Файл: Горестная повесть о счастливой любви (народная драма времён Гулага).doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.12.2023
Просмотров: 92
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Виктор Бердинских
Горестная повесть о счастливой любви
(народная драма времён Гулага)
Пьеса
в двух действиях
(пространный вариант)
2019
Действующие лица
П ё т р И в а н о в и ч (П ё т р) Я щ е н к о – заключённый (з/к), электрик, крепкий высокий мужчина, 33 лет.
Н и к о л а й И в а н о в – з/к, надёжный друг Петра Ивановича, 30 с небольшим лет.
У л ь я н а – з/к, яркая блондинка, возлюбленная Петра Ивановича, примерно 25 лет.
Г р и ш к а «С и н ь о р» - з/к, рисковый весельчак, 30 с небольшим лет.
Е р ш о в а Т а т ь я н а И в а н о в н а - з/к, красавица, популярная советская киноактриса, заслуженная артистка Республики, 30 с небольшим лет.
С е р г е й П а в л о в и ч (П а л ы ч) - лейтенант, начальник культурно-воспитательной части (КВЧ) лагпункта, доморощенный франт, 25 лет.
Л е д е н ц о в - капитан, оперуполномоченный («кум») лагпункта, скользкий и опасный тип, 36 лет.
З а м п о л и т л а г п у н к т а – старший лейтенант, коренастый дубоватый мужичок, около 30 лет.
О р л о в – майор, начальник лагпункта, бывший фронтовик, около 40 лет.
«К о л ь к а С т а л ь н о й» - з/к, «вор в законе», «держит зону», 40 лет.
«Ш а р л о» – вольнонаёмный сотрудник, технорук лагпункта, высокий, сухой, гибкий, около 40 лет.
«Р я б о й» - з/к, «блатной», приближённый к «Кольке Стальному».
«М и л е д и» - з/к, подруга «Кольки Стального», высокая, стройная брюнетка, около 25 лет.
П а р е н ё к - з/к, ученик ШРМ, около 20 лет.
Д е ж у р н а я – з/к, ученица ШРМ, молодая женщина.
Г у д у л я н – з/к, «лицо кавказской национальности».
Г е н е р а л МВД – среднего роста, подтянут, фигура – спортивная, стрижка - короткая.
О ф и ц е р в н у т р е н н и х в о й с к.
С о л д а т – а в т о м а т ч и к.
А также:
- заключённые («мужики» и «блатные», мужчины и женщины);
- лагерные надзиратели и охранники;
- офицеры и солдаты внутренних войск.
Время действия – 1954-1955 годы.
Место действия – один из лесных лагерей ГУЛАГа.
Оглавление
Действие первое:
Сцена 1. Прибытие этапа.
Сцена 2. На лесоповале.
Сцена 3. В бараке.
Сцена 4. В классе.
Действие второе:
Сцена 1. Репетиция концерта.
Сцена 2. Освобождение.
Сцена 3. Восстание.
Сцена 4. Вольная воля.
Приложение
(возможные стихи и песни в спектакле):
- песня «Кирпичики» (тюремный вариант, первые два куплета, стихи неизвестного автора на мелодию С.Бейлинзона/Бейлезона?//В.Кручинина?);
- песня Ю.Алешковского «Окурочек» (разрешение автора имеется);
- романс «Бубенцы» (стихи А.Кусикова, музыка В.Бакалейникова);
- романс «Песня цыганки» (стихи Я.Полонского, музыка Я.Пригожего);
- стихотворения А.Барковой «В бараке» и «В каком-то горестном краю…»;
- стихотворение А.Блока «Равенна»;
- романс «Утро туманное» (стихи И.Тургенева, музыка А.Абазы);
- стихотворение Б.Чичибабина «Махорка»;
- романс «Выхожу один я на дорогу» (стихи М.Лермонтова, музыка Е.Шашиной);
- фокстрот «Рио-Рита»;
- реквием – «Ave Maria».
Дополнения
(для запасных вариантов):
- пантомима двух «воров»;
- пантомима «Рассказ о жизни Гришки «Синьора»».
Возможная дополнительная сцена:
«Комсомольское собрание немцев-«трудармейцев» в зоне. 1943 год».
Изобразительный ряд спектакля:
рисунки и живопись Ефросинии Керсновской, Михаила Дистергефта, Данцига Балдаева, Владимира Куткина, Вячеслава Харитонова, Георгия Черкасова, Светланы Шабалиной, фотодокументы, кинохроника и другие материалы.
Стихотворения
для театральной программы и в начало первого действия:
(Из лагерного фольклора)
Мы ходим по костям:
Рабочих и крестьян…
Прибалтов, немцев, русских…
Поживших и безусых…
Мы бродим по костям:
Примерных христиан…
Безбожников отпетых…
Разутых и раздетых,
Гуртами погребённых
В болотных глинозёмах…
Мы топчем по костям:
Чиновников, дворян…
Богемы, «милых дам»…
«Бомжей», интеллигентов
И прочих «контингентов»…
Шагнём – и стон, и хруст…
Болотный воздух густ
Седым проклятьем нам –
Беспамятным сынам,
Живущим на костях -
У Дьявола в гостях!
…
Вариант - стихотворение В.Шаламова:
Говорят, мы мелко пашем,
Оступаясь и скользя.
На природной почве нашей
Глубже и пахать нельзя.
Мы ведь пашем на погосте,
Разрыхляем верхний слой.
Мы задеть боимся кости,
Чуть прикрытые землёй.
Действие первое
Сцена 1.
Прибытие этапа
Декабрь 1954 года.
Лагпункт «Волнушка» одного из лесных лагерей ГУЛАГа - на северо-востоке Европейской части России.
Крепкий морозец, лёгкий снежок.
Вся сцена - большая площадь, окаймлённая по периметру: с трёх сторон - высоким забором, с колючей проволокой поверху и вышками по бокам, а также с большими воротами в центре – из стянутых металлом и заострённых кверху лесин (всё это напоминает некую древнерусскую крепость).
На заднем плане – мощные ели и сосны.
Слева, вплотную к забору, - барак «жилой зоны» (в разрезе): с двухэтажными нарами, печкой-буржуйкой посредине и с тремя портретами советских писателей и деятелей науки на стенах (развешены только что - перед приездом какой-то очередной начальственной комиссии).
Возле барака – дневальный, з/к Г р и ш а - по прозвищу «С и н ь о р».
Направо от площади – производственное здание (также в разрезе), с огромным ящиком электрореле на стене.
Наверху, над входом, вывеска - «Электроцех».
На площади - рядами стоит на коленях вновь прибывший этап заключённых (человек тридцать): все - в одинаковых чёрных «казённых» робах-телогрейках и грубых («на рыбьем меху») кирзовых сапогах.
Обыск («шмон»): между рядами снуют надзиратели - в чекистских фуражках, полушубках, валенках.
Обшариваются вещмешки («сидоры»), стоящие перед каждым з/к, а также (не обращая внимания на мороз) «производится личный досмотр спецконтингента».
Толкотня, краткие и крикливые команды, отборная ругань.
Перед согбенной и продрогшей колонной этапников неторопливо прохаживаются оперуполномоченный («кум») капитан Л е д е н ц о в и
З а м п о л и т лагпункта: они руководят «шмоном».
Шумовой фон (приглушенно, издали): скрежет лесопилки, лязг и грохот на нижнем складе («лесобирже»), ржание рабочих лошадей, свистки паровозов на железнодорожной узкоколейке.
Внезапно всё замирает.
На авансцене зачитывается (вживую или в записи) стихотворение
«Мы ходим по костям…».
Окончание «немой сцены» и продолжение действия – по удару лагерного «била» (подвешенного у КПП - «вахты» - куска железнодорожного рельса).
