Файл: Оперативно-розыскная деятельность: гласно и негласно (Юриспруденция).pdf

Традиционно принцип конспирации относится исследователями к категории так называемых специальных или отраслевых, что наряду с иными детерминантами придает ему некий факультативный статус. Вместе с тем нельзя не согласиться, что соблюдение конспирации выступает в качестве важнейшего организующего начала оперативно-розыскной деятельности и является непременным условием эффективности осуществления оперативно-розыскных мер, а значит и принцип должен являться основополагающим, ключевым.

Архитектоника и содержание правового первоисточника – Закона об ОРД, призванного регламентировать данную сферу, не дают прямого и категоричного ответа на вопрос о правовом статусе и значении рассматриваемого принципа и, что более важно, не раскрывают его содержание, оставляя правоприменителя, кем бы он ни был, один на один с необходимостью ее толкования. Несмотря на то что многочисленные комментарии к Закону об ОРД содержат весьма интересные и даже уникальные идеи, суждения и оценки, а подчас – весьма прагматичные предложения и рекомендации, тем не менее являются всего лишь авторскими воззрениями, требуют дополнительных поисков и усилий правоприменителя, а главное – не являются обязательной и легитимной правовой нормой.

Отнесению принципа конспирации к категории «вспомогательных» косвенно способствуют сама форма провозглашения этого принципа в ст. 3 Закона об ОРД, его формулировка и подход законодателя к раскрытию содержания, точнее, отсутствие такого подхода.

Абсолютное большинство рассмотренных нами федеральных законов аналогичного процессуального характера, регламентирующих отдельные направления правоприменительной деятельности, закрепляют (провозглашают) принципы их деятельности путем простого последовательного перечисления в одной из статей. И хотя «все принципы ОРД самостоятельны, причем среди них нет главных и второстепенных», считаем, что очередность (место) принципа в таком списке субъективно можно оценивать, как указание на его важность (значимость) для рассматриваемой сферы правоотношений. Кроме того, вышеуказанное обстоятельство косвенно позволяет соотнести перечисленные принципы с их общепринятой академической классификацией на «общеправовые, характерные для всей юридической деятельности, межотраслевые, присущие системе правоохранительных органов, и отраслевые (специальные), определяемые закономерностями конкретного направления юридической деятельности». Тем не менее сама избранная законодателем форма «подачи» принципов простым последовательным перечислением, а также отсутствие каких-либо комментариев и уточнений формально указывают на их равнозначный статус. К сожалению, ни структура, ни текст рассмотренных законов (как и Закона об ОРД) фактически не раскрывают содержания перечисленных принципов, оставляя эту функцию на рассмотрение читателя вне зависимости от его отношения к праву, образованности, понимания и способности толкования правовых норм, следовательно, допуская субъективизм их интерпретации.

---

Положительным (но далеко не оптимальным) исключением, по нашему мнению, являются Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О полиции», содержащие соответственно отдельные главы – «Принципы уголовного судопроизводства» и «Принципы деятельности полиции», не только перечисляющие, но и одновременно раскрывающие (хотя и не в полной мере) указанные принципы в самостоятельных отдельных статьях как для правоприменителя, так и для любого читателя, что является наиважнейшим качеством и достоинством рассматриваемых нормативных правовых актов.

В тексте же Закона об ОРД ситуация еще более усугублена, чем в текстах других вышеуказанных законов, регламентирующих отдельные виды правоприменительной деятельности.

В отличие от перечисленных нормативных правовых актов, Закон об ОРД использует несколько иную форму декларации своих принципов. Так, ст. 3 «Принципы оперативно-розыскной деятельности» не просто перечисляет «равноправные, равностатусные» принципы, а гласит, что «оперативно-розыскная деятельность основывается… также на принципах конспирации», союзом «также» подчеркивая его (принципа) дополняющий характер. Подтверждением тезиса о второстепенности принципа является значение союза «также» в значении «и» – он употребляется при присоединении однородного члена предложения, который, являясь добавочным, отграничивается от другого или от ряда других однородных членов.

