Файл: Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителятанков. 19411943За линией фронта. Мемуары.pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.12.2023
Просмотров: 484
Скачиваний: 10
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
4 августа
До Киева 15 километров. Перед нами линия обороны, снабженная колокольчиками и свистками. Три умело организованные атаки отбиты русскими. Нет, так дело не пойдет.
Похоже, есть сложности с КП, потому что все идет не по плану. Происходят изменения в командной структуре, нескольких генералов решили заменить. Наши потери никак не соответствуют достигнутому успеху. Не нравится мне все это.
5 августа
Вгрызаемся. Весь день бьет тяжелая артиллерия. Под покровом темноты мы сумели подобраться к линии дотов. Слава богу, все проходит нормально – враг нас не видит.
Без боев к полуночи занимаем позиции в лесу у Глевахи юго-западнее Киева. К утру необходимо как следует окопаться. Орудия дотов и снайперы срежут всех, кого только заметят при свете дня.
6 августа
Как и ожидалось, в 5.00 начинается интенсивный обстрел. Я сижу за корректировщика и лучше остальных понимаю нависшую над нами опасность. Небольшое ответвление от главной траншеи вырыто прямо на лесной опушке. Отсюда хорошо видна река Вита. Эта речка, похоже, готова принять сколько угодно нашей кровушки. В том числе и моей. За рекой огромные противотанковые заграждения с колючей проволокой.
Параллельно траншеям располагаются хорошо замаскированные доты. Из них ведется обстрел. Сама смерть надвигается на нас. Вниз с холма медленно (очень медленно)
спускается огненная стена. Противник бьет настолько метко, что понятно – у гарнизонов дотов за плечами наверняка не один месяц огневой подготовки. Где-то посредине этого спуска окруженная деревьями крестьянская хата. К ней и подкатывается сейчас огненная стена.
Грохот и треск ломающихся стволов деревьев. В воздух взлетает черепица, земля, кирпич.
Смердящая лавина огня приближается.
Только не терять головы, Ганс! Гибель вот-вот доберется до нас. В считаные минуты. Все предупреждены. Пальцы инстинктивно цепляются в землю. Холодный пот от страха струится по нашим лицам. Боже, ну если бы мы могли хоть как-то противостоять этому! И тут разверзся сам ад. Вой, неистовый грохот, треск и свист тысяч осколков.
В наши траншеи вползает едкий дым. Интересно, это наши последние секунды или все же минуты? Осторожно подняв голову, вижу, что огненная лавина уже ближе. На несколько минут я словно глохну. Чувствую на лице что-то мокрое – кровь! Слава богу, всего лишь царапина. На наших позициях хаос. Стволы деревьев, за которыми мы укрывались, разбиты в щепы. Целые отрезки траншей заполнены грязью. В одну из траншей прямым попаданием угодил снаряд. Двое убитых и трое раненых. Но сия чаша нас пока минует – все могло бы быть куда хуже.
32
Во второй половине дня нашу артиллерию перетащили на позиции в лесу у нас в тылу. К
нашим крупнокалиберным мамонтам добавили много других орудий. Наверняка это гаубицы,
их мы здесь видим впервые. Новые орудия спрятали даже от наших солдат. С наступлением темноты открыли редкий артогонь, по позициям противника били отдельными снарядами.
Можно назвать это пристрелкой. Хорошо, что эти варвары дают нам знать о себе. Получен приказ начать атаку в 23.00 завтра. Боже, вот это будет бойня! Честно говоря, я уже слегка устал от этих атак и боев.
7 августа
Офицеры стоят около длинноствольных орудий, гаубиц, минометов. И подгоняют расчеты, нервно поглядывая на часы. Пошла последняя минута. Кажется, ей конца не будет!
И вот… Сотни стволов изрыгают смертельный заряд в небо. Гибель с воем и визгом устремляется на траншеи, доты и блиндажи противника. Наша артиллерия обрабатывает укрепленные позиции у Виты в течение 30 минут.
Переходим к атаке ровно в 5.10. Как это уже не раз бывало, мы действуем бок о бок со штурмовыми группами и саперами, используя огнеметы. Вопреки нашим расчетам, все проходит без сучка и задоринки. Атака развертывается будто на учебном полигоне, где- нибудь в Ордруфе. Час спустя мы уже укрываемся в противотанковых рвах на берегах Виты ниже объятых пламенем дотов. В амбразуры летят наши гранаты, а остальное доделывают огнеметы.
