ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.11.2019
Просмотров: 7885
Скачиваний: 2
Известной фразе Фрейда - Wo Es war, soll Ich werden - можно придать второй смысл. Представьте себе, что Es — это просто буква, буква 'S'. Оно всегда здесь, всегда налицо. Это субъект (sujet). Он или знает себя, или не знает. Но это даже не самое главное - самое главное, держит он речь или нет. В конце анализа держать речь и вступать в отношения с истинными Другими должен именно он. Там, где было S, должно быть Ich.
Вот где субъект действительно собирает свое расчлененное тело и воссоздает, усваивает себе свой опыт.
В ходе анализа и вправду возможна встреча с чем-то таким, что принимает форму объекта. Но объект этот, далекий от того, о чем идет речь, является лишь его глубочайшим образом отчужденной формой. Именно воображаемое Я лежит у него в центре и придает ему свою окраску. В нем безошибочно узнается форма отчуждения, близкая паранойе. Если субъект кончает тем, что начинает верить в собственное Я - это само по себе самое настоящее безумие. Анализу, к счастью, удается довести до этого дело довольно редко, но тому, что именно в этом направлении его подталкивают, у нас тысячи доказательств.
В этом и будет состоять наша программа на следующий год -что такое, собственно, паранойя? И что такое шизофрения? Паранойя, в отличие от шизофрении, всегда связана с воображаемым отчуждением собственного Я.
25 мая 1955 года.
XX. ОБЪЕКТИВИРОВАННЫЙ АНАЛИЗ
Критика Феаберна.
Почему во время анализа говорят?
Экономия Воображаемого и
символический регистр.
Иррациональное число.
Схема, которую я дал вам в прошлый раз, предполагает, что речь, подобно свету, распространяется по прямой линии. Это говорит о том, что воспринимать ее следует лишь метафорически, как аналогию.
Со стеной языка интерферирует не что иное, как зеркальное соотношение, в силу которого то, что относится к собственному Я, воспринимается и усваивается не иначе, как посредством другого, который поэтому навсегда и сохраняет для субъекта свойства Urbild'a, прообраза собственного Я. Откуда и возникают эффекты неузнавания, лежащие в основе как множества недоразумений, так и основанного на этих недоразумениях повседневного общения.
Система эта обладает целым рядом свойств, что я и показал вам, научив ее трансформировать. Отметил я и тот факт, что поведение аналитика может оказаться самым разнообразным и привести в анализе к самым различным, даже противоречивым, последствиям.
Итак, мы оказались у подножия стены или, лучше сказать, на перекрестке. Что меняется в анализе в зависимости от того, кладем ли мы в его основу матрицу отношений речи или, напротив, стараемся аналитическую ситуацию объективировать? Всякая объективация превращает анализ в процесс перестройки Я по образу Я самого аналитика - интенсивность этого процесса зависит от конкретного автора или практикующего аналитика.
Значение нашей критики выясняется с пониманием того, что собственное Я носит принципиально отчужденный характер зеркального отражения. Всякое Я, предъявленное как таковое,предъявляет лишь воображаемую функцию. Это относится и к Я аналитика - ведь Я всегда Я, сколь бы совершенно оно ни было.
Конечно, основания вступить на подобный путь у анализа были. Фрейд действительно восстановил цельность Я. Но неужели сделал это он для того, чтобы поставить в центр анализа объект и объектные отношения?
Объектное отношение — вот что сегодня стоит на повестке дня. Я уже говорил вам, что именно вокруг него и возникают все те двусмысленности, из-за которых нам так трудно сейчас переосмыслить значение последних работ Фрейда и указать новейшим техническим исследованиям их настоящее место в свете общего смысла психоанализа, который столь часто оказывается у нас в забвении.
То, что я здесь вам втолковываю, суть лишь основополагающие понятия, своего рода алфавит, роза ветров, схема ориентирования, а вовсе не подробная картография сегодняшних проблем анализа. Предполагается, что, вооруженные этой схемой ориентирования, вы пуститесь в путешествие по этой карте самостоятельно, поверяя мои теории масштабным изучением работ Фрейда.
От того или иного слышишь порою, что, будто бы, я излагаю теории, не совпадающие с тем, что в той или иной работе Фрейда можно найти. Я мог бы легко ответить на это, сославшись на то, что прежде, чем подойти к конкретному тексту, следует понять целое. Об эго речь у Фрейда идет в нескольких работах. Не изучив эго во Введении в нарциссизм, нельзя понять и то, что говорит о нем Фрейд в Das Ich und das Es, где эго соотносится с системой восприятие-сознание.
Даже оставаясь внутри предложенной в Das Ich und das Es топической схемы, определению, приравнивающему эго к системе восприятие-сознание, нельзя дать правильную оценку, рассматривая это определение само по себе. Отождествление это на роль определения явно не тянет. Взятое само по себе, изолированно, оно представляет собой не более, чем условное предположение или же тавтологию.
