ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3119
Скачиваний: 1
Каждая из сторон нарвского дела что-то открывает и дополняет в выяснении существа этого исторического события, идет ли речь о поведении тех или иных лиц, состоянии материальных факторов вроде степени обеспеченности русской армии боеприпасами и продовольствием или даже погоды в момент шведской атаки. История не может пренебрегать ничем. Однако наиболее общими и важными в раскрытии как причин, так и последствий Нарвы служат обстоятельства международно-политического характера.
План похода, штурма и взятия шведской крепости был задуман Петром с учетом совершенно определенных внешних факторов. Заключив союз с Данией и Саксонией, царь воздерживался от вступления в войну не только вынужденно, в связи с опасностью возникновения второго, турецкого фронта. Он дальновидно рассчитывал, что наиболее благоприятным моментом нанесения первого удара шведам его еще слабо подготовленной армией будет время, когда силы Швеции отвлекут на себя датский король и саксонский курфюрст. Не переоценивая ни их полководческих дарований, ни сил, которыми они располагали, можно было уверенно надеяться, что союзники по меньшей мере на какое-то время свяжут своими действиями главные силы шведов. А за это время русская армия со всеми ее очевидными слабостями так или иначе овладеет важнейшем исходной стратегической позицией. Из всех возможных вариантов план Петра, несомненно, был в своей сущности оптимальным.
Международные события спутали все карты Петра. Борьба вокруг испанского наследства в Европе не помешала Англии и Голландии оказать ценнейшую, хотя и кратковременную, помощь Карлу XII, благодаря которой он молниеносно разгромил Данию и поручил возможность быстро перебросить главные силы в Восточную Прибалтику. По здесь действовал другой союзник — Август II, который мог бы отвлечь Карла к Риге, ибо ее потеря была бы более ощутимой для шведов, чем взятие русскими Нарвы. Но «совсем бессовестный саксонский авантюрист», как справедливо называл Августа В. О. Ключевский, предательски сняв осаду Риги и вступив в сепаратные мирные переговоры с Карлом, оказал ему не менее эффективную поддержку, чем английский и голландский флоты в проливе Зунд. Август и Паткуль больше боялись успехов Петра, чем Карла, главным противником они считали своего союзника! Они стремились не помочь, а помешать русским овладеть Нарвой. Паткуль писал саксонскому посланнику барону Лангену: «Вы знаете хорошо, как хлопотали мы о том, чтобы отвратить его (Петра) от Нарвы; мы руководствовались при этом важными соображениями, между которыми главное, что не в наших выгодах допустить царя в сердце Ливонии, позволив ему взять Нарву». Вот где кроются причины снятия осады Риги или попыток заключения сепаратного мира с Карлом. В свете такой политики приходится рассматривать и поведение саксонского генерала Галларта, руководившего «неудачной» осадой Нарвы, и присланного Августом фельдмаршала герцога де Круа, который, находясь в русском лагере, обменивался с Августом шифрованными письмами...
Петр узнал о выходе Дании из Северного союза, когда армия уже двигалась к Нарве, а двойная игра Августа II пока давала основания лишь для догадок и подозрений. Курфюрст ловко скрывал свое двуличие, понимая, что все равно у Петра нет других союзников. К тому же царь страдал всегда, особенно в то время, избытком простодушной доверчивости по отношению к своим европейским дипломатическим партнерам. Да и поздно уже было менять планы на ходу. События под Нарвой приобрели неотвратимый характер. Петр планировал осаду и штурм всего одной шведской крепости. Но его армии пришлось совершенно неожиданно вступить в сражение с главными силами шведов во главе с самим королем, к чему она была совсем не подготовлена ни материально, ни психологически. Под Нарвой стояла армия, представлявшая собой только зародыш тех вооруженных сил, которые были необходимы, чтобы сокрушить Швецию один на один, действуя самостоятельно, без союзников.
Таким образом, вопреки распространившемуся тогда мнению под Нарвой не произошло разгрома новой петровской армии. Дело в том, что там еще не было этой армии, если не считать трех полков: Преображенского, Семеновского и Лефортова. Но там находились пять старых стрелецких полков и традиционное дворянское ополчение, о крайне низких боевых качествах которых уже шла речь. Правда, оставшуюся часть войск составляли гак называемые новоприборные полки, то есть новобранцы, находившиеся в строю менее года и никогда не нюхавшие пороха. Этих солдат очень хвалили иностранные дипломаты. Беда в том, что во главе их не было опытных и подготовленных русских офицеров. Офицерский корпус армии состоял в основном из наемных иностранцев, о военных достоинствах которых ничего не было известно. Собственно, облик этих случайных людей символизировала фигура главнокомандующего герцога Шарля де Круа. Раньше он служил главным образом в австрийской армии, из которой был уволен за провал крупной операции. Это не помешало императору рекомендовать его Петру в качестве опытного полководца. Он был прислан к Петру Августом II, на службу к которому герцог поступил в 1698 году. Вкладом герцога в нарвскую битву послужила его сдача в плен, что он сделал, даже не попытавшись руководить боем. Не зря Карл XII первым делом наградил своего пленника крупной суммой в 1500 червонцев и приказал кормить его с королевского стола! Фактически русские войска под Нарвой не имели руководства, и главной причиной разгрома была дезорганизация командования. Собственно, можно ли было считать армию Петра у Нарвы русской армией, если ее офицерский состав представлял собой наспех набранных наемников из отбросов европейских армий? Можно сказать, что в этом смысле Карл XII под Нарвой нанес поражение не русской, а европейской армии! Конечно, в ней было немало прекрасных солдат, даже целых подразделений, державшихся великолепно. Пример тому — героическое поведение Преображенского и Семеновского гвардейских полков.
Итак, два фактора сыграли роковую роль: унаследованная от старомосковских времен старая военная организация и жалкая роль иностранного командного состава. Самые пагубные последствия имела ошибка самого Петра, выразившаяся в его чрезмерном доверии к наемным иностранным офицерам. Только после Нарвы русский царь начнет постигать ту истину, что если в мирных делах, в строительстве кораблей, в создании промышленности и т. п. иностранным специалистам можно и должно доверять, то на войне, требующей самопожертвования, презрения к смерти, героизма и других необходимых воинских качеств, рассчитывать на них невозможно. Трудно было и требовать от них, чтобы они умирали за непонятную и часто презираемую ими «варварскую» страну.
Наконец, пресловутый вопрос, до сих пор порождающий множество спекулятивных рассуждений. Почему накануне сражения под Нарвой, начатого неожиданным нападением Карла XII на русский лагерь, Петр оставил его и уехал, поручив командование какому-то наемному герцогу? В иностранной, а порой и в отечественной литературе дело доходит до того, что Петра даже обвиняют в трусости. Учитывая бесчисленные факты подлинно героического поведения Петра на всем протяжении его жизни, это абсурд. Нельзя судить Петра Великого по меркам поведения, применимым к солдату, офицеру или даже генералу. Он был главой государства, причем государства абсолютистского, где все замыкалось на одной личности. К тому же это государство было уже вовлечено в сложный и тяжелый процесс преобразований, ставивших под вопрос все его традиционные устои. В такой момент, как никогда, благополучие страны, нации воплощалось в зыбком физическом существовании одного смертного человека. Подвергать его опасности ради соблюдения пресловутых феодальных норм «королевской чести» было бы верхом претенциозной глупости, фанфаронства и безответственности. Гарантировать войско от возможного поражения уже нельзя было ничем, в том числе и личным присутствием царя. Более того, в случае его гибели или плена поражение стало бы непоправимым. С другой стороны, проигрыш одного сражения в конце концов совсем не означал проигрыша войны, которая еще только начиналась.
Ближе всех историков к пониманию тайны поведения Петра под Нарвой стоит С. М. Соловьев, который писал, что «безрассудная удаль, стремление подвергаться опасности бесполезной было совершенно не в характере Петра, чем он так отличался от Карла XII. Петр мог уехать из лагеря при вести о приближении Карла, убедившись, что оставаться опасно и бесполезно, что присутствие его может быть полезно в другом месте. Это был человек, который менее всего был способен руководствоваться ложным стыдом».
Поражение под Нарвой ярко обнаружило одно из сильнейших качеств Петра — государственного деятеля, полководца, дипломата, преобразователя — умение извлекать уроки из событий, использовать неудачи в качестве стимула для резкой активизации своей деятельности. «Нарва,— писал К. Маркс,— была первым серьезным поражением поднимающейся нации, умевшей даже поражения превращать в орудия победы».
Реализм Петра проявился в оценке, которую он давал нарвскому поражению. Признавая факт победы шведов, он трезво оценивал и состояние русской армии, ее необученность, отсутствие должного снабжения, крайнюю слабость руководства, оказавшегося ниже всяких требований. Ее действия Петр сравнивал с детской игрой. Поэтому победа шведов была совершенно закономерной, поскольку речь шла о превосходстве опытной, обученной армии над армией, не имевшей еще никакой практики. Такие выводы делал Петр в «Гистории свейской войны». Там же он охарактеризовал влияние поражения на Россию, на свою собственную деятельность, говоря, что, когда это несчастье, а вернее, «великое счастье», произошло, оно вынудило русских отказаться от лени и проявить небывалое трудолюбие и активность.
Царь действует с бешеной энергией. Первым делом князю Репнину приказано было привести в порядок полки, отступившие от Нарвы; они насчитывали 23 тысячи человек. Петр строжайше указал не отступать под страхом смерти от линии Новгорода и Пскова. Города эти и Печерский монастырь лихорадочно укреплялись и превращались в крепости. В Москве спешно объявили новый набор. Призывали людей любого звания, не исключая и крепостных. Необходимо было возместить потерянную под Нарвой артиллерию. Именно теперь начинается рождение мощной уральской металлургии. Но нельзя было терять пи часа. «Ради Бога,— писал Петр Виниусу,— спешите с артиллерией, как только можно; потеря времени смерти подобна». Следует легендарный приказ Петра: снимать колокола с церквей и переливать их на пушки. Всего за год удалось отлить пушек, мортир и гаубиц больше 300. В конце января 1701 года имперский посол Плейер доносил в Вену, что армия быстро стала сильнее прежней втрое.
Если для России, для Петра Нарва оказалась тяжелым, грубым, но полезным уроком, воочию показавшим русским людям своевременность и необходимость петровских преобразований ради спасения отечества, то для юного шведского короля, одержавшего победу, она имела роковое последствие. Уже и до этого отличавшийся безудержным тщеславием, болезненной гордостью и самолюбованием, он окончательно уверовал, что в его лице бог создал нового Александра Македонского. Отныне страсть к войне становится у него маниакальной. Один из его верных помощников — генерал Стенбок писал после Нарвы: «Король ни о чем больше не думает, как только о войне; он уже больше не слушает чужих советов; он принимает такой вид, что как будто бы бог непосредственно внушает ему, что он должен делать».
Карл XII утратил способность трезво оценивать события и факты. В его глазах нарвская суматоха, где только счастливый для него случай дал ему победу, превратилась в свидетельство его полководческого гения. Он проникся крайне опасной для военачальника верой в мифическую слабость русской армии, в воображаемое малодушие Петра. «Нет никакого удовольствия,— говорил он с презрением,— биться с русскими, потому что они не сопротивляются, как другие, а бегут».
События под Нарвой вызвали широкий резонанс в Европе. При этом масштабы поражения России непомерно преувеличивались в духе представлений самого Карла XII. Известие о его победе было повсюду встречено с радостью и одобрением. Дело в том, что обе группировки, готовившиеся к войне за испанское наследство, соперничали в стараниях привлечь на свою сторону Швецию, которая давала авансы как Англии и Голландии, так и Франции. Начало Северной войны было встречено в этих странах с крайним недовольством, поскольку боялись, что Швеция увязнет в войне с Россией и другими участниками Северного союза и не сможет участвовать в испанской войне. Когда же из-за нападения Дании на Голштинию и попытки штурма Риги Августом II Швеции пришлось воевать, ей всячески старались помочь. Поддержка Англией и Голландией Карла против Дании была продиктована именно этими стремлениями. Когда пришло известие, что Карл, только что разгромивший Данию, затем Августа II, одержал победу под Нарвой, то восторгам не было конца. Возникла уверенность, что Швеция очень скоро победоносно расправится со всеми своими противниками на севере, а затем вследствие обнаружившейся крайней воинственности молодого короля непременно ввяжется в испанскую войну.
В Европе, особенно в германских протестантских государствах, ожили воспоминания о прадеде Карла XII — Густаве-Адольфе, прославившемся в Тридцатилетней войне своими победами. Даже самые знаменитые полководцы тех времен, такие как герцог Мальборо или Евгений Савойский, пели дифирамбы новоявленному Александру Македонскому.
О впечатлении, произведенном в Европе победой Карла XII под Нарвой, и о международных последствиях этого события дают представление донесения, поступавшие от единственного в то время постоянного дипломатического представителя А. А. Матвеева из Гааги. Здесь были крайне недовольны осадой Нарвы, предпринятой Петром. В Голландии опасались, что приобретение Россией портов на Балтике нанесет ущерб голландской торговле. Вспоминали пребывание Петра на голландских верфях. Некогда его воспринимали как чудачество царя. Теперь начали понимать, что дело обстоит гораздо серьезнее и что возможность появления на морях кораблей под русским флагом может стать реальностью. Английский посланник в Гааге от имени короля предлагал Матвееву посредничество для заключения мира со Швецией.
Полученное в Голландии в середине декабря 1700 года сообщение о победе шведов под Нарвой произвело «несказанную» радость. Матвеев доносил Петру: «Шведский посол с великими ругательствами сам, ездя по министрам, не только хулит ваши войска, но и самую вашу особу злословит, будто вы, испугавшись приходу короля его, за два дня пошли в Москву из полков, и какие слышу от него ругания, рука моя того написать не может. Шведы всяким злословием поносят и курантами на весь свет знать дают не только о войсках ваших, и о самой вашей особе. Здешние господа ждут мира, потому что лучшие ваши войска побиты... и солдат таких вскоре обучить невозможно».