Вот так сюрприз! Зачищены три дота, и два часа спустя появился отличный проход. И как все было на самом деле? Дело в том, что эта милая сцена в «Дойче вохеншау» выглядела чуточку по-другому. Мы едва не обделались от страха, когда нас снимали. А зритель видел,
как солдаты с радостно поднятыми руками вдруг падают на берег Виты. И кстати сказать, мы атаковали эти доты в чем мать родила (то есть голенькими). Интересно, эти русские бабы- офицерши хоть отвернулись, приличия ради, заметив, в каком мы виде?! В любом случае мы вынуждены были раздеться из-за речной грязи. Что всегда говорили наши унтеры? «Характер солдата определяется по состоянию его формы». Все верно, так что подходи к нам и поучай себе, сколько влезет. Можешь захватить для нас «приличное обмундирование» с другого бережка реки. Понимаете, мы решили выполнить ваши пожелания, но при этом пришлось расстаться с одеждой. Нам так не хватает ваших похвальных речей.
Мы овладевали одной позицией русских за другой. Холм за рекой во второй половине дня был наш. Лишь село Почтовое, да еще мостик пока что находились в руках противника. Мы рассчитывали овладеть мостом в ходе дерзкой операции, ибо он играл важную роль для прохода наших моторизованных подразделений. На этот раз кое-кто другой взял на себя выполнение этого рискованного предприятия. А мы ограничились огневым прикрытием. Эти ребята действовали весьма решительно. К наступлению ночи и мост, и село были полностью зачищены от противника. Все было довольно рискованно – русские понатыкали повсюду мин и вдобавок вели прицельный огонь по мосту и селу. В конце концов несколько часов спустя нас сменили, и мы отправились охранять северные подходы.
Село Почтовое в огне. Дома пылают, с треском обрушивается кровля. Где-то вдали мычат коровы. Видимо, заперты в коровниках и сгорают заживо. Ветер несет клубы дыма.
Огромный дымный хвост навис над деревней. Пожар неистовствует – в нескольких десятках метров невозможно находиться, такое страшное пекло. Сквозь шум и треск пожара прорываются разрывы брошенных русскими боеприпасов. Кое-как пробираемся через обугленные остатки домов. Совсем рядом, взметая искры, оседает хата. Раненых несут позади. Отблески огня на флаге Красного Креста. Где-то над нами урчит двигатель самолета.
8 августа
33
Дождливо. Так быстро отрытые нами траншеи полны воды. Лежишь себе мешком в этой грязной яме. Обмундирование насквозь пропитала желтая, глинистая вода. Вокруг гремят разрывы.
Что за ирония судьбы? Погибнуть на своих собственных позициях. И тем не менее мы недосчитываемся уже 12 наших товарищей – их не стало за какие-нибудь полчаса. Только бы этот дождь кончился! Нет сил смотреть на окровавленную после гибели наших товарищей воду. Терпеть не могу помидоры, зато обожаю томатный суп.
Отвратительно. Прямо наизнанку выворачивает. И наши бесстрашные бойцы, еще вчера атаковавшие доты у Виты, лежат теперь без движения в траншеях. Стоит тебе упасть с выпущенными наружу кишками, как на тебя все боятся даже взглянуть. И не важно, какой ты там герой. Это уже не в счет. Устал, боже, как я устал смотреть на все это!
Утром полк предпринял атаку севернее на булыжной дороге. Ребятам сопутствовал успех,
хоть и ценой немалых потерь. Они овладели Гатным, что в 5 километрах от поселка
Жуляны, – прямо у ворот Киева. Очень плохо, что нас решили оставить здесь. Русские прекрасно ведут прицельный огонь и по нашим позициям, и по дороге. Теперь они уже не размениваются на малые калибры. Может, снаряды кончились. Как бы то ни было, два крупнокалиберных снаряда разрываются раз в пять минут. Хоть часы проверяй. Судя по габаритам воронок, русские палят из установленных на железнодорожных платформах орудий.
Настроение все же намного лучше. Дождь перестал, и даже солнышко показалось, отчего все выглядит куда приятнее. Наконец можно выбраться из этих нор. Кто-то отпускает шутку,
и нам смешно. Жизнь продолжается!
Предупредили о русских танках. Занимаю позицию корректировщика на выгоревшей крыше и припадаю к стереотрубе. На пять минут можно позабыть обо всем: и об артобстреле, и об опасности. Но что такое пять минут!
Битва за Киев достигла кульминации. До самых предместий города – сплошная равнина.
Лишь редкие деревца и невысокие холмики. За лесом отчетливо видны башни радиостанции.
Налево пригород под названием Жуляны и далее сам Киев, крупный город с 850 тысячами жителей, прекрасными соборами и цитаделью. Над горизонтом стелется дым.
Там идет бой. Вижу русскую артиллерию, обстреливающую небольшой лесной массив. В
воздухе белые ватные шарики разрывов шрапнели. Немцы атакуют дот. Драме наступает конец, когда вспыхивает пламя огнемета. Странное впечатление – сидишь вдалеке от кровопролитного боя и наблюдаешь за всем через оптику. Непривычно как-то видеть, как у тебя на глазах гибнут твои товарищи, а тебе самому при этом ничего не угрожает.