Если все дело было в том, чтобы остаться верным схеме - я говорю о сыгравшей в анализе столь гипнотическую роль схеме яйца, где эго предстает как своего рода линза, точка прорастания, та дифференцированная и организованная часть бесформенного Оно, посредством которой осуществляется связь с реальностью, - то, по правде говоря, того грандиозного обходного маневра, который в работах Фрейда оказался проделан, это не стоило. К тому же главное в этой схеме - это зависимость организации эго от чего-то с точки зрения организации совершенно ему инородного
Опасность всякой схемы, особенно схемы, которая грешит слишком явным овеществлением, состоит в том, что ум немедленно цепляется за нее и черпает в ней лишь самые обобщенные представления.В последний раз я ссылался на работу, легко вам доступную. Сегодня я воспользуюсь статьей англичанина, точнее, шотландца, по имени Феаберн, который сделал попытку, и довольно последовательную, переформулировать всю аналитическую теорию в терминах объектного отношения. Воспользоваться ею тоже нетрудно - статья эта, под заглавием Psychoanalytic studies of the personality, была опубликована в International Journal of Psycho-analysis, том XXV.
Речь в ней идет об описании эндопсихической структуры в терминах объектного отношения. Проблема эта представляет куда больший интерес, чем если бы она была частной теорией одного автора. Вы обнаружите в ней все знакомые признаки того, как сами мы описываем сейчас наши случаи, как сами мы ссылаемся на действующие в психической реальности силы и вызываемые ими последствия, как сами мы подытоживаем результаты лечения. Схема, которую он разрабатывает, образность, к которой он прибегает, имеет непосредственное отношение к тому, с чем, под именем воображаемой экономии, имеем дело и мы. И вы сами увидите, какому риску подвергает себя анализ, оставаясь на уровне концептуализации такого рода.
Статью эту нужно прочесть целиком, прослеживая ее логику, — пусть каждый из вас проделает эту работу самостоятельно. Мое изложение даст вам для этого необходимые ориентиры и побудит вас, я надеюсь, к критическому восприятию того, о чем я вам рассказываю.Вот схема, к которой приходит в конечном итоге автор и которая представляет собой точную кальку ролей разбираемого им в статье сновидения. Те из вас, кто посещает здесь курс (который, кстати, сегодня вечером должен возобновиться) по психодраме, легко убедится в родственности ей этой схемы, что прямо свидетельствует об упадке, в котором находится аналитическая теория. О психодраме нельзя говорить беспристрастно - эта практика не имеет с практикой аналитической ничего общего.
По мнению нашего автора, в теории Фрейда имеются вопиющие инородные вставки и нарушения симметрии. Он утверждает, что все нужно переделать заново. Я, — пишет Феаберн, - ничего в ней не понимаю: почему вместо того, чтобы рассуждать о либидо, к которому никто не знает, с какого конца подойти и которое, в конечном счете, отождествляют с влечениями, тем самым, безусловно объективируя, нельзя говорить непосредственно об объекте? Концепция либидо как энергии, из которой исходит Фрейд, действительно породила множество недоразумений, связанных с тем, что ее отождествили со способностью любви.
Согласно Фрейду, — пишет Феаберн своим языком и на своем языке, - либидо is pleasure-seeking направлено на поиски удовольствия. Мы же всё здесь переменили, мы подметили, что либидо есть object-seeking [направлено на поиски объекта]. Об этом, впрочем, догадывался и Фрейд: разве не пишет он, что любовь — это поиск своего объекта? Это поразительно, но автор этих строк, как и многие другие, не заметил, что Фрейд говорил это о любви в тот момент, когда убежден был в необходимости критики теории либидо уже за то (вы обратили внимание на то, как связано это с тем, что говорил я вам во время предыдущей встречи?), что она ставит саму проблему приспособления его к объектам. В дальнейшем именно это понятие о либидо как object-seeking и ставится нашим автором во главу угла.
Одной из главных пружин, одним из ключевых моментов теории, которую я здесь развиваю, является различение Реального, Воображаемого и Символического. Я все время стараюсь научить вас этому различению, приучить к нему. Моя концепция даст вам возможность разглядеть тайное недоразумение, которое в понятии объекта кроется. Ибо на самом деле понятие объекта как раз и держится на смешении, путанице этих трех терминов.
Коли объекты есть, объекты эти всегда представлены так, как их предъявляет субъект, — вот что следует понимать буквально. А когда вы воспринимаете их, как говорится, объективно, то есть без ведома субъекта, вы представляете их себе как объекты, однородные тем, что вам предъявляет субъект. Одному Богу известно, как вы во всем этом будете разбираться.
Феаберн различает эго центральное и эго либидинальное. Эго центральное - это эго приблизительно в том самом виде, в котором его обыкновенно представляют себе начиная с того момента, когда индивидуальное органическое единство нашло осуществление в психическом плане в понятии единства эго, то есть когда психический синтез индивида стал восприниматься как данность, связанная с функционированием определенных механизмов. Перед нами в данном случае объект психический и потому для всякой диалектики закрытый, эмпирическое эго классической науки, объект психологии. Часть этого центрального эго возникает в сознании и предсознании — посмотрите, как обеднена здесь функциональная ценность первоначальных ссылок на сознание и предсознание. Другая же часть этого эго, само собой разумеется, бессознательна - что даже самая ретроградная психология никогда и не думала отрицать.
Эта бессознательная часть вовсе не вводит нас в субъективное измерение, которое можно было бы поставить в связь с вытесненными значениями. Речь идет о другом организованном эго, эго либидинальном, ориентированном на объекты. Поскольку же отношения с этими объектами отличаются исключительной сложностью, оно раскололось, подверглось распаду, в результате которого вся структура его, оставшись структурой эго, оказалась в результате вытеснения в режиме автономного функционирования, которое с функционированием эго центрального никак более не согласовано.
Вы безошибочно узнаете в этом концепцию, которая с легкостью возникает в сознании при поверхностном знакомстве с психоаналитическим учением. Именно таким образом часть аналитиков и начинает теперь представлять себе процесс вытеснения.Но ситуация далеко не так проста, ибо некоторое время назад в бессознательном было открыто существование чего-то другого, что либидинальным не является, а представляет собой агрессивность - открытие, которое привело к заметной реорганизации всей психоаналитической теории. Фрейд отнюдь не смешивал внутреннюю агрессивность со сверх-Я. У Феаберна мы имеем дело с понятием весьма пикантным, ибо автор, не найдя, похоже, в английском языке термина, который адекватно выражал бы, по его мнению, возмущающую, демоническую функцию сверх-Я, создал свой собственный, называв его "внутренним саботажником", internal sabotor.
Если этот саботажник вытесняется, то причина этому в том, что у истоков развития субъекта лежат два объекта исключительно тревожного характера. Любопытное свойство двух этих проблематичных объектов заключается в том, что поначалу они представляли собой один и тот же объект. Я не удивлю вас, если скажу, что в конечном счете, речь идет о матери. Все сводится, таким образом, к обманутым (frustration), или же не обманутым ожиданиям (non-frustration).
Я не делаю никаких натяжек. Я прошу каждого обратиться к этой статье, показательной именно потому, что позиция, непоследовательно и с оговорками разделяемая очень многими, сформулирована здесь в неприкрытом виде.
Суть всего построения состоит в первоначальном расщеплении первичного объекта, то есть матери-кормилицы, на два лица — хорошее и плохое. Все прочее сводится к развитию этой мысли и по характеру своему двусмысленно и омонимично. Комплекс Эдипа просто-напросто наложился впоследствии на эту первоначальную структуру, сообщая ей определенные мотивы - в чисто орнаментальном смысле этого слова. Впоследствии отец и мать распределяют между собой — способом, который в дальнейшем может быть уточнен - вписанные в первоначальное разделение объекта основные роли: exciting, возбуждение желания (либидо смешивается здесь с желанием, объективированным в своей обусловленности), с одной стороны, и отказ от него, rejecting, с другой.
Я не хочу слишком в этот вопрос углубляться, но совершенно ясно, что exciting и rejecting принадлежат в данном случае двумразличным уровням. Rejecting предполагает, на самом деле, субъективацию объекта. В плане чисто объективном, объект либо обманывает ожидания, либо оправдывает их. Что касается понятия rejecting, то оно скрытым образом вводит отношения межсубъектные, непризнание. Я говорю об этом, чтобы показать, как легко, даже в такого рода рассуждениях, стать жертвой недоразумения.
Но я здесь не для того, чтобы исправлять допущенные Феаберном ошибки. Я просто пытаюсь выяснить цели и результаты его работы. Сводя вытеснение к тенденции отталкивания и проводя различие между либидинальным egо и internal sabotor, он делает это с лучшими намерениями: ведь с двумя первичными объектами, составляющими в реальности лишь один, совладать вовсе не так уж просто.
Мы, бесспорно, знаем, что объект далеко не однозначен и что он провоцирует у субъекта как угнетенность, связанную с отказом, так и постоянно возрождающееся либидинальное возбуждение, благодаря которому угнетенность эта вновь и вновь к нему возвращается. То, что имеет место введение плохого объекта вовнутрь, оспаривать не приходится. Как замечает наш автор, если что-то действительно необходимо ввести вовнутрь, невзирая на неприятности, которые это может доставить, то лучше сделать это с плохим объектом, подчинив его, таким образом, своей власти, нежели с хорошим, который куда полезнее оставить снаружи, откуда он сможет оказывать свое благотворное влияние.