Файл: Виктор Пономаренко Практическая характерология с элементами прогнозирования и управления поведением (методика семь радикалов).doc

Опрятный, чистый, отутюженный — эти определения, коллеги, также из поведенческого арсенала эпилептоидов. В оформлении внешности этот радикал, помимо функциональности, проявляется аккуратностью и чистоплотностью.

Одежда эпилептоида всегда в полном порядке. Он не допустит прорех, оторванных пуговиц, пятен. Если прореха все же образовалась (а у бережливого эпилептоида, экономящего на новом платье и белье, это время от времени случается) — она тут же будет аккуратно, незаметно для постороннего глаза заштопана. Если пуговица, не дай бог, оторвалась — она будет незамедлительно пришита на место, и не первыми попавшимися под руку, а подходящими нитками. Если появилось пятно... О! Это тема для отдельного разговора.

Эпилептоиды стирают одежду с энергией и азартом енота-полоскуна. Именно эпилептоидов (и на самом деле никого другого) интересуют различные марки стиральных порошков, моющих средств и т п., их сравнительные возможности.

Помните, одно время по телевидению крутили рекламный ролик: встречаются две подруги, и у одной из них пятнышко на манжете блузки замаскировано большими круглыми наручными часами? Большие яркие часы указывают на истероидность, не правда ли? Но одной истероидностью подобное странноватое поведение не объяснишь. «У меня под часами пятно. Я так его прячу», — смущенно заявляет девушка (и это выдает наличие в ее характере шизоидного радикала, с которым мы вскоре познакомимся).

«Почему бы тебе его не отстирать? — недоумевает ее подруга (девушка явно эпилептоидного склада). — Ведь есть же отличный порошок.

Сердце радуется, что в этой — пусть придуманной, рекламной — ситуации шизоид, которому в голову обычно не приходят простые, очевидные для всех решения, попал в надежные руки рационалиста-эпилептоида.

В завершение знакомства с эпилептоидными признаками оформления внешности отметим, что обладатели этого радикала постоянно рвутся стричь все и вся — волосы, ногти, траву, вековые деревья, выстригая (если их вовремя не остановить) до кожи, до голой земли. Поэтому характерными для эпилептоидов являются короткие стрижки, они не терпят бород, усов и прочих «волосяных приборов», удлиненные ногти их раздражают.

Оформление пространства с точки зрения эпилептоидов — это, прежде всего, наведение порядка и чистоты. Запустите эпилептоида в квартиру (офис, кабинет и т. д.), захламленную, запущенную до крайности (забегая вперед, скажем, — шизоид постарался), и вскоре вы ее не узнаете. Все будет вымыто с мылом, вычищено, аккуратно разложено по полочкам, отполировано и натерто до блеска.

---

Все вещи, до единой, будут расклассифицированы и размещены рядом с себе подобными. Книги — к книгам, посуда — к посуде, платье — к платью, хозяйственный инструмент — к хозяйственному инструменту... Следующим шагом эпилептоида по организации пространства в собственном духе станет разделение получившихся групп предметов на подгруппы. Книги будут подразделены на жанры; посуда — на тарелки, чашки, кастрюли, столовые приборы; платье — на повседневное, выходное, по видам работ; хозяйственный инструмент — на точильный, сверлильный, шанцевый и бог знает какой еще...

Затем эти подгруппы будут разбиты им на еще более мелкие, и так до тех пор, пока буквально каждый винтик и шпунтик не обретут своего законного места.

Принцип функциональности соблюдается эпилептоидами не только в отношении одежды. В обитаемом ими пространстве нет бесполезных вещей. Каждый предмет либо уже используется, либо тщательно подготовлен к использованию.

Причем, обратите внимание, используется точно по назначению. Эпилептоид не станет, к примеру, измерять диаметр отверстия линейкой. У него для этого есть штангенциркуль. Не станет забивать гвоздь плоскогубцами, для чего же тогда молоток? Само понятие «гвоздь» для эпилептоида слишком абстрактно. «Какой гвоздь? — спросит он. — Сапожный? Мебельный? Для какой цели? Какой длины?»

Эпилептоид всегда хорошо знает, какая игла для какой ткани, какой крючок для какой рыбы, какая кастрюля для какой пищи, какой растворитель для какой краски, какой клей для каких обоев... И все это, хочу особо подчеркнуть, интересует его не из отвлеченно-эстетических, а из самых что ни на есть технологических соображений.

