Файл: Валютные отношения и валютная система (Понятие валютных отношений, валютной системы и валютного рынка).pdf

В соответствии с принятой формулой для определения сумм каждой из валют, включенных в корзину оценки стоимости СДР, будут использоваться следующие веса (% в сопоставлении с предыдущими периодами).

Таблица 1

Веса для определения стоимости СДР^[73]

Из приведенных данных следует, что на доллар США и евро в сумме будет по-прежнему приходиться основная часть весов валют в корзине СДР. Новая корзина СДР вступила в действие с 1 октября 2016 г. Следующий ее
пересмотр намечено провести к 30 сентября 2021 г.

Ощутимым шагом в направлении возрастания роли СДР стало решение саммита G20 в Лондоне (апрель 2009 г.), которое предусматривало существенное увеличение суммарного объема обращающихся СДР посредством: во-первых, ратификации государствами-членами одобренной МВФ еще в сентябре 1997 г., но не вступившей из-за противодействия американского Конгресса до того момента в силу «Четвертой поправки» к Статьям соглашения МВФ (стала действовать с 10 августа 2009 г.), которая санкционировала осуществление «специального», одноразового распределения СДР в объеме 21.5 млрд (так называемое «восстановление справедливости» в отношении
более чем 1/5 государств - членов МВФ, вступивших в него после 1981 г. и, следовательно, ранее вообще не получавших СДР); и, во-вторых, «регулярного»,общего распределения СДР на сумму 161,2 млрд – было произведено 28 августа 2009 г.

В результате двух названных выпусков СДР суммарная величина этих резервных активов возросла с 21,4 до 204,1 млрд (приблизительно 285 млрд дол. США на ноябрь 2015 г.), то есть на 182,6 млрд СДР, или в 9,5 раза,
а доля СДР в общей величине валютных резервов государств - членов МВФ - с 05 до 4,7% (в совокупном объеме международных резервов, включая золото – с 0,4 до 4,2%). Конечно, эта доля по-прежнему крайне невелика. Однако более существенное значение имеет сам факт эмиссии Фондом СДР впервые за более чем четверть века. Это событие можно рассматривать не только как экстраординарный способ пополнения международной ликвидности в период глобального кризиса, но и как некую активизацию до той поры практически
забытого коллективного валютного механизма^[74].

Наконец, важно обратить внимание на то обстоятельство, что применение СДР полностью ограничивается официальным сектором. Это главным образом операции между МВФ и центральными банками государств-членов, Для номинирования цен на товары и услуги и осуществления платежей в частном обороте данная валютная единица не используется.

Нельзя не признать, что идея формирования полноценной международной валютной системы, которая бы действовала при посредстве наднациональной резервной валютной единицы, - будь то на базе СДР или с помощью какого-либо иного коллективного механизма - в нынешних условиях не является достаточно реалистичной. Ведь у Китая, Росси и ряда других стран имеются очень крупные инвестиции в американские долговые инструменты, и поэтому одномоментный отказ от доллара, связанный с обесценением последнего, был бы чреват для соответствующих стран большими финансовыми потерями.

Идею универсальных кредитных мировых денег следует рассматривать как целевую стратегическую установку на многолетнюю историческую перспективу. Движение в данном направлении предполагает прохождение ряда последовательных этапов. При существенных расхождениях между интересами отдельных государств достижение названной цели – это сложный, противоречивый и длительный процесс.

Поэтому поводу в итоговом коммюнике саммита G20, состоявшегося в китайском городе Ханчжоу (сентябрь 2016 г.), говорится: «Мы поддерживаем проводимое ныне всестороннее исследование возможностей более широкого применения СДР, в частности, расчетов в СДР и выпуска номинированных в СДР облигаций в качестве средства увеличения их надежности». В данном контексте следует обратить внимание на недавнее размещение Всемирным банком номинированных в СДР облигаций на межбанковском рынке Китая. В то же время «двадцатка» приветствует работу МВФ и других международных организаций, имеющую целью поддержку развития рынков облигаций в национальных валютах стран^[75].

2.3. Альтернатива: фиксированные или плавающие валютные курсы?

Главным отличием Ямайской валютной системы от Бреттонвудской была замена единой системы официально устанавливаемых золотых и долларовых паритетов национальных денежных единиц и фиксированных обменных курсов набором многообразных валютных устройств. Отменив названные паритеты, ямайская серия поправок к уставу МВФ предоставила государствам - членам Фонда свободу выбора практически любою валютного режима. Отсюда - многообразие существующих в современном мире национальных валютных механизмов. Проблема режима валютных курсов постоянно является предметом дискуссий в академическом мире и в политических кругах мирового сообщества.

В итоге состоявшегося в январе 1998 г. обсуждения МВФ сделал вывод (и с ним трудно не согласиться), что «выбор режима валютного курса представляет собой сложную проблему и зависит от специфических обстоятельств отдельных стран». Тем не менее, продиктованная монетаристскими воззрениями ориентация на либерализацию международных валютных отношений побуждала Фонд к формированию целевой установки на утверждение механизмов свободного рыночного курсообразовани^[76]. При этом она
относилась в основном к развитым государствам. Что касается развивающихся стран, в особенности сравнительно небольших и более бедных из их числа, то МВФ поощрял установление ими - в том или ином виде - механизма «валютного управления». На деле это означало превращение национальных денежных механизмов соответствующих стран в филиал денежной системы одного из ведущих государств Запада.

Согласно данным МВФ3 по состоянию на конец апреля 2015 г., в общей сложности в 124 странах (включая три несамоуправляемые территории), что составляет 65% общего числа стран, применялись механизмы, использовавшие в том или ином варианте фиксированные валютные курсы, то есть валютные режимы, основанье на привязке денежных единиц к «якорным валютам» других стран или к составным, включающим несколько валют, средневзвешенным валютным корзинам.

МВФ разделяет указанные валютные режимы на «жесткие» и «мягкие». В числе стран, практикующих жесткую привязку - 13 стран, в которых в
качестве законного платежного средства функционировали иностранные валюты (в полном объеме или наряду с национальными денежными единицами) и 11 стран, установивших у себя систему «валютного управления».

Валютные режимы, характеризуемые в совокупности, по классификации МВФ, как мягкая привязка, включают ряд разновидностей. Это: привязка, устанавливаемая посредством принятия соответствующего юридического или административного акта, а также межгосударственного соглашения - она применяется в 44 странах; поддержка валюты на установленном уровне, но не путем принятия какого-либо юридического акта, а по факту - с помощью систематически проводимых и целенаправленных рыночных интервенций – 22 страны; «скользящая привязка» - три страны; устройство, подобное скользящей привязке - 20 стран; привязка в рамках «горизонтального коридора» - одна страна; управляемые властями валютные режимы, не имеющие четкого единообразного определения - 10 стран. Общее число стран, чьи валюты используются посредством механизма «мягкой привязки» (его можно расценить как промежуточный валютный режим), составляет 100, или 52% количества всех стран (в конце 1999 г., соответственно, 63 страны и 34%)^[77].

Наконец, в 67 странах, образующих 35% членов МВФ, валютные курсы являются либо регулируемо плавающими, но без обязательства поддерживать какие-либо заранее установленные уровни (37 стран), либо свободно
(независимо) плавающими - 30 стран, включая 19 стран, имеющих общую денежную единицу евро (поданным на 1999 г. плавающие курсы имели в общей сложности 77 стран, то есть 42%). В числе находящихся в режиме свободного «плавания» по отношению друг к другу - валюты ведущих промышленно развитых государств и наиболее крупных развивающихся стран (в особенности стран с формирующимися рынками).

Из сказанного следует, что тенденция поляризации валютных режимов посредством размывания промежуточных механизмов, которая протезировалась рядом экономистов и экспертами МВФ, не находит достаточно убедительного эмпирического подтверждена. Напротив, количество стран, использующих те или иные промежуточные версии «мятой привязки» своих
денежных единиц, возросло в итоге указанного периода (как по числу стран, так и в процентном исчислении), за счет в первую очередь уменьшения количества стран со свободно плавающими валютными курсами. С учетом данной динамики валютных режимов профессор Гарвардского университета (США) Джеффри Френкель утверждает: «В настоящее время очевиден тот факт, что большинство стран остается в широком пространстве между плавающим режимом и жесткими институциональными привязками, и редко можно услышать мнение о том, что промежуточные режимы являются изначально неудачным выбором... Коль скоро гипотеза крайних точек отпала, актуальными стали промежуточные режимы».

В академическом мире и в политических кругах существуют разные взгляды относительно достоинств либо пороков фиксированных и, соответственно, плавающих валютных курсов^[78].

Ряд авторов, сохраняющих приверженность монетаристским традициям, продолжают утверждать, что функционирование механизма плавающих курсов содействует уменьшению неравновесий международных платежных балансов. Другие авторы, симпатизирующие в той или иной мере кейнсианским представлениям, указывают на то, что плавающим курсам присущи резкие, непредсказуемые колебания, которые вызываются кризисными потрясениями в мировой экономике, внезапным и международными перемещениям и больших объемов капитала, а во многих случаях обусловлены сделками валютных игроков, совершаемыми исключительно ради спекулятивных мотивов. К тому же поскольку обязательства государств - членов МВФ сформулированы в его уставе и других документах в самом общем виде, рыночное формирование курсов зачастую оказывается под воздействием властей, тяготеющих к приобретению конкурентных преимуществ для своих стран.

В данном контексте цитировавшийся ранее Дж. Френкель настаивает на том, что «невозможное уверенностью определить точную стоимость валюты и тем более «справедливую» стоимость». Раз так, то следует вообще исключить из устава МВФ положение о недопустимости «недобросовестного манипулирования валютными курсами», то есть практически предоставить странам возможности свободно использовать обменные курсы своих валют в качестве средства достижения макроэкономических целей, диктуемых их собственными интересами.

Представляет интерес подход к проблеме режима валютных курсов, который предлагает Дж. Уильямсон. Он критически оценивает позицию G20, исходящую из предпосылки, что плавающие курсы автоматически оказывают эффективное дисциплинирующее влияние на состояние платежного баланса, препятствуют возникновению дисбалансов по счету текущих операций и, напротив, полностью исключают возможность какого-либо положительного эффекта от воздействия властей на движение рыночного валютного курса. Названный автор также разделяет негативное отношение и к режиму так называемой «регулируемой привязки» ^[79].

Дж. Уильямсон в принципе соглашается с трактовкой проблемы валютного курса в докладе «Пале-Рояль». Эта трактовка состоит в том, что валютные курсы в совокупности должны быть, во-первых, взаимно совместимы и, во-вторых, совместимы с «внутренним и внешним макроэкономическими
балансами каждой страны». Для достижения этих целей Уильямсон предлагает установление определенных пределов рыночных подвижек валютных курсов. Однако имеется в виду, что такие пределы должны определяться не путам фиксации заранее официально объявляемых цифровых значений предельно допустимых курсовых колебаний, а посредством выявления воздействия этих колебаний на макроэкономическую ситуацию в стране. А именно, страна должна непременно прибегать к валютной интервенции в том случае, если происходит сокращение или, напротив, возрастание ВВП более чем на 3%. В указанных пределах устанавливается конкретный целевой ориентир валютного курса, который оценивается как соответствующий формирующим этот курс фундаментальным факторам, то есть как равновесный реальный эффективный валютный курс.

Автор полагает, что если отвлечься от влияния, которое оказывает на валютные курсы международное движение капиталов, то сформулированное им правило, запрещающее странам валютную интервенцию (которая могла бы преследовать цель сдвинуть валютный курс с уровня равновесия или, напротив, не позволить ему выйти на этот уровень), не позволяло бы странам сохранять устойчивый избыток счета по текущим операциям в размере свыше 3% ВВП. Тем самым оно оказывало бы постоянное дисциплинирующее воздействие на состояние платежного баланса.