Следует признать, что нормотворцы, впервые используя в тексте Закона об ОРД в качестве правовых достаточно сложные рассматриваемые терминологические конструкции (включая и принцип конспирации), регламентирующие функциональные, правовые, морально-этические аспекты весьма специфической области общественных отношений, не предоставили правоприменителям (и читателям вообще) их понятий и содержания. Значение специфических терминов осталось закрытым, непонятым, оставляя право и необходимость их толкования за читателем. Полагаем, что не следует считать раскрытием содержания принципа конспирации упоминание самого термина «конспирация» в тексте закона, как это сделано, например, в ч. 5 ст. 14 «Обязанности органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность», которая обязывает указанные органы соблюдать правила конспирации при осуществлении оперативно-розыскной деятельности. Аналогично ч. 4 ст. 15 «Права органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность» предоставляет органам, уполномоченным осуществлять ОРД, право использовать в целях конспирации документы, зашифровывающие личность должностных лиц, ведомственную принадлежность предприятий, учреждений, организаций, подразделений, помещений и транспортных средств органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, а также личность граждан, оказывающих им содействие на конфиденциальной основе.

---

Считаем, что подобное упоминание принципа (точнее, термина) конспирации не раскрывает ни сущности принципа, ни его содержания.

Однако законы как нормативные акты, касающиеся широких слоев граждан, их коллективов, общественных организаций, должны излагаться простым и доступным языком. Употребление без объяснения сложных и непонятных терминов и выражений, специальных оборотов здесь недопустимо. Учитывая многолетнюю дискуссию российского и мирового научного и юридического сообществ о понятии, содержании, значении правовых, функциональных и морально-этических границах конспирации (и соответствующего принципа), следует признать, что используемая в настоящее время в федеральном законе терминологическая конструкция «принцип конспирации» означает далеко не простое и легко воспринимаемое правопользователями социально-правовое явление и понятие. Краткая форма скрывает сложнейший симбиоз разнообразных феноменов, субъектов, отношений, явлений, связей и механизмов, а потому нуждается в серьезной нормотворческой коррекции и правовой интерпретации как для правоприменителей, так и для граждан вообще, тем более, что законы пишутся не для узкого ограниченного круга пользователей, а для всего общества.

В данном случае возникает парадоксальная ситуация. Во-первых, принципы ОРД, зафиксированные в правовых актах как отражение ее объективных закономерностей, сформулированные в виде обязательных правил, должны использоваться персоналом оперативных аппаратов как руководство к действию в их практической работе. Принципы, обретая форму и качество правовых норм, непосредственно включаются в процесс правоприменения.

Однако данный постулат может быть непосредственно применим лишь к принципам законности, уважения и соблюдения прав и свобод человека, в целом имеющим свое хотя и небезупречное, но достаточно полное нормативное выражение (раскрытое содержание) как на законодательном, так и на ведомственном уровнях.

Специфика же и уникальность правовой ситуации с принципом конспирации в том, что его содержание в Законе об ОРД вообще не раскрывается, следовательно, на законодательном уровне принцип остался «мертвым», нерабочим. Будучи провозглашенным, он не обрел функционального качества и ожидаемого, востребуемого социумом предназначения правовой нормы (за исключением его декларации в ст. 3) и не включился в реальный процесс правоприменения, что в свою очередь не относится к прикладной реализации выработанных практикой правил и методов конспирации. Именно они и используются в процессе осуществления ОРД.

---

Следует признать, что Закон об ОРД не раскрывает, кто, как, в каком правовом и функциональном объеме и с какими правовыми последствиями может использовать принцип конспирации. И хотя правосубъектность норм Закона об ОРД и, соответственно, принципа конспирации обусловлена перечнем субъектов ОРД, перечисленных в ст. 13, все остальное содержание принципа конспирации остается «белым пятном» в оперативно-розыскном законодательстве и фактически подтверждает изречение древних юристов: «Quod non est in actis, non est in mundo («Чего нет в документах, того нет в природе»).

Во-вторых, не только персонал оперативных аппаратов нуждается в использовании принципа конспирации. Многочисленные целевые исследования и современная правоприменительная практика наглядно свидетельствуют, что в процессе осуществления ОРД (при подготовке и осуществлении оперативно-розыскных мероприятий, получении и реализации оперативной информации, использовании полученных результатов в судопроизводстве) конспирацию обязаны или вынуждены соблюдать иные категории лиц – конфиденты, судьи, прокуроры, участники процесса и другие.

Следовательно, они нуждаются хотя бы в общих, концептуальных положениях, раскрывающих содержание этого принципа (не говоря уже о прикладных правилах конспирации), которые, по нашему мнению, в законе отсутствуют.

Согласно ч. 3 ст. 15 Конституции Российской Федерации Закон об ОРД опубликован для всеобщего сведения, что делает его легитимным.

Статья 3 Закона об ОРД провозглашает принцип конспирации, делая и его легитимным. Однако все без исключения правоведы в своих фундаментальных исследованиях, комментариях и академических учебниках по оперативно-розыскной деятельности единодушно согласны с тем, что содержание данного принципа и, что особенно важно, механизм его реализации раскрываются в ведомственных нормативных правовых актах «закрытого» характера и для весьма узкого круга лиц. Фактически следует признать, что при формальной декларации принципа в опубликованном законе этот закон совершенно не раскрывает его содержательно хотя бы в пределах одной – двух статей. Таким образом, при наличии опубликованного закона его важнейшая и значительная содержательная часть осталась для граждан (любого читателя) тайной. Возникает вполне логичный и ключевой вопрос: в чем разница между законом, не раскрывающим содержание правовой нормы (другими словами, не регулирующим определенные правоотношения), и неопубликованным законом, не подлежащим применению согласно ч. 3 ст. 15 Конституции Российской Федерации? И в том и в другом случае конечный потребитель закона – гражданин остался в неведении. Отдельные положения, имеющие некоторое отношение к конспирации, содержащиеся в иных статьях (ст. 14–15), «размытые» текстом закона, представляются весьма неопределенными.

---

Основываясь на вышеизложенном, следует признать формальное отсутствие в Законе об ОРД положений, раскрывающих принцип конспирации и его фактическую функциональную декларативность при абсолютно легитимном статусе.

С другой стороны, независимо от наличия и давности принятия Закона об ОРД, прагматичности и эффективности его положений, принцип конспирации, воплощенный в систему прикладных правил, рекомендаций и запретов, лежит в основе ОРД, давно и успешно позволяя решать задачи целого ряда субъектов и достигать бесспорно социально-значимых целей.

Важность закона (а значит и перечисленных в нем принципов) для общества определяется широтой и значимостью тех общественных отношений, регулировать которые и призван этот закон, а также актуальностью его целей и задач.

Статья 1 Закона об ОРД совершенно четко и категорично формулирует цели ОРД: обеспечение безопасности (территориальной, политической, экономической, экологической) государства и различных его структур, жизни, здоровья, собственности каждой отдельной личности – человека и гражданина во всей совокупности его прав и свобод. А целый ряд других законов проецирует эти цели на специфику деятельности конкретного правоохранного ведомства. Можно категорично констатировать, что ОРД лежит в основе многоаспектной правоохранительной деятельности государства, обеспечивающей саму возможность его существования.

Следовательно, социально-правовая значимость принципа конспирации ОРД лежит в основе как самой деятельности, так и ее гуманистических результатов, определяя фундаментальность принципа.

Выводы

Оперативно-розыскная деятельность (ОРД) является самостоятельным видом государственной деятельности, которая осуществляется гласно и негласно оперативными подразделениями государственных органов посредством проведения оперативно-розыскных мероприятий (ОРМ).

Закрепленный в Законе об ОРД принцип конспирации является для нее определяющим, ключевым, фундаментальным, но при этом его юридическое содержание в законе не раскрыто и требует соответствующей нормотворческой корректировки для усиления его легитимности, простоты и доступности его интерпретации. Подобное может быть реализовано путем внесения соответствующих изменений и дополнений в действующий закон «Об оперативно-розыскной деятельности»; разработки проекта нового закона об ОРД или оперативно-розыскного кодекса; разработки единого уголовно-процессуально-оперативного кодекса, сочетающего в себе инструментарий и методики ныне действующих Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и Закона об ОРД.

---