Великолепная штука стереотруба! Чуть шевельнешь регулятором, и вот твоему взору предстает уже совершенно другая сцена из битвы. Красные атакуют позиции гаубиц. Идет жуткая рукопашная схватка. У Гатного различаю позиции пехотинцев. Солдаты устанавливают пулемет на ведущей из села дороге. И потом поливают огнем эту вымощенную булыжником дорогу. Над лесом у Теремков юго-восточнее Жулян сгущаются серые тучи. В воздухе гудят истребители.
Если суммировать увиденное, то оно на самом деле заслуживает название «битва»…
Скачущие кони, тарахтящие двигатели, заляпанные грязью мотоциклы вестовых и сами вестовые, факелами пылающие дома, злобно тявкающие пулеметы, закатывающие глаза к небу тяжелораненые, дымящиеся, обугленные стволы пушек, темные фонтаны земли, свист осколков, разрывы снарядов… Треск, грохот, стоны, крики, рокотание, свист – все это картина 8 августа 1941 года – дня второго битвы непосредственно за Киев.
9 августа
Утро начинается с массированного авианалета русских бомбардировщиков. Никогда прежде подобного видеть не приходилось. В небе одновременно по 40–50 машин. Мне это
34
сразу же напомнило футуристические картины из цикла «Война будущего», попадавшиеся мне несколько лет назад. Советский маршал Буденный
[13]
решил бросить на киевский воздушный парад всех своих птичек. У-2, или «кукурузники», – верткие бипланы,
бомбардировщики «Мартин»
[14]
. Все они принялись забрасывать бомбами наши позиции и обстреливать их из бортовых пушек и пулеметов. Дело дрянь, друзья! Приходится на ходу пересматривать всю стратегию укрытия себя. Переучиваться.
Получен приказ приступить к атаке в 10.00. Дело пахнет керосином! Видимо, в штабе дивизии после вчерашнего стали считать нас волшебниками. Гул артиллерийской канонады оглушающий, трем отделениям приказано проложить проход в минных полях с тем, чтобы ликвидировать бреши в нашей излишне растянувшейся линии обороны. Моему отделению поставлена задача к 11.30 быть в Теремках. Прибывшие из Гатного командующий с адъютантом уже там с раннего утра. Нам не надо объяснять, с какими опасностями связано прокладывание проходов в минных полях. Артиллерия противника организовала три полосы артобстрела участка, который нам предстоит преодолеть, – я уже не говорю о шрапнели,
минах и авиабомбах. Времени на дискуссии нет, мы без слов хватаем то, что нужно, оружие –
и в путь.
Передвигаемся гуськом. Солнце, выйдя из облаков, печет неимоверно. Влажная духота сводит нас с ума. Мы взяли с собой две радиостанции, как было приказано – часть оборудования поста наблюдения у линии обороны. И бедным ребятам приходится тащить тяжеленные ящики на спине. Малыш Артур не выдерживает и падает, одолев всего-то пару сотен метров. Боже! Ну как нам выполнить порученную нам миссию? Мы добрались до первой полосы артобстрела, но пока не преодолели ее. Не вешать нос! Один из наших товарищей взваливает тяжелый ящик на спину, и мы бредем дальше, обходя зловонные трупы лошадей и солдат. Много трупов солдат видим мы по пути. Лица их почернели и вздулись.
Нужно сойти с булыжной дороги. Пока все шло нормально. Внезапно появляются четыре вражеских самолета. Они идут чуть ли не вплотную к земле – нас даже обдало потоком воздуха пропеллеров. Они измываются над нами минут, наверное, пять. Какой смысл бросаться в грязищу? Они летят настолько низко, что могут пересчитать нас по головам. От их спорадической стрельбы толку как от козла молока. Маловата наша группа для приличной атаки. Самолеты поворачивают и сбрасывают бомбы дальше на булыжник дороги.
У амбара (спросите у любого принимавшего участие в битве за Киев об амбаре в Гатном,
и он молча отойдет, тут же вспомнив перекореженные окровавленные кирпичные стены с прилипшими к ним фрагментами человеческих тел), у этого страшного места, мы делаем привал, ибо это единственное убежище от палящего солнца в поле. Торопливо выкуриваем по сигарете. Говорят, это успокаивает нервы, но на наши нервы это почему-то не действует. Мы ясно видим перед собой проход в нафаршированной минами земле, видим искромсанный лес, видим весь путь к пункту назначения – развалины Теремков. Три смертельных полосы артобстрела – самое страшное. Даже сигарета и та вдруг кажется мне противной. Вот же дрянь! Сплошная дрянь. Малыш Артур взвинчен до предела: он настолько взвинчен, что даже начинает отпускать шуточки. Общеизвестно, что тихие, спокойные ребята в подобных обстоятельствах мгновенно преображаются в балагуров. Видимо, по-другому вести себя не может. Но это уже особой роли не играет – нужно идти дальше. Приказ есть приказ:
получил – выполни.
Наша группа добирается до Теремков к 11.20. Как мы туда добрались, рассказывать незачем. Это было просто чудом! По милости благосклонной к нам фортуны мы преодолели несколько сотен мин и полосу артобстрела. Кстати, артиллеристы пожаловали нам лишь скромную порцию шрапнели. Мы добрались до места целыми и невредимыми, если не считать парочки царапин. Моим беднягам-радистам досталось больше: стерли спины до кровавых пузырей. Сколько раз за эти несколько километров мы падали на землю, ища укрытия? Да, не скоро мы придем в себя от ужасов этого перехода.
35
Разразился самый настоящий стальной ливень – снаряд за снарядом с воем проносятся над нами и разрываются, добивая развалины в Теремках. В воздухе свистят обломки кирпичей.
Мои товарищи наскоро соорудили что-то вроде окопов, расположив их в шахматном порядке. Наша позиция лежит вплотную к последнему дому, стоящему посреди огорода и окруженному несколькими превращенными в щепы деревьями. Добираться до своих укрытий приходится ползком. Едва мы закончили их сооружать, как в небе зажужжали эти проклятые бипланы. Целая эскадрилья явилась откуда-то справа из-за лесного массива.
Пулеметы стрекочут в такт двигателям. Стреляют они как полагается. Вижу, как один из летчиков, перегнувшись через борт, внимательно изучает землю и время от времени швыряет вниз ручные гранаты. У меня в животе начинается резь. Выпитый с утра кофе явно не идет впрок. Самолеты снижаются, проносятся над нашей позицией и поворачивают в сторону леса. Солнце освещает красные звезды на крыльях. Лежу не шевелясь. Моя стальная каска вдруг тяжелеет. Сколько же я не спал? Скрестив руки на затылке и прикрыв глаза, утыкаюсь носом в землю. От нее исходит приятная прохлада…
Черт побери! Я ведь и на самом деле умудрился задремать в этой суматохе. И даже видел сны. Мы с Розель пошли прогуляться. Стояли на самом верху скалы, похожей на ту, что на нашем с ней любимом месте в Фалькенштайне. И смотрели на пылающую и дымящуюся равнину внизу. Розель прильнула ко мне и тихо заплакала. Да, странные иногда видишь сны.
Чушь это все! Моя Розель не такая, чтобы по каждому поводу сопли распускать. Подумаешь,
дым, огонь…
Вот уже несколько часов вражеская артиллерия перепахивает нашу позицию. Ветер гонит у нас над головой облака отвратительного удушливого дыма. Русские бьют изо всего, из чего только можно – из крупного калибра, из малого и так далее. Снаряды ложатся очень удачно.
Настолько удачно, что невольно обращаешь внимание на раскиданные обрывки нашего непромокаемого брезента. Иногда брезент сдвигается, и мы видим, как из-под него торчит чья-то рука со скрюченными пальцами или нога в сапоге. Дорогие фрау, это ваши мужья и сыновья навек застыли в неподвижности или разодраны в клочья. Вы сейчас, может,
щуритесь там у себя на солнышке, лепечете со своими детишками. И представления не имеете, что уже скоро получите некое послание, от которого ваша жизнь станет невыносимой. Не думать ни о чем таком! Господи, помоги мне! Не позволяй мне думать ни о чем таком! Мы понимаем, что наши жены и матери страдают не меньше, чем мы здесь под градом шрапнели.
В полдень артобстрел внезапно прекращается. Оно и понятно – даже здоровякам необходимо иногда передохнуть. Представляю, как они там у себя сидят с ухмылкой на дьявольских лицах, почерневших от копоти. Слышу даже, как они чавкают во время еды.
«Ладно, хватит, пора и делом заняться», – изрекает какой-нибудь комиссар, беря грязными лапищами осколочные снаряды и нежно поглаживая их стальную поверхность. Скоро, скоро они порвут в клочья ненавистных фашистов.
Ну ничего, погодите. Придет и ваша очередь!
Мы воспользовались этим перерывом себе во благо. Тащим все, что под руку попадает, –
двери, рамы, ограды, доски, – и накрываем сверху наши окопчики. Укрепляем земляные стены. Вокруг окопов устанавливаем все, что способно хотя бы частично уловить осколки –
ведра, бочки, кресла, скамейки…
Только мы успели доделать наши укрытия, как в воздухе загремели разрывы снарядов и засвистели осколки. Теремки превращаются в сплошную завесу черного дыма. В воздухе летают последние целые кирпичи. В остатки стен врезаются тяжелые снаряды русских орудий. За полчаса я насчитал 243 разрыва. 243 снаряда способны разлететься примерно на
121 500 раскаленных докрасна кусочков металла, устремляющихся во все стороны, разрывая все на своем пути. Может, кто-то и поспорит со мной, но я не сомневаюсь, что в радиусе километра остался хотя бы лоскуток территории размером не больше ладошки, куда бы не угодил несущий смерть осколок.
До Киева 15 километров. Перед нами линия обороны, снабженная колокольчиками и свистками. Три умело организованные атаки отбиты русскими. Нет, так дело не пойдет.
Похоже, есть сложности с КП, потому что все идет не по плану. Происходят изменения в командной структуре, нескольких генералов решили заменить. Наши потери никак не соответствуют достигнутому успеху. Не нравится мне все это.
5 августа
Вгрызаемся. Весь день бьет тяжелая артиллерия. Под покровом темноты мы сумели подобраться к линии дотов. Слава богу, все проходит нормально – враг нас не видит.
Без боев к полуночи занимаем позиции в лесу у Глевахи юго-западнее Киева. К утру необходимо как следует окопаться. Орудия дотов и снайперы срежут всех, кого только заметят при свете дня.
6 августа
Как и ожидалось, в 5.00 начинается интенсивный обстрел. Я сижу за корректировщика и лучше остальных понимаю нависшую над нами опасность. Небольшое ответвление от главной траншеи вырыто прямо на лесной опушке. Отсюда хорошо видна река Вита. Эта речка, похоже, готова принять сколько угодно нашей кровушки. В том числе и моей. За рекой огромные противотанковые заграждения с колючей проволокой.
Параллельно траншеям располагаются хорошо замаскированные доты. Из них ведется обстрел. Сама смерть надвигается на нас. Вниз с холма медленно (очень медленно)
спускается огненная стена. Противник бьет настолько метко, что понятно – у гарнизонов дотов за плечами наверняка не один месяц огневой подготовки. Где-то посредине этого спуска окруженная деревьями крестьянская хата. К ней и подкатывается сейчас огненная стена.
Грохот и треск ломающихся стволов деревьев. В воздух взлетает черепица, земля, кирпич.
Смердящая лавина огня приближается.
Только не терять головы, Ганс! Гибель вот-вот доберется до нас. В считаные минуты. Все предупреждены. Пальцы инстинктивно цепляются в землю. Холодный пот от страха струится по нашим лицам. Боже, ну если бы мы могли хоть как-то противостоять этому! И тут разверзся сам ад. Вой, неистовый грохот, треск и свист тысяч осколков.
В наши траншеи вползает едкий дым. Интересно, это наши последние секунды или все же минуты? Осторожно подняв голову, вижу, что огненная лавина уже ближе. На несколько минут я словно глохну. Чувствую на лице что-то мокрое – кровь! Слава богу, всего лишь царапина. На наших позициях хаос. Стволы деревьев, за которыми мы укрывались, разбиты в щепы. Целые отрезки траншей заполнены грязью. В одну из траншей прямым попаданием угодил снаряд. Двое убитых и трое раненых. Но сия чаша нас пока минует – все могло бы быть куда хуже.
32
Во второй половине дня нашу артиллерию перетащили на позиции в лесу у нас в тылу. К
нашим крупнокалиберным мамонтам добавили много других орудий. Наверняка это гаубицы,
их мы здесь видим впервые. Новые орудия спрятали даже от наших солдат. С наступлением темноты открыли редкий артогонь, по позициям противника били отдельными снарядами.
Можно назвать это пристрелкой. Хорошо, что эти варвары дают нам знать о себе. Получен приказ начать атаку в 23.00 завтра. Боже, вот это будет бойня! Честно говоря, я уже слегка устал от этих атак и боев.
7 августа
Офицеры стоят около длинноствольных орудий, гаубиц, минометов. И подгоняют расчеты, нервно поглядывая на часы. Пошла последняя минута. Кажется, ей конца не будет!
И вот… Сотни стволов изрыгают смертельный заряд в небо. Гибель с воем и визгом устремляется на траншеи, доты и блиндажи противника. Наша артиллерия обрабатывает укрепленные позиции у Виты в течение 30 минут.
Переходим к атаке ровно в 5.10. Как это уже не раз бывало, мы действуем бок о бок со штурмовыми группами и саперами, используя огнеметы. Вопреки нашим расчетам, все проходит без сучка и задоринки. Атака развертывается будто на учебном полигоне, где- нибудь в Ордруфе. Час спустя мы уже укрываемся в противотанковых рвах на берегах Виты ниже объятых пламенем дотов. В амбразуры летят наши гранаты, а остальное доделывают огнеметы.
Вот так сюрприз! Зачищены три дота, и два часа спустя появился отличный проход. И как все было на самом деле? Дело в том, что эта милая сцена в «Дойче вохеншау» выглядела чуточку по-другому. Мы едва не обделались от страха, когда нас снимали. А зритель видел,
как солдаты с радостно поднятыми руками вдруг падают на берег Виты. И кстати сказать, мы атаковали эти доты в чем мать родила (то есть голенькими). Интересно, эти русские бабы- офицерши хоть отвернулись, приличия ради, заметив, в каком мы виде?! В любом случае мы вынуждены были раздеться из-за речной грязи. Что всегда говорили наши унтеры? «Характер солдата определяется по состоянию его формы». Все верно, так что подходи к нам и поучай себе, сколько влезет. Можешь захватить для нас «приличное обмундирование» с другого бережка реки. Понимаете, мы решили выполнить ваши пожелания, но при этом пришлось расстаться с одеждой. Нам так не хватает ваших похвальных речей.
