Файл: Деятельности при нормальном старении и аффективныхрасстройствах позднего возраста (на примере памяти ивосприятия времени).pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 56
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Таким образом, можно сказать, что в позднем онтогенезе складывается картина весьма разнонаправленных изменений в восприятии времени. Но следует подчеркнуть, что даже негативные изменения не приводят при нормальном старении к распаду, дезинтеграции этой функциональной системы. Она продолжает вполне успешно выполнять отведенную ей роль в общем контексте адаптационных процессов, отчасти опираясь на опосредующие приемы и, вместе с тем, приобретая новые возможности, регулирующие психическую и поведенческую активность.
Так, сохранность ориентировки в настоящем времени оптимизирует социальное функционирование субъекта; усиление представленности прошлого во временной перспективе является предпосылкой для его осмысления и «принятия», для формирования убеждения в ценности и значимости прожитой жизни, что приводит к оптимальному преодолению кризиса пожилого возраста [Эриксон,
1996].
Нормальное старение характеризуется и значительной сохранностью пространственных операций,
опосредующих временную перцепцию. В частности, у здоровых лиц пожилого возраста практически отсутствуют явления распада навыков определения времени по часам [Балашова,
Микеладзе, 2015b]. Это выражается, во-первых, в отсутствии каких-либо ошибок при определении времени по обычным аналоговым часам с цифрами и/или делениями на циферблате; во-вторых, в крайне низкой частоте фрагментарных и «зеркальных» ошибок при использовании «немых» часов.
Спектр допускаемых в данной нейропсихологической пробе ошибок ограничивается, как правило,
так называемыми ошибками «на шаг» (+ 5 минут, + 1 час), свидетельствующими о некотором снижении функциональной активности правого полушария мозга. При нормальном старении,
безусловно, сохранны и навыки использования различных календарей. Все это позволяет в достаточной степени компенсировать и погрешность при оценке некоторых временных интервалов,
и то субъективное ускорение психологического времени, которое констатируется во многих отечественных и зарубежных исследованиях [Janet, 1928; Fraisse, 1963, 1984; Lemlich,1975;
Draaisma, 2004; Friedman, Janssen, 2010; и др.].
Заметим, однако, что иногда подобная компенсация не достигает желаемого результата. Дело в том,
что ряд психически здоровых лиц пожилого возраста не вполне осознает и ускорение течения субъективного времени, и определенное замедление темпа собственной психической деятельности при выполнении некоторых когнитивных и поведенческих задач. Кроме того, сегодня пожилые люди зачастую продолжают активно функционировать в профессиональной, общественной,
социальной сферах, где круг их обязанностей не только широк, но и демонстрирует тенденцию к дальнейшему расширению. В результате приходится слышать следующие жалобы: «Боже мой, это какой-то кошмар – время летит так быстро, что я ничего не успеваю!» Заметил ли читатель, что в подобных высказываниях присутствует скрытый подтекст? Речь словно идет о внешнем,
объективном времени, чем о времени внутреннем, субъективном. Такое смещение акцентов является, возможно, своеобразной психологической защитой, благодаря которой причина затруднений в организации и планировании деятельности приписывается не зависящим от воли субъекта обстоятельствам. Недостаточная степень осознания пожилыми испытуемыми динамических особенностей их временной перцепции проявлялась и в том, что многие из них были не в состоянии самостоятельно оценить, как точно они оценивают интервалы времени, и выражали удивление, когда психолог в конце обследования сравнивал их ответы с объективными показателями.
