бы рассказать тебе кое-что о математике, но если меня схватят... – Леонардо испуганно огляделся по сторонам.
Проследив за его взглядом, Виттория прошептала:
– Ты будешь рассказывать мне о математике совсем потихоньку.
* * *
Движение лифта вернуло ее к действительности. Виттория открыла глаза. Отец ушел.
Реальный мир снова схватил ее за горло ледяной рукой. Девушка посмотрела на Лэнгдона. Взгляд американца излучал тепло и неподдельное сочувствие, что делало его похожим на ангела-хранителя. Его присутствие согревало, в отличие от того поистине арктического холода, которое исходило от Колера.
В голове у Виттории бился всего один вопрос: где антивещество!
Она не знала, что от страшного ответа ее отделяет всего лишь несколько секунд.
* * *
Глава 30
– Максимилиан Колер, вас убедительно просят немедленно позвонить в свой кабинет.
Когда двери кабины лифта открылись, в глаза Лэнгдона брызнули яркие солнечные лучи. Лифт доставил их в атрий[34]главного здания. Еще не успело смолкнуть эхо объявления по внутренней связи, как все электронные приборы, вмонтированные в кресло Колера, дружно запищали, зазвенели и зачирикали. Пейджер. Телефон. Электронная почта. Колер опустил изумленный взгляд на россыпь мигающих огоньков на пульте управления кресла. Поднявшись на поверхность, он снова оказался в зоне действия всех приборов связи.
– Директор Колер, немедленно позвоните в свой кабинет! Его собственное имя, произнесенное по системе общей связи, звучало для уха директора крайне непривычно.
Он злобно осмотрелся по сторонам, но уже через мгновение выражение ярости сменилось озабоченностью. Лэнгдон, Колер и Виттория встретились взглядами и замерли. Им показалось, что все противоречия разом исчезли, а на смену им явилось объединяющее их предчувствие неизбежной катастрофы.
Колер снял с подлокотника кресла телефонную трубку и, борясь с очередным приступом кашля, набрал номер. Виттория и Лэнгдон ждали, что произойдет дальше.
– Говорит... директор Колер, – задыхаясь, прошептал он. – Да? Я находился под землей, вне зоны действия приборов связи.
Директор слушал собеседника, и его глаза все больше и больше округлялись от изумления.
– Кто?! Да, немедленно соедините его со мной, – распорядился он и после недолгой паузы продолжил: – Алло? Да, это Максимилиан Колер. Да, я – директор ЦЕРНа. С кем имею честь говорить?
Директор слушал, а Лэнгдон и Виттория молча смотрели на него, томясь в неведении.
– Полагаю, что неразумно обсуждать этот вопрос по телефону, – наконец произнес Колер. – Я прибуду к вам незамедлительно... – Он снова закашлялся. – Встречайте меня... в аэропорту Леонардо да Винчи[35]через... сорок минут.
Лэнгдону показалось, что директор совсем перестал дышать. Зайдясь в приступе кашля, он, задыхаясь и заливаясь слезами, выдавил:
– Немедленно найдите сосуд... я лечу к вам. С этими словами он выронил трубку.
Девушка подбежала к Колеру, но тот уже не мог говорить. Лэнгдон наблюдал за тем, как Виттория, достав свой мобильный телефон, звонила в медицинскую службу ЦЕРНа. Лэнгдон ощущал себя кораблем, находящимся на периферии урагана. Корабль качало, но настоящий шквал еще не налетел.
«Встречайте меня в аэропорту Леонардо да Винчи», – неумолчным эхом звучали в его ушах слова Колера.
Бесформенные тени, все утро витавшие в голове Лэнгдона, в одно мгновение приобрели осязаемые формы. Ему показалось, что в душе его распахнулась какая-то незримая дверь, а сам он только что переступил через таинственный порог. Ам-биграмма. Убийство священника-ученого. Антивещество. И теперь... цель. Упоминание аэропорта Леонардо да Винчи могло означать лишь одно... В этот момент просветления Лэнгдон понял, что перешел через Рубикон. Он поверил.
Пять килотонн. Да будет свет.
В атрии появились двое медиков в белых халатах. Эскулапы подбежали к Колеру, и один из них надел на директора кислородную маску. Толпившиеся вокруг кресла ученые отошли на почтительное расстояние.
Колер сделал два длинных, глубоких вздоха, сдвинул маску в сторону, посмотрел на Лэнгдона и, все еще хватая воздух широко открытым ртом, прошептал:
– Рим...
– Рим? – спросила Виттория. – Значит, антивещество в Риме? Кто звонил?
Лицо Колера исказила гримаса боли, из серых глаз покатились слезы.
– Швейцарск... – выдавил он, задыхаясь, и закатился в страшном приступе кашля. Медики вернули кислородную маску на место. Когда они уже готовились увозить директора, тот схватил Лэнгдона за рукав.
Лэнгдон утвердительно кивнул. Он знал, что хочет сказать больной.
– Летите... – глухо прозвучало из-под маски. – Летите... Сообщите мне...
Медики бегом покатили коляску.
Виттория стояла как вкопанная, не сводя глаз с удаляющегося директора. Затем, повернувшись к Лэнгдону, она спросила:
– Рим? Но... почему он упомянул Швейцарию? Лэнгдон положил руку ей на плечо и едва слышно прошептал:
– Швейцарская гвардия. Верная стража Ватикана.
