ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.02.2024
Просмотров: 290
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
С другой стороны, возможность, предусмотренная для держателя (alieno nomine) отвести от себя ответственность по виндикации, указав лицо, от которого он держит вещь - юридического владельца, показывает, что подлинный правовой смысл виндикационного иска составляет не простое изъятие вещи у фактического обладателя, но юридическая квалификация сопоставимых притязаний. Владение - это конкурентная позиция по отношению к собственности. Владение соотносится с правом, выступает в праве, принимается во внимание правом в соотнесении с правом собственности. Владение связано с юридическим бытием вещи и выступает одной из форм институционализации вещи в системе общественных связей, сближаясь в этой функции с правом собственности. Предъявлять свои права на вещь надо к тому лицу, у которого она находится юридически <107>.
--------------------------------
<107> В этом смысле функцию владения вполне может выполнять реестр, который создает юридическое существование вещи, фиксируя ее значимые параметры (границы и др.), и указывает юридически признанного держателя - владельца.
Опыт распространения пассивной легитимации на виндикацию на более широкий круг ситуаций, выходящий за рамки юридического владения, не меняет определения института, но лишь показывает вторичность этой его функции, зависимой от более существенного качества. Пустое держание, фактическое обладание, еще не создает владения, которое в оппозиции к притязанию по виндикации приближается к собственности именно как абстрактная форма, опосредующая интерес к вещи правовой нормой и выступающая одновременно способом социального признания и существования этого интереса.
Законное владение с точки зрения традиционной теории владения предстает аномалией: нет ни animus, ни приобретательной давности, ни добросовестности, ни права на плоды - ничего нет и быть не может, потому что не вещь является предметом отношения (точнее, отношение не принимает вещь за таковую, за фактическую, телесную данность внешнего мира, по поводу которой строится отношение; и хотя интересы держателя объективны - скажем, пользоваться и получать плоды, - они продукт соглашения, содержание которого произвольно, и не обладают объективностью факта, свойственной вещи и соответствующим отношениям, предполагающим переход владения), хотя именно в этих гипотезах связь держателя с вещью (фактическое обладание) предстает более легитимной, чем при владении незаконном. Распространение посессорной защиты на такие отношения не меняет их природы и места в системе права.
При законном владении - за исключением титульного владения, не приведшего к переносу собственности из-за пороков исполняющей сделки (или связанного с ней оформления, регистрации), - оснований для предоставления посессорной защиты, собственно, нет, так как предметом отношения не является вещь как признанный правом имущественный объект.
Законное владение - это факт держания в чистом виде <108>. Защита такого держания от возможного неправомерного вторжения собственника имеет в качестве предмета недозволенное поведение стороны обязательственного отношения, действия, нарушающие договор. Искомая оперативность посессорной защиты в таких случаях теряет смысл, так как конфликт неизбежно выйдет на уровень спора о договоре - с соответствующим исходом в виде понуждения к соблюдению договора или расторжения договора ввиду его существенного нарушения. Посессорная защита как самостоятельная фигура предполагает отсутствие других релевантных связей между сторонами.
--------------------------------
<108> Факт, который не является отражением (редукцией) соответствующего правоотношения, принимающего в качестве своего предмета (содержания) вещь как фактическую.
Противопоставление держания (фактической связи с вещью) законного владельца другим, третьим, лицам задействует существенные черты посессорной защиты, но опять-таки выставляет возможные посягательства третьих лиц на вещь в руках арендатора, ссудополучателя, поклажепринимателя, подрядчика или перевозчика в качестве недозволенного поведения, источника деликтной или вовсе административной ответственности, так что собственно посессорные черты защиты - оперативное возвращение вещи по месту ее последнего фактического нахождения - выступают как побочный продукт пресечения деликта или административного правонарушения. Восстановление нарушенного владения (держания) или ограждение от посягательств наличного владения (держания) полицейскими средствами фиксирует фактическое пребывание (нахождение) вещи у законного владельца, но никоим образом не создает абстрактную и нормативную связь между таким лицом и вещью. Подлинный интерес лица, получившего вещь по договору, определяется договором и может заключаться в получении определенных выгод от вещи или совершении определенных действий с этой вещью. Такой самостоятельный имущественный интерес принимает в качестве предмета (содержания) не вещь, а ее функцию ("полезность"). Вещь как таковая задействована лишь в той мере, в какой такой держатель обязан вернуть ее собственнику (тому, от кого он ее получил) или - в случае поверенного или агента - выдать ее указанному лицу, т.е. совершить передачу, вручить вещь или обеспечить возможность контрагенту беспрепятственно ее забрать. Такая обязанность и составляет момент присутствия вещи в отношении (как принято говорить, реальный аспект отношения), так что защита владения в данном случае обслуживает интересы, воплощенные в обязательственном отношении между сторонами (в договоре).
