Добавлен: 31.03.2023
Просмотров: 120
Скачиваний: 2
Непреодолимой трудностью психологической теории является объяснение социальной реальности государства — рассуждение в рамках этой теории идет достаточно гладко, пока государство рассматривается лишь как психологическое состояние, возникновение которого объясняется теми или иными причинами и факторами, связанными с человеческой психикой и ментальностью. Но здесь остается без внимания возникновение государства именно как особой социальной структуры, существующей независимо от эмоций и представлений отдельных людей. Сторонникам психологической теории остается либо отрицать социальную реальность государства, сводя все к эмоциям власти и подчинения, к фантазмам и проекциям, либо сводить все к насилию (фактическому или символическому), либо искать ответ за пределами психологии, обращаясь к арсеналу других теорий.
В частности, интересным вариантом развития этой теории является концепция современного французского социолога Пьера Бурдье (1930—2002), который все социальное взаимодействие рассматривал в терминах символического капитала и считал государство «завершением процесса концентрации различных видов капитала: физического принуждения или средств насилия, экономического, культурного или, точнее, информационного, символического — концентрации, которая сама по себе делает из государства владельца определенного рода метакапитала, дающего власть над другими видами капитала и над их владельцами», пишет Р. А. Ромашов [23 с. 112].
Отметим, что мы не принимаем во внимание различные теории, основанные на предположении коллективного (общественного) сознания как источника идей и социальных институтов. Эти идеи основаны на иных методологических посылках, чем рассмотренные выше воззрения, исходящие из фактов индивидуальной психики. Мы изучили основные теории, варианты понимания процесса, факторов и причин возникновения государства. За пределами нашего внимания остались другие подходы, не столь оригинальные и повторяющие полностью или частично посылки перечисленных теорий, которые тем не менее необходимо учитывать.
1.7. Органическая теория
Среди таких второстепенных теорий можно назвать органическую теорию, которая исходит из хорошо известного уподобления общества организму, каждый орган которого выполняет свою особую функцию. Ставя риторический вопрос о том, является ли общество мертвым механизмом или живым организмом, сторонники этой теории безусловно выбирают второй вариант ответа. Другое дело, насколько корректен сам этот вопрос. Сторонники рассматриваемой теории утверждают, что это сравнение корректно: общество, подобно организму, обладает жизненной энергией, развивается в сторону усложнения своей структуры, а возникновение новых функций и задач требует появление новых органов. Следуя этой логике сравнений, английский мыслитель XIX в. Герберт Спенсер (1820—1903) уподоблял людей клеткам организма, общественные институты — нервам и сосудам, а государство — мозгу, который управляет всем остальным в организме. Эти сравнения, впрочем, можно найти у Платона, Аристотеля, других древнегреческих мыслителей, в мифах и нарративах Древнего Востока. Но на рубеже XX в. подобные аллегории, казалось бы, получили научную основу в виде естественно-научных концепций того времени. Эти представления вполне укладывались в эволюционистскую парадигму, сформулированную Дарвином применительно к эволюции видов животных и растений. Если мы примем эту аналогию за истинную, то велик соблазн воспользоваться ею для восполнения наших представлений об общественной жизни путем проведения сопоставления с развитием биологической жизни.
В конечном счете, что дает использование таких сравнений применительно к интересующему нас вопросу о том, почему возникает государство? Логика рассуждений в рамках этого подхода может быть аналогична логике описания развития органической жизни в природе: центральная нервная система необходима организму для координации действий своих органов, и чем более скоординированы движения организма, тем более он приспособлен к выживанию. Поэтому в процессе эволюции постепенно возникает государство, подчиняясь законам развития социальной материи так же, как в силу закономерностей органической материи появляется и развивается мозг у представителей животного мира для того чтобы координировать более сложными движениями и помогать организму выполнять новые функции. Спрашивать, почему существуют такие законы эволюции, бессмысленно, поскольку позитивная наука призвана только формулировать эти законы, но не объяснять причины их появления. Точно также мы можем объяснить упадок и исчезновение государств, цивилизаций — им, также как биологическим организмам, отмеряй срок жизни, они проходят через стадии детства, юности, зрелости и старости, умирая, когда истощается запас жизненной силы. Так, В. К. Бабаев, поддерживая позицию А. В. Грибакина, пишет, что [13 с. 144] такие представления о цикличности государственного развития предлагали, например, отечественные мыслители в XIX в. Н. Я. Данилевский (1822—1885) и в XX в. Л. Н. Гумилев (1912—1992).
