ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 11.01.2024
Просмотров: 358
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Обеды в детской проходили тихо, причем основное внимание уделялось поведению за столом. Разговаривать не разрешалось. Еще хуже бывало в тех редких случаях, когда одного или обоих мальчиков звали за семейный обеденный стол, где отец проверял, как себя ведут. Оба они очень нервничали и преимущественно молчали, а отец засыпал их вопросами и отпускал на их счет критические замечания.
Но здесь, будучи отделен от обедающих занавеской, он слышал, как Мэдди спрашивала каждого из них, как он провел день, а они с удовольствием рассказывали ей, спорили и смеялись. Смех за обеденным столом! Услышав такое, отец бы...
Он замер. Ложка выпала у него из руки, звякнув о тарелку. «Папа? Мама? Маркус?»
Неужели к нему возвращается память?
— С вами все в порядке, мистер Райдер?! — крикнула она.
— Да, благодарю вас. Просто я стал немного неловок, — ответил он.
Он вспомнил... что? Он закрыл глаза и попытался вспомнить что-нибудь еще. Кто он такой? Как его зовут?
Однако в его памяти по-прежнему были дырки словно в швейцарском сыре. Он знал, что ему есть о чем вспомнить — просто воспоминания появлялись и тут же исчезали: стоило ему уловить что-то краем глаза, как в тот же момент это что- то исчезало, как будто его и не бывало.
Но кое-что он все-таки вспомнил. Людей. Свою семью. У него были родители и брат по имени Маркус.
Как звали отца? И где находилась эта детская? Он помнил лишь, что это была длинная комната на верхнем этаже большого каменного дома. Окна там выходили на запад, и вечером можно было стоять у окна и наблюдать, как садится солнце. Из окон был виден парк, за ним лес. А еще дальше — горы.
Какое-то слово буквально вертелось у него на кончике языка. Но он, черт возьми, не мог вспомнить. Всякий раз, когда ему казалось, что почти вспомнил, оно ускользало.
— Закончили? — спросила она, появляясь между красными занавесками — такая милая, что более прелестную картину трудно было себе представить.
Он опустил глаза. Тарелка была еще полна наполовину.
— Вы что-то бледны, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?
— Со мной все в порядке. Только...
Он не знал, что сказать ей. Что его память возвращается, но он по-прежнему ничего не знает? Уж лучше подождать, пока не узнает, кто он такой.
Однако какое облегчение, что у него вообще есть воспоминания!
— Вам не понравился кролик?
— Нет, что вы! Очень вкусно. Просто я наелся, — солгал он.
Он почувствовал недомогание, но к еде это не имело отношения.
В коттедже было тихо, дети улеглись спать. Он слышал, как Мэдди ходит по дому, потом послышался звук льющейся воды и тихие всплески, как будто...
Он насторожился. Она, должно быть, моется.
В таком тесном коттедже, как этот, для ванны не было места, да и воду пришлось бы нагревать над огнем. А это значит...
Когда он представил себе эту картину, у него пересохло во рту.
Ей пришлось бы стоять в каком-нибудь тазу. Он сглотнул и навострил уши, прислушиваясь к каждому звуку и воображая, как она стоит голая перед огнем, мерцающий свет пламени которого ласкает каждый соблазнительный изгиб ее тела.
Он слышал, как льется вода, и представлял себе, как она, обмакнув фланелевую тряпочку в воду, выжимает и намыливает ее.
Он готов был отдать что угодно за возможность поработать сейчас этой фланелевой тряпочкой. Однажды в Турции его мыли в бане две юные рабыни — это был жест гостеприимства. Девчонки, предоставлявшие эту услугу, совсем не выглядели несчастными. Напротив, они были весьма жизнерадостной парочкой. С хихиканьем и озорными ласками они вымыли его сверху донизу, причем все эти игры растянулись на половину ночи. У него остались самые приятные воспоминания о такого рода...
«Еще одно воспоминание?» — обрадовался он. Как и в предыдущем случае, оно возникло внезапно, когда он ничего не пытался вспоминать.