Важную роль в процессах саморегуляции в позднем возрасте играет временная перспектива личности – ее представления о прошлом, настоящем и будущем, аффективная окраска восприятия этих периодов, их переживание. Исследование нескольких выборок психически здоровых лиц с помощью Опросника временной перспективы личности Ф.Зимбардо [Zimbardo, Boyd, 1999;
Сырцова и др., 2008] показало, во-первых, наличие у них не только негативных, но и позитивных представлений о собственном прошлом (в разных выборках оно могло варьировать по степени выраженности) [Балашова, Микеладзе, 2013, 2015a]. Во-вторых, отмечалась тенденция к достаточно высоким балльным оценкам по шкале «Гедонистическое настоящее», что указывает на
положительный эмоциональный настрой, стремление получать удовольствие от актуального периода своей жизни. В-третьих, имела место достаточная представленность во временной перспективе категории будущего. Все это свидетельствует о серьезном потенциальном вкладе временной перспективы в саморегуляцию эмоциональной сферы психически здоровых лиц позднего возраста. Они вполне способны «принимать» свое прошлое, понимать и переживать его ценность и значимость, испытывать положительные эмоции по поводу многих событий настоящего, не становиться фаталистами, строить различные планы на будущее. Необходимо также иметь в виду,
что само существование временной перспективы как психологического феномена возможно только благодаря работе ряда психических процессов, в частности, памяти, мышления (в том числе, его рефлексивных аспектов), планирования.
Теперь обратимся к рассмотрению избранной нами клинической модели – аффективных расстройств позднего возраста. Что происходит с восприятием времени у больных депрессиями? У
них, по сравнению с психически здоровыми лицами, значительно снижается точность оценок временных интервалов различной длительности. При этом в какой-то степени редуцируются возможности компенсации подобных проблем с помощью наглядных пространственных опор: у больных депрессиями возрастает количество и степень выраженности ошибок «на шаг», когда они определяют время по «немым» часам; появляются в этой пробе «зеркальные» и фрагментарные ошибки, практически отсутствующие у их психически здоровых сверстников. У них становится более выраженной тенденция к недоотмериванию субъективной минуты и к переоценке коротких
«пустых» интервалов времени; отмечается нестабильность оценок 10-секундного интервала при первоначальном и повторном тестировании [Балашова, Микеладзе, 2015b]. При этом характер субъективных оценок скорости течения времени в разных жизненных ситуациях, измеряемый с помощью Теста осознавания времени, не отличается существенно от оценок психически здоровых испытуемых. Это указывает на недостаточное осознание и понимание больными депрессией ускорения течения субъективного времени. В связи с данным фактом следует отметить, что они, в отличие от здоровых испытуемых, довольно редко жалуются на то, что «ничего не успевают». Это относится и к тем из них, кто является пенсионером по старости или по инвалидности, и к тем, кто продолжает профессиональную деятельность. Больным, по сути, безразлично, справляются ли они вовремя со своими хозяйственными или рабочими обязанностями; «фактор времени» в планировании, организации и реализации жизненных задач перестает быть личностно значимым.
Упомянем еще один факт, безусловно, имеющий отношение к ускорению течения субъективного времени при депрессиях: в клинической беседе больные часто жаловались психологу, что чувствуют себя заметно старше своего объективного возраста. С этой точки зрения (и по результатам выполнения многих когнитивных проб) можно рассматривать депрессивные расстройства позднего возраста как вариант «ускоренного» старения.
Существенные отличия от психически здоровых испытуемых позднего возраста выявляются у больных депрессией во временной перспективе. Согласно результатам выполнения опросника
Зимбардо, у них балльные значения по фактору «Негативное прошлое» часто были выше среднего.
Это отличалось от результатов здоровых испытуемых, у которых превалировали средние значения по данному фактору. Значительные отличия также проявились в отношении фактора
«Фаталистическое настоящее»: здоровые испытуемые демонстрировали низкие показатели,
больные депрессией – высокие. Средние баллы по факторам «Гедонистическое настоящее»,
«Позитивное прошлое» и «Будущее» оказывались высокими в обеих группах; при этом сдвиг в сторону высоких значений по факторам был более выраженным у психически здоровых лиц.
Полученные результаты подтверждают предположение о том, что наиболее выраженной у больных депрессией оказывается тенденция к пессимистическому отношению к собственному прошлому, а также к фаталистическому отношению к настоящему. При депрессиях позднего возраста изменяются и другие аспекты временной перспективы: снижается способность к получению удовольствия от текущих событий, к концентрации на позитивных аспектах собственного прошлого. Таким образом, некоторые особенности, свойственные профилю временной перспективы в позднем возрасте, «заостряются» при поздних депрессиях: например, снижается выраженность положительных эмоций; возрастает вклад негативных переживаний в формирование временной
что само существование временной перспективы как психологического феномена возможно только благодаря работе ряда психических процессов, в частности, памяти, мышления (в том числе, его рефлексивных аспектов), планирования.
Теперь обратимся к рассмотрению избранной нами клинической модели – аффективных расстройств позднего возраста. Что происходит с восприятием времени у больных депрессиями? У
них, по сравнению с психически здоровыми лицами, значительно снижается точность оценок временных интервалов различной длительности. При этом в какой-то степени редуцируются возможности компенсации подобных проблем с помощью наглядных пространственных опор: у больных депрессиями возрастает количество и степень выраженности ошибок «на шаг», когда они определяют время по «немым» часам; появляются в этой пробе «зеркальные» и фрагментарные ошибки, практически отсутствующие у их психически здоровых сверстников. У них становится более выраженной тенденция к недоотмериванию субъективной минуты и к переоценке коротких
«пустых» интервалов времени; отмечается нестабильность оценок 10-секундного интервала при первоначальном и повторном тестировании [Балашова, Микеладзе, 2015b]. При этом характер субъективных оценок скорости течения времени в разных жизненных ситуациях, измеряемый с помощью Теста осознавания времени, не отличается существенно от оценок психически здоровых испытуемых. Это указывает на недостаточное осознание и понимание больными депрессией ускорения течения субъективного времени. В связи с данным фактом следует отметить, что они, в отличие от здоровых испытуемых, довольно редко жалуются на то, что «ничего не успевают». Это относится и к тем из них, кто является пенсионером по старости или по инвалидности, и к тем, кто продолжает профессиональную деятельность. Больным, по сути, безразлично, справляются ли они вовремя со своими хозяйственными или рабочими обязанностями; «фактор времени» в планировании, организации и реализации жизненных задач перестает быть личностно значимым.
Упомянем еще один факт, безусловно, имеющий отношение к ускорению течения субъективного времени при депрессиях: в клинической беседе больные часто жаловались психологу, что чувствуют себя заметно старше своего объективного возраста. С этой точки зрения (и по результатам выполнения многих когнитивных проб) можно рассматривать депрессивные расстройства позднего возраста как вариант «ускоренного» старения.
Существенные отличия от психически здоровых испытуемых позднего возраста выявляются у больных депрессией во временной перспективе. Согласно результатам выполнения опросника
Зимбардо, у них балльные значения по фактору «Негативное прошлое» часто были выше среднего.
Это отличалось от результатов здоровых испытуемых, у которых превалировали средние значения по данному фактору. Значительные отличия также проявились в отношении фактора
«Фаталистическое настоящее»: здоровые испытуемые демонстрировали низкие показатели,
больные депрессией – высокие. Средние баллы по факторам «Гедонистическое настоящее»,
«Позитивное прошлое» и «Будущее» оказывались высокими в обеих группах; при этом сдвиг в сторону высоких значений по факторам был более выраженным у психически здоровых лиц.
Полученные результаты подтверждают предположение о том, что наиболее выраженной у больных депрессией оказывается тенденция к пессимистическому отношению к собственному прошлому, а также к фаталистическому отношению к настоящему. При депрессиях позднего возраста изменяются и другие аспекты временной перспективы: снижается способность к получению удовольствия от текущих событий, к концентрации на позитивных аспектах собственного прошлого. Таким образом, некоторые особенности, свойственные профилю временной перспективы в позднем возрасте, «заостряются» при поздних депрессиях: например, снижается выраженность положительных эмоций; возрастает вклад негативных переживаний в формирование временной
перспективы собственной жизни. В отличие от здоровых лиц позднего возраста, у которых вместо
«сдвига в прошлое» отмечается «сдвиг в будущее», у больных депрессиями такого сдвига не происходит. Согласно литературным данным, недостаточность ориентации в будущее связывается со снижением возможностей активного, осмысленного обобщения и оценки происходящих событий, их реалистичного прогноза. Для нормального протекания данных процессов необходимы развитые способности к самоорганизации, структурированию субъективного опыта, с которыми больные депрессиями не могут справиться, что, вероятно, способствует формированию чувства удрученности, снижения не только психического, но и физического самочувствия. Недостаточная ориентация на будущее, выявляемая опросником Зимбардо, вероятно, отражает дефицит мотивационного компонента психической деятельности и поведения при поздних депрессиях.
Будущее перестает восприниматься депрессивными больными с точки зрения возможной личностной активности; они становятся более сосредоточенными на негативных событиях прошлого [Ratcliffe, 2012]. Одной из возможных причин этих негативных тенденций, вероятно,
является развитие при депрессивных расстройствах не только десинхроноза, но и такт называемой интерсубъективной десинхронизации – нарушения ощущения согласованности собственного времени и времени окружающих людей [Ratcliffe, 2012].
Ранее некоторыми авторами выдвигалось предположение о том, что наиболее выраженной у больных депрессией должна быть тенденция к пессимистическому отношению к собственному прошлому, а также к фаталистическому отношению к настоящему [Сырцова, Митина, 2008].
Вероятно, это свойственно больным депрессиями вне зависимости от возраста: снижение активности по отношению к собственной жизни, концентрация на негативных аспектах жизненного опыта (в частности, благодаря особой селективности мнестической сферы). Но, если говорить о поздних депрессиях, мы наблюдаем более сложную и амбивалентную картину временной перспективы: помимо тяжелых воспоминаний, прошлое представлено позитивными, радостными моментами; при общем превалировании негативных аспектов в профиле временной перспективы все-таки сохраняется ориентация на будущее.
Другой вопрос (на него опросник Зимбардо не дает ответа) – каким видится больным их будущее.
Представляется ли оно им приближающимся к нарисованному в рамках так называемой депрессивной триады пессимистичному образу или является более эмоционально нейтральным?
Этот вопрос еще ждет специального исследования.
Своеобразное сочетание факторов в общем профиле временной перспективы больных депрессиями может быть связано и с возрастными особенностями, и с наличием аффективного расстройства, и с ситуацией пребывания в клиническом стационаре. Эта ситуация характеризуется, с одной стороны,
достаточной остротой депрессивных симптомов, а с другой – включенностью больного в терапевтические процедуры и развитием вследствие этого определенных позитивных ожиданий.
Значимую роль может играть и связанный с болезнью прошлый опыт. Большинство обследованных больных страдали рекуррентными или биполярными аффективными расстройствами, имели достаточно продолжительный стаж заболевания и неоднократно проходили стационарное лечение,
которое приводило к достаточно устойчивой ремиссии на срок от нескольких месяцев до нескольких лет.
Кроме того, характер профиля временной перспективы при поздних депрессиях может быть обусловлен и другими факторами, в частности, особенностями социальной ситуации развития лиц позднего возраста. Многие больные депрессиями к моменту обследования уже вышли на пенсию,
некоторые из них – в связи с получением инвалидности; около 80% здоровых испытуемых еще продолжали профессиональную деятельность. Оказалось, что значения по фактору
«Фаталистическое настоящее» были более высокими у пенсионеров. Каузальная зависимость в данном случае неясна: возможно, риск возникновения депрессивных расстройств выше в условиях ухода из активной социальной жизни, который характеризуется достаточно серьезными перестройками в ценностно-смысловой сфере. Вместе с тем выход на пенсию может быть обусловлен изменившимся психическим и физическим самочувствием, связанным с состоянием
«сдвига в прошлое» отмечается «сдвиг в будущее», у больных депрессиями такого сдвига не происходит. Согласно литературным данным, недостаточность ориентации в будущее связывается со снижением возможностей активного, осмысленного обобщения и оценки происходящих событий, их реалистичного прогноза. Для нормального протекания данных процессов необходимы развитые способности к самоорганизации, структурированию субъективного опыта, с которыми больные депрессиями не могут справиться, что, вероятно, способствует формированию чувства удрученности, снижения не только психического, но и физического самочувствия. Недостаточная ориентация на будущее, выявляемая опросником Зимбардо, вероятно, отражает дефицит мотивационного компонента психической деятельности и поведения при поздних депрессиях.
Будущее перестает восприниматься депрессивными больными с точки зрения возможной личностной активности; они становятся более сосредоточенными на негативных событиях прошлого [Ratcliffe, 2012]. Одной из возможных причин этих негативных тенденций, вероятно,
является развитие при депрессивных расстройствах не только десинхроноза, но и такт называемой интерсубъективной десинхронизации – нарушения ощущения согласованности собственного времени и времени окружающих людей [Ratcliffe, 2012].
Ранее некоторыми авторами выдвигалось предположение о том, что наиболее выраженной у больных депрессией должна быть тенденция к пессимистическому отношению к собственному прошлому, а также к фаталистическому отношению к настоящему [Сырцова, Митина, 2008].
Вероятно, это свойственно больным депрессиями вне зависимости от возраста: снижение активности по отношению к собственной жизни, концентрация на негативных аспектах жизненного опыта (в частности, благодаря особой селективности мнестической сферы). Но, если говорить о поздних депрессиях, мы наблюдаем более сложную и амбивалентную картину временной перспективы: помимо тяжелых воспоминаний, прошлое представлено позитивными, радостными моментами; при общем превалировании негативных аспектов в профиле временной перспективы все-таки сохраняется ориентация на будущее.
Другой вопрос (на него опросник Зимбардо не дает ответа) – каким видится больным их будущее.
Представляется ли оно им приближающимся к нарисованному в рамках так называемой депрессивной триады пессимистичному образу или является более эмоционально нейтральным?
Этот вопрос еще ждет специального исследования.
Своеобразное сочетание факторов в общем профиле временной перспективы больных депрессиями может быть связано и с возрастными особенностями, и с наличием аффективного расстройства, и с ситуацией пребывания в клиническом стационаре. Эта ситуация характеризуется, с одной стороны,
достаточной остротой депрессивных симптомов, а с другой – включенностью больного в терапевтические процедуры и развитием вследствие этого определенных позитивных ожиданий.
Значимую роль может играть и связанный с болезнью прошлый опыт. Большинство обследованных больных страдали рекуррентными или биполярными аффективными расстройствами, имели достаточно продолжительный стаж заболевания и неоднократно проходили стационарное лечение,
которое приводило к достаточно устойчивой ремиссии на срок от нескольких месяцев до нескольких лет.
Кроме того, характер профиля временной перспективы при поздних депрессиях может быть обусловлен и другими факторами, в частности, особенностями социальной ситуации развития лиц позднего возраста. Многие больные депрессиями к моменту обследования уже вышли на пенсию,
некоторые из них – в связи с получением инвалидности; около 80% здоровых испытуемых еще продолжали профессиональную деятельность. Оказалось, что значения по фактору
«Фаталистическое настоящее» были более высокими у пенсионеров. Каузальная зависимость в данном случае неясна: возможно, риск возникновения депрессивных расстройств выше в условиях ухода из активной социальной жизни, который характеризуется достаточно серьезными перестройками в ценностно-смысловой сфере. Вместе с тем выход на пенсию может быть обусловлен изменившимся психическим и физическим самочувствием, связанным с состоянием
депрессии. Как бы то ни было, снижению реальной активности в позднем возрасте сопутствует фаталистическое отношение к происходящим в жизни событиям. В связи с этим принятие во внимание особенностей временной перспективы может оказаться важным фактором, влияющим на эффективность профилактики и психологического сопровождения терапии аффективных расстройств позднего возраста.
Изучение временной перспективы при нормальном старении и депрессиях позднего возраста должно учитывать и то, что они характеризуются повышением уровня ситуативной и личностной тревожности. Оказалось, что повышение уровня ситуативной тревожности (измеряемой с помощью опросника Спилбергера–Ханина) в позднем возрасте соответствует возрастанию баллов по факторам «Негативное прошлое» и «Фаталистическое настоящее» и уменьшению – по фактору
«Будущее»; возрастание личностной тревожности соответствует увеличению баллов по фактору
«Негативное прошлое». Не связанные с уровнем тревожности факторы («Позитивное прошлое» и
«Гедонистическое настоящее») обладали сходной степенью выраженности при нормальном старении и при депрессиях позднего возраста. Исследование этих неоднозначных межфункциональных отношений сможет дополнить современные представления о связи тревожности и депрессивных симптомов с параметрами временной перспективы [Aström et al., 2014;
и др.].
Результаты обширного цикла исследований, которые послужили материалом для обсуждения в предложенной вниманию читателей статье, четко показывают, что процессы опосредования и саморегуляции психической деятельности (в частности, памяти и восприятия времени) при нормальном старении и аффективных расстройствах позднего возраста характеризуются рядом различий. Эти различия касаются не только эффективности используемых психически здоровыми лицами и больными депрессией компенсаторных приемов и стратегий, но и мотивационного,
ценностно-смыслового обеспечения саморегуляции их познавательной деятельности, поведения,
жизненной активности.
Финансирование
Исследование выполнено при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований,
проект 16-06-00161 «Экзогенные и эндогенные факторы информационной социализации».
Литература
Ананьев Б.Г. Личность, субъект деятельности, индивидуальность. М.: Директ-Медиа, 2008.
Балашова Е.Ю., Микеладзе Л.И. Возрастные различия в восприятии и переживании времени.
Психологические исследования, 2013, 6(30), 9. http://psystudy.ru
Балашова Е.Ю., Микеладзе Л.И. Особенности временной перспективы при нормальном старении и депрессиях позднего возраста. Психологические исследования, 2015a, 8(39), 3. http://psystudy.ru.
Балашова Е.Ю., Микеладзе Л.И. Оценка временных интервалов и определение времени по часам при аффективных расстройствах в позднем возрасте. Вопросы психологии, 2015b, No. 3, 95–105.
Балашова Е.Ю., Старкова Н.Р., Щербакова Н.П. Опосредование психической деятельности при аффективных расстройствах в позднем возрасте. В кн.: Т.В. Ахутина, Ж.М. Глозман (Ред.),
А.Р.Лурия и психология XXI века. Доклады Второй международной конференции, посвященной
100-летию со дня рождения А.Р.Лурии. М.: Смысл, 2003. С. 259–263.
Выготский Л.С. История развития высших психических функций. Собр. сочинений в 6 тт. М.:
Педагогика, 1983. Т. 3, с. 41–133.
Изучение временной перспективы при нормальном старении и депрессиях позднего возраста должно учитывать и то, что они характеризуются повышением уровня ситуативной и личностной тревожности. Оказалось, что повышение уровня ситуативной тревожности (измеряемой с помощью опросника Спилбергера–Ханина) в позднем возрасте соответствует возрастанию баллов по факторам «Негативное прошлое» и «Фаталистическое настоящее» и уменьшению – по фактору
«Будущее»; возрастание личностной тревожности соответствует увеличению баллов по фактору
«Негативное прошлое». Не связанные с уровнем тревожности факторы («Позитивное прошлое» и
«Гедонистическое настоящее») обладали сходной степенью выраженности при нормальном старении и при депрессиях позднего возраста. Исследование этих неоднозначных межфункциональных отношений сможет дополнить современные представления о связи тревожности и депрессивных симптомов с параметрами временной перспективы [Aström et al., 2014;
и др.].
Результаты обширного цикла исследований, которые послужили материалом для обсуждения в предложенной вниманию читателей статье, четко показывают, что процессы опосредования и саморегуляции психической деятельности (в частности, памяти и восприятия времени) при нормальном старении и аффективных расстройствах позднего возраста характеризуются рядом различий. Эти различия касаются не только эффективности используемых психически здоровыми лицами и больными депрессией компенсаторных приемов и стратегий, но и мотивационного,
ценностно-смыслового обеспечения саморегуляции их познавательной деятельности, поведения,
жизненной активности.
Финансирование
Исследование выполнено при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований,
проект 16-06-00161 «Экзогенные и эндогенные факторы информационной социализации».
Литература
Ананьев Б.Г. Личность, субъект деятельности, индивидуальность. М.: Директ-Медиа, 2008.
Балашова Е.Ю., Микеладзе Л.И. Возрастные различия в восприятии и переживании времени.
Психологические исследования, 2013, 6(30), 9. http://psystudy.ru
Балашова Е.Ю., Микеладзе Л.И. Особенности временной перспективы при нормальном старении и депрессиях позднего возраста. Психологические исследования, 2015a, 8(39), 3. http://psystudy.ru.
Балашова Е.Ю., Микеладзе Л.И. Оценка временных интервалов и определение времени по часам при аффективных расстройствах в позднем возрасте. Вопросы психологии, 2015b, No. 3, 95–105.
Балашова Е.Ю., Старкова Н.Р., Щербакова Н.П. Опосредование психической деятельности при аффективных расстройствах в позднем возрасте. В кн.: Т.В. Ахутина, Ж.М. Глозман (Ред.),
А.Р.Лурия и психология XXI века. Доклады Второй международной конференции, посвященной
100-летию со дня рождения А.Р.Лурии. М.: Смысл, 2003. С. 259–263.
Выготский Л.С. История развития высших психических функций. Собр. сочинений в 6 тт. М.:
Педагогика, 1983. Т. 3, с. 41–133.
Зейгарник Б.В. Патопсихология. М.: Моск. гос. университет, 1986.
Концевой В.А. Функциональные психозы позднего возраста. В кн.: А.С. Тиганов (Ред.), Руководство по психиатрии в 2 томах. М.: Медицина, 1999. Т. 1, с. 667–685.
Корсакова Н.К., Балашова Е.Ю. Опосредование как компонент саморегуляции психической деятельности в позднем возрасте. Вестник Моск. гос. университета. Сер. 14, Психология, 1995,
No. 1, 18–23.
Корсакова Н.К., Балашова Е.Ю. Особенности памяти в пожилом возрасте. В кн.: Л.И. Дворецкий,
Л.Б. Лазебник (Ред.), Справочник по диагностике и лечению заболеваний у пожилых. М.: Новая волна, 2000. С. 120–135.
Корсакова Н.К., Балашова Е.Ю. Компенсаторные возможности саморегуляции мнестической деятельности в позднем возрасте. Социальная и клиническая психиатрия, 2007, 17(2), 10–13.
Корсакова Н.К., Сурикова М.И. Особенности памяти в возрасте инволюции. Вопросы геронтопсихиатрии. М.: МЗ СССР, 1991. С. 96–101.
Краснова О.В., Лидерс А.Г. Социальная психология старения. М.: Академия, 2002.
Краснова О.В., Лидерс А.Г. (Сост.). Психология старости и старения. М.: Академия, 2003.
Критская В.П., Мелешко Т.К., Поляков Ю.Ф. Патология психической деятельности при шизофрении: мотивация, общение, познание. М.: Моск. гос. университет, 1991.
Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М.: Моск. гос. университет, 1981.
Максимова С.Г. Социально-ценностные аспекты восприятия старости. Известия Алтайского ГУ,
2001, No. 2, 28–33.
Николаева В.В. Влияние хронической болезни на психику. М.: Моск. гос. университет, 1987.
Ряховский В.В. Ближайшие исходы депрессии у лиц в инволюционном и позднем возрасте: автореф.
дис. ... канд. мед. наук. М.: НЦПЗ, 2011.
Сырцова А., Митина О.В. Возрастная динамика временных ориентаций личности. Вопросы психологии, 2008, No 2, 41–54.
Сырцова А., Соколова Е.Т., Митина О.В. Адаптация опросника временной перспективы личности
Ф.Зимбардо. Психологический журнал, 2008, 29(3), 101–109.
Тхостов А.Ш. Психология телесности. М.: Смысл, 2002.
Эриксон Э. [Erikson E.] Идентичность: юность и кризис. М.: Прогресс, 1996.
Ames D. Psychiatric disorders among erderly patients in a general hospital. Medical Journal of Australia,
1994, 160(11), 671–675.
Åström E., Wiberg B., Sircova A., Wiberg M., Carelli M.G. Insights into features of anxiety through multiple aspects of psychological time. Journal of Integrative Psychology and Therapeutics, 2014, 2 (1),
3.
Draaisma D. Why life speeds up as you grow older: How memory shapes our past. Cambridge:
Cambridge University Press, 2004.
Fraisse P. The psychology of time. New York, NY: Harper and Row, 1963.
Fraisse P. Perception and estimation of time. Annual Review of Psychology, 1984, Vol. 35, 1–36.
Friedman W.J., Janssen S.M.J. Aging and the speed of time. Acta Psychologica, 2010, 134(2), 130–141.
Janet Р. L’évolution de la mémoire et de la notion du temps. Paris: Chanine, 1928.
Kivela S.-L., Palskala K., Eronen P. Depressive symptoms and signs that differentiate major and atypical depression from dysthymic disorder in elderly Finns. International Journal of Geriatric Psychiatry, 1989,
4(1), 79–85.
Lemlich R. Subjective acceleration of time with aging. Perceptual and Motor Skills, 1975, 41(1), 235–
238.
Ratcliffe M. Varieties of Temporal Experience in Depression. Journal of Medicine and Philosophy, 2012,
37(2), 114–138.
Zimbardo P.G., Boyd J.N. Putting Time in Perspective: A Valid, Reliable Individual-Differences Metric.
Journal of Personality and Social Psychology, 1999, 77(6), 1271–1288.
Поступила в редакцию 16 января 2016 г. Дата публикации: 14 апреля 2016 г.
Сведения об авторе
Балашова Елена Юрьевна. Кандидат психологических наук, доцент, ведущий научный сотрудник,
кафедра нейро- и патопсихологии, факультет психологии, Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова, ул. Моховая, д. 11, стр. 9, 125009 Москва, Россия; старший научный сотрудник, лаборатория психологии подростка, Психологический институт РАО,
ул. Моховая, д. 9, стр. 4, 125009 Москва, Россия; старший научный сотрудник, отдел медицинской психологии, Научный центр психического здоровья, Каширское шоссе, д. 34, 115522 Москва,
Россия; старший научный сотрудник, лаборатория психологии личности, факультет психологии,
Московский государственный областной университет, ул. Радио, д. 10А, 105005 Москва, Россия.
Е-mail: elbalashova@yandex.ru
Ссылка для цитирования
Стиль psystudy.ru
Балашова Е.Ю. Опосредование и саморегуляция психической деятельности при нормальном старении и аффективных расстройствах позднего возраста (на примере памяти и восприятия времени). Психологические исследования, 2016, 9(46), 2. http://psystudy.ru
Стиль ГОСТ
Балашова Е.Ю. Опосредование и саморегуляция психической деятельности при нормальном старении и аффективных расстройствах позднего возраста (на примере памяти и восприятия времени) // Психологические исследования. 2016. Т. 9, № 46. С. 2. URL: http://psystudy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
[Описание соответствует ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка". Дата обращения в формате "число-месяц-год = чч.мм.гггг" – дата, когда читатель обращался к документу и он был доступен.]