ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 06.10.2020
Просмотров: 1075
Скачиваний: 9
или другим путем. Поэтому родительские опасения насчет оторванности от жизни
необоснованны. Уж скорее, в какой-то степени оторванными от жизни окажутся родители,
истово следящие за тем, чтобы у ребенка не было ни малейшего контакта с телевизором.
Если им удалось в достаточной мере сформировать у него вышеназванные качества
творческого воображения и внутренней активности, они могут с известным спокойствием
смотреть, как ребенок от случая к случаю ненадолго включает телевизор. Внутренне
закаленному ребенку такие контакты уже не повредят, особенно если взрослые умело их
дозируют.
В том, что родители вместе с ребенком будут сознательно выбирать конкретные
поводы немного посмотреть телевизор, есть даже определенные преимущества. Ведь это
отнимет у аппарата ореол запретного плода, рано или поздно способный соблазнить ребенка
смотреть телевизор тайком от родителей, но уж тогда помногу и бесконтрольно. Совершенно
хладнокровное, естественно-трезвое обращение с телевизором благотворно остудит для
ребенка тему телепросмотров и одновременно подготовит его ответственно относиться к
ней, что так или иначе необходимо ему в дальнейшей, взрослой жизни.
В переходном возрасте
Примерно на десятом году жизни важнейшие «окна», т. е. возможности развития,
закрываются, и вся ситуация для ребенка коренным образом меняется. Доселе он был
соединен с миром такой глубинной связью, был так сплетен со всем окружающим своими
эмоциями и желаниями, что противоположность внешнего и внутреннего была ему
фактически неведома. Лишь с наступающей половой зрелостью, примерно между десятью и
двенадцатью годами, психика окончательно высвобождается из наивной спаянности с
миром, превращается в сугубо внутреннюю сферу, и человек начинает отождествлять себя с
ней, а мир вовне воспринимать как нечто чуждое, внешнее, противостоящее собственному
«я».
Возникновение дуализма сфер внешнего и внутреннего часто сопровождается
драматичными, пугающими родителей явлениями, поскольку подросток проводит
размежевание между собой и окружающим весьма радикально, решительно сопротивляясь
любым попыткам родителей или воспитателей проникнуть в свой внутренний мир. Но в то
же время он переживает и одиночество изолированного от мира «я». Поэтому вполне
естественно, что в этом возрасте нередко возникает сильная тяга к масс-медиа — своего рода
подзорной трубе, сквозь которую можно с расстояния заглянуть в далекий мир, не
поступаясь изолированностью своей глубоко личной сферы.
Если до сих пор выбор подходящих программ и ограничение времени просмотра были
задачей родителей, то теперь пора готовить подростка к такому обращению с телевизором,
при котором он отвечает за себя сам. Такая подготовка состоит отнюдь не в том, чтобы
родители в одночасье отказались от педагогической ответственности, полагая, будто им
больше нечего беспокоиться за своего отпрыска. Как раз в переходном возрасте важно
внимательно сопровождать его на пути взросления, хорошо рассчитанными мерами помогая
ему идти к самостоятельности. Лучшая отправная точка здесь — пробуждающиеся в этом
возрасте критическая способность и желание критиковать всё и вся, которые надо лишь
направить на подходящие объекты, чтобы дать им возможность потренироваться. Скажем,
просматривая вместе с подростком по телевизору новости или художественные фильмы,
можно разбирать вместе с ним трюки, применяемые телережиссерами для создания
определенных эффектов вставной рекламы, рассчитанных на подпороговые эмоции, или
действие, какое оказывают на зрителя операторская работа и техника монтажа, и т. п. Чем
больше такого рода наблюдений сможет подсказать взрослый, тем лучше подросток поймет,
как надо смотреть, — а это важнейшее условие подлинного умения разбираться в масс-
медиа.
Если подросток все-таки успел окружить себя стеной пубертатной оппозиционности, то
к нему уже не подступиться, диалог со взрослыми прерывается. Поэтому важно
заблаговременно, т. е. пока противоречия еще не обострились до предела, сделать явный
поворот на сто восемьдесят градусов во всем стиле общения, имея в виду, что подростка не
следует опекать в отношении телевидения, а надо путем разумных соглашений подталкивать
его к все более ясному пониманию своей ответственности за себя. Подросток, возможно,
будет весьма огорошен этим новым стилем, и в разрядившейся ситуации уже нетрудно
вложить в руки «младшего партнера» и кое-какие орудия, с помощью которых он сам придет
и к критическому настрою, и к компетентности.
Лишь в пятнадцати-, шестнадцатилетнем возрасте критическая способность разовьется
настолько, что юноша или девушка сможет дорасти до самостоятельного отношения к масс-
медиа, основанного на ответственности за себя. Хотя, разумеется, не стоит ожидать, что
тогда он (или она) поведет себя совершенно рационально или «благоразумно» в
родительском понимании этих слов: подростки ищут экстремальных переживаний, и очень
может быть, что какое-то время они будут неумеренно глотать телепередачи вопреки
благоразумию и всем увещеваниям. Но это не должно стать для родителей поводом считать
себя несостоятельными воспитателями. Если детство человека было насыщено игрой и
движением, музыкой и фантазией, внутренними образами и живыми впечатлениями,
родители могут положиться на то, что их сын или дочь найдут собственный путь. В конце
концов, пятнадцать лет — далеко не последняя стадия развития!
5. Безъязыкое детство. Что губит и что спасает речь в век масс-медиа
Новый массовый феномен — функциональная неграмотность
Нынешнее индустриальное общество с его мировыми экономическими связями и
сложными структурами, находящимися в состоянии непрерывной трансформации, делает
ставку на людей, доросших до его новых требований, делает ставку на рост и прогресс. Тем
не менее оно все чаще сталкивается с явлениями упадка культуры, которые никак не желают
вписываться в картину неудержимого поступательного движения человечества.
Складывается сбивающая с толку, противоречивая ситуация: с одной стороны, медийная и
компьютерная техника идут вперед такими огромными шагами, что поговаривают уже о
начале новой, постиндустриальной эпохи, когда основным сырьем будет уже не уголь, сталь
и нефть, а
информация.
Дескать, уже возникает новая форма общества — открытое
информационное общество,
где у всякого будет свободный доступ ко всем банкам данных в
мире, а значит, и ко всем знаниям, накопленным человечеством. Но не успело еще это
общество сделать первые шаги, как оказалось, что подорван самый фундамент, на котором
оно по идее должно бы стоять.
Выяснилось, что начиная с 80-х годов все больше людей утрачивают способность
воспринимать письменную информацию вообще, не говоря о том, чтобы осмысливать ее и
пользоваться ею. И происходит это не в каких-нибудь странах третьего мира, а в
высокоразвитых индустриальных странах, которые будто бы ближе других подошли к
«информационному обществу». И вот именно там неудержимо распространяется новая
форма неграмотности — чаще всего ее называют функциональной неграмотностью, или
«постаналфавитностью», поскольку речь идет о людях, так и не овладевших чтением и
письмом, хотя они учились в школе, или разучившихся это делать, закончив ее.
Каких масштабов достигло это явление, стало ясно только в 1984 г., когда в США был
опубликован отчет Комиссии по грамотности, согласно которому доля функционально
неграмотных составила 10 % от численности всего населения, или 23 миллиона человек.
Далее, в категорию «алитератов» были зачислены сенсационные 44 % населения США — это
люди, которые читать умеют, но не читают или читают лишь под давлением
обстоятельств103.
Что эта тенденция не обошла стороной и Германию, выяснилось уже в конце 70-х,
когда после нефтяного кризиса на Рейне и в Руре дело дошло до массовых увольнений и на
улице внезапно оказались тысячи неквалифицированных рабочих. Тогда службам занятости
пришлось констатировать, что этих людей нельзя ни обучить, ни переучить, потому что они
не умеют читать и писать. И сегодня год за годом десятки тысяч молодых людей покидают
школы без аттестата. Поэтому не удивительно, что в Федеративной Республике число
функционально неграмотных составляет четыре миллиона человек, т. е. 15 % населения в
возрасте старше пятнадцати лет104. Некоторые исследователи даже подозревают, что при
более точном подсчете цифры могут оказаться еще выше. Как бы то ни было, тенденция эта
только усиливается.
В 1994 г. американский литературовед Барри Сандерс опубликовал книгу «A is for
Ox».17 Ее главная тема — катастрофические социальные и культурные последствия
«постаналфавитности», основная причиной которой, по его мнению,
— растущее
потребление электронных масс-медиа, и прежде всего телевидения. «Почти семьдесят
миллионов американцев,
— констатировал он,
— не в состоянии расшифровать
предупреждение на этикетках лекарственных препаратов или пробиться сквозь газетную
статью. Большинство из них — отнюдь не черные, мексиканцы или иммигранты. Это белые,
коренные жители страны» 105. Семьдесят миллионов! Тогда это составляло 28 % населения
США!
Разрыв в уровне знаний растет
В Европе эта тема вызвала кое-какое волнение, после того как в 1995 г. заключение
Организации по экономическому сотрудничеству и развитию (ОЭСР) подтвердило
упомянутые опасения. В нем говорится, что именно в богатейших странах планеты более
20 % населения владеют весьма ограниченным умением писать и считать106. Неслыханный
резонанс вызвало в этой связи обстоятельство, что 1996 г. был назван «Европейским годом
образования и повышения квалификации».
Исследование, проведенное под эгидой Международной Ассоциации по оценке
школьной успеваемости (МШУ) в 1995 г., выявило, что в Германии в среднем 15 %
восьмиклассников понимают прочитанный текст на уровне третьеклассников107. Прежде
всего, как установили исследователи, читается все меньше книг; во всех обследованных
группах умение читать непрерывно ухудшалось начиная с 1980 г.
В том же 1995 г. немецкий «Фонд чтения» опубликовал итоги сравнительных
исследований, проведенных в шестнадцати индустриальных странах. Несмотря на
региональные различия, повсюду зафиксирована тенденция к так называемой «формуле
одной трети»: по одной трети населения относятся или к любителям чтения, или к читающим
от случая к случаю, или к не читающим вообще никогда108.
Значит, надо исходить из того, что «процесс отхода (в среднем) доброй трети населения
от чтения — обычное явление в странах ОЭСР», пишет Гельмут ван дер Лар109. Стало быть,
об обещанных равных шансах для всех не может быть и речи. Скорее, вырисовывается
перспектива двухклассового общества, где будут, с одной стороны, интеллектуально нищие,
опускающиеся все ниже по социальной лестнице, а с другой — класс привилегированных,
располагающих «ключевой квалификацией — умением читать»,18 а тем самым — доступом
к образованию и знанию, к умению обращаться с масс-медиа, к профессиональной карьере.
Между теми и другими будет расти разрыв, уже давно обсуждаемый в исследованиях на
17 По-русски это название могло бы звучать примерно так: «Заяц пишется через Е».
18 Выражение из названия процитированной автором выше книги Г. ван дер Лара. Сомнительно, чтобы эта
тенденция что-то означала по крайней мере для нашей страны: политическая и экономическая «элита», с одной
стороны, и культурная элита — с другой в ней резко разделены, причем последняя оттеснена на социальную
периферию, а первая отнюдь не демонстрирует признаков образования (не говоря уже — культуры).
темы телевидения под рубрикой «растущий разрыв в знаниях» («increasing knowledge
gap»)110.
По всей видимости, опирающееся на масс-медиа информационное общество своими
руками подрывает фундамент, на котором хотело бы строиться. Достигнутый прогресс будет
сведен на нет вызванным им же самим регрессом.
Речь немеет
Едва до внимания общественности успела дойти проблема растущей неграмотности,
как уже обнаружилась дальнейшая, доселе немыслимая деградация орудия культуры
человечества: вслед за утратой большой частью населения письменного языка постепенно
утрачивается и владение речью. Как ни жутко это звучит, но язык немеет…
«Дома ли, за обеденным столом, в дороге ли, в автомашине, — в немецких семьях или в
том, что от них осталось, хранят упорное молчание. Употребляют разве что функциональные
инструкции: „Не возвращайся так поздно!“, „Брось это!“, „Поторопись!“ Бинарные ответы
малышей: Да. Нет. Да. — Конец диалога. (…)
Человек усваивает язык в первую очередь от родителей. Но нынешние родители
слишком заняты, они и сами пользуются речью нечасто, а нередко им и сказать-то друг
другу нечего.
„Мои старики каждый вечер торчат перед ящиком. Он хлещет пиво, она хрупает
соленые палочки“. Тот, кто уже с младенчества оказался избалован и обездвижен нянькой-
телевизором, будет молчать и взрослея. Так что ж, значит, масс-медиа все больше затыкают
нам рот, растят поколение немых зомби?
Где бы молодые люди ни развлекались, они обречены на молчание — в кино, на
концертах под открытым небом, на дискотеке, за просмотром видеофильмов, перед
телевизором или компьютером. Их оглушают до бессознательного состояния, им внушают
всякую всячину, но вот сказать что-нибудь самим — этого им нельзя, этого они не смеют»
111.
Так Иоахим Кучке описал новую ситуацию в 1993 г. О сходном положении дел говорит
и Конрад Адам («Франкфуртер альгемайне цайтунг». 1993.18 июня):
«Уже некоторое время одна пожилая учительница начинает уроки для первоклашек со
странного упражнения. Она велит шестилетним ученикам встать, подойти к окну, открыть
его, снова закрыть, вернуться на место и в немногих ясных словах рассказать, что они
сделали. Когда некоторые родители удивленно и с легким упреком осведомились о смысле
этого упражнения, учительница сослалась на новые, необычные исследования: дети с
большим трудом понимают инструкции, выполняют их и дают отчет о сделанном. Тому, кто
вырос в еще здоровых, т. е. теперь уже нетипичных условиях, невозможно и представить
себе, что в огромном количестве нынешних семей днями и неделями не произносится ни
слова. Способность рассказывать и слушать, взаимно выдвигать аргументы и разумно
решать в пользу того или иного постепенно исчезает, не говоря уж о таких архаичных
формах речи, как песня, молитва и слова ободрения».
Тем временем проблема приняла такие масштабы, что в Великобритании пришлось
принимать специальные аварийные программы для первоклассников. В 1996 г. пресса
сообщала об этом следующее: «Дети дольше учатся говорить, если с ними редко
разговаривают. Поэтому британские дошкольники все чаще сталкиваются с проблемой
отставания в развитии речи. Теперь в 360 британских школах вводятся аварийные
программы, рассчитанные на обучение поступивших в первый класс детей тому, как
здороваться или спрашивать дорогу» 112.
Нарушения развития речи у дошкольников
Некоторое время назад группа специалистов — фониатров и педаудиологов,
занимающихся нарушениями артикуляции, речи и слуха у детей, забила тревогу после того,
как случилось следующее. Чтобы снабдить педиатров удобным инструментом для раннего
распознавания нарушений развития речи у детей в возрасте от трех с половиной до четырех
лет, директор клиники нарушений коммуникативных способностей при Майнцском
университете профессор Манфред Хайнеман разработал методику тестирования,
практически опробованную и усовершенствованную в 1988–1992 гг. в ходе множества
пилотных обследований113. Разработка таких методов — будни науки. Но вот цифры,
полученные с помощью нового метода, были какими угодно, только не будничными: уже в
ходе первого пилотного обследования114 в одном из майнцских детских садов нарушения
развития речи обнаружились у 22 % детей, а в ходе третьего обследования в майнцских
детских садах, относившихся к «социальным горячим точкам», — и все 34 %.
В среднем у 25 % детей выявлены нарушения развития речи, из которых половина
квалифицирована как легкие и по четверти — как средней тяжести и тяжелые; это казалось
невероятным, потому что диахронные обследования 1976 и 1977 гг.115 выявили по тем же
диагностическим критериям лишь 4 %, что соответствовало уже известным показателям для
Германии. Затем майнцские результаты были подвергнуты еще одной тщательной
перепроверке, но все осталось как было: за добрых десять лет цифры выросли более чем на
20 %. Диагноз поистине ужасающий.
Другие данные подтвердили этот результат. Так, число учеников в школах для детей с
отставаниями в развитии речи в Северном Рейне — Вестфалии в 1986–1992 гг. выросло на
58 %, в Баварии за тот же период — на 54 %. Обследования, проведенные в детских садах
города Ноймюнстера (Шлезвиг-Гольштейн) в 1994 г., диагностировали нуждающиеся в
лечении нарушения речи у 25 детей116. Логопед из Англии Салли Уорд обнаружила, что в
Манчестере такие дети составляют 21 % от общего числа117, подобные же значения для
детишек из мегаполисов она разыскала в англоязычных работах 80-х годов118. Результаты
Манфреда Хайнемана, полученные в 1996 г., нашли окончательное подтверждение в
обширном исследовании Йор-га Долетала и его коллег на материалах обследований 1641
ребенка из детских садов города Бохума — у 25 % из них обнаружились нарушения
артикуляции, а у 43 % — недостаточное понимание речи.
Под угрозой все развитие ребенка
Меж тем было проведено множество других исследований. Английское Общество
помощи детям с дефектами речи в 1996 г. сообщило, что уже каждый третий ребенок в
Англии «заметно отстает в речевом развитии» 120. Проведенные в Болгарии в 1998 г. опросы
показали, что от 21 до 27 % дошкольников страдают расстройствами речи121. Объединение
немецких логопедов на своей ежегодной конференции, проведенной в Аугсбурге в 1998 г. на
тему «Расстройства речи и артикуляции у детей», констатировало, что проблемы с речью
отмечаются у 15–30 % всех детей дошкольного возраста122. Вероятно, в ближайшее время
цепь сообщений с такими цифрами будет продолжена. Кстати, обнаружилось, что эта
проблема не связана с определенными социальными слоями или уровнем образования;
одинаково страдают дети профессоров и подсобных рабочих. Значит, причины надо искать
много глубже.
Насколько серьезно нарушения развития речи могут сказаться на всем дальнейшем
развитии ребенка, выяснилось в ходе так называемых follow-up19 обследованиях
школьников второго — третьего классов (от восьми до девяти лет), у которых нарушения
были диагностированы и лечение началось уже за четыре года до этого. Оказалось, что 52 %
из них по-прежнему страдают легкими расстройствами артикуляции, 44 — отстают в
развитии речи, 36 — сталкиваются с трудностями в овладении инструментарием культуры
19 Продолжающихся в течение значительного промежутка времени (англ).