Его внимание вновь привлекли всплески воды. Похоже, она облила намыленное тело водой из большого кувшина. Он отчетливо представил себе, как стекают по ее телу струйки воды.
Если бы он взял с собой мисс Мэдди в турецкую баню, позволила бы она ему ее вымыть? И стала бы мыть его?
Он изнывал от желания.
Их разделяли всего лишь выцветшие красные занавески. Джентльмен не стал бы подглядывать.
Но может, она даже хочет, чтобы он подсмотрел?
У него пересохло во рту, а от ударов сердца сотрясалось тело. Он медленно наклонился вперед, осторожно раздвинул занавески и выглянул.
В камине плясало пламя. Мерцала свеча. Но комната была пуста.
Однако он продолжал слышать, как плещется вода.
— Вы здесь, мисс Вудфорд? — крикнул он.
— Я в буфетной.
Голос ее звучал несколько испуганно. Возможно, она мылась в буфетной, хотя там было страшно холодно.
— С вами все в порядке? — спросила она мгновение спустя. — Вам что-нибудь нужно?
Да, ему было нужно. Он хотел ее.
— Вы не могли бы выйти на минутку?
— Это срочно?
— Да, — произнес он охрипшим голосом.
Член его был твердым как камень, и он до боли хотел ее.
— Ну ладно.
Он услышал звуки льющейся воды и затаил дыхание. Интересно, выйдет ли она к нему голая и мокрая? Или закутается от макушки до кончиков ногтей на ногах в большое полотенце, которое приятно облепит ее мокрое тело?
— В чем дело? — спросила она, выходя из буфетной и вытирая о тряпку мокрые руки.
Проклятие! Она была прикрыта несколькими слоями ткани с множеством застежек и пуговок. Она вопросительно взглянула на него. Ведь он сказал, что это срочно.
Не придумав ничего лучшего, он произнес:
— Воды.
К счастью, его голос действительно хрипел. Она привнесла ему чашку воды, и он залпом выпил ее. Он и впрямь испытывал жажду, но такую, которую не утолить водой. От нее пахло пчелиным воском и цветами. Но от нее всегда так пахло.
— Еще? — спросила она, и он кивнул.
Она принесла еще чашку воды и, наклонив голову, стала ждать, пока он ее выпьет. И тут он обратил внимание на ее волосы. Обычно она собирала их в пучок на макушке, а на ночь распускала, встряхивала всю эту массу, расчесывала щеткой и заплетала в шелковистую косу. Ему безумно хотелось расплести эту косу, разложить ее веером на подушке и зарыться в нее лицом, Он заметил, что кончик косы был мокрый.
— Вы принимали ванну? — спросил он.
—Я стирала детское белье, — сказала она, и щеки ее порозовели, но не от света пламени в камине или огонька свечи.
Она взяла у него чашку и, не сказав больше ни слова, ушла.
Он снова улегся в постель с ликующим видом. Значит, он не ошибся. Она мылась. Ради него. Скоро она придет в постель — свеженькая и душистая. Ему хотелось, чтобы это случилось поскорее.
Глава 7
Она поставила чашку на стол, исчезла и тут же вернулась с охапкой выжатого детского белья. Резко встряхивая каждую вещь, она с решительным видом принялась развешивать на веревке, протянутой над очагом, выстиранное детское бельишко, как будто подтверждала, что именно этим и занималась в буфетной.
Губы его дрогнули в улыбке. Это вовсе не означало, что она, кроме стирки, не искупалась.
Потом она вывалила на стол кучу обрезков кружева, перьев и ленточек и, взяв какую-то шляпку, принялась обдирать с нее украшения.
— Что вы делаете?
— Обновляю шляпку. Леди из деревни платят мне за переделку своих старых шляп. Это гораздо дешевле, чем покупать новую, а у меня есть к этому способности.
Ее умелые пальчики быстро работали, сдирая выцветшие ленты и помятые цветы с вышедшего из моды головного убора.
— Не проще ли делать это при дневном свете?
— Проще, но днем я занята, — сказала она, склоняясь над шляпкой.