Мы овладевали одной позицией русских за другой. Холм за рекой во второй половине дня был наш. Лишь село Почтовое, да еще мостик пока что находились в руках противника. Мы рассчитывали овладеть мостом в ходе дерзкой операции, ибо он играл важную роль для прохода наших моторизованных подразделений. На этот раз кое-кто другой взял на себя выполнение этого рискованного предприятия. А мы ограничились огневым прикрытием. Эти ребята действовали весьма решительно. К наступлению ночи и мост, и село были полностью зачищены от противника. Все было довольно рискованно – русские понатыкали повсюду мин и вдобавок вели прицельный огонь по мосту и селу. В конце концов несколько часов спустя нас сменили, и мы отправились охранять северные подходы.
Село Почтовое в огне. Дома пылают, с треском обрушивается кровля. Где-то вдали мычат коровы. Видимо, заперты в коровниках и сгорают заживо. Ветер несет клубы дыма.
Огромный дымный хвост навис над деревней. Пожар неистовствует – в нескольких десятках метров невозможно находиться, такое страшное пекло. Сквозь шум и треск пожара прорываются разрывы брошенных русскими боеприпасов. Кое-как пробираемся через обугленные остатки домов. Совсем рядом, взметая искры, оседает хата. Раненых несут позади. Отблески огня на флаге Красного Креста. Где-то над нами урчит двигатель самолета.
8 августа
33
Дождливо. Так быстро отрытые нами траншеи полны воды. Лежишь себе мешком в этой грязной яме. Обмундирование насквозь пропитала желтая, глинистая вода. Вокруг гремят разрывы.
Что за ирония судьбы? Погибнуть на своих собственных позициях. И тем не менее мы недосчитываемся уже 12 наших товарищей – их не стало за какие-нибудь полчаса. Только бы этот дождь кончился! Нет сил смотреть на окровавленную после гибели наших товарищей воду. Терпеть не могу помидоры, зато обожаю томатный суп.
Отвратительно. Прямо наизнанку выворачивает. И наши бесстрашные бойцы, еще вчера атаковавшие доты у Виты, лежат теперь без движения в траншеях. Стоит тебе упасть с выпущенными наружу кишками, как на тебя все боятся даже взглянуть. И не важно, какой ты там герой. Это уже не в счет. Устал, боже, как я устал смотреть на все это!
Утром полк предпринял атаку севернее на булыжной дороге. Ребятам сопутствовал успех,
хоть и ценой немалых потерь. Они овладели Гатным, что в 5 километрах от поселка
Жуляны, – прямо у ворот Киева. Очень плохо, что нас решили оставить здесь. Русские прекрасно ведут прицельный огонь и по нашим позициям, и по дороге. Теперь они уже не размениваются на малые калибры. Может, снаряды кончились. Как бы то ни было, два крупнокалиберных снаряда разрываются раз в пять минут. Хоть часы проверяй. Судя по габаритам воронок, русские палят из установленных на железнодорожных платформах орудий.
Настроение все же намного лучше. Дождь перестал, и даже солнышко показалось, отчего все выглядит куда приятнее. Наконец можно выбраться из этих нор. Кто-то отпускает шутку,
и нам смешно. Жизнь продолжается!
Предупредили о русских танках. Занимаю позицию корректировщика на выгоревшей крыше и припадаю к стереотрубе. На пять минут можно позабыть обо всем: и об артобстреле, и об опасности. Но что такое пять минут!
Битва за Киев достигла кульминации. До самых предместий города – сплошная равнина.
Лишь редкие деревца и невысокие холмики. За лесом отчетливо видны башни радиостанции.
Налево пригород под названием Жуляны и далее сам Киев, крупный город с 850 тысячами жителей, прекрасными соборами и цитаделью. Над горизонтом стелется дым.
Там идет бой. Вижу русскую артиллерию, обстреливающую небольшой лесной массив. В
воздухе белые ватные шарики разрывов шрапнели. Немцы атакуют дот. Драме наступает конец, когда вспыхивает пламя огнемета. Странное впечатление – сидишь вдалеке от кровопролитного боя и наблюдаешь за всем через оптику. Непривычно как-то видеть, как у тебя на глазах гибнут твои товарищи, а тебе самому при этом ничего не угрожает.