Глава 31
Стратоплан «Х-33» с ревом взмыл в небо и, описав высокую дугу, помчался на юг в направлении Рима. Лэнгдон сидел в полном молчании. Последние пятнадцать минут он находился словно в тумане. Лишь сейчас, закончив рассказывать Виттории об иллюминатах и их заговоре против Ватикана, он до конца понял масштаб и значение происходящих событий.
«Что я делаю, дьявол меня побери?! – спрашивал себя Лэнгдон. – Следовало сбежать, пока у меня имелась такая возможность!» Впрочем, в глубине души он прекрасно понимал, что такой возможности у него никогда не было.
Его здравый смысл громко протестовал, требуя немедленно вернуться в Бостон. Однако любопытство ученого оказалось сильнее, чем призывы к благоразумию. Его многолетнее убеждение в том, что деятельность братства «Иллюминати» сошла на нет, похоже, в одно мгновение обратилось в прах. Но какая-то часть его разума требовала подтверждения. Требовала доказательств. Кроме того, в нем говорила и элементарная совесть. Колер тяжело болен, и Виттория осталась в одиночестве. Если накопленные им за многие годы познания способны помочь, то моральный долг требует, чтобы он летел в Рим.
В Рим его звало еще и нечто иное, то, в чем Лэнгдон стыдился признаться самому себе. Ужас, который он испытал, узнав о местонахождении антивещества, объяснялся беспокойством даже не столько за жизнь многих людей, сколько за судьбу сокровищ искусства, хранившихся в Ватикане.
Крупнейшая коллекция мировых шедевров в буквальном смысле слова находилась на бочке с порохом. 1400 залов и 20 двориков-музеев Ватикана хранили более 60 000 произведений искусства. Среди них творения древних мастеров, работы Джованни Беллини, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Боттичелли, скульптуры Бернини. В Ватикане находятся такие памятники архитектуры, как собор Святого Петра и Сикстинская капелла.
А во что можно оценить созданную гением Микеланджело знаменитую спиральную лестницу, ведущую в музеи Ватикана?
Интересно, сколько еще продержится магнитное поле в ловушке?
– Благодарю вас за то, что вы согласились прилететь в Европу, – негромко произнесла Виттория.
Лэнгдон покинул мир видений. Виттория сидела на другой стороне прохода, разделяющего ряды кресел. Даже в холодном свете неоновых ламп нельзя было не заметить окружавшую ее ауру спокойствия и притягательность ее натуры. Девушка дышала глубоко и ровно, к ней полностью вернулось самообладание, и, движимая дочерней любовью, она теперь стремилась лишь к возмездию и восстановлению справедливости.
У Виттории не было времени сменить шорты и топик на что-то более солидное, и в прохладном воздухе кабины ее загорелые ноги покрылись гусиной кожей. Лэнгдон, не раздумывая, снял пиджак и предложил его девушке.
– Американское рыцарство? – произнесла она, ответив на его заботу благодарной улыбкой.
Самолет попал в зону турбулентности, и его настолько сильно тряхнуло, что Лэнгдон даже испугался. Лишенная окон кабина снова показалась ему слишком тесной, и он попытался представить себя гуляющим по широкому полю. Какая ирония, подумал он. Ведь когда все это произошло, он как раз находился на открытом пространстве. Всепоглощающая тьма. Он прогнал нахлынувшие было воспоминания. Все это ушло в прошлое. Стало достоянием истории.
– Вы верите в Бога, мистер Лэнгдон? – внимательно глядя на него, спросила Виттория.
Этот вопрос поверг его в изумление. Или, если быть более точным, даже не сам вопрос, а тот серьезный тон, которым он был задан. «Верю ли я в Бога?» А ведь в глубине души он надеялся, что проведет полет, обсуждая не столь серьезные темы.
«Духовная загадка», – подумал Лэнгдон. Именно так говорили о нем его друзья. Несмотря на многолетнее изучение религии, сам он религиозным человеком так и не стал. Он с почтением относился к могуществу веры, благотворительным делам церкви и той силе, которую придавали многим людям их религиозные убеждения... Однако полный отказ от всяких сомнений, неизбежный для истинно верующего, являлся непосильным для его разума ученого.
– Я хочу верить, – услышал он свои слова.
– И что же вам мешает? – без тени вызова или осуждения произнесла Виттория.
– Все это не так просто, – фыркнул он. – Вера требует, если так можно выразиться, «актов веры». Верующий должен серьезно относиться к чудесам, не сомневаться в беспорочном зачатии и божественном вмешательстве. Кроме того, вера предписывает определенный кодекс поведения. Библия, Коран, буддийские рукописи... все они содержат практически идентичные требования, за нарушение коих установлены одинаковые наказания. В них говорится, что меня ждет ад, если я не стану следовать этому поведенческому кодексу. Мне трудно представить себе Бога, который управляет миром подобным образом.
– Остается лишь надеяться, что вы не позволяете своим студентам так бессовестно уходить от поставленных вами вопросов.
Это замечание застало его врасплох.
– Что?
– Мистер Лэнгдон, я не спрашивала вас, верите ли вы тому, что люди говорят о Боге. Я спросила: «Верите ли вы в Бога?» Это два совершенно разных вопроса. Священное Писание – это... собрание рассказов, легенд. Это история того, как человек пытался удовлетворить свою потребность в познании самого себя и всего сущего. Меня не интересуют ваши суждения о литературных произведениях. Я спрашиваю: верите ли вы в Бога? Ощущаете ли присутствие высшей силы, когда вглядываетесь в звезды? Верите ли вы всем своим существом, что темный свод над вами – творение руки Божьей?