ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 25.09.2024
Просмотров: 117
Скачиваний: 0
Психологический портрет современника
Рассуждая о портретах современника в прессе наших дней, стоит вспомнить о том, как понимались эти задачи (изобразить героя, изобразить его успех) в недавнем прошлом, в советской журналистике.
В 30е годы ХХ века утверждалось: “Нельзя показать торжество системы без конкретных образов, вне конкретных людей. Раскрыть характер, т.е. показать те личные особенности, на которые предъявляет спрос и которые воспитывает система - это и значит показать ее торжество”.
Эта тенденция долгое время была ведущей, хотя и раздавались отдельные голоса (напр. Б. Агапова), сетовавшие на то, что “мы предлагаем людям изложение их собственной жизни и работы...приправленное сентенциями стандартного образца.” Вскоре стали привычными рубрики “Герои наших дней”, “Герои социалистического земледелия. (В жестокой борьбе быстро крепла молодая душа...Скромно и мужественно выполняет капитан свою почетную, но нелегкую задачу .. и т.п.)Возник жанр портрета носителя и командира процессов, которого эти процессы, в конечном счете, должны переделать, писал горьковский журнал “Наши достижения”. Появился портрет-штамп (он же “парадный портрет”, он же “письмо с анкеты”), очерки-близнецы, где у героев преобладают “стальные глаза”, крепкие руки, доминирующим стимулом выступает слово “надо”, прославляется курс на выдержку, терпение и упорство.
Он был спокоен и молчалив. Нужно - и летает в лагерь. Нужно - и везет овес на зимовку. Нужно - и разведывает льды. И все это спокойно, основательно, методично. За этой сугубой простотой скрывается благородная и честная душа национального героя, богатый и сложный мир внутренних переживаний... ( Б.Галин “Песнь его жизни”).
В “мир душевных переживаний”, однако, авторы не заглядывали, иной раз даже не знакомясь со своим героем, довольствуясь рассказами о нем и анкетнымиданными. Был возможен даже такой казус: в завершающем материал эпизоде приоткрывается дверь, кто-то заглядывает в нее, и секретарь райкома, с которым журналист беседует о героине, восклицает:А вот и она сама, Паша, - знакомьтесь!” (Б. Галин “Трактористка”). Очерк кончался там, с чего должен был начинаться.
Подобная практика продолжалась и в послевоенные годы. В итоге подобные материалы (которые язвительная критика собратьев по перу называла то “письмом с иконы”, то “письмом с анкеты”) давал весьма приблизительное (а то и ложное) представление о человеке. Претензии, однако, были очень большие: показать “великую переделку людей”, говоря словами Максима Горького. Теория журналистики обобщала и поддерживала эту практику.
С высоты истории, не столь уж долгого ее промежутка, видим, что “великую ломку” показать, действительно, удалось, Впечатляет, когда сегодня попадается строка из очерка полувековой давности о том, что Сталин с мавзолея смотрит в небо, на боевые машины. Он машет рукой. Он доволен. Сегодня он испытывает летный человеческий материал...
В конце 6О-х известный очеркист А. Аграновский иронизировал над “описанием выдающегося передовика”: Такому очерку нужны итоги- ордена. Анализ, проблемность тут - первые враги, Описательность -родная сестра.. Любимая канва -биография. Трудное детство, старое время. И нелегкие послевоенные годы, легко переходящие в мажорный финал....
Конечно, советская очеркистика дала не только очерк - штамп... Уже в 30-е годы во время дискуссий об очерке, о соотношении в нем “типа” и характера можно было услышать запальчивое “Я не хочу обобщать Чапаева!”. Лучшие публицисты выдвигали другую задачу: необходимость подчеркивать в своем герое, “дух личной гордости, личного творчества”.
Наиболее распространенный вариант современного портрета можно назвать: “Судьба человека”. В этой судьбе может и не быть особых достижений, но показана личность -“ человек, сделавший себя сам”, - не карьеру, но СЕБЯ как самоценность, не нуждающуюся в зафиксированном, очевидном успехе, в признании. В центре внимания - личность оригинальная, с “лица не общим выраженьем”, с особенностью, которую Пушкин, говоря о Евгении Онегине, назвал “неподражательная странность”. Такой публицистический очерк называют “портрет духовной личности”; человек интересен свой неповторимостью, необычное в его судьбе, привлекшее внимание журналиста, тут предстает не в единичном проявлении, поступке, но в способе “прожития жизни”.
Подобный подход меняет многое. Демократизация прессы означает, в принципе, расширение поля зрения при выборе героя: сначала в российской прессе появились такие портреты ученых (много сделал для этого Даниил Данин своим знаменитым “Резерфордом”), потом - актеры, врачи, литераторы, потом - совсем простые люди -”, люди из глубинки, шукшинские “чудики” (например, каменотес надгробий, вдруг уверовавший в свое истинное призвание - построить часовню в память святого Сергия). Чрезвычайно разные герои психологического портрета предстают перед читателем сегодня. Например, не всемирно известная певица, о которой написано и сказано очень много, а ее бессменный аккомпаниатор - очень оригинально мыслящий человек, “оруженосец” в мире большого вокала.