Применительно к законному владению посессорная защита неизбежно актуализирует представительский аспект такого держания, выступая средством защиты интересов собственника, передавшего держание, а не самого держателя. В самом деле, в непрерывном (фактическом) пребывании вещи у должника заинтересован сам собственник-кредитор, поскольку данный факт составляет предмет его договорного обязательства или входит в сферу его ответственности. Защищая вещь от силовых посягательств со стороны, держатель служит этому интересу, обеспечивая стабильность договорного отношения и исполняемость договора в целом. Здесь есть и его интерес, однако формально он представлен в отношении не как интерес автономного лица, направленный на исключительное обладание вещью (пусть как фактической, в ее телесном аспекте), но как интерес должника, заинтересованного в успешном исполнении обязательства. Посессорная защита законного владения в действительности выступает защитой связи собственника с вещью, опосредованного владения по германскому праву или абстрактного (собственно юридического) владения, которое по римскому праву продолжает осуществлять собственник, передавший вещь держателю (можно сказать, animo suo, corpore alieno).
Чуждость этой защиты собственно владельческой выявляется при анализе значения личности держателя, которое она получает в данной конструкции. Если посессорная защита наделяет владельца нормативным (формальным) существованием в качестве фактического человека (значимого как фактическое существо), то применительно к голому держанию она совершает прямо противоположное: лишает держателя формального существования именно в качестве фактической единицы.
В тех правопорядках, где держатель получил признание в качестве непосредственного владельца (при сохранении формального владения и на стороне собственника - как владельца опосредованного) или даже в качестве исключительного "законного" владельца, отрицание его личности не столь наглядно. В ретроспективном сопоставлении с римским классическим регулированием признание указанных лиц субъектами владения может даже создать впечатление прогресса в утверждении в праве значения их личности. Это впечатление будет обманчивым. Суть отношения нисколько не изменилась. Самостоятельность действий по защите владения, которые отныне должен предпринимать такой держатель (даже в тех правопорядках, где его по-прежнему не признают владельцем), отнюдь не означает самостоятельности его владения и не утверждает его непосредственной связи с вещью (нормативной фактической связи, каковой является владение). Защита владения здесь все равно подчинена прежде всего интересам кредитора, ожидающего возвращения вещи (опосредованного владельца), так что активность держателя по реализации посессорной защиты является по сути службой другому лицу, точнее, владению этого лица.
В тех правопорядках, где держатель признается владельцем (непосредственным владельцем), защита держания (непосредственного владения) создает между собственником-кредитором (опосредованным владельцем) и вещью юридическую связь, которую и следует считать подлинным, пусть и скрытым владением (опосредованным владением). Именно собственник-кредитор оказывается в признанном непосредственном отношении к вещи как фактической (к фактической стороне вещи), тогда как связь с вещью держателя-должника, в чьих руках она находится, выступает опосредованной обязательственным отношением с таким скрытым владельцем, что наглядно проявляется в необходимости доказывания в посессорном споре титула ("законности") владения для победы над нарушителем. Фигура законного владельца, таким образом, не дает оснований для суждений об изменении природы владения в современном праве, но - как и голое держание классического права - выявляет абстрактный и формальный характер владения как юридического института, сущность которого заключается в интеграции в сферу формальных отношений образа фактической вещи как объекта обладания и субстрата вещных правоотношений.