Великолепная штука стереотруба! Чуть шевельнешь регулятором, и вот твоему взору предстает уже совершенно другая сцена из битвы. Красные атакуют позиции гаубиц. Идет жуткая рукопашная схватка. У Гатного различаю позиции пехотинцев. Солдаты устанавливают пулемет на ведущей из села дороге. И потом поливают огнем эту вымощенную булыжником дорогу. Над лесом у Теремков юго-восточнее Жулян сгущаются серые тучи. В воздухе гудят истребители.
Если суммировать увиденное, то оно на самом деле заслуживает название «битва»…
Скачущие кони, тарахтящие двигатели, заляпанные грязью мотоциклы вестовых и сами вестовые, факелами пылающие дома, злобно тявкающие пулеметы, закатывающие глаза к небу тяжелораненые, дымящиеся, обугленные стволы пушек, темные фонтаны земли, свист осколков, разрывы снарядов… Треск, грохот, стоны, крики, рокотание, свист – все это картина 8 августа 1941 года – дня второго битвы непосредственно за Киев.
9 августа
Утро начинается с массированного авианалета русских бомбардировщиков. Никогда прежде подобного видеть не приходилось. В небе одновременно по 40–50 машин. Мне это
34
сразу же напомнило футуристические картины из цикла «Война будущего», попадавшиеся мне несколько лет назад. Советский маршал Буденный
[13]
решил бросить на киевский воздушный парад всех своих птичек. У-2, или «кукурузники», – верткие бипланы,
бомбардировщики «Мартин»
[14]
. Все они принялись забрасывать бомбами наши позиции и обстреливать их из бортовых пушек и пулеметов. Дело дрянь, друзья! Приходится на ходу пересматривать всю стратегию укрытия себя. Переучиваться.
Получен приказ приступить к атаке в 10.00. Дело пахнет керосином! Видимо, в штабе дивизии после вчерашнего стали считать нас волшебниками. Гул артиллерийской канонады оглушающий, трем отделениям приказано проложить проход в минных полях с тем, чтобы ликвидировать бреши в нашей излишне растянувшейся линии обороны. Моему отделению поставлена задача к 11.30 быть в Теремках. Прибывшие из Гатного командующий с адъютантом уже там с раннего утра. Нам не надо объяснять, с какими опасностями связано прокладывание проходов в минных полях. Артиллерия противника организовала три полосы артобстрела участка, который нам предстоит преодолеть, – я уже не говорю о шрапнели,
минах и авиабомбах. Времени на дискуссии нет, мы без слов хватаем то, что нужно, оружие –
и в путь.
Передвигаемся гуськом. Солнце, выйдя из облаков, печет неимоверно. Влажная духота сводит нас с ума. Мы взяли с собой две радиостанции, как было приказано – часть оборудования поста наблюдения у линии обороны. И бедным ребятам приходится тащить тяжеленные ящики на спине. Малыш Артур не выдерживает и падает, одолев всего-то пару сотен метров. Боже! Ну как нам выполнить порученную нам миссию? Мы добрались до первой полосы артобстрела, но пока не преодолели ее. Не вешать нос! Один из наших товарищей взваливает тяжелый ящик на спину, и мы бредем дальше, обходя зловонные трупы лошадей и солдат. Много трупов солдат видим мы по пути. Лица их почернели и вздулись.
Нужно сойти с булыжной дороги. Пока все шло нормально. Внезапно появляются четыре вражеских самолета. Они идут чуть ли не вплотную к земле – нас даже обдало потоком воздуха пропеллеров. Они измываются над нами минут, наверное, пять. Какой смысл бросаться в грязищу? Они летят настолько низко, что могут пересчитать нас по головам. От их спорадической стрельбы толку как от козла молока. Маловата наша группа для приличной атаки. Самолеты поворачивают и сбрасывают бомбы дальше на булыжник дороги.
У амбара (спросите у любого принимавшего участие в битве за Киев об амбаре в Гатном,
и он молча отойдет, тут же вспомнив перекореженные окровавленные кирпичные стены с прилипшими к ним фрагментами человеческих тел), у этого страшного места, мы делаем привал, ибо это единственное убежище от палящего солнца в поле. Торопливо выкуриваем по сигарете. Говорят, это успокаивает нервы, но на наши нервы это почему-то не действует. Мы ясно видим перед собой проход в нафаршированной минами земле, видим искромсанный лес, видим весь путь к пункту назначения – развалины Теремков. Три смертельных полосы артобстрела – самое страшное. Даже сигарета и та вдруг кажется мне противной. Вот же дрянь! Сплошная дрянь. Малыш Артур взвинчен до предела: он настолько взвинчен, что даже начинает отпускать шуточки. Общеизвестно, что тихие, спокойные ребята в подобных обстоятельствах мгновенно преображаются в балагуров. Видимо, по-другому вести себя не может. Но это уже особой роли не играет – нужно идти дальше. Приказ есть приказ:
получил – выполни.
