Файл: Сосланд А. - Фундаментальная структура психотерапевтического метода.pdf

положительных изменений в процессе терапии, а, кроме того, очень изобретательным в
объяснении причин отсутствия успеха.

Помимо, так сказать, индивидуального нарциссизма мы можем говорить, естественно, и о
нарциссизме школьном, который проявляется во всех известных феноменах школьного
изоляционизма, агрессии по отношению ко всем остальным школам. В лингвотеоретическом
плане "школьному" нарциссизму может соответствовать "школьный" же солипсизм. Этот
солипсизм наиболее заметен в терминологической плоскости. Концептуальная терминология,
принятая в рамках одного какого-нибудь направления, неизбежно формирует сознание тех, кто
оказался включенным в это теоретическое пространство, в духе гипотезы лингвистической
относительности Э. Сепира и Б. Уорфа, согласно которой, как известно, структура языка
определяет структуру мышления и способ познания окружающего мира. Понятно, что
терминологические системы, принятые в различных психотерапиях, делают невозможным, или
по меньшей мере серьезно затрудняют коммуникацию в профессиональном сообществе.

С о з д а н и е   я з ы к а ,   а д е к в а т н о   о п и с ы в а ю щ е г о   о с н о в н ы е   р е а л и и
п с и х о т е р а п е в т и ч е с к о й   д е я т е л ь н о с т и ,   –   н е с о м н е н н о ,   о д н а   и з
н а с у щ н ы х   п р о б л е м   с е г о д н я ш н е г о   д н я ,   и   н а ш е   и с с л е д о в а н и е
н а п р а в л е н о   н е   в   п о с л е д н ю ю   о ч е р е д ь   н а   р е ш е н и е   э т о й   з а д а ч и

. Опасения,

что перевод терминологии, закрепленной за конкретными терапиями, на
"межконфессиональный" язык ущемит так или иначе нарцистические интересы школьных
психотерапевтов, не должны здесь приниматься во внимание.

Но в общем и целом психотерапевт находится в несравненно более выгодном положении, чем
описанный М. Мамардашвили с соавторами философ классической эпохи (см. выше). Если
философ может заниматься только идеологическим конструированием, предоставляя другим
действовать по сочиненным им рецептам, то психотерапевт не только теоретизирует, но и
практикует, наглядно демонстрируя всем действенность изобретенных им теорий.
Практическая легитимация теоретических положений в рамках психотерапевтической практики
является делом относительно необременительным и при этом весьма наглядным.
Нарцистическое подкрепление теоретической деятельности через терапевтические практики
имеет здесь определенные преимущества. Авторы, сочиняющие свои концепции для
сравнительно ограниченного клинического материала, тем не менее получают основания для
утверждений, что и при увеличении масштабов экспериментирования до крупных социальных
размеров исходная теория, доктринально расширенная, окажется столь же валидной, а
практика – столь же действенной.

Как уже было сказано, многие терапевты стремятся к формированию некоего идеологического
пространства для осуществления своего господства. Поскольку таких пространств уже много и
большинство из их хозяев имеет выраженные экспансионистские склонности, на границах этих
пространств постоянно имеют место стычки и столкновения. Крайне сложно, например,
постигнуть значение полемики, ну, скажем, между Фрейдом и Адлером по поводу природы и
значения влечений. Исследователей, как известно, занимал вопрос, какое из влечений
является "первичным" и существенным – властное или половое, какое из них в большей
степени задействовано в формировании патологических феноменов. На самом деле
невозможно воспринимать этот спор как основательную научную полемику, направленную на
уточнение верифицируемых фактов. Совершенно ясно, что речь здесь идет не о столкновении
научных мнений, порожденных реальным опытом работы, а о борьбе за доминирование своего
идеологического пространства над другим, за расширение его границ за чужой счет. В этих
случаях все пытаются представить дело так, что, дескать, идеологическая территория,
занимаемая иной школой, является как бы подчиненной территории собственной (в данном
примере – властный инстинкт с точки зрения психоанализа вторичен по отношению к
сексуальному, с точки зрения адлеровской психологии – наоборот). В других полемических
ситуациях внутри психотерапевтического сообщества дело обстоит в большинстве случаев так
же, хотя порой, конечно, нельзя полностью исключить совпадений положений той или иной
концепции с действительным положением дел.

Весь опыт наблюдения за психотерапевтической жизнью говорит за то, что терапевта следует
воспринимать как существо, движимое определенными желаниями, особенно же тогда, когда
он сочиняет, а затем пытается повсеместно распространить сочиненные им методы,
конструируя вокруг них собственную школу.

Я з ы к ,   к о т о р ы м   п и ш у т с я

п с и х о т е р а п е в т и ч е с к и е   т е к с т ы ,   –   э т о   я з ы к   ж е л а н и й ,   в   п е р в у ю
о ч е р е д ь   я з ы к   с т р е м л е н и я   к   и д е о л о г и ч е с к о м у   д о м и н и р о в а н и ю ,   к о р о ч е ,
я з ы к   в о л и   к   в л а с т и

.

До сих пор, однако, проблема "страстей" терапевта рассматривалась только в контексте так
называемого "контрпереноса", то есть когда речь шла о вожделении терапевтом/шей
пациентки/та. Контрперенос рассматривался как симметричный ответ на перенос пациента, и
все эти обстоятельства расценивались как решающие для результативности
психоаналитического лечения. Кроме того, все это дело было записано в психоаналитических
этических кодексах, понятно, в том смысле, что контрпереносным желаниям не следует
потакать и давать им ход. В отдельных случаях на эти желания накладывались жесткие
ограничения.

Однако действительное положение дел таково, что психотерапевтическая ситуация – как
относящаяся непосредственно к терапевтической процедуре, так и определяющая жизнь
психотерапевтического сообщества – не только предоставляет удобную возможность для
удовлетворения "контрпереносных" влечений терапевта/ши, злоупотребляющих
"переносными" чувствами пациентки/та. Она – что намного важнее – являет собой уникальную
ситуацию для удовлетворения-реализации властных желаний терапевта. Ясно, что в поле
действия этих интересов

п а ц и е н т   н е и з б е ж н о   п р е в р а щ а е т с я   в   з а л о ж н и к а

ш к о л ь н о г о   м е т о д а

. В любом случае правда заключается в том, что

п с и х о т е р а п е в т и ч е с к и й   м е т о д   е с т ь   в с е г д а   п р е д м е т   ч а с т н о г о
и н т е р е с а   т е р а п е в т а

.

С другой стороны,

д е м о н с т р а т и в н а я   с ц и е н т и с т с к а я   а к а д е м и ч н о с т ь

м н о г и х   п с и х о т е р а п и й   я в л я е т с я   н е о т ъ е м л е м о й   с о с т а в н о й   ч а с т ь ю   и х
" о б р а з а   м е т о д а "

;. К этому их создателей вынуждает сама природа психотерапии, как

терапии, смысл которой в ее действенности, каковая верифицируется и контролируется вовсе
не методами, заимствованными из гуманитарных наук. При этом метапсихология множества
психотерапии носит отчетливый антисциентистский характер. И глубинно-психологические
методы, и экзистенциально-гуманистически ориентированные, не говоря уже о
трансперсональных, последовательно противопоставляют свою идеологию позитивистски-
экспериментальной парадигме. Ясно, однако, что при этом их существование может быть
надежно легитимировано только в рамках именно этой парадигмы. Это одно из основных
внутренних противоречий существования психотерапии вообще.

Таким образом, демонстративная позитивистская академичность должна внушать доверие и
создавать впечатление надежности и экспериментально проверенной эффективности
терапевтического товара. Сциентичность, так сказать, метода, без сомнения, в данном случае
надо понимать как довод в борьбе за место на психотерапевтическом рынке и за влияние в
профессиональном сообществе.

В сущности, жесткость школьных рамок обусловлена в значительной степени тем, что

п с и х о т е р а п и я   я в л я е т с я   о б л а с т ь ю   н е д о с т а т о ч н о   л е г и т и м н о г о
з н а н и я

. Это происходит в силу уже упоминавшихся причин – невозможности

экспериментального контроля, трудностей в оценке эффективности, Экспериментальный
контроль может осуществляться за методом в целом, но никак за элементами
антропологической части школьной мета-психологии, каковые зачастую служат основным
содержанием школьных дискурсов. Так, можно говорить, в частности, об эффективности
психоаналитической терапии вообще, но никак не о влиянии на результативность того
обстоятельства, что терапевт принадлежит к школе объектных отношений или к школе Ж.
Лакана.

Д р у г о е   с в о е о б р а з н о е   у с л о в и е   с у щ е с т в о в а н и я   п с и х о т е р а п е в т и ч е с к о г о
з н а н и я   –   э т о   е г о   м а р г и н а л ь н о с т ъ

. С одной стороны, мы имеем в виду ее "краевое"

положение между гуманитарными и терапевтическими дисциплинами, о чем уже сказано.
Другая маргиналия обусловлена постоянным соприкосновением с воззрениями и культовыми
практиками экзотических религий – от аутогенной тренировки до трансперсональной
психотерапии и распространившихся имитаций шаманских обрядов. Нуминозно-
мифологические представления сохраняются в корпусе психотерапевтического знания и
постоянно так или иначе дают о себе знать. В школьных метапсихологиях это проявляется
постоянным тяготением к мифологизаторству, что особенно заметно, скажем, на примерах
юнгианской аналитической или той же трансперсональной терапии. Получается, что
психотерапия занимает отчетливо маргинальное положение по отношению к миру
академической науки.

Что касается краевого положения психотехник, то здесь обращают на себя внимание самые
разные методы воздействия – от гипноза до пневмокатарсиса. Кроме того, нельзя пройти
мимо включения в групповые терапии репрессируемых обществом сексуально
ориентированных, равно как и прочих асоциально-провокационных (раздевание, например)
практик. Наконец, парадоксальные методы воздействия, такие, как терапевтическое
сумасшествие, трикстерски-карнавальные провокации, тоже выглядят вызовом академически
легитимированной практической деятельности. Все это усугубляется институциональной
маргинальностью, исторически идущей от психоанализа. Эта "сектантская" форма
существования направлений внутри науки дополняет картину своеобразия статуса
психотерапии как рода деятельности. Совершенно ясно,

ч т о   м а р г и н а л ь н о с т ь   и

н е л е г и т и м н о с т ъ   е с т ь   ф а к т о р ы ,   о б у с л о в л и в а ю щ и е   ж е с т к о с т ь   ш к о л ь -
н ы х   р а м о к

. На самом деле, если нет реальных критериев, которые обосновывали бы

валидность школьных практик, функционирование школьной машины желания может быть
обеспечено только укреплением границ влияния, иначе говоря, охранительно-
институциональными мерами.

Справедливости ради надо, однако, сказать, что в нынешнее время агрессивно-полемическая
напряженность между различными школами стала сходить на нет. Взвешенность
объединяющего жеста справедливо представляются многим весьма привлекательными.

Итак, первый и важнейший вызов, на который нам хотелось бы дать ответ, может быть
обозначен как

в ы з о в   к о н ц а   и с т о р и и   п с и х о т е р а п и и

. Сегодняшний день развития

психотерапевтического дела характеризуется, на наш взгляд, сочетанием

о щ у щ е н и я

и з б ы т о ч н о с т и   д е я т е л ь н о с т и   в   о б л а с т и   с о з д а н и я   н о в ы х   м е т о д о в

 и –

одновременно –

о щ у щ е н и я   и с ч е р п а н н о с т и   в о з м о ж н о с т е й   д л я   э т о й

р а б о т ы

. Мнения относительно переизбытка психотерапий и как следствие этих мнений –

интегративно-эклектические идеологии основаны, на наш взгляд, на непонимании коренной
сущности взаимоотношений психотерапевта с его практикой, с методом, который он
употребляет в дело. Правильное понимание этих отношений может быть основано только на
признании метода, как уже сказано, предметом частного интереса психотерапевта.
Безусловно, до тех пор, пока число психотерапий не превышает числа действующих
психотерапевтов, задача создания новых методов будет оставаться насущной.

П р е к р а щ е н и е   и х   п р о и з в о д с т в а   к а к   р а з   и   б у д е т   о з н а ч а т ь
д е й с т в и т е л ь н ы й   к о н е ц   и с т о р и и   п с и х о т е р а п и и

.

Э к л е к т и ч е с к и - с и н т е т и ч е с к и й   п р о е к т   д е й с т в и т е л ь н о   я в л я е т с я
р е а л ь н о й   о т м е т к о й   к о н ц а   и с т о р и и   п с и х о т е р а п и и

. Этот проект, на наш

взгляд, выглядит малоинтересным. Он в целом вписывается в получившую широкое
распространение постмодернистскую идеологию, которая обосновывает возможность
смешения различных стилей в рамках одного художественного творения. Коллажи из
различных психотерапевтических приемов могут быть уподоблены текстам, состоящим из
одних цитат. "Я понимаю под интертекстуальным диалогом феномен, при котором в данном
тексте эхом отзываются предшествующие тексты", – пишет по этому поводу У. Эко (У. Эко,

1996, с. 60). Соглашаясь на сознательную замену порождаемого собственного текста
цитированием других, автор – текста ли, психотерапевтического ли метода – идет на
сознательный отказ от возможности реализации авторских желании.

Р а з м е р ы

а в т о р с к о г о   в л и я н и я   п р о п о р ц и о н а л ь н ы   у д е л ь н о м у   о б ъ е м у
с о б с т в е н н о г о   т е к с т а   в   о б щ е й   м а с с е   т е к с т а

.

Такая коллажная идеология не предполагает создания какой-либо собственной продукции, а
занимается только перераспределением старой. Интертекст не порождает новых
конфигураций. Если мы ограничимся подобными рамками, то в итоге нас ждет бесконечное
перекладывание ингредиентов из одного салата в другой. Обращает на себя внимание и
другой просчет эклектической идеологии: если для каждого из отдельных методов не найдено
убедительных доказательств его относительной эффективности, то каким образом это можно
сделать для эклектически-синтетических терапий – тем более непонятно. Но все же главный
недостаток такого проекта в том, что эклектическое перемешивание готовых элементов
снижает напряженность основного соблазна психотерапии, соблазна создать свой метод.

Исходя из всего этого, мы в нашем исследовании предполагаем радикальное изменение
метанарратива психотерапевтического дискурса как такового. Как известно, под
метанарративом (метадискурсом) Ж.-Ф. Лиотар (см.: Ж.-Ф. Лиотар, 1998) подразумевает некое
положение, которое вообще делает возможным составление текстов в некоей, допустим,
области знания. Так, в психотерапии все тексты основаны на положении, что терапевтический
метод создается ради интересов пациента. Как ясно из всего вышеизложенного, такое
понимание не может объяснить нам истории психотерапии ни в какой степени.
Психотерапевтический метод создается как реализация желаний его автора очертить
собственное идеологическое пространство, сформировать дискурсы, где была бы
осуществлена запись его предпочтений, опыта и склонностей. Метод в психотерапии отражает
интересы автора и формируется именно под эти интересы. Именно такой метанарратив,
отражающий реальное положение дел, мы считаем подходящим именно для нашего
исследования. Эта смена метанарратива позволяет нам исследовать психотерапию именно
как практику реализации некоей власти, то есть в русле идей крута авторов от Ф.Ницше и
А.Адлера до М.Фуко и Ж. Бодрийара.

Так, в духе известного исследования Ж. Бодрийара "О соблазне"

м ы   с ч и т а е м ,   ч т о

с л е д у е т   р а с с м о т р е т ь   в с е   с т р у к т у р н ы е   э л е м е н т ы   ш к о л ь н о й   т е о р и и
и   т е х н и к и   с   т о ч к и   з р е н и я   и х   п р и в л е к а т е л ь н о с т и   д л я   в о з м о ж н о г о
п о л ь з о в а т е л я   т о г о   и л и   и н о г о   ш к о л ь н о г о   м е т о д а

. Разумеется, именно

состоявшийся соблазн выступает во многих случаях как превращенная форма осуществления
власти. У Ж. Бодрийара мы читаем: "Всякая система, которая втягивается в тотальный сговор
(complicite) с самой собой, так что знаки перестают иметь в ней какой-либо смысл, именно по
этой причине оказывает замечательное по силе гипнотическое, завораживающее воздействие.
Системы эти завораживают своим эзотеризмом, предохраняющим их от любых внешних логик.
Завораживает резорбция всего реального тем. что самодостаточно и саморазрушительно. Это
может быть все, что угодно: философская система или автоматический механизм, женщина
или какой-то совершенно бесполезный предмет..." (Бодрийар, 1995, с. 54). Как уже ясно, мы
исходим здесь из вполне обоснованного соображения, что

п с и х о т е р а п е в т и ч е с к а я

ш к о л a   е с т ь   ц е л о с т н о е   о б р а з о в а н и е ,   п р е д н а з н а ч е н н о е   и м е н н о   д л я
с о б л а з н е н и я

 последователей и клиентов, и этому, очевидному положению мы будем

следовать, разворачивая наш текст дальше.

Другой важнейший вызов, на который приходится давать достойный ответ, – отсутствие в
психотерапии общих фундаментальных основ как единой науки. Ответ на этот вызов, как нам
представляется, может быть дан через

с о с т а в л е н и е   и н д е к с а   э л е м е н т о в

с т р у к т у р ы   ш к о л ь н о г о   м е т о д а

. Однако исследование структуры основных

направлений в психотерапии, существующих на сегодняшний день, не должно быть
самоцелью. Его задача заключается в том, чтобы

н а м е т и т ь   о с н о в н ы е   с о с т а в н ы е

ч а с т и   к а к   н е с у щ и е   к о н с т р у к ц и и   в о з м о ж н ы х   п с и х о т е р а п и й

.

В целом сочетание нового исследовательского метанарратива с основательным структурным
анализом дает нам

в о з м о ж н о с т ь   о с у щ е с т в и т ь   д е к о н с т р у к ц и ю

п с и х о т е р а п е в т и ч е с к о г о   д и с к у р с а   в о   в с е й   е г о   т о т а л ь н о с т и

. При этом

мы, разумеется, не забываем ни на минуту, что психотерапия является на самом деле
высокоэффективным видом помощи. В конечном итоге наш проект направлен на то, чтобы она
утвердилась именно в этом своем качестве, очистившись при этом от множества
необязательных привнесений.

Вопреки повсеместно господствующей озабоченности переизбытком школ, нас преследует
совсем другая, "мальтузианская" настороженность, что, возможно, запас новых возможных
конфигураций школьных теорий и техник исчерпан. Определенная часть нашего текста
предполагает проектирование новых "превращенных форм" различных структурных элементов
структуры школьного метода, равно как и возможных методов в целом. Несмотря на
некоторую утопичность такого подхода, мы полагаем такое проектирование необходимым, ибо
так мы можем пробудить желание читателя двигаться в верном направлении, а именно в том,
которое указано в титуле нашей книги.

Новые методы могут строиться и по новым правилам, нами не предусмотренным. По этому
поводу Ж.-Ф. Лиотар высказывается так: "Постмодернистский художник или писатель
находится в ситуации философа: текст, который он пишет, творение, которое он создает, в
принципе не управляются никакими предустановленными правилами и о них невозможно
судить посредством определяющего суждения, путем приложения к этому тексту или этому
творению каких-то уже известных категорий. Эти правила и эти категории есть то, поиском чего
и заняты творение или текст, о которых мы говорим (Ж.-Ф.Лиотар, 1994, с. 322). Современный
психотерапевт находится, в сущности, в такой же ситуации и занят поисками рамок, которые
позволили бы ему осуществлять свои интенции.

Итак,

и с т о р и я   п с и х о т е р а п и и   с ф о р м и р о в а н а   с о в е р ш е н н о   о с о б ы м

о т н о ш е н и е м   т е р а п е в т а   к   с в о е м у   р а б о ч е м у   и н с т р у м е н т у

. Влекомая своей

сущностью, психотерапия двигается в самых разных направлениях. Задача ответственного
исследователя заключается не просто в том, чтобы отследить эти направления, но и, по
возможности, в том чтобы придать им определенный импульс. Причем будет лучше всего,
если желаниям психотерапевтов будет дан этот импульс не только в одном каком-то
направлении, а сразу во многих, что мы и попытаемся сделать.

ХАРИЗМАТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ

В ПСИХОТЕРАПИИ

Несомненно, каждый, кто ориентируется в литературе, посвященной общим вопросам
психотерапии, сталкивался с текстами, в которых перечисляются и обосновываются
профессиональные требования, предъявляемые психотерапевту. Соблюдение требований
нормативного порядка в психотерапии имеет особый смысл. Ведь речь идет, в частности, о
том, чтобы хоть как-то обуздать интенсивность желания психотерапевтов реализовывать свою
власть над клиентом, легитимированную рамками терапевтической необходимости.