Приложение термина "владение" равно к юридическому (собственно, владению) и к фактическому явлению (держанию) отнюдь не предполагает их тождества, но, напротив, ориентирует на установление их релевантного различия. Единство терминологии характеризует и римское право владения, в котором голое держание также именовалось владением - "естественным владением" ("naturalis possessio") (как это видно в словах Юлиана о знаменитой максиме "nemo sibi causam possessionis mutare potest" (D. 41, 5, 2, 1), цит. выше). Эта универсальность термина (подчеркнутая уточняющим определением <109>) демонстрирует определенное единство фактического и формального явления. Научная разработка института в римской юриспруденции направлена на преодоление аморфного понимания и отграничение, понятийное отделение владения от фактической (естественной) ситуации. Изучение этого опыта позволяет выявить то существенное качество владения (от которого зависит и функция идентификации ответчика по виндикационному иску), которое делает его ключевым институтом для системы гражданского права.
--------------------------------
<109> Возможно, это словоупотребление вторично: Казер считает (см.: Kaser M. Das romische Privatrecht. Bd. I. S. 386) этот текст самым ранним случаем употребления выражения "naturalis possessio". Однако уже в определении Лабеона (см. ниже, D. 41, 2, 1 pr) естественная (природная и объективная) сторона владения представлена как принцип этого института.
Paul, 54 ad ed., D. 41, 2, 1 pr:
Possessio appellata est, ut et Владение именуется, как говорит
Labeo ait, a sedibus quasi positio, Лабеон, от как бы положения на
quia naturaliter tenetur ab eo qui месте, которое греки называют
ei insistit, quam Graeci обитанием, потому что оно
КаппаАльфаТауОмикронХиЭтаНю dicunt. удерживается естественным образом
тем, кто там разместился.
Естественность, о которой говорит мыслитель, может пониматься как объективность - держание как нормальное следствие присутствия, а может означать наличие физического контакта ("naturaliter tenere" - техническое обозначение держания), необходимого для квалификации отношения. Ссылка на природное основание получает совершенно иное звучание в присутствии параллели с греческим культурным опытом: обсуждается социальное явление, которое подчиняется (или демонстрирует подчинение) естественному порядку вещей.
Последователь Лабеона Нерва-сын (I в., дед императора 96 - 98 гг.) обсуждает правовые следствия естественного владения как телесного взятия: чисто физический факт в рамках правовой системы получает нормативное значение.
Paul, 54 ad ed., D. 41, 2, 1, 1:
Dominiumqne rerum ex naturali Собственность на вещи, -
possessione coepisse Nerva filius говорит Нерва-сын, - возникла из
ait eiusque rei vestigium remanere естественного владения, и
in his, quae terra mari caeloque переживания этого остаются в
capiuntur: nam haec proteorum отношении тех [вещей], что ловят на
fiunt, qui primi possessionem eorum земле, в море и в небе: ведь они
adprehenderint. Item bello capta et сразу же становятся собственностью
insula in mari enata et gemmae тех, кто первым захватит владение
lapilli margaritae in litoribus ими. Также захваченное на войне, и
inventae eius fiunt, qui primus остров, родившийся в море, и
eorum possessionem nanctus est. драгоценные камни, и жемчуг,
найденные на берегах моря,
принадлежат тому, кто первым
получил владение ими.
Комментирование многих классических текстов по владению затруднено тем обстоятельством, что в постклассическом праве, когда собственность начинают мыслить как квалифицированное владение и для обозначения собственности нередко прибегают к терминам "possessor", "possessio", "possidere" <110>, термин "naturalis possessio" ("naturaliter, corporaliter possidere") в противопоставлении "civiliter possidere", обозначающему собственность <111>, начинает обозначать юридическое владение, а не держание, как в классическую эпоху. Это отразилось в искажении ряда текстов, где говорится об интердиктной защите "естественного владения" - "naturalis possessio" (D. 43, 16, 1, 9: et naturalis possessio ad hoc interdictum pertinet), тогда как в классическом праве этот термин указывал на голое держание, которое защитой не пользовалось: "естественное владение" ("naturaliter possidere") арендаторов и поклажепринимателей (D. 10, 3, 7, 11: quamvis naturaliter possideant) или узуфруктуария (D. 41, 2, 12 pr: naturaliter videtur possidere is qui usum fructum habet). Классик в таком случае говорит о держании (Jav., 14 epist., D. 41, 2, 24: "naturaliter tenet", но здесь же "corporaliter tenetur" также в оппозиции к "civiliter possidere"; Pap., 2 def, D. 41, 2, 49 pr: naturaliter a fructuario teneatur).