Файл: Виктор Пономаренко Практическая характерология с элементами прогнозирования и управления поведением (методика семь радикалов).doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 10.01.2024

Просмотров: 947

Скачиваний: 23

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.



Качества поведения.

Эмотив — эстет, он тонко чувствует красоту и глубоко переживает малейшие отклонения от ее канонов. Он страдает, глядя да аляповатую мaзню вместо живописи или на грубую эклектику, выдаваемую за новое слово в искусстве, слушая фальшивое пение или резонерство глупца, объявляемое вершиной мудрости (при том, что он способен и в эклектике, и в гротеске уловить гармонию... разумеется, если она там есть).

Это человек истинных, а не наигранных эмоций, сочувствующий, сопереживающий другим людям. Он всегда готов предоставить плачущему свою жилетку. По отношению к человечеству эмотив — антипод эпилептоиду. Он альтруист, человеколюбец, он воспринимает боль ближнего острее, чем свою собственную.

В отличие от параноика, он ценит нужды, чаяния индивида значительно выше, чем абстрактное, с его точки зрения, «благо общества». Во взаимоотношениях с окружающими эмотив тактичен, он очень внимателен, чуток к происходящему, хорошо улавливает малейшие оттенки настроения собеседника.

Он не может причинить не только физического (помните, у Высоцкого: «бить человека по лицу я с детства не могу»*), но и психологического ущерба.

* Согласитесь, коллеги, что бить человека по лицу вообще невозможно. Ударить можно «гада», «свинью» и т. д. «по харе», «по рылу», «в пятак» и т. п. Нужно только представить себе свиное рыло вместо человеческого лица — и вперед! Эпилептоиду это сделать легко. Эмотиву — немыслимо. Для эмотива человек всегда останется человеком, а его лицо — лицом, ликом.
Он не станет говорить «в доме повешенного о веревке», он скажет только то, что на самом деле будет уместно и поможет разрядить обстановку, и только тогда, когда придет для этого время.

Эмотив щепетилен в вопросах морали, наделен «нравственным чувством», совестлив.

Определимся, коллеги, с понятиями «мораль» и «нравственность». Мораль — это формы поведения, допустимые в обществе. Границы морали вполне разумные, щадящие, и общество вправе требовать от своих членов морального поведения. При этом мораль имеет тенденцию меняться, отражая объективные перемены, происходящие в социуме. Мораль, вообще, во многом зависит от условий, в которых живут люди. Мораль средневековья и современности, бедных и богатых слоев общества, гуманитариев и естественников, верующих и атеистов — разная. Сегодня она уже не такая, какой была вчера, а завтра будет не такой, как сегодня.


Нравственность же — это представления человечества об идеале взаимоотношений (как с точки зрения формы, так и содержания). Нравственность неизменна с сотворения мира, ее постулаты универсальны, одинаковы для всех людей без исключения. При этом требовать от обыкновенного человека исключительно нравственного поведения — утопия. Эта задача из разряда невыполнимых.

Люди — как вы, уважаемые коллеги, знаете — ведут себя по-разному, в том числе и по отношению к морали и нравственности. Рассмотрим это на примере известных нам радикалов.

Истероиду утешительно думать о своей принадлежности к высоко моральной и высоконравственной части человечества. Он не упускает случая подчеркнуть и продемонстрировать это на людях. На самом же деле, в плане соблюдения моральных норм он весьма нетребователен — ни к себе, ни к окружающим. Он допускает многое, лишь бы не было ненужной огласки. Нравственность, замешанная на глубокой эмоциональности, истероиду вообще чужда.

Мизантропы-эпилептоиды по определению безнравственны, при этом они активно третируют окружающих, заставляя их подчиняться чрезмерно жестким моральным требованиям (эпилептоидное ханжество). Таким образом, эпилептоиды пытаются властвовать над другими от имени общества, на что, собственно, их никто не уполномочивал (мы сравнительно недавно обсуждали это, коллеги; см. главу 3).

