Файл: Гипотетический реализм. Сущность науки преодоление привычных границ окружающей среды (внесубъективной реальности). Критика кантовской вещи в себе. Гипотетический реализм.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.12.2023
Просмотров: 549
Скачиваний: 6
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
прагматистская теория истины. В настоящее время она особенно популярна на Западе в среде ученых.
Истина есть единство объективного и субъективного: она объективна в источнике по своему внешнему материальному содержанию, но субъективна по своему внутреннему идеальному содержанию в идеальной форме. Объективность истины заключается в том, что содержание знания совпадает с объективной действительностью и в этом смысле не зависит от сознания субъекта. Но в то же время истина субъективна по форме выражения, зависит от особенностей тех людей, которые формируют данную теорию.
В познании необходимо исходить из тождества и различия обыденных и научных истин. Их тождество состоит в том, что они объективны, составляют моменты единого процесса познания, взаимно превращаются друг в друга. Их различие заключается в том, что обыденная истина появляется без науки, теоретического мышления, на основе повседневного житейского опыта, на основе обыденного сознания. Она является важным фактором в психической саморегуляции и повседневной деятельности индивида. Научная истина невозможна без обыденной, она содержит ее в себе в снятом виде. Научная истина имеет глубокое влияние на практическую деятельность человека и сама возможна как результат длительного теоретического исследования.
Абсолютная истина, т. е. полное и исчерпывающее знание о мире, в целом, недостижима, поскольку мир бесконечен и неисчерпаем.
Теории и знания людей носят относительный характер, они формируют истину в каких-то конкретных исторических теориях, высказываниях.
Относительная истина – это такое знание, которое при всем своем объективном содержании не обладает завершенностью и является неполным; в дальнейшем оно подвергается уточнению и развитию. Развитие познания — это длительный непрекращающийся процесс движения относительных истин, который приводит к накоплению и уточнению человеческого знания. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые «зерна» абсолютной истины. Например, механика Ньютона в ходе дальнейшего развития познания оказалась истиной в весьма ограниченной сфере приложения, относительной истиной. На смену ей пришли более сложные теории — квантовая механика и теория относительности. Тем не менее, ньютоновская механика представляет собой истину, а не заблуждение, содержит «зерна» абсолютной истины и успешно применяется в ряде областей (техника и небесная механика).
Истина конкретна. Она всегда обусловлена достигнутым уровнем практики и познания и связана с определенными условиями, в которых находится объект.
Критика вещи в себе была отправным пунктом в размышлениях философов Марбургской школы. Эта критика имела огромное влияние на последующую философию. Нельзя сказать, что они доказали несуществование вещей в себе. Скорее, они показали бессмысленность этого понятия для философии, что это понятие является пустым (нем. Unbegriff). После неокантианцев это стало общим местом для таких различных направлений в европейской философии, как прагматизм, феноменология, экзистенциализм и др.
Из критики вещи в себе у марбуржцев вытекал целый ряд важных следствий. Перечислим некоторые из них.
Критика чувственности как источника содержания сознания стала естественным логическим следствием отрицания вещи в себе. У Канта в «Трансцендентальной эстетике» ещё до того, как априорные категории рассудка начинают действовать, чувства поставляют познанию материю в виде «многообразного явлений» (das Mannigfaltige der Erscheinung). Это некое совершенно неоформленное, хаотическое разнообразие чувственных качеств — то, что потом Гуссерль назовёт hyle — «материя» чувственного опыта. Созерцательная функция чувств у Канта была призвана дополнять и уравновешивать активность рассудка, открытие которой Кант считал своей главной заслугой и сравнивал с «коперниканским поворотом» в философии. Но если мы устраняем вещь в себе как аффицирующую чувственность, то функция чувств как источника материи познания оказывается проблематичной. И Коген был довольно решителен и последователен в критике роли чувств в познании. С точки зрения Когена, чувства не обладают вообще никакой самостоятельной ролью в человеческом познании. Его аргументы следующие.
Главной функцией чувственного познания, начиная с древности, считалось познание единичного, в противоположность рассудку и разуму, которые познают всеобщее. Коген подвергает критике эту претензию чувств: каким образом чувства могут давать нам знание единичного, если чувств самих пять? Ведь относительно каждого предмета у нас есть зрительное восприятие, слуховое, осязательное и т. д. Аргумент это не новый, аналогичный аргумент можно обнаружить уже у Платона в диалоге «Теэтет», 184d: «Было бы ужасно, дитя моё, если бы у нас, как у деревянного коня, было по многу ощущений, а не сводились бы они все к одной какой-то идее, будь то душа или как бы её там ни назвать, которой мы как раз и ощущаем ощутимое, пользуясь прочими [органами чувств] как орудиями». Смысл здесь тот же, что и у Когена: чувств много, чувственных ощущений ещё больше, они друг другу часто противоречат, и единство чувственного образа не может быть результатом деятельности самих чувств. Поэтому главная претензия чувственного познания — на познание единичного — тем самым признаётся необоснованной.
Третья претензия чувственного познания, разбираемая Когеном, — познание отдельных чувственных качеств. И даже эту претензию Коген считает необоснованной. Возьмём элементарный пример: если подержать руки в мисках с водой, одну руку — в миске с горячей водой, другую — с холодной, а потом взять в руки стакан с тёплой водой, то одной руке он покажется холодным, другой — горячим. Спрашивается, какое из этих двух ощущений реально, какое из них даёт нам познание чувственного качества тепла или холода?
Вывод Когена в отношении чувств заключается в том, что ни одна из претензий чувственного познания давать что-то положительное, служить источником положительного содержания нашего сознания, не оказывается обоснованной. Эту мысль он выразил в своём известном афоризме: «Чувства ничего не говорят, они лепечут». В качестве решающего примера Коген приводит важнейшие открытия физики XIX века — электричество и магнетизм, относительно которых у нас вообще нет никаких чувственных данных (имеются в виду электрическое и магнитное поля). Можно, конечно, возразить, что посредством приборов мы можем расширить диапазон феноменов, доступных чувственному восприятию, включив сюда и электромагнитные явления. Но, по Когену, такое расширение может быть сделано только рассудком, ведь пока научный рассудок не сформировал понятие «поле», никакое чувственное данное не могло быть интерпретировано как проявление электрического или магнитного поля.
Функция чувств в познании сводится таким образом к минимуму, но не уничтожается. Они есть то нечто, что подлежит определению в ходе творческой, конституирующей деятельности рассудка, но сами по себе никакого содержания познания, никакого «материала» они не дают.
Истина есть единство объективного и субъективного: она объективна в источнике по своему внешнему материальному содержанию, но субъективна по своему внутреннему идеальному содержанию в идеальной форме. Объективность истины заключается в том, что содержание знания совпадает с объективной действительностью и в этом смысле не зависит от сознания субъекта. Но в то же время истина субъективна по форме выражения, зависит от особенностей тех людей, которые формируют данную теорию.
В познании необходимо исходить из тождества и различия обыденных и научных истин. Их тождество состоит в том, что они объективны, составляют моменты единого процесса познания, взаимно превращаются друг в друга. Их различие заключается в том, что обыденная истина появляется без науки, теоретического мышления, на основе повседневного житейского опыта, на основе обыденного сознания. Она является важным фактором в психической саморегуляции и повседневной деятельности индивида. Научная истина невозможна без обыденной, она содержит ее в себе в снятом виде. Научная истина имеет глубокое влияние на практическую деятельность человека и сама возможна как результат длительного теоретического исследования.
Абсолютная истина, т. е. полное и исчерпывающее знание о мире, в целом, недостижима, поскольку мир бесконечен и неисчерпаем.
Теории и знания людей носят относительный характер, они формируют истину в каких-то конкретных исторических теориях, высказываниях.
Относительная истина – это такое знание, которое при всем своем объективном содержании не обладает завершенностью и является неполным; в дальнейшем оно подвергается уточнению и развитию. Развитие познания — это длительный непрекращающийся процесс движения относительных истин, который приводит к накоплению и уточнению человеческого знания. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые «зерна» абсолютной истины. Например, механика Ньютона в ходе дальнейшего развития познания оказалась истиной в весьма ограниченной сфере приложения, относительной истиной. На смену ей пришли более сложные теории — квантовая механика и теория относительности. Тем не менее, ньютоновская механика представляет собой истину, а не заблуждение, содержит «зерна» абсолютной истины и успешно применяется в ряде областей (техника и небесная механика).
Истина конкретна. Она всегда обусловлена достигнутым уровнем практики и познания и связана с определенными условиями, в которых находится объект.
Критика «вещи в себе»
Критика вещи в себе была отправным пунктом в размышлениях философов Марбургской школы. Эта критика имела огромное влияние на последующую философию. Нельзя сказать, что они доказали несуществование вещей в себе. Скорее, они показали бессмысленность этого понятия для философии, что это понятие является пустым (нем. Unbegriff). После неокантианцев это стало общим местом для таких различных направлений в европейской философии, как прагматизм, феноменология, экзистенциализм и др.
Из критики вещи в себе у марбуржцев вытекал целый ряд важных следствий. Перечислим некоторые из них.
Критика чувственности как источника содержания сознания стала естественным логическим следствием отрицания вещи в себе. У Канта в «Трансцендентальной эстетике» ещё до того, как априорные категории рассудка начинают действовать, чувства поставляют познанию материю в виде «многообразного явлений» (das Mannigfaltige der Erscheinung). Это некое совершенно неоформленное, хаотическое разнообразие чувственных качеств — то, что потом Гуссерль назовёт hyle — «материя» чувственного опыта. Созерцательная функция чувств у Канта была призвана дополнять и уравновешивать активность рассудка, открытие которой Кант считал своей главной заслугой и сравнивал с «коперниканским поворотом» в философии. Но если мы устраняем вещь в себе как аффицирующую чувственность, то функция чувств как источника материи познания оказывается проблематичной. И Коген был довольно решителен и последователен в критике роли чувств в познании. С точки зрения Когена, чувства не обладают вообще никакой самостоятельной ролью в человеческом познании. Его аргументы следующие.
Главной функцией чувственного познания, начиная с древности, считалось познание единичного, в противоположность рассудку и разуму, которые познают всеобщее. Коген подвергает критике эту претензию чувств: каким образом чувства могут давать нам знание единичного, если чувств самих пять? Ведь относительно каждого предмета у нас есть зрительное восприятие, слуховое, осязательное и т. д. Аргумент это не новый, аналогичный аргумент можно обнаружить уже у Платона в диалоге «Теэтет», 184d: «Было бы ужасно, дитя моё, если бы у нас, как у деревянного коня, было по многу ощущений, а не сводились бы они все к одной какой-то идее, будь то душа или как бы её там ни назвать, которой мы как раз и ощущаем ощутимое, пользуясь прочими [органами чувств] как орудиями». Смысл здесь тот же, что и у Когена: чувств много, чувственных ощущений ещё больше, они друг другу часто противоречат, и единство чувственного образа не может быть результатом деятельности самих чувств. Поэтому главная претензия чувственного познания — на познание единичного — тем самым признаётся необоснованной.
Третья претензия чувственного познания, разбираемая Когеном, — познание отдельных чувственных качеств. И даже эту претензию Коген считает необоснованной. Возьмём элементарный пример: если подержать руки в мисках с водой, одну руку — в миске с горячей водой, другую — с холодной, а потом взять в руки стакан с тёплой водой, то одной руке он покажется холодным, другой — горячим. Спрашивается, какое из этих двух ощущений реально, какое из них даёт нам познание чувственного качества тепла или холода?
Вывод Когена в отношении чувств заключается в том, что ни одна из претензий чувственного познания давать что-то положительное, служить источником положительного содержания нашего сознания, не оказывается обоснованной. Эту мысль он выразил в своём известном афоризме: «Чувства ничего не говорят, они лепечут». В качестве решающего примера Коген приводит важнейшие открытия физики XIX века — электричество и магнетизм, относительно которых у нас вообще нет никаких чувственных данных (имеются в виду электрическое и магнитное поля). Можно, конечно, возразить, что посредством приборов мы можем расширить диапазон феноменов, доступных чувственному восприятию, включив сюда и электромагнитные явления. Но, по Когену, такое расширение может быть сделано только рассудком, ведь пока научный рассудок не сформировал понятие «поле», никакое чувственное данное не могло быть интерпретировано как проявление электрического или магнитного поля.
Функция чувств в познании сводится таким образом к минимуму, но не уничтожается. Они есть то нечто, что подлежит определению в ходе творческой, конституирующей деятельности рассудка, но сами по себе никакого содержания познания, никакого «материала» они не дают.