Отблеск огня плясал на ее волосах, а свет свечи золотил кожу. Она так сосредоточилась на работе, что на лбу образовалась глубокая морщинка. Мэдди всегда работала. Он никогда не видел, чтобы она сидела сложа руки. Это по его вине она не успела вовремя сделать работу, сердито подумал он.
Удалив со шляпки остатки старых украшений, она тщательно вычистила ее небольшой проволочной щеткой.
— Как случилось, что вы стали так жить? — спросил он.
Ее порхающие пальчики остановились на мгновение, потом возобновили работу.
— Что значит «так жить»?
— Жить в крошечном коттедже, предназначенном для сельскохозяйственных рабочих, и содержать без всякой помощи пятерых ребятишек. Судя по вашему произношению, вы были рождены не для такой жизни.
— Правильно, — сказала она, поднеся убогого вида шляпку, лишенную украшений, к чайнику, где подержала ее над струей пара.
— Так как же вы оказались здесь?
— Мой отец умер, оставив кучу долгов.
Она натянула шляпку на перевернутую миску и тщательно разгладила руками.
— Разве не было никаких родственников, к которым вы могли бы обратиться?
— Никого, кто хотел бы взять всех детей. Одна дальняя, очень богатая родственница захотела взять Сьюзен, но одну лишь Сьюзен. Ей не были нужны шумные мальчики и девочка, которая только что научилась ходить. И уж конечно, она не хотела брать Джейн. Она имела наглость заявить, что возьмет только хорошенькую девочку.
Вдев нитку в иголку, она начала пришивать к шляпке ленту при каждом слове сердито прокалывая ткань иголкой.
— Как будто Джейн какая-то второсортная! А ведь это такой милый, такой любящий ребенок, хотя она и не такая хорошенькая, как Сьюзен... Она сказала, что, возможно, возьмет и Люси, когда та подрастет, потому что та, судя по всему, тоже будет хорошенькой.
— Неужели вы отдали бы Люси? — удивленно спросил он.
Она повернулась и пристально посмотрела на него.
— Так вы думаете, что Люси — моя дочь, а не сестра?
— Нет, что вы... — принялся оправдываться он, хотя такое приходило ему в голову.
— Она мне не дочь, — сдержанно сказала Мэдди. — Правда, она гораздо младше остальных и мы с ней обе рыжеволосые, но глаза у Люси голубые, как у ее братьев и сестер, тогда как у меня карие.
Она разгладила несколько обрезков цветной сетчатой ленты, остановив выбор на бронзовой, и снова вдела нитку в иголку.
Глаза у нее были не карие, а цвета коньяка или хереса и такие же пьянящие.
— Извините, я суюсь не в свое дело.
Она покачала головой.
— Я привыкла, что люди болтают об этом за моей спиной, не давая мне шанса объяснить ситуацию. Правда заключается в том, что мать Люси умерла вскоре после ее рождения. Именно из-за Люси отец и послал за мной.
— Послал за вами? Где же вы в то время находились? — удивился он. Когда родилась Люси, ей было около восемнадцати или девятнадцати лет. — Наверное, в Лондоне, где вас начали выводить в свет?
— Нет. — Она собрала сетчатую ленту на иголку, изобразив пышную оборку. — Это я тогда подумала, что отец позвал меня, чтобы начать наконец вывозить меня в свет. Но у него были совсем другие планы.
Она подняла вверх шляпу и принялась внимательно разглядывать ее под разными углами.
— Как вы думаете, уместна ли будет здесь эта оборочка?
Он бросил на шляпку беглый взгляд.
— Да, очень элегантно. Но вы рассказывали мне о планах своего отца, который, вместо того чтобы вывозить вас в свет, сделал что?
Она откусила зубками нитку.
— Он хотел, чтобы я взяла на себя заботу о детской.
— А где вы в то время жили?
— Я жила в деревне со своей бабушкой. Матерью моей мамы. — Она скорчила насмешливую гримаску. — Мы жили почти так же, как я живу сейчас: выращивали овощи и держали пчел. Это у нее я научилась переделывать шляпки. Моя бабушка была большой мастерицей в этом деле.