Параноики избирательно подходят к решению проблемы морали. Они хорошо знают, чем индивидуум обязан обществу, но вторая сторона медали — чем общество обязано индивидууму, для них «покрыта мраком», как обратная сторона Луны.

Есть только один радикал, обладатель которого не разделяет субъективно мораль и нравственность и старается достичь идеала в повседневных отношениях между людьми, стремится к торжеству добра, милосердия. Этот радикал (тоже мне, секрет Полишинеля!) — эмотивный.

Ответственность, добросовестность — качества, которые эмотив проявляет в деятельности. Как часто мы, давая положительную характеристику своим сослуживцам, через запятую перечисляем слова «исполнительный», «добросовестный», хотя это совсем не однокоренные свойства характера. Если исполнительность замешана, скорее, на тревоге, на боязни не сделать что-то вовремя и как следует, то в основе добросовестности лежит стремление не подвести товарищей, не уронить честь коллектива, глубокое чувство долга, ответственности за порученное дело.



Лишь эмотиву по-настоящему близки такие понятия, как «самопожертвование», «патриотизм», «гражданственность» и т. п.

Почему? — Да потому, что эти понятия не имеют рационального объяснения. «С какой такой радости я должен жертвовать своим здоровьем, жизнью, благополучием, достатком? Разве что силой заставят, припугнут», — так рассуждают многие и находят это логичным.

Вообще-то, если быть абсолютно корректным, рациональное объяснение самопожертвованию существует. И природа, и общество обязаны жертвовать малым, чтобы сохранить большее. Судьба индивидуума всегда вторична по отношению к судьбе вида. Но рассуждать подобным образом несвойственно человеку, пекущемуся прежде всего о себе (пожалуй, только шизоид способен, поразмышляв недельку-другую о взаимоотношениях индивида и общества, прийти к логическому заключению, что, дескать, пора принести себя в жертву).

А вот человеку, живущему эмоциями, логика не обязательна. Он и без нее — на интуитивном уровне — осознает, как следует поступить в критический момент, когда и во имя чего нужно «броситься на амбразуру». В таких ситуациях он реализует характерные для эмотивного (и ни для какого другого!) радикала эмоционально насыщенные, «возвышенные» стереотипы поведения.

Привлекательные качества характера сопряжены с этим радикалом (кто спорит!?). Но диалектика вновь не позволяет нам ограничиться односторонним анализом феномена эмотивности. В каких же случаях человеколюбие, сострадательность, жертвенность, тактичность эмотива оборачиваются во вред ему и окружающим?

Как ни парадоксально, таких случаев немало. А в нашей суровой действительности они происходят, что называется, сплошь и рядом.

Когда жизненно необходимо покарать зло (не абстрактное, а вполне конкретное, одушевленное, персонифицированное), защититься от обидчика, приструнить разбол-тавшийся коллектив, наладить дисциплину, установить жесткий порядок, без которого рухнет организация, и т. п., человеколюбие превращается в слюнтяйство, а сострадательность — в попустительство.

Добро, как известно, должно быть с кулаками, а эмотивность — добро без кулаков, непротивление злу насилием. Это, с одной стороны, открывает перспективу (весьма отдаленную, судя по всему) торжеству нравственности, но, с другой, часто ставит палки в колеса реальному развитию событий.


Задачи.

Где могут найти применение преимущества эмотивного радикала? — Верно. В работе с людьми. Эмотиву не нужно напоминать о том
, что его коллеги, друзья, близкие, просто — окружающие, нуждаются в помощи, в доброжелательном внимании, в моральной поддержке. Что они — обыкновенные смертные, которым свойственно ошибаться, заблуждаться, нервничать по пустякам, болеть, страдать... Эмотив будет переживать внутренний дискомфорт, если его лишить возможности посочувствовать ближнему.

Эмотивы — хорошие воспитатели (главным образом там, где нужно смягчить от природы крутой нрав воспитанника), сиделки, домашние (семейные) или курортные- врачи, психологи, социальные работники. Из них получаются неплохие официанты, служащие гостиниц, продавцы.