Л е д е н ц о в (поднимает руку и командует). Закончить досмотр!
Надзиратели кучкуются возле начальства и уходят.
Заключённые подбирают разбросанные вещи и разбредаются по назначенным баракам - на «поселение».
В центре площади остаются только вновь прибывший, переминающийся от мороза с ноги на ногу з/к П ё т р И в а н о в и ч и случайно оказавшийся здесь местный лагерник Н и к о л а й.
Н и к о л а й (подходя к П е т р у). Что, паренёк, не жалует лагерный-то Дед Мороз?
П ё т р (еле шевеля губами). Да уж - как будто черти всю ночь на мне горох молотили…
Н и к о л а й. Ну – ништяк: сейчас в бараке оклемаешься помалу…
П ё т р. Добраться бы до него: что-то больно уж худо мне… Хотя бывало и похуже. На сортировке в тридцать градусов выгрузили в час ночи – прямо в снег по колено, мордами ничком уложили. А добрая половина этапа – в летней одежде и обуви, кое-кто – вообще в тапочках… Тут же - на улице, при свете фонарей – затеяли «санобработку»: стригли всех наголо. Длинноволосых набралось человек восемьдесят – так что стрижка эта шла до самого утра. Многие поморозились: ноги, руки, щёки… Ну а когда запустили на ночёвку в зону, «блатняки» провели свой «шмон»: все более-менее приличные и тёплые вещи забрали себе, а «на сменку» всучили всякое рваньё… Я вот тоже только в «казёнке» остался…
Н и к о л а й. Ну, это всё - дело наживное: была б голова на плечах, да целая к тому же… А ты, хлопчик, из каких мест будешь?
П ё т р (сердито). Да какой я тебе, на хрен, «паренёк-хлопчик»?! У меня уже три десятка за горбом, из них два года – во фронтовой разведроте. Боевых наград – почти дюжина!..
Н и к о л а й. Ну-ну, не гоношись: я ведь обидеть-то не хотел…
П ё т р. Да ладно… А ты сам-то, мужик, откуда?
Н и к о л а й. Мужики пашенку пашут, а мы тут лес валим… Э-эх: «Украина золотая, Белоруссия родная!..» Из-под Орши мы! Слыхал про такую?
П ё т р (оживившись). Да ты что?! Я ведь сам - из села под той самой Оршей…
Н и к о л а й. Из которого это села?
П ё т р. Из Ивановки.
Н и к о л а й. Ети твою с бритвою!.. Да быть такого не может!.. Да мы же всего-то в двух верстах от вас - у Красного оврага жили!.. Ещё ваш Ковалёнок – знавал такого? - у нас колхоз создавал. Чтоб ему ни дна, ни покрышки!..
П ё т р. Точно! Выходит – земеля?!.. Ну, так – со свиданьицем! Петро меня кличут!
Н и к о л а й. А я - Николай!
Жмут друг другу руки, обнимаются.
Н и к о л а й. Я тебе, землячок, помогу. Помни только одно всегда: здесь, в лагере, ни с кем не связывайся: ничего не видел, никого не знаю! Тут бережёного Бог бережёт, а небережёного конвой стережёт…
Н и к о л а й обнимает П е т р а за плечи, и они вместе, оживлённо беседуя, направляются к бараку.
Останавливаются у входа в него - возле небольшой ёлочки, на которой дневальный - Г р и ш а «С и н ь о р» - развешивает пойманных заключёнными крыс.
На одной руке у него - толстая брезентовая рукавица.
Земляки наблюдают за этой процедурой с недоумением и отвращением.
П ё т р. А это что ещё за хреновина? Декорация к балету «Щелкунчик», что ли?
Н и к о л а й. Ну, насчёт балета – не в курсе. А это - любимое развлечение местных «придурков»: «крысиная охота» называется…
П ё т р. Это как?