Наша группа добирается до Теремков к 11.20. Как мы туда добрались, рассказывать незачем. Это было просто чудом! По милости благосклонной к нам фортуны мы преодолели несколько сотен мин и полосу артобстрела. Кстати, артиллеристы пожаловали нам лишь скромную порцию шрапнели. Мы добрались до места целыми и невредимыми, если не считать парочки царапин. Моим беднягам-радистам досталось больше: стерли спины до кровавых пузырей. Сколько раз за эти несколько километров мы падали на землю, ища укрытия? Да, не скоро мы придем в себя от ужасов этого перехода.
35
Разразился самый настоящий стальной ливень – снаряд за снарядом с воем проносятся над нами и разрываются, добивая развалины в Теремках. В воздухе свистят обломки кирпичей.
Мои товарищи наскоро соорудили что-то вроде окопов, расположив их в шахматном порядке. Наша позиция лежит вплотную к последнему дому, стоящему посреди огорода и окруженному несколькими превращенными в щепы деревьями. Добираться до своих укрытий приходится ползком. Едва мы закончили их сооружать, как в небе зажужжали эти проклятые бипланы. Целая эскадрилья явилась откуда-то справа из-за лесного массива.
Пулеметы стрекочут в такт двигателям. Стреляют они как полагается. Вижу, как один из летчиков, перегнувшись через борт, внимательно изучает землю и время от времени швыряет вниз ручные гранаты. У меня в животе начинается резь. Выпитый с утра кофе явно не идет впрок. Самолеты снижаются, проносятся над нашей позицией и поворачивают в сторону леса. Солнце освещает красные звезды на крыльях. Лежу не шевелясь. Моя стальная каска вдруг тяжелеет. Сколько же я не спал? Скрестив руки на затылке и прикрыв глаза, утыкаюсь носом в землю. От нее исходит приятная прохлада…
Черт побери! Я ведь и на самом деле умудрился задремать в этой суматохе. И даже видел сны. Мы с Розель пошли прогуляться. Стояли на самом верху скалы, похожей на ту, что на нашем с ней любимом месте в Фалькенштайне. И смотрели на пылающую и дымящуюся равнину внизу. Розель прильнула ко мне и тихо заплакала. Да, странные иногда видишь сны.
Чушь это все! Моя Розель не такая, чтобы по каждому поводу сопли распускать. Подумаешь,
дым, огонь…
Вот уже несколько часов вражеская артиллерия перепахивает нашу позицию. Ветер гонит у нас над головой облака отвратительного удушливого дыма. Русские бьют изо всего, из чего только можно – из крупного калибра, из малого и так далее. Снаряды ложатся очень удачно.
Настолько удачно, что невольно обращаешь внимание на раскиданные обрывки нашего непромокаемого брезента. Иногда брезент сдвигается, и мы видим, как из-под него торчит чья-то рука со скрюченными пальцами или нога в сапоге. Дорогие фрау, это ваши мужья и сыновья навек застыли в неподвижности или разодраны в клочья. Вы сейчас, может,
щуритесь там у себя на солнышке, лепечете со своими детишками. И представления не имеете, что уже скоро получите некое послание, от которого ваша жизнь станет невыносимой. Не думать ни о чем таком! Господи, помоги мне! Не позволяй мне думать ни о чем таком! Мы понимаем, что наши жены и матери страдают не меньше, чем мы здесь под градом шрапнели.
В полдень артобстрел внезапно прекращается. Оно и понятно – даже здоровякам необходимо иногда передохнуть. Представляю, как они там у себя сидят с ухмылкой на дьявольских лицах, почерневших от копоти. Слышу даже, как они чавкают во время еды.
«Ладно, хватит, пора и делом заняться», – изрекает какой-нибудь комиссар, беря грязными лапищами осколочные снаряды и нежно поглаживая их стальную поверхность. Скоро, скоро они порвут в клочья ненавистных фашистов.
Ну ничего, погодите. Придет и ваша очередь!
Мы воспользовались этим перерывом себе во благо. Тащим все, что под руку попадает, –
двери, рамы, ограды, доски, – и накрываем сверху наши окопчики. Укрепляем земляные стены. Вокруг окопов устанавливаем все, что способно хотя бы частично уловить осколки –
ведра, бочки, кресла, скамейки…
Только мы успели доделать наши укрытия, как в воздухе загремели разрывы снарядов и засвистели осколки. Теремки превращаются в сплошную завесу черного дыма. В воздухе летают последние целые кирпичи. В остатки стен врезаются тяжелые снаряды русских орудий. За полчаса я насчитал 243 разрыва. 243 снаряда способны разлететься примерно на
121 500 раскаленных докрасна кусочков металла, устремляющихся во все стороны, разрывая все на своем пути. Может, кто-то и поспорит со мной, но я не сомневаюсь, что в радиусе километра остался хотя бы лоскуток территории размером не больше ладошки, куда бы не угодил несущий смерть осколок.