Следует при этом учитывать, что ничего, кроме сострадания, жалости, внимания, тактичности и т. п., эмотив подарить другим не может. И там, где требуется во благо человека проявить решительность, жесткость, — эмотивный радикал только мешает.

Лучший хирург, например, получится не из эмотива, а из эпилептоида, поскольку человека, нуждающегося в экстренной помощи, нужно оперировать как можно скорее и со знанием дела, а не поливать горючими слезами.*
*Интересно в этой связи, что многие хирурги, имеющие в характере достаточно выраженный эмотивный радикал, стремятся найти способ терапевтического лечения т. н. «хирургических» болезней, иными словами — ниспровергают собственную профессию.

Другая группа профессионально важных качеств (и соответствующих им задач), сопряженных с эмотивным радикалом, — это эстетизм, развитое чувство гармонии, красоты. Эмотив не выносит намека на пошлость, грубость, дисгармонию (точно так же, как эпилептоид не терпит нечистоты), и это делает его незаменимым редактором — в широком смысле этого слова — любого продукта творческой деятельности.*
*Сама эмотивная тенденция не предполагает творческого начала — это прерогатива шизоидов.
Эмотив обладает уникальным даром привносить красоту во все, чего бы он ни коснулся. Помните, спор в стихотворении Саши Черного: «Когда в хрусталь налить навозной жижи, не станет ли хрусталь безмерно ниже?... — И лучшего вина в ночном сосуде не станут пить порядочные люди... Им спора не решить, а жаль. Не лучше ль наливать вино в хрусталь?».

Наливать вино в хрусталь — вот удел эмотивов. В широком и в узком смысле. Они — прекрасные оформители, декораторы. Без эмотивного радикала в характере немыслим художник, музыкант, архитектор, артист...

Чего нельзя поручать эмотивам? — Того, что следует вверять эпилептоидам: охрану, расправу, оборону, разведку, контроль. Да уж, в разведку с ними идти нельзя!


Эмотив, несмотря на всю свою добросовестность, на этих и подобных им участках работы даст слабину, распустит нюни, развесит уши. Он пропустит на режимный объект без пропуска «милого человека, который устал ждать снаружи, замерз», он даст неоправданную отсрочку необязательному должнику, он не сможет (не позволит себе!) обвести вокруг пальца человека, с которым живет под одной крышей. Он, скорее, выстрелит в воздух, чем в заклятого врага.*
* Автору рассказывали про генерала, который перед строем отдавал команду: «пожалуйста, смирно!». Чем, естественно, вызывал презрение у подчиненных-эпилептоидов.

Особенности построения коммуникации.

На первый взгляд, никакие рекомендации по улучшению взаимоотношений с обладателями этого радикала просто не нужны. Эмотив сам выберет оптимальный способ общения, извинит неловкость, смирится с бестактностью, будет стараться найти в собеседнике что-то доброе, светлое, хорошее. Да, это так.

Но, прощая многое, эмотив испытывает наиболее сильный, стойкий дискомфорт от одного лишь недостатка — от неискренности.

Не пытайтесь его обмануть. Не наигрывайте дружелюбия, дружеского расположения, интереса к его персоне. Он сразу же почувствует ложь и очень огорчится. Нет, он не обидится, не затаит на вас злобу (как это сделал бы эпилептоид). Он станет думать, что его общество вам в тягость, и постарается отойти на предложенную вами (так ему будет казаться) дистанцию. Доверительность, возможная и желательная между вами, понесет ущерб. Лучше уж откройте ему ваше настроение (пусть не самое радужное), выскажите претензии.

В отношениях с эмотивом добрая ссора лучше, чем худой мир. Минутная потеря самоконтроля лучше, чем постоянное ношение непробиваемого панциря, футляра.

Вопросы и задания




Назовите внутренние условия возникновения и основные качества поведения, присущие эмотивному радикалу.
2. Прочитайте отрывок из романа Л.Н. Толстого «Война и мир»:

«Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувства, подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к... дому. Когда он увидел первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Деменътева, увидал коновязи..., когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов... выбежал из землянки, обнял его и офицеры, сошлись к приезжему, — Ростов испытал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить».