Файл: Преступления фашизма и нацизма в Великой Отечественной войне не забыть! Итоги не изменить!.docx
Добавлен: 12.12.2023
Просмотров: 51
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
медалям и орденам, по ложкам и котелкам. Все это сжигалось после того, как трупы выкапывали. Таким же путем, как и в Яновском лагере, на месте ям сеялась трава, садили деревья, пеньки срубленных деревьев, с тем, чтобы стереть следы небывалого в истории человечества злодеяния.
...
Кроме расстрелов, в Яновском лагере применялись разные пытки, а именно: в зимнее время наливали в бочки воду, привязывали человеку руки к ногам и бросали в бочку. Таким образом человек замерзал. Вокруг Яновского лагеря было проволочное заграждение в два ряда, расстояние между рядами — 1 метр 20 сантиметров, куда забрасывали человека на несколько суток, откуда он сам не мог выйти и там умирал от голода и холода. Но прежде чем забрасывать, человека избивали до полусмерти. Вешали человека за шею, ноги и руки, а потом пускали собак, которые разрывали человека. Ставили человека вместо мишени и производили учебную стрельбу. Этим больше всего занимались гестаповцы: Хайне, Миллер, Блюм, начальник лагеря Вильгауз и другие, фамилии которых не могу припомнить. Давали человеку в руки стакан и производили учебную стрельбу, если попадали в стакан, то человека оставляли живым, а если в руку, то тут же расстреливали и при этом заявляли, что «вы к труду не способны, подлежите расстрелу». Брали человека за ноги и разрывали. Детей от 1 месяца до 3 лет бросали в бочки с водой, и там они тонули. Привязывали человека к столбу против солнца и держали до тех пор, пока человек не умирал от солнечного удара.
Кроме этого, в лагере перед посылкой на работу производили так называемую проверку физически здоровых мужчин путем бега на расстояние 50 метров, и если человек хорошо пробежит, т.е. быстро и не споткнется, то остается живым, а остальных расстреливали. Там же, в этом лагере, была площадка, заросшая травой, на которой производили бег; если человек запутается в траве и упадет, то его немедленно расстреливали. Трава была выше колен. Женщин вешали за волосы, при этом раздевали догола, раскачивали их, и они висели, пока не умирали.
Был такой еще случай: одного молодого парня гестаповец Хайне поставил и резал от его тела куски мяса. И одному сделал в плечах 28 ран (ножевых). Этот человек вылечился и работал в бригаде смерти, а впоследствии был расстрелян. Возле кухни во время получения кофе палач Хайне, когда стояла очередь, подходил к первому, который стоял в очереди
, и спрашивал, почему он стоит впереди, и тут же его расстреливал. Таким же порядком он расстрелял несколько человек, а потом подходил к последнему в очереди и спрашивал его: «Почему ты стоишь последним?» и тут же расстреливал его.
Из стенограммы заседания международного военного трибунала от 26 февраля 1946 г.
Смирнов: В какой деревне вас застала война?
Свидетель: В деревне Кузнецове.
Смирнов: Существует ли сейчас эта деревня?
Свидетель: Не существует.
Смирнов: Я прошу вас рассказать суду, при каких обстоятельствах произошло уничтожение деревни.
Свидетель: В памятный день 28 октября 1943 г. немецкие солдаты неожиданно напали на нашу деревню и стали творить расправу с мирными жителями, расстреливать, загоняя в дома. В этот день я работал на току со своими двумя сыновьями, Алексеем и Николаем. Неожиданно к нам на ток зашел немецкий солдат и велел следовать за ним. Нас повели через деревню в крайний дом. Я сидел около самого окна и смотрел в окно. Вижу, немецкие солдаты гонят еще большую толпу народа. Я заметил свою жену и маленького своего сына 9 лет. Их сначала подогнали к дому, а потом повели обратно, куда— мне было тогда неизвестно.
Немного погодя входят три немецких автоматчика, и четвертый держит наган в руках. Нам приказали выйти в другую комнату. Поставили к стенке всю толпу 19 человек, в том числе меня и моих двух сыновей, и начали из автоматов стрелять по нас. Я стоял около самой стенки, немного опустившись. После первого выстрела я упал на пол и лежал не шевелясь. Когда расстреляли всех, они ушли из дома. Я пришел в сознание, гляжу — невдалеке от меня лежит мой сын Николай, он лежал ничком и был мертв, а второго сына я сперва не заметил и не знал, убит он или жив. Потом я стал подниматься, освободив ноги от навалившегося на них трупа. В этот момент меня окрикнул мой сын, который остался, в живых.
Смирнов: Окрикнул второй ваш сын?
Свидетель: Второй, а первый лежал убитый невдалеке от меня. Сынишка крикнул: «Папа, вы живой?»
Смирнов: Он был ранен?
Свидетель: Он был ранен в ногу. Я его успокоил: «Не бойся, сыночек, я тебя не оставлю, как-нибудь уйдем. Я тебя вынесу отсюда». Немного погодя загорелся дом, в котором мы лежали. Тогда я, открыв окно, выбросился из него вместе со своим раненым мальчиком, и мы стали ползти от дома, притаясь, чтобы не заметили немецкие солдаты. Но на пути нашего отхода от дома стояла высокая изгородь, мы не сумели раздвинуть изгородь, а начали ломать ее. В этот момент нас заметили немецкие солдаты и начали по нас стрелять. Я тогда шепнул своему сынишке, чтобы он притаился, а я побегу. Мне его. было не снести, и он побежал немного и, благодаря зарослям, притаился, а я побежал дальше, отвлекая внимание солдат. Немного пробежав, я вскочил в постройку, стоявшую около горящего дома. Посидел там немножко и решил идти дальше. Я убежал в ближайший лес,
находящийся неподалеку от нашей деревни, и там переночевал. Наутро я встретил из соседней деревни Алексея Н., который мне сообщил, что мой сын Леша жив, так как он уполз. Потом, на второй день после этого, я встретил из этой деревни Кузнецове мальчика Витю — это был беженец из-под Ленинграда и проживал во время оккупации в нашей деревне... Он тоже чудом спасся, выскочив из огня. Он мне сказал, как происходило дело во второй избе, где были моя жена и мой малый сынишка. Там дело происходило так: немецкие солдаты, загнав людей в избу, отворили в коридор дверь и через порог стали поливать из автомата. Со слов Вити, там горели живые люди, в том числе, по его словам, сгорел заживо мой мальчик Петя девяти лет. Когда Витя выбегал из избы, то видел, что мой Петя еще был жив и сидел под лавкой зажавши ручонками уши.
Смирнов: Сколько лет было самому старшему жителю деревни, уничтоженному немцами?
Григорьев: Сто восемь лет — старуха Артемьева Устинья.
Смирнов: Сколько лет было самому младшему, уничтоженному в деревне?
Григорьев: Четыре месяца.
Смирнов: Сколько всего было уничтожено жителей деревни?
Григорьев: 47 человек.
Смирнов: За что немцами было уничтожено население вашей деревни?
Григорьев: Неизвестно.
Смирнов: А что говорили сами немцы?
Григорьев: Когда немецкий солдат пришел к нам на гумно, мы его спросили: «За что вы нас убиваете?» Он сказал, что знаете ли вы деревню Максимово, — эта деревня по соседству с нашим сельсоветом. Я ответил «да». Он сказал мне, что эта деревня Максимово — капут, и жители — капут, и вам — капут.
Смирнов: А за что капут?
Григорьев: За то, что, мол, у вас спасались партизаны. Но это слово не соответствовало делу, потому что у нас партизан в деревне не бывало и у нас партизанской деятельностью никто не занимался, потому что было некому. В деревне остались старые и малые, и деревня партизан даже не видела.
Смирнов: Много ли взрослых мужчин оставалось в вашей деревне?
Григорьев: Был один 27-летний мужчина, но он был больной, полоумный и параличный, а то были старики и малые, а остальные мужчины были в армии.
Смирнов: Скажите, пожалуйста, свидетель, только ли население вашей деревни постигла такая участь?
Григорьев: Нет, не только. Немецкие солдаты расстреляли в Курышеве ― 43 человека, во Вшивове — 47, в той деревне, в которой я проживаю сейчас, в деревне Павлове — сожгли 23 человека, и в других деревнях, где насчитывалось по нашему сельсовету около 400 человек, уничтожили мирных жителей старых и малых.
Смирнов: Я прошу вас повторить цифру, сколько было уничтожено в вашем сельсовете?
Григорьев: Около четырехсот человек только в одном нашем сельсовете.
Смирнов: Скажите, кто остался в живых из вашей семьи?
Григорьев: Из моей семьи остались в живых только я и мой мальчик. Застрелены в моей семье: жена на шестом месяце беременности, сын Николай 16 лет, сын Петя 9 лет и невестка, жена брата, с двумя ребятами — Сашей и Тоней.
Приложение №8 (фото Концлагерей)
...
Кроме расстрелов, в Яновском лагере применялись разные пытки, а именно: в зимнее время наливали в бочки воду, привязывали человеку руки к ногам и бросали в бочку. Таким образом человек замерзал. Вокруг Яновского лагеря было проволочное заграждение в два ряда, расстояние между рядами — 1 метр 20 сантиметров, куда забрасывали человека на несколько суток, откуда он сам не мог выйти и там умирал от голода и холода. Но прежде чем забрасывать, человека избивали до полусмерти. Вешали человека за шею, ноги и руки, а потом пускали собак, которые разрывали человека. Ставили человека вместо мишени и производили учебную стрельбу. Этим больше всего занимались гестаповцы: Хайне, Миллер, Блюм, начальник лагеря Вильгауз и другие, фамилии которых не могу припомнить. Давали человеку в руки стакан и производили учебную стрельбу, если попадали в стакан, то человека оставляли живым, а если в руку, то тут же расстреливали и при этом заявляли, что «вы к труду не способны, подлежите расстрелу». Брали человека за ноги и разрывали. Детей от 1 месяца до 3 лет бросали в бочки с водой, и там они тонули. Привязывали человека к столбу против солнца и держали до тех пор, пока человек не умирал от солнечного удара.
Кроме этого, в лагере перед посылкой на работу производили так называемую проверку физически здоровых мужчин путем бега на расстояние 50 метров, и если человек хорошо пробежит, т.е. быстро и не споткнется, то остается живым, а остальных расстреливали. Там же, в этом лагере, была площадка, заросшая травой, на которой производили бег; если человек запутается в траве и упадет, то его немедленно расстреливали. Трава была выше колен. Женщин вешали за волосы, при этом раздевали догола, раскачивали их, и они висели, пока не умирали.
Был такой еще случай: одного молодого парня гестаповец Хайне поставил и резал от его тела куски мяса. И одному сделал в плечах 28 ран (ножевых). Этот человек вылечился и работал в бригаде смерти, а впоследствии был расстрелян. Возле кухни во время получения кофе палач Хайне, когда стояла очередь, подходил к первому, который стоял в очереди
, и спрашивал, почему он стоит впереди, и тут же его расстреливал. Таким же порядком он расстрелял несколько человек, а потом подходил к последнему в очереди и спрашивал его: «Почему ты стоишь последним?» и тут же расстреливал его.
Из стенограммы заседания международного военного трибунала от 26 февраля 1946 г.
Смирнов: В какой деревне вас застала война?
Свидетель: В деревне Кузнецове.
Смирнов: Существует ли сейчас эта деревня?
Свидетель: Не существует.
Смирнов: Я прошу вас рассказать суду, при каких обстоятельствах произошло уничтожение деревни.
Свидетель: В памятный день 28 октября 1943 г. немецкие солдаты неожиданно напали на нашу деревню и стали творить расправу с мирными жителями, расстреливать, загоняя в дома. В этот день я работал на току со своими двумя сыновьями, Алексеем и Николаем. Неожиданно к нам на ток зашел немецкий солдат и велел следовать за ним. Нас повели через деревню в крайний дом. Я сидел около самого окна и смотрел в окно. Вижу, немецкие солдаты гонят еще большую толпу народа. Я заметил свою жену и маленького своего сына 9 лет. Их сначала подогнали к дому, а потом повели обратно, куда— мне было тогда неизвестно.
Немного погодя входят три немецких автоматчика, и четвертый держит наган в руках. Нам приказали выйти в другую комнату. Поставили к стенке всю толпу 19 человек, в том числе меня и моих двух сыновей, и начали из автоматов стрелять по нас. Я стоял около самой стенки, немного опустившись. После первого выстрела я упал на пол и лежал не шевелясь. Когда расстреляли всех, они ушли из дома. Я пришел в сознание, гляжу — невдалеке от меня лежит мой сын Николай, он лежал ничком и был мертв, а второго сына я сперва не заметил и не знал, убит он или жив. Потом я стал подниматься, освободив ноги от навалившегося на них трупа. В этот момент меня окрикнул мой сын, который остался, в живых.
Смирнов: Окрикнул второй ваш сын?
Свидетель: Второй, а первый лежал убитый невдалеке от меня. Сынишка крикнул: «Папа, вы живой?»
Смирнов: Он был ранен?
Свидетель: Он был ранен в ногу. Я его успокоил: «Не бойся, сыночек, я тебя не оставлю, как-нибудь уйдем. Я тебя вынесу отсюда». Немного погодя загорелся дом, в котором мы лежали. Тогда я, открыв окно, выбросился из него вместе со своим раненым мальчиком, и мы стали ползти от дома, притаясь, чтобы не заметили немецкие солдаты. Но на пути нашего отхода от дома стояла высокая изгородь, мы не сумели раздвинуть изгородь, а начали ломать ее. В этот момент нас заметили немецкие солдаты и начали по нас стрелять. Я тогда шепнул своему сынишке, чтобы он притаился, а я побегу. Мне его. было не снести, и он побежал немного и, благодаря зарослям, притаился, а я побежал дальше, отвлекая внимание солдат. Немного пробежав, я вскочил в постройку, стоявшую около горящего дома. Посидел там немножко и решил идти дальше. Я убежал в ближайший лес,
находящийся неподалеку от нашей деревни, и там переночевал. Наутро я встретил из соседней деревни Алексея Н., который мне сообщил, что мой сын Леша жив, так как он уполз. Потом, на второй день после этого, я встретил из этой деревни Кузнецове мальчика Витю — это был беженец из-под Ленинграда и проживал во время оккупации в нашей деревне... Он тоже чудом спасся, выскочив из огня. Он мне сказал, как происходило дело во второй избе, где были моя жена и мой малый сынишка. Там дело происходило так: немецкие солдаты, загнав людей в избу, отворили в коридор дверь и через порог стали поливать из автомата. Со слов Вити, там горели живые люди, в том числе, по его словам, сгорел заживо мой мальчик Петя девяти лет. Когда Витя выбегал из избы, то видел, что мой Петя еще был жив и сидел под лавкой зажавши ручонками уши.
Смирнов: Сколько лет было самому старшему жителю деревни, уничтоженному немцами?
Григорьев: Сто восемь лет — старуха Артемьева Устинья.
Смирнов: Сколько лет было самому младшему, уничтоженному в деревне?
Григорьев: Четыре месяца.
Смирнов: Сколько всего было уничтожено жителей деревни?
Григорьев: 47 человек.
Смирнов: За что немцами было уничтожено население вашей деревни?
Григорьев: Неизвестно.
Смирнов: А что говорили сами немцы?
Григорьев: Когда немецкий солдат пришел к нам на гумно, мы его спросили: «За что вы нас убиваете?» Он сказал, что знаете ли вы деревню Максимово, — эта деревня по соседству с нашим сельсоветом. Я ответил «да». Он сказал мне, что эта деревня Максимово — капут, и жители — капут, и вам — капут.
Смирнов: А за что капут?
Григорьев: За то, что, мол, у вас спасались партизаны. Но это слово не соответствовало делу, потому что у нас партизан в деревне не бывало и у нас партизанской деятельностью никто не занимался, потому что было некому. В деревне остались старые и малые, и деревня партизан даже не видела.
Смирнов: Много ли взрослых мужчин оставалось в вашей деревне?
Григорьев: Был один 27-летний мужчина, но он был больной, полоумный и параличный, а то были старики и малые, а остальные мужчины были в армии.
Смирнов: Скажите, пожалуйста, свидетель, только ли население вашей деревни постигла такая участь?
Григорьев: Нет, не только. Немецкие солдаты расстреляли в Курышеве ― 43 человека, во Вшивове — 47, в той деревне, в которой я проживаю сейчас, в деревне Павлове — сожгли 23 человека, и в других деревнях, где насчитывалось по нашему сельсовету около 400 человек, уничтожили мирных жителей старых и малых.
Смирнов: Я прошу вас повторить цифру, сколько было уничтожено в вашем сельсовете?
Григорьев: Около четырехсот человек только в одном нашем сельсовете.
Смирнов: Скажите, кто остался в живых из вашей семьи?
Григорьев: Из моей семьи остались в живых только я и мой мальчик. Застрелены в моей семье: жена на шестом месяце беременности, сын Николай 16 лет, сын Петя 9 лет и невестка, жена брата, с двумя ребятами — Сашей и Тоней.
Приложение №8 (фото Концлагерей)