На рабочем месте эпилептоида в офисе всегда есть полный набор канцелярских принадлежностей, и все они «в боеготовности». Различные маркеры, стиральные резинки разной мягкости; обязательная для эпилептоида, обожаемая им картотека... Карандаши остро отточены, ручки прекрасно пишут (а не безжизненно царапают бумагу или разводят унылую мазню, как у шизоида). Загляните в его персональный компьютер — и там вы найдете исключительный порядок: четко организованное дерево файлов, стройные шеренги ярлыков, продуманные, чтобы быть понятными с первого прочтения, названия и т. п., благодаря чему любая информация извлекается за считанные секунды. Все предназначено для того, чтобы замедленность психических процессов компенсировать рациональностью технологий обработки информации! Откройте сейф...

---

Впрочем, о чем это мы? Загляните, откройте... Ну-ну. Так эпилептоид и позволит вторгнуться в его кабинет, шарить в его компьютере, рыться в его сейфе. Горе тому, кто осмелится покуситься на его личное пространство, на сферу его компетенции, рискнет нарушить его суверенитет! Война в этом случае неизбежна.

Вернемся ненадолго в раздел «общая характеристика». Определяемый эпилептоидный радикалом стиль поведения, как вы помните, это стремление активно подавить источник потенциальной угрозы, взять под тотальный контроль все окружающее пространство, всех, кто в нем находится, лишить их спонтанности, непредсказуемости поступков и, тем самым, избавить себя от тягостного переживания тревоги.

Таким образом, наведение эпилептоидом формального порядка, как это описано выше, есть не что иное, как средство подавления других людей, желание лишить их самостоятельности, возможности действовать по своему усмотрению.

Вглядитесь пристальнее, и вы увидите, что развешенные, разложенные, расставленные строго по местам чашки, плошки, поварешки, домашние туфли, полотенца, ножи и вилки, утюги и сковородки — это овеществленный приказ.

«Не сметь ничего трогать без разрешения! Немедленно положить на место! Вымыть руки перед едой! Переодеться! Переобуться! Я навел здесь порядок, и тот, кто нарушит его, — будет безжалостно наказан!» — говорит эпилептоид, оформляя по-своему пространство.

Если вам, уважаемые коллеги, случится прийти в дом, где с первых же шагов вас поразит стерильная чистота, где вас усадят за стол, покрытый белоснежной скатертью, с аккуратно расставленными хрусткими крахмальными салфетками, безукоризненно вымытыми, скрипящими тарелками и сияющими бокалами, где, едва вы возьмете с тарелки последний кусок, вам тут же заменят ее на свежую... Автор настоятельно советует: долго в гостях не засиживайтесь. Не нервируйте хозяев. Проще говоря, не нарывайтесь. Поскольку, будь вы хоть Альбертом Эйнштейном и Александром Солженицыным «в одном флаконе», все ваше всемирно-историческое значение рухнет в глазах принимающей стороны — в одночасье! — как только вы, по своему шизоидному обыкновению, уроните на скатерть первую каплю с неаккуратно подносимой ко рту ложки. А вслед за всемирно-историческим значением придет черед рухнуть и вашему телу. Во всяком случае, этого нельзя исключить. Эпилептоидов выводят из себя неаккуратные люди, а чтобы соответствовать их представлениям об аккуратности, надо самому быть эпилептоидом.

Кроме порядка, эпилептоиды привносят в свой быт пристрастие к ремесленническому труду, что также отражается на предметной стороне их среды обитания. «Утром встал — сразу за дрель!» — девиз эпилептоидов. Среди их любимых вещей особое место занимают всевозможные пилочки, сверлышки, отверточки, напильнички, шильца и прочий инструмент, позволяющий выполнять работу тонкую, требующую пристального внимания к мелким, хрупким деталям, точных, неторопливых движений. «Штихель штихелю — рознь, — охотно поучают они, — поспешишь — людей насмешишь!».

---

В отношении мимики и жестикуляции эпилептоидов следует отметить, что, как правило, они медлительны и сдержанны в движениях.

Сказывается их постоянный внутренний самоконтроль. Крупные мимические мышцы редко задействованы. Широкоразмашистые, с большой амплитудой жесты нехарактерны. Мы не увидим эпилептоида покатывающимся от хохота, ликующим, рвущим на себе ризы или посыпающим голову пеплом.

Эпилептоиды чаще мрачноваты, несловоохотливы. По-настоящему они раскрываются в ситуациях, насыщенных агрессией, угрозой для жизни и здоровья (силовое противоборство, экстремальный спорт, сражение). Создается впечатление, что именно тогда они живут по-настоящему, в полную силу. Многие, чтобы посмотреть на это, платят деньги. Зрелище, что и говорить, впечатляющее. Их тугоподвижная, «забитая» органически измененными нейронами, как сточная труба отходами, нервная система получает, наконец, адекватные раздражители. Ее «пробивает». Эпилептоид, летящий в затяжном прыжке вниз головой в бездонную пропасть, испытывает ту же широкую и разнообразную гамму переживаний, что и эмотивный меломан в зале консерватории во время исполнения его любимой симфонии. «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю! И в разъяренном океане, средь бурных волн, средь грозной тьмы. И в аравийском урагане. И в дуновении чумы», — утверждал устами своего демонического героя Пушкин (а уж он-то, автор язвительных эпиграмм, бретер, а стало быть, обладатель выраженного эпилептоидного радикала, знал, о чем говорит!).

Качества поведения.

Лучшее описание эпилептоидного стиля поведения автор нашел, коллеги, в книге... по служебному собаководству. Думаете, это шутка? Будь по-вашему. Но в каждой шутке... Сами понимаете. Нет? Не вполне? Тогда позвольте кое-что объяснить.

Зоологи, а вместе с ними и широко эрудированная публика, знают, как организована стая, например волков или гиеновых собак.*
* Речь идет о принципе, детали в данном случае значения не имеют.

Самый главный в стае — вожак или, как его еще называют специалисты, используя последовательность букв греческого алфавита, альфа-особь. Он для всех — абсолютный, безусловный авторитет. Мощный, уверенный в себе. Его позиция — закон для остальных. Нарушители этого закона жестоко караются.

Близкое окружение вожака составляют несколько т. н. бета-особей. Это сильные, агрессивные взрослые животные, которым, говоря языком современного менеджмента, вожак делегирует часть своих властных полномочий. Они — опора вожака в его взаимоотношениях с другими членами стаи.

---

Вместе с тем, от них же исходит и основная угроза «альфа»-особи. Время от времени эти красавцы пробуют вожака, то, что называется, «на зуб». Они нападают на него, и плохи его дела, если он не сумеет отбить это нападение. Сумел — молодец, властвуй и дальше, пока силен.

Ниже в иерархии стоят гамма-особи и т. д., вплоть до какой-нибудь «омеги» — самого жалкого, бесправного, забитого существа в стае, которым она готова пожертвовать в любой момент. Такого рода организация имеет глубокий приспособительный смысл. Она обеспечивает стае, а через нее — всей популяции, всему виду, выживание.

Вы спрашиваете: какое отношение это имеет к теме нашего разговора? — Непосредственное.

Эпилептоид интуитивно (а нередко — сознательно) ведет себя в обществе, в группе людей, как животное в стае. Оказавшись в новом для себя социальном окружении, он начинает «прощупывать» каждого, испытывать на прочность, выясняя, на какое место во внутригрупповой иерархии он сам может претендовать. При этом эпилептоид классифицирует людей, и его классификация проста. Он делит всех на «сильных» — тех, кто не позволил ему помыкать собой, не испугался его агрессивного напора, отбил его экспансивные притязания на чужую территорию (в широком поведенческом смысле), и на «слабых» — тех, кто уступил, поддался, струсил, спасовал перед ним.

Чем ниже социокультурный уровень группы, тем больше эпилептоидное поведение напоминает аналогичное поведение животных. Скажем, в местах заключения, где царствует т. н. беспредел, соперничество за место в иерархии часто приобретает форму драки — злобной, звериной, без правил и пощады. В ход идут не только кулаки и подручные предметы, но и ногти, зубы...

В цивилизованном обществе рукоприкладство и поножовщина — хочется в это верить! — не приняты. Поэтому эпилептоидные провокации здесь выглядят внешне куда более безобидно. Все начинается, как правило, с попыток нарушить суверенитет другого человека (например, сослуживца), вторгнуться в его индивидуальное пространство — физическое и психологическое. Это делается осторожно, поэтапно.

Представьте себе, что к вашему рабочему столу подходит некий сотрудник и, как бы между делом, берет (без спроса!) ваш карандаш, ручку или ластик, или журнал, который вы вознамерились полистать, — не важно. Вы, утешая себя истероидной иллюзией, думаете, что он таким способом выказывает вам свое расположение, симпатию? — Нет. Прочь иллюзии! Он, чтобы вы знали, завладевает не карандашом, а вашим правом использовать этот карандаш по своему усмотрению. Уступите, промолчите — завтра, придя на работу, вы застанете его уже сидящим в вашем кресле.

---