С этой точки зрения, развитие государственных форм (от простых к сложным) может быть объяснено ростом разнообразия (появлением все новых видов деятельности) в обществе. Такие аналогии могут проводиться до бесконечности, но никакого доказательства своей истинности они добыть не могут до того, пока не будет продемонстрирована истинность уподобления отношения между человеком и государством отношению между организмом и клеткой этого организма. Такое уподобление оказывается невозможным по причине автономии человеческой личности — во-первых, она может принадлежать сразу нескольким «организмам»: церкви, государству, корпорации, народу и т.п., во-вторых, она относительно свободно может выйти из одного «организма» и войти в другой (скажем, изменив гражданство или вероисповедание) и, в-третьих, она обладает волей и сознанием, способностью решать о своих действиях. Таких аналогий органическая природа не знает, пишет В. К. Бабаев [28 с. 121].
По мнению А. С. Пиголкина, А. Н. Головистиковой, Ю. А. Дмитриева это [18 с. 86] другой версией органического подхода является попытка, предпринятая немецким социологом Фридрихом Ратцелем (1884—1904), увязать развитие государства с развитием территории государства. Отвергая иные варианты органического понимания государства, Ратцель писал, что «для государства условием жизни является его связь с землей: без земли немыслим ни человек, ни величайшее его создание на земле — государство. Говоря о государстве, мы представляем себе в неразрывной связи известную часть человечества, человеческого труда и вместе с тем известную часть земной поверхности. Государство живет только от земли и владеет прочно только теми преимуществами, какие обеспечивает ему земля. Таким образом, государство есть организм, в составе которого известная часть земной поверхности играет настолько существенную роль, что все свойства государства определяются свойствами народа и его территории». Логика этого подхода заключается в выведении особых закономерностей развития государства исходя из особенностей его географического положения и той «политической идеи», которая задается государству его географией. Данный подход послужил в XX в. основой для обоснования экспансионистских претензий Германии на необходимое ей «жизненное пространство», а также как аргумент в спорах между колониальными державами. Впоследствии из этого направления органической теории возникла геополитика как особое направление политической науки.
Органический подход к вопросу о происхождении и сущности государства вряд ли может считаться полноценной теорией, поскольку кроме аллегорий здесь не создается новых методов понимания происхождения государства. Хотя эти аллегории за счет своей кажущейся простоты и убедительности могут использоваться для описания государства — мы применяем такие термины «глава государства», «органы государства» или «механизм государства», рассуждаем о здоровье государства, о выжигании каленым железом язв на теле общества, не замечая того, к каким курьезным выводам мы можем прийти, если дословно будем использовать аналогию между живым организмом и государством. К примеру, предлагая лечить болезни «государственного организма» теми же способами, которыми лечатся болезни живых существ. Но эти курьезы не столь опасны по сравнению с практическими выводами, которые могут следовать из этой теории для статуса и прав личности — если она есть лишь орган, клетка большого организма, то решения за нее должен принимать мозг (государство), а роль личности в государственном (общественном) механизме должна свестись к отдельной функции, которую она в этом механизме выполняет, но при этом никак не участвует в принятии политических решений. Отсюда — прямой путь к тоталитаризму, когда государство решает за своих граждан, подчиняет их единой воле, распределяет их исходя из общественных потребностей, распоряжаясь их свободой.
1.8. Патримониальная теория
Другим вариантом объяснения происхождения государства является патримониальная теория, где государственная власть считается производной от собственности, от правомочий владельца земельного участка. Историческая подоплека этой теории вполне ясна — происхождение государственной власти из собственности на землю верховного правителя нередко иллюстрируется как древней, так и средневековой историей. Основной замысел этой теории заключается в попытке объяснить сущность государства через хорошо известные в западной средневековой истории процессы политогенеза (образования политической власти). Государственная власть не происходит ни от Божества, ни от народа, ни от иных сверхъестественных источников. Ее источник — во власти собственника над землей и над живущими на его земле людьми, пишет Е. Н. Селютина, В. А. Холодов [24 с. 89].
Доказательством тому служат феодальные отношения, где отношения между сюзереном и вассалом есть прежде всего отношения по поводу прав на землю. Собственно, все феодальное государство зиждется на рассмотрении власти как объекта собственности одного землевладельца по отношению к находящемуся ниже в иерархии землевладельцу. Например, ленные отношения между королем и баронами, между баронами и их вассалами, между вассалами и крестьянами. Дело даже не в том, что землевладелец как собственник может продать свои полномочия собственности (которые по сути означают власть над вещью), обменять, подарить их другому, отказаться от них, передать по наследству и т.п. Само государство мыслится средневековым человеком как частное достояние — как двор, частное хозяйство государя — источник его дохода, которым тот распоряжается по своему усмотрению: даруя, продавая должности, нанимая людей на свою личную службу и т.п., говоря словами той эпохи, правитель царствует «по своему праву» как хозяин своей земли. Эти представления в некоторой степени сохраняют свое значение по настоящее время. Так, в Англии до сих пор считается, что верховным собственником недвижимости является Корона, а все остальные лица могут владеть недвижимостью на производных от королевской собственности правах (freehold, leasehold, commonhold), считает В. Д. Перевалов, [17 с. 63].
В начале XIX в. основатель этой теории, швейцарский мыслитель Карл фон Галлер (1768—1854) в работе «Руководство к общему познанию государств» (1808) выдвинул тезис, что отношения собственности есть нечто присущее любому человеческому общению. Собственность по отношению к вещи всегда предполагает власть над другим человеком: власть арендодателя, власть ссудодателя, просто власть верховного собственника, правомочного требовать от всей остальной неприкосновенности своей собственности. Так, из права собственности отдельных лиц на землю возникает правомочие сдавать эту землю в аренду поселенцам, ставя в качестве аренды те или иные условия. Например, выдвигая такие требования как оброчные работы, уплату платежей, воинскую повинность, участие в общих религиозных культах и т.п. Из длительных отношений между собственником и поселенцами возникают постоянные властные отношения, люди забывают первичное основание власти над ними правителя (т.е. правомочие собственника) и по привычке подчиняются правящим уже вне зависимости принадлежности титула на землю. По мнению Галлера, — это основной путь становления государств; ссылаясь на свою теорию, он обосновывает авторитет и незыблемость власти монарха [27 с. 115].
Здесь также видна несамостоятельность этой теории, которая при объяснении возникновения самого института собственности опирается на договорную или психологическую теории. Она хороша для объяснения средневековых обществ, но не может претендовать на универсальность. Утверждение о том, что власть правителя и власть собственника земли могут совпадать в руках одного лица, еще не дает возможности заключить, что такое совпадение имеет место всегда и везде. Нередко (например, в Древнем Египте и в других обществах, развитие которых подпадает под сформулированный Марксом «восточный путь развития») власть верховного землевладельца принадлежала правителю (царю), но в других обществах можно без труда привести исторические примеры, доказывающие обратное [26 с. 98].
Рассматриваемая теория впадает в тот же порочный круг доказывания, что и марксистская теория, — сам по себе факт владения не создает стабильных социальных структур. Для их создания нужны юридически урегулированные отношения собственности, которые, в свою очередь, предполагают наличие в обществе относительно централизованного правопорядка. Вместе с тем идея о том, что государству принадлежит суверенитет, т.е. верховная власть над территорией и над всеми, кто на ней проживает, достаточно глубоко укоренена в современном государственном праве. Логически эта идея связана с патримониальным пониманием сути государственной власти и се происхождения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итоги исследования, необходимо отметить следующие основные положения и выводы.
Настоящее исследование предпринято в целях выявления сущности конкретно-правовой ситуации в сфере происхождения государства.
Таким образом, в первой главе курсовой работы, были рассмотрены различные теории происхождения государства. Но при этом мы можем признать за этими социальными образованиями статус общества. Что же можно обозначить под этим термином, отталкиваясь от которого, мы будем характеризовать факт появления государства? Для общества характерно несколько признаков, которые присутствуют в любом достойном этого термина союзе людей: (1) обособившиеся от природы, т.е. противопоставляющие свой социальный союз всей остальной природе люди; (2) относительно постоянные интересы, которые нередко могут оставаться неосознанными, а также ценности, знаки и символы, связывающие людей между собой; (3) совместная деятельность по достижению таких интересов всеми или большинством лиц, входящими в сообщество, и осознание ими единства; (4) наличие относительного порядка, устанавливаемого правилами, чаще всего выраженными в форме ритуалов и обычаев. Такие признаки мы найдем практически у всех союзов людей, начиная от первобытного строя вплоть до современных обществ.
Что же служит причиной тех социальных трансформаций, которые ведут к появлению государства? На этот вопрос пытались ответить теории, изученные нами ранее. Мы убедились, что однозначного ответа дать невозможно — в разных ситуациях разные обстоятельства и факторы могут выступить в качестве основной причины. Трудно выделить не столько эти факторы, сколько признаки, по которым определяется факт возникновения государства. Попробуем описать те процессы, которые происходили в большинстве обществ, перешедших на следующую ступень цивилизации — и, соответственно, которые отсутствовали у тех обществ, которые так и остались на первобытной стадии развития.
В первую очередь, мы замечаем нарушение изначального единства в этих социальных союзах, чему сопутствует рост самосознания лиц все более и более дистанцирующих свои интересы от интересов всех. Связано ли это с появлением собственности, как полагал Энгельс, либо же зарождение собственности суть лишь один из результатов становления индивидуальности —для выяснения процессов политогенеза это не так и важно. Появляются семьи, в рамках которых люди обособляют себя от всего остального коллектива (общины, рода, племени и проч.), передают по наследству имущество, совместно действуют, чтобы получить больше привилегий по сравнению с другими, более слабыми семьями. Тем самым происходит индивидуализация лиц, переход от родовой к большесемейной общине, и далее к патриархальной семье. Переход от родовой к племенной организации еще более усиливает этот процесс, одновременно приводя к замене принципа кровнородственной связи территориальным принципом.