Возможны в этом ракурсе портреты и людей, ныне живущих, и исторические портреты: “Человек, освобождавший Париж” (о легендарном полковнике Анри Роль-Танги, возглавившем Парижское восстание 1944 года, в итоге которого столица была очищена от гитлеровцев), портреты в рубрике “Герой, сошедший с книжных страниц” (“Старик, море и Хэмингуэй”, - о литературном прототипе).
Журналист- “биограф” отмечает в истории жизни своего героя наиболее яркие эпизоды – свидетельства и проявления особенного, неповторимого характера. Перед читателем предстает необычная судьба, которая показала, что человек остался человеком, самим собой, несмотря ни на что.
В очерках – психологических портретах подмечаются и парадоксы судьбы и поведение вопреки судьбе (один герой блестяще решал научную задачу, создавал главный труд своей жизни… в кратких передышках между боями, выводя формулы на коробках от папирос...; герой другого очерка однажды весь вечер божественно пел романсы, услаждая во дворце Тегерана гостей на дне рождения Черчилля, после чего тут же повелением Сталина был возвращен обратно в лагерь Магадана...).
В последнее время в числе неожиданных поворотов судьбы, самостоятельных решений вопреки ожиданиям, недоумению, даже осуждению окружающих - истории ухода в монашество (“Мать Серафима в миру Варвара”- о докторе технических наук, ставшей настоятельницей монастыря).
Популярны портреты личности как рассказ - воспоминание благодарного человека. Например, “Мой русский святой”, - французский журналист о враче, спасшем ему жизнь после автокатастрофы.
В качестве основного конфликта в портретных очерках часто выступает “аварийность” некоторых жизненных ситуаций как сгущенное проявление черт характера. Самый впечатляющий - эффект преодоления судьбы (безногий летчик, слепоглухонемой от рождения крупный ученый...).
Частым рефреном в очерках “Судьба человека” звучит: “Несмотря ни на что, - жизнь продолжается”. Перед читателем проходят судьбы -примеры жизнестойкости.
В день очередной политической сечи дикторы всех каналов, прощаясь, успокаивали растревоженных телезрителей: “Давайте соблюдать спокойствие. Жизнь продолжается.” Продолжается? Вот и показали бы на экране старого человека, живущего в Магадане, сказали бы: “Сегодня исполнилось 90 лет выдающемуся русскому певцу Вадиму Козину.” Миллионы людей, уставших от предвыборных страстей, улыбнулись бы. Нет, опять не коснулись этого имени. Когда-то было нельзя. Потом - можно, но опасались. Теперь - не до него.
Всеми любимый певец, баловень судьбы, заработал стране денег больше, чем кто бы то ни было (его пластинки не подлежали продаже), - нужно было сырье для оборонной промышленности, и чтобы стать обладателем пластинки Козина, можно было обменять на нее пять каких-нибудь разбитых и вдвое заплатить стоимость. Власть певца была гипнотической.. Почитателям он запомнился в пиджаке от лучшего портного, на котором сияла бриллиантовая звезда.
И вот этот самый человек, попав в мясорубку 30-х, волею судьбы превратился в... солиста центральной культбригады МАГЛАГА. Получил грамоту “За творческое мастерство и активное участие в организации художественной самодеятельности лагерей” ...Так прошло его полвека.
Когда стал свободен в середине пятидесятых - остался в Магадане. Пережил и жизненные лишения, и официальное забытье. Его старые записи уничтожались. В печати материал о нем не разрешили. Он выжил во многом благодаря своим поклонникам. (Один из них помнил концерт в госпитале: “Как он пел.. Мне снова жить хотелось...”). Со всей страны шли в Магадан посылки с шерстяными носками, рубашками, лекарствами, фруктами. Он отвечал”Спасибо, не надо, у меня все есть... Под конец жизни старого певца образовался клуб почитателей Козина. У нынешних эстрадных певцов никогда не будет таких поклонников... Мода изменчива, самые шумные и самые слепые поклонники своих кумиров - самые неверные, Завтра у них будут новые идолы.
(Эд. Поляновский, “Одинокий голос” Известия)
“Портрет личности и судьбы”, - настоящий публицистический очерк, это “образное, призванное к воплощению неповторимого” (В. Ученова). Каждая сосна - с раскидистой кроной, живым стволом - неповторима и индивидуальна, а вот телеграфные столбы - обструганные сосны - все похожи, каждая из них “типична” (кто-то сочинил этот наглядный аргумент в тридцатые годы, иронизируя над собственной практикой “обстругивания” героев в процессе их "подведения под общий тип”).
Усиливая интерес к индивидуальной неповторимости, некоторые издания приходят к портретам одиночек, замкнутых на себя, - и это тоже тупик, крайность. Отказываясь от “безусловно положительного” примера в пользу установки: “оригинальная личность”, можно незаметно стирать грань между героем и антигероем, или опять-таки отходить от личности в сторону “типа” (“тип одиночки”, “тип лишнего человека”, “представитель “потерянного поколения” – это ведь тоже публицистические ярлыки, восходящие к стремлению “членить всех на виды и подвиды”...). Принципиальной в этом плане была рубрика "Общей Газеты" под названием “Нелишний человек”, нацеленная на показ яркой индивидуальности, включенной, однако, в жизнь и заботы современников.