Н и к о л а й. А вот так: заманивают такую длиннохвостую тварину в ящик с приманкой, ловят, устраивают над ней суд, а затем – «приводят в исполнение высшую меру социальной защиты»… Всё – как по советскому УПК предусмотрено…
П ё т р. М-да: не захочешь – обхохочешься: это уж не театр, а живодёрня какая-то…
Н и к о л а й. Ну, брат, по сравнению со всем остальным здесь – это просто семечки… Я вот на «больничке» пару лет назад собственными глазами видел, как туда привезли – для освидетельствования на вменяемость – двоих беглецов. Поймали их неподалёку, но успели-таки они сожрать третьего – своего же подельника. Одного из этих людоедов так и звали - «Крыса». Не знаю – погоняло это или фамилия?.. Скорее всего – кликуха… Но посмотрел бы ты на него: мразь рода человеческого… Такой не то что крысу, ребёнка проглотит – не подавится… А присудили ему и напарнику за побег всего-то по два года «крытки» каждому: съели-то ведь они не человека, а зека… Вот так: «судьба – злодейка, жизнь – копейка в краю, где заготавливают лес»…
П ё т р. А-а! Всюду у нас - одна и та же бухгалтерия!..
Н и к о л а й. И не говори, земеля!.. Между прочим, старые зеки рассказывают, что в войну на такой «крысиной охоте» здесь, в лагере, можно было и небольшой «гешефт» сделать. По приказу начальника лагеря, за каждую пойманную и сданную в хозчасть крысу полагался, как помнится, полтинник, а за крысиную шкурку – аж 75 копеек вручали… Такие вот - «пироги с крысятами»…
П ё т р. С катушек бы не слететь от такого бизнеса!.. (Указывая на «С и н ь о р а»). Глянь, чего это он?
Н и к о л а й. Да всё то же самое…
«С и н ь о р» (за хвост вынув из клетки-ящика очередную крысиную особь, с наигранной высокопарностью). «Именем Союза Советских Социалистических Республик!..»
Н и к о л а й. Ну, «Синьор», – ты даёшь!..
«С и н ь о р». Так Новый год же скоро! Вот я барак-то и украшаю!.. Заодно и «советское правосудие вершу»… Кстати, могу предложить роли прокурора и адвоката – пока вакансия. Как?
Н и к о л а й. Ага, делать нам больше нечего!.. Да ты и сам смотри - не залети! Вчера вон портреты по стенкам барака развесили (показывает), ждут проверку из Управления…
«С и н ь о р» беспечно напевает «Кирпичики» (тюремный вариант).
На окраине града Ленина
Я в преступной среде развился,
Ещё мальчиком лет шестнадцати
В исправительный дом забрался.
Было трудно нам время первое,
Но потом, проработавши год,
Я привык к нему, как и он ко мне,
Позабыл остальной весь народ…
Н и к о л а й. Гриш, а откуда у тебя погоняло такое важное - «Синьо-о-р»?
«С и н ь о р». Ух ты, любопытный какой!.. Новенький, что ли? (Машет рукой.) Долгая это история!..
Н и к о л а й. Да расскажи уж нам с земелей-то! Чего там - спешить нам особо некуда: зек спит - срок идёт…
«С и н ь о р» (подойдя к землякам поближе). Ну, тут надо издалека начинать… Перед войной я студентом был - в техникуме, почти рядом с родным селом. Когда немцы даванули, нас по домам распустили, да поздновато. И побёг я к себе на село - пехом к родимому дому. А на полдороге – уже «фрицы» на мотоциклах. Меня: «Хенде хох!» - и к забору. Обыскали, нашли комсомольский билет: «Криминал!» Хотели прямо на месте в расход пустить. Ну а тут, на моё счастье, проезжал мимо какой-то ихний генерал, смилостивился – приказал в лагерь отправить.
П ё т р. Спас он тебя, значит…
«С и н ь о р». Аха – хрен бы ему в дышло!.. Ну а потом - лагеря в Германии. Побывал даже в Бухенвальде знаменитом: вкалывал там на «Третий рейх»…