Файл: quot_Istoria_zapadnoevropeyskogo_teatra_quot.doc

Чтобы оправдать чудовищный произвол, царящий в действи­тельности, церковь объявляла земную жизнь преходящей, вре­менной и противопоставляла ей как блаженную и вечную — жизнь загробную. Чтобы оправдать голод и нищету, заставить народ примириться со своими бедствиями, она объявляла нищету и го­лод образцами христианского многотерпения, провозглашала аскетизм, отказ от радостей жизни непременным условием того, чтобы попасть в «лучший мир».

Чтобы привести народ к полному подчинению сеньору, нуж­но было объявить господство феодала и рабство мужика вечным, незыблемым законом жизни. Церковь сделала и это, внушая мысль о том, что подобный «мировой порядок» установлен самим богом и не может быть изменен людьми.

Так именем царя небесного санкционировалась власть царей земных. Так отравлялось сознание трудового народа.

Когда же крестьянин и городской бедняк восставали против этих «богом данных» порядков, когда они брали топоры и вилы и шли на сеньора, на епископа, на богатеев, им посылала про­клятия церковь, их уничтожали наемными отрядами городские власти, их нещадно рубили и топтали копытами рыцарские и королевские войска.

И все же, несмотря на жесточайшие репрессии, революцион­ная оппозиция против феодализма тянется через все средневе­ковье. Формой выражения этой оппозиции были ереси.

Непрекращавшиеся в течение всего средневековья • еретиче­ские движения, хотя и облеченные в религиозную форму, были выражением протеста народа против существующих порядков. Достаточно назвать пример великой крестьянской войны в Гер­мании, когда еретическое движение, по существу, провозгласило программу революционных действий. В этом и заключалась про­грессивная сила еретических движений.

Если общественные устремления масс проявлялись в связи с условиями того времени в религиозной форме, то в искусстве, и особенно в театре, наиболее доступном для народа, живая жизнь ощущалась не только в светских жанрах, но и пробивалась сквозь форму религиозных представлений.

История средневекового театра дает великолепные доказатель­ства тому, что в основе народного самосознания лежит тяготе­ние к жизненной правде, к реалистическому пониманию действи­тельности.

Но реалистические устремления средневекового театра во многих отношениях были ограниченными. Правдивое изображе­ние действительности, народность и национальный язык суще­ствовали в средневековом театре лишь в своих начальных прояв­лениях и поэтому еще не получили, да и не могли получить, законченного и определенного выражения.

Правдивость в показе жизни проявлялась только в отдельных случаях и большей частью при изображении второстепенных, за­урядных жизненных фактов. Мировоззрение в основе своей про­должало оставаться в плену религиозных представлений о чело­веке и мире.

Народность средневекового театра также была ограниченна, выступая обычно как массовость.

Язык в средневековом сценическом искусстве существовал только как язык отдельных народностей и представлял собой множество различных диалектов, не сложившихся еще в единый национальный язык.

Но ограниченность средневекового реализма была вполне естественна и закономерна — реалистическое искусство находи­лось еще в стадии своего исторического становления.

Определяя время и условия образования наций, И. В. Сталин писал: «Процесс ликвидации феодализма и развития капитализ­ма является в то же время процессом складывания людей в на­ции»¹. Характеризуя исторический ход этого процесса, И. В. Сталин поясняет: «Конечно, элементы нации — язык, тер­ритория, культурная общность и т. д. не с неба упали, а созда­вались исподволь, еще в период докапиталистический. Но эти элементы находились в зачаточном состоянии и в лучшем случае представляли лишь потенцию в смысле возможности образова­ния нации в будущем при известных благоприятных условиях. Потенция превратилась в действительность лишь в период под­нимающегося капитализма с его национальным рынком, с его экономическими и национальными центрами»².

Если церковно-католический театр, бывший по природе своей космополитическим, обладал лишь самыми внешними чертами на­ционального отличия, то театр бюргерский и плебейский, реали­стический в своих тенденциях, бесспорно заключал уже в себе ростки национального искусства.

Но реалистические устремления средневекового театра, не­смотря на его тесную связь с народным бытом (черты современ­ности в тематике, жизненные типы, живой разговорный язык), все же не создали национального искусства, а содержали в себе лишь некоторые его зачатки, которые полностью выявились только в эпоху Возрождения.

Развитие средневекового театра шло по трем взаимно пере­плетающимся и борющимся между собой линиям: феодально-церковной, бюргерской и народно-плебейской.

Борьба церковного и мирского была одной из форм проявле­ния классовой борьбы. За этими двумя направлениями стояли два основных класса средневековья: дворянство с примыкавшим к нему духовенством и крестьянство, из среды которого впослед­ствии выходили массы городской буржуазии, а также плебей­ских городских низов.

Буржуазия одерживала победы над феодалами с помощью народных масс, но это не исключало острых классовых противо­речий между буржуазией и народом внутри средневекового горо­да, между городом и деревней. Классовое расслоение в антифео­дальном лагере в процессе развития городов обозначалось все явственнее, и выступления городской бедноты и крестьянства против буржуазии в XIV—XV веках были не менее часты, чем их борьба против феодального рыцарства и князей церкви в пе­риод раннего средневековья. Эта «плебейская оппозиция», как определял ее Энгельс, усиливалась из века в век.

Общая тенденция развития средневекового театра от рели­гиозного к светскому, реалистическому, была своеобразным от­ражением крепнущих сил антифеодального блока, направленного против блока дворянско-церковного.

Если литургическая драма была жанром чисто феодально-ре­лигиозным, то миракль, мистерия и моралите, созданные в кру­гах бюргерства, имели уже переходный характер.

Свое прямое и открытое выражение народные воззрения по­лучили в ранних сельских обрядовых играх, в выступлениях гистрионов-жонглеров, в пародийных сценках мистерии, в сати­рических фарсов и сотй — во всех этих разнообразных формах сценических действий, в которых основным было противоцерков-ное, антиаскетическое начало. В связи с обострением в городе классовых противоречий народная сатира приобретает конкрет­ное социальное содержание: на фарсовую сцену выводятся и подвергаются беспощадному осмеянию фигуры блудливого мона­ха, тупого судьи, жадного купца-богатея. Но при этом народные жанры несли на себе отпечаток незрелости самосознания масс и нередко были подвержены влиянию бюргерской идеологии.

Идейная противоречивость средневековых жанров была естественным следствием классовой незрелости городских сосло­вий, исторически еще не подготовленных к самостоятельным вы­ступлениям. Но, несмотря на эту ограниченность, тенденция к реализму в средневековом искусстве решительно противостояла религиозному искусству и явилась той основой, на которой вы­росло великое реалистическое искусство эпохи Возрождения.

Раздел средневекового театра охватывает период раннего средневековья — времени формирования феодального строя (с V до конца XI в.) и период развитого феодализма — времени воз­никновения и расцвета городов (с XII по XV в.).

Третий же этап в развитии феодальной формации — период позднего средневековья, именующийся в истории культуры эпо­хой Возрождения, — ввиду огромного значения искусства этого периода выделен у нас в особый раздел.

Отсутствие в эпоху феодализма окончательно сформировав­шихся наций побуждает нас при изучении театра раннего и зре­лого средневековья не производить членения материала по странам.

В феодальной Европе старые римские города хирели и раз­рушались, новые еще почти ничем не отличались от крупных сельских поселений. Центр политической и хозяйственной жизни переместился из города в деревню.

Господствовало натуральное хозяйство to слабым разделением труда, с почти полным отсутствием торговых связей между отдельными областями, с той формой производства, которая ограничивалась масштабами личного потребления сеньора, его семьи, приближенных, челяди и крепостных.

Примитивному состоянию хозяйствования соответствовал столь же низкий уровень культуры. Характеризуя культуру средних веков, Ф. Энгельс писал:

«Средневековье развилось из совершенно примитивного со­стояния. Оно стерло с лица земли древнюю цивилизацию, древ­нюю философию, политику и юриспруденцию и начало во всем с самого начала. Единственное, что средневековье взяло от по­гибшего древнего мира, было христианство и несколько полу­разрушенных, утерявших всю свою прежнюю цивилизацию городов. Следствием этого было то, что, как это бывает на всех ранних ступенях развития, монополию на интеллектуальное об­разование получили попы и что само образование приняло преимущественно богословский характер»¹.

Феодальная формация, исторически более прогрессивная по сравнению с рабовладельческой, начала свое культурное развитие с уровня, неизмеримо более низкого, чем тот уровень, который был достигнут в рабовладельческих государствах древнего мира. Варварские нашествия остановили движение цивилизации на дол­гие столетия, издержки переворота были огромны,— человечество погрузилось в темную ночь средневековья. С помощью христиан­ства древняя культура была уничтожена почти полностью. Отцы церкви предавали анафеме античную философию, искусство, с ненавистью говоря о «хитросплетениях Цицерона» и «лживых россказнях Вергилия». Незнание античности и наук считалось достоинством всякого ревностного христианина. «Церковь, — пишет один из отцов церкви,— говорит не с праздными поклон­никами философов, а со всем человеческим родом. К чему нам Пифагор, Сократ, Платон и какую пользу принесут христианской семье басни безбожных поэтов, как Гомер, Вергилий, Менандр, истории, которые рассказывают язычникам Саллюстий, Тит Ливии, Геродот?»

Но и в тех редких случаях, когда церковь обращалась к античным философам и писателям, она чудовищным образом искажала их, перетолковывая на свой поповский лад.

«Поповщина, — писал В. И. Ленин,— убила в Аристотеле живое и увековечила мертвое»¹.

Ярким примером подобного извращения античных образцов могут служить писания немецкой монахини Гротсвиты Тандерс-геймской (X в.), стремившейся своими религиозными пьесами, собранными в сборнике «Анти-Теренций^. бороться с_влиянием комедий Теренция, которого часто читали в средневековых шко-лах с целью обучения разговорной латыни.

В предисловии к «Анти-Теренцию» Гротсвита писала: «Нахо­жу я весьма много таких верующих, поступки которых с трудом могут быть оправдываемы. Они из-за красноречия более изощ­ренного языка пустоту светских книг предпочитают пользе свя­щенного писания; а есть другие, которые заглядывают на стра­ницы священных книг, хотя гнушаются остальных мирских сочи­нений, все ж таки слишком часто читают вымыслы Теренция и, зачарованные сладостью его языка, оскверняют себя ознакомле­нием с греховными делами. Поэтому я, громкий голос из Гандерсгейма, дерзнула подражать стилю того писателя, которого остальные читают с благоговением, чтобы на том самом языке, на котором описывались прелюбодеяния похотливых женщин, была вознесена похвала достойному целомудрию святых дев­ственниц».

Все шесть комедий Гротсвиты («Галликан», «Авраам», «Дульциций», «Каллимаха», «Пафнутий» и «Премудрость») по­священы одной теме — они раскрывают необходимость подчинения человеческих чувств аскетическому долгу.

-"ложная сама по себе идея порождала самые нелепые, про­тивоестественные сюжеты, неправдоподобные ситуации. Люди превращались в мертвенные схемы, произносили нудные пропис­ные истины, иллюстрирующие заранее предуказанные тезисы; нарушалась всякая логика действия.

В пьесе «Галликан» христианский император Константин при­зывает своего полководца язычника Галликана защитить страну от скифского нашествия. Галликан соглашается, но требует в награду руки дочери Константина — Констанции. Но Констан­ция уже давно дала обет безбрачия. Возникает дилемма: послу­жить благу государства или соблюсти аскетический идеал. В конце концов религиозный идеал торжествует: Галликана удается обратить в христианство, и языческий полководец, одер­жав победу над скифами, дает обет безбрачия... и уходит в мона­стырь. Так нелепо религиозное начало